«Мы евреи» Маргариты Алигер и ответ Михаила Ришкована
В 1946 году журнал «Знамя» печатает знаменитое стихотворение Маргариты Алигер «Мы евреи», являющееся главой её поэмы «Твоя победа». Напечатанная в том же году эта поэма подвергается суровой критике, и хотя вся поэма «Твоя победа» в дальнейшем перепечатывается, глава «Мы евреи» изымается и запрещается. Люди, хранившие или распространявшие это стихотворение, подвергались репрессиям.Стихотворение Михаила Рашкована “ОТВЕТ МАРГАРИТЕ АЛИГЕР” многие десятилетия ходило в списках, как народное, что сохранило их автору здоровье, а может быть и жизнь.
Маргарита Алигер
Мы - евреи
(Глава из поэмы «Твоя победа»)
И, в чужом жилище руки грея, Старца я осмелилась спросить: - Кто же мы такие? - Мы – евреи! Как ты смела это позабыть?!
Лорелея – девушка на Рейне, Светлых струй зелёный полусон. В чём мы виноваты, Генрих Гейне? Чем не угодил им Мендельсон?
Я спрошу и Маркса, и Энштейна, Что великой мудростью сильны, - Может, им открылась эта тайна Нашей перед вечностью вины?
Светлые полотна Левитана – Нежное свечение берёз, Чарли Чаплин с белого экрана – Вы ответьте мне на мой вопрос!
Разве всё, чем были мы богаты, Мы не роздали без лишних слов? Чем же мы пред миром виноваты, Эренбург, Багрицкий и Светлов?
Жили щедро, не щадя талантов, Не жалея лучших сил души. Я спрошу врачей и музыкантов, Тружеников малых и больших.
И потомков храбрых Маккавеев, Кровных сыновей своих отцов, - Тысячи воюющих евреев – Русских командиров и бойцов:
Отвечайте мне во имя чести Племени, гонимого в веках: Сколько нас, евреев, средь безвестных Воинов, погибнувших в боях?
И как вечный запах униженья, Причитанья матерей и жён: В смертных лагерях уничтоженья Наш народ расстрелян и сожжён!
Танками раздавленные дети, Этикетка «Jud» и кличка «жид». Нас уже почти что нет на свете, Нас уже ничто не оживит…
Мы – евреи. - Сколько в этом слове Горечи и беспокойных лет. Я не знаю, есть ли голос крови, Знаю только: есть у крови цвет…
Этим цветом землю обагрила Сволочь, заклеймённая в веках, И людская кровь заговорила В смертный час на разных языках… 1946
Михаил Рашкован
ОТВЕТ МАРГАРИТЕ АЛИГЕР
«В чём мы виноваты, Генрих Гейне? Чем не угодил им Мендельсон?
Нас уже почти что нет на свете, Нас уже ничто не оживит…»
(М. Алигер.)
На Ваш вопрос ответить не умея, Сказал бы я: нам беды суждены. Мы виноваты в том, что мы – евреи. Мы виноваты в том, что мы умны.
Мы виноваты в том, что наши дети Стремятся к знаньям, к мудрости земной. И в том, что мы рассеяны по свету И не имеем родины одной.
Нас сотни тысяч, жизни не жалея, Прошли бои, достойные легенд, Чтоб после слышать: «Эти кто? – Евреи! – Они в тылу сражались за Ташкент!»
Чтоб после мук и пыток Освенцима, Кто смертью был случайно позабыт, Кто потерял всех близких и любимых, Услышать вновь: «Вас мало били, жид!»
Не любят нас за то, что мы – евреи, Что наша ВЕРА – остов многих вер… Но я горжусь, а не жалею, Что я еврей, товарищ Алигер!
Нам не забыть: средь самых ненавистных Первейшими с жестокостью тупой Эсэсовцы «жидов» и «коммунистов» В Майданек угоняли на убой…
А наши дети гибли вместе с нами У матерей несчастных на руках, Протягивая ручки к нам сквозь пламя, Кричали: «Мама! Мама!» и слезами Лишь ярость вызывали в палачах…
Нас удушить хотели в грязных гетто, Замучить в тюрьмах, в реках утопить, Но не смотря, но не смотря на это, Товарищ Алигер, - мы будем жить!
Мы будем жить! И мы ещё сумеем, Талантами сверкая, доказать, Что наш народ – гонимые евреи – Имеет право жить и процветать!
Нам кровь и слёзы дали это право, Благословили жертвы из могил, Чтоб наш народ для подвигов, для славы, Для новой жизни сердце возродил!
Народ бессмертен! Новых Макковеев Он породит грядущему в пример… Да! Я горжусь! Горжусь, а не жалею, Что я еврей, товарищ Алигер!
1947 г.
