Наталья КОНЧАЛОВСКАЯ
Просыпались по застрехам птицы, Запевали третьи петухи. Поднималось солнце над столицей, Золотя шатровые верхи. Царь спешил на стройку. Там умело Возводили стены мастера Для большого, для живого дела — Первого Печатного двора, Вот они! Пока ещё без крыши, Меж лесами прорези окон, И заметно с каждым днем все выше Становился дом со всех сторон. Царский глаз, усталый, воспаленный, Все искал: не кроется ль изъян... Пред царём коленопреклонённый Книжный мастер — Фёдоров Иван. Бывший дьякон с тёмною бородкой До земли склонился головой, Царь к нему стремительной походкой Подошёл, отставил посох свой И приподнял мастера за плечи: «Ну, Ивашка, мне покажешь ты, Где в палатах расставляешь печи, Чтоб сушить печатные листы Для бесценных первых наших книжек?» Мастер встал, чтоб проводить царя. Царь Иван стал будто ростом ниже, С мастером Иваном говоря. Молодой, широкоплечий, статный, Перед Грозным Фёдоров Иван О палате рассуждал печатной: Где поставит он печатный стан; Пояснял он царственному тёзке, Как сушить печатные листы, Как хранятся для печати доски Да какие буквы отлиты. Вдохновенно Грозному Ивану Говорил печатник про печать, Расстегнул он ворот у кафтана, Чтоб царю свободней отвечать. И в печати помощь видел Грозный Для своих больших державных дел… А печатник мудрый и серьёзный Много дальше Грозного глядел. Были эти мысли скрыты, смелы, И желанья были горячи... Потому-то все здесь и кипело: На леса тащили кирпичи, Подмастерья карусель вертели, Возле чана с известью кружась, Ныли плечи, синяки на теле, По лицу катились пот и грязь. Приходили те мастеровые Класть кирпич и молотом стучать И не знали, что вот здесь впервые Выйдет книга — первая печать! И тогда не знали два Ивана, Заведя горячий разговор, Что по воле вражеского стана Запылает их Печатный двор, Что с попом боярин сговорится, Как бы им народ ввести в обман, Что покинет древнюю столицу Для чужбины Фёдоров Иван... Мы умеем предками гордиться — Память о печатнике живёт, Фёдорову - памятник в столице Сохраняет бережно народ.
Мурзилка, неизв. №, 1980-е гг.
Видимо, это немного сокращенный вариант, так как в сети встречаются еще четыре строчки после строки "Запылает их Печатный двор":
Что объявят "ересью и ложью" Всю печать - не рукописный труд, И, призвав на "ересь" "кару божью" Двор Печатный ночью подожгут.
Далее по тексту ("Что с попом боярин сговорится..." и т. д.)
a-pesni.org
|
|
"По стране красавица идет" (Н.П. Кончаловская)...Прогуляться ль выйдешь, дорогая, Все в тебе ценя и прославляя, Смотрит долго умный наш народ, Называет "прелестью" и "павой" И шумит вослед за величавой: "По стране красавица идет". Так идет, что ветви зеленеют, Так идет, что соловьи чумеют, Так идет, что облака стоят. Так идет, пшеничная от света, Больше всех любовью разогрета, В солнце вся от макушки до пят. Эти стихи посвятил Наталье Петровне Кончаловской прекрасный русский поэт с трагической судьбой Павел Васильев . Они так и называются: "Стихи в честь Натальи". Какой же надо быть необыкновенной женщиной, чтобы в честь тебя были сочинены такие стихи! Но она и была необыкновенной - внучка великого Сурикова, дочь талантливейшего Петра Кончаловского, сама талантливая и одаренная, всю жизнь привлекавшая к себе, как магнит, множество людей, всю жизнь окруженная ими, всем помогавшая, всем дарившая свою теплоту, жизнелюбие и жизнерадостность. Судя по фотографиям, по многочисленным портретам, на которых ее запечатлел отец, Наталья Петровна не была красавицей в классическом смысле, но ее необыкновенное обаяние, исходящая от нее жизненная сила, величавая стать, унаследованная, видимо, от сибирских, суриковских корней, делали ее неотразимой. "У мужчин мама вызывала очень активный интерес, она нравилась..." - напишет потом ее сын, Андрон Михалков- Кончаловский, в своей книге "Низкие истины". Мама (правда, в то время она еще не была мамой Андрона, его еще и на свете не