На лире скромной, благороднойЗемных богов я не хвалилИ силе в гордости свободнойКадилом лести не кадил.Свободу лишь учася славить,Стихами жертвуя лишь ей,Я не рожден царей забавитьСтыдливой музою моей.Но, признаюсь, под Геликоном,Где Касталийский ток шумел,Я, вдохновенный Аполлоном,Елисавету втайне пел.Небесного земной свидетель,Воспламененною душойЯ пел на троне добродетельС ее приветною красой.Любовь и тайная свободаВнушали сердцу гимн простой,И неподкупный голос мойБыл эхо русского народа.
В печальной праздности я лиру забывал,Воображение в мечтах не разгоралось,С дарами юности мой гений отлетал,И сердце медленно хладело, закрывалось.Вас вновь я призывал, о дни моей весны,Вы, пролетевшие под сенью тишины,Дни дружества, любви, надежд и грусти нежной,Когда, поэзии поклонник безмятежный,На лире счастливой я тихо воспевалВолнение любви, уныние разлуки —И гул дубрав горам передавалМои задумчивые звуки…
Напрасно! Я влачил постыдной лени груз,В дремоту хладную невольно погружался,Бежал от радостей, бежал от милых музИ — слезы на глазах — со славою прощался!Но вдруг, как молнии стрела,Зажглась в увядшем сердце младость,Душа проснулась, ожила,Узнала вновь любви надежду, скорбь и радость.Все снова расцвело! Я жизнью трепетал;Природы вновь восторженный свидетель,Живее чувствовал, свободнее дышал,Сильней пленяла добродетель…Хвала любви, хвала богам!Вновь лиры сладостной раздался голос юный,И с звонким трепетом воскреснувшие струныНесу к твоим ногам!..
Любви, надежды, тихой славыНедолго нежил нас обман,Исчезли юные забавы,Как сон, как утренний туман;Но в нас горит еще желанье;Под гнетом власти роковойНетерпеливою душойОтчизны внемлем призыванье.Мы ждем с томленьем упованьяМинуты вольности святой,Как ждет любовник молодойМинуты верного свиданья.Пока свободою горим,Пока сердца для чести живы,Мой друг, отчизне посвятимДуши прекрасные порывы!Товарищ, верь: взойдет она,Звезда пленительного счастья,Россия вспрянет ото сна,И на обломках самовластьяНапишут наши имена!
Языков, кто тебе внушилТвое посланье удалое?Как ты шалишь, и как ты мил,Какой избыток чувств и сил,Какое буйство молодое!Нет, не кастальскою водойТы воспоил свою Камену;Пегас иную ИппокренуКопытом вышиб пред тобой.Она не хладной льется влагой,Но пенится хмельною брагой;Она разымчива, пьяна,Как сей напиток благородный,Слиянье рому и вина,Без примеси воды негодной,В Тригорском жаждою свободнойОткрытый в наши времена.
Кавказ подо мною. Один в вышинеСтою над снегами у края стремнины;Орел, с отдаленной поднявшись вершины,Парит неподвижно со мной наравне.Отселе я вижу потоков рожденьеИ первое грозных обвалов движенье.
Здесь тучи смиренно идут подо мной;Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады;Под ними утесов нагие громады;Там ниже мох тощий, кустарник сухой;А там уже рощи, зеленые сени,Где птицы щебечут, где скачут олени.
А там уж и люди гнездятся в горах,И ползают овцы по злачным стремнинам,И пастырь нисходит к веселым долинам,Где мчится Арагва в тенистых брегах,И нищий наездник таится в ущелье,Где Терек играет в свирепом веселье;
Играет и воет, как зверь молодой,Завидевший пищу из клетки железной;И бьется о берег в вражде бесполезнойИ лижет утесы голодной водной…Вотще! нет ни пищи ему, ни отрады:Теснят его грозно немые громады.
Как сладостно!.. но, боги, как опасноТебе внимать, твой видеть милый взор!..Забуду ли улыбку, взор прекрасныйИ огненный, волшебный разговор!Волшебница, зачем тебя я видел —Узнав тебя, блаженство я познал —И счастие мое возненавидел.
Я помню чудное мгновенье:Передо мной явилась ты,Как мимолетное виденье,Как гений чистой красоты.
В томленьях грусти безнадежнойВ тревогах шумной суеты,Звучал мне долго голос нежныйИ снились милые черты.
Шли годы. Бурь порыв мятежныйРассеял прежние мечты,И я забыл твой голос нежный,Твой небесные черты.
В глуши, во мраке заточеньяТянулись тихо дни моиБез божества, без вдохновенья,Без слез, без жизни, без любви.
Душе настало пробужденье:И вот опять явилась ты,Как мимолетное виденье,Как гений чистой красоты.
И сердце бьется в упоенье,И для него воскресли вновьИ божество, и вдохновенье,И жизнь, и слезы, и любовь.
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,К нему не зарастёт народная тропа,Вознёсся выше он главою непокорнойАлександрийского столпа.**
Нет, весь я не умру — душа в заветной лиреМой прах переживёт и тлeнья убежит —И славен буду я, доколь в подлунном миреЖив будет хоть один пиит.
Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,И назовёт меня всяк сущий в ней язык,И гордый внук славян, и финн, и ныне дикийТунгус, и друг степей калмык.
И долго буду тем любезен я народу,Что чувства добрые я лирой пробуждал,Что в мой жестокий век восславил я свободуИ милость к падшим призывал.
Веленью бoжию, о муза, будь послушна,Обиды не страшась, не требуя венца;Хвалу и клевету приeмли равнодушноИ не оспаривай глупца.
Я знаю край: там на брегаУединенно море плещет;Безоблачно там солнце блещетНа опаленные луга;Дубрав не видно — степь нагаяНад морем стелется одна.
Я здесь, Инезилья,Я здесь под окном.Объята СевильяИ мраком и сном.
Исполнен отвагой,Окутан плащом,С гитарой и шпагойЯ здесь под окном.
Ты спишь ли? ГитаройТебя разбужу.Проснется ли старый,Мечом уложу.
Шелковые петлиК окошку привесь…Что медлишь?.. Уж нет лиСоперника здесь?..
Я здесь, Инезилья,Я здесь под окном.Объята СевильяИ мраком и сном.
Я думал, сердце позабылоСпособность лёгкую страдать,Я говорил: тому, что было,Уж не бывать! уж не бывать!Прошли восторги, и печали,И легковерные мечты…Но вот опять затрепеталиПред мощной властью красоты.
Я возмужал среди печальных бурь,И дней моих поток, так долго мутный,Теперь утих дремотою минутнойИ отразил небесную лазурь.
Надолго ли?.. а кажется прошлиДни мрачных бурь, дни горьких искушений.
Я вас любил: любовь еще, быть может,В душе моей угасла не совсем;Но пусть она вас больше не тревожит;Я не хочу печалить вас ничем.Я вас любил безмолвно, безнадежно,То робостью, то ревностью томим;Я вас любил так искренно, так нежно,Как дай вам бог любимой быть другим.
Ревёт ли зверь в лесу глухом,Трубит ли рог, гремит ли гром,Поет ли дева за холмом —На всякой звукСвой отклик в воздухе пустомРодишь ты вдруг.
Ты внемлешь грохоту громовИ гласу бури и валов,И крику сельских пастухов —И шлешь ответ;Тебе ж нет отзыва… ТаковИ ты, поэт!
