Стихомания. Евтушенко стихи о россии

«Если будет Россия, значит, буду и я…» Евгений Евтушенко

18 июля исполняется 80 лет Евгению Евтушенко.

Произведения Е. Евтушенко переведены более чем на 70 языков, они изданы во многих странах мира.

Десятки произведений поэта стимулировали создание музыкальных произведений, начиная от «Бабьего Яра» и главы из «Братской ГЭС», вдохновивших Д. Шостаковича на едва не запрещенную «сверху» Тринадцатую симфонию и высоко оцененную Государственной премией симфоническую поэму для хора и оркестра «Казнь Степана Разина», и кончая популярными песнями «Бежит река, в тумане тает...», «Хотят ли русские войны», «Вальс о вальсе», «А снег повалится, повалится...», «Твои следы», «Спасибо вам за тишину», «Не спеши», «Дай Бог» и другие.

О жизни и творчестве Е. Евтушенко написано около десятка книг, не менее 300 общих работ, а количество статей и рецензий, посвященных отдельным сборникам и произведениям поэта, его поэтическим переводам, языку и стилю невозможно подчитать - оно огромно. Эти сведения при желании можно почерпнуть из опубликованных библиографий. Евгений Евтушенко - почетный член Американской академии искусств, почетный член Академии изящных искусств в Малаге, действительный член Европейской академии искусств и наук, почетный профессор «Honoris Causa» Университета новой школы в Нью-Йорке и Королевского колледжа в Квинсе. За поэму «Мама и нейтронная бомба» удостоен Государственной премии СССР (1984). Лауреат премий имени Т. Табидзе (Грузия), Я. Райниса (Латвия), Фреджене-81, «Золотой лев» Венеции, Энтурия, премии города Триада (Италия), международной премии «Академии Симба» и других. Лауреат премии Академии российского телевидения «Тэфи» за лучшую просветительскую программу «Поэт в России - больше, чем поэт» (1998), премии имени Уолта Уитмена (США). Награжден орденами и медалями СССР, почетной медалью Советского фонда мира, американской медалью Свободы за деятельность по защите прав человека, специальным знаком за заслуги Йельского университета (1999). Широкий резонанс имел отказ от получения ордена Дружбы в знак протеста против войны в Чечне (1993). Роман «Не умирай прежде смерти» был признан лучшим иностранным романом 1995 года в Италии.