Конечно, написав такое стихотворение в то время, когда в стране во всю «бродил призрак» антисемитизма, и, опубликовав его, М. Алигер совершила большой нравственный подвиг. И, конечно, она не ждала ответа: кто решится. Но такой человек нашёлся. Этим замечательным, смелым человеком и талантливым тоже, был бывший фронтовик – пулемётчик, прошедший всю войну от звонка до звонка, трижды раненный Мендель Рашкован. Он демобилизовался из армии в 1946 г. и в 1947 г. написал «Ответ Маргарите Алигер»
Детство и школьные годы Рашкована были обычными, как у всех советских детей, разве только, что сверстники смеялись над его именем и обзывали Мендель-Крендель. Добрый по натуре мальчик не обижался и отвечал сверстникам, что в честь его имени носит свою фамилию великий русский химик Менделеев. «Жидом» его мало кто называл, так как сильный мальчик мог дать и сдачи, а, кроме того, у него было много товарищей, которые могли за него заступиться. И всё же Мендель Рашкован, уже будучи старшеклассником, решил взять себе новое имя Михаил, хотя по паспорту всю жизнь был Менделем.
Отрывок из этой поэмы – стихотворение «Мы евреи» он выучил наизусть. И хотя Михаил Рашкован всегда утверждал, что в части, где он воевал и служил, не было антисемитизма, и в жизни молодой человек, бывший пулемётчик, четыре года воевавший, трижды раненный и чудом уцелевший, не испытывал антисемитизма, но, по всей вероятности, это было не так. Иначе зачем было бы Рашковану создавать «Ответ М, Алигер»? Стихотворение «Мы евреи» нашло живой отклик в его еврейском сердце. И Михаил Рашкован пишет ответ Маргарите Алигер в стихотворной форме. В своём ответе он отражает зов своей души, не надеясь, что этот ответ когда-нибудь дойдёт до известной поэтессы.
Михаил Рашкован любил стихи и сам писал их, но никогда не считал их «шедевром» и никогда не пытался их публиковать. Когда стихотворение М. Алигер было запрещено, Михаил записал в нескольких экземплярах свой «Ответ» и раздал его своим товарищам. Своё авторство он, конечно, не указывал. Однако, как оказалось впоследствии, это был очень рискованный шаг с его стороны. Но те, кому он их роздал, не выдали его. Как потом сообщила Михаилу его сокурсница, органы МГБ разыскивали Рашкована, пытались узнать его адрес. Так пошли гулять по громадной стране два замечательных стихотворения: запрещённое Маргариты Алигер и «Ответ» на него Михаила Рашкована, написанный подпольно. Оба стихотворения пользовались большим успехом и находили отклик в каждой еврейской душе. Оба стихотворения говорили о высоком нравственном и героическом подвиге их авторов.
Если автор стихотворения «Мы евреи» был известен, то об авторе «Ответа» никто не знал. Долгое время авторство «Ответа» приписывали Илье Эренбургу. В связи с этим он имел много неприятностей. Его вызывали по этому поводу в соответствующие органы. Позже его дочь Ирина Эренбург подтвердила, что это стихотворение не его отца, но смело заявила, что под многими его строками Илья Эренбург мог бы подписаться. Так с течением времени слова «Ответа» Маргарите Алигер стали считать народными.
Так и ходило замечательное стихотворение Михаила Ришкована по просторам России, а потом Израиля с указанием «Слова народные». И только в сравнительно последнее время автор стихотворения стал известен. Прекрасный человек – скромный, лишённый всяких амбиций, сам пишущий стихи – Михаил Рашкован никогда не претендовал на авторство «Ответа». Он даже испытывал радость, когда узнал, что его слова приписывают народному творчеству.
Михаил Рашкован окончил университет, преподавал. Жил в Израиле в городе Петах-Тиква. У него остались три сына. Сам Михаил человек глубоко интернациональный, он вложил в своё стихотворение большую гордость за свой народ, его героизм, его новаторство. Такой народ нельзя победить, нельзя уничтожить. «Народ бессмертен!», восклицает в конце своего стихотворения Михаил Рашкован.