было), как видим, не просто нравилась. От нее мужчины сходили с ума, так она была хороша. Тот же Павел Васильев посвящал ей такие стихи, читая которые можно подумать о страстном романе между ними. Между тем романа, по словам Андрона Кончаловского, и не было. "Маму это очень расстраивало, между ними никогда не было тех отношений, какие по этим стихам можно представить, - пишет далее Андрон. "Потом он опубликовал свое стихотворение "Горожанка", чего там только не написал! Они оказались вместе в какой-то компании в общежитии Литературного института, и мама при всех ему сказала: "Павел, какое ты имеешь право такие стихи посвящать мне? Все уже хорошо выпили, было много грузинского вина, Васильев растерялся и от растерянности дал маме пощечину. Не придумаешь, какая реакция! Все мужики на него кинулись, он бросился бежать, его с улюлюканьем гнали по Тверскому бульвару, швыряли вслед камни. Мама была в истерике, ее отвезли домой. В двенадцать ночи кто-то позвонил в дверь, все уже были раздеты, ложились спать. Открыла бабушка. - Наташа, тебя молодой человек спрашивает. Она вышла, стоит Васильев: - Наташа, прости! - Не хочу с тобой разговаривать! Убирайся вон, подлец! - Прости! Не уйду, пока не простишь! - Уходи, умоляю! Ненавижу тебя! Он падает на колени. - Не уйду! Буду стоять на коленях, пока не простишь! Утром домработница пошла на рынок, Павел Васильев стоит на коленях. Позвали маму, она вышла. "Наташа, неудобно! - ей уже все шепчут. - Стоит же человек!" - Ну хорошо. Прощаю". А что, собственно, еще она могла ему сказать? Что могла сделать в такой ситуации, принимая во внимание неуемный, бесшабашный характер Васильева, его умение осложнять жизнь всем, с кем она его сводила, но в первую очередь самому себе. Читая его прекрасные, образные, яркие "Стихи в честь Натальи", "Горожанку", можно и позавидовать женщине, которой он их посвящал, и посочувствовать ей, потому что, прочитав их, безусловно, можно, повторяя его, "смекнуть" слишком многое - все, что угодно: Горожанка, маков цвет Наталья, Я в тебя, прекрасная, влюблен. Ты не бойся, чтоб нас увидали, Ты отвесь знакомым на вокзале Пригородном вежливый поклон. Пусть смекнут про остальное сами. Нечего скрывать тебе ? почто ж! ? С кем теперь гуляешь вечерами, Рядом с кем московскими садами На высоких каблуках идешь... "Сколько мифов, слухов, сплетен и страхов связано с этим именем, - пишет о Васильеве Владимир Берязев в журнале "Сибирские огни". Сколько разных людей из всех областей советской действительности 20-30-х годов он успел за 27 лет жизни втянуть в орбиту своей судьбы, взвихрить, завертеть, увлечь и, часто, также подобно смерчу, оставить в смятении, улетев по непредсказуемой траектории дальше. Пока не погиб". Павел Васильев был репрессирован в 1936 году через год застрелен конвоиром в лагере вроде бы за то, что вышел без позволения из строя. Сергей Куняев, который написал о судьбе и творчестве Васильева книгу "Русский беркут" , в ответ на вопрос корреспондента "Парламентской газеты" о том, могла ли жизнь Павла Васильева сложиться иначе, сказал: - "Убежден, что нет. Жил он настолько ярко, размашисто и своевольно, что затрудняешься провести параллели. Это была натура необузданная во всех проявлениях. ...Впоследствии все его природное своевольство, которое выразилось в органическом неумении сочетаться с литературной средой, в которую он попал в Москве, принесло горькие плоды. Испытывая жгучее желание "подать себя", он постоянно демонстрировал безразличие к мнению окружающих, и трудно представить, сколько врагов собрал за свою короткую жизнь". Но прекрасные стихи, посвященные прекрасной женщине, с которой его ненадолго свела судьба и которая так взволновала его душу, остались... Ссылки:1. КОНЧАЛОВСКАЯ НАТАЛЬЯ ПЕТРОВНА
|
www.famhist.ru
«Говорят, что красота женщины – это наживка,
на которую сильный пол клюёт, но крючком,
с которого не сорваться, является её ум ...»
