Стихи Дрожжина о весне – это песнь гармонии и рассвету, пробуждению и радости. Поэт – певец свободы, человек, призванный прославить свою Отчизну.
Из книги «Баян» 1909 годО чем поешь, баян народный,Скажи-ка мне? —Пою о родине свободнойИ о весне.
«Гнездо ласточки»
ЛасточкаСизокрылаяПод моим окномСвила гнёздышко —И поёт себе,Заливается,Весну краснуюПрославляючи,И от зорюшкиВплоть до вечераЕё слушал бы,Не наслушался,Про своё житьеБез тепла гнездаВ стороне чужойВспоминаючи.
Ни для кого не секрет, что в поэтическом мире весна, осень, зима, лето – это не только периоды года. С каждым временным отрезком соотносятся особые настроения, некие укоренившиеся ассоциации. Весна – это надежда на лучшее и радостное.
Зимние дни миновали,Ночи короткие стали;Солнышко с неба яснейЛуч золотой разливает.Влажным теплом подуваетВетер с раздольных полей.Быстро одна за другоюТучки несутся толпою,Легкою дымкой скользят.Галки, вороны стадамиСядут на крыше рядами,Каркнут и дальше летят.Верба над тыном склонилась,Вся расцвела, распушилась,Так и блестит жемчугом.Кое-где обтаяли кочкиИ закраснелися почкиС дремлющим сладко листом…
Спиридон Дмитриевич Дрожжин родом из села Низовка Тверской губернии. На двенадцатом году жизни будущий поэт отправился в Петербург в поисках лучшей доли. Несладко пришлось мальчишке на чужой для него стороне. Он скитался по России, а в 1896 году вернулся в родные пенаты, в своё село, где основным видом деятельности его стал крестьянский труд.
Всё зазеленело…Солнышко блестит,Жаворонка песняЛьется и звенит.
Бродят дождевыеВ небе облака,И о берег тихоПлещется река.
Весело с лошадкойПахарь молодойВыезжает в поле,Ходит бороздой.
А над ним всё вышеСолнышко встает,Жаворонок песнюВеселей поет.
Немало досталось поэту в жизни, но невзгоды и сложности не сломили его. Поэзия Спиридона Дрожжина – очевидная, близкая, честная. Автор сумел отразить в своём творчестве стремление людей к лучшей доли, к счастью, к свободе.
Как не гордиться мне тобой,О родина моя!Когда над Волгою роднойСтою недвижим я,
Как хороша ты в теплый деньНа празднике весны,Среди приветных деревеньРодимой стороны!
Как бодро дышится, когдаНа поле весь народСреди свободного трудаВсе силы отдает!
Каким восторгом мою грудьТы наполняешь мне,Когда хочу я отдохнутьС тобой наедине!..
Я в каждом шелесте листовТвой голос узнаю.Хожу среди твоих лугов,Мечтаю и пою.
Во всей в тебе и мощь видна,И сила с красотой,Недаром ты и названаВеликой и святой.Из стихотворения С.Дрожжина «Родина»
Пришла пора весенняя,Цветут цветы душистые,Слетаются-сбираютсяВсе пташки голосистые.Поют в полях, поют в лесах,С куста на куст порхаючи:Заслушалась красавица,Про друга вспоминаючи.
Стоит, глядит задумчивоКуда-то вдаль незримуюИ звонким колокольчикомЗаводит песнь любимую;Далёко эта песенкаВ родных полях разносится,Звенит, душой согретая,В другую душу просится.Из стихотворения С.Дрожжина «Сельская идиллия»
detskiychas.ru
С. Дрожжин. «Родина»
Во время путешествий по Волге мне посчастливилось побывать во многих старинных русских сёлах и деревнях, больших и малых, красивых и не очень. У всех у них своя многовековая история — частица нашей, общей, российской. Некоторые поселения так потрепала жизнь, что они до сих пор не восстановились и представляют печальное зрелище, но большинство имеют вполне достойный облик. На улицах стоят крепкие красивые дома. На центральной площади села обязательно возвышается белокаменная церковь. Старинные здания достойно гармонируют с современной архитектурой. Палисадники ухожены, в каждом дворе плодоносящий сад, крепкие хозяйственные постройки. Видно, уважают жители себя и любят своё село. Удивительная чистота, порядок и умиротворение во всём. Особенно красивы волжские селения вечером, когда при закате солнца остывает день и всё погружается в полумрак. Появившиеся на небе звёзды освещают ровным светом волшебную гладь Волги. Хорошо в это время сидеть на берегу реки, у костерка, в хорошей компании. Пить душистый, заваренный на травах чай, неспешно беседовать, вспоминать историю, даты, имена людей, прославивших эти места. Вспомнили мы и русского поэта Спиридона Дмитриевича Дрожжина, уроженца этих мест, читали стихи и восхищались его природным талантом.
Не всем русским поселениям везло в истории. Многие канули в лету во время войн, некоторые из-за вымирания населения или административных преобразований. Есть в России небольшая река Шоша — правый приток Волги, в устье которой находится знаменитый комплекс отдыха руководителей нашего государства «Завидово». Комплекс расположен на месте старинного русского села Шоша, где Юрием Долгоруким была построена крепость Городок, запиравшая вход в Шошу — путь к Волоколамску. Позже, но ещё до нашествия Батыя, здесь возникли два монастыря: Богородский и Воскресенский. Потом Воскресенский монастырь был преобразован в приходской храм, давший второе имя селу — Воскресенское. В 1937 году при строительстве Иваньковской плотины монастырские постройки и село Шоша были затоплены.
