В честь этого стихотворения Расула Гамзатова и назван один из самых поэтичных праздников – Праздник Белых Журавлей. 22 октября - Праздник Белых Журавлей - появился по инициативе народного поэта Дагестана Расула Гамзатова как день поэзии и памяти о погибших в войнах. Сначала он отмечался только в Дагестане, потом в России, а вот уже 5 лет, с 2009 года входит в список международных праздников ЮНЕСКО.
Этот праздник поэзии посвящен светлой памяти павших на полях сражений во всех войнах, тех, кто не вернулся из боя, кто погиб, защищая свою землю и свою страну. Мне кажется порою, что солдаты, С кровавых не пришедшие полей, Не в землю нашу полегли когда-то, А превратились в белых журавлей. Они до сей поры с времен тех дальних Летят и подают нам голоса. Не потому ль так часто и печально Мы замолкаем, глядя в небеса. Летит, летит по небу клин усталый, Летит в тумане, на исходе дня. И в том строю есть промежуток малый, Быть может, это место для меня. Настанет день, и с журавлиной стаей Я поплыву в такой же сизой мгле, Из-под небес по-птичьи окликая, Всех вас, кого оставил на земле… Расул Гамзатов Я не хочу войны Я хочу, чтоб в целом мире Затрубили журавли И напомнить всем могли О погибших в Хиросиме И о девочке умершей, Не хотевшей умирать И журавликов умевшей Из бумаги вырезать. А журавликов-то малость Сделать девочке осталось... Для больной нелёгок труд, Всё ей, бедненькой, казалось – Журавли её спасут. Журавли спасти не могут – Это ясно даже мне. Людям люди пусть помогут Преградить пути войне. Расул Гамзатов Нам не дано спокойно сгнить в могиле. Лежим навытяжку и, приоткрыв гробы, Мы слышим гром предутренней пальбы, охрипшей полковой трубы С больших дорог, которыми ходили. Мы все уставы знаем наизусть. Что гибель нам? Мы даже смерти выше. В могиле мы построились в отряд И ждём приказа нового. И пусть Не думают, что мёртвые не слышат, Когда о них потомки говорят. Николай Майоров Его зарыли в шар земной, А был он лишь солдат, Всего, друзья, солдат простой, Без званий и наград. Ему как мавзолей земля – На миллион веков, И Млечные Пути пылят Вокруг него с боков. На рыжих скатах тучи спят, Метелицы метут, Грома тяжёлые гремят, Ветра разбег берут. Давным-давно окончен бой… Руками всех друзей Положен парень в шар земной, Как будто в мавзолей… Вы думаете - нет меня, что я не с вами? Ты, мама, плачешь обо мне. А вы грустите. Вы говорите обо мне, звеня словами. А если и забыли вы… Тогда простите. Да. Это было всё со мной, Тяжёлой пулей разрывной Но на поверхности земной я здесь упрямо. Я только не хожу домой. Прости мне, мама. Нельзя с бессменного поста мне отлучиться, поручена мне высота всей жизни мира. А если отошёл бы я - иль глянул мимо - что бы на земле могло случиться! Да, если только отойду - нахлынут, воя, как в том задымленном году, громя с разбега, пройдут мимо меня кровавым пальцем отведут все стрелки века. Назад - во времена до вас, цветы детсада, до Волжской ГЭС ещё задолго, так - год за годом - в те года у Сталинграда, когда до самых звёзд горела Волга. В самый первый бой, в огонь под Минском, в жар первой раны пулевой, в год сорок первый… я упал тогда в бою с великой верой, и ветер времени гудит над обелиском. Не жертва, не потеря я - ложь, что ни слово. Не оскорбляйте вы меня шумихой тризны. Да если бы вернулась вспять угроза жизни - я бы пошёл опять навстречу снова! Нас много у тебя, страна, да, нас немало. Мы - это весь простор земной в разливе света. Надо мной шумит моя победа. А то, что не иду домой, прости мне, мама.Предлагаю отметить это праздник стихами памяти погибшим воинам.
vokrugknig.blogspot.com
Уже его открыли взоры Вдали Акрокоринф и горы, Слиянны с синевой небес. Он входит в Посидонов лес... Все тихо: лист не колыхнется; Лишь журавлей по вышине Шумящая станица вьется В страны полуденны к весне.