Он ушел из жизни, как праведник, во сне в ночь на субботу 22 марта. Через три месяца после своего 93-летия. Вообще, несмотря на присущие каждому человеку обычные трудности, а нередко и неприятности, вплоть до самых сложных, Рашкован оказался очень счастливым человеком.
isralove.org
Я в комнате той, на диване промятом,где пахнет мастикой и кленом сухим,наполненной музыкой и закатом,дыханием, голосом, смехом твоим.Я в комнате той, где смущенно и чинностоит у стены, прижимается к нейчужое разыгранное пианино,как маленький памятник жизни твоей.Всей жизни твоей. До чего же немного!Неистовый, жадный, земной, молодой,ты засветло вышел. Лежала дорогапо вольному полю, над ясной водой.Все музыкой было — взвивался ли ветер,плескалась ли рыба, текла ли вода,и счастье играло в рожок на рассвете,и в бубен безжалостный била беда.И сердце твое волновалось, любило,и в солнечном дождике смеха и слезвсе музыкой было, все музыкой было,все пело, гремело, летело, рвалось.И ты, как присягу, влюбленно и честно,почти без дыхания слушал ее.В победное медное сердце оркестракак верило бедное сердце твое!На миг очутиться бы рядом с тобою,чтоб всей своей силою, нежностью всейдонять и услышать симфонию боя,последнюю музыку жизни твоей.Она загремела, святая и злая,и не было звуков над миром грозной.И, музыки чище и проще не зная,ты, раненный в сердце, склонился пред ней.Навеки. И вот уже больше не будетни счастья, ни бед, ни обид, ни молвы,и ласка моя никогда не остудитгорячей, бедовой твоей головы.Навеки.Мои опускаются руки.Мои одинокие руки лежат…Я в комнате той, где последние звуки,как сильные, вечные крылья, дрожат.Я в комнате той, у дверей, у порога,у нашего прошлого на краю…Но ты мне оставил так много, так много:две вольные жизни — мою и твою.Но ты мне оставил не жалобу вдовьюмою неуступчивую судьбу,с ее задыханьями, жаром, любовью,с ночною тревогой, трубящей в трубу.Позволь мне остаться такой же, такою,какою ты некогда обнял меня,готовою в путь, непривычной к покою,как поезда, ждущею встречного дня.И верить позволь немудреною верой,что все-таки быть еще счастью и жить,как ты научил меня, полною мерой,себя не умея беречь и делить.Всем сердцем и всем существом в человеке,страстей и порывов своих не тая,так жить, чтоб остаться достойной навекии жизни и смерти такой, как твоя.
Читать стих поэта Маргарита Алигер — Музыка на сайте РуСтих: лучшие, красивые стихотворения русских и зарубежных поэтов классиков о любви, природе, жизни, Родине для детей и взрослых.
rustih.ru
|
philosofiya.ru
| В 1946 году журнал «Знамя» печатает знаменитое стихотворение Маргариты Алигер «Мы евреи», являющееся главой её поэмы «Твоя победа». Напечатанная в том же году эта поэма подвергается суровой критике, и хотя вся поэма «Твоя победа» в дальнейшем перепечатывается, глава «Мы евреи» изымается и запрещается. Люди, хранившие или распространявшие это стихотворение, подвергались репрессиям. Стихотворение Михаила Рашкована “ОТВЕТ МАРГАРИТЕ АЛИГЕР” многие десятилетия ходило в списках, как народное, что сохранило их автору здоровье, а может быть и жизнь.
| |||
a.kras.cc
Маргарита Алигер много путешествовала. С 1934 по 1939 год она побывала в Ленинграде, в Карелии, на Белом море, на Оке, Каме и Волге, в Грузии, Азербайджане, Узбекистане, Киргизии, Белоруссии и Украине. В этих поездках у нее рождались идеи новых стихотворений, которые активно печатались в различных издательствах.
В. Луговской и П. Антокольский, старшие коллеги Маргариты Алигер, привлекли ее к переводческой работе, которая была весьма разнообразной. Благодаря труду Маргариты Алигер русские читатели смогли познакомиться с произведениями более сорока поэтов из разных стран. Она переводила с грузинского, азербайджанского, узбекского, латышского, литовского, украинского, болгарского, венгерского, еврейского (идиш) и корейского языков. Она переводила произведения Леси Украинки, Л. Квитко, П. Неруды, Л. Арагона. Частично переводы Маргариты Алигер вошли в книгу «Огромный мир».
В конце 1930-х годов Маргарита Алигер вышла замуж за молодого композитора Константина Макарова-Ракитина.
У них родился сын, который умер в возрасте одного года после болезни. О матери, потерявшей ребенка, Алигер в 1938 году написала поэму «Зима этого года», которая считается одним из основных ее довоенных произведений. В 1940 году у супругов родилась дочь Татьяна. Когда началась Великая Отечественная война, Константин Макаров-Ракитин ушел на фронт добровольцем. Вскоре он был убит в бою под Ярцевом.
С самого начала Великой Отечественной войны Маргарита Алигер работала корреспондентом в центральной газете «Сталинский сокол». По заданиям редакции она выезжала в различные участки фронта, и год провела в блокадном Ленинграде. Ее стихотворения звучали по радио и печатались в газетах.
