Жизнь Александра Сергеевича Пушкина началась в Москве – сердце России. В 1799 году 26 мая (6 июня по новому стилю) в старинной дворянской семье, у Сергея Львовича Пушкина и супруги его, Надежды Осиповны, в доме на Немецкой улице, родился сын, которому дали имя Александр. Это и был будущий великий писатель А.С.Пушкин. Род Пушкиных – древний: родословная их идёт со времён Александра Невского. Пушкины были известны и при Иване Грозном, и во времена Петра, и Екатерины Второй.
Мать Александра Пушкина, Надежда Осиповна, — внучка знаменитого арапа, любимца Петра Великого, Абрама Петровича Ганнибала. От прадеда по матери, будущий поэт унаследовал, отчасти, внешность, — смуглый цвет лица, курчавые волосы, частично и душевный облик: пылкость, прямоту, горячность слова.
Ребёнком до семи, восьми лет Пушкин почти ничем не выделялся; был молчалив, не любил шумных игр; был сосредоточен и наблюдателен, любил слушать в безмолвной тиши рассказы бабушки по матери, Марии Алексеевны Ганнибал и сказки няни, Арины Родионовны. Бабушка и няня его баловали и были по душе ближе отца и матери, так как родители не особенно ласкали его.
Мать и отец Пушкина жили сами по себе, своей светской, праздной жизнью, на даровом крестьянском труде; дети их жили своей, особой жизнью, предоставленные заботам наёмных гувернёров и крепостной дворни.
В то время домашнее образование у русских дворян, увлечённых всем французским, — французскими модами, остроумием, лёгкостью мысли, обычаями, вообще всем иностранным, поручалось, по большей части, французам – гувернёрам и старым дядькам да мамкам, из крепостных холопов. Так это было и в семье Пушкина.
Александр – мальчик достаточно замкнутый, жил в родительском доме в стороне от всех. Он быстро научился читать и просиживал часто целыми днями, читая с жадностью всё, что ни попадалось ему под руку в библиотеке его отца, где по большей части были книги почти одних французских писателей. Мальчик так увлёкся произведениями этих писателей, что на девятом году, подражая им, начал писать сам довольно звучные французские стихи. У него была отличная память, и, по словам брата его Льва, на одиннадцатом году знал наизусть почти все французские книги из библиотеки отца.
Был у Александра и особый интерес. Смирный ребёнок выказывал большое уважение к писателям, которые посещали дом Пушкиных. Саше не было ещё и шести годов от роду, но он уже понимал, что писатель Н.М.Карамзин – человек особый, не такой, как все. Мальчуган Александр внимательно слушал Карамзина и не сводил с него глаз. И не только с него. Признанные литераторы – Жуковский, Дмитриев, Батюшков были частыми гостями у Надежды Осиповны и Сергея Львовича. Их речи были интересны юному Пушкину. Мэтры озвучивали свои новые работы, беседовали о литературе. И Александр с книгой в руках прислушивался к их неторопливым речам.
Ни у одного русского писателя не было таких уникальных условий в детстве (в плане знакомства с литераторами), как у юного Пушкина. Четыре выдающихся личности – Карамзин, Жуковский, Батюшков, Дмитриев, окружающие его с детства, говорящие с ним – это что-нибудь да значит!
На двенадцатом году жизни дядя поэта, Василий Львович, отвёз Александра Пушкина в Санкт-Петербург для определения его в Царскосельский лицей. Закончил Лицей будущий поэт в 1817 году. Годы, проведённые Пушкиным в Лицее, были сложными, приходилось приложить немало усилий, осваивая математику, но счастливыми. Они остались в памяти Александра Сергеевича навсегда.
Детские годы Пушкина – это особая страничка в его жизни. Будущий великий поэт уже в детстве много читал и много знал. Великолепно владел французским языком, с гувернанткой-немкой изучал немецкий, с гувернанткой-англичанкой — английский язык. Он писал стихи, и разыгрывал перед сестрой Ольгой маленькие комедии. Пробовал сочинять басни и изучал французскую литературу. Он внимательно слушал русские сказки и былины, обучался русскому языку. Его преподавателем был священник Мариинского института, литератор-переводчик Александр Иванович Беликов.
В общем, будущая знаменитость России в детские годы даром времени не терял. Он освоил многое. И это ему очень пригодилось в жизни.
detskiychas.ru
О. С. ПАВЛИЩЕВА
ВОСПОМИНАНИЯ О ДЕТСТВЕ А. С. ПУШКИНА(СО СЛОВ СЕСТРЫ ЕГО О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ),НАПИСАННЫЕ В С.-П.-БУРГЕ 26 ОКТЯБРЯ 1851
Александр Сергеевич Пушкин родился в Москве в 1799 году, мая 26-го, в четверг, в день Вознесения.
От самого рождения до вступления в Царскосельский лицей он был неразлучен с сестрою Ольгою Сергеевною, которая только годом была старше. Детство их протекло вместе, и няня сестры Арина Родионовна, воспетая поэтом, сделалась нянею для брата, хотя за ним ходила другая, по имени Улиана. Начнем с няни, о которой недавно говорил в «Москвитянине»*1 1 посетитель сельца Захарова, где Александр Сергеевич провел свое детство.
Арина Родионовна была родом из с. Кобрина, лежащего верстах в шестидесяти от Петербурга. Кобрино принадлежало деду Александра Сергеевича по матери, Осипу Абрамовичу Ганнибалу, и находилось верстах в пяти от Суйды, деревни брата его, Ивана Абрамовича. Когда Марья Алексеевна (см. «Родословную») 2, бабушка Александра Сергеевича, супруга Осипа Абрамовича, вступив во владение Кобрином, продала его в 1805 году г. Цыгареву и купила под Москвою, верстах в сорока, у г-жи Тиньковой сельцо Захарово, то при этом случае отпустила на волю Арину Родионовну с двумя сыновьями и двумя дочерьми, в числе которых была и Марья, упоминаемая в «Москвитянине». Эта Марья тогда же привезена была в Захарово и вскоре, по желанию ее матери, отдана замуж за одного из зажиточных крестьян захаровских. Между тем родился Лев Сергеевич, и Арине Родионовне поручено было ходить за ним: так она сделалась общею нянею. Она и слышать не хотела, когда Марья Алексеевна, продавая в 1811 году Захарово, предлагала выкупить все семейство Марьи. «На что вольная, матушка; я сама была крестьянкой», — повторяла она. Была она настоящею представительницею русских нянь; мастерски говорила сказки, знала народные поверья и сыпала пословицами, поговорками.