Книги Е.Евтушенков Электронном каталоге ЦБС

За литературные достижения в ноябре 2002 года Евгению Евтушенко присуждена интернациональная премия Aquila (Италия). В декабре того же года он награжден золотой медалью «Люмьеры» за выдающийся вклад в культуру ХХ века и популяризацию российского кино. В мае 2003 года Е. Евтушенко награжден общественным орденом «Живая легенда» (Украина) и орденом Петра Великого, в июле 2003 года – грузинским «Орденом Чести». Отмечен Почетным знаком основателя Центра реабилитации детей в России (2003). Почетный гражданин города Зима (1992), а в Соединенных Штатах - Нью-Орлеана, Атланты, Оклахомы, Талсы, штата Висконсин. В 1994 году именем поэта названа малая планета Солнечной системы, открытая 6 мая 1978 года в Крымской астрофизической обсерватории (4234 Evtushenko, диаметр 12 км, минимальное расстояние от Земли 247 млн. км). Идут белые снеги, как по нитке скользя... Жить и жить бы на свете, но, наверно, нельзя. Чьи-то души бесследно, растворяясь вдали, словно белые снеги, идут в небо с земли. Идут белые снеги... Не печалюсь о смерти и бессмертья не жду. я не верую в чудо, я не снег, не звезда, и я больше не буду никогда, никогда. И я думаю, грешный, ну, а кем же я был, что я в жизни поспешной больше жизни любил? А любил я Россию всею кровью, хребтом - ее реки в разливе и когда подо льдом, дух ее пятистенок, дух ее сосняков, ее Пушкина, Стеньку и ее стариков. Если было несладко, я не шибко тужил. Пусть я прожил нескладно, для России я жил. И надеждою маюсь, (полный тайных тревог) что хоть малую малость я России помог. Пусть она позабудет, про меня без труда, только пусть она будет, навсегда, навсегда. Идут белые снеги, как во все времена, как при Пушкине, Стеньке и как после меня, Идут снеги большие, аж до боли светлы, заметая следы. Быть бессмертным не в силе, но надежда моя: если будет Россия, значит, буду и я. Людей неинтересных в мире нет. Их судьбы — как истории планет. У каждой все особое, свое, и нет планет, похожих на нее. А если кто-то незаметно жил и с этой незаметностью дружил, он интересен был среди людей самой неинтересностью своей. У каждого — свой тайный личный мир. Есть в мире этом самый лучший миг. Есть в мире этом самый страшный час, но это все неведомо для нас. И если умирает человек, с ним умирает первый его снег, и первый поцелуй, и первый бой... Все это забирает он с собой. Да, остаются книги и мосты, машины и художников холсты, да, многому остаться суждено, но что-то ведь уходит все равно! Таков закон безжалостной игры. Не люди умирают, а миры. Людей мы помним, грешных и земных. А что мы знали, в сущности, о них? Что знаем мы про братьев, про друзей, что знаем о единственной своей? И про отца родного своего мы, зная все, не знаем ничего. Уходят люди... Их не возвратить. Их тайные миры не возродить. И каждый раз мне хочется опять от этой невозвратности кричать. ОЛЬХОВАЯ СЕРЕЖКА Уронит ли ветер в ладони сережку ольховую, начнет ли кукушка сквозь крик поездов куковать, задумаюсь вновь, и, как нанятый, жизнь истолковываю и вновь прихожу к невозможности истолковать. Себя низвести до пылиночки в звездной туманности, конечно, старо, но поддельных величий умней, и нет униженья в осознанной собственной малости - величие жизни печально осознанно в ней. Сережка ольховая, легкая, будто пуховая, но сдунешь ее - все окажется в мире не так, а, видимо, жизнь не такая уж вещь пустяковая, когда в ней ничто не похоже на просто пустяк. Сережка ольховая выше любого пророчества. Тот станет другим, кто тихонько ее разломил. Пусть нам не дано изменить все немедля, как хочется,- когда изменяемся мы, изменяется мир. И мы переходим в какое-то новое качество и вдаль отплываем к неведомой новой земле, и не замечаем, что начали странно покачиваться и совсем на другом корабле. Когда возникает беззвездное чувство отчаленности от тех берегов, где рассветы с надеждой встречал, мой милый товарищ, ей-богу, не надо отчаиваться - поверь в неизвестный, пугающе черный причал. Не страшно вблизи то, что часто пугает нас издали. Там тоже глаза, голоса, огоньки сигарет. Немножко обвыкнешь, и скрип этой призрачной пристани расскажет тебе, что единственной пристани нет. переменами неозлобимая. Друзей, не понявших и даже предавших,- прости. Прости и пойми, если даже разлюбит любимая, сережкой ольховой с ладони ее отпусти. И пристани новой не верь, если станет прилипчивой. Призванье твое - беспричальная дальняя даль. С шурупов сорвись, если станешь привычно привинченный, и снова отчаль и плыви по другую печаль. Пускай говорят: «Ну когда он и впрямь образумится!» А ты не волнуйся - всех сразу нельзя ублажить. Презренный резон: «Все уляжется, все образуется...» Когда образуется все - то и незачем жить. И необъяснимое - это совсем не бессмыслица. Все переоценки нимало смущать не должны,- ведь жизни цена и не повысится - она неизменна тому, чему нету цены. Да с того, что одна бестолковая кукушка-болтушка мне долгую жизнь ворожит. Да с того, что сережка ольховая лежит на ладони и, Поэт в России – больше чем поэт. В ней суждено поэтами рождаться Лишь тем, в ком бродит гордый дух гражданства, Кому уюта нет, покоя нет. Поэт в ней – образ века своего И будущего призрачный прообраз. Поэт подводит, не впадая в робость, Итог всему, что было до него. Сумею ли? Культуры не хватает… Нахватанность пророчеств не сулит… Но дух России надо мной витает И дерзновенно пробовать велит. И, на колени тихо становясь, Готовый и для смерти и победы, Прошу смиренно помощи у вас, Великие российские поэты… Дай, Пушкин, мне свою певучесть, Свою раскованную речь, Свою пленительную участь – Как бы шаля, глаголом жечь. Дай, Лермонтов, свой желчный взгляд, Своей презрительности яд И келью замкнутой души, Где дышит, скрытая в тиши, Недоброты твоей сестра – Лампада тайного добра. Дай, Некрасов, уняв мою резвость, Боль иссеченной музы твоей – У парадных подъездов, у рельсов И в просторах лесов и полей. Дай твоей неизящности силу. Дай мне подвиг мучительный твой, Чтоб идти, волоча всю Россию, Как бурлаки идут бечевой. О, дай мне, Блок, туманность вещую И два кренящихся крыла, Чтобы, тая загадку вечную, Сквозь тело музыка текла. Дай, Пастернак, смещенье дней, Смущенье веток, Сращенье запахов, теней С мученьем века, Чтоб