Огромную популярность во время войны получила ее поэма «Зоя» о юной партизанке Зое Космодемьянской, повешенной гитлеровцами. Евгений Евтушенко в своей антологии сказал об этой поэме: «хотя поздние исторические интерпретаторы и ставили под сомнение эту версию, как официозную легенду, поэма тем не менее была полна искреннего трагизма». И приводит строчку «Тишина, ах какая стоит тишина! / Даже шорохи ветра нечасты и глухи. / Тихо так, будто в мире осталась одна /эта девочка в ватных штанах и треухе».В 1943 за поэму «Зоя» поэтесса была удостоена Сталинской премии.
Зое Космодемьянской посвящены также поэма «Сказка о правде» и пьеса под тем же заглавием. Пьеса шла на многих театральных сценах. По мотивам поэмы и пьесы был снят кинофильм «Зоя», а композитор Нина Макарова написала одноименную оперу. В 1945 была опубликована поэма Алигер «Твоя победа», в которой есть сильная глава, посвященная судьбе еврейского народа.
После Великой Отечественной войны М.И. Алигер продолжила свою литературную деятельность. В 1950-60-е годы сборники ее стихотворений публиковались практически каждый год. Маргарита Алигер продолжала путешествовать и посетила множество стран: Болгарию, Румынию, Италию, Францию, Англию, обе Германии, Финляндию, Японию, Чили, Бразилию.
В 1975 году Маргарита Алигер была награждена орденом Кирилла и Мефодия I степени. Также она была дважды награждена орденами Трудового Красного Знамени, в 1965 и 1984 годах, и орденом Отечественной войны II степени в 1985 году, орденом Дружбы народов и медалями «За оборону Москвы» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». В 1989 году она была удостоена международной премии АПН имени П. Неруды за свой труд в качестве переводчика.
Но в личной жизни она была глубоко несчастна. Ее старшая дочь – талантливая поэтесса Татьяна Макарова, скончалась от рака крови. Отец ее второй дочери, Марии, – Александр Фадеев – застрелился. А Мария, выйдя замуж за немецкого поэта Энценсбергера и не найдя за границей своего места в жизни, тоже покончила жизнь самоубийством.
В августе 1992 года Маргарита Алигер погибла из-за несчастного случая – упала в глубокую канаву поблизости от собственной дачи. Похоронена Алигер на кладбище в Переделкино рядом с двумя своими дочерьми.
5 августа 1992 года в «Литературной газете» был опубликован некролог «Памяти Маргариты Алигер», подписанный двадцатью пятью писателями и поэтами, в том числе А. Вознесенским, Е. Евтушенко, Е. Долматовским, М. Матусовским, Б. Окуджавой и другими. Наталья Корлякова Струится небо, землю отражая. Везут медленноходые быки тяжелые телеги урожая. И я в такую осень родилась. встает в оконной раме. Весь город пахнет спелыми плодами. Под окнами бегут ребята в класс. А я уже не бегаю - хожу, порою утомляюсь на работе. А я уже с такими не дружу, меня такие называют «тетей». Но не подумай, будто я грущу. Я хожу притихшей и счастливой, фальшиво и уверенно свищу последних фильмов легкие мотивы. и дождик пережду в продмаге или в булочной Арбата. в пятнадцатом году, мои двадцатилетние ребята. Едва встречая первую весну, не узнаны убитыми отцами, в предпоследнюю войну, чтобы в войне последней стать бойцами. Кому-то пасть в бою? О чем я вспомню и о чем забуду, прислушиваясь к дорогой земле, не веря в смерть, упрямо веря чуду. Еще не заржаветь штыку под ливнем, не размыться следу, когда моим товарищам пропеть со мною вместе взятую победу. сквозь ход орудий, сквозь холодок последней темноты... Еще едят мороженое люди и продаются мокрые цветы. Прошла машина, Проносит утро новый запах хлеба, и ясно тает облачный снежок голубенькими лужицами неба. * * *Я хочу быть твоею милой. Я хочу быть твоею силой, свежим ветром, насущным хлебом, над тобою летящим небом. Если ты собьешься с дороги, брошусь тропкой тебе под ноги без оглядки иди по ней. Если ты устанешь от жажды, я ручьем обернусь однажды,— подойди, наклонись, испей. Если ты отдохнуть захочешь посредине кромешной ночи, в горах ли, в лесах ли,— встану дымом над кровлей сакли, вспыхну теплым цветком огня, чтобы ты увидал меня. Всем, что любо тебе на свете, обернуться готова я. Подойди к окну на рассвете и во всем угадай меня. Это я, вступив в поединок с целым войском сухих травинок, встала лютиком у плетня, чтобы ты пожалел меня. Это я обернулась птицей, переливчатою синицей, и пою у истока дня, чтобы ты услыхал меня. Это я в оборотном свисте Распустились листья, в лепестках — роса. Облака над садом... Значит, рядом, над тобою — любовь моя! Я узнала тебя из многих, нераздельны наши дороги, понимаешь, мой человек? Где б ты ни был, меня ты встретишь все равно ты меня заметишь и полюбишь меня навек. Железная дорогаТем не менее приснилось что-то.