Александр Сергеевич, любивший ее с детства, оценил ее вполне в то время, как жил в ссылке, в Михайловском. Умерла она у нас в доме, в 1828 году, лет семидесяти с лишком от роду, после кратковременной болезни*2.
Михайловское, ознаменованное ссылкою деда и внука, лежит в двадцати верстах от Новоржева и верстах в сорока от своего уездного города Опочки, Псковской губернии, не дальше версты от села Тригорского, принадлежащего Прасковье Александровне Осиповой, по первому браку Вульф. Не прежде, как в 1817 году, по выходе Александра Сергеевича из Лицея, родители его, жившие в Петербурге, впервые отправились туда вместе с ним на лето; поездка, которая осталась памятною в его стихах:
Есть в России город Луга
Петербургского округа — и т. д.
До помещения же его в Лицей они постоянно жили в Москве, проводя летнее время в Захарове.
До шестилетнего возраста Александр Сергеевич не обнаруживал ничего особенного; напротив, своею неповоротливостью, происходившею от тучности тела, и всегдашнею молчаливостью приводил иногда мать в отчаяние. Она почти насильно водила его гулять и заставляла бегать, отчего он охотнее оставался с бабушкою Марьею Алексеевною, залезал в ее корзину и смотрел, как она занималась рукодельем. Однажды, гуляя с матерью, он отстал и уселся посереди улицы; заметив, что одна дама смотрит на него в окошко и смеется, он привстал, говоря: «Ну, нечего скалить зубы».
Достигнув семилетнего возраста, он стал резов и шаловлив. Воспитание его и сестры Ольги Сергеевны вверено было иностранцам, гувернерам и гувернанткам. Первым воспитателем был французский эмигрант граф Монфор, человек образованный, музыкант и живописец; потом Русло, который писал хорошо французские стихи, далее Шедель и другие 3: им, как водилось тогда, дана была полная воля над детьми. Разумеется, что дети и говорили и учились только по-французски.
Учился Александр Сергеевич лениво, но рано обнаружил охоту к чтению и уже девяти лет любил читать Плутарха 4 или «Илиаду» и «Одиссею» в переводе Битобе 5. Не довольствуясь тем, что ему давали, он часто забирался в кабинет отца и читал другие книги; библиотека же отцовская состояла из классиков французских и философов XVIII века. Страсть эту развивали в нем и сестре сами родители, читая им вслух занимательные книги. Отец в особенности мастерски читывал им Мольера.
Между тем в доме родителей собиралось общество образованное, к которому принадлежало и множество французских эмигрантов. Между этими эмигрантами замечательнее был граф Местр*3, занимавшийся тогда портретною живописью и уже готовивший в свет свой «Voyage autour de ma chambre»*4, он, бывая почти ежедневно, читывал разные свои стихотворения. Нельзя также не упомянуть о миловидной, умной и талантливой девице Першрон-де-Муши, происхождения аристократического; как превосходная пианистка, она содержала себя уроками музыки и сделалась потом женою знаменитого Фильда. В числе прочих посетителей первое место занимал родной дядя Василий Львович Пушкин. Он тогда уже пользовался известностью как литератор и часто читывал свои послания и басни. Несмотря на разгульный, цинический дух «Опасного соседа», написанного им на двадцатом году от роду 6, он искал счастья в супружеской жизни и рано женился; но, разочарованный, вскоре развелся с женою. Перенеся неудачу безропотно, он умел сохранить навсегда свою любезность, необыкновенную доброту души и набожность истинно христианскую. Собираясь путешествовать за границу, он подал повод Ивану Ивановичу Дмитриеву, принадлежавшему также к приятельскому кругу Сергея Львовича, пошутить насчет впечатлений нового путешественника. Появилась брошюрка под названием: «Журнал путешествия Василия Львовича Пушкина», с портретом автора, изображающим его за уроком декламации у Тальмы, в Париже. В этой брошюрке, напечатанной в нескольких экземплярах, для друзей, Иван Иванович описал будущую поездку Василия Львовича. Вот ее начало, с отрывками:
Друзья, сестрицы, я в Париже,
Я начал жить, а не дышать;
Садитесь все вокруг поближе
Мой маленький журнал читать.
……………….
Я был в Музее, в Пантеоне,
У Бонапарте на поклоне,
Стоял близехонько к нему,
Не веря счастью моему.
……………….
Вчера меня князь Долгоруков
Представил милой Рекамье;
Я видел корпус мамелюков
И …………. Февье — и т. д. 7
Шутка эта, разнесшись по Москве, расстроила было немножко приятельские отношения автора к Василию Львовичу и родным его, но ненадолго. Иван Иванович остался другом дома и, сделавшись вскоре поклонником Анны Львовны, искал ее руки. Одаренная наружностью привлекательною, с умом живым и характером самостоятельным, эта тетушка Александра Сергеевича не думала выходить замуж и жила особо, в собственном своем доме, открытом для родных и немногих избранных друзей. «Нет, Иван Иванович, — сказал она ему наотрез, — видеть вас у себя и принимать как милого гостя всегда готова, а женою вашею быть не согласна». К этому случаю относится его к ней послание, начинающееся так:
Прелеста веселись, мой рок уже решился,
Внимай и торжествуй, я с ревностью простился — и т. д. 8
Другая тетушка, Лизавета Львовна, была замужем за Матвеем Михайловичем Сонцовым, сохранившим до последних дней неизменную дружбу к Сергею Львовичу. Он своею любезностью, мастерскими рассказами и тонкими шутками умел оживлять семейный круг. Бывал почти ежедневно другой дядя Александра Сергеевича, по матери, Александр Юрьевич Пушкин (см. «Родословную»), писавший очень удачные стихи 9; бывал Михаил Николаевич Сушков, также поэт. К числу нередких гостей принадлежал и Батюшков.
В таком кругу развивались детские впечатления Александра Сергеевича, и немудрено, что девятилетнему мальчику захотелось попробовать себя в искусстве подражания и сделаться автором.
Первые его попытки были, разумеется, на французском языке, хотя учили его и русской грамоте. Чтению и письму выучила его и сестру бабушка Марья Алексеевна; потом учителем русским был некто Шиллер, а, наконец, до самого вступления Александра Сергеевича в Лицей священник Мариинского института Александр Иванович Беликов, довольно известный тогда своими проповедями и изданием «Духа Масилиона»10: он, уча закону Божию, учил русскому языку и арифметике. Прочие предметы преподавались им по-французски домашними гувернерами и приватными учителями. Когда у сестры была гувернанткою англичанка (M-me Бели), то он учился и по-английски, но без успеха11. Немецкого же учителя у них никогда не бывало; была одна гувернантка-немка, но и та всегда говорила по-русски. Между тем родители возили их на уроки танцевания к Трубецким (князю Ивану Дмитриевичу), Бутурлиным (Петру Дмитриевичу)12, Сушковым (Николаю Михайловичу), а по четвергам на детские балы к танцмейстеру Иогелю, переучившему столько поколений в Москве.
