*******
That time you’re going along the sea.
You saw deserted shore before you.
Your steps on the shore were slow and bold
And they turned the sand into the gold.
Dark bluish grey gulls dipped their long wings
Into the gold mist during the breeze.
As soon as you raised shells from the land,
They sparkled like pearls in your hand.
You caressed crests of waves bowing lower
Carefully with your gentle hands.
You have touched them – Oh, what a wonder!
The sea’s like gold shining in thunder.
Even the sun shined in your wide breast,
Not in the blue sky but on your dress.
I saw the world in unusual way
In my dream or not – I do not know.
While leaving the sea through the forest,
The golden path remains behind you.
Trees were gold, they were at rock bottom.
There was no doubt – it was late autumn.
If you ask me: “Are you happy?
I always answer: “Yes, I am”
Lot’s of secrets are in my soul,
But only I know all of them.
Time quickly passes. In my life
There is no so much success.
I didn’t envy people’s work,
But take pride in it to excess.
I was standing in the garden,
Listening to songs of the birds.
Not envy, my admiration’s
For the lovers without some hurt.
I patiently waited for luck,
My fate was happy –Heaven’s mark.
Not envy, my admiration’s
For the great men who famous are.
After the dark nights sunny days
Have moved me to bitter tears.
I didn’t envy, but admired
The Universe without fear.
I am so happy forever
With all my people together.
I didn’t envy happy men,
But I liked and admired them.
Ты счастлив ли?..» - меня порою
Спросить спешат…
- О да, вполне!
Не без секрета, я не скрою,
И он известен только мне…
Проходит жизнь – в событьях крупных
И в суете ничтожных дел:
Сказать по правде, недоступных
Вершин пока не одолел…
Я любовался человеком,
Но, радуясь его уму,
Его делам, его успехам, -
Я не завидовал ему.
В саду, где щелкал, заливался,
Пел соловей, неутомим,
Влюбленными я любовался,
Но не завидовал я им.
Был терпелив, вперед не рвался,
Судьбы напрасно не пытал…
Я гениями любовался,
Но зависти к ним не питал.
До слез я радовался, встретив
День новый, поглотивший тьму.
Я любовался миром этим, Но не завидовал ему.
Three wonders captured me …
Three wonders captured me
Without some doubt, forever:
The Earth,
The sky and
A woman - the third wonder.
Three mysteries confused me,
I’m in thoughtful mood from
The Earth,
The sky and
A woman - a mysterious one.
The Earth’s mystery comes to the end,
The sky becomes shallow,
Its bottom is seen indeed.
But only a woman remains
Unknown as the highest
Magic and mystery forever.
Три чуда пленили меня…
Три чуда пленили меня
Навсегда, без сомненья:
Земля,
еще небо
и женщина – третье чудо.
Три тайны ввергают
В раздумье меня и смятенье:
Земля,
Еще небо
И женщина – третье тайна.
Но тайна земли вот уже на исходе…
Сдается –
И небо мелеет,
И дно уже видно его.
Лишь женщина
Тайною
Непознанною остается
Навеки – как высшее чудо
И как волшебство.
I’m going to my village from afar
Across a beautiful meadow.
I’m drinking water of the native spring,
Eating strawberries in shadow.
“Hello, hello”, my pretty flowers say,
The breeze swings their little heads.
I always miss them badly when they are far,
To see me now they’re also glad.
I wandered in valleys of foreign lands,
Saw a great number of flowers.
Our wild flowers have no equal in
Their beauty, fragrance and colors.
I remember the bright spacious valleys,
The flowers of different colors.
I pick them neither for our pleasure,
Nor as a present to lovers.
When I fell in love with the pretty girls,
Expressed my love by simple words.
Flowers are short-lived and love is beyond
All comparison in the world.
“Hello, hello”, the flowers loudly say
Bathing me in charming colors.
How I love you and miss you very much
My beautiful, my wild flowers.
***
Я иду цветущей долиной
В свой аул из дальнего похода.
Землянику рву и пью горстями
Родников родных живую воду.
Говорят цветы мне:
«Здравствуй, здравствуй!» -
Легкие головки наклоняя…
Нет цветов таких на всей планете –
Я прошел по ней, я это знаю!
Вспоминаю: было утро мая,
Был узор долины так же ярок…
Девушке, моей весенней песне,
Я цветов тогда не рвал в подарок…
О любви своей обычным словом
Я сказал, не опуская взора.
Я любовь цветам не уподобил:
Хороши они да вянут скоро.
Пусть живут не в вазе и не в книжке,
Пусть растут, качаясь на ветру,
Наполняя мир благоуханьем
И со мной встречаясь поутру.
Говорят цветы мне:
Легкие головки, наклоняя…
Нет цветов таких на всей планете
Я прошел по ней, я это знаю!
***
I know lots of secrets of nature:
How clouds appear in the sky,
How seeds germinate under the ground,
Steel’s connected with steel - but why?
I know why the birds don’t sing their song
Overseas and high in the sky.
Only lovers manage to see stars
In the daytime with their naked eye.
That’s why I cry and laugh together
With nature when I’m joyful, sad.
I share secrets with all people
It’s not entirely so bad.
A human has a special secret–
I know exactly, for certain:
Why humankind is immortal race,
It won’t disappear without trace.
I share my secrets with my love,
In silence, in private with my dove.
***
Я немало тайн природы знаю:
Как родится туча грозовая,
Как зерно, набухнув, прорастает,
Как металл к металлу прирастает.
Отчего синице не поется
За морем – не скрыто от меня,
От чего влюбленным удается
Видеть звезды среди бела дня…
И поэтому с природой вместе
Плачу я и вместе с ней смеюсь…
Тайнами – по совести, по чести –
Я делюсь со всеми, не таюсь…
Но особой тайною отмечен
Человек… Я знаю, от чего
Род людской непреходящ и вечен,
В чем секрет бессмертия его,
И делюсь той тайной в тишине
Лишь с одной. И лишь наедине.
***
Rivers talk at night
When clouds rest on a hill.
Hearts talk out of sight
At night, when it is still.
Why do rivers flow
During the night and day?
Hearts also beat at
Night and during the day.
In the morning rivers
Flow singing their song.
Night’s the love time of
The Universe for long.
Ночами разговаривают реки…
Ночами разговаривают реки,
Когда на скалах тучи отдыхают,
И сердце с сердцем говорит ночами,
Когда шаги людские затихают.