слово, садом бормоча, Цвело и зрело, Чтобы вовек твоя свеча Во мне горела. Есенин, дай на счастье нежность мне К берёзкам и лугам, к зверью и людям И ко всему другому на земле, Что мы с тобой так беззащитно любим. Дай, Маяковский, мне глыбастость, Непримиримость грозную к подонкам, сквозь время прорубясь, товарищам потомкам. Поэзия – великая держава. Она легла на много вёрст и лет, Строга, невозмутима, величава, Распространяя свой спокойный свет. В ней есть большие, малые строенья, Заборы лжи и рощи доброты, И честные нехитрые растенья, И синие отравные цветы. И чем подняться выше, тем предметней Плоды её великого труда – Над мелкой суетливостью предместий Стоящие сурово города. Вот Лермонтов под бледными звездами Темнеет в стуках капель и подков Трагическими очерками зданий, Иронией молчащих тупиков. Село Есенино сквозь тихие берёзки Глядит в далёкость утренних дорог. Гудит, дымится город Маяковский. Заснежен, строг и страстен город Блок. В густых садах равнины утопают. Гудят леса без тропок и следов, А вдалеке туманно проступают Прообразы грядущих городов. Дай бог слепцам глаза вернуть и спины выпрямить горбатым. Дай бог быть богом хоть чуть-чуть, но быть нельзя чуть-чуть распятым. Дай бог не вляпаться во власть и не геройствовать подложно, и быть богатым — но не красть, конечно, если так возможно. Дай бог быть тертым калачом, не сожранным ничьею шайкой, ни жертвой быть, ни палачом, ни барином, ни попрошайкой. Дай бог поменьше рваных ран, когда идет большая драка. Дай бог побольше разных стран, не потеряв своей, однако. Дай бог, чтобы твоя страна тебя не пнула сапожищем. Дай бог, чтобы твоя жена тебя любила даже нищим. Дай бог лжецам замкнуть уста, глас божий слыша в детском крике. Дай бог живым узреть Христа, пусть не в мужском, так в женском лике. Не крест — бескрестье мы несем, а как сгибаемся убого. Чтоб не извериться во всем, Дай бог ну хоть немного Бога! Дай бог всего, всего, всего и сразу всем — чтоб не обидно... Дай бог всего, но лишь того, за что потом не станет стыдно. Твердили пастыри, что вреден и неразумен Галилей, но, как показывает время: кто неразумен, тот умней. Ученый, сверстник Галилея, был Галилея не глупее. Он знал, что вертится земля, но у него была семья. И он, садясь с женой в карету, свершив предательство свое, считал, что делает карьеру, а между тем губил ее. За осознание планеты шел Галилей один на риск. И стал великим он... Вот это я понимаю - карьерист! Итак, да здравствует карьера, когда карьера такова, как у Шекспира и Пастера, Гомера и Толстого... Льва! Зачем их грязью покрывали? Талант - талант, как ни клейми. Забыты те, кто проклинали, но помнят тех, кого кляли. Все те, кто рвались в стратосферу, врачи, что гибли от холер,- вот эти делали карьеру! Я с их карьер беру пример. Я верю в их святую веру. Их вера - мужество мое. Я делаю себе карьеру тем, что не делаю ее! Мы живем, умереть не готовясь, забываем поэтому стыд, но мадонной невидимой совесть на любых перекрестках стоит. И бредут ее дети и внуки при бродяжьей клюке и суме — муки совести — странные муки на бессовестной к стольким земле. От калитки опять до калитки, от порога опять на порог они странствуют, словно калики, у которых за пазухой — бог. Не они ли с укором бессмертным тусклым ногтем стучали тайком в слюдяные окошечки смердов, а в хоромы царей — кулаком? Не они ли на загнанной тройке мчали Пушкина в темень пурги, Достоевского гнали в остроги и Толстому шептали: «Беги!» Палачи понимали прекрасно: «Тот, кто мучится,— тот баламут. Муки совести — это опасно. Выбьем совесть, чтоб не было мук». Но как будто набатные звуки, сотрясая их кров по ночам, муки совести — грозные муки проникали к самим палачам. Ведь у тех, кто у кривды на страже, кто давно потерял свою честь, если нету и совести даже — муки совести вроде бы есть. И покуда на свете на белом, где никто не безгрешен, никто, в ком-то слышится: «Что я наделал?» можно сделать с землей кое-что. Я не верю в пророков наитья, во второй или в тысячный Рим, верю в тихое: «Что вы творите?», верю в горькое: «Что мы творим?» И целую вам темные руки у безверья на скользком краю, муки совести — светлые муки за последнюю веру мою. Проклятье века — это спешка, и человек, стирая пот, по жизни мечется, как пешка, попав затравленно в цейтнот. Поспешно пьют, поспешно любят, и опускается душа. Поспешно бьют, поспешно губят, а после каются, спеша. Но ты хотя б однажды в мире, когда он спит или кипит, остановись, как лошадь в мыле, почуяв пропасть у копыт. Остановись на полдороге, доверься небу, как судье, подумай — если не о боге — хотя бы просто о себе. Под шелест листьев обветшалых, под паровозный хриплый крик пойми; забегавшийся — жалок, остановившийся — велик. Пыль суеты сует сметая, ты вспомни вечность наконец, и нерешительность святая вольётся в ноги, как свинец. Есть в нерешительности сила, когда по ложному пути вперёд на ложные светила ты не решаешься идти. Топча, как листья, чьи-то лица, остановись! Ты слеп, как Вий. И самый шанс остановиться безумством спешки не убий. Когда шагаешь к цели бойко, как по ступеням, по телам, остановись, забывший бога, — ты по себе шагаешь сам! Когда тебя толкает злоба к забвенью собственной души, К бесчестью выстрела и слова, не поспеши, не соверши! Остановись, идя вслепую, о население Земли! Замри, летя из кольта, пуля, И, бомба в воздухе, замри! О человек, чьё имя свято, подняв глаза с молитвой ввысь, среди распада и разврата остановись, остановись! Андрей Дементьев – Евгению Евтушенко Поэзия, как и любовь, призванье. И ты был призван ею в небесах. А на земле она – как наказанье, Как радость с болью, Как восторг и страх. Испытывал тебя Всевышний модой И славой, заработанной трудом. А чья-то зависть непотребной мордой Склонялась вновь над письменным столом. Но с первых строк всегда была превыше Та искренность, которой ты болел. И потому ты в этих битвах выжил, И одолел ничтожный беспредел. Хотя твой гений был не раз обруган, Душа осталась верной доброте… И так хотелось видеть рядом друга, Но приходили вечные не те. Еще не время подводить итоги. Нет срока вдохновенью твоему. Хотя пора подумать нам о Боге, Но только в смысле верности ему. Прости, Поэт, за отдаленность судеб, За редкую возможность добрых встреч.