Я думал, что любовь погасла навсегда,Что в сердце злых страстей умолкнул глас мятежный,Что дружбы наконец отрадная звездаСтрадальца довела до пристани надежной.Я мнил покоиться близ верных берегов,Уж издали смотреть, указывать рукоюНа парус бедственный пловцов,Носимых яростной грозою.И я сказал: «Стократ блажен,Чей век, свободный и прекрасный,Как век весны промчался яснойИ страстью не был омрачен,Кто не страдал в любви напрасной,Кому неведом грустный плен.Блажен! но я блаженней боле.Я цепь мученья разорвал,Опять я дружбе… я на воле —И жизни сумрачное полеВеселый блеск очаровал!»Но что я говорил… несчастный!Минуту я заснул в неверной тишине,Но мрачная любовь таилася во мне,Не угасал мой пламень страстный.Весельем позванный в толпу друзей моих,Хотел на прежний лад настроить резву лиру,Хотел еще воспеть прелестниц молодых,Веселье, Вакха и Дельфиру.Напрасно!.. я молчал; усталая рукаЛежала, томная, на лире непослушной,Я все еще горел — и в грусти равнодушнойНа игры младости взирал издалека.Любовь, отрава наших дней,Беги с толпой обманчивых мечтаний.Не сожигай души моей,Огонь мучительных желаний.Летите, призраки… Амур, уж я не твой,Отдай мне радости, отдай мне мой покой…Брось одного меня в бесчувственной природеИль дай еще летать надежды на крылах,Позволь еще заснуть и в тягостных цепяхМечтать о сладостной свободе.
Я видел смерть; она в молчанье селаУ мирного порогу моего;Я видел гроб; открылась дверь его;Душа, померкнув, охладела…Покину скоро я друзей,И жизни горестной моейНикто следов уж не приметит;Последний взор моих очейЛуча бессмертия не встретит,И погасающий светильник юных днейНичтожества спокойный мрак осветит.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Прости, печальный мир, где темная стезяНад бездной для меня лежала —Где вера тихая меня не утешала,Где я любил, где мне любить нельзя!
Прости, светило дня, прости, небес завеса,Немая ночи мгла, денницы сладкий час,Знакомые холмы, ручья пустынный глас,Безмолвие таинственного леса,И все… прости в последний раз.
А ты, которая была мне в мире богом,Предметом тайных слез и горестей залогом,Прости! минуло всё… Уж гаснет пламень мой,Схожу я в хладную могилу,И смерти сумрак роковойС мученьями любви покроет жизнь унылу.
А вы, друзья, когда, лишенный сил,Едва дыша, в болезненном боренье,Скажу я вам: «О други! я любил!..»И тихий дух умрет в изнеможенье,Друзья мои,— тогда подите к ней;Скажите: взят он вечной тьмою…И, может быть, об участи моейОна вздохнет над урной гробовою.
Счастлив, кто в страсти сам себеБез ужаса признаться смеет;Кого в неведомой судьбеНадежда робкая лелеет:Кого луны туманный лучВедет в полночи сладострастной;Кому тихонько верный ключОтворит дверь его прекрасной!
Но мне в унылой жизни нетОтрады тайных наслаждений;Увял надежды ранний цвет:Цвет жизни сохнет от мучений!Печально младость улетит,Услышу старости угрозы,Но я, любовью позабыт,Моей любви забуду ль слезы!
Безумных лет угасшее весельеМне тяжело, как смутное похмелье.Но, как вино — печаль минувших днейВ моей душе чем старе, тем сильней.Мой путь уныл. Сулит мне труд и гореГрядущего волнуемое море.
Но не хочу, о други, умирать;Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;И ведаю, мне будут наслажденьяМеж горестей, забот и треволненья:Порой опять гармонией упьюсь,Над вымыслом слезами обольюсь,И может быть — на мой закат печальныйБлеснёт любовь улыбкою прощальной.
Шумит кустарник… На утесОлень веселый выбегает,Пугливо он подножный лесС вершины острой озирает,Глядит на светлые луга,Глядит на синий свод небесныйИ на днепровские брега,Венчанны чащею древесной.Недвижим, строен он стоитИ чутким ухом шевелит…
Но дрогнул он — незапный звукЕго коснулся — боязливоОн шею вытянул и вдругС вершины прянул.
Что в имени тебе моем?Оно умрет, как шум печальныйВолны, плеснувшей в берег дальний,Как звук ночной в лесу глухом.
Оно на памятном листкеОставит мертвый след, подобныйУзору надписи надгробнойНа непонятном языке.
Что в нем? Забытое давноВ волненьях новых и мятежных,Твоей душе не даст оноВоспоминаний чистых, нежных.
Но в день печали, в тишине,Произнеси его тоскуя;Скажи: есть память обо мне,Есть в мире сердце, где живу я…
Что белеется на горе зеленой?Снег ли то, али лебеди белы?Был бы снег — он уже бы растаял,Были б лебеди — они б улетели.То не снег и не лебеди белы,А шатер Аги Асан-аги.Он лежит в нем, весь люто изранен.Посетили его сестра и матерь,Его люба не могла, застыдилась.Как ему от боли стало легче,Приказал он своей верной любе:«Ты не ищи меня в моем белом доме,В белом доме, ни во всем моем роде».Как услышала мужнины речи,Запечалилась бедная Кадуна.Она слышит, на двор едут кони;Побежала Асан-агиница,Хочет броситься, бедная, в окошко,За ней вопят две милые дочки:«Воротися, милая мать наша,Приехал не муж Асан-ага,А приехал брат твой Пинторович.»Воротилась Асан-агиница,И повисла она брату на шею —«Братец милый, что за посрамленье!Меня гонят от пятерых деток.»
Чем чаще празднует лицейСвою святую годовщину,Тем робче старый круг друзейВ семью стесняется едину,Тем реже он; тем праздник нашВ своем веселии мрачнее;Тем глуше звон заздравных чаш,И наши песни тем грустнее.
Так дуновенья бурь земныхИ нас нечаянно касались,И мы средь пиршеств молодыхДушою часто омрачались;Мы возмужали; рок судилИ нам житейски испытанья,И смерти дух средь нас ходилИ назначал свои закланья.
Шесть мест упраздненных стоят,Шести друзей не узрим боле,Они разбросанные спят —Кто здесь, кто там на ратном поле,Кто дома, кто в земле чужой,Кого недуг, кого печалиСвели во мрак земли сырой,И надо всеми мы рыдали.
И мнится, очередь за мной,Зовет меня мой Дельвиг милый,Товарищ; юности живой,Товарищ юности унылой,Товарищ песен молодых,Пиров и чистых помышлений,Туда, в толпу теней родныхНавек от нас утекший гений.
Тесней, о милые друзья,Тесней наш верный круг составим,Почившим песнь окончил я,Живых надеждою поздравим,Надеждой некогда опятьВ пиру лицейском очутиться,Всех остальных еще обнятьИ новых жертв уж не страшиться.
Над лесистыми брегами,В час вечерней тишины,Шум и песни под шатрами,И огни разложены.
Здравствуй, счастливое племя!Узнаю твои костры;Я бы сам в иное времяПровождал сии шатры.
Завтра с первыми лучамиВаш исчезнет вольный след,Вы уйдете — но за вамиНе пойдет уж ваш поэт.
Он бродящие ночлегиИ проказы стариныПозабыл для сельской негиИ домашней тишины.
Язык и ум теряя разом,Гляжу на вас единым глазом:Единый глаз в главе моей.Когда б судьбы того хотели,Когда б имел я сто очей,То все бы сто на вас глядели.
Цветок засохший, безуханный,Забытый в книге вижу я;И вот уже мечтою страннойДуша наполнилась моя:
Где цвёл? когда? какой весною?И долго ль цвёл? И сорван кем,Чужой, знакомой ли рукою?И положен сюда зачем?
На память нежного ль свиданья,Или разлуки роковой,Иль одинокого гуляньяВ тиши полей, в тени лесной?
И жив ли тот, и та жива ли?И нынче где их уголок?Или уже они увяли,Как сей неведомый цветок?
Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.Дева печально сидит, праздный держа черепок,Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.
Грустен и весел вхожу, ваятель, в твою мастерскую:Гипсу ты мысли даешь, мрамор послушен тебе:Сколько богов, и богинь, и героев!… Вот Зевс Громовержец,Вот изподлобья глядит, дуя в цевницу, сатир.Здесь зачинатель Барклай, а здесь совершитель Кутузов.Тут Аполлон — идеал, там Ниобея — печаль….Весело мне. Но меж тем в толпе молчаливых кумиров —Грустен гуляю: со мной доброго Дельвига нет;В темной могиле почил художников друг и советник.Как бы он обнял тебя! как бы гордился тобой!