…Но опять колесный перестук.
После неожиданного взлета
я на землю опускаюсь вдруг.
Не на землю,— на вторую полку
Мимо окон облако неслось.
Без конца,
без умолку,
без толку
длилось лопотание колес.
Но, обвыкнув в неумолчном гуде,
никуда как будто не спеша,
спали люди,
разно спали люди,
громко, успокоенно дыша.
Как и мне, соседям, верно, снились
сказки без начала и конца…
В шуме я не слышала, как бились
их живые, теплые сердца,
но они стучали мерно.
Верю
сердцу человеческому я.
…Толстыми подошвами скрипя,
проводник прошел и хлопнул дверью.
И светало.
Дым стоял у окон,
обагренный маревом зари,
точно распускающийся кокон
с розовою бабочкой внутри,
Есть в движенье сладость и тревога.
Станция, внезапный поворот —
Жизнь моя — железная дорога,
вечное стремление вперед.
Желтые вокзальные буфеты,
фикусы, которым не цвести,
черные, холодные котлеты,
на стене суровые запреты,
тихое, щемящее «прости».
Слишком много дальних расстояний,—
только бы хватило кратких дней!
Слишком много встреч и расставаний
на вокзалах юности моей.
Где-то на далекой остановке,
синие путевки пролистав,
составитель, сонный и неловкий,
собирает экстренный состав.
И опять глухие перегоны,
запах дыма горький и родной.
И опять зеленые вагоны
пробегают линией одной.
И опять мелькают осторожно
вдольбереговые огоньки
по теченью железнодорожной
в горизонт впадающей реки.
Дальних рельс мерцанье голубое…
Так лети, судьба моя, лети!
Вот они,
твои,
перед тобою,
железнодорожные пути.
Чтоб в колесном гомоне и гуде,
чтоб в пути до самого конца
вкруг меня всегда дышали люди,
разные, несхожие с лица.
Чтобы я забыла боль и горесть
разочарований и невзгод,
чтобы мне навек осталась скорость,
вечное стремление вперед!
Несчастной любви не бывает!
Ты только сумей полюбить, Увидишь, как сила твоя прибывает, Узнаешь, как весело жить. Ты станешь свободней и шире, Поймешь, что силен и богат, И что-то внезапно изменится в мире,— Он станет прекрасней стократ. Войдешь ли ты в дом, или выйдешь из дому. Не сдержишь сияния глаз… Мне это хотелось сказать по-другому, А вышло как тысячу раз. Ну что теперь делать? Смущаться не надо. И нечего правду таить, Как божьему дару, я рада, я рада, Тому, что умею любить! И сколько б, друзья, ни свершалось событий, И сколько б нам ни было лет, Любите, любите, любите,— Таланта доступнее нет! Этого года неяркое лето. В маленьких елках бревенчатый дом. Август, а сердце еще не согрето. Минуло лето... Но дело не в том. Рощу знобит по осенней погоде. Тонут макушки в тумане густом. Третий десяток уже на исходе. Минула юность... Но дело не в том. Старше ли на год, моложе ли на год, дело не в том, закадычный дружок. Вот на рябине зардевшихся ягод первая горсточка, словно ожог. Жаркая, терпкая, горькая ярость в ночь овладела невзрачным кустом. Смелая зрелость и сильная старость - верность природе... Но дело не в том. Сердце мое, ты давно научилось крепко держать неприметную нить. Все бы не страшно, да что-то случилось. В мире чего-то нельзя изменить. Что-то случилось и врезалось в души всем, кому было с тобой по пути. Не обойти, не забыть, не разрушить, как ни старайся и как ни верти. Спутники, нам не грозит неизвестность. Дожили мы до желанной поры. Круче дорога и шире окрестность. Мы высоко, на вершине горы. Мы в непрестанном живем озаренье, дышим глубоко, с равниной не в лад. На высоте обостряется зренье, пристальней и безошибочней взгляд. Но на родные предметы и лица, на августовский безветренный день неотвратимо и строго ложится трудной горы непреклонная тень. Что же, товарищ, пройдем и сквозь это, тень разгоняя упрямым трудом, песней, которая кем-то не спета, верой в грядущее, словом привета... Этого года неяркое лето. В маленьких елках бревенчатый дом. К портрету Лермонтова Поручик двадцати шести прости меня, прости за то, что дважды двадцать шесть на свете я была и есть. Прости меня, прости меня за каждый светлый праздник дня, что этих праздников вдвойне отпраздновать случилось мне. Но если вдвое больше дней, то, значит, и вдвойне трудней, и стало быть, бывало мне обидней и страшней вдвойне. И вот выходит, что опять никак немыслимо понять, который раз, кому же повезло из нас? груз живых обид или могильная трава? Ты не ответишь - ты убит. Я не отвечу - я жива. Несчетный счет минувших дней неужто не оплачен? ...