Мы иногда так молчаливо любим,

Что ни к чему возвышенная речь.

vokrugknig.blogspot.com

Евгений Евтушенко: Я умираю и должен сказать о России

Один из великих поэтов, последний "шестидесятник" Евгений Евтушенко умер в США 85-м году жизни - скончавшись во сне. Понимая, что он умирает, Евтушенко успел не только попрощаться с родными и дать указания по поводу литературных проектов, но и выразить свою последнюю волю.

"Евгений Александрович отошел в вечность. Мне позвонил его сын - Женя и сообщил это печальное известие, - сказал Моргулис. - Жена Маша, к сожалению, не может сейчас разговаривать",- сообщил его ближайший друг Михаил Моргулис.

"Почти до самых последних минут жизни Евгений Евтушенко был в сознании - "он все слышал, реагировал и, конечно, понимал, что столько людей за него волнуется",- поделился почетный консул Белоруссии в Америке.

"Мы часто разговаривали с Женей последние дни, и вчера, за день до своего ухода, он мне сказал: «Я умираю, Миша, я это знаю». Тогда я спросил его, хочет ли он что-то передать людям, оставить какое-то особое послание. Он задумался, а потом довольно эмоционально сказал: «Я бы очень хотел, чтобы между Россией и Америкой был мир, восстановилась дружба, и чтобы каждый человек в этих странах был бы счастлив. А все остальное людям я сказал в своих стихах», - рассказал он о последнем желании великого поэта.

Напомним, что Евгений Евтушенко был госпитализирован 12 марта штате Оклахома и находился в больнице с женой Марией Новиковой. Как рассказали врачи, с умирающим Евтушенко успели попрощаться приехавшие в больницу два сына Дмитрий и Евгений, третий же сын Александр приедет в Оклахому уже к гробу отца. У поэта Евгения Евтушенко было четыре официальных брака - в которых у него родились пятеро сыновей.

"Евгений Евтушенко просил похоронить его в российском писательском поселке Переделкино, рядом с Борисом Пастернаком",- поделился генеральный продюсер юбилейного фестиваля поэта Сергей Винников.

"Сергей, я нахожусь в очень тяжелом состоянии в клинике, врачи прогнозируют мой скорый уход. Я извиняюсь перед вами, что очень сильно вас подвел. Но при этом я очень прошу вас о том, чтобы запланированные нами совместно проекты - вечер в Большом зале Консерватории и спектакль в Кремлевском Дворце состоялись и без меня",- поделился пожеланиями уходящего великого поэта Винников.