Храни меня, мой талисман,Храни меня во дни гоненья,Во дни раскаянья, волненья:Ты в день печали был мне дан.
Когда подымет океанВокруг меня валы ревучи,Когда грозою грянут тучи —Храни меня, мой талисман.
В уединенье чуждых стран,На лоне скучного покоя,В тревоге пламенного бояХрани меня, мой талисман.
Священный сладостный обман,Души волшебное светило…Оно сокрылось, изменило…Храни меня, мой талисман.
Пускай же ввек сердечных ранНе растравит воспоминанье.Прощай, надежда; спи, желанье;Храни меня, мой талисман.
Французских рифмачей суровый судия,О классик Депрео, к тебе взываю я:Хотя постигнутый неумолимым рокомВ своем отечестве престал ты быть пророком,Хоть дерзких умников простерлася рукаНа лавры твоего густого парика;Хотя, растрепанный новейшей вольной школой,К ней в гневе обратил ты свой затылок голый,Но я молю тебя, поклонник верный твой —Будь мне вожатаем. Дерзаю за тобойЗанять кафедру ту, с которой в прежни летаТы слишком превознес достоинства сонета,Но где торжествовал твой здравый приговорГлупцам минувших лет, вранью тогдашних пор.Новейшие врали вралей старинных стоят —И слишком уж меня их бредни беспокоят.Ужели всё молчать, да слушать? О беда!..Нет, всё им выскажу однажды завсегда.
О вы, которые, восчувствовав отвагу,Хватаете перо, мараете бумагу,Тисненью предавать труды свои спеша,Постойте — наперед узнайте, чем душаУ вас исполнена — прямым ли вдохновеньемИль необдуманным одним поползновеньем,И чешется у вас рука по пустякам,Иль вам не верят в долг, а деньги нужны вам.Не лучше ль стало б вам с надеждою смиреннойЗаняться службою гражданской иль военной,С хваленым Жуковым табачный торг завестьИ снискивать в труде себе барыш и честь,Чем объявления совать во все журналы,Вельможе пошлые кропая мадригалы,Над меньшей собратьей в поту лица острясь,Иль выше мнения отважно вознесясь,С оплошной публики (как некие писаки)Подписку собирать — на будущие враки…
Фонтан любви, фонтан живой!Принес я в дар тебе две розы.Люблю немолчный говор твойИ поэтические слезы.
Твоя серебряная пыльМеня кропит росою хладной:Ах, лейся, лейся, ключ отрадный!Журчи, журчи свою мне быль…
Фонтан любви, фонтан печальный!И я твой мрамор вопрошал:Хвалу стране прочел я дальной;Но о Марии ты молчал…
Светило бледное гарема!И здесь ужель забвенно ты?Или Мария и ЗаремаОдни счастливые мечты?
Иль только сон воображеньяВ пустынной мгле нарисовалСвои минутные виденья,Души неясный идеал?
two-worlds.ru
Свое стихотворение «Кавказ» Пушкин написал, находясь под впечатлением от красоты кавказских гор. До того момента как поэт приехал на Кавказ, он несколько лет был в ссылке под неусыпным контролем царя и его помощников. В то время Пушкин писал стихотворения посвященные свободе, так как сам в ней остро нуждался.
Поэт просил царя отправить его в армию, расположенную на Кавказе, но в итоге получил отказ. В 1829 году Пушкин самовольно поехал туда, чтобы увидеться со своими друзьями, находящимися в ссылке. Однако долго ему там пробыть не удалось, его отправили обратно в Москву. После этой поездки Пушкин и написал это стихотворение.
Вначале он описывает красоты кавказских гор. Пишет о том, какие там зеленые травы, благоухающие цветы. Это великолепие находится у подножия и в самом начале горы. Если же подниматься выше, то вниманию путника предстают сухие кустарники между большими камнями. На самой верхушке лишь одни голые камни, да снег.
Затем поэт пишет о Тереке, сравнивая его с разъяренным молодым зверем. Он как будто рвется на свободу, но ему никак не удается выйти из своих берегов. По горам гуляют овцы и пастухи, они на свободе, а Тереку приходится томиться между двух берегов. Он как запертый в клетке зверь, который когда-нибудь вырвется на свободу. В небе летит орел, он, как и лирический герой, видит все со стороны, с высоты своего полета.
«Кавказ» написан четырехстопным амфибрахием и состоит из четырех строф. Каждая строфа представляет собой шестистишие. Это лирическое стихотворение написано на самую волнующую тему для Пушкина. Свобода – вот что было дорого и ценно для поэта. Он страдал, находясь в ссылке, поэтому с таким восторгом описывает Кавказ, где он побывал, будучи свободным человеком.
На написание стихотворения Пушкина вдохновила поездка на Кавказ в 1829 году. Прогулка в горах вызвала у него восторг и даже не примечательные утёсы, и тощий мох вызывают у него восхищение. Но это и не удивительно ведь многие знают, что у Пушкина был талант видеть необыкновенное в самых обычных вещах.
С первых строчек стихотворения Пушкин переносит нас на кавказскую вершину, откуда видно всё, что происходит внизу. Параллельно с нами, на другой вершине, сидит орёл, который символизирует желания поэта: орёл взлетает и парит неподвижно в воздухе. Он свободен. Пушкин также желает стать свободным, но из-за своей писательской деятельности, это практически невозможно. Он знает это и всё равно продолжает писать ведь это часть его жизни. В этой картине с орлом мы видим, как поэт затрагивает тему "свободы" в данном стихотворении.
Поражает также мастерство великого поэта в том, что он всего за десяток строчек сумел описать и непростую жизнь кавказцев, и их занятия, и неповторимые красоты природу Кавказа:
Здесь тучи смиренно идут подо мной;Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады;Под ними утесов нагие громады;Там ниже мох тощий, кустарник сухой;
Невооружённым глазом видно, что Пушкин не равнодушен к двум великим кавказским рекам: Арагви и Тереку. Он удивлён их силой и упорством, с которым они прокладывают себе дорогу сквозь скалы. Терек же, он вообще сравнивает с "диким зверем" который бьётся в клетке. Он понимает, что они очень схожи: Терек - пробивает путь сквозь скалы, Пушкин - пробивает путь в души людей, стараясь изменить их к лучшему. Он верит в правоту своего дела, но на примере Терека понимает, что ему не суждено пробить все человеческие пороки и достучаться до человека. Однако, как мы видим, ему это удалось - мы с вами знаем и уважаем Александра Сергеевича не только за его талант, но и за упорство с которым он отстаивал своё мнение. Особое внимание также следует уделить двум последним строчками:
Вотще! нет ни пищи ему, ни отрады:Теснят его грозно немые громады.
В этих строчках поэт говорит о себе, о том, что сколько он не пишет стихов, сколько не старается донести людям правду, но изменить мир у него не получается, потому что ему мешают эти самые "немые громады".
Смысл стиха для нас, современных людей, заключается в том, что если у вас есть цель, нужно идти к ней, бороться за неё и возможны и вы, как и Александр Сергеевич Пушкин будете увековечены борьбой человека за правое дело.
«Кавказ» Александр Пушкин
Кавказ подо мною. Один в вышинеСтою над снегами у края стремнины;Орел, с отдаленной поднявшись вершины,Парит неподвижно со мной наравне.Отселе я вижу потоков рожденьеИ первое грозных обвалов движенье.
Здесь тучи смиренно идут подо мной;Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады;Под ними утесов нагие громады;Там ниже мох тощий, кустарник сухой;А там уже рощи, зеленые сени,Где птицы щебечут, где скачут олени.
А там уж и люди гнездятся в горах,И ползают овцы по злачным стремнинам,И пастырь нисходит к веселым долинам,Где мчится Арагва в тенистых брегах,И нищий наездник таится в ущелье,Где Терек играет в свирепом веселье;
Играет и воет, как зверь молодой,Завидевший пищу из клетки железной;И бьется о берег в вражде бесполезнойИ лижет утесы голодной водной…Вотще! нет ни пищи ему, ни отрады:Теснят его грозно немые громады.