На другом берегу Шоши, напротив бывшего села, располагалась деревня Низовка, через которую когда-то, пролегал тракт Москва — Петербург. В деревне Низовка родился крестьянский поэт Спиридон Дмитриевич Дрожжин, здесь же он прожил большую часть своей жизни и умер.
Родился он в 6 декабря (18) декабря 1848 года в семье крепостных крестьян. В школе учился неполные две зимы, потом одиннадцатилетнего сына мать отправила на заработки в Санкт-Петербург. Следующие годы жизни Дрожжина прошли в скитаниях по России. Он сменил множество профессий. С 1860 по 1871 год жил в Петербурге, упорно занимался самообразованием. Здесь он познакомился с произведениями Н. А. Некрасова, А. В. Кольцова, И. С. Никитина, Л. Н. Толстого и других известных русских писателей. В шестнадцать лет написал первое стихотворение. В 1867 году начал дневник, который вёл до конца своей жизни.
Первая публикация Дрожжина появилась в журнале «Грамотей» в 1873 году. С этого времени Дрожжина стали печатать во многих изданиях: «Дело», «Слово», «Семейные вечера», «Русское богатство» и других. Его стихи печатали и на родине в журнале «Тверской вестник» и альманахе «Зарницы».
Из-за бедственного материального положения и под влиянием встреч с Львом Николаевичем Толстым в 1896 году возвращается на родину. Здесь он полностью посвящает себя литературному труду. В 1903 году участники «Кружка писателей из народа» организовали вечер, посвящённый 30-летию поэтической деятельности С. Д. Дрожжина. Одним из организаторов вечера был Иван Алексеевич Бунин. В своём приветственном слове он назвал Дрожжина «самым даровитым поэтом-самоучкой».
В этом же году Академия наук назначила Дрожжину пожизненную пенсию, а в 1910 году присудила премию за сборники «Заветные песни», «Новые русские песни», «Баян». В 1915 году получает почётный отзыв имени А. С. Пушкина за сборник «Песни старого пахаря».
К концу ХIХ века С. Д. Дрожжин становится самым известным русским крестьянским поэтом. Летом 1900 года его посетил австрийский поэт Райнер Мария Рильке, переводивший его стихи на немецкий язык.
В первое десятилетие ХХ века одна за другой выходили книги поэта. В 1905 году Дрожжин был избран почётным членом «Общества любителей российской словесности», получил несколько литературных премий.
Октябрьский переворот Дрожжин встретил в Низовке, вскоре покинул её, занявшись общественной работой. В 1919 году он был избран председателем съезда пролетарских писателей Тверской губернии, а в 1924-м — почётным членом «Всероссийского союза поэтов».
Умер поэт 24 декабря 1930 года и похоронен в селе Шоша. В 1937 году, после заполнения Иваньковского водохранилища, его прах и дом были перенесены в посёлок Новозавидовский, где был открыт дом-музей.
Дрожжин — один самых плодовитых крестьянских поэтов, выпустивший более тридцати поэтических сборников. Для стихов раннего периода характерно воспевание красоты и грусти сельской жизни. Дрожжин-поэт испытывал разнообразные влияния, но его неповторимую поэтическую индивидуальность, его голос мы чувствуем и узнаём сразу.
Многие стихи дооктябрьского периода пользовались огромной популярностью в народе, стали песнями, записывались для граммофонов, проникли в фольклор. Известные в то время композиторы А. С. Чернявский, В. И. Ребиков, В. Р. Бакалейников, Ф. О. Лашек, В. А. Зиринг писали на его стихи песни, которые с успехом исполняли Ф. И. Шаляпин, Н. В. Плевицкая, А. Д. Вяльцева и другие.
В конце жизни в его стихах повторяются прежние мотивы, которые пересекаются с новым пафосом социалистического утверждения.
Творчество самобытного русского крестьянского поэта мало известно, и многие, кто соприкоснулся с ним, проявляют неподдельный интерес к его поэзии. К сожалению, в настоящее время довольно сложно найти произведения поэта и больше узнать о его жизни и судьбе. Мало известно и о его личной жизни, но его творчество по-прежнему остаётся актуальным.
Кругом поля раздольные, Широкие поля, Где Волга многоводная — Там родина моя.
Покрытые соломою Избушки у реки, Идут-бредут знакомые, И едут мужики.
Ребята загорелые На улице шумят. И, словно вишни спелые, Их личики горят.
Вдали село, и сельский храм Приветливо глядит, А там опять к родным полям Широкий путь лежит.
Идёшь, идёшь — и края нет Далёкого пути, И хочется мне белый свет Обнять и обойти.
1871 г.
В деревне, чуть заря вечерняя займётся, Играет молодёжь, сплетаясь в хоровод, Звучит гармоника, и песня раздаётся Такая грустная, что за сердце берёт. Но грусть сроднилася с крестьянскою душою, Она всегда в груди измученной живёт И разгоняется лишь песнею родною. Отпряжен от сохи, средь поля конь усталый Пасётся в табуне; вхожу я тихо в дом, Чтоб за ночь отдохнуть — и чтоб на зорьке алой Проснуться и опять с товарищем-конём На поле целый день трудиться с силой новой, Взрывая борозды, иль, срезав рожь серпом, Душистые снопы возить на ток готовый. А тёплый вечер так порой душист и ясен, Когда разносится народной песни стих, О, как её язык и звучен и прекрасен, Как много слышится в ней мук пережитых.