"Обещайте мне это. Я буду умирать со спокойной душой. И еще я прошу передать мою просьбу о решении вопроса о моем захоронении в России в Переделкино недалеко от могилы Пастернака",- добавил Евтушенко.

"Не все помнят, что "Поэт в России - больше, чем поэт" - это первая строчка из программной поэмы Евгения Евтушенко "Братская ГЭС". А "Хотят ли русские войны" - это из его же одноименного стихотворения. Это особый дар, писать так, чтобы все думали, будто народное. У Евтушенко он был",- писали про него СМИ.

Отметим, что последний из поэтов-шестидесятников ранее заявлял о поддержке присоединения Крыма и обвинял киевские власти в зверствах на Донбассе. Это вызвало колоссальное возмущение прозападных украинцев, которые раньше благодарили его за призывы прекратить гражданскую войну на Западной Украине.

"Нельзя переносить ссоры политиков на отношения между народами! То, что вы сказали - ужасно!!! Как это примирение невозможно, что вы тогда предлагаете человечеству?! Вы не верите в примирение с Россией? Значит, не верите в возможность братства! Во что же вы вообще верите?! А я верю, что все пройдет, как страшный сон. Когда именно - не могу сказать, но пройдет! То, что происходит сейчас - это болезнь, эпидемия, но она пройдет!",- рассказывал он.

При этом Евгений Евтушенко беспощадно критиковал Советскую власть и давал ей "вредные" советы, даже в самых просоветских своих произведениях, выступая против сталинизма, ввода войск в Прагу в 1968 году, возмущаясь "карательной силой" советского партийного большинства.

via

nyka.livejournal.com

Стихи Евтушенко, Ты - Россия

Когда ты за границею, когда ты под обстрелом взглядов и вопросов, то за тобой — уральская гряда, и спасский звон, и плеск у волжских плёсов. С надеждой смотрит враг, с надеждой друг и с любопытством — праздные разини. Ты говоришь и ощущаешь вдруг, что ты — не просто ты, а ты — Россия. Да, ты для них та самая страна немыслимых свершений и страданий, которая загадочна, странна, как северное смутное сиянье. Ей столько было страшных мук дано, но шла она, не ведая привала, и коммунизм, как малое дитё, простреленной шинелью укрывала. Будь беспощаден за него в бою, неправые отвергни укоризны, но будь правдив. Любую фальшь твою сочтут, быть может, фальшью коммунизма. Ну а когда домой вернёшься ты со стритов или кайес в быт московский, где женщины, суровы и просты, несут картошкой полные авоськи, где не хватает этого, того или хватает не того с избытком, ты после экзотичного всего не будь пренебрежительно изыскан. Среди забот натруженных семей, среди чьего-то сытого двуличья будь мужественным. Заново сумей понять России вещее величье! Конечно, с жизнью сложной и крутой, где нет ещё на многое ответа, она тебе покажется не той, какой казалась за морями где-то. И это правда, потому что ты, её пропагандист и представитель, там придавал ей многие черты, которые хотел бы в ней увидеть. Но ты же сам — Россия! Это честь, и долг святой, и на неправду вето. И если в ней плохое что-то есть, не дядя Сэм — ты переменишь это. Не зря же сквозь кроваво-чёрный чуб Россия правды виделась за степью, похожая на Персию чуть-чуть, с улыбкой умирающему Стеньке. Не зря же правды, сущей на века, искали и Толстой, и Достоевский, и Ленин говорил с броневика во имя правды самой достоверной! И ты любой поступок дважды взвесь, и помни, помни всё неотразимей не только за границей, но и здесь, что ты — не просто ты, а ты — Россия.

philosofiya.ru

Евгений Евтушенко. 10 стихотворений | Персона | Культура

Свои 80 лет Евтушенко уже отмечал год назад, хотя по паспорту юбилей у него в этом году. Дело в том, что, когда в 1944 году мать Зинаида Ермолаевна возвращалась в Москву из эвакуации, она поменяла документы сына, изменив его фамилию с немецкой Гангнус на свою девичью — Евтушенко, заодно и занизив возраст ребёнка, чтобы не оформлять на него пропуск (для детей младше 12 лет он не требовался).

Почти все стихи Евтушенко — о России, хотя в том же 1991 году он уехал в США и постоянно проживает в штате Оклахома. Поэт и сегодня пишет много «на злобу дня». В 2013 году Евтушенко стал лауреатом одной из самых крупных российских литературных премий — «Поэт».

Последние годы Евтушенко работает над масштабной антологией современной русской поэзии, но пишет и стихи. АиФ.ru вспомнил 10 известных стихотворений поэта.