«О спутники, ваш рой крылатый, Досель мой верный провожатый, Будь добрым знамением мне. Сказав: прости! родной стране, Чужого брега посетитель, Ищу приюта, как и вы; Да отвратит Зевес-хранитель Беду от странничьей главы».
И с твердой верою в Зевеса Он в глубину вступает леса; Идет заглохшею тропой... И зрит убийц перед собой. Готов сразиться он с врагами; Но час судьбы его приспел: Знакомый с лирными струнами, Напрячь он лука не умел.
К богам и к людям он взывает... Лишь эхо стоны повторяет - В ужасном лесе жизни нет. «И так погибну в цвете лет, Истлею здесь без погребенья И не оплакан от друзей; И сим врагам не будет мщенья Ни от богов, ни от людей».
И он боролся уж с кончиной... Вдруг... шум от стаи журавлиной; Он слышит (взор уже угас) Их жалобно-стенящий глас. «Вы, журавли под небесами, Я вас в свидетели зову! Да грянет, привлеченный вами, Зевесов гром на их главу»
И труп узрели обнаженный: Рукой убийцы искаженны Черты прекрасного лица. Коринфский друг узнал певца. «И ты ль недвижим предо мною? И на главу твою, певец, Я мнил торжественной рукою Сосновый положить венец».
И внемлют гости Посидона, Что пал наперсник Аполлона... Вся Греция поражена; Для всех сердец печаль одна. И с диким ревом исступленья Пританов окружил народ, И вопит: «Старцы, мщенья, мщенья! Злодеям казнь, их сгибни род!»
Но где их след? Кому приметно Лицо врага в толпе несметной Притекших в Посидонов храм? Они ругаются богам. И кто ж - разбойник ли презренный Иль тайный враг удар нанес? Лишь Гелиос то зрел священный, Все озаряющий с небес.
С подъятой, может быть, главою, Между шумящею толпою, Злодей сокрыт в сей самый час И хладно внемлет скорби глас; Иль в капище, склонив колени, Жжет ладан гнусною рукой; Или теснится на ступени Амфитеатра за толпой,
Где, устремив на сцену взоры (Чуть могут их сдержать подпоры), Пришед из ближних, дальних стран, Шумя, как смутный океан, Над рядом ряд, сидят народы; И движутся, как в бурю лес, Людьми кипящи переходы, Всходя до синевы небес.
И кто сочтет разноплеменных, Сим торжеством соединенных? Пришли отвсюду: от Афин, От древней Спарты, от Микин, С пределов Азии далекой, С Эгейских вод, с Фракийских гор. И сели в тишине глубокой, И тихо выступает хор.
По древнему обряду, важно, Походкой мерной и протяжной, Священным страхом окружен, Обходит вкруг театра он. Не шествуют так персти чада; Не здесь их колыбель была. Их стана дивная громада Предел земного перешла.
Идут с поникшими главами И движут тощими руками Свечи, от коих темный свет; И в их ланитах крови нет; Их мертвы лица, очи впалы; И свитые меж их власов Эхидны движут с свистом жалы, Являя страшный ряд зубов.
И стали вкруг, сверкая взором; И гимн запели диким хором, В сердца вонзающий боязнь; И в нем преступник слышит: казнь! Гроза души, ума смутитель, Эринний страшный хор гремит; И, цепенея, внемлет зритель; И лира, онемев, молчит:
«Блажен, кто незнаком с виною, Кто чист младенчески душою! Мы не дерзнем ему вослед; Ему чужда дорога бед... Но вам, убийцы, горе, горе! Как тень, за вами всюду мы, С грозою мщения во взоре, Ужасные созданья тьмы.