Итак, любимым его упражнением сначала было импровизировать маленькие комедии и самому разыгрывать их перед сестрою, которая в этом случае составляла всю публику и произносила свой суд. Однажды как-то она освистала его пьеску «Escamoteur». Он не обиделся и сам на себя написал эпиграмму:
Dis-moi, pourquoi l’Escamoteur
Est-il sifflé parterre?
Hélas! c’est que le pauvre auteur
L’escamota de Molière*5.
В то же время пробовал сочинять басни, а потом, уже лет десяти от роду, начитавшись порядочно, особенно «Генриады» Вольтера, написал целую герои-комическую поэму, песнях в шести, под названием «Toliade», которой героем был карла царя-тунеядца Дагоберта, а содержанием — война между карлами и карлицами. Она начиналась так:
Je chante ce combat, que Toly remorta,
Où maint guerrier perit, où Paul se signala,
Nicolas Maturin et la belle Nitouche,
Dont la main fut le prix d’une horrible escarmouche.*6
Гувернантка подстерегла тетрадку и, отдавая ее гувернеру Шеделю, жаловалась, что m-r Alexandre занимается таким вздором, отчего и не знает никогда своего урока. Шеделъ, прочитав первые стихи, расхохотался. Тогда маленький автор расплакался и в пылу оскорбленного самолюбия бросил свою поэму в печку. И в самом деле, полагаясь на свою счастливую память, он никогда не твердил уроков, а повторял их вслед за сестрою, когда ее спрашивали. Нередко учитель спрашивал его первого и таким образом ставил его в тупик. Арифметика казалась для него недоступною, и он часто над первыми четырьмя правилами, особенно над делением, заливался горькими слезами.
Так прошло его детство, когда родители вознамерились отдать его в учебное заведение. В то время Иезуитский коллегиум в Петербурге пользовался общею известностью, и первым намерением родителей было поместить его туда, для чего они и ездили нарочно в Петербург13. Но особенное обстоятельство — основание Царскосельского лицея (1811) — изменило план их. Директором Лицея назначен был Василий Федорович Малиновский, брат Алексея Федоровича, секретаря Коллегии иностранных дел Московского архива*7, оба связанные с Сергеем Львовичем тесною дружбою. По этому-то случаю и особенно при содействии Александра Ивановича Тургенева, двенадцатилетнего Александра Сергеевича приняли в Лицей. Отвез его в Петербург дядя Василий Львович, у которого он жил и приготовлялся, с июня по октябрь, до вступления в училище14.
Так разлучился он с сестрою. По приезде в Петербург он писал к ней письма, из коих одно и еще два первые из Лицея, писанные все по-французски, долго хранились у нее и переданы потом одной приятельнице, собиравшей рукописные листки нашего поэта*8,15. Более ничего рукописного из периода детства Александра Сергеевича не сохранилось, тем менее каких-либо русских стихов, потому что он ничего тогда не писал по-русски. Надписи же и стихи, уцелевшие на деревьях в Захарове, о которых упоминается в «Москвитянине», по указаниям Марьи, должно приписать или отцу его Сергею Львовичу, или дядям, или, наконец, другим посетителям.
Скажем еще несколько слов о родственных лицах, окружавших детство Александра Сергеевича.
Отец его Сергей Львович, о родителях которого сам поэт наш говорит в своих сочинениях16, был нрава пылкого и до крайности раздражительного, так что при малейшем неудовольствии, возбужденном жалобою гувернера или гувернантки, он выходил из себя, отчего дети больше боялись его, чем любили. Мать, напротив, при всей живости характера, умела владеть собою и только не могла скрывать предпочтения, которое оказывала сперва к дочери, а потом к меньшему сынуЛьву Сергеевичу; всегда веселая и беззаботная, с прекрасною наружностью креолки, как ее называли, она любила свет. Сергей Львович был также создан для общества, которое умел он оживлять неистощимою любезностью и тонкими остротами, изливавшимися потоком французских каламбуров. Многие из этих каламбуров передавались в обществе как образчики необыкновенного остроумия. Так, одна польская дама, довольно дородная собою, в Варшаве за большим обедом, обращаясь к нему с насмешливым видом, спросила: «Est-ce vrai, M-r Pouchkinn, que vous autres Russes, vous êtes des antropophages: vous mangez de l’ours?» — «Non, madame, — отвечал он, — nous mangeons de la Vache conune vous»*9. В другой раз, на вопрос одной неосторожной дамы:«D’où vient, M-r, qu’il y a tant d’enfants trouvés?» — «C’est qu’il y a beaucoup de femmes perdues»*10, — сказал он, не запинаясь.
В салонных играх, так называемых jeux d’esprit, он, можно сказать, господствовал и был всегда готов к бою. «Quelle ressemblance y-a-t-il entre le Soleil et vous, M-r Pouchkinn?»*11 — задано было ему однажды к разрешению. «C’est qu’on ne saurait fixer Fun et 1’autre sans faire la grimace»*12, — было его ответом. Ни один театр аматерский не мог обойтись без него и брата его, Василия Львовича: оба они играли в совершенстве.
Между тем он оставил в дамских альбомах множество прекрасных стихов, под которыми могли бы подписаться и лучшие представители блистательной эпохи французской литературы. В одном из таких альбомов, принадлежавшем знаменитой в свое время пианистке Шимановской, теще впоследствии польского поэта Мицкевича, сохранилось послание к ней, прозою и стихами вперемежку, в котором автор знакомит ее с современною русскою литературою. Оно написано в Варшаве, в 1814 году, когда Сергей Львович начальствовал там Комиссариатскою комиссиею Резервной армии. Назначенный на его место А. Н. Болговской сказывал, что, принимая от него должность, он застал его в присутственной комнате за французскою книжкою.