Но почему?.. Ведь реки точно так же
И днем текут, спеша вперед в волненье.
Сердца людей и утром бьются так же
Но утром мы не слышим их биенья.
Ты слышишь? Разговаривают реки,
Торопят волн взволнованных признанья.
Так, видно, повелось на белом свете,
Что ночь – пора любви у мирозданья
***
They say God’s created you
From a rib – curved and firm.
They say he’d nothing better
At that moment and term.
It’s wrong! I’ve created you
From my hope and my dream,
From the water and fire
And a nice, wistful song.
I ‘ve mixed them with my doubt and
Added some bitter pain.
I know value of life isn’t
Easy to determine.
I love you, I create you
Months and years - all my life…
The better is your mind, spirit,
The stronger is my shyness.
Charms of your mysterious eyes
Captured me, they were fine.
Creating you step by step,
I create myself at a time.
Говорят, сотворил тебя некогда бог
Из кривого ребра.
Говорят, у него не нашлось
Под рукою другого добра.
Ерунда! Это – я, я тебя сотворил
Из воды, из огня,
Из надежды, из песни печальной
Творил тебя день изо дня…
И туда примешал я сомненье,
Добавил страданье, тоску.
Только так, только так цену радости
Можно узнать на веку…
Дни, недели и годы.… Всю жизнь
Я тебя создаю и творю.
Чем успешнее труд мой –
Тем крепче под власть подпадаю твою.
Чем твой облик и дух совершенней –
Тем робость сильнее моя.
И в смятенье пред взором твоим я стою,
О пощаде моля…
Сотворил тебя я и тебе подчинил
Все свое существо.
Но тебя одержимо творя,
Я творю и себя самого…
***
I climbed the top of the mountains,
Echo greeted me, it was loud.
I wanted to be a mountain…
Now my dream is mountains with clouds.
I explored deep seas… But why have
The strong waves rushed into my heart,
Haven’t calmed down, disappeared?
My dream is the sea in my heart…
I fell in love with you for life,
The fate and life merged together.
You’re able to love and be loved.
You’re my dream, my love forever.
***
Я подымался на вершины гор,
И эхо отвечало мне сквозь дали.
Горой хотел я стать.… И с этих пор
Мечтой моей навеки горы стали.
Я бороздил моря.… О, почему
Рванулись волны с силой небывалой
Мне в грудь – не стихли, не ушли во тьму?
Мечтой моей навеки море стало…
В тебя влюблен я до скончанья дней
Навек твое дыханье со мною
Я был твоим. И ты была моей.
Ты стала навсегда моей мечтой.
***
“Motherland», and “Love” and “Bread”
Are words that always repeat,
So that they never shall be forget,
These words that are so sweet.
Whether I shoot or compose a song,
Whether I plough my fertile land
I am your faithful slave for long,
Motherland and Love and Bread.
If you curse your land,
Abuse and insult – only know it
A hundred times you’ll be damned
By Motherland and Love and Bread.
infourok.ru
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Назад к карточке книгиГайнуллин М.Ф., Хусаинов Г.Б.
Писатели советской Башкирии. Биобиблиографический справочник. Уфа,
1977 г.
Мустай Карим
Творчество народного поэта Башкирии Мустая Карима стало духовным достоянием и национальной гордостью республики. Лучшие образцы поэзии и драматургии М. Карима вошли в золотой фонд башкирской литературы; его творчество оказывает влияние и на развитие всей многонациональной советской литературы. Хорошо сказал об этом видный русский поэт Николай Рыленков: "Мустай Карим относится к числу тех художников слова, которые определяют уровень нашего многонационального искусства, в том числе и русского, внося в общую сокровищницу духовный опыт своего народа, то лучшее, что он накопил в прошлом, чем обогатился в настоящем".
Мустай Карим (Мустафа Сафич Каримов) родился 20 октября 1919 года в деревне Кляшево Чишминского района Башкирской АССР в семье крестьянина-середняка. В многодетной семье он вырос, трудолюбивым и прилежным ребенком.
"В пашем роду первым грамотным человеком стал одип из моих старших братьев – Муртаза, который после революции окончил начальную школу, вспоминал М. Карим, – А до него никто из наших не умел даже ставить свою подпись. Вместо подписи ставили тамгу (метку), похожую не то на вилы, не то на куриную лапу. Ее можно было видеть везде: и на меже земельных наделов, и на сбруе, и па крупе лошади, даже на топорище".
Родившемуся и выросшему в годы Советской власти М. Кариму посчастливилось впервые в своем роду получить высшее образование: окончив в 1935 году семилетнюю школу в родной деревне, он два года учился на Уфимском педагогическом рабфаке, перед самой Великой Отечественной войной окончил факультет языка и литературы Башкирского государственного педагогического института.
С самого начала войны М. Карим в действующей армии. Но окончании краткосрочных военных курсов он служил начальником связи и начальником штаба артдивизиона. В августе 1942 года был тяжело ранен. По излечения работал корреспондентом фронтовых газет "За честь Родины" и "Советский воин". После десятилетнего пребывания в рядах комсомола на фронте вступил в Коммунистическую партию. Награжден орденами Отечественной войны, Красной Звезды и медалями.
После окончания войны М. Карим всецело отдается творческой и общественной деятельности: с 1951 по 1962 год работал председателем правления Союза писателей Башкирии, в 1962 году избран секретарем правления Союза писателей Российской Федерации; долгие годы был председателем Башкирского отделения комитета защиты мира. Он делегат XIX, XX, XXII, XXIII, XXIV, XXV съездов Коммунистической партии, с 1955 года – депутат Верховного Совета РСФСР. За заслуги в развитии советской литературы награжден орденом Ленина, двумя орденами Трудового Красного Знамени и орденом "Знак Почета". В 1963 году Мустаю Кариму присвоено звание народного поэта Башкирии. М. Карим – лауреат Государственной премии СССР, республиканской премии им. Салавата Юлаева и государственной премии нм. Станиславского.
Мустай Карим начал писать в 1935-1936 годах. Его первые стихи печатались в газете "Молодой строитель". В 1938 году вышла в свет первая книга стихов "Отряд тронулся" (совместно с В. Нафиковым).