1906 г.
Пришла пора весенняя, Цветут цветы душистые, Слетаются-сбираются Все пташки голосистые. Поют в полях, поют в лесах, С куста на куст порхаючи: Заслушалась красавица, Про друга вспоминаючи. Стоит, глядит задумчиво Куда-то в даль незримую И звонким колокольчиком Заводит песнь любимую; Далёко эта песенка В родных полях разносится, Звенит, душой согретая, В другую душу просится.
Всё в этой песне слышится: Любовь, глубоко скрытая, И счастие далёкое, И горе пережитое. Под вечер добрый молодец, Окончив пашню чёрную, Пустил коня и к девице Пошёл дорогой торною.
Никто не знал, что сделали С красавицей девицею Певуньи-пташки вольные С весною-чаровницею. А ночка, ночь весенняя Все тайны, что проведала, Хранить и ясну месяцу И звёздам заповедала!
1875 г.
Как не гордиться мне тобой, О, Родина моя! Когда над Волгою родной Стою недвижим я,
Когда молитвенно свой взор Бросаю в небеса, На твой чарующий простор, На тёмные леса.
Как хороша ты в тёплый день На празднике весны, Среди приветных деревень Родимой стороны!
Как бодро дышится, когда На поле весь народ Среди свободного труда Все силы отдаёт!
Каким восторгом мою грудь Ты наполняешь мне, Когда хочу я отдохнуть С тобой наедине!...
Я в каждом шелесте листов Твой голос узнаю. Хожу среди твоих лугов, Мечтаю и пою.
Во всём в тебе и мощь видна, И сила с красотой, Недаром ты и названа Великой и святой.
1904 г.
magazines.russ.ru
Спиридон Дмитриевич Дрожжин родился в 1848 году в деревне Низовка Тверского уезда, умер в 1930 году там же. С двенадцатилетнего возраста жил в Петербурге и прислуживал в гостиницах и трактирах, работал продавцом в табачной лавочке и книжном магазине, лакеем, служащим на табачной фабрике (в Ташкенте) и на железной дороге, а с конца 1870-х годов занимался земледельческим трудом. Тогда же он стал постоянно помещать свои стихотворения в различных журналах и приложениях. Первый сборник его стихотворений вышел в Москве в 1889 году. При жизни поэта вышли в свет 33 отдельные его книги и брошюры (включая переиздания). В «Автобиографии» (Москва, 1923) Дрожжина много свидетельств об интересе поэта к народным песням, которым он сознательно подражал. На тексты его писали музыку малоизвестные композиторы, большинство из которых также требуют особого упоминания в издании, наподобие этого — «Забытые ноты, забытые имена». Поэзия Дрожжина посвящена труду, быту и чувствам простого крестьянина, испытала сильное влияние песенного фольклора. Надо сказать, что многочисленные публикации Дрожжина в столичной печати встречали множество благожелательных откликов и поддержку влиятельных литераторов, таких, например, как Иван Суриков, Николай Некрасов и Лев Толстой... ........................................................... Отрывок. Полный текст в книге: Забытые тексты, забытые имена. Выпуск 1
https://www.litres.ru/a-ammosov/zabytye-teksty-zabytye-imena-vypusk-1/
Рейтинг работы: 0Количество рецензий: 0Количество сообщений: 0Количество просмотров: 77© 05.10.2016 Виктор Меркушев Свидетельство о публикации: izba-2016-1797064Рубрика произведения: Поэзия -> Лирика гражданская
www.chitalnya.ru
«И дал мне Господь две скрижали каменные… А на них все слова, которые изрёк вам Господь на горе из среды огня…»
Второзак<оние>, IX, 10
Я внимаю мучительным стонам твоим,И с глубокой тоскою в грудиЯ гляжу на громады скалы роковой,На тяжёлые цепи твои…О, Зевес был жестокий, безжалостный бог,Беспощадный во власти своей!..Но умолкни на миг, жертва мести слепой,Посмотри на меня, Прометей!Не украл я у бога святого огня,Не украл: он мне сам его дал,И нести его к людям, в мир рабства и тьмы,И беречь и хранить завещал!Не украл я у бога святого огняИ не даром его получил:И слезами своими, и кровью своейЯ за этот огонь заплатил.И доныне ещё я плачу за негоИ слезами, и кровью своей,И не коршун один грудь больную клюёт —Сотни коршунов, тысячи змейВ беззащитное бедное сердце впились,Рвут кровавые раны мои…О, что значат, в сравнении с мукой моей,Все страданья, все муки твои?!.
ДумаДля нас отчизна только там,Где любят нас, где верят нам.