И действительно, Сергей Львович не был создан для службы, особенно для военной. Записанный при рождении в Измайловский полк, он служил в нем некоторое время и при государе Павле Петровиче перешел в Гвардейский егерский. Тогда, как известно, офицеры носили трости. Сергей Львович, любя сиживать в приятельском кружке у камина, сам мешал в нем, не замечая, что мешает своею офицерскою тростью. Когда он с такою тростью явился на ученье, начальник сделал замечание, сказав: «Господин поручик, вы лучше бы пришли с кочергою». Это очень огорчило Сергея Львовича, и он, возвратясь домой, жаловался Надежде Осиповне, как трудно служить. Еще труднее для него было отказаться от какой-либо привычки. Он не любил носить перчаток и обыкновенно или забывал их дома, или терял. Явившись однажды ко двору, на бал, он чрезвычайно смутился и даже струсил, когда государь Павел Петрович изволил подойти к нему и спросить по-французски: «Отчего вы не танцуете?» — «Я потерял перчатки. Ваше величество». Государь поспешно снял с руки своей перчатки и, подавая их, ободрительным тоном сказал: «Вот вам мои», — взял его под руку и, подведя к одной даме, прибавил: «А вот вам и дама».
Не менее того: Сергей Львович вскоре простился с военною службою и перешел в Комиссариат, в котором и считался, нося военный мундир, присвоенный этому ведомству*13. Владея порядочным именьем в Нижегородской губернии17, он, по свойственному иным помещикам обычаю, никогда в нем не бывал и довольствовался доходами, подчас скудными, какие высылал управитель его, крепостной человек*14.
Замечательна по своему влиянию на детство и первое воспитание Александра Сергеевича и сестры была их бабушка Марья Алексеевна. Происходя по матери из рода Ржевских, она дорожила этим родством (см. «Родословную») и часто любила вспоминать былые времена. Так, передала она анекдот о дедушке своем Ржевском, любимце Петра Великого. Монарх часто бывал у Ржевского запросто и однажды заехал к нему поужинать. Подали на стол любимый царя блинчатый пирог: но он как-то не захотел его откушать, и пирог убрали со стола. На другой день Ржевский велел подать этот пирог себе, и какой был ужас его, когда вместо изюма в пироге оказались тараканы — насекомые, к которым Петр Великий чувствовал неизъяснимое отвращение. Недруги Ржевского хотели сыграть с ним эту шутку, подкупив повара, в надежде, что любимец царский дорого за нее поплатится.
По отцу будучи внучкою Федора Петровича Пушкина, замешанного в заговоре Соковнина18, она приходилась внучатною сестрою зятю своему, Сергею Львовичу. Вышедши замуж за Осипа Абрамовича Ганнибала (см. «Родословную»), Она имела от него единственную дочь Надежду, мать Александра Сергеевича, и года через два после замужества была им брошена. Этот меньший сын негра, известного Абрама Петровича Ганнибала, крестника и любимца Петра Великого, о происхождении которого и Александр Сергеевич упоминает в своих сочинениях, не отличался ни усердием к службе, как флотский офицер, ни правилами строгой нравственности. Велев жене просто убираться из дому, он оставил дочь у себя и сам тайно женился на Устинье Ермолаевне Толстой. Защитником Марьи Алексеевны выступил родной брат его Иван Абрамович, генерал-поручик, друг Орловых, герой Наваринской битвы, воспетый Александром в прекрасном его стихотворении «Мещанин» 19, тот самый, которому воздвигнуты памятники, один императрицею Екатериною в Царском Селе, с надписью: «Победам Ганнибала», а другой в городе Херсоне, которого он был основателем*15. Он приютил Марью Алексеевну у себя в деревне Суйде и дал жалобе ее законный ход. Дело кончилось совершенно в ее пользу. По суду, утвержденному императрицею, незаконный брак Осипа Абрамовича был расторгнут, малолетняя дочь Надежда Осиповна выдана матери, с назначением ей в приданое села Кобрина, а сам он сослан на житье в свое Михаиловское*16. Там он и жил безвыездно, до самой смерти, последовавшей в 1806 году; в Захарове же никогда не бывал, вопреки Марье, упоминаемой в «Москвитянине». Опекунами малолетней Надежды Осиповны назначены были тот же покровитель Иван Абрамович и дядя, по матери, Михаил Алексеевич Пушкин. Первый из них был также крестным отцом Ольги Сергеевны; Александра же Сергеевича крестил граф Артемий Иванович Воронцов, женатый на двоюродной сестре Марьи Алексеевны, Прасковье Федоровне Квашниной-Самариной.
Иван Абрамович последнее время жизни провел в Петербурге, жил в собственном своем доме, на Литейной, где и умер. Прах его покоится в Невском монастыре*17.
Марья Алексеевна была ума светлого и по своему времени образованного; говорила и писала прекрасным русским языком, которым так восхищался друг Александра Сергеевича, барон Дельвиг. По странной игре судьбы, она кончила дни в Михайловском и погребена в Свято-горском монастыре, возле своего мужа, с которым при жизни была разлучена.
Святогорский монастырь, лежащий верстах в восьми от Михайловского, приняв впоследствии прах родителей Александра Сергеевича и его самого, сделался как бы родовым кладбищем. В окрестностях его разбросаны остатки обширных поместьев Абрама Петровича Ганнибала, которого потомки, мелкопоместные дворяне, скрываются теперь в неизвестности.
Сноски
*1 См. книжку «Москвитянина».
*2 На другой ее дочери был женат Никита Тимофеевич, лампочник в доме Сергея Львовича, потом курьер при опекунстве, старик лет восьмидесяти, еще живой.
*3 Портрет Надежды Осиповны, его работы, до сих пор хранится у Льва Сергеевича.
*4 «Путешествие вокруг комнаты».
*5
— Скажи, за что «Похититель»
Освистан партером?
— Увы, за то, что бедняга сочинитель
Похитил его у Мольера.
*6
Пою бой, в котором Толи одержал верх,
Где немало бойцов погибло, где Поль отличился,
Николая Матюрена и красавицу Нитуш,
Коей рука была наградою победителю в ужасной схватке
*7 Впоследствии начальник этого Архива. И третий брат, Павел Федорович, был в тесной дружбе с Сергеем Львовичем.
*8 Переданы именно Наталье Николаевне, о которой и можно будет упомянуть, если она сохранила эти письма. В таком случае слово «приятельница» должно заменить «Натальей Николаевною».
*9 «Правда ли, г. Пушкин, что вы, русские, антропофаги, едите медведей?» — «Нет, сударыня, — отвечал он, — мы едим корову, вроде вас».
*10 «Отчего это, сударь, находят столько детей (подкинутых)?» — «Оттого, что много „пропащих» женщин».
*11 «В чем сходство между солнцем и вами?»
*12 «В том, что нельзя без гримасы разглядывать нас обоих».