Евгений Евтушенко, 1998 год. Фото: www.russianlook.com

Бабий яр

Деревья смотрят грозно,

по-судейски.

Всё молча здесь кричит,

и, шапку сняв,

я чувствую,

как медленно седею.

И сам я,

как сплошной беззвучный крик,

над тысячами тысяч погребенных.

Я —

каждый здесь расстрелянный старик.

Я —

каждый здесь расстрелянный ребёнок.

Ничто во мне

про это не забудет!

«Интернационал»

пусть прогремит,

когда навеки похоронен будет

последний на земле антисемит.

Еврейской крови нет в крови моей.

Но ненавистен злобой заскорузлой

я всем антисемитам,

как еврей,

и потому —

я настоящий русский!

Белые снеги

Идут белые снеги,

как по нитке скользя…

Жить и жить бы на свете,

но, наверно, нельзя.

Чьи-то души бесследно,

растворяясь вдали,

словно белые снеги,

идут в небо с земли.

Идут белые снеги…

И я тоже уйду.

Не печалюсь о смерти

и бессмертья не жду.

Быть бессмертным не в силе,

но надежда моя:

если будет Россия,

значит, буду и я.

Читайте также: Евгений Евтушенко: «Как поэт я хотел соединить Маяковского и Есенина» >>

Наследники Сталина

Куда ещё тянется провод из гроба того?

Нет, Сталин не сдался. Считает он смерть поправимостью.

Мы вынесли из мавзолея его.

Но как из наследников Сталина Сталина вынести?

Иные наследники розы в отставке стригут,

А втайне считают, что временна эта отставка.

Иные и Сталина даже ругают с трибун,

А сами ночами тоскуют о времени старом.

Наследников Сталина, видно, сегодня не зря

Хватают инфаркты. Им, бывшим когда-то опорами,

Не нравится время, в котором пусты лагеря,

А залы, где слушают люди стихи, переполнены.

Велела не быть успокоенным Родина мне.

Пусть мне говорят: «Успокойся…» — спокойным я быть не сумею.

Покуда наследники Сталина живы ещё на земле,

Мне будет казаться, что Сталин ещё в мавзолее.

Евгений Евтушенко, 2008 год. Фото: www.russianlook.com

Нежность

Разве же можно,

чтоб всё это длилось?

Это какая-то несправедливость…

Где и когда это сделалось модным:

«Живым — равнодушье,

внимание — мёртвым?»

Люди сутулятся,

выпивают.

Люди один за другим

выбывают,

и произносятся

для истории

нежные речи о них —

в крематории…

Что Маяковского жизни лишило?

Что револьвер ему в руки вложило?

Ему бы —

при всём его голосе,

внешности —

дать бы при жизни

хоть чуточку нежности.

Люди живые —

они утруждают.

Нежностью

только за смерть награждают.

Братская ГЭС

Молитва перед поэмой

Поэт в России — больше, чем поэт.

В ней суждено поэтами рождаться

лишь тем, в ком бродит гордый дух гражданства,

кому уюта нет, покоя нет.

Поэт в ней — образ века своего

и будущего призрачный прообраз.

Поэт подводит, не впадая в робость,

итог всему, что было до него.

Сумею ли? Культуры не хватает…

Нахватанность пророчеств не сулит…

Но дух России надо мной витает

и дерзновенно пробовать велит.

И, на колени тихо становясь,

готовый и для смерти, и победы,

прошу смиренно помощи у вас,

великие российские поэты…

Евгений Евтушенко, 2006 год. Фото: www.russianlook.com

Любимая, спи!

Солёные брызги блестят на заборе.

Калитка уже на запоре.

И море,

дымясь, и вздымаясь, и дамбы долбя,

солёное солнце всосало в себя.

Любимая, спи…

Мою душу не мучай,

Уже засыпают и горы, и степь,

И пёс наш хромучий,

лохмато-дремучий,

Ложится и лижет солёную цепь.

И море — всем топотом,

и ветви — всем ропотом,

И всем своим опытом —

пёс на цепи,

а я тебе — шёпотом,

потом — полушёпотом,

Потом — уже молча:

«Любимая, спи…»

Любимая, спи…

Позабудь, что мы в ссоре.

Памяти Есенина

Поэты русские,

друг друга мы браним —

Парнас российский дрязгами засеян.

но все мы чем-то связаны одним:

любой из нас хоть чуточку Есенин.

И я — Есенин,

но совсем иной.

В колхозе от рожденья конь мой розовый.

Я, как Россия, более суров,

и, как Россия, менее берёзовый.

Есенин, милый,

изменилась Русь!