Не мните скрыться - мы с крылами; Вы в лес, вы в бездну - мы за вами; И, спутав вас в своих сетях, Растерзанных бросаем в прах. Вам покаянье не защита; Ваш стон, ваш плач - веселье нам; Терзать вас будем до Коцита, Но не покинем вас и там».
И песнь ужасных замолчала; И над внимавшими лежала, Богинь присутствием полна, Как над могилой, тишина. И тихой, мерною стопою Они обратно потекли, Склонив главы, рука с рукою, И скрылись медленно вдали.
И зритель - зыблемый сомненьем Меж истиной и заблужденьем - Со страхом мнит о Силе той, Которая, во мгле густой Скрывался, неизбежима, Вьет нити роковых сетей, Во глубине лишь сердца зрима, Но скрыта от дневных лучей.
И всё, и всё еще в молчанье... Вдруг на ступенях восклицанье: «Парфений, слышишь?.. Крик вдали - То Ивиковы журавли!..» И небо вдруг покрылось тьмою; И воздух весь от крыл шумит; И видят... черной полосою Станица журавлей летит.
«Что? Ивик!..» Все поколебалось - И имя Ивика помчалось Из уст в уста... шумит народ, Как бурная пучина вод. «Наш добрый Ивик! наш сраженный Врагом незнаемым поэт!.. Что, что в сем слове сокровенно? И что сих журавлей полет?»
И всем сердцам в одно мгновенье, Как будто свыше откровенье, Блеснула мысль: «Убийца тут; То Эвменид ужасных суд; Отмщенье за певца готово; Себе преступник изменил. К суду и тот, кто молвил слово, И тот, кем он внимаем был!»
И, бледен, трепетен, смятенный, Незапной речью обличенный, Исторгнут из толпы злодей: Перед седалище судей Он привлечен с своим клевретом; Смущенный вид, склоненный взор И тщетный плач был их ответом; И смерть была им приговор.
Василий Жуковский, 1813
strofa.su
Печальный и щемящий душу, текст песни «Журавли» считается своеобразным гимном всем советским воинам, погибшим во время Великой Отечественной войны. Но о том, что автором строк этого песенного текста является известный поэт из Дагестана Расул Гамзатов, знают немногие. А то, что в оригинале эти стихи были написаны в 1965 году на аварском языке и впоследствии переведены на русский Наумом Гребневым, известно лишь истинным почитателям поэзии Гамзатова.
Мне кажется порою, что солдаты,С кровавых не пришедшие полей,Не в землю нашу полегли когда-то,А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальнихЛетят и подают нам голоса.Не потому ль так часто и печальноМы замолкаем, глядя в небеса?
Летит, летит по небу клин усталый,Летит в тумане на исходе дня.И в том строю есть промежуток малый,Быть может, это место для меня.
Настанет день, и с журавлиной стаейЯ поплыву в такой же сизой мгле,Из-под небес по-птичьи окликаяВсех вас, кого оставил на земле.
Мне кажется порою, что солдаты,С кровавых не пришедшие полей,Не в землю нашу полегли когда-то,А превратились в белых журавлей…
Интересный факт:
История создания текста песни «Журавли» такова. Дагестанский поэт Расул Гамзатов побывал в Японии и увидел там памятник японской девочке, которая свято верила в то, что, если она своими руками сделает из бумаги тысячу журавликов, она сможет загадать желание, которое исполнится. Дети со всего света помогали ей и присылали в Японию своих журавликов-оригами. Но чудо не случилось: облученная радиацией девочка погибла от лейкемии. Погибшему ребенку был воздвигнут памятник: девочка держит журавлика в поднятых над головой руках.