… Я люблю телесный твой избыток,
От бровей широких и сердитых
До ступни, до ноготков люблю,
За ночь обескрылевшие плечи,
Взор, и рассудительные речи,
И походку важную твою.
...Так идёт, что ветви зеленеют,
Так идёт, что соловьи чумеют,
Так идёт, что облака стоят.
Так идёт, пшеничная от света,
Больше всех любовью разогрета,
В солнце вся от макушки до пят…( Павел Васильев . «Стихи в честь Натальи». -->
Натальи Кончаловской )
Сегодняшняя тема ...- несколько сумбурна.
Обо всём - понемногу. Снова - о Вере Холодной.
Так думаю, все, ну ... или - многие, подробно о ней читали. Тем не менее, советую сходить сюда: интерeсно написано. И познавательно - В. Вульфом.
Стихи в теме - Натальи Петровны Кончаловской.
И - Павла Васильева.У меня уже как-то была тема с его стихами.
Загляните сюда ( чтоб не перегружать тему излишней информацией)Почему - сразу двоих?
Знаменита история с Павлом Васильевым, посвятившим ей, Н. Кончаловской,
в тридцатые годы - несколько замечательных стихотворений.
«Клятва на чаше» была написана у меня дома во время грозы. Эти стихи рождены чистым вымыслом поэта, поскольку никогда брат его, о котором он пишет в стихах, у меня в Москве не был, и я даже не была с ним знакома», - вспоминает Наталья Кончаловская.
…Чаша у тебя в руках вторая...Ты её поднимешь вновь и вновь,Потому что, в круг нас собирая,Вкруг неё, горя и не сгорая,Навсегда написано: любовь…Сколько рук горячих исходилаЭта чаша горькая, покаИ твоя в ней потонула сила?Я её, чтоб ты сильней любила,Поцелую в мутные бока…
Да.
Но у меня же тема снова - о Вере Холодной? Я перебрала много стихов.
Хотелось - поначалу - стихи любимого И. Северянина или А. Блока в тему поместить.
А потом решила: раз в теме будут звучать поэтические строки, на музыку положенные -
Н.П. Кончаловской - то надо поместить чудесные стрoки
и Н.П. Кончаловской, и П. Васильева.
В солнце вся от макушки до пят…Разве это не гимн красоте Женщины?!
Хоть сама Н. П. Кончаловская - весьма иронично - « О красоте » :
Что с того, что я не так красива,Как меня поэт зарифмовал.Неужели только в этом сила:Цвет лица, и форма, и овал?Неужели только римский носик,Пышный локон, крашеная бровьНа высоты женщину возносят,Возбуждая зависть и любовь?Свежесть чувств заменит свежесть кожи,Свежесть мысли – юных щек пожар,И пускай мне сердце не тревожитМысль о том, что я не хороша.
Ну, а песня, как вы уже догадались, конечно же - из культового уже фильма Н.С. Михалкова
( сына Н.П. Кончаловской) : " Раба любви".
« «Раба любви» — советский художественный фильм Никиты Михалкова, своего рода гимн кинематографу, в основу которого положена идея интерпретации судьбы
актрисы Веры Холодной. »
Музыка - на стихи Н. Кончаловской - великолепна.
« Без музыки Эдуарда Артемьева эти фильмы невозможно представить. Его талантливые работы украсили картины выдающихся режиссеров: Андрея Тарковского, Андрея Кончаловского, Никиты Михалкова. Его киномузыка всегда играет главную партию. »
Слушаем? Любуемся?
« Где же ты, мечта? »Стихи - Натальи Кончаловской.Музыка - Эдуарда Артемьева.Исп. - Е. Камбурова. В. Ободзинский.
Мне нравится, как звучала эта песня в фильме. Елена Камбурова.
В наши окна, щурясь, смотрит лето,
Только жалко – занавесок нету,
Ветреных, весёлых, кружевных.
Как бы они весело летали
В окнах, приоткрытых у Натальи,
В окнах незатворенных твоих!..
… Восславляю светлую Наталью,
Славлю жизнь с улыбкой и печалью,
Убегаю от сомнений прочь… ( Павел Васильев ) И в исполнении В. Ободзинского - тоже.Утром ветер разметал березы,
Нашумел на яблони в саду,
Залетел в окно ко мне с угрозой
Опрокинуть лампу на лету,
В уголке за печкой притулился
И затих… ( Н. П. Кончаловская )
Где же ты, мечта?Где же ты, мечта?