Летом 1829 года Александр Пушкин побывал на Кавказе, в результате чего появился на свет цикл стихов, которые условно можно отнести е поэтическим заметкам путешественника. Одним из таких произведений является «Кавказ», который был написан под впечатление от прогулки в горах. Пушкина по праву можно отнести к числу выдающихся мастеров пейзажной лирики, однако произведения более позднего периода творчества этого поэта включают в себя и философские размышления. Именно к такой категории относится и стихотворение «Кавказ», в котором автор высказывает свое стремление к внутренней свободе, отмечая при этом, что достичь этого практически невозможно.
Красота южной природы действительно пленила Пушкина, который умел находить прекрасное даже в таких мелочах, как парящий в облаках орел, «утесов нагие громады» и «рощи, зеленые сени, где птицы щебечу, где скачут олени». Однако поэт подмечает не только изысканность и величие окружающего мира, так как знает, что есть и обратная сторона медали. Ведь жизнь течет по своим законам, которые лишены романтики и наполнены повседневной прозой. Поэтому он знает, что где-то «там уж и люди гнездятся в горах», которым приходится трудиться в поте лица, чтобы добыть себе пропитание. Несмотря на то, что южный край весьма обилен и щедр на дары природы, плодородную землю часто приходится отвоевывать у гор. И на это у местных жителей уходит все свободное время, а также силы. Поэт мастерски создает образы людей, не акцентируя внимания на их внешности и роде деятельности. Он не развивает тему, почему «нищий наездник таится в ущелье», но и без этого понятно, что один из героев произведения занят тем, что добывает себе пропитание. И этот незначительный штрих удачно дополняет ту идиллическую картину, которую так виртуозно создает поэт и привносит в нее элементы реализма.
Гораздо больше внимания автор уделяет различным природным стихиям, которые наделяет чертами живых людей. Знаменитые кавказские реки Арагва и Терек вызывают у Пушкина целую гамму противоречивых чувств. Их сила, напористость и способность прокладывать себе путь сквозь толщу горных пород действительно достойны уважения. Так, Терек у поэта «играет в свирепом веселье» и «воет, как зверь молодой». Поэт втайне завидует мощи водного потока, но при этом отмечает, что герой его стихотворения, которого автор отождествляет с самим собой, «бьется о берег в вражде бесполезной». Точно также и поэт постоянно пытается пробить те невидимые стены, которые с завидным упорством возводит перед ним общество. Именно по этой причине, наблюдая за тем, как Терек «лижет утесы голодной волной», Пушкин отождествляет себя с водным потоком, который закован в каменные берега. И точно так же у поэта, как и у реки, нет возможности вырваться из этого плена, чтобы проявить себя в полной мере. Однако если водный поток обладает мощной разрушительной силой, то себя поэт позиционирует как силу созидательную. Он убежден, что с помощью стихов можно изменить мировоззрения людей. Для этого нужно лишь освободиться от внутренних и внешних оков, научиться не просто правдиво высказывать то, что чувствуешь, но и доносить свои мысли до читателя .
К сожалению, наблюдая за горной рекой, автор понимает, что его мечтам не суждено сбыться. Этому препятствует сама природа, мудрая и беспощадная. Обращаясь к водному потоку, поэт отмечает: «Нет ни пищи ему, ни отрады: теснят его грозно немые громады». Увиденное полностью соответствует внутренним ощущениям Пушкина, который не прекращает войны с окружающим миром, но с каждым мгновением все отчетливее понимает, что вряд ли сможет выйти из нее победителем.
Ася Ученик (181), закрыт 2 года назад
1.Кому посвящено, При каких обстоятельствах написано, какие события легли в основу? 2.О чем размышляет поэт? 3.Какими переживаниями и чувствами делится поэт. Что он испытывает? 4.Что характерно для лирического героя? 5.В чем идея стих-я, что хотел автор сказать стих-ем, в чем общий смысл стих-я. 6.Какими изобразительными средствами пользуется автор, в статике или в динамике они выражены?
Дополнен 6 лет назад
Кавказ подо мною. Один в вышине Стою над снегами у края стремнины; Орел, с отдаленной поднявшись вершины, Парит неподвижно со мной наравне. Отселе я вижу потоков рожденье И первое грозных обвалов движенье.
Здесь тучи смиренно идут подо мной; Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады; Под ними утесов нагие громады; Там ниже мох тощий, кустарник сухой; А там уже рощи, зеленые сени, Где птицы щебечут, где скачут олени.
А там уж и люди гнездятся в горах, И ползают овцы по злачным стремнинам, И пастырь нисходит к веселым долинам, Где мчится Арагва в тенистых брегах, И нищий наездник таится в ущелье, Где Терек играет в свирепом веселье;
Играет и воет, как зверь молодой, Завидевший пищу из клетки железной; И бьется о берег в вражде бесполезной И лижет утесы голодной водной. Вотще! нет ни пищи ему, ни отрады: Теснят его грозно немые громады.
Гриша Башков Знаток (284) 6 лет назад
Многих русских писателей манил Кавказ, таинственный край, “где люди вольны, как орлы”. Кавказ называли “Тёплой Сибирью”; туда в действующую армию ссылали неугодных. На Кавказ ехали и молодые люди в жажде побывать в “настоящем деле”, туда стремились и как в экзотическую страну чудес. С 1817 Россия вела борьбу с разрозненными горскими племенами, объединившиеся в борьбе за свободу под знамёнами Шамиля. Участвовали в этой войне и иные офицеры М. Лермонтов и Л. Толстой, но не войну воспели они в своих кавказских творениях, а прекрасную, суровую, дикую красоту гор, колоритную жизнь горцев, чарующую красоту горянок, легенды и сказания аулов. В своё время Белинский отмечал, что Кавказ сделался для русских “заветной страной воли и неисчерпаемой поэзии” с лёгкой руки А. С. Пушкина. В его стихотворении “Обвал” с необычайной силой и поэтичностью изображена могучая и дикая природа:
Дробясь о мрачные скалы, Шумят и пенятся валы, И надо мной кричат орлы, И ропщет бор, И блещут средь волнистой мглы Вершины гор.
Своему другу Н. Раевскому Пушкин посвятил поэму “Кавказский пленник”. Восторгаясь красотой Кавказа, он писал: “Забуду ли его кремнистые вершины, Гремучие ключи, увядшие равнины. ”. В этой романтической поэме противопоставлены разочарованное “дитя цивилизации” — русский, “европеец” и. дитя природы, “дева гор”, живущая естественной жизнью, воплощение любви и самопожертвования. Поэма Пушкина открывает тему трагического противостояния России и Кавказа, тему, которая, видимо, никогда не будет исчерпана. Мотив любви к Кавказу проходит и через всё творчество М. Ю. Лермонтова, которого в своё время поразила поэма “Кавказский пленник”. Неудивительно, что некоторые черты (гордое одиночество, таинственность, пылкая страсть) объединяют героев пушкинской поэмы и героев Лермонтова: И хладен блеск его очей. Чувства, страсти, В очах навеки догорев, Таятся, как в пещере лев, Глубоко в сердце. Кавказ для Лермонтова связан с воспоминаниями его детства, романтическим мироощущением, тоской по необычному, потребностью в величественном. С юношеских лет он грезил Кавказом, бывая там, он слушал рассказы про страну, записывал народные песни. Поэма “Беглец”, например, выросла из черкесской народной песни. Поэму эту следовало бы читать всем, кто в разные годы принимал решения об усмирении непокорных горских народов. Нет для черкеса большего позора, чем трусость на поле боя и неумение отомстить. С презрением отвернулся от беглеца и умирающий друг, и возлюбленная, и даже мать. И когда на утро “удар кинжала пресёк несчастного позор”, мать его лишь “хладно отвернула взор”. Лермонтов славит Кавказ и устами своего героя Мцыри, предпочитающего жизни в неволе три дня жизни на свободе.
Сияньем голубого дня Упьюся я в последний раз. Оттуда виден и Кавказ! Быть может, он с своих высот Привет прощальный мне пришлёт.
Блуждавший в пустыне мира печальный Демон находит край, достойный его судьбы и страсти:
Прекрасен ты, суровый край свободы! И вы, престолы вечные природы.