Расул Гамзатов написал на аварском языке стихотворение о журавлях, которые символизировали души погибших людей. Эти стихи перевел Наум Гребнев — поэт-фронтовик, который внес свой военный опыт в эти стихи. Стихи понравились Марку Бернесу, и он предложил Яну Френкелю сделать их текстом песни. А после рождения «Журавлей» тяжело больной Марк Бернес успел записать собственное исполнение этого великого произведения, ставшего негласным гимном всем погибшим воинам на полях сражений за Родину.
drinking-songs.ru
«Журавли» — песня на стихи Расула Гамзатова в переводе на русский язык Наума Гребнева. Композитор Ян Френкель. Песня посвящена солдатам, погибшим в Великой отечественной войне.
История создания
Дагестанский поэт, член Президиума Верховного Совета СССР, Гамзатов написал стихотворение «Журавли» на родном языке, по-аварски. Тема журавлей была навеяна посещением расположенного в Хиросиме памятника японской девочке по имени Садако Сасаки, страдавшей от лейкемии после атомного взрыва в Хиросиме. СССР вступил в войну против Японии 9 августа 1945 года. Атомная бомба, сброшенная американским бомбардировщиком на Хиросиму 6 августа, и вторая, сброшенная на Нагасаки 9 августа, имели целью заставить капитулировать милитаристскую Японию — союзника нацистской Германии. Одновременно советские войска вели наступление в занятой японскими силами Манчжурии. Тем не менее, Япония капитулировала только 2 сентября 1945 года. Садако Сасаки надеялась, что вылечится, если смастерит тысячу бумажных «журавликов», пользуясь искусством оригами. В Азии существует поверье, что желание человека исполнится, если он сложит из цветной бумаги тысячу оригами — журавлей.
С другой стороны, журавли имеют свой образ в русской культуре, с которой Гамзатов был очень близко знаком, как переводчик русской классической поэзии. Поэтому верно и другое: Гамзатовские журавли больше русские, чем японские. В то же самое время историческая родина распространенных по всему миру птиц — журавлей — Американский континент. Как вспоминает Гамзатов, когда он летел из Японии домой, в СССР, он думал о своей матери, весть о кончине которой пришла в Японию, думал о старшем брате Магомеде, погибшем в боях под Севастополем, думал о другом старшем брате, без вести пропавшем военном моряке Ахильчи, думал о других близких людях, погибших в Великую Отечественную войну, итогом которой была победа над нацистской Германией и её союзником — милитаристской Японией. «Не потому ли с кличем журавлиным от века речь аварская сходна?», писал он в стихотворении «Журавли» в переводе Гребнева. Журавли у Гамзатова — это и аварские и русские журавли.
Наум Гребнев — известный переводчик восточной поэзии, её классиков и фольклора. В его переводах или с его участием вышло более 150 книг. После Великой Отечественной войны вместе с Гамзатовым учился в Литературном институте, и с той поры начались их дружба и сотрудничество. Гребнев также переводил стихи отца поэта, Гамзата Цадасы. Война застала Гребнева с самого её начала, поскольку в это время он служил на границе, под Брестом. Он отступал вместе с Красной Армией, попал в знаменитое Харьковское (Изюм-Барвенковское) окружение, где немцы взяли в плен 130 тысяч красноармейцев, вышел одним из немногих, форсировал Северский Донец, воевал под Сталинградом, был трижды ранен, и после последнего ранения 12 января 1944 года война для него «кончилась». Свои воспоминания о войне он озаглавил «Война была самым серьёзным событием моей биографии». В стихотворение «Журавли» он вложил и свой опыт войны.