Старый друг

Мне снится старый друг,

который стал врагом,

но снится не врагом,

а тем же самым другом.

Со мною нет его,

но он теперь кругом,

и голова идёт

от сновидений кругом.

Мне снится старый друг,

крик-исповедь у стен

на лестнице такой,

где чёрт сломает ногу,

и ненависть его,

но не ко мне, а к тем,

кто были нам враги

и будут, слава Богу.

Евгений Евтушенко, 1981 год. Фото: www.russianlook.com

Фронтовик

Глядел я с верным другом Васькой,

укутан в тёплый тётин шарф,

и на фокстроты, и на вальсы,

глазок в окошке продышав.

Глядел я жадно из метели,

из молодого января,

как девки жаркие летели,

цветастым полымем горя.

Открылась дверь с игривой шуткой,

и в серебрящейся пыльце —

счастливый смех, и шёпот шумный,

и поцелуи на крыльце.

Взглянул —

и вдруг застыло сердце.

Я разглядел сквозь снежный вихрь:

стоял кумир мальчишек сельских —

хрустящий,

бравый фронтовик.

Со мною вот что происходит…

Со мною вот что происходит:

ко мне мой старый друг не ходит,

а ходят в мелкой суете

разнообразные не те.

И он

не с теми ходит где-то

и тоже понимает это,

и наш раздор необъясним,

и оба мучимся мы с ним.

Со мною вот что происходит:

совсем не та ко мне приходит,

мне руки на плечи кладёт

и у другой меня крадёт.

А той —

скажите, бога ради,

кому на плечи руки класть?

Та,

у которой я украден,

в отместку тоже станет красть.

Не сразу этим же ответит,

а будет жить с собой в борьбе

и неосознанно наметит

кого-то дальнего себе.

О, сколько

Нервных

и недужных,

ненужных связей,

дружб ненужных!

Куда от этого я денусь?!

О, кто-нибудь,

приди,

нарушь

чужих людей соединённость

и разобщённость

близких душ!

www.aif.ru

Стихи про войну - Евгений Евтушенко

Лучшие стихи про войну Евгения Евтушенко:Фронтовик Глядел я с верным другом Васькой, укутан в теплый тетин шарф, и на фокстроты, и на вальсы, глазок в окошке продышав.

Глядел я жадно из метели,из молодого января,как девки жаркие летели,цветастым полымем горя.

Открылась дверь с игривой шуткой,и в серебрящейся пыльце -счастливый смех, и шепот шумный,и поцелуи на крыльце.

Взглянул -и вдруг застыло сердце.Я разглядел сквозь снежный вихрь:стоял кумир мальчишек сельских -хрустящий, бравый фронтовик.

Он говорил Седых Дуняше:"А ночь-то, Дунечка,- краса!"И тихо ей: "Какие вашисовсем особые глаза..."

Увидев нас, в ладоши хлопнули нашу с Ваською судьбурешил: "Чего стоите, хлопцы?!А ну, давайте к нам в избу!"

Мы долго с валенок огромных,сопя, состукивали снеги вот вошли бочком, негромков махорку, музыку и свет.

Ах, брови - черные чащобы!..В одно сливались гул и чад,и голос: "Водочки еще бы!.."-и туфли-лодочки девчат.

Аккордеон вовсю работал,все поддавал он ветерка,а мы смотрели, как на Бога,на нашего фронтовика.

Мы любовались,- я не скрою,-как он в стаканы водку лил,как перевязанной рукоюкрасиво он не шевелил.

Но он историями сыпали был уж слишком пьян и лих,и слишком звучно, слишком сытовещал о подвигах своих.

И вдруг уже к Петровой Глашеподсел в углу под образа,и ей опять: "Какие вашисовсем особые глаза..."

Острил он приторно и вязко.Не слушал больше никого.Сидели молча я и Васька.Нам было стыдно за него.

Наш взгляд, обиженный, колючий,его упрямо не забыл,что должен быть он лучше, лучшеза то, что он на фронте был.

Смеясь, шли девки с посиделоки говорили про свое,а на веревках поседелыхскрипело мерзлое белье.

1955

автор: Евгений Евтушенко****М. Бернесу

Хотят ли русские войны?Спросите вы у тишинынад ширью пашен и полейи у берез и тополей.

Спросите вы у тех солдат,что под березами лежат,и пусть вам скажут их сыны,хотят ли русские войны.

Не только за свою странусолдаты гибли в ту войну,а чтобы люди всей землиспокойно видеть сны могли.

Под шелест листьев и афишты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.Пусть вам ответят ваши сны,хотят ли русские войны.