Воспитанный в рядах пионерии и комсомола начинающий поэт уже в своих юношеских стихотворениях стремился воспеть нашу жизнь, счастливое детство, задорную молодость.
Второй сборник М. Карима "Весенние голоса", вышедший накануне Великой Отечественной войны, показал более углубленное решение намеченных в первой книге мотивов. Здесь песня, славящая счастливую жизнь, обогатилась ясными и нежными, подобно весенним голосам, лирическими нотами. Стихотворение "Весенние голоса", давшее название книге, которым открывается сборник, служит как бы музыкальным ключом к ней. В книге ощутим и звонкий поэтический голос, который в дальнейшем сольет воедино "стремительный бег времени, грусть и счастье людей с пением птиц и шумом лесов"; встречаются и ослепительно яркие, как весенний рассвет, краски.
Напечатанная в 1940 году в башкирском журнале "Октябрь" поэма "Незнакомый гость" явилась заметным произведением М. Карима предвоенного периода, где он поэтически приподнято отразил героические события гражданской войны.
Поэтический талант М. Карима полнее раскрылся в годы Великой Отечественной войны. Поэт, находившийся с самого начала и до конца войны на фронте, сумел передать мысли и чувства советских воинов в ярких, глубоко лиричных картинах. Его стихотворение "Я ухожу на фронт", написанное перед отъездом на войну, прозвучало клятвой одетых в шинели советских людей.
Одну свою книгу, вышедшую в годы войны, М. Карим назвал "Мой конь". В большинстве стихотворений этой книги, написанных па фронте, отводится значительное место показу физической и духовной силы, мужества бойцов-кавалеристов. Близкое общение с бойцами разных подразделений помогло поэту глубже раскрыть характер советского человека па войне.
Несмотря на то, что большинство стихотворений М. Карима, созданных в 1942-1944 годах, было написано в фронтовых условиях под взрывы бомб, в дни тяжелых боев, его поэзия этих лет не броска, не криклива. Душа поэта переполнена чувством мести и ненависти к врагу, но в стихах нет злой ярости. Его поэзия, как и его герой, раздумчива, лирична. Он не стремится пересилить гул орудий, грохот войны. Напротив, его лирика сильна своим тихим, спокойным, некрикливым тоном. Говоря словами Ильи Эренбурга, наш век очень шумный, его не перекричать, но, постоянно находясь на передовой, поэт замечает: даже среди оглушительного грохота пение птиц, смех детей, тихий людской шепот потрясаютсолдатские сердца.
В стихах и циклах военных лет М. Карим ярко отразил также великую гуманистическую миссию Советской Армии, освободившей страдающие под фашистским игом народы ("Чужие огни", "Идет май в Европу", "Фашизм ждет расплаты").
Особое место в творчестве М. Карима военных лет занимают поэмы. Их своеобразие и значение заключается в дальнейшем углублении характерных черт поэзии М. Карима, особенно в возвышении военной героики до сказочного богатырства, в выразительном воплощении эпического образа советского солдата. Таковы его поэмы "Декабрьская песня" и "Ульмясбай".
В первой поэме воспевается духовное величие и сила ровесников поэта, воспитанных Советской страной и Коммунистической партией, а вторая – "Ульмясбай" – показывает конкретные подвиги советских людей.
Одну из своих послевоенных книг М. Карим назвал "Возвращение" (1947). Этот поэтический сборник с радостью возвещал и о возвращении поэта-победителя на родину, к любимой, к песне, по которой он истосковался, и об установлении мира на земле и возвращении счастья людскому сердцу.
Послевоенная поэзия Мустая Карима переживает качественное обновление. Оно выражается не столько в расширении тематики, сколько в стремлении поэта, прошедшего сквозь огонь войны и обогащенного жизненным опытом, философски осмыслить сущность и подлинную красоту жизни.
М. Карим считает, что писатели но имеют права ограничиваться описанием того, что видят и слышат, а должны воспеть душу народа. "Наша литература не суть звуки ракет или гул электропоездов и шум пефтяных фонтанов, а была и будет песней народной души. А солнце этой души в настоящее время приближается к зениту", – говорил он в дни XX съезда КПСС. Вот это-то солнце души и есть источник вдохновения и лучезарности поэзии М. Карима. Внутренний взор поэта и направлен на изобретательный ум и золотые руки советских людей, создающих чудеса, украшающих мир, запускающих в небо ракеты, на деятельность Коммунистической партии. Об этом красноречиво говорят его новые стихи, особенно книга стихов и поэм "Реки разговаривают".
Примечателен цикл стихов М. Карима "Европа – Азия", создающий эпические образы Родины и народа.
Тема "Европа – Азия", задуманная в широком плане, была продолжена Мустаем Каримом в новых циклах стихов: "Вьетнамские записи", "Где каштаны цветут", "Болгарская тетрадь" и "Из Кабардино-Балкарской тетради". В пих поэт сумел масштабно отразить братство народов, их борьбу за мир.
"Исторически суждено было моему народу оказаться на стыке двух континентов – Европы и Азии. Это не просто стык материков, это рубеж двух культур, двух судеб – европейской и азиатской, – писал М. Карим в предисловии к одной из своих книг. – Я мечтаю, чтобы поэзия моего народа вобрала в себя цвет, пьянящий аромат, спокойную мудрость поэзии Востока, суровую правду жизни, революционную призывноетъ, активный разум поэзии Запада".
Эти черты поэзии М. Карима органически сочетались в вышеназванных циклах, особенно в его восточных поэмах ("Улыбка", "Тайна") и в героике трагической поэмы "Черные воды".
Myстай Карим – человек многогранного таланта. Он не только признанный поэт, но и широкоизвестный драматург и прозаик. Такие его пьесы, как "Одинокая береза", "Неспетая песня", "В ночь лунного затмения", "Страна Айгуль", "Салават", "Похищение девушки", "He-бросай огня, Прометей!", в числе тех прекрасных произведений, которые определяют уровень развития современной башкирской драматургии.
Переведенные на многие языки повести "Радость нашего дома" и "Таганок" пo праву завоевали признание многонационального советского читателя. В 70-е годы писал автобиографическую повесть "Долгое-долгое детство", также пользующуюся большой любовью читателей. Вошедшие в книгу "Навстречу восходящему солнцу" и рассыпанные, подобно золотым россыпям, на страницах цент-ральпых и республиканских газет и журналов десятки литературно-критических и публицистических статей поэта могут служить образцом для критиков и журналистов.