В 1968 году стихотворение «Журавли» в переводе Наума Гребнева было напечатано в журнале «Новый мир» и начиналось словами: «Мне кажется порою, что джигиты, с кровавых не пришедшие полей…». Стихотворение «Журавли», напечатанное в журнале, попалось на глаза певцу Марку Бернесу. Сам Бернес в войну никогда не участвовал в боях, но он ездил выступать с концертами на передовую. И особенно ему удавались песни, посвященные войне. Очевидно, что война тоже была его личной темой. Прочитав стихотворение «Журавли», возбуждённый Бернес позвонил поэту-переводчику Науму Гребневу и сказал, что хочет сделать песню. По телефону, сразу же, обсудили некоторые изменения в тексте будущей песни, и Гребнев заменил в том числе слово «джигиты» на «солдаты». Расул Гамзатов: «Вместе с переводчиком мы сочли пожелания певца справедливыми, и вместо „джигиты“ написали „солдаты“. Это как бы расширило адрес песни, придало ей общечеловеческое звучание». Со стихами, включающими изменения для будущей песни, певец обратился к Яну Френкелю, с которым до этого много сотрудничал, и попросил сочинить музыку[1]. Сочинить музыку удалось далеко не сразу. Только два месяца спустя, когда композитор написал вступительный вокализ, работа пошла легче. Позднее Ян Френкель вспоминал: Я тут же позвонил Бернесу. Он сразу же приехал, послушал песню и… расплакался. Он не был человеком сентиментальным, но нередко случалось, что он плакал, когда ему что-либо нравилось. Для композитора Яна Френкеля война тоже была личной темой. В 1941—1942 годах он учился в зенитном училище и позднее был тяжело ранен. Марк Бернес записывал «Журавлей» уже будучи тяжело больным. Эта запись стала последней в его жизни[2]. Как писал Юрий Рабинович: Бернес, после того как услышал музыку, торопил всех, как можно скорее записать песню. Как говорил Ян, он предчувствовал свою кончину и точку в своей жизни хотел поставить именно этой песней. Запись для Бернеса была неимоверно тяжела. Но он мужественно вынес всё и записал Журавлей. И действительно, она стала последней песней в его жизни[3]. Песня вышла на миньоне «Последние записи» вскоре после смерти Бернеса[4][5]. Очень индивидуальна и своеобразна манера исполнения Марка Бернеса — он не столько поёт, не столько растягивает слова в пении, сколько «проговаривает» слова песни. Для хороших стихов, где каждое слово весомо, такое особое исполнение порою оказывается предпочтительным.
Песня стала популярной и исполнялась многими артистами. Через несколько лет после появления песни «Журавли» в СССР, в местах боёв 1941—1945 годов, стали возводить стелы и памятники, центральным образом которых были летящие журавли. Так, журавли из песни стали символом памяти о погибших в Великую Отечественную войну, например Памятник «Журавли» в Саратове или мемориал «Журавли» в Санкт-Петербурге.
Текст песни Журавли Музыка: Ян Френкель Слова: Расул Гамзатов (русский текст: Наум Гребнев)
Мне кажется порою, что солдаты, С кровавых не пришедшие полей, Не в землю нашу полегли когда-то, А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальних Летят и подают нам голоса. Не потому ль так часто и печально Мы замолкаем, глядя в небеса?
Летит, летит по небу клин усталый - Летит в тумане на исходе дня, И в том строю есть промежуток малый - Быть может, это место для меня!
Настанет день, и с журавлиной стаей Я поплыву в такой же сизой мгле, Из-под небес по-птичьи окликая Всех вас, кого оставил на земле.
Исполнителем опущены:
Сегодня, предвечернею порою, Я вижу, как в тумане журавли Летят своим определенным строем, Как по полям людьми они брели.
Они летят, свершают путь свой длинный И выкликают чьи-то имена. Не потому ли с кличем журавлиным От века речь аварская сходна?
Оригинальный текст (на аварском)
Къункъраби
Дида ккола, рагъда, камурал васал Кирго рукъун гьечIин, къанабакь лъечIин. Доба борхалъуда хъахIил зобазда ХъахIал къункърабазде сверун ратилин.
Гьел иххаз хаселаз халатал саназ Нилъее салам кьун роржунел руго. Гьелъин нилъ пашманго, бутIрулги рорхун, Ралагьулел зодихъ щибаб нухалда.
Боржун унеб буго къункърабазул тIел, Къукъа буго чIварал гьудулзабазул. Гьезул тIелалда гъоркь цо бакI бихьула — Дун вачIине гьаниб къачараб гурищ?