Я вдаль гляжу с надеждой...И летит ко мнеВ зыбкой тишине нежный звук -
То ли это смех? - нет! То ли это плач? - нет! Это ты, любовь...
Чьё-то сердце ждет,Чей то взор горит,Если б можно было словоДрагоценное высказать,
И душу распахнуть навстречуБлагостным ветрам... нет!
Грозам и ветрам... нет!Дружеским рукам... нет!Лишь одной любви!
Моя душа...Согрей её в ладонях, успокой!
Верю я в тебя. Да!Верю я в мечту. Да!
Верю я в любовь. Да!Верю я в любовь. Да, она придет, любовь.
Ах... Какая музыка, какая песня ...Вот такая получилась тема.
Сумбурная? ...
В смысле: стихи все, как будто - вразнобой...
А на самом деле ... ( прозорливый читатель, уверена - уловит... ) Стихи всё о - тех же, и - о том же:
о Женщине, её Красоте и о - Любви...
К теме - великолепная живопиcь Российской художницы, в чьём творчестве уделено много места живописанью портретов Веры Холодной.Елена Куканова .
Да и вообще - великолепны все сюжеты, насыщенные нежными красками,
проникнутые светом Любви.
«Елена Куканова - современная художница.
Выпускница Московского Академического Художественного Лицея при Российской Академии Художеств 1998 года,
а также Российской Академии Живописи, Ваяния и Зодчества 2004 года (мастерская портрета).
В настоящее время художник Театра Российской Армии. »
Художница - о себе :
«Я работаю в классической манере.
Здесь вы можете посмотреть мои работы за период с 1995 года по настоящее время.
Экспозиция постоянно пополняется.»
(self portrait)
«Helena Kukanova.
Official artist of Central Academic Theatre of Russian ArmyGraduate of Russian Academy of Painting, Sculpture and Architecture (2004)Graduate of Moscow Academic Art Lyceum of Russian Art Academy (1998)Also I can paint.I am working in classical style.
Here I have collected my artworks since 1995 until present time,
and the new works are added quite often.»
В день Петров, пропахший свежим сеном,
Я с утра на луг пойду бродить,
Где цветы да травы по колено,
Где еще не начали косить.
Мне оттянет руку до плеча
Белый сноп смеющихся ромашек,
На которых – желтая печать
С массой черных, маленьких букашек.
По меже пройду ногой неловкой,
Там в овсах мечтают васильки,
Как свежи, как сини их головки,
Как прямы, как сухи стебельки.
Мой букет огромный, желто-белый
Подсиню цветами васильков.
Как синят на речке обмелелой
Наши бабы желтое белье.
Клевер красный, пчелами воспетый
Мой букет согреет, оживит,
Колокольчик нужен для букета.
Он лиловым звоном прозвенит.
В день Петров украшу стол широкий
Я последней пестротой полей.
Из села проселочной дорогой
Уж пошла ватага косарей. ( Н. П. Кончаловская )
www.sundukova.com
Как циннии с расцветкой терпкой, южной, -
Они стоят на твердых стебельках,
Уже вокруг обледенели лужи,
Но пламя беспокойное в цветках
Упрямо не сдается зимней стуже…»
Наталья Кончаловская
Наталье Петровне КОНЧАЛОВСКОЙ, моей матушке, со дня рождения которой в этом январе — 115 лет (19.01.1903–12.10.1988), я посвящаю этот пост.
Наталья Кончаловская с сыновьями Никитой и Андрее
Известная писательница, переводчик, автор книг для детей, внучка Василия Сурикова и дочь Петра Кончаловского, моя мама писала замечательные стихи (всем известна книга об истории Москвы «Наша древняя столица», нежнейшие романсы на ее стихи в моих и фильмах моего брата Никиты).
Фрагмент её лирических, очень личных стихов сегодня сопровождает натюрморт любимого художника её отца и моего деда, Петра Петровича Кончаловского, — «Ваза с цинниями и геранью» (1886) Винсента Ван Гога.
«Ваза с цинниями и геранью» (1886) кисти Винсента Ван Гога.
В книге Натальи Петровны «Волшебство и трудолюбие» есть история, посвященная великому французу.___________________
«ОБ ОДНОМ ПОРТРЕТЕ ВАН ГОГА.