Многие произведения М. Карима переведены па языка народов СССР И на иностранные языки. Отдельными книгами вышли его произведения на русском, украинском, аварском и других языках.
Член Союза писателей СССР с 1940 года.
НА БАШКИРСКОМ ЯЗЫКЕ
Отряд тронулся. (Совместно с В. Нафиковым). Стихи. Уфа, 1938, 76 стр.
Весенние голоса. Стихи и поэмы. Уфа, 1941, 80 стр. Мой конь. Стихи. Уфа, 1943, 40 стр.
Стихотворения. Уфа, 1945, 38 стр.
Воз "ращение. Стихи. Уфа, 1947, 72 стр.
Стихи и поены. Уфа, 1948, 212 стр.
Радость нашего дома. Повесть. Уфа, 1951, 98 стр. Второе издание. Уфа. 1953, 108 стр.
Избранные произведения. Уфа, 1951, 336 стр.
Весенняя земля. Стихи. Уфа, 1951, 48 стр.
Европа – Азия. Цикл стихов. Уфа, 1954, 56 стр.
Вьетнам рядом. Путевые заметки. Уфа, 1956, 88 стр.
Стихи и поэмы. Уфа, 1958, 250 стр.
Таганок. Повесть. Уфа, 1962, НО стр.
Пьесы. Уфа, 1963, 242 стр.
Реки разговаривают. Стихи и поэмы. Уфа, 1961, 152 стр.
Когда прилетели журавли. Стихи. 1964, 126 стр.
В ночь лунного затмения. Трагедия. Уфа, 1965, 82 стр.
В ту или эту сторону? Рассказы для детей. Уфа, 1965, 22 стр.
Избранные произведения, том 1. Стихи, поэмы, сказки. (Предисловие Н. Наджми). Уфа, 1966, 390 стр.
Избранные произведения, том 2. Пьесы и повести. Уфа, 1966, 572 стр.
Страна Айгуль. Пьесы. Уфа, 1968, 96 стр.
Произведения и 5-ти томах. Т. 1. Стихи. (Предисловие Г. Хусаинова).Уфа, 1971,288 стр.
Произведения. Т. 2. Стихи, поэмы, сказки, либретто. Уфа, 1971, 288 стр.
Произведения. Т. 3. Пьесы. Уфа, 1972, 432 стр.
Произведения. Т. 4. Пьесы, повести, рассказы. Уфа, 1972, 416 стр.
Произведения. Т. 5. Статьи, очерки. Уфа, 1973, 420 стр.
Черные воды. Поэма. Уфа, 1974, 18 стр.
Долгое-долгое детство. Повесть. Уфа, 1976, 262 стр.
НА ТАТАРСКОМ ЯЗЫКЕ
Стихотворения. Казань, 1948, 48 стр.
Радость нашего дома. Повесть. Казань, 1954, 104 стр.
В полдень. Стихи. Казань, 1958, 150 стр.
Таганок. Повесть. Казань, 1966, 82 стр.
Стих" и поэмы. Казань, 1977, 352 стр.
НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ
Цветы на камне. Стихи. Уфа, 1949, 94 стр.
Радость нашего дома. Повесть. М., 1952. Второе издание, 1953; третье издание, 1954.
Весенние голоса. Стихи. М., 1954, 96 стр.
Избранное. Уфа, 1955, 144 стр.
Я – россиянин. Стихи. М., 1956, 32 стр.
Лунная дорога. Стихи. М" 1958, 110 стр.
Стихи и поэмы. (М. Карим: Коротко о себе). М., 1958, 224 стр.
Реки разговаривают. Стихи и поэмы. М., 1964, 160 стр.
Избранная лирика. (Предисловие К. Кулиева). М., 1965, 32 стр.
Берега остаются. (Предисловие Р. Гамзатова). Стихп. М., 19", 192 стр.
Повести. М., 1969, 260 стр.
Избранные произведения в 2-х томах. Т 1. Стихи, поэмы. Сказки. Уфа, 1969, 336 стр.
Избранные произведения. Т. 2. Пьесы, статьи. Уфа, 1969, 496 стр. Огненные берега. (Предисловие Г. Хусаинова). Стихи и поэмы. Уфа. 1971, 160 стр.
Годам вослед. Стихи и поэмы. М., 1975, 176 стр. Жду вестей. Стихи и поэмы. М., 1976, 192 стр.
ПО ТУ СТОРОНУ ОГНЯ
Один из персонажей повести "Долгое-долгое детство", рассказывая у ночного костра о своей жизни, говорит: "Вон, по ту сторону огня моя юность стоит... Совсем будто здесь. Да только между нами... костер. Между нами прожитая жизнь".
Нечто подобное звучит и в самой интонации прозы Мустая Карима.
"Совсем будто здесь" картины детства будущего поэта, своеобразный аульский быт, еще сохраняющий все давние обычаи и традиции, но на самом-то деле все это уже – "по ту сторону" пережитого с тех пор, отделенное пляшущими языками пламени огромной войны, отороченное трауром невозвратимых потерь, густо припорошенное ранней сединой, увиденное, если вспомнить слова другого поэта, "сквозь увеличительные слезы"– слезы не только горя и боли, но и немеркнущей благодарности тем, с кем рядом рос: "Сколько из них отдавали мне свое тепло, свой свет, свою силу? От самых первых моих друзей-сверстников и до сегодняшнего дня..."
В только что процитированных словах легко узнаваем "предтеча" прозаика Карима – поэт Карим, тот, что писал:
Я путь определяю не по звездам,
А – как по звездам – по глазам людей...
Гляжу в глаза, чтобы с пути не сбиться,
Чтоб в песне не солгать, не ошибиться...
(Перевод Е. Николаевской)
Слова, сказанные в стихах Карима, о любви к "домику неприметному на тихом дальнем берегу" оказались не декларацией, а предвестием повествования о родном ауле и, как говорится во вступлении к "Долгомудолгому детству", о "судьбах людей, с которыми... вместе жил или прошел кусок пути".
Хотя в том же предисловии автор считает нужным оправдаться перед читателями за то, что в книге "многовато... говорится о смерти", в повести решительно преобладают и светлые краски, и люди, которые даже в трудное время способны "выискать в пучке лишений росточек радости, в горсти горечи – крупинку сладости".