Лермонтов
Вы вновь звучите мне, забытые мотивы, —И дышат сладостной прохладой на меняЗелёные луга и палевые нивы,И, в сени мирные приветливо маня,Кудрявой головой дремучий лес качаетИ грёзой тихою мне душу обвевает… Молчит моя печаль, утихло в сердце горе,Все боли улеглись, душа чиста, светла…А песнь растёт, растёт, как в часприлива – море,Исполнена надежд, и света, и тепла…И слышатся мне в ней, полны любви и ласки,О счастии былом чарующие сказки… Вот бедный уголок, где песней соловьинойКатились дни моей исчезнувшей весны…Всё снова предо мной стоит живой картиной,И – мнится мне – среди глубокой тишиныСедая вечность мне кивает головою,И тени прошлого беседуют со мною… И говорят они про юность золотую,Про веру тёплую, и грёзы, и мечты,Что волновали ум и душу молодуюПред светлым образом добра и красоты…Я жадно внемлю им душой своей тревожной,И радость для меня вновь кажетсявозможной… И вечно бы хотел я слышать эти сказки,Забыв, что больше нет уже тех чудных дней,Когда вокруг меня всё полно было ласки,И смело называл я родиной своейТе горы и поля, где – полный юной силы —Цветами убирал отцовские могилы. В надежде сладостной, в ликующих порывахНе внемля голосу души моей больной:«Не возвратить вовек тебе тех дней счастливых,Как не поднять кустам, нависшим над рекой,Росинок, что с ветвей украдкою скатилисьИ с мутною волной навек соединились…»
«Горячих слёз бушующее море…»Горячих слёз бушующее мореКипит и стонет предо мной,И бой ведёт в нём на простореМоё отчаянное гореС моей больной, измученной душой… Стихает бой и снова закипает…Бойцы ко дну идут – и тамДуша в бессилье замирает,А горе… горе выплываетИ с хохотом несётся по волнам.
Сонет(Надпись на портрете)Перед тобою храм с закрытыми дверями.Суровый ли чернец в безмолвной полумглеНевольно задремал и бледными лучамиИграет блеск лампад на мертвенном челе? Весталка ль юная, отдавшись буйной властиПроснувшейся души, стоит перед огнём?Полна отчаянья, полна безумной страсти,Молитву ли творит в безмолвии ночном, Иль шепчет злобные проклятья и укоры?Кто скажет это нам? Железные затворыМолчат, безмолвен храм, ответа не даёт… Так не ищи ж в чертах, безжизни, без движенья,Ни смысла тайных дум, нискрытого значеньяТого, что в глубине души моей живёт.
На родинеЯ вновь пришёл к тебе, родная сторона;Пришёл измученный, с поникшей головою,Но радостью немой душа моя полна,Той тихой радостью, той светлой тишиною,Что веют в полумгле румяных вечеровС обрывов и низин днепровских берегов,Где в светлой глубине души моей впервыеДва звука родились, согласные, родные,Как два подземные ключа, —И песня первая, свежа и горяча,Зажглась в моих устах, вскипела под перстамиИ брызнула со струн звенящими струями… О родина моя, недаром же душойСтремился я к тебе… Я помню вечер ясный,Когда лишь в первый разпрощался я с тобой, —Безбрежной пеленой, цветущей и прекрасной,Лежали вкруг меня родимые поля;Широкого Днепра зеркальная струя,Озарена вдали румяною зарею,Звенела под горой, и сетью световоюЛожился отблеск золотойОт лёгкой зыби вод на скат береговой;Сирень цвела; роса вечерняя сверкала, —Всё миром, тишиной и негою дышало… То был ли шёпот волн, то грёза ли была?Я помню – всё во мне мгновенновстрепенулось,И звуки, стройные, как мерный шум крылаОрлицы молодой, – души моей коснулись…Родимый уголок мне тихо говорил:«Прощай, дитя моё!.. Я много, много силВскормил в твоей груди… Иди без сожаленья,Куда влекут тебя заветные стремленья, —Бойцом свободы и добра;Живи, борись, люби!.. Когда ж придёт пораИ ты, измученный тяжёлою борьбою,Поникнешь бедною, усталой головою, —Тогда вернись ко мне…» О родина моя,Прими меня, прими дитя своё больное! Ты много сил дала, – по капле, как змея,Их высосала скорбь и горе роковое.Я за себя страдал, боролся за себя —И устоял в борьбе, страдая и любя,Но горе, новое, неведомое горе,Безбрежное, как мир, бездонное, как море,Из тысяч стонущих грудейПроникло в грудь мою; в больной душе моейБезумный, страшный крикотчаянья раздался, —И заглушить его напрасно я старался… Но я вернулся к вам, родимые поля,И божья благодать живительной волноюСтруится в грудь мою… Полна душа мояТой тихой радостью, той светлой тишиною,Что веют в сумраке душистых вечеровСо скатов и низин днепровских берегов…Шуми, шуми же, Днепр,прохладой вод зеркальныхОбвей больную грудь и бурю дум печальныхВ уме тоскливом утиши!Зажгись, заря, во мгле измученной души, —И пусть я встану вновь, на бойврагов скликая,Страдая и любя, молясь и проклиная!..
ИеремиадаУноси мою душу в ту синюю даль,Где степь золотая легла на просторе —Широка, как моя роковая печаль,Как мое безысходное горе. Разбужу я былые надежды мои,И тёплую веру, и светлые грёзы —И широкой волной по раздольной степиРазолью я горючие слёзы. И по звонким струнам я ударю звучней,И хлынут потоком забытые звуки;Разом выльет душа все созревшие в нейБесконечные, тяжкие муки… Уноси мою душу в ту чудную даль,Где степь золотая лежит на просторе —Широка, как моя роковая печаль,Как моё безысходное горе!..