Мы были во сто крат бедней и во сто крат богаче. Мы были молоды, горды, взыскательны и строги. И не было такой беды, чтоб нас свернуть с дороги. И не было такой войны, чтоб мы не победили. И нет теперь такой вины, чтоб нам не предъявили. Уж раз мы выжили. Ну, что ж! Судите, виноваты! истина и ложь, победы и утраты, и стыд, и горечь, и почет, и мрак, и свет из мрака. ...Вся жизнь моя — мой вечный счет, с лихвой, без скидок и без льгот, на круг,— назад и наперед,— оплачен и оплакан. Рабочий катерок мотало от Лиственничной до Котов. Дождем туманным застилало красу высоких берегов. Но из-под крова плащ-палатки, сквозь дождь мне виделся нет-нет, то на вершине, то в распадке, сухой, горячий, добрый свет. Там солнце светит, солнце светит, с началом осени в ладу. Там солнце ждет меня и встретит, едва я на берег сойду. Оно манит меня на сушу осенним и неярким днем, внезапно молодит мне душу неубывающим огнем. ...Я становилась веселее в предчувствии его лучей. Не огорчаюсь, не жалею, не нахожу вины ничьей, хоть мне уже давно понятно, что обманулась я вдвойне, и эти солнечные пятна, которые светили мне, так празднично и так тревожно меня в тумане отогрев. лишь краски осени таежной, костры пылающих дерев. Я ошибалась поначалу. Мне долго было невдомек. ...Уже к дощатому причалу пришел рабочий катерок. К сырым мосткам подходим плавно. Не знаю, от каких щедрот на сердце так легко и славно, что, право, скоро дождь пройдет. Байкал на берег волны катит... Рыбачьи сети на песке... И, право, мне надолго хватит виденья солнца вдалеке. Пока душе моей желанны, в туманах бескорыстных дней, великодушные обманы начала осени моей. Березовая роща Осыпаются листья, в которых затаился и жил для меня еле слышный, немолкнущий шорох отгремевшего майского дня. Эти самые листья весною, недоверчивым, вкрадчивым днем, содрогнуло короткой волною, опалило внезапным огнем. И раскаты горячего грома задержались в прохладной листве... Я с тех пор в этой роще, как дома, мы в глубоком и крепком родстве. Я дымком неосевшим дышала, прислоняясь к душистым стволам, и она мне ни в чем не мешала, все делила со мной пополам. Утешала меня, как умела, птичьи споры со мною вела, умудренно и мерно шумела, зеленела, ветвилась, росла. Угощала меня земляникой, приводила мне в ноги ручей... И от этой заботы великой я сдалась и поверила ей. Был так верен и так бескорыстен наш немой безусловный союз... Осыпаются тихие листья. Молкнет роща, а я остаюсь. Сокрушительным ветром подуло. Гром умолк и развеялся дым. Что ж ты, роща, меня обманула? Грош цена утешеньям твоим! Раздаются упреки глухие наступлению осени в лад... Осыпаются листья сухие, но стволы нерушимо стоят. И шумит непреклонно и грозно их прямая и голая суть: Невозвратно, напрасно и поздно! Молодую листву позабудь. Укрываться от правды — пустое! Будь ясна, как осенняя тишь, и решай, облетишь ли с листвою или твердо, как мы, устоишь. Нам лукавый обман ненавистен, утешенья ничтожно малы... Облетают последние листья, но стоят нерушимо стволы.vokrugknig.blogspot.com
Исаак Хазан. Из книги «Записки космополита»
В 1946 году журнал «Знамя» печатает знаменитое стихотворение Маргариты Алигер «Мы — евреи», являющееся главой её поэмы «Твоя победа». Напечатанная в том же году, эта поэма подвергается суровой критике, и хотя вся поэма «Твоя победа» в дальнейшем перепечатывается, глава «Мы — евреи» изымается и запрещается. Люди, хранившие или распространявшие это стихотворение, подвергались репрессиям.
Стихотворение Михаила Рашкована “ОТВЕТ МАРГАРИТЕ АЛИГЕР” многие десятилетия ходило в списках как народное, что сохранило их автору здоровье, а может быть и жизнь.