Наконец, сам поэт в стихотворении “Кавказ” восклицает:
Как сладкую песню отчизны моей Люблю я Кавказ!
Как бы предвидя современную трагедию русско-кавказских отношений, А. С. Пушкин писал:
Кавказа гордые сыны, Сражались, гибли вы ужасно, Но не спасла вас наша кровь.
А Лермонтов, как бы в продолжение этой жизни, философски замечает:
И с грустью тайной и сердечной Я думал: “ Жалкий человек. Чего он хочет. Небо ясно. Под небом много места всем; Но беспрестанно и напрасно Один враждует он — зачем?
После возвращения из ссылки А. С. Пушкин жил под постоянным наблюдением царя и начальника жандармов. Тема свободы для поэта, пережившего шесть лет изгнания и преследований на Юге и в Михайловском, остается по-прежнему актуальной. В 1828 году Пушкин просил царя об отправке его на Кавказ, в действующую армию, и получил отказ. В 1829 году поэт самовольно едет на Юг, в Арзрум. Ему хотелось повидать ссыльных друзей-декабристов. Пушкину удалось встретиться с друзьями, но Кавказ приказано было покинуть. В Москве, вернувшись из Арзрума, он написал стихотворение «Кавказ».
«Кавказ подо мною», — так начинает поэт свой рассказ. Он «в вышине», «над снегами», «у края стремнины». Только орел, гордая и свободная птица, парит наравне с поэтом. Перед ним открываются бесконечные дали: «нагие громады» утесов, горные потоки, «рощи, зеленые сени, где птицы щебечут, где скачут олени». А внизу, ближе к «веселым долинам» гнездятся жилища людей, и «нищий наездник таится в ущелье».
С молодым зверем, запертым в железной клетке, поэт сравнивает Терек — могучую и быструю горную реку, стесненную горным ущельем. Он «бьется о берег в вражде бесполезной», преодолевая преграды на своем пути.
Пушкин снова возвращается к теме свободы, вернее, к ее отсутствию для многих граждан России и покоренных народов. В рукописи Пушкина есть отброшенное поэтом продолжение стихотворения:
Так буйную вольность Законы теснят, Так дикое племя под Властью тоскует, Так ныне безмолвный Кавказ негодует, Так чуждые силы его тяготят.
Образ Терека — зверя, рвущегося на волю из железной клетки, отразил думы поэта о судьбе народов Кавказа, жестоко угнетавшихся царизмом. «Нищий наездник», который «таится в ущелье», — это образ тех, кто сопротивлялся насилию, не желал покориться царской власти. И поэт, чувствующий постоянную несвободу от опеки властей, солидарен с ними. Здесь, на Кавказе, среди вольной и дикой природы, Пушкин особенно остро чувствует естественную потребность человека в свободе. И оно одинаково свойственно и гонимому поэту, и притесняемым черкесам. И хотя стихотворение заканчивается печальной картиной бьющегося о скалы Терека «в вражде бесполезной», мы чувствуем силу и стремление к свободе этого «молодого зверя». И остается ощущение, что когда-нибудь он сокрушит все преграды на своем пути и вырвется из плена.
Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском ↑↑↑
На этой странице материал по темам:
ostihe.ru
Н. Н. Раевскому
Прими с улыбкою, мой друг,Свободной музы приношенье:Тебе я посвятил, изгнанной лиры пеньеИ вдохновенный свой досуг.Когда я погибал, безвинный, безотрадный,И шепот клеветы внимал со всех сторон,Когда кинжал измены хладный,Когда любви тяжелый сонМеня терзали и мертвили,Я близ тебя еще спокойство находил;Я сердцем отдыхал — друг друга мы любили:И бури надо мной свирепость утомили,Я в мирной пристани богов благословил.
Во дни печальные разлукиМои задумчивые звукиНапоминали мне Кавказ,Где пасмурный Бешту пустынник величавый,Аулов и полей властитель пятиглавый,Был новый для меня Парнас.Забуду ли его кремнистые вершины,Гремучие ключи, увядшие равнины,Пустыни знойные, края, где ты со мнойДелил души младые впечатленья;Где рыскает в горах воинственный разбой,И дикий гений вдохновеньяТаится в тишине глухой?Ты здесь найдешь воспоминанья,Быть может, милых сердцу дней,Противуречия страстей,Мечты знакомые, знакомые страданьяИ тайный глас души моей.
Мы в жизни розно шли: в объятиях покояЕдва, едва расцвел и вслед отца-герояВ поля кровавые, под тучи вражьих стрел,Младенец избранный, ты гордо полетел.Отечество тебя ласкало с умиленьем,Как жертву милую, как верный свет надежд.Я рано скорбь узнал, постигнут был гоненьем;Я жертва клеветы и мстительных невежд;Но сердце укрепив свободой и терпеньем,Я ждал беспечно лучших дней;И счастие моих друзейМне было сладким утешеньем.
В ауле, на своих порогах,Черкесы праздные сидят.Сыны Кавказа говорятО бранных, гибельных тревогах,О красоте своих коней,О наслажденьях дикой неги;Воспоминают прежних днейНеотразимые набеги,Обманы хитрых узденей,Удары шашек их жестоких,И меткость неизбежных стрел,И пепел разоренных сел,И ласки пленниц чернооких.
Текут беседы в тишине;Луна плывет в ночном тумане;И вдруг пред ними на конеЧеркес. Он быстро на арканеМладого пленника влачил.«Вот русский!» — хищник возопил.Аул на крик его сбежалсяОжесточенною толпой;Но пленник хладный и немой,С обезображенной главой,Как труп, недвижим оставался.Лица врагов не видит он,Угроз и криков он не слышит;Над ним летает смертный сонИ холодом тлетворным дышит.
И долго пленник молодойЛежал в забвении тяжелом.Уж полдень над его главойПылал в сиянии веселом;И жизни дух проснулся в нем,Невнятный стон в устах раздался;Согретый солнечным лучом,Несчастный тихо приподнялся;Кругом обводит слабый взор…И видит: неприступных горНад ним воздвигнулась громада.Гнездо разбойничьих племен,Черкесской вольности ограда.Воспомнил юноша свой плен,Как сна ужасного тревоги,И слышит: загремели вдругЕго закованные ноги…Все, все сказал ужасный звук;Затмилась перед ним природа.Прости, священная свобода!Он раб.За саклями лежитОн у колючего забора.Черкесы в поле, нет надзора,В пустом ауле все молчит.Пред ним пустынные равниныЛежат зеленой пеленой;Там холмов тянутся грядойОднообразные вершины;Меж них уединенный путьВ дали теряется угрюмой:И пленника младого грудьТяжелой взволновалась думой…
В Россию дальний путь ведет,В страну, где пламенную младостьОн гордо начал без забот;Где первую познал он радость,Где много милого любил,Где обнял грозное страданье,Где бурной жизнью погубилНадежду, радость и желанье,И лучших дней воспоминаньеВ увядшем сердце заключил.
Людей и свет изведал он,И знал неверной жизни цену.В сердцах друзей нашед измену,В мечтах любви безумный сон,Наскуча жертвой быть привычнойДавно презренной суеты,И неприязни двуязычной,И простодушной клеветы,Отступник света, друг природы,Покинул он родной пределИ в край далекий полетелС веселым призраком свободы.
Свобода! он одной тебяЕще искал в пустынном мире.Страстями чувства истребя,Охолодев к мечтам и к лире,С волненьем песни он внимал,Одушевленные тобою,И с верой, пламенной мольбоюТвой гордый идол обнимал.
Свершилось… целью упованьяНе зрит он в мире ничего.И вы, последние мечтанья,И вы сокрылись от него.Он раб. Склонясь главой на камень,Он ждет, чтоб с сумрачной зарейПогас печальной жизни пламень,И жаждет сени гробовой.