В капищеТоржественней звучит жрецов унылый хор;Стихает баядер неистовая пляска;Усталым пламенем горит их дикий взор,И гаснет на щеках горячечная краска. Уж каплет медленней душистая смолаИз вазы бронзовой на уголь раскалённый,И тихо крадется таинственная мглаПо нишам и углам божницы золочёной… А в нишах по стенам сидит недвижный рядГранитных идолов. Их каменные очиСквозь сумрак на меня загадочно глядят.Мне жутко в этой мгле, мнедушно, – но нет мочи Уйти от взора их: какой-то тайный страхУста мои сковал. Без мысли и без словаГляжу на лица их, померкшие сурово, —Гляжу, и мнится мне – на мёртвых их устах Улыбка жалости и едкого презреньяЗазыблилась слегка, застыла без движенья,И шёпот медленный, как мерный шум дождяВ безветрии ночном, души моей коснулся:«…Безумный человек, безумное дитя!..От этих стен, как цепь, далёко протянулся Столетий ряд: звено последнее лежитНа паперти того сияющего храма,Где ярким пламенем иной алтарь горит,Клубятся облака иного фимиама; И бог иной царит в могучем храме том, —Не идол каменный, объятый мёртвым сном,Без власти и без сил, без ласки,без ответа, —Но вечный и живой, взирающий кругомС улыбкой благостной участья и привета,Бог мира и любви, бог истины и света. Не правда ль, перед ним и жалок, и смешонВесь этот ветхий мир, весь блеск, и шум, и звон,И наши алтари, и гимны, и куренья?..Но там, у вас, скажи, умолк ли плач и стон?Рассеян ли кошмар бессилья и сомненья? О, да! Кому ж грустить, кому жеплакать там,Где всё, что истинно, правдиво и прекрасно,Так близко разуму, так дорого сердцам,А взорам так светло, отчетливо и ясно? О, там – не правда ли? – ирадости светлей,И нет там ни тоски, ни гнева, ни печали?Скажи, – ведь люди там давно уже познали,Чем сделать жизнь свою и шире, и полней? Какие ж там должны поля цвести! КакиеДолины зеленеть, сады благоухатьИ песни звонкие, свободные, живыеВ тех рощах и полях рождаться и звучать! Скажи… Но что с тобой? Зачем в тоске бесплоднойТы голову склонил, вздыхая и грустя?Ты стонешь… Где? Пред кем? Ты,гордый и свободный,Ты слёзы льёшь… На что? Накамень наш холодный?..О, бедный человек! О, бедное дитя!..»
В УкрайнеВ степи привольной без дорогиБрожу один порой ночной.Вдали днепровские пороги,Полны неведомой тревоги,Грохочут громкою волной. Унылый явор чутко дремлет;Курганов сумрачную цепьГлубокий, мирный сон объемлет,И шуму волн днепровских внемлетКругом темнеющая степь.Но чу! над старою могилойМелькнула искра в мгле ночной…В кустах пронёсся шум унылый…Певца Украйны образ милыйПроходит тихо предо мной: Глубокий, скорбный взор, мерцая,Скользит задумчиво по мне;Струна бандуры, замирая,Как на заре струя речная,Дрожит и стонет в тишине. Звенит струна, дрожит, рыдает,И звонкий, острый, жгучий стихИз волн созвучий выплываетИ знойным блеском наполняетХолодный сумрак дум моих. Звучит бандура… В мраке тонетКурганов сумрачная цепь;К могилам вербы ветки клонят,И – мнится – тихо, тихо стонетКругом темнеющая степь…
Вестники весныПосмотри, в лазури ясной,Шумной радости полны,Снова стаей суетливойРеют вестники весны. Суетливой стаей вьются,И щебечут, и шумят.Снег последний быстро тает.Громы первые гремят. Чьи-то звуки; чьи-то песниЛьются с радужных высот.Чей-то голос, нежный, милый,В даль звенящую зовёт… Слушай, слушай!.. Эти звукиС нив, долин, лесов и гор…Ах, уйти, уйти бы в поле,В степь, на волю, на простор! Сны последние развеять,Цепь последнюю порвать…Крикнуть, свистнуть, грянуть песней,Засмеяться… зарыдать!..
Fata morganaНе там, где небеса палящим пышут зноем,Исполнены немой, безжизненной тоски;Где красной пеленой, объятые покоем,Безбрежно стелются горячие пески;Не там, где караван, томимыйжаждой жгучей,Уныло тянется по россыпи горючей,И смуглый сын степей, угрюмый бедуин,Пытливый, чуткий слух напрасно напрягаетИ, каждый звук ловя, с тоскою озираетБезжизненную ширь сверкающих равнин, —Не там, но в тихий час под бледною зарёю,В прохладной, сочной мглепестреющих долин,Под небом севера, мне грезится пороюВоздушный сонм теней ипризрачных картин…Прощайте все, с кем пил я чашу круговуюЗа славу шумную, венки и алтари:От грёз моих былых иду я в даль немую,Иных ищу цветов, я жду иной зари…Иная грезится мне Слава – там, за дальюНеведомых равнин… Не пламенем и сталью,Не силой куплена, жестокой и слепой;В скрижалях мудреца, в созвучиях поэтаВеликой вестницей добра, свободы, светаЯвляется она пред чуткою толпой.Венок её сплетен не из цветов могильных,Не над обломками возносится она,Есть слуги у неё, но нет рабов бессильных,Молитва есть без слёз, веселье без вина…Не шумен пир её, но вольная дорогаВедёт к её столу. Не спрашивают там:Где родина твоя? В какого веришь бога?Кому служил твой меч, курился фимиам?..Придите все, кто жил, со злом итьмою споря,Кто, к истине стремя все помыслы свои,Хоть каплю счастья влил в потоклюдского горя,Хоть малое свершил для правды и любви!..