*13 О службе Сергея Львовича можно извлечь сведения из Указа об отставке, который, вероятно, сохранился.
*14 Михаил Калачников, выдавший дочь свою за дворянина, с порядочным приданым.
*15 Несколько сведений о Ганнибалах помещено и у Бантыша-Каменского, в его «Словаре <достопамятных> людей Русской земли». Еще о Ганнибале говорено было в одном журнале («Современник»?) при описании Иркутской губернии.
*16 Он выселил оттуда душ шестьдесят в пустошь, подаренную им Устинье Ермолаевне; оттого в Михайловском теперь земли много.
*17 Долее всех братьев, до 90 с лишком лет, дожил старший, Петр Абрамович.
Примечания
Павлищева Ольга Сергеевна (1797—1868) — родная сестра Пушкина, жила вместе с братом до поступления его в Лицей и после выпуска из Лицея, вплоть до высылки поэта из Петербурга. Это время наибольшей близости между ними. Ей Пушкин посвятил одно из первых лицейских стихотворений («К сестре», 1814). Из южной ссылки в письмах к брату Льву часто делал ей нежные приписки. Когда в 1824 г. поэт был выслан в Михайловское и начались ссоры с родителями (отец согласился следить за действиями и перепиской сына), Ольга стала на сторону брата и даже выражала желание остаться с ним в Михайловском. В 1828 г. Ольга Сергеевна тайком от родителей вышла замуж за Н. И. Павлищева, человека мелочного, постоянно докучавшего Пушкину денежными претензиями. Это способствовало охлаждению между братом и сестрой, хотя в периоды пребывания Ольги Сергеевны в Петербурге они встречались и переписка ее с мужем и родителями содержит много значительных деталей о семье поэта (ПиС, вып. XII, XV, XVII—XVIII, XXIII-XXIV; ЛН, 16-18. Письма Ольги Сергеевны Павлищевой к мужу и отцу. 1831—1837. СПб., 1994). В июне 1836 г. Павлищева уехала из Петербурга. Воспоминания О. С. Павлищевой были записаны по просьбе П. В. Анненкова с ее слов Н. И. Павлищевым в 1851 г. В них несколько сглажены семейные отношения в доме Пушкиных, не упоминается, что поэт рос нелюбимым ребенком, и тем не менее это самое значительное, что мы имеем о его детстве. Кроме ее воспоминаний, Анненков использовал и устные рассказы Павлищевой. Один из таких рассказов сохранился в его бумагах (Модзалевский, с. 372—373). Отголоски рассказов Павлищевой содержат мемуары ее сына, написанные через 12 лет после смерти матери (Л.Павлищев. Воспоминания об А. С. Пушкине. Из семейной хроники. М., 1880). Пользуясь семейной перепиской, Павлищев часто искажал и фальсифицировал тексты, иногда подделывая целые письма, поэтому данные этих мемуаров в каждом случае требуют тщательной проверки. О Павлищевой см.: Лернер Н. Сестра Пушкина. — А. С. Пушкин. Сочинения, т. I. Под ред. Венгерова, 1907, с. 81—87; М. А. Цявловский. Воспоминания О. С. Павлищевой. — Лет. ГЛМ, кн. 1, с. 443—450; Письма IV, с. 441.
 
ВОСПОМИНАНИЯ О ДЕТСТВЕ А. С. ПУШКИНА
(Стр. 29)
Лет. ГЛМ, с. 451—457.
1 Речь идет о статье Н. В. Берга «Сельцо Захарове» (см. наст. изд. С.39—53).
2 К воспоминаниям О. С. Павлищевой была приложена составленная с ее слов «Родословная А. С. Пушкина»; она напечатана П. В. Анненковым (Анненков, с. 435).
3 Пушкин в своей программе автобиографии упоминает двух гувернеров: Монфора и Русло (XII, 308). По имени Русло первоначально был назван гувернер Троекуровых в «Дубровском» (VIII, 792).
4 «Сравнительные жизнеописания» Плутарха во французском переводе Жака Амио, изд. 1783—1787 или 1801—1806 гг.
5 «Илиада» и «Одиссея» в прозаическом переводе Битобе на французский язык были изданы в 1780—1785 и в 1787—1788 гг.
6 Память изменила О. С. Павлищевой. Юмористическая поэма «Опасный сосед» написана В. Л. Пушкиным в 1811 г., когда ему исполнился сорок один год.
7 Шутливое стихотворение И. И. Дмитриева «Путешествие NN в Париж и Лондон. Писанное за три дня до путешествия» (М., 1808) было издано тиражом 50 экземпляров. В 1836 г. Пушкин написал для «Современника» заметку об этой «веселой, незлобной шутке» И. И. Дмитриева, но напечатать ее не успел.
8 О. С. Павлищева ошибается. Стихотворение Дмитриева «Кxxx. О выгодах быть любовницею стихотворца» («Прелеста веселись…») (1891) посвящено А. Г. Севериной.
9 Александр Юрьевич Пушкин — автор воспоминаний «Для биографии Пушкина», напечатанных в «Москвитянине» (1852, № 24, декабрь, кн. 2, отд. IV, с. 21—25). Его воспоминания содержат, главным образом, сведения о семье Пушкиных до рождения поэта и в период его раннего детства.
10 В 1808 г. А. И. Беликов издал в своем переводе «Дух Массилъйона, епископа Клермонского, или Мысли, избранные из его творений о различных предметах нравственности и благочестия».
11 Сведения Павлищевой о занятиях Пушкина английским языком противоречат свидетельству С. Л. Пушкина, что, «вступив в Лицей», поэт «уже этот язык знал, как знают все дети, с которыми дома говорят на этом языке» (Цявловский. Книга воспоминании, с. 376). Отец поэта не вникал в воспитание детей. Английским языком Пушкин овладел не раньше 1828 г. (см. М.Цявловский. Пушкин и английский язык. — ПиС, вып. XVII-XVIII, с. 48-53).
12 Правильно: Дмитрия Петровича. О танцевальных вечерах у Бутурлиных см. в воспоминаниях М. Н. Макарова (с. 54 наст. изд.).
13 В программе автобиографии Пушкин записал «Езуиты» (XII, с. 308).
14 В. Л. Пушкин с племянником выехал из Москвы в Петербург между 16 и 20 июля (см. Летопись, с. 38).
15 Эти письма были одно время в руках П. В. Анненкова. И. В. Анненков, помогавший брату собирать материалы для биографии поэта, писал ему 19 мая 1851 г.: «Генеральша <Н. Н. Ланская> по возвращении из-за границы дает мне переписку Пушкина с сестрою, когда ему было 13 лет» (Модзалевский, с. 394). Дальнейшая судьба этих писем неизвестна.