Къо щвела борхатаб хъахIилаб зодихъ ХъахIаб къункъра лъугьун дунги паркъела. Гьелъул гьаркьидалъул ракьалда тарал Киналго нуж, вацал, дица ахIила. 1969
www.chitalnya.ru
Журавли! Ни один поэт России не обращался так часто к образу журавлей в своих стихах и песнях, как Николай Михайлович Рубцов. Услышав это заветное слово, каждый русский человек, как бы, поневоле ищет в высоком небе летящий птичий клин.Журавли – это пока ещё не признанный всецело символ России, символ грусти, полёта к цели, свободы, независимости, равенства, душевного успокоения.Много есть светлых русских символов на исторической Руси. Это – древо жизни, вышитое орнаментом на полотенцах, что впервые выявил Сергей Есенин в философском трактате «Ключи Марии». Это – славянская богиня Берегиня, получившая после принятия Русью византийского христианства имя Владычицы Небесной, о чём писал русский литературовед Валерий Дементьев. Это – лебедь, как символ гордости, святости и чистоты человеческих отношений. Это – цветущие луга и пашни, светлые берёзовые леса, прозрачные реки и озёра. Это – ангелы, сопровождающие добрых людей по жизни.Много есть и тёмных символов на исторической Руси. Это – слуги дьявола в виде алчных и злых людей. Это – хищные звери: волки, преследующие людей, хитрые лисы, обворовывающие крестьянские дома, рыси, змеи и др. Это – недобрые явления природы: тёмные дремучие леса, тучи, ураганы, омуты, тёмная дождливая ночь, метели и др.Сергей Есенин в трактате «Ключи Марии» сказал: «Существо творчества в образах разделяется так же, как существо человека, на три вида: душа, плоть и разум. Образ от плоти можно назвать «заставочным» (метафорическим, – прим. автора), образ от духа «корабельным» (плывущим – прим. автора), а третий образ от разума – ангелическим (преобразующим «заставочный» и «корабельный» образы – прим. автора).Ф.И.Тютчев (1803 … 1873 г.г.) в стихотворении «Вечер» связывает колокольный звон с шумом от стаи журавлиной:
Как тихо веет над долинойДалёкий колокольный звон,Как шум от стаи журавлиной, – И в звучных листьях замер он.
А.А.Фет (1820 … 1892 г.г.) – «сын севера», как он признавался в одном из стихотворений, очень остро чувствовал природу, глубоко заглянул в небо, увидел звёзды и журавлей. Уже в юности, в 1842 г. поэт размышляет об осенних журавлях и с надеждой пишет:
Слышишь ли ты, как шумит вверху угловатое стадо?С криком летят через дом к тёплым полям журавли,Жёлтые листья шумят, в березнике свищет синица,Ты говоришь, что опять теплой дождёмся весны …
В другом стихотворении в 1854 г. А.А.Фет видит в весенних журавлях вестников обновляющейся жизни:
Но возрожденья весть живая Уж есть в пролётных журавлях …
А.А.Блок (1880 … 1921 г.г.) в стихотворении «Осенний день» в 1909 г., видимо, серьёзно задумался, о чём это плачут журавли, если написал такое:
Овин расстелет низкий дым,И долго под овиномМы взором пристальным следимЗа лётом журавлиным...
Летят, летят косым углом,Вожак звенит и плачет...О чём звенит, о чём, о чём? Что плач осенний значит?
И у А.Блока нет ответа о смысле лёта журавлиной стаи. Не просмотрел журавлей и С.Есенин (1895…1925 г.г.).
Отговорила роща золотаяБерёзовым весёлым языком,И журавли, печально пролетая,Уж не жалеют больше ни о ком.
Есенин, вольно или невольно, попытался дать ответ Блоку на его вопрос о смысле плача журавлей. Но даже Есенин с его абсолютным эстетическим вкусом триединства образа, судя по смыслу текста, увёл журавлей от сострадания к судьбам людей. Однажды и известный русский поэт Е.Исаев взглянул на окружающий мир и сказал:
Как синим полотенцем,По глазам – И мир открыл я!Мир!И поземельный И надземельныйС множеством чудес – С лохматым псом,С бадейкой журавельнойИ журавлиной музыкой с небес.