В сумерках– Ты устала, дорогая!Труден был тревожный день.Но, над миром пролетая,Тихо стелет ночь немаяОсвежающую тень,Тихим сном головку клонит,Веет отдыхом в тиши.Что ж покой желанный гонитОт измученной души?…– Брат мой! Божий мир огромен,Он прекрасен, он широк;Отчего ж так тих и тёменНаш укромный уголок?Были дни… О, где те сказки,Что текли из уст твоих?Столько света, столько ласки,Столько счастья было в них!О, взгляни: все та же вечноМолодая КрасотаБеспредельно, бесконечноНад вседённой разлита,—Тут поёт волна речная,Под вечерней полутьмойСонный берег опеняяБелоснежною каймой.Там, обвеяны прохладой,Сквозь разливы синей мглыВ даль уходят колоннадойСосен стройные стволы,И в бору, бору зелёномСтруйки плещут в темноте,Древней саги тихим звономВторя дремлющей мечте…Сколько неги, сколько ласки,Сколько чар волшебных в них!..Где ж те песни, где те сказки,Что текли из уст твоих?…– Где те песни? Друг мой милый!Лепестками вялых розНад забытою могилойВетер буйный их разнёс.Тускло светит мой вечерний,Мой пугливый огонёк.Из колючих, старых тернийЯ сплетаю свой венок…О, что делать мне, родная,Если, сердцем проникаяВ ту глубокую печаль,Что свинцовыми волнамиЗаливает перед намиЗатуманенную даль,В этой тьме глухой, пустынной,Я не вижу ни единойЯрко блещущей звёзды,Ни единой силы, смелоПризывающей на дело,На заветные труды?Сколько сил, под властью рока,Неповинно и до срокаПало в сумрак гробовой —От беспутья ли глухого,От безвременья лихого,От неволи роковой!..Друг мой, тёмен, тих и тесенУголок наш… A вокруг…Нет, усни, усни без песен,Бедный друг!..
Я был один в своей убогой, мрачной комнате, один в тот вечер, когда люди обыкновенно ищут общения между собою, чтобы с бокалом в руке встретить момент наступления так называемого Нового года, то есть одного из тех бесчисленных годов-пузырей, которые Сатурн выдувает из пены моря Вечности, – этих блестящих мыльных пузырей, которые лопаются и исчезают едва ли не в самый момент своего появления…
– Который час? – подумал я.
– «Который век?» – отдалось неожиданно в моей душе, – ия увидел пред собою его – этого мрачного героя древней легенды: изможденного, истерзанного и все еще живого, и все же бессмертного – Агасфера…
«Из мрачного, пустынного ущелья,Едва дыша, выходит Агасфер.Две тысячи годов уже промчалисьС тех пор, как он по всем странам землиСкитается, не ведая покоя…Из мрачного, пустыннаго ущелья,Едва дыша, выходит Агасфер;Из черепов, у ног его лежащих,Берёт один и гневно со скалыБросает вниз – и вслед за ним другиеЛетят туда, а Вечный Жид глядитВ отчаянье и горько восклицает:Вот этот был отец мой, эти вот —Жена моя и дети, и родные!И все они – все умереть могли,И только я, отверженец проклятый,Обязан жить!..
Жить – годы, века, тысячелетия… Жить, переживая все муки, придуманые и вновь придумываемые людьми для людей; жить, оплакивая и хороня последнюю мечту, последнюю надежду, чтобы, возвратившись с кладбища, начать питать кровью своей, потом и слезами своими, новую грёзу, новую мечту, новую – увы! – несбыточную надежду… Ты спрашиваешь: который час? – Который век? – скажи мне… скажи! Я вижу на твоём столе изображение Сатурна, опирающегося на скалу, в которую вделан механизм, показывающий часы, минуты и секунды… Секунды, минуты, часы! Да я давно и годы перестал считать, перестал считать столетия. В последний раз я слышал звон косы Сатурна в тот год, когда корабль Санта Мария бросил якорь у берегов Нового Света, а десятки кораблей у берегов Испании спешили поднять паруса, чтобы увезти в изгнание целый народ. С тех пор я перестал узнавать время по часам и календарям. Который час, – который год, – который век, – не всё ли равно?… О, взгляни на меня: разве тот я, каким меня рисовала эта наивная старая легенда? Нет, нет!
Я не смерти, не могилы —Жизни, жизни я ищу!Света, радости я жажду,Мира, воли я хочу!..Не за смертью, – нет, от смертиЯ бежал из края в край;В сердце, кровью истекавшем,Я носил не ад, а рай;Светлый рай труда и мыслиГрёзе радужной сиял,Он в душе моей скорбящейрасцветал, благоухал…Расцветало, наливалосьгрёзой дивное зерно…Сколько лет, веков минуло,Сколько… Ах, не всё ль равно!..