16 Имеется в виду «Начало автобиографии» (XII, 310).
17 По ревизии 1833 г. за С. Л. Пушкиным числилось в с. Большое Болдино 564 мужчины и 552 женщины, а в селе Кистеневе 523 мужчины и 538 женщин, однако все болдинские крестьяне были заложены в Опекунский совет (П. Е. Щеголев. Пушкин и мужики. М., 1828, с. 64-70).
18 В заговоре А. П. Соковнина против Петра I был замешан не Ф. П. Пушкин, а его дальний родственник Федор Матвеевич Пушкин. Поэт несколько раз упоминает о нем в своих сочинениях.
19 Имеется в виду стихотворение «Моя родословная» (1830).
ves-pushkin.ru
Пушкин родился 26 мая (6 июня по новому стилю) 1799 года в Москве. Здесь прошло его детство. Память ребенка не сохранила впечатлений от поездок в Петербург и Михайловское — ему не было и двух лет, когда родители вернулись в Москву.
Мальчик часто гулял в роскошном парке князя Юсупова в Большом Харитоньевском переулке. Пытливому ребенку навсегда запомнились прохладная тень высоких деревьев, идеальные формы античных статуй, строгие линии "Московского Версаля”.
Летом Пушкина увозили в Захарьино, подмосковную деревню бабушки. Мальчик любил эти места: и березовую рощицу, которая начиналась прямо у ворот захарьинского дома — здесь пили чай в жаркие дни, — и огромную липу у пруда, и темный еловый лес на другом его берегу. Он играл здесь, воображая себя богатырем, сражающимся со злыми силами. А по вечерам он вслушивался в веселые и грустные русские песни, смотрел на хороводы, которые водили крестьянские девушки.
Родители мало занимались ребенком. Сергей Львович, отец поэта, мало думал о своем хозяйстве, о судьбе крепостных, о доме, о воспитании детей. Он был душой светского общества, любил сострить, блеснуть каламбуром, удивить общество изящным стихом. Надежда Осиповна, мать поэта, была внучкой знаменитого Ганнибала, "арапа Петра Великого”, вывезенного некогда из северной Абиссинии. Красивая светская женщина была занята только собой. Постоянная неуравновешенность ее характера создавала в семье напряженную, нервную атмосферу.
Настоящей хозяйкой в доме Пушкиных была бабушка поэта, Мария Алексеевна Ганнибал, умная, дельная и рассудительная женщина. Она очень любила внука. И ребенок, не знавший родительской ласки, всем сердцем привязался к ней. Он любил слушать ее тихие рассказы. Любил сказки няни Арины Родионовны. Своим певучим голосом она уводила ребенка в такой ослепительный мир народной фантазии, пела такие удивительные песни, что мальчик забывал об окружающем мире.
У отца была превосходная библиотека, преимущественно на французском языке. Ребенок жадно потянулся к книге. Тайно от взрослых он по ночам пробирается к книжным шкафам, читает при свете свечи. Он зачитывается Вольтером. Чтение превратилось в страсть.
Пора приняться за ученье, но гувернеры и гувернантки не удерживаются в доме. Пушкин не любил своих учителей, они не умели заинтересовать его. Однако память у ребенка была блестящая, это помогало ему усваивать заданный урок, повторяя его за сестрой Ольгой.
Впечатления окружающего мира, литературной среды, книг переполняют душу ребенка. На восьмом году жизни он начинает писать, подражая Лафонтену, Вольтеру и Мольеру. Из-под его пера выходят басни, шуточные поэмы, комедии. Свою комедию "Похититель” он один "разыгрывает” перед сестрой. Он пишет небольшие стихи в альбомы соседских барышень. Взрослые не придают значения поэтическим упражнениям мальчика. До нас не дошло даже отрывков из этих ранних произведений Пушкина.
К двенадцати годам Пушкин в общем, развитии намного опередил своих сверстников. Он, по словам своего брата, "был одарен памятью неимоверного и на одиннадцатом году уже знал наизусть всю французскую литературу”. Однако это не мешало ему бегать и прыгать через стулья, ловко бросать мяч, то есть оставаться двенадцатилетним шаловливым мальчиком. Он любил родную природу, народные сказки и песни, любил бабушку, няню, Никиту Козлова, любил Юсупов сад и Захарьино, любил книги. Еще неосознанно сливались в его сознании русская национальная культура с лучшими идеями западного просвещения.
Другие новости по теме:
velikiy-pushkin.ru
Жизнь Александра Сергеевича Пушкина началась в Москве – сердце России. В 1799 году 26 мая (6 июня по новому стилю) в старинной дворянской семье, у Сергея Львовича Пушкина и супруги его, Надежды Осиповны, в доме на Немецкой улице, родился сын, которому дали имя Александр. Это и был будущий великий писатель А.С.Пушкин. Род Пушкиных – древний: родословная их идёт со времён Александра Невского. Пушкины были известны и при Иване Грозном, и во времена Петра, и Екатерины Второй.
Мать Александра Пушкина, Надежда Осиповна, — внучка знаменитого арапа, любимца Петра Великого, Абрама Петровича Ганнибала. От прадеда по матери, будущий поэт унаследовал, отчасти, внешность, — смуглый цвет лица, курчавые волосы, частично и душевный облик: пылкость, прямоту, горячность слова.
Ребёнком до семи, восьми лет Пушкин почти ничем не выделялся; был молчалив, не любил шумных игр; был сосредоточен и наблюдателен, любил слушать в безмолвной тиши рассказы бабушки по матери, Марии Алексеевны Ганнибал и сказки няни, Арины Родионовны. Бабушка и няня его баловали и были по душе ближе отца и матери, так как родители не особенно ласкали его.
Мать и отец Пушкина жили сами по себе, своей светской, праздной жизнью, на даровом крестьянском труде; дети их жили своей, особой жизнью, предоставленные заботам наёмных гувернёров и крепостной дворни.
В то время домашнее образование у русских дворян, увлечённых всем французским, — французскими модами, остроумием, лёгкостью мысли, обычаями, вообще всем иностранным, поручалось, по большей части, французам – гувернёрам и старым дядькам да мамкам, из крепостных холопов. Так это было и в семье Пушкина.