Так, "посередине – то солнечной, то ненастной, то цветами покрытой, то метелью повитой – поляны... жизни" рассказчика стоит его Старшая Мать – повитуха и величайший нравственный авторитет аула, женщина редкостного житейского такта. Точно так же, как не пустеет ее "волшебный карман", откуда для мальчика возникают "разные вкусные вещи", не оскудевает и ее доброта, распространяющаяся далеко за пределы собственной, живущей еще по законам шариата семьи. Она всегда готова прийти на помощь соседям делом или своевременной, ненавязчивой подсказкой.
Эпической мощью и страстностью отличается Марагим, великий трудолюб: "За плетень возьмется – плетет красиво, как девушки кружева вяжут. Стог мечет – стог у него стройный, как церковный купол, вырастает. Оконные ставни, изготовленные и покрашенные им, издалека улыбаются". Перед силой же любви его и Ак-Йондоз отступают даже строжайшие аульские приличия, смолкает змеиный шип сплетни. Все против этого "беззаконного" счастья – и семейные узы обоих, и война, на которой погибают и муж Ак-Йондоз, и богатырь Марагим, но любовь эта становится легендой и одаривает даже "посторонних", ибо, как вспоминает свое собственное тогдашнее состояние рассказчик, "быть свидетелем счастья – тоже, оказывается, счастье!".
А первый урок благородства и доброты, превозмогающих жестокие веления вековых обычаев, дал мальчику "кавказского царя несчастный сын", жестянщик Исабек, придумавший себе эту головоломную родословную, чтобы скрыть свой "постыдный"– а на самом деле, самоотверженный!отказ убить своего "кровного врага", обрекший его на добровольное изгнание.
Что же касается ровесника рассказчика – Асхата, пропавшего на войне без вести, то этот, по уличному прозвищу, Рыжий Комар словно бы завещал приятелю свою неуемную фантазию и страсть к стихотворству, к острому слову, за которую уже в детстве не раз поплатился.
Если в "Долгом-долгом детстве" совершенно явственно проступает автобиографическая основа, то в более поздней повести "Деревенские адвокаты" сам рассказчик отступил на второй, если не на третий, план, можно сказать – затесался в толпу жителей аула Кулуш, редко-редко подавая отчетливо самостоятельные реплики, и даже однажды лукаво "отмежевался" от себя самого, с напускной почтительностью сообщив о том, что на похороны одного из героев приехал "довольно известный писатель Муртай Карам".
Мустай Карим прямо-таки с наслаждением отдается здесь стихии народной речи, вроде бы незатейливого повествования о том, о сем, которое, на поверку, с самой простодушной миной подступается к проблемам и заботам вовсе не пустячным, будь то "дела давно минувших дней", "аукающиеся" и поныне, или самая живейшая злободневность.
Жизнь трех ровесников, былых аульских мальчишек, Кашфуллы, Курбангали и Нурислама теснейшим образом переплетена не только с судьбами соседей-односельчан, но и со всем, что происходило в стране.
Прозвище Адвокат сначала, еще в школьные годы, получил только Курбангали, вступившийся за товарища перед учителем. В той же роли мы видим его и позже, в обстоятельствах куда более драматических – например, когда по злому навету произошел семейный разлад у Халфетдина с Сагидой.
"...Чтоб у замахнувшейся уже беды руку отрубить – такое лишь пророкам посильно",– с неиссякаюшей благодарностью вспоминает десятилетия спустя Халфетдин. Тщедушный Курбангали, над которым за малый рост добродушно подшучивают в ауле, на пророка нимало не похож, но это ничуть не мешает ему вновь и вновь бесстрашно вставать на пути "замахнувшейся уже беды".
Под стать ему в этом и старые приятели – и суровый Кашфулла, и веселый Нурислам, некогда совершенно случайно получивший кличку Враль и с тех пор постаравшийся ее "оправдать": "другим на пользу врал, в утеху лукавил".
Если в первой повести драматическое время коллективизации лишь мимоходом охарактеризовано как "крутой взвар" (куда ни глянешь тяжба, к кому ни зайдешь – спор"), то в "Деревенских адвокатах" оно увидено уже не сквозь романтическую дымку детских воспоминаний, а во всей своей суровой реальности.
Уже на "подступах" к этой теме возникает среди персонажей уполномоченный Кылысбаев, чья фамилия знаменательно происходит от слова "кылыс" – сабля и который, по образному выражению рассказчика, "любил... еду соленую да перченую, да чтоб погорячей". Такие же кылысбаевы слишком часто определяли людские судьбы и в самый разгар пресловутого раскулачивания.
На сей раз "замахнувшейся беде" упрямо и самоотверженно противостоял председатель сельсовета Кашфулла, решительно отказавшийся выполнять "разнарядку": "Негоже нам безвинного виноватить, друга во врага обращать, очаги тушить, людские гнезда разорять".
Этот несомненный "правый уклон" дорого бы обошелся "либералу" и несколько лет спустя, если бы за друга не вступились Курбангали с Нурисламом, на сей раз уже оба окрещенные за это "адвокатами недопеченными".
Когда Кашфулла чуть было не угодил под первый сабельный удар Кылысбаева, он, глядя во время собрания на растерявшихся односельчан, горестно уподобил их ржи, поваленной бурей.
Тогда "рожь" быстро распрямилась и отстояла своего вожака. Позже подобное случалось редко. И сказочно счастливый оборот, который получили разговоры "недопеченных адвокатов" со следователем Урмановым, могут показаться одной из добрых Нурисламовых побасенок, где правда наконец одерживает ту долгожданную победу над злом и напраслиной, на которую в ту пору тщетно уповали миллионы людей, чьи резоны были столь же наивны, но, в сущности, столь же неотразимы, как и у героев повести:
"Кто-то вам голову морочит, товарищ, друг кулушевского народа врагом советского народа быть не может. А по-вашему так и выходит. Один и тот же человек? Брось, агай! Никто этому не поверит... Нас, агай, сажать нельзя... Мы сядем, а работа будет стоять".
Столь же трогательно-простодушная логика возникает и в повести "Помилование", когда приговоренный к расстрелу сержант Любомир Зух втолковывает собеседнику, лейтенанту Байназарову, который назавтра должен будет отдать роковую команду: "Вчерашний суд – это ошибка... Ты сам подумай, лейтенант, я ведь еще даже ни одного фашиста не убил. А убить должен! Я нужен. Я солдат".