Маргарита Алигер МЫ – ЕВРЕИ(Глава из поэмы «Твоя победа») И, в чужом жилище руки грея,Старца я осмелилась спросить:— Кто же мы такие?— Мы – евреи!Как ты смела это позабыть?! Лорелея – девушка на Рейне,Светлых струй зелёный полусон.В чём мы виноваты, Генрих Гейне?Чем не угодил им Мендельсон? Я спрошу и Маркса, и Энштейна,Что великой мудростью сильны, —Может, им открылась эта тайнаНашей перед вечностью вины? Светлые полотна Левитана –Нежное свечение берёз,Чарли Чаплин с белого экрана –Вы ответьте мне на мой вопрос! Разве всё, чем были мы богаты,Мы не роздали без лишних слов?Чем же мы пред миром виноваты,Эренбург, Багрицкий и Светлов? Жили щедро, не щадя талантов,Не жалея лучших сил души.Я спрошу врачей и музыкантов,Тружеников малых и больших. И потомков храбрых Маккавеев,Кровных сыновей своих отцов, —Тысячи воюющих евреев –Русских командиров и бойцов: Отвечайте мне во имя честиПлемени, гонимого в веках:Сколько нас, евреев, средь безвестныхВоинов, погибнувших в боях? И как вечный запах униженья,Причитанья матерей и жён:В смертных лагерях уничтоженьяНаш народ расстрелян и сожжён! Танками раздавленные дети,Этикетка «Jud» и кличка «жид».Нас уже почти что нет на свете,Нас уже ничто не оживит… Мы – евреи. — Сколько в этом словеГоречи и беспокойных лет.Я не знаю, есть ли голос крови,Знаю только: есть у крови цвет… Этим цветом землю обагрилаСволочь, заклеймённая в веках,И людская кровь заговорилаВ смертный час на разных языках… 1946 г. | Михаил Рашкован ОТВЕТ МАРГАРИТЕ АЛИГЕЫ чём мы виноваты, Генрих Гейне?Чем не угодил им Мендельсон? Нас уже почти что нет на свете,Нас уже ничто не оживит…» (М.Алигер) На Ваш вопрос ответить не умея,Сказал бы я: нам беды суждены.Мы виноваты в том, что мы – евреи.Мы виноваты в том, что мы умны. Мы виноваты в том, что наши детиСтремятся к знаньям, к мудрости земной.И в том, что мы рассеяны по светуИ не имеем родины одной. Нас сотни тысяч, жизни не жалея,Прошли бои, достойные легенд,Чтоб после слышать: «Эти кто? – Евреи! –Они в тылу сражались за Ташкент!» Чтоб после мук и пыток Освенцима,Кто смертью был случайно позабыт,Кто потерял всех близких и любимых,Услышать вновь: «Вас мало били, жид!» Не любят нас за то, что мы – евреи,Что наша ВЕРА – остов многих вер…Но я горжусь, а не жалею,Что я еврей, товарищ Алигер! Нам не забыть: средь самых ненавистныхПервейшими с жестокостью тупойЭсэсовцы «жидов» и «коммунистов»В Майданек угоняли на убой… А наши дети гибли вместе с намиУ матерей несчастных на руках,Протягивая ручки к нам сквозь пламя,Кричали: «Мама! Мама!» и слезамиЛишь ярость вызывали в палачах… Нас удушить хотели в грязных гетто,Замучить в тюрьмах, в реках утопить,Но несмотря, но несмотря на это,Товарищ Алигер, — мы будем жить! Мы будем жить! И мы ещё сумеем,Талантами сверкая, доказать,Что наш народ – гонимые евреи –Имеет право жить и процветать! Нам кровь и слёзы дали это право,Благословили жертвы из могил,Чтоб наш народ для подвигов, для славы,Для новой жизни сердце возродил! Народ бессмертен! Новых МакковеевОн породит грядущему в пример…Да! Я горжусь! Горжусь, а не жалею,Что я еврей, товарищ Алигер! 1947 г. |
Конечно, написав такое стихотворение в то время, когда в стране во всю «бродил призрак» антисемитизма и опубликовав его, М. Алигер совершила большой нравственный подвиг. И, конечно, она не ждала ответа: кто решится. Но такой человек нашёлся. Этим замечательным смелым человеком, и талантливым тоже, был бывший фронтовик – пулемётчик, прошедший всю войну от звонка до звонка, трижды раненный Мендель Рашкован.
Он демобилизовался из армии в 1946 г. и в 1947 г. написал «Ответ Маргарите Алигер»
Детство и школьные годы Рашкована были обычными, как у всех советских детей, разве только что сверстники смеялись над его именем и обзывали Мендель-Крендель. Добрый по натуре мальчик не обижался, и отвечал сверстникам, что в честь его имени носит свою фамилию великий русский химик Менделеев. «Жидом» его мало кто называл, так как сильный мальчик мог дать и сдачи, а кроме того, у него было много товарищей, которые могли за него заступиться. И всё же Мендель Рашкован, уже будучи старшеклассником, решил взять себе новое имя Михаил, хотя по паспорту всю жизнь был Менделем. Видимо, так ему было удобнее.