Тем, кто гостил во Франции в дни алжирского путча, самым безмятежным и спокойным местом казался Лувр. Я провела там много часов почти совсем одна, хотя по Лувру вообще бродят толпы туристов из разных государств. В отличие от наших музеев, где, кроме иностранцев, очень много русских, в Лувре редко услышишь французскую речь. Судьба несколько раз сталкивала меня в Париже с одной четой туристов. Старая, как миф, американка, с искусственными челюстями, искусственным цветом лица, искусственными волосами, роскошно одетая в меха, и ее довольно молодой супруг попадались мне на протяжении нескольких дней. Я видела их возле собора Нотр-Дам, он фотографировал ее на паперти. Потом он снимал ее в Версале. Нимало не задумываясь о месте съемок, они устроились на фонтане Нептуна, где сгруппировались семь чудовищ с человеческими головами и конечностями рептил
Когда старая леди вскарабкалась на край фонтана и, приняв непринужденную позу, заулыбалась в объектив, то она оказалась восьмой фигурой на фонтане. Это было чудовищно, но ее муж даже не обратил внимание на то, в какой компании он снимает свою миллионершу. Еще раз я видела его фотографирующим ее на фоне уходящих с площади Согласия танков Шермана. А сейчас они бродили по пустынному Лувру, и он снимал ее на фоне громадного полотна Мейсонье «Отступление Наполеона»: она шла перед серой лошадью императора. Потом она участвовала в «Снятии с креста» Тициана, потом на свадебном пире в «Кане Галилейской» Веронезе, и, наконец, американка решила поспорить в красоте с самой Джокондой. Я следила за ними и поражалась их бесцеремонности и примитивности их культурных потребностей. Их ничто не интересовало, кроме фотографий. Потом им, видно, надоело сниматься на фоне живописи, и они ушли вниз посниматься с Венерой Милосской или египетскими мумиями. А я осталась в почти безлюдных залах.
При мне были письма моего деда, по которым следовало проследить для работы над книгой впечатления Сурикова от живописи мастеров Возрождения. То, что открывалось мне в этот час и чем я должна буду поделиться с моим читателем. Сейчас мой мозг и сердце занимали суждения Сурикова о живописи, его пристальное внимание, тщательное изучение колористических и композиционных задач, его преклонение перед Тинторетто, Тицианом и Веронезе, его сдержанность в отношении к Леонардо да Винчи. Все оживало передо мной, переходя из строчек письма в чисто зрительные ощущения. Эти ощущения помогали мне еще отчетливей вникать в характер и сущность требований Сурикова к собственному творчеству и к каждому произведению, которое он видел впервые. Я переходила с его письмами от полотен Веласкеса к Мурильо, от Мурильо к Веронезе, от Веронезе к Тициану, и каждое его замечание и восхищение, а порой метко брошенное по-сибирски острое словцо открывали мне все новые особенности его собственного творчества…
Из Лувра обычно все идут через Тюильрийский парк в павильон, где находится собрание картин французских импрессионистов. Туда меня влекло воспоминание об отце Петре Петровиче, который смолоду любил и высоко оценивал живопись этого направления. «Jeu de Paume» называется этот павильон. Когда-то в древности французские короли состязались здесь в игре в лапту… Сейчас здесь развешаны картины интереснейших новаторов, основавших Салон отверженных, и смешно сказать, но это так — современников Сурикова, которых он так и не узнал в свой первый приезд во Францию. Знаменитый Эдуар Мане уже умер в 1883 году, и посмертная выставка его, на которой были выставлены «Олимпия», «Флейтист», «Завтрак на траве», «Бон-бок» и другие его шедевры, принесла ему славу и признание, а семье его огромные деньги, которых у него совсем не было при жизни. В это же самое время Суриков жил в Париже, но почему-то на выставку эту он не попал, и с живописью импрессионистов он познакомился и по достоинству оценил ее уже много позднее…
И вот снова перед глазами моими Франция в изображении импрессионистов. Свежие, словно вчера написанные, полные поэзии пейзажи Писсарро, Клода Моне, Будена, Сислея, эти улицы Аржантейля, лодки в Плезансе, плотомойня на Сене, дилижанс в дождливый день в Лувенсьене. Я хожу и смотрю на эти смелые по цветовым решениям и по форме полотна, и думается мне, что, пожалуй, сейчас нет во Франции ничего новее этого искусства, особенно когда побываешь на последней выставке современных живописцев в Большом дворце Елисейских Полей. Даже поиски новых форм на полотнах современных художников не достигают цели, если поставить их рядом с Ван Гогом, Гогеном или Матиссом. Ничего новее французы не придумали. А ведь это было около шестидесяти лет тому назад!..