Александр – мальчик достаточно замкнутый, жил в родительском доме в стороне от всех. Он быстро научился читать и просиживал часто целыми днями, читая с жадностью всё, что ни попадалось ему под руку в библиотеке его отца, где по большей части были книги почти одних французских писателей. Мальчик так увлёкся произведениями этих писателей, что на девятом году, подражая им, начал писать сам довольно звучные французские стихи. У него была отличная память, и, по словам брата его Льва, на одиннадцатом году знал наизусть почти все французские книги из библиотеки отца.
Был у Александра и особый интерес. Смирный ребёнок выказывал большое уважение к писателям, которые посещали дом Пушкиных. Саше не было ещё и шести годов от роду, но он уже понимал, что писатель Н.М.Карамзин – человек особый, не такой, как все. Мальчуган Александр внимательно слушал Карамзина и не сводил с него глаз. И не только с него. Признанные литераторы – Жуковский, Дмитриев, Батюшков были частыми гостями у Надежды Осиповны и Сергея Львовича. Их речи были интересны юному Пушкину. Мэтры озвучивали свои новые работы, беседовали о литературе. И Александр с книгой в руках прислушивался к их неторопливым речам.
Ни у одного русского писателя не было таких уникальных условий в детстве (в плане знакомства с литераторами), как у юного Пушкина. Четыре выдающихся личности – Карамзин, Жуковский, Батюшков, Дмитриев, окружающие его с детства, говорящие с ним – это что-нибудь да значит!
На двенадцатом году жизни дядя поэта, Василий Львович, отвёз Александра Пушкина в Санкт-Петербург для определения его в Царскосельский лицей. Закончил Лицей будущий поэт в 1817 году. Годы, проведённые Пушкиным в Лицее, были сложными, приходилось приложить немало усилий, осваивая математику, но счастливыми. Они остались в памяти Александра Сергеевича навсегда.
Детские годы Пушкина – это особая страничка в его жизни. Будущий великий поэт уже в детстве много читал и много знал. Великолепно владел французским языком, с гувернанткой-немкой изучал немецкий, с гувернанткой-англичанкой — английский язык. Он писал стихи, и разыгрывал перед сестрой Ольгой маленькие комедии. Пробовал сочинять басни и изучал французскую литературу. Он внимательно слушал русские сказки и былины, обучался русскому языку. Его преподавателем был священник Мариинского института, литератор-переводчик Александр Иванович Беликов.
В общем, будущая знаменитость России в детские годы даром времени не терял. Он освоил многое. И это ему очень пригодилось в жизни.
velikiy-pushkin.ru
|
02.01.2016 Когда мы слышим: «Пушкин», тут же всплывают в памяти его удивительные сказки, на которых выросло много поколений ребятишек. Интересно, а что читали и рассказывали в юные годы самому Пушкину няни и гувернеры? Почему он столь тонко чувствовал русский язык, хотя сам получал образование преимущественно на французском? И вообще, каким было его детство? Перелистнем несколько страничек с интересными фактами из детских лет Пушкина и начнем с самой первой...
Пушкин с детства отличался горячностью, непосредственностью, остроумием. Его «африканская» натура прорывалась порой резкими вспышками, обидами, необузданной страстью. Но именно благодаря этим чертам характера он сумел получить в короткие сроки колоссальный жизненный опыт: испытать счастливую любовь и разочарование, побывать в ссылке, постоять под пулями. Главной чертой его характера всегда оставалось жизнелюбие. Ему нравилось узнавать новое, нравилось получать новый опыт, словом, он любил жизнь во всех ее проявлениях. Правда, все это не сразу разглядела мать Надежда Осиповна в полненьком, странном курчавом мальчике. В детстве она любила его меньше всех остальных детей. И только потом к ней пришло понимание – лишь в последний год своей жизни она сумела сблизиться с сыном… Рейтинг статьи: 26204 просмотра Автор: Ирина Бурдакова |
Мы ВКонтакте Сейчас за окном Подписка на RSS! |
geo-storm.ru
Комарик
komarik.co
«Во дворе коллежского регистратора Ивана Васильевича Скворцова, у жильца его моэора Сергия Львовича Пушкина Родился сын Александр. Крещён июня 8-го дня». Выпись из метрической книги в московской Церкви Богоявления в Елохове. Изв. Моск. Гор. Думы 1880. вып.XXII. стр. 41. I Вернуть его одно есть средство, Хоть унеслось оно стремглав. Лишь память возвращает детство. Вы скажете, что я не прав? Мы, наше детство вспоминая, Замрём и на пороге рая. Жаль дали мать нам и отец Билет в один, увы, конец. Жизнь, к сожаленью, быстротечна. Метраж короткий у кино. И кто-то вышел уж давно, И не доехал до конечной. В сознанье или же в бреду Как Пушкин вышел - на ходу. II Чем в детстве Пушкин отличался? Сестра вот пишет, что был толст. Лет семь таким и оставался. А рост? Какой там - в детстве, рост! Но ближе к зрелости ожил он, И побежала кровь по жилам, Подвижным и весёлым стал, Чего никто не ожидал. То возле бабушки сидел он – Молчун такой, что не дай Бог. Никто расшевелить не мог Неповоротливое тело. А тут попробуй, уследи, А коль залез куда – найди. III Отец его – майор в отставке, По жизни тоже был солдат. Делам, уж коли верить справке, Был, мягко говоря, не рад. Хоть не Гобсек, но и не Плюшкин, Но нечто средненькое – Пушкин. Хоть балагур и весельчак, А в целом так большой чудак: Имением не занимался Не зная, как там и чего, А управляющий его - Тот больше для себя старался - Подачку барину пошлёт, И дальше королём живёт. IV Дела! Без них так сладко спится! Он не вникал – к чему дела? Пришлют ему два воза птицы – Калашников-то – голова! Он и доволен. Вот и славно! И жизнь текла легко и плавно. За то, чтоб мозг не напрягать, Он был готов хоть всё отдать. Крестьян, пришедших издалёка – «Нужда, кормилец! Ой, нужда!» Он вытолкал взашей. Куда! И те ушли не без упрёка За лень холопскую свою. «Не лезьте, дескать, в жизнь мою!» V Горяч был, как отец покойный. За связь с французом тот жене Устроил приговор достойный – Решётку сделал на окне. Француз, не знаю, был ли грешен, Но в тот же вечер был повешен. Он что-то лепетал своё, Но быстро