В 1939 году Михаил Рашкован с отличием заканчивает среднюю школу, и вскоре мобилизовывается в армию. Началась Отечественная война. В июле 1941 года он встретил её на передовой. А через месяц получил тяжёлое ранение. Вылечившись, Михаил снова на фронте. По дорогам войны он прошёл до её конца. Был ещё дважды ранен. Демобилизовался лишь в 1946 году. В том же году он прочитал в журнале «Знамя» поэму М. Алигер «Твоя победа». Она произвела на него колоссальное впечатление. Отрывок из этой поэмы – стихотворение «Мы евреи» он выучил наизусть. И хотя Михаил Рашкован всегда утверждал, что в части, где он воевал и служил, не было антисемитизма, и в жизни молодой человек, бывший пулемётчик, четыре года воевавший, трижды раненный и чудом уцелевший, не испытывал антисемитизма, но, по всей вероятности, это было не так. Иначе зачем было бы Рашковану создавать «Ответ М. Алигер»?Стихотворение «Мы евреи» нашло живой отклик в его еврейском сердце. И Михаил Рашкован пишет ответ Маргарите Алигер в стихотворной форме. В своём ответе он отражает зов своей души, не надеясь, что этот ответ когда-нибудь дойдёт до известной поэтессы. Михаил Рашкован любил стихи и сам писал их, но никогда не считал их «шедевром» и никогда не пытался их публиковать. Когда стихотворение М. Алигер было запрещено, Михаил записал в нескольких экземплярах свой «Ответ» и раздал его своим товарищам. Своё авторство он, конечно, не указывал. Однако, как оказалось впоследствии, это был очень рискованный шаг с его стороны. Но те, кому он их раздал, не выдали его. Как потом сообщила Михаилу его сокурсница, органы МГБ разыскивали Рашкована, пытались узнать его адрес.
Так пошли гулять по громадной стране два замечательных стихотворения: запрещённое Маргариты Алигер и «Ответ» на него Михаила Рашкована, написанный подпольно. Оба стихотворения пользовались большим успехом и находили отклик в каждой еврейской душе. Оба стихотворения говорили о высоком нравственном и героическом подвиге их авторов.Если автор стихотворения «Мы евреи» был известен, то об авторе «Ответа» никто не знал. Долгое время авторство «Ответа» приписывали Илье Эренбургу. В связи с этим он имел много неприятностей. Его вызывали по этому поводу в соответствующие органы. Позже его дочь Ирина Эренбург подтвердила, что это стихотворение не её отца, но смело заявила, что под многими его строками Илья Эренбург мог бы подписаться. Так с течением времени слова «Ответа» Маргарите Алигер стали считать народными.
Так и ходило замечательное стихотворение Михаила Рашкована по просторам России, а потом Израиля с указанием «слова народные». И только в сравнительно последнее время автор стихотворения стал известен. Прекрасный человек – скромный, лишённый всяких амбиций, сам пишущий стихи – Михаил Рашкован никогда не претендовал на авторство «Ответа». Он даже испытывал радость, когда узнавал, что его слова приписывают народному творчеству.
Михаил Рашкован окончил университет, преподавал. Сейчас он живёт в Израиле в городе Петах-Тиква, имеет трёх сыновей и 8 внуков Сам человек глубоко интернациональный, он вложил в своё стихотворение большую гордость за свой народ, его героизм, его новаторство. Такой народ нельзя победить, нельзя уничтожить. «Народ бессмертен!», восклицает в конце своего стихотворения Михаил Рашкован.
И, конечно, не знал тогда Михаил Рашкован, да и не мог знать, что бессмертие еврейскому народу предписывали такие великие умы человечества, как Лев Николаевич Толстой. Вот его слова:
…Еврей – это святое существо, которое добыло с неба вечный огонь и просветило им землю и живущих на ней. Он – родник и источник, из которого все остальные народы почерпнули свои религии и веры.…Еврей – первооткрыватель культуры. Испокон веков невежество было невозможно на Святой Земле в ещё большей мере, чем нынче даже в цивилизованной Европе.…Еврей – первооткрыватель свободы. Даже в те первобытные времена, когда народ делился на два класса, на господ и рабов, Моисеево учение запрещало держать человека в рабстве более шести лет.…Еврей – символ вечности. Он, которого ни резня, ни пытки не смогли уничтожить, ни огонь, ни меч инквизиции не смогли стереть с лица земли; он, который так долго хранил пророчество и передал его всему остальному человечеству; такой народ не может исчезнуть. Еврей вечен. Он — олицетворение вечности.
i-jew.ru
|
|
|
|
|
|