И хотя вина Зуха очевидна: он самовольно покинул часть накануне боя, чтобы проститься со своей внезапно обретенной любовью,– его доводы недаром надрывают сердце слушателя, да и все вокруг глухо ощущают несправедливость грядущей казни. Примечательно, что подобный сюжет, подобная фабула мучительно преследовали писателя и возникали уже в некоторых лирических отступлениях повести "Долгоедолгое детство".
Рассказав о свершившемся и о том, что позже в часть приходит запоздалая депеша, отменяющая приговор, автор с горечью замечает, что "правда и справедливость, которых Любомир ждал... проплутали где-то". И с этим упоминанием о непростых путях правды ассоциируется заключающий повесть романтический образ избранницы Любомира:
"А не знающая смерти Мария Тереза все идет, все шагает по белу свету – плачет и смеется, плачет и смеется, смеется и плачет..."
Эта патетическая приподнятость стиля заметно отличает "Помилование" от других повестей Мустая Карима, заставляя "переадресовать" его прозе улыбчивое замечание писателя о красавице, у которой "походок на пять ладов".
И во всех своих произведениях автор всегда выступает убежденным, страстным "адвокатом" гуманности, добра, бережности по отношению к людям, миру, жизни во всей ее трепетной неповторимости.
А. Турков
СВЕТ СОВЕСТИ
В тридцати километрах от Уфы, неподалеку от воспетой С. Т. Аксаковым речки Дёмы, на привольном склоне Девичьей Горы расположен аул Кляш. При въезде на главную улицу – общественный колодец. Деревянный сруб, вал с цепью и ручкой, маленькая крыша, на крыше металлический флажок, а на флажке вырезаны слова: "Здесь источник поэзии Мустая Карима, не испив его, не проходите мимо!"
Колодец был испокон века, но надпись на нем появилась недавно – в день шестидесятилетия замечательного писателя, 20 октября 1979 года. Кляшевские комсомольцы решили таким способом выразить уважение к знаменитому земляку, и надо сказать, что их веселый призыв никого не оставляет равнодушным. И я пил из того источника. Мустай Карим смотрел, как за мной подходили к колодцу люди, в ритуальном настроении наклонялись к воде. Его задумчивое, постоянно сосредоточенное на какой-то внутренней ноте лицо выражало растерянность и смятение. Он смущался своей славы.
Я не хотел бы переносить свое восхищение Мустаем Каримом как человеком на его произведения. Но все же не могу умолчать, что мои мысли о нем всегда просветлены радостью и, больше того, гордостью за ЧЕЛОВЕКА. Гражданской смелостью, отзывчивой натуром, эрудицией, остроумием и тактом он зачаровывает каждого, кто попадает в его общество. Не только дружба, даже знакомство, краткая встреча с ним оставляет в душе след особой человечности и необычайной простоты. А мне посчастливилось видеть, как он, поистине народный писатель, лауреат Государственной премии СССР, Герой Социалистического Труда, депутат Верховного Совета РСФСР, стеснялся своей известности.
Творчество Мустая Карима, который родился в Клише, с малых лет воспитывался в традициях того башкиро-татарского села, пил из его водных и духовных источников, будто так и просится, чтобы сравнить его с глубинной, целебной, собственно, той кляшевской криницей. Но дело в том, что слово Мустая Карима питается не только струями, пробивающимися из башкирской земли. Отличие его писательского слова от любой (даже самой глубокой) криницы еще и в том, что оно не мелеет в засуху, не мутится при ливнях и грозах и при всех изменениях климата сохраняет чистоту, вкус справедливости, живительную силу.
Вообще любое трафаретное сравнение, способное в известной мере отразить суть того или иного художественного явления, вряд ли пригодно для познания творчества этого писателя уже хотя бы потому, что его путь в литературе – это, кроме всего прочего, отрицание всяческого штампа, борьба с истертыми и банальными образами, лжеистинами, заскорузлыми и унизительными для человека обычаями. Афористичность мышления, отражающая усвоенную школу мудрости философов Востока, сочетается в произведениях Мустая Карима с лучшими традициями европейской литературы. Фундаментальные эстетические основы культур Европы и Азии скрещиваются в его творчестве. Кажется, дело здесь не только в том, что он – выразитель души и творец образа Башкирии, которая географически и исторически принадлежит одновременно двум материкам. Он – советский писатель и как один из многих ощущает счастливую возможность развития феномена многонациональной нашей литературы в направлении взаимопроникновения, синтеза ее европейских и азиатских элементов.
Мустай Карим раскрыл перед советскими читателями и зрителями "духовный опыт своего народа" (Н. Рыленков), показал моральные силы и оригинальные приметы своей нации, мужественную красоту отважных, столетиями воспитываемых на романтических, рыцарских началах башкир. Но, говоря об этом, мы должны помнить, что любовь к родному народу, знание его быта, обычаев, истории, устремлений имеют у Мустая Карима общечеловеческую масштабность. Своеобразие и широкое мироощущение, способность видеть свою землю, будто из космоса, как частицу нашей многоязычной Отчизны и планеты, умение находить свой народ – в народах, человечество – в человеке – в себе – эти черты его как художника особенно четко проявляются в его сегодня уже широко известной автобиографической повести "Долгое-долгое детство".
Н. А. Добролюбов, характеризуя "Детские годы Багрова-внука", писал, что талант автора этой книги, С. Т. Аксакова, отличается "более субъективной наблюдательностью, нежели истинным вниманием к внешнему миру". Действие упомянутого произведения, как известно, разворачивается в тех же местах, что и действие "Долгого-долгого детства", и интересно, что обе повести писались с одной и той же целью – показать становление личности, небо неомраченной дет-ской души, первые тучи на нем и первые молнии благородных тревог". Разумеется, две разные эпохи стоят за этими книгами, но расстояние между писателями определяется не только и не столько временем, сколько их мироощущением. Пытливое и ненасытное внимание к внешнему миру – вот подсказанная Добролюбовым (ведь бессмертные мыслители всегда живут с нами) драгоценная и, возможно, ведущая черта художнического дара Мустая Карима.