Вологодская поэтесса О.Фокина в одном из своих стихотворений с эпиграфом из Н.Рубцова «Не купить мне избу над оврагом…» пишет:
Всякая дикая птица – Сокол, журавль, соловей – Больше, чем смерти боится – Знаю! – неволи своей.
В пятидесятые годы 20-го века популярной была песня «Осенние журавли». Вот фрагмент этой песни:
Здесь под небом чужим, я как гость нежеланный,Слышу крик журавлей, улетающих вдаль,Ах, как больно душе слышать зов каравана,В дорогие края провожаю их я.
Вот всё ближе они и всё громче рыдают,Словно горькую весть мне они принесли.Так скажите же вы, из какого вы краяПрилетели сюда на ночлег журавли?
Рубцов, очевидно, знал эту песню братьев Жемчужниковых. Её пели в русских семьях после войны по всей России. В том числе, в московских дворах, которые размещались среди малоэтажных домов вокруг Садового кольца, где гоняли голубей и даже играли в футбол, разбивая стёкла первых и вторых этажей. Эта песня не оставляла равнодушными русских людей и в настоящее время. В 1955 году в стихотворении, посвящённом другу юности Николаю Белякову (Приютино, Ленинградская обл.) и в связи с услышанной от него песней, Рубцов впервые упоминает журавлей:
И дубы вековые над намиОживлённо листвою трясли.И со струн под твоими рукамиУлетали на юг журавли…
В другом раннем стихотворении «Любовь» (примерно 1957…1958 г.г.) Н.Рубцов пишет:
Я брожу по дороге пустынной.Вечер звёздный, красивый такой.Я один. А в лугу журавлиномМой товарищ гуляет с тобой.
В стихотворении «У сгнившей лесной избушки» (1964 г.) Рубцов снова упоминает журавлей:
Летят журавли высокоПод куполом светлых небес,И лодка, шурша осокой,Плывёт по каналу в лес.
В удивительной по силе воздействия на слушателей песне «В минуты музыки» (1966 г.) Николай Рубцов вновь использует образ журавлей:
В минуты музыки печальнойЯ представляю жёлтый плёс,И голос женщины прощальный,И шум порывистых берёз,
И первый снег под небом серымСреди погаснувших полей,И путь без солнца, путь без верыГонимых снегом журавлей.
В стихотворении «Купавы» (1967 г.) Рубцов пишет:
Как далеко дороги пролегли!Как широко раскинулись угодья!Как высоко над зыбким половодьемБез остановки мчатся журавли!
В лучах весны – Зови иль не зови! – Они кричат всё радостней, всё ближе ...Вот снова игры юности, любвиЯ вижу здесь ... но прежних не увижу.
Рубцов пишет, конечно, не думая о будущих анализах своей поэзии. Он ведёт описание видимой картины весны, полёта весенних журавлей, которых не остановить как жизнь, какдвижение. Человек, наблюдатель, – каково бы ни было твоё желание, – не в силах прервать полёт.О связи с родной землёй и журавлями поэт в стихотворении «Посвящение другу» (1968 г.) сказал:
Не порвать мне мучительной связиС долгой осенью нашей земли,С деревцом у сырой коновязи,С журавлями в холодной дали ...
Эта уже совсем другая картина. Кажется, видна обыкновенная констатация эпизода и фотография момента, а на деле светлые мазки художника. Многие друзья поэта и исследователи отмечали кажущуюся простоту поэзии Николая Рубцова.И вот подходим к необыкновенному стихотворению «Журавли». Оно датировано августом 1964 г., опубликовано в октябре 1965 г. и затем вошло в известную книжку Рубцова «Звезда полей».
Меж болотных стволов красовался восток огнеликий.Вот наступит октябрь и покажутся вдруг журавли! И разбудят меня, позовут журавлиные крики Над моим чердаком, над болотом, забытым вдали.