Уж меркнет солнце за горами;Вдали раздался шумный гул;С полей народ идет в аул,Сверкая светлыми косами.Пришли; в домах зажглись огни,И постепенно шум нестройныйУмолкнул; все в ночной тениОбъято негою спокойной;Вдали сверкает горный ключ,Сбегая с каменной стремнины;Оделись пеленою тучКавказа спящие вершины…Но кто, в сиянии луны,Среди глубокой тишиныИдет, украдкою ступая?Очнулся русский. Перед ним,С приветом нежным и немым,Стоит черкешенка младая.На деву молча смотрит онИ мыслит: это лживый сон,Усталых чувств игра пустая.Луною чуть озарена,С улыбкой жалости отраднойКолена преклонив, онаК его устам кумыс прохладныйПодносит тихою рукой.Но он забыл сосуд целебный;Он ловит жадною душойПриятной речи звук волшебныйИ взоры девы молодой.Он чуждых слов не понимает;Но взор умильный, жар ланит,Но голос нежный говорит:Живи! и пленник оживает.И он, собрав остаток сил,Веленью милому покорный,Привстал — и чашей благотворнойТомленье жажды утолил.Потом на камень вновь склонилсяОтягощенною главой,Но все к черкешенке младойУгасший взор его стремился.И долго, долго перед нимОна, задумчива, сидела;Как бы участием немымУтешить пленника хотела;Уста невольно каждый часС начатой речью открывались;Она вздыхала, и не разСлезами очи наполнялись.
За днями дни прошли как тень.В горах, окованный, у стадаПроводит пленник каждый день.Пещеры влажная прохладаЕго скрывает в летний зной;Когда же рог луны сребристойБлеснет за мрачною горой,Черкешенка, тропой тенистой,Приносит пленнику вино,Кумыс, и ульев сот душистый,И белоснежное пшено;С ним тайный ужин разделяет;На нем покоит нежный взор;С неясной речию сливаетОчей и знаков разговор;Поет ему и песни гор,И песни Грузии счастливой,И памяти нетерпеливойПередает язык чужой.Впервые девственной душойОна любила, знала счастье,Но русский жизни молодойДавно утратил сладострастье.Не мог он сердцем отвечатьЛюбви младенческой, открытой —Быть может, сон любви забытойБоялся он воспоминать.
Не вдруг увянет наша младость,Не вдруг восторги бросят нас,И неожиданную радостьЕще обнимем мы не раз:Но вы, живые впечатленья,Первоначальная любовь,Небесный пламень упоенья,Не прилетаете вы вновь.
Казалось, пленник безнадежныйК унылой жизни привыкал.Тоску неволи, жар мятежныйВ душе глубоко он скрывал.Влачася меж угрюмых скал,В час ранней, утренней прохлады,Вперял он любопытный взорНа отдаленные громадыСедых, румяных, синих гор.Великолепные картины!Престолы вечные снегов,Очам казались их вершиныНедвижной цепью облаков,И в их кругу колосс двуглавый,В венце блистая ледяном,Эльбрус огромный, величавый,Белел на небе голубом.Когда, с глухим сливаясь гулом,Предтеча бури, гром гремел,Как часто пленник над ауломНедвижим на горе сидел!У ног его дымились тучи,В степи взвивался прах летучий;Уже приюта между скалЕлень испуганный искал;Орлы с утесов подымалисьИ в небесах перекликались;Шум табунов, мычанье стадУж гласом бури заглушались…И вдруг на долы дождь и градИз туч сквозь молний извергались;Волнами роя крутизны,Сдвигая камни вековые,Текли потоки дождевые —А пленник, с горной вышины,Один, за тучей громовою,Возврата солнечного ждал,Недосягаемый грозою,И бури немощному воюС какой-то радостью внимал.
Но европейца все вниманьеНарод сей чудный привлекал.Меж горцев пленник наблюдалИх веру, нравы, воспитанье,Любил их жизни простоту,Гостеприимство, жажду брани,Движений вольных быстроту,И легкость ног, и силу длани;Смотрел по целым он часам,Как иногда черкес проворный,Широкой степью, по горам,В косматой шапке, в бурке черной,К луке склонясь, на стременаНогою стройной опираясь,Летал по воле скакуна,К войне заране приучаясь.Он любовался красотойОдежды бранной и простой.Черкес оружием обвешен;Он им гордится, им утешен;На нем броня, пищаль, колчан,Кубанский лук, кинжал, арканИ шашка, вечная подругаЕго трудов, его досуга.Ничто его не тяготит,Ничто не брякнет; пеший, конный —Все тот же он; все тот же видНепобедимый, непреклонный.Гроза беспечных казаков,Его богатство — конь ретивый,Питомец горских табунов,Товарищ верный, терпеливый.В пещере иль в траве глухойКоварный хищник с ним таитсяИ вдруг, внезапною стрелой,Завидя путника, стремится;В одно мгновенье верный бойРешит удар его могучий,И странника в ущелья горУже влечет аркан летучий.Стремится конь во весь опор,Исполнен огненной отваги;Все путь ему: болото, бор,Кусты, утесы и овраги;Кровавый след за ним бежит,В пустыне топот раздается;Седой поток пред ним шумит —Он в глубь кипящую несется;И путник, брошенный ко дну,Глотает мутную волну,Изнемогая, смерти проситИ зрит ее перед собой…Но мощный конь его стрелойНа берег пенистый выносит.
Иль ухватив рогатый пень,В реку низверженный грозою,Когда на холмах пеленоюЛежит безлунной ночи тень,Черкес на корни вековые,На ветви вешает кругомСвои доспехи боевые,Щит, бурку, панцырь и шелом,Колчан и лук — и в быстры волныЗа ним бросается потом,Неутомимый и безмолвный.Глухая ночь. Река ревет;Могучий ток его несетВдоль берегов уединенных,Где на курганах возвышенных,Склонясь на копья, казакиГлядят на темный бег реки —И мимо их, во мгле чернея,Плывет оружие злодея…О чем ты думаешь, казак?Воспоминаешь прежни битвы,На смертном поле свой бивак,Полков хвалебные молитвыИ родину?… Коварный сон!Простите, вольные станицы,И дом отцов, и тихой Дон,Война и красные девицы!К брегам причалил тайный враг,Стрела выходит из колчана —Взвилась — и падает казакС окровавленного кургана.
Когда же с мирною семьейЧеркес в отеческом жилищеСидит ненастною порой,И тлеют угли в пепелище;И, спрянув с верного коня,В горах пустынных запоздалый,К нему войдет пришлец усталыйИ робко сядет у огня, —Тогда хозяин благосклонныйС приветом, ласково, встаетИ гостю в чаше благовоннойЧихирь отрадный подает.Под влажной буркой, в сакле дымной,Вкушает путник мирный сон,И утром оставляет онНочлега кров гостеприимный.
Бывало, в светлый БаиранСберутся юноши толпою;Игра сменяется игрою.То, полный разобрав колчан,Они крылатыми стреламиПронзают в облаках орлов;То с высоты крутых холмовНетерпеливыми рядами,При данном знаке, вдруг падут,Как лани землю поражают,Равнину пылью покрываютИ с дружным топотом бегут.
Но скучен мир однообразныйСердцам, рожденным для войны,И часто игры воли празднойИгрой жестокой смущены.Нередко шашки грозно блещутВ безумной резвости пиров,И в прах летят главы рабов,И в радости младенцы плещут.
Но русский равнодушно зрелСии кровавые забавы.Любил он прежде игры славыИ жаждой гибели горел.Невольник чести беспощадной,Вблизи видал он свой конец,На поединках твердый, хладный,Встречая гибельный свинец.Быть может, в думу погруженный,Он время то воспоминал,Когда, друзьями окруженный,Он с ними шумно пировал…Жалел ли он о днях минувших,О днях, надежду обманувших,Иль, любопытный, созерцалСуровой простоты забавыИ дикого народа нравыВ сем верном зеркале читал —Таил в молчанье он глубокомДвиженья сердца своего,И на челе его высокомНе изменялось ничего;Беспечной смелости егоЧеркесы грозные дивились,Щадили век его младойИ шепотом между собойСвоей добычею гордились.