Не всё ли это равно для меня, Вечного скитальца, для которого все, придуманные досущими людьми, деления времени и пространства слились в одном мрачном, угрюмом образе этого бога Времени со взором жёстким и холодным, как тот металл, из которого отлито его изображение? Если терзающая меня теперь жажда жизни и свободы так же бесплодна и бесцельна, как и снедавшая меня некогда жажда смерти; если и ВЕКА ничего почти не изменили в моей горькой и постыдной доле, то какое значение для меня может иметь какой-нибудь ГОД?
Я был один в своей убогой, мрачной комнате.
Я сидел за столом перед молчаливым и неподвижным изображением Сатурна… Я глядел на суровые черты этого бога, и мне казалось, что он своим неподвижным, холодным взором проникал в глубину моей омрачённой души… Как угрюмо морщился его высокий лоб, как сурово насупливались седые брови над холодными глазами. Эти мёртвые глаза с выемками вместо зениц будто ещё глубже уходили в свои металлические орбиты, а эти сухие и холодные бронзовые губы, казалось, шептали:
– Я гений Времени; я дух,Царь Вечности седой;И всё, что день за днём вокругПроходит чередой, —Всё, всё подвластно одномуДвиженью моему:Косы моей единый взмах —Всё мигом тлен и прах.Что сила, юность, красота,Блеск мысли, песен звон!Всё в жизни бред и суета,И всё пройдёт как сон.Всё, всё подвластно одномуДвиженью моему:Косы моей единый взмах —И вмиг всё тлен и прах…
– Ты ждёшь, – говорили эти мёртвые уста, – наступления нового года – новой ничтожнейшей частицы бесконечного, того бесконечного,
В котором властен я одинНемой, но грозный исполин…
Так шептал Сатурн, стоя недвижно и и бесстрастно облокотившись на старый часовой механизм, с его методическим и бесстрастным тик-так, напоминавшим медленное падение водяных капель – падение секунд и минут в бездонное море Вечности…
Но по мере приближения полночного часа я стал испытывать какое-то странное чувство – чувство какой-то жуткой, но сладкой тревоги, беспокойного, но отрадного ожидания.
Раздался бой часов. Ровно, медленно последовали один за другим двенадцать звонких ударов. И едва замер звук последнего удара.
…………………………..
Исчезли старые стены… Всё пространство наполнилось сказочным голубым светом, нежной, милой свежестью, и в это светлое пространство ворвался дивный хоровод сильфид и эльфов с цевницами и свирелями, амуров с золотыми луками и серебряными колчанами, гениев с факелами и гениев с пальмовыми ветвями, крошек-психей на спинах лебедей и аистов…
Эта пёстрая толпа окружала стройного отрока с чистым челом и ясными глазами, который шёл к тому месту, где стоял, опираясь на скалу, старый бронзовый Сатурн. Прямо и спокойно глядели ясные очи отрока на суровое, холодное лицо старого бога, царя Времени, кротко и доверчиво улыбались его свежие уста… И когда отрок приблизился к Сатурну, зазвенели цевницы и свирели, и хор сильфид, эльфов, гениев, психей запел нежными, дивными голосами:
Когда Земля свершит свой ходВкруг вечного светила, —Собрав наш пёстрый хоровод,На землю нас тогда влечётТаинственная сила.Из горных стран, из чудных странНисходит отрок милый, —Беспечен взор и строен стан,Грудь дышет юной силой.Земле, владычице людскихПорывов, дум, желаний,Приносят с высей неземныхПлоды заветной дани.И верят люди, верят вновь,Что вечно в поднебеснойВсесильна лишь одна любовьС трудом и мыслью честной;Что и средь бед тяжёлых лет,От самой колыбели,Весь род людской идёт к святойВеликой славной цели…И близко Правды торжествоИ с ним конец ненастья…Благослови, отец, егоНа труд, на жизнь, на счастье!..
Так пел этот воздушный хор, и – о, чудо! – Сатурн, старый, угрюмый Сатурн отделился от своей мрачной, жёсткой и холодной скалы и, наклонившись к отроку, запечатлел на его светлом челе долгий, нежный поцелуй…
Спиридон Дрожжин
При составлении использованы издания:
Дрожжин С.Д. Стихотворения С.Д. Дрожжина 1866–1888. Третье, значительно исправленное и дополненное издание. С портретом и записками автора о своей жизни и поэзии. Москва. Типолитография И.Н. Кушнерев и Кº. 1907 г.
Поэт крестьянин Дрожжин Спиридон Дмитриевич. Его жизнь и песни. М.; Л. Государственное издательство. 1923 г.
Все публикуемые тексты приведены в соответствие с правилами современного русского языка.
Спиридон Дмитриевич Дрожжин родился в 1848 году в деревне Низовка Тверского уезда, умер в 1930 году там же. С двенадцатилетнего возраста жил в Петербурге и прислуживал в гостиницах и трактирах, работал продавцом в табачной лавочке и книжном магазине, лакеем, служащим на табачной фабрике (в Ташкенте) и на железной дороге, а с конца 1870-х годов занимался земледельческим трудом. Тогда же он стал постоянно помещать свои стихотворения в различных журналах и приложениях.