Как признается сам писатель, начало его литературного творчества, "более или менее серьезной работы над стихами", падает на 1936 год. Первая поэтическая книга, изданная совместно с В. На-фиковым, называлась "Отряд тронулся" (1938). Вторая – "Весенние голоса" издана в 1941 году, перед самым началом войны. В 1940 году была написана первая поэма – и, думается мне, первая большая удача во всем разножанровом творческом богатстве поэта – "Незнакомый гость". Герой поэмы Ильгизар– это герой гражданской войны, сын бедного охотника Мергена, убитого белогвардейцами, прозревающий строитель социалистического строя.
Башкирская поэзия 30-х годов так же, как и поэзия многих народов нашей страны, заряжена героикой красноармейских походов и побед, она словно бы готовилась к новому трагически-величавому этапу в жизни советского народа – к навязанной фашистами войне. "Незнакомый гость", поэма о войне, была для автора хорошей школой именно перед тем, как еудьба поставила его самого в воинские ряды, послав на защиту Отчизны.
"Я ухожу на фронт" – одно из первых стихотворений военной лирики поэта, стихотворений, быть может, в чем-то несовершенных, но поражающих откровенностью, искренностью, импровизационной непосредственностью, простотой выражения. Если проследить по датам и местам написания фронтовых стихов Мустая Карима, то во времени и пространстве перед нами явилась бы героическая дорога советского воина через дни и ночи 1941-1945 годов, от Москвы до Вены. Тоскуя по своей Башкирии, по Уральским горам, в блиндажах и окопах, вырытых на украинской земле, Мустай Карим создает образ родного края, который выковывает для победы оружие, и образ дорогой, окровавленной, опаленной войной Украины.
О Украина! Ветки наклопя,
Вся в яблонях плывет твоя долина.
Сапер отрыл траншею для меня,
Твои цветы засыпав, Украина!..
И чудится, что яблоня ко мне
Метнулась от пылающего тына,
К траншее руки протянув в огне,
Как девушка, чье имя Катерина...
Довольно слез! Меня послал Урал,
Чтобы утерла слезы Катерина.
Я под Уфою землю целовал,
Чтобы цвела, как прежде, Украина!..
(Перевод М. Максимова)
Катерина пришла сюда из одноименной поэмы Тараса Григорьевича Шевченко, и какой же воистину новый смысл открылся в ввуках трагического имени поруганной украинской девушки! Знакомство с поэзией Т. Шевченко, с украинской песней, с любовью украинца к выращиванию садов ("вся в яблонях плывет твоя долина") началось для Мустая Карима еще в детстве, когда он мальчишкой посещал соседнее с Кляшем украинское село Боголюбовку. Иначе и не объяснить невероятной точности в выборе метафор, которые рисуют Украину так, как это мог бы сделать разве лишь М. Рыльский или В. Сосюра.
Хотя военное лихолетье давно прошло, высокая радуга чувств поэта, соединившая советские земли над Агиделью и над Днестром, не угасла. Это радуга вечного братства, переброшенного от Урала до Карпат; в ней не только кровь, пролитая за освобождение Украины, но и многоцветное сияние души поэта, способного творить нетленные связи между народами.
Поэзия Мустая Карима военных лет, его патриотическая любовь свидетельствуют прежде всего о том, что арка интернациональных чувств должна иметь, по крайней мере, две опоры, в данном случае – башкирскую и украинскую; что любить другой народ можно только с такой же нежностью, как и свой. "Я под Уфою землю целовал, чтоб ты цвела, как прежде, Украина!" Только так вырастает) "ар-кодугое перевисание к народам" (П. Тычина) – из родной земли до другой, далекой, которая может стать родной и станет таковой, если ты войдешь в нее радугой доброты, жаждой познания, воинской готовностью пожертвовать собою во имя ее свободы.
К Мустаю Кариму на фронте пришло ощущение того, что он – поэт, священное ощущение моральной ответственности за честь и будущее своей Отчизны. Он имел право написать "Ответное письмо башкирскому народу", где от имени бойцов-башкир заявляет: "Мы выполним присягу, мы возвратимся домой с победой". Сегодня "письмо..." может показаться кое-кому нескромной позой начинающего поэта, но на самом деле это была его идейная позиция, выкованная в боях за Родину.
Назад к карточке книги "Мустай Карим"itexts.net
Муниципальное бюджетное учреждение средняя общеобразовательная школа № 7
Школьная библиотека
Рекомендательный список литературы
Давлеканово
2009г.
Нравственные уроки Мустая Карима /сост. И.И. Валеев.- Уфа: Китап, 2008.-280с.
В книгу включены краткие отрывки и мысли из произведений Мустая Карима, из его выступлений, статей, интервью, ставшие настоящими уроками жизни для молодёжи.
Шуралёв А.М. Поэзия Мустая Карима на уроках русской литературы.- Уфа: Китап, 2008.-80с.
Книга содержит методические рекомендации и дидактические материалы для обращения к поэзии Мустая Карима на уроках русской литературы.
Это издание адресовано учителям общеобразовательных школ и средних специальных учебных заведений, учащимся, студентам.
^
Твой, о время – конь мой неустанный,
Не взропщу я, что живу на свете,
Жаловаться, что уйду, не устану.
М. Карим
К читателю
В 19 октября 2009 года исполняется 90 лет со дня рождения великого башкирского поэта, прозаика, драматурга Мустая Карима.
Мустай Карим – один из известных и любимых поэтов нашей страны.
Родился 20 октября 1919 года в ауле Кляш Чишминского района Республики Башкортостан. Время накладывало отпечаток на его жизнь и жизнь односельчан, ломало представления. Первым историческим событием, очевидцем которого стал будущий писатель, явилась коллективизация. «Она ворвалась в быт аула неожиданно и стремительно, как весенний разлив… Взбудораженный люд, нередко раздираемый душевными противоречиями, не умом а скорее сердцем понимал, что перемены в укладе деревенской общины неизбежны… потому вера в будущее у большинства брала
верх над сомнением.» Тридцатые годы ХХ века, всколыхнувшие всё и вся в ауле, по – своему переломились в детском сознании, и впоследствии отдельные эпизоды всплыли в его произведениях.
В семье Каримовых было двенадцать детей. Но поэтом стал один Мустай. Односельчане рассказывают, что он был впечатлительным, доверчивым, ранимым. Вбирал в себя легенды, предания, сказки, которых огромное множество знала Старшая Мать.
Еще в годы учёбы в Башкирском педагогическом институте (1938-1939 годы) он работал журнале «Пионер».