Ты их узнала, дева гор,Восторги сердца, жизни сладость;Твой огненный, невинный взорВысказывал любовь и радость.Когда твой друг во тьме ночнойТебя лобзал немым лобзаньем,Сгорая негой и желаньем,Ты забывала мир земной,Ты говорила: «Пленник милый,Развесели свой взор унылый,Склонись главой ко мне на грудь,Свободу, родину забудь.Скрываться рада я в пустынеС тобою, царь души моей!Люби меня; никто донынеНе целовал моих очей;К моей постеле одинокойЧеркес младой и черноокойНе крался в тишине ночной;Слыву я девою жестокой,Неумолимой красотой.Я знаю жребий мне готовый:Меня отец и брат суровыйНемилому продать хотятВ чужой аул ценою злата;Но умолю отца и брата,Не то — найду кинжал иль яд.Непостижимой, чудной силойК тебе я вся привлечена;Люблю тебя, невольник милый,Душа тобой упоена…»
Но он с безмолвным сожаленьемНа деву страстную взиралИ, полный тяжким размышленьем,Словам любви ее внимал.Он забывался. В нем теснилисьВоспоминанья прошлых дней,И даже слезы из очейОднажды градом покатились.Лежала в сердце, как свинец,Тоска любви без упованья.Пред юной девой наконецОн излиял свои страданья:
«Забудь меня: твоей любви,Твоих восторгов я не стою.Бесценных дней не трать со мною;Другого юношу зови.Его любовь тебе заменитМоей души печальный хлад;Он будет верен, он оценитТвою красу, твой милый взгляд,И жар младенческих лобзаний,И нежность пламенных речей;Без упоенья, без желанийЯ вяну жертвою страстей.Ты видишь след любви несчастной,Душевной бури след ужасный;Оставь меня; но пожалейО скорбной участи моей!Несчастный друг, зачем не преждеЯвилась ты моим очам,В те дни, как верил я надеждеИ упоительным мечтам!Но поздно: умер я для счастья,Надежды призрак улетел;Твой друг отвык от сладострастья,Для нежных чувств окаменел…
Как тяжко мертвыми устамиЖивым лобзаньям отвечатьИ очи, полные слезами,Улыбкой хладною встречать!Измучась ревностью напрасной,Уснув бесчувственной душой,В объятиях подруги страстнойКак тяжко мыслить о другой!..
Когда так медленно, так нежноТы пьешь лобзания мои,И для тебя часы любвиПроходят быстро, безмятежно;Снедая слезы в тишине,Тогда рассеянный, унылыйПеред собою, как во сне,Я вижу образ вечно милый;Его зову, к нему стремлюсь,Молчу, не вижу, не внимаю;Тебе в забвенье предаюсьИ тайный призрак обнимаю.Об нем в пустыне слезы лью;Повсюду он со мною бродитИ мрачную тоску наводитНа душу сирую мою.
Оставь же мне мои железы,Уединенные мечты,Воспоминанья, грусть и слезы:Их разделить не можешь ты.Ты сердца слышала признанье;Прости… дай руку — на прощанье.Не долго женскую любовьПечалит хладная разлука:Пройдет любовь, настанет скука,Красавица полюбит вновь».
Раскрыв уста, без слез рыдая,Сидела дева молодая.Туманный, неподвижный взорБезмолвный выражал укор;Бледна как тень, она дрожала:В руках любовника лежалаЕе холодная рука;И наконец любви тоскаВ печальной речи излилася:
«Ах, русский, русский, для чего,Не зная сердца твоего,Тебе навек я предалася!Не долго на груди твоейВ забвенье дева отдыхала;Не много радостных ночейСудьба на долю ей послала!Придут ли вновь когда-нибудь?Ужель навек погибла радость?..Ты мог бы, пленник, обманутьМою неопытную младость,Хотя б из жалости одной,Молчаньем, ласкою притворной;Я услаждала б жребий твойЗаботой нежной и покорной;Я стерегла б минуты сна,Покой тоскующего друга;Ты не хотел… Но кто ж она,Твоя прекрасная подруга?Ты любишь, русский? ты любим?.Понятны мне твои страданья…Прости ж и ты мои рыданья,Не смейся горестям моим».
Умолкла. Слезы и стенаньяСтеснили бедной девы грудь.Уста без слов роптали пени.Без чувств, обняв его колени,Она едва могла дохнуть.И пленник, тихою рукоюПодняв несчастную, сказал:«Не плачь: и я гоним судьбою,И муки сердца испытал.Нет, я не знал любви взаимной,Любил один, страдал один;И гасну я, как пламень дымный,Забытый средь пустых долин;Умру вдали брегов желанных;Мне будет гробом эта степь;Здесь на костях моих изгнанныхЗаржавит тягостная цепь…»
Светила ночи затмевались;В дали прозрачной означалисьГромады светлоснежных гор;Главу склонив, потупя взор,Они в безмолвии расстались.
Унылый пленник с этих порОдин окрест аула бродит.Заря на знойный небосклонЗа днями новы дни возводит;За ночью ночь вослед уходит;Вотще свободы жаждет он.Мелькнет ли серна меж кустами,Проскачет ли во мгле сайгак, —Он, вспыхнув, загремит цепями,Он ждет, не крадется ль казак,Ночной аулов разоритель,Рабов отважный избавитель.Зовет… но все кругом молчит;Лишь волны плещутся, бушуя,И человека зверь почуя,В пустыню темную бежит.
Однажды слышит русский пленный,В горах раздался клик военный:«В табун, в табун!» Бегут, шумят;Уздечки медные гремят,Чернеют бурки, блещут брони,Кипят оседланные кони,К набегу весь аул готов,И дикие питомцы браниРекою хлынули с холмовИ скачут по брегам КубаниСбирать насильственные дани.
Утих аул; на солнце спятУ саклей псы сторожевые.Младенцы смуглые, нагиеВ свободной резвости шумят;Их прадеды в кругу сидят,Из трубок дым, виясь, синеет.Они безмолвно юных девЗнакомый слушают припев,И старцев сердце молодеет.
1
В реке бежит гремучий вал;В горах безмолвие ночное;Казак усталый задремал,Склонясь на копие стальное.Не спи, казак: во тьме ночнойЧеченец ходит за рекой.
2
Казак плывет на челноке,Влача по дну речному сети.Казак, утонешь ты в реке,Как тонут маленькие дети,Купаясь жаркою порой:Чеченец ходит за рекой.
3
На берегу заветных водЦветут богатые станицы;Веселый пляшет хоровод.Бегите, русские певицы,Спешите, красные, домой:Чеченец ходит за рекой.
Так пели девы. Сев на бреге,Мечтает русский о побеге;Но цепь невольника тяжка,Быстра глубокая река…Меж тем, померкнув, степь уснула,Вершины скал омрачены.По белым хижинам аулаМелькает бледный свет луны;Елени дремлют над водами,Умолкнул поздний крик орлов,И глухо вторится горамиДалекий топот табунов.
Тогда кого-то слышно стало,Мелькнуло девы покрывало,И вот — печальна и бледнаК нему приближилась она.Уста прекрасной ищут речи;Глаза исполнены тоской,И черной падают волнойЕе власы на грудь и плечи.В одной руке блестит пила,В другой кинжал ее булатный;Казалось, будто дева шлаНа тайный бой, на подвиг ратный.
На пленника возведши взор,«Беги, — сказала дева гор, —Нигде черкес тебя не встретит.Спеши; не трать ночных часов;Возьми кинжал: твоих следовНикто во мраке не заметит».
Пилу дрожащей взяв рукой,К его ногам она склонилась:Визжит железо под пилой,Слеза невольная скатилась —И цепь распалась и гремит.«Ты волен, — дева говорит, —Беги!» Но взгляд ее безумныйЛюбви порыв изобразил.Она страдала. Ветер шумный,Свистя, покров ее клубил.«О друг мой! — русский возопил, —Я твой навек, я твой до гроба.Ужасный край оставим оба,Беги со мной…» — «Нет, русский, нет!Она исчезла, жизни сладость;Я знала все, я знала радость,И все прошло, пропал и след.Возможно ль? ты любил другую!..Найди ее, люби ее;О чем же я еще тоскую?О чем уныние мое?..Прости! любви благословеньяС тобою будут каждый час.Прости — забудь мои мученья,Дай руку мне… в последний раз».