Да, мы умеем воевать,но не хотим, чтобы опятьсолдаты падали в боюна землю грустную свою.

Спросите вы у матерей,спросите у жены моей,и вы тогда понять должны,хотят ли русские войны.

1961

автор: Евгений ЕвтушенкоБабий ЯрНад Бабьим Яром памятников нет.Крутой обрыв, как грубое надгробье.Мне страшно. Мне сегодня столько лет,как самому еврейскому народу.

Мне кажется сейчас - я иудей.Вот я бреду по древнему Египту.А вот я, на кресте распятый, гибну,и до сих пор на мне - следы гвоздей.

Мне кажется, что Дрейфус - это я.Мещанство - мой доносчик и судья.Я за решеткой. Я попал в кольцо.Затравленный, оплеванный, оболганный.И дамочки с брюссельскими оборками,визжа, зонтами тычут мне в лицо.

Мне кажется - я мальчик в Белостоке.Кровь льется, растекаясь по полам.Бесчинствуют вожди трактирной стойкии пахнут водкой с луком пополам.

Я, сапогом отброшенный, бессилен.Напрасно я погромщиков молю.Под гогот: "Бей жидов, спасай Россию!"-насилует лабазник мать мою.

О, русский мой народ! - Я знаю -тыПо сущности интернационален.Но часто те, чьи руки нечисты,твоим чистейшим именем бряцали.

Я знаю доброту твоей земли.Как подло, что, и жилочкой не дрогнув,антисемиты пышно нареклисебя "Союзом русского народа"!

Мне кажется - я - это Анна Франк,прозрачная, как веточка в апреле.И я люблю. И мне не надо фраз.Мне надо, чтоб друг в друга мы смотрели.

Как мало можно видеть, обонять!Нельзя нам листьев и нельзя нам неба.Но можно очень много - это нежнодруг друга в темной комнате обнять.

Сюда идут? Не бойся — это гулысамой весны - она сюда идет.Иди ко мне. Дай мне скорее губы.Ломают дверь? Нет - это ледоход...

Над Бабьим Яром шелест диких трав.Деревья смотрят грозно, по-судейски.Все молча здесь кричит, и, шапку сняв,я чувствую, как медленно седею.

И сам я, как сплошной беззвучный крик,над тысячами тысяч погребенных.Я - каждый здесь расстрелянный старик.Я - каждый здесь расстрелянный ребенок.

Ничто во мне про это не забудет!"Интернационал" пусть прогремит,когда навеки похоронен будетпоследний на земле антисемит.

Еврейской крови нет в крови моей.Но ненавистен злобой заскорузлойя всем антисемитам, как еврей,и потому - я настоящий русский!

1961автор: Евгений ЕвтушенкоПартизанские могилыИтак, живу на станции Зима.Встаю до света — нравится мне это.В грузовике на россыпях зернакуда-то еду, вылезаю где-то,вхожу в тайгу, разглядываю летои удивляюсь, как земля земна!

Брусничники в траве тревожно тлеют,и ягоды шиповника алеютс мохнатинками рыжими внутри.Все говорит как будто:«Будь мудрееи в то же времяслишком не мудри!»

Отпущенный бессмысленной тщетой,я отдаюсь покою и порядку,торжественности вольной и святойи выхожу на тихую полянку,где обелиск белеет со звездой.

Среди берез и зарослей малинывы спите, партизанские могилы.

Есть магия могил. У их подножий,пусть и пришел ты, сгорбленный под ношей,—вдруг делается грустно и легкои смотришь глубоко и далеко.

Читаю имена: Клевцова Настя,Петр Беломестных, Кузьмичев Максим,—а надо всем торжественная надпись:«Погибли смертью храбрых за марксизм».

Задумываюсь я над этой надписью.Ее в году далеком девятнадцатомнаивный грамотей с пыхтеньем вывели в этом правду жизненную видел.

Они, конечно, Маркса не читалии то, что есть на свете Бог, считали,но шли сражаться и буржуев били,и получилось, что марксисты были...

За мир погибнув новый, молодой,лежат они, сибирские крестьяне,с крестами на груди — не под крестами,—под пролетарской красною звездой.

И я стою с ботинками в росе,за этот час намного старше ставшийи все зачеты по марксизму сдавший,и все-таки, наверное, не все...

Прощайте, партизанские могилы!Вы помогли мне всем, чем лишь могли вы.Прощайте! Мне еще искать и мучиться.Мир ждет меня, моей борьбы и мужества.

Мир с пеньем птиц, с шуршаньем веток мокрых,с торжественным бессмертием своим.Мир, где живые думают о мертвыхи помогают мертвые живым.

автор: Евгений Евтушенко

www.stihomaniya.ru