После окончания института в 1942 году был призван в армию и направлен в Мурманское училище связи. В мае 1942 года начался боевой путь младшего лейтенанта Каримова. 25 августа 1942 года под Мценском был тяжело ранен.
С марта по май 1943 года был сотрудником фронтовой газеты «За честь Родины» (Воронежский фронт). Оттуда отозван в резерв и в августе направлен во фронтовую газету «За честь Родины» на 3 – м Украинском фронте. Мустай Карим закончил войну в Вене. Награждён орденами Отечественной войны I и II степени, Красной звезды, медалями.
«Учитель добрый мой».
В методическую копилку учителя
Гусева Ю.У., Некрасова А.Т. Мир Детства Мустая Карима // Учитель Башкортостана.- 2008.- № 2.- с.36.
Вниманию учителей представлена разработка литературной гостиной по детским произведениям Мустая Карима.
«Мне повезло с землёй моей». Литературный альманах творческих работ учащихся республики Башкортостан.- Уфа: БИРО, 2004.-70с.
В данном сборнике представлены лучшие работы учащихся: сочинения, эссе, очерки, стихотворения о родине, размышления о добре и зле.
^
В предлагаемый сборник вошли стихотворения Народного поэта Башкортостана Мустая Карима, образцы уроков и внеклассных мероприятий о его жизни и творчестве.
^ М.: Детлит, 1984.- 153с..
«Таганок» - это повесть о деревенских мальчишках
Их играх, и о желание мальчишками помощь спасти горный родник.
Литературная деятельность Мустая Карима началась еще в 1935 году, а в 1938 вышел первый сборник «Отряд тронулся», в 1941 году «Весенние голоса». С того времени увидели свет более ста изданий книг писателя на башкирском, русском, татарском и других языках. Издано пятитомное собрание сочинений поэта на башкирском языке, трёхтомное - на русском языке. Самыми значительными и любимыми его произведениями являются повести «Радость нашего дома», «Таганок», «Долгое – долгое детство», «Помилование», драматургия «Неспетая песня», «Страна Айгуль», «Похищение девушки», «Салават», «Не бросай огонь, Прометей», «Коня Диктатору!»… В 90-е годы была написана книга воспоминаний «Мгновения жизни» и пьеса «Вечерняя трапеза».
Всем, кто давно любит творчество Мустая Карима, а также тем, кто впервые знакомится с его произведениями, наша библиотека предлагает рекомендательный список литературы о жизни и творчестве Мустая Карима
^
В первый раздел - «Как дороги мои далеки!» - включены книги, статьи, воспоминания, рассказывающие о жизни и творчестве Мустафы Сафича Карима.
Во втором разделе – «Я белый лист кладу перед собой» - представлены произведения поэта, писателя и драматурга Мустая Карима.
Третий раздел – «Долгое – долгое детство»- представляет книги, написанные Мустаем Каримом для детей.
В четвёртом разделе – «Учитель добрый мой» содержится методический материал в помощь школьному учителю.
Внутри разделов материал сгруппирован в алфавитном порядке.
В данном рекомендательном списке вашему вниманию представлены только те издания, которые имеются в нашей библиотеке.
зрелым мужем. Он – поэт, явь и поэзия смешаны в его чувствах. Каждый день, как в детстве, он заново познаёт мир, поэтому вся его жизнь – это «долгое –долгое детство». Эта книга про людей, которые не изжили в себе веру в чудеса. Они – чудаковатые, наивные… Они чем-то похожи на нас с вами.
^ .- Уфа: Башкирское книжное изд – во, 1951.- 75с.
Эта книга расскажет о дружбе украинской девочки Оксаны и башкирского мальчика Ямиля. Автор показывает жизнь далёкого башкирского аула, в котором люди мечтают о победе, ждут вестей с фронта, помогают друг другу, оплакивают не вернувшихся с войны, встречают победителей.
«Долгое – долгое детство». Произведения для детей
Бежит мальчишка босоногий
По кромке синевы морской,
Цветная галька, словно звёзды,
Сверкает под его пятой.
М.Карим
^ Сюжет повести скользит по грани вымысла и были. Родная природа, люди, их обычаи и нравы, народное творчество «созидают» личность. Истории печальные, смешные и даже фантастические случаются с героем повести – мальчиком, юношей,
Школьная библиотека представляет рекомендательный список литературы к 90 – летию Мустая Карима «Времени и отчизны сын»
СОДЕРЖАНИЕ:
«Как дороги мои далеки!». О жизни и творчестве Мустая Карима
На свет явился не пришельцем я,
По большаку не брёл я в полной мгле,
Пристанища себе не находя…
Нет, странником я не был на земле!
М. Карим
Бикбаев Р. Слово поэта – совесть поэта.- Уфа.: Китап, 1997.- 127с.
Валеев Мустай Карим: Воин, поэт, гражданин.-
КильмухаметовТ. Драматургия Мустая Карима.- Уфа.: Баш. книж. изд., 1979.- 123с.
Кильмухаметов Т. Уроки Мустая Карима / Кильмухаметов Т. Сила народности.- Уфа.: Китап, 1998.- 238с.
Ломунова М. Мустай Карим.- М., 1988.- 224с.
Хусаинов Г. Мустай Карим.- Уфа: Китап, 1994.- 258
«Я белый лист кладу перед собой». Творчество поэта
Я белый лист кладу перед собой
Бумаги чистой
И чёрный карандаш, что в ней судьбой
Навек причислен
М.Карим
Карим М. Собрание сочинений. В 3-х т. Т. Стихотворения. Поэмы. Сказки. Трагедии. Пер. с башк.- М.: Худож. Лит., 1983.-558с.
Карим М. Собрание сочинений. В 3-х т. Т.2. Пьесы. Повести. Пер. с башк.- М.: Худож. Лит., 1983.- 431с.
Карим М. Собрание сочинений. В 3-х т. Т.3. Пьесы. Повести. Пер. с башк.- М.: Худож. Лит., 1983.- 431с. Карим М. Четыре времени любви. Уфа, 1980.- 123 с. Карим М. Помилование. М.: Худож. Лит., 1989.- 127с. Карим М. Деревенские адвокаты. Повести. М. : Худож. Лит., 1989.- 129с.
do.gendocs.ru
|
|
|
|
|
|