Первое четверостишье – картина природы, наблюдаемая автором и ожидание подлёта журавлей. И реакцию самого автора – «И разбудят меня, позовут журавлиные крики» – следует понимать в переносном смысле: разбудят спящую часть души! И опять Николай Рубцов – мастер двойного смысла текста, но подтекст рассчитан на сопереживание читателя, а не на проявление эгоис-тического или животного инстинкта, как это видно у многих поэтов – «технарей» рифмы и ритма.
Широко на Руси предназначенный срок увяданьяВозвещают они, как сказание древних страниц,Всё, что есть на душе, до конца выражает рыданьеИ высокий полет высокий полёт этих древнихпрославленных птиц.
Во втором и, особенно, в последующем, третьем четверостишьях Николай Рубцов фактически ответил на вопрос А.Блока, о чём звенят и плачут журавли.
Широко на Руси машут птицам согласные руки,И забытость болот и утраты знобящих полей -Это выразят всё, как сказанье, небесные звуки,Далеко разгласит улетающий плач журавлей…
В третьем и четвёртом четверостишьях поэт полностью соединяет летящих журавлей и оставшихся на грешной земле людей. В небе летят души ушедших предков и надежды живущих. Как в своё время сказал А.Фет, улетающий плач журавлей исходит от грусти прощания с русскими полями.
Вот летят, вот летят… Отворите скорее ворота!Выходите скорей, чтоб взглянуть на высоких своих!Вот замолкли – и вновь сиротеет душа и природаОттого, что – молчи! – так никто уж не выразит их.
И здесь Рубцов обращается к людям: Выходите, не пропустите летящие души (родителей, братьев и сестёр, всех ушедших)! И далее поэт, предупреждая немудрое высказывание о журавлях, говорит стоящему рядом собеседнику: – Молчи! Николай Рубцов, как и многие до него, заглянул в небо, но заглянул глубже своих предтечей. Поэт первым показал непрерывность лёта журавлей, раскрыл образ-символ летящей стаи журавлей, как летящих родственных душ. Вот пропали вдали журавли и осиротела душа грешного человека, осиротела и природа без улетевшей родной стаи.О необычности стихотворения «Журавли» и необходимости его глубокого прочтения впервые высказался В.Н.Бараков. И если следовать концепции С.Есенина в статье «Ключи Марии», то можно определить, что образ журавлей отвечает триединству видов творчества: «заставочному», корабельному и ангелическому.Проведённый анализ заложенной идеи стихотворения «Журавли» показывает, что образ-символ журавлей может стать одним из базовых светлых духовных символов России, возрождающейся от атеизма, тотального материализма и поднимающегося эгоцентризма. Вологодский самодеятельный композитор Алексей Шилов записал и подарил Рубцову пластинку с песней «Журавли». Эта песня вошла в антикриминальный советский фильм «Змеелов», она исполняется многими бардами. В течение многих последних лет об этой пророческой песне ни по телевидению, ни по радио никакой информации.Известный русский поэт Валентин Сорокин так написал о погибших журавлях на Севере России (лето 2000 г.):
Бедные не платят за богатых,На врагов не плачутся враги.Сбереги влюблённых и крылатыхИ не предающих сбереги!В мире ужас воцарится тихо,Там и тут безлунье, там и тут,Если журавель и журавлиха – Две последних песни – упадут.
Аналогичные и более глубокие мысли и сопереживания о судьбах людей и судьбах наших братьев и сестёр, летящих в небе, встречаются неожиданно и встретятся в новых стихотворениях о журавлях.Русские люди! Посмотрите на небо! Взгляните на высоких своих! Об этом просил Николай Михайлович Рубцов.
Статья опубликована в авторской книге «Николай Рубцов: «И пусть стихов серебряные струны…» (М. МГО СП России, 2002 г.) и в сборнике «И буду жить в своём народе…» (С.-Петербург, библиотека имени Николая Рубцова, 2003 г.)
rubcow.ru
|
|
|
|
|
|