Ван Гог. Останавливаюсь перед его автопортретом с зелеными глазами, живописью, разложенной на серо-голубые и зеленые длинные мазочки. И в памяти моей встает один из интересных эпизодов жизни моего отца. Это было в лето, предшествующее парижской зиме, когда мы жили возле Бельфорского льва. Мы путешествовали всей семьей на юге Франции. Рано утром мать моя проснулась в вагоне. Поезд стоял. Мама отодвинула зеленую шторку окна и увидела станционную надпись: «Арль». Она разбудила отца:— Вылезем?Узнали, сколько поезд будет стоять, и решили — успеем. Мы с моим младшим братом были удобными детьми, вроде складных перочинных ножей, — умели моментально переноситься в любую обстановку. Через десять минут мы уже стояли на платформе одетые, украдкой позевывая на свежем провансальском ветру, и стерегли чемоданы.
И вот в течение нескольких дней родители мои, таская нас за собой, обходили все места, где работал Ван Гог. Они побывали в «Ночном кафе», в «Бильярдной», на всех улицах Арля, где Ван Гог писал городские пейзажи, видели стариков на скамеечках под пальмами, задумчиво созерцавших жизнь вокруг, видели арлезианок с черНаталья Кончаловскаяными наколками на прическах и белыми накидками и даже зашли в лавочку, где Ван Гог покупал краски. Хозяин был все тот же. И когда Петр Петрович спросил у него, помнит ли он Ван Гога, он ответил, что, конечно, помнит и что у него остался даже один портрет Ван Гога, оставленный в залог за взятые краски вместо денег.— Вон там, на чердаке, лежит у меня этот портрет. Жаль, что он испорчен, прорван, а то бы я мог продать его за сто франков, — жаловался старик.
Отец попросил его показать этот портрет. Старик неохотно согласился: лень было лезть на чердак. Вскоре он притащил маленький портрет ребенка, написанный в голубоватых тонах. Щека девочки была прорвана на портрете. Видно, автор сам, уже в состоянии невменяемости, пытался прибить портрет прямо к стене через холст. Отец долго смотрел на портрет, а потом попросил хозяина одолжить ему этот портрет на один вечер. Хозяин согласился, думая, что русский художник хочет сделать копию с одной из последних вещей Ван Гога. И вот родители мои унесли портрет к себе в номер гостиницы, и за один вечер мама заштуковала дырку в холсте, а отец реставрировал его так точно, что никаких следов от дырки не осталось. На следующий день они вернули полотно хозяину.
— Ну вот, месье, — сказал Петр Петрович, — теперь вы можете продать эту вещь в Париже по крайней мере за десять тысяч франков!
Хозяин был сражен этой удивительной простотой и щедростью молодого русского художника
Я хожу по галерее и думаю, что, может быть, где-то в Париже, в частном собрании, висит портрет девочки работы Ван Гога, заштопанный руками дочери Сурикова и отреставрированный молодым Кончаловским…»
Н.П.Кончаловская «Волшебство и трудолюбие», фрагмент.
#матушка #НатальяКончаловская #юбилей115лет #ПетрКончаловский #семейныеистории
deligent.livejournal.com
Ната́лья Петро́вна Кончало́вская (18 января 1903 — 12 октября 1988) — русская советская детская писательница, поэтесса и переводчица.
Отцом Кончаловской был русский художник Пётр Петрович Кончаловский, дедом по матери — художник Василий Иванович Суриков. От первого брака с Алексеем Алексеевичем Богдановым (советским коммерсантом и разведчиком) — дочь Екатерина (жена писателя Юлиана Семёнова, мать Ольги Семёновой[1]), удочерённая Сергеем Михалковым. В 1936 году Кончаловская вышла замуж за начинающего тогда детского писателя Сергея Михалкова, будучи на 10 лет его старше. Двое сыновей от этого брака — Андрей и Никита — стали известными режиссёрами.
dik.academic.ru
|
|
|
|
|
|