вздёрнули его. Жена скончалась на соломе, Хотя просила пощадить. Суров был, что и говорить, Жесток был дед и непреклонен, И, хоть ты жги его огнём, А настоять мог на своём. VI А мать – прекрасная креолка, Любила всё переезжать. А коль не так, то и без толка, Хоть мебель попереставлять, Сменить обои и гардины, Местами поменять картины, Хоть мало было прока в том, И всё перевернуть вверх дном. Надежда Осиповна – чудо! Она блистает на балах. О бриллиантах, жемчугах Я здесь упоминать не буду. Любой сказал бы светский франт: Она сама – как бриллиант. VII А дед её был чем прославлен? Ведь дед и был тот Ганнибал, Который был Петру доставлен Буквально с корабля на бал. Он был, хоть и не кровным принцем, Но посчастливилось родиться В семье какого-то князька. И вот уж пронеслись века, А дети Африки поныне Считают Пушкина своим. Но русский он, и фигу им. Пусть бесятся в своей пустыне. Пусть дед других был волостей, Он русский до мозга костей. VIII Но с детства, хочется признаться, Всё тянет в Африку меня. Я думаю, что, может статься,И там есть русская земля. Пусть эфиопы и арабы, Но небольшой клочок хотя бы, Размером с африканский рог, Где русский мог бы встать сапог. Я доберусь туда однажды, Ведь «Чёрный континент» - магнит! И пусть хоть кто мне говорит, Что буду изнывать от жажды, Что жизни больше на Луне. Но всё же интересно мне. IX Бежал когда-то и ловили. Гроши, что дали на кино, В моих карманах находили… Как это было всё давно! Лишь в памяти мечты остались, Как мы в дорогу собирались, Чертили дальний свой маршрут Туда, где приключенья ждут. И с чем сравнить мечты ребёнка? Они наивны и просты. Так, может быть, мечтал и ты: Рюкзак, рогатка, плоскодонка, Запрятанная в камыши… Но планы были хороши! X Из гувернёров иностранных, Которым имя – легион, Немало было очень странных, И навсегда запомнил он, Как самодур Русло смеялся, Когда он в восемь лет признался, Что он поэму написал. И пожалел, что показал. Француз его до слёз расстроил, И матери ещё донёс. Мол, до стихов он не дорос, И мать против него настроил. И показать был очень рад Педагогический талант. XI Уроки ненависти тоже Мы получаем с детских лет. И гувернёром тем, похоже, Он не на шутку был задет. Его же посетила муза! Возненавидел он француза, И весь свой африканский пыл Тогда впервые проявил. Талант учителя не купишь. Тут или есть он, или нет. В ребёнке, может быть, поэт, А ты его бездарно губишь. Но часто тернии для нас – То, что нам надо. В самый раз. XII И если первая поэма Твоя отправлена в огонь, Ей-богу, это не проблема, Коль под тобой крылатый конь. И пусть сожрёт страницы пламя, Победно взвеется, как знамя, Нас ни за что не победить, Мы будем всё равно творить. Кто в творчестве не знал экстаза, Кто сразу выбит из седла, Чей конь, грызущий удила, Уже не слушает приказа, Тому никак не объяснишь, Зачем ты, собственно, творишь. XIII Учился он лениво, впрочем. С науками был не в ладах,Но был не раз застигнут ночью С французской книгою в руках. Читал тайком, читал помногу, И книг хватало, слава Богу. И он их, надобно учесть, Достаточно успел прочесть. Трудам Мольера поразился, Создал ряд неудачных пьес. Уже тогда в нём сущий бес В обличье полном проявился. Увлёкся этою игрой, Но лишь освистан был сестрой. XIV «Дикарь и увалень был Саша. Смеялись – надувал губу. Придёт, бывало, дочка наша, А он сидит себе в углу. Накуролесил где-то снова, За что, видать, и оштрафован. То расшалится – не уймёшь, То не услышишь, не найдёшь. То тих, как агнец, то – как злюка. И все качали головой – О, господи! Шалун какой! «Что только вырастет из внука?» Проказник бабку Ганнибал Частенько сильно донимал». XV - Смотрите, это же арабчик! – Заметил как-то гость,- клянусь! - Во всяком случае, не рябчик, И тем от всех и отличусь. Ответ был скор и не в обиду. Тогда все не подали виду, Ведь гость был на лицо рябой. - Ну, что же делать, он такой, И на слова не поскупится. Бывает на язык остёр... А он уже среди сестёр Хозяйских бегает, резвится, И смех мальчишки, как на грех, Невольно заражает всех. XVI - Ой, помяни моё ты слово,- Программа бабки по судьбе,- Головушка твоя бедова… Ой, не сносить её тебе! Так было и на самом деле – На острие и на пределе Вся жизнь его так и пройдёт. Ну, а пока – десятый год, И рохля, и одет неловко, И где-то грязь найдёт всегда, И кто подозревал тогда В курчавой, маленькой головке Испачканного шалуна Задатки редкого ума? XVII Мы все с рожденья гениальны. Таланты душат в нас всю жизнь. Последствия, увы, печальны, И для чего мы родились, Никто, как следует, не знает. Быть может, гений погибает В тебе вот в этот самый миг? А оглянись – чего достиг? Наглядно это всё в природе. Зайди в любой, к примеру, лес, Где сосны – чуть не до небес. Все одинаковые, вроде, И почва та же и вода, Одна, как будто бы, среда. XVIII Но стоит только присмотреться: Одни зачахли на корню. Другие – блеск! Не наглядеться. Одни пойдут на корм огню; Другие, если б мачты были, К далёким берегам бы плыли. И как деревья душит тень, Так нас, порою, душит лень. Не любопытны мы, однако. Есть горы книг, но не для нас. Потехе – всё, учёбе – час. Так нам не вырваться из мрака. Природа-Мать всегда права. И сухостой – он на дрова. XIX Кареты, дрожки и коляски… В 12 лет наш юный друг, И с ним отец его «парнасский» С надеждой едет в Петербург. Учёба! Свет её далёкий Нам жизни высветил дороги. Но, сколь под ноги не свети, А все дороги не пройти. Лишь выбор есть – куда стремиться Нам – оперившимся птенцам – Одна дорога, без конца: Учиться, и опять учиться, Хотя, кто с этим не знаком, Помрёшь, конечно, дураком. XX Он, как всегда, поднялся с зорькой,- Как будет вспоминать потом,- Жаль было расставаться с Ольгой, Но он покинул отчий дом Без грусти и без сожалений. И близок был уж день осенний – Его отрада жизни всей, Когда приедет он в лицей, Когда продолжится учёба, Когда друзей своих найдёт, С которыми так и пройдёт Практически, считай, до гроба. А миг, когда мы входим в класс – Он вечен в памяти у нас.
www.chitalnya.ru
|
|
|
|
|
|