Первый сборник его стихотворений вышел в Москве в 1889 году. При жизни поэта вышли в свет 33 отдельные его книги и брошюры (включая переиздания). В «Автобиографии» (Москва, 1923) Дрожжина много свидетельств об интересе поэта к народным песням, которым он сознательно подражал. На тексты его писали музыку малоизвестные композиторы, большинство из которых также требуют особого упоминания в издании, наподобие этого – «Забытые ноты, забытые имена».
Поэзия Дрожжина посвящена труду, быту и чувствам простого крестьянина, испытала сильное влияние песенного фольклора.
Надо сказать, что многочисленные публикации Дрожжина в столичной печати встречали множество благожелательных откликов и поддержку влиятельных литераторов, таких, например, как Иван Суриков, Николай Некрасов и Лев Толстой.
Однако скудные литературные гонорары не позволяли ему жить в Петербурге и им было принято решение опять вернуться в Низовку. Да и отношение к нему, как человеку из низов, сильно задевало поэта, негативно влияло на его мироощущение. Можно привести, к примеру, один характерный эпизод, произошедший с ним в 1881 году, по которому можно составить представление о том, как ему приходилось в столице с его социальным статусом, не соответствующим общественным представлениям о поэте.
Дрожжин часто переезжал с места на место в поисках заработка. С собою поэт возил тяжелый ящик с книгами. Однажды этот ящик вызвал подозрение полиции. Когда дворник принес в полицейский участок паспорт Дрожжина и сказал, что в ящике находятся книги, полицейский закричал: «Как книги?! Какие могут быть у него книги?! когда на паспорте ясно значится: крестьянин Тверской губернии и уезда, Городенской волости, деревни… Скажи пожалуйста, какие, я тебя спрашиваю, у него могут быть книги, и для чего?! А?!»
В связи с этим Дрожжин негодующе писал: «… какой дикий взгляд… на нашего крестьянина: он будто бы не должен и не может иметь даже понятия о книге!». Возможно, со времени этого эпизода с ящиком книг Дрожжин и был взят политической полицией на учёт, приведший к жандармскому обыску в доме Дрожжиных в деревне Низовка в ночь с 17 на 18 ноября 1884 года.
Поэт радостно приветствовал Октябрьскую революцию, его стихи входили во многие антологии первых послереволюционных лет.
После революции он включается в общественную работу, будучи выбранным в члены волостного исполкома, ездит по стране с чтением своих произведений. В 1919 г. поэт избирается председателем съезда пролетарских писателей из народа Тверской губернии. В этом же году становится членом Тверского литературно-художественного общества им. И.С. Никитина. Продолжается его поэтическая деятельность. В 1923 г. выходит сборник «Песни труда и борьбы», знаменующий два юбилея поэта: 50-летие литературной деятельности и 75-летие со дня рождения. В связи с этими датами Дрожжин избирается почетным членом Всероссийского союза поэтов; в Твери открывается библиотека-читальня его имени. А через пять лет 80-летний поэт получает приветствие от Академии наук СССР, подписанное её президентом А.П. Карпинским.
28 сентября 1928 г. Дрожжин встретился в Москве с М. Горьким, который вписал в записную книжку поэта: «На память старому поэту – с удивлением перед его неиссякаемым творчеством – С.Д. Дрожжину. М. Горький».
В последние годы жизни Дрожжин работает над сборниками «Песни» (М., 1928) «Пути-дороги» (М., 1929), «Песни крестьянина» (М., Л., 1929, последняя прижизненная книга поэта), готовит к печати Полное собрание сочинений в 4 томах, доводит до 1930 г. свои «Записки о жизни и поэзии».
Более чем 60-летний творческий путь Дрожжина был чрезвычайно плодотворным. Его стихи художественно неравноценны, однако в лучшей части поэтического наследия обнаруживается самобытный талант и мастерство. Простота, задушевность, непосредственность, искренность – определяющие качества лирики Дрожжина. Он певец крестьянской жизни, как сам с первых шагов в литературе определил своё призвание. Наряду с горестными стихами, рисунками нищеты, бесправия, изнуряющего подневольного труда русского крестьянства, поэт изображает и радость созидательного труда хлебопашца, любуется душевной красотой русского крестьянина. В стихотворениях Дрожжина встречаются также и мотивы социальной борьбы.
Любовью к русской деревне, деревенскому пейзажу наполнены многие стихи поэта.
Патриотизм поэзии Дрожжина не декларативен, а глубоко задушевен, оттого его стихи, посвящённые родине, пронизаны болью, полны верой в светлое будущее страны. Жизнеутверждающий патриотический пафос его поэзии наиболее ярко проявляется в его стихах советского периода.
В 1938 году в посёлке Завидово Калининской области открыт музей поэта, в 1978 г. он стал филиалом Калининского государственного объединённого историко-архитектурного и литературного музея.
В годы Великой Отечественной войны музей серьёзно пострадал: погибла личная библиотека Дрожжина, большинство экспонатов.
Но в 1945—48 гг. музей восстановили, экспонаты предоставили родственники, друзья и другие музеи. В музее три зала: литературный, мемориальный и выставочный. В экспозиции музея – большое количество фотодокументов, рукописей, прижизненных книг Дрожжина. Перед музеем на могиле поэта в 1988 году установлен памятник.
В.М.
iknigi.net
|
|
|
|
|
|