К черкешенке простер он руки,Воскресшим сердцем к ней летел,И долгий поцелуй разлукиСоюз любви запечатлел.Рука с рукой, унынья полны,Сошли ко брегу в тишине —И русский в шумной глубинеУже плывет и пенит волны,Уже противных скал достиг,Уже хватается за них…Вдруг волны глухо зашумели,И слышен отдаленный стон…На дикой брег выходит он,Глядит назад, брега яснелиИ, опененные, белели;Но нет черкешенки младойНи у брегов, ни под горой…Все мертво… на брегах уснувшихЛишь ветра слышен легкой звук,И при луне в водах плеснувшихСтруистый исчезает круг.
Все понял он. Прощальным взоромОбъемлет он в последний разПустой аул с его забором,Поля, где, пленный, стадо пас,Стремнины, где влачил оковы,Ручей, где в полдень отдыхал,Когда в горах черкес суровыйСвободы песню запевал.
Редел на небе мрак глубокий,Ложился день на темный дол,Взошла заря. Тропой далекойОсвобожденный пленник шел;И перед ним уже в туманахСверкали русские штыки,И окликались на курганахСторожевые казаки.
Так Муза, легкой друг Мечты,К пределам Азии леталаИ для венка себе срывалаКавказа дикие цветы.Ее пленял наряд суровыйПлемен, возросших на войне,И часто в сей одежде новойВолшебница являлась мне;Вокруг аулов опустелыхОдна бродила по скалам,И к песням дев осиротелыхОна прислушивалась там;Любила бранные станицы,Тревоги смелых казаков,Курганы, тихие гробницы,И шум, и ржанье табунов.Богиня песен и рассказа,Воспоминания полна,Быть может, повторит онаПреданья грозного Кавказа;Расскажет повесть дальних стран,Мстислава древний поединок,Измены, гибель россиянНа лоне мстительных грузинок;И воспою тот славный час,Когда, почуя бой кровавый,На негодующий КавказПодъялся наш орел двуглавый;Когда на Тереке седомВпервые грянул битвы громИ грохот русских барабанов,И в сече, с дерзостным челом,Явился пылкий Цицианов;Тебя я воспою, герой,О Котляревский, бич Кавказа!Куда ни мчался ты грозой —Твой ход, как черная зараза,Губил, ничтожил племена…Ты днесь покинул саблю мести,Тебя не радует война;Скучая миром, в язвах чести,Вкушаешь праздный ты покойИ тишину домашних долов…Но се — Восток подъемлет вой!..Поникни снежною главой,Смирись, Кавказ: идет Ермолов!
И смолкнул ярый крик войны:Все русскому мечу подвластно.Кавказа гордые сыны,Сражались, гибли вы ужасно;Но не спасла вас наша кровь,Ни очарованные брони,Ни горы, ни лихие кони,Ни дикой вольности любовь!Подобно племени Батыя,Изменит прадедам Кавказ,Забудет алчной брани глас,Оставит стрелы боевые.К ущельям, где гнездились вы,Подъедет путник без боязни,И возвестят о вашей казниПреданья темные молвы.
О юный вождь, сверша походы,Прошел ты с воинством Кавказ,Зрел ужасы, красы природы:Как с ребр там страшных гор лиясь,Ревут в мрак бездн сердиты реки;Как с чел их с грохотом снегаПадут, лежавши целы веки;Как серны, вниз склонив рога,Зрят в мгле спокойно под собоюРожденье молний и громов.
Ты зрел, как ясною пороюТам солнечны лучи, средь льдов,Средь вод, играя, отражаясь,Великолепный кажут вид;Как, в разноцветных рассеваясьТам брызгах, тонкий дождь горит;Как глыба там сизо-янтарна,Навесясь, смотрит в темный бор;А там заря златобагрянаСквозь лес увеселяет взор.
Жуковский, в своем послании к г-ну Воейкову,также посвящает несколькопрелестных стихов описанию Кавказа:
Ты зрел, как Терек в быстром бегеМеж виноградников шумел,Где, часто притаясь на бреге,Чеченец иль черкес сиделПод буркой, с гибельным арканом;И вдалеке перед тобой,Одеты голубым туманом,Гора вздымалась над горой,И в сонме их гигант седой,Как туча, Эльборус двуглавый,Ужасною и величавойТам все блистает красотой:Утесов мшистые громады,Бегущи с ревом водопадыВо мрак пучин с гранитных скал;Леса, которых сна от векаНи стук секир, ни человекаВеселый глас не возмущал,В которых сумрачные сениЕще луч дневный не проник,Где изредка одни елени,Орла послышав грозный крик,Теснясь в толпу, шумят ветвями,И козы легкими ногамиПеребегают по скалам.Там все является очамВеликолепие творенья!Но там — среди уединеньяДолин, таящихся в горах, —Гнездятся и балкар, и бах,И абазех, и камуцинец,И карбулак, и албазинец,И чечереец, и шапсук;Пищаль, кольчуга, сабля, лукИ конь — соратник быстроногий —Их и сокровища и боги;Как серны скачут по горам,Бросают смерть из-за утеса;Или по топким берегам,В траве высокой, в чаще лесаРассыпавшись, добычи ждут;Скалы свободы их приют.Но дни в аулах их бредутНа костылях угрюмой лени:Там жизнь их — сон; стеснясь в кружокИ в братский с табаком горшокВонзивши чубуки, как тениВ дыму клубящемся сидятИ об убийствах говорят,Иль хвалят меткие пищали,Из коих деды их стреляли;Иль сабли на кремнях острят,Готовясь на убийства новы.
Произведение «Кавказский пленник» — первая романтическая поэма Пушкина. Он написал ее в 1820 г. под непосредственным впечатлением от пребывания на Кавказских минеральных водах. Поэма посвящена Н. Н. Раевскому – близкому другу поэта.
Сам Пушкин считал свою поэму еще достаточно слабым произведением, первой попыткой масштабного описания романтического героя. Он признавался, что образ пленника не завершен до конца. Критичность Пушкина опровергается восторженными отзывами современников. Поэма удачно сочетает в себе образ романтического героя, неразделенную любовь и яркое художественное описание кавказской природы.
Пленник, захваченный горцами, символизирует в поэме определенный общественный тип. Это молодой человек, уже успевший познать жизнь, все ее радости и огорчения. Он страдает от неразделенной любви и отправляется на войну в попытке забыть о ней. Его конечное стремление – свобода. На Кавказе он впервые ощутил это пьянящее чувство. Опасность отодвинула на задний план все переживания, связанные с покинутой родиной. Жизнь на войне сурова, но справедлива. Здесь нет места обману и предательству. Насмешкой судьбы становится его пленение горцами. Его лишает свободы вольный народ. В этом эпизоде заложена глубокая мысль автора: абсолютная свобода недостижима. Человек всегда и при любых обстоятельствах будет в чем-то ограничен.
Нет абсолютной свободы и среди вольного кавказского племени. Пленник восхищен условиями, в которых воспитаны горцы, их справедливыми обычаями. Но прекрасная девушка находится во власти своего отца и братьев. Ее свобода также мнимая, она будет отдана будущему мужу за деньги. Черкешенка, увидев русского пленника, впервые испытывает чувство любви. Это для нее становится долгожданной свободой. Но любовные отношения продолжаются недолго. Пленник с грустью признается девушке, что любит другую. Это наносит черкешенке огромную душевную травму, но разлюбить юношу она уже не в состоянии. В благородном порыве она помогает ему убежать. Девушка отказывается последовать за любимым и заканчивает жизнь самоубийством.
Основная мысль поэмы заключается в том, что романтический герой обречен на одиночество и страдания. Он везде будет чувствовать на себе символические рабские цепи. Более того, невольно герой будет служить причиной жизненной трагедии для самых близких и дорогих ему людей.
Читать стих поэта Александр Пушкин — Кавказский пленник на сайте РуСтих: лучшие, красивые стихотворения русских и зарубежных поэтов классиков о любви, природе, жизни, Родине для детей и взрослых.
rustih.ru
|
|
|
|
|
|
