|
БЕДНЫЕ ЛЮДИ 1Ночь. Хижина бедна, но заперта надежно. В жилище полумрак, и разглядеть возможно В мерцании лучей, разлитых в глубине, Что сеть рыбацкая чернеет на стене; В углу, над сундуком, на полках деревянных Поблескивает ряд тарелок оловянных; А там, где с пологом старинная кровать, На лавках сдвинутых, чтоб можно было спать, Подушки сложены, и как в гнезде широком Пять маленьких детей лежат во сне глубоком. Очаг бросает свет на темный потолок, И женщина, грустя, сидит у детских ног. Их мать. Она одна. А за стеной суровый, Могучий океан всю ночь во мгле свинцовой Рыдает и грозит ветрам и тучам вслед. 2Но где же их отец? Рыбак от юных лет, С волнами он привык бороться на просторе. В любую бурю он свой челн выводит в море: Ведь корма ждут птенцы. И в поздний час, когда Подходит к пристани высокая вода, Он смело паруса на мачте поднимает. А дома ждет жена. Искусно заплетает Разорванную сеть, иль паруса чинит, Похлебку рыбную на очаге варит И, уложив детей, шлет небесам моленья За мужа своего, наперекор стремленью Бушующих валов спешащего во мрак, Где ни один в ночи не светится маяк. Он должен отыскать в безумии прибоя Местечко, годное для лова, небольшое, Что день — то новое, в безмерной шири вод, Куда косяк сельдей серебряных придет. Но как его найти? Ведь это только точка Средь разъяренных вод. Декабрьской бурной ночкой, Когда кругом туман, — чтобы ее найти, Расчислить надобно и ветер и пути, Рулем и парусом уверенно владея. А волны льнут к бортам, зеленые как змеи; Пучина к небу шлет холмов ужасных ряд, И снасти крепкие в отчаянье скрипят. Но Жанна рядом с ним и в леденящей стуже. А Жанна слезы льет и думает о муже, — Так мысли их летят друг к другу, трепеща. И Жанна молится. Насмешливо крича, Ей чайки хриплыми рвут сердце голосами. Ужасный океан перед ее глазами. На гребнях яростных бушующих валов Ей тени видятся погибших моряков. Чу! Старые часы бьют полночь. Из футляра По капле падают и падают удары, И время движется; мгновенья, сутки, год; Весна приходит вновь, и осень настает. И души — ястребы и горлинки — слетают В наш мир, где каждое мгновенье открывает Пред ними, приподняв грядущего покров, Здесь — колыбелей строй, а там — ряды гробов. И Жанна видит сон: дурные дни настали, Детишки — босиком, и платья обветшали, И пища скудная, и хлеб из ячменя… О небо! Ураган вздул черный столб огня, И берег загремел подобно наковальне. Да, полночь в городах — танцор, что в зале бальной Под полумаскою резвится и шалит; Но полночь на море — безжалостный бандит: Закутанный в туман, он прячется за шквалы, Хватает моряка и бьет его о скалы, О риф неведомый, что на пути возник. И вал нахлынувший задушит в горле крик, И чувствует гребец, что палуба уходит Внезапно из-под ног… И память вдруг приводит Причал на пристани июльским жарким днем. И Жанна вся дрожит, испуганная сном. 4Подруги рыбаков! И сына, и супруга, Всех, сердцу дорогих, и жениха, и друга — Вы морю отдали. Как страшно думать вам, Что служат все они игралищем волнам, От юнги-мальчика до штурмана седого; Что ветер, дуя в рог, летит над ними снова И вздыбил океан; что, может быть, сейчас Потерпит бедствие ничтожный их баркас; Что путь неведом их; что над морскою бездной, В водовороте волн, средь этой тьмы беззвездной Их держит над водой лишь утлая доска Да прикрепленный к ней обрывок паруска. Что делать женщине? Бродить теперь, рыдая, У берега, моля: «Верни их, глубь морская!»? Но — горе! — ведь сердцам, утратившим покой, Его не возвратит бушующий прибой! А Жанна все грустней. Ведь муж один на море. А ночь прожорлива, а мрак, что саван, черен! И Жанна думает: «Один в такую ночь! С ним рядом никого, чтобы ему помочь. Ведь сыновья еще не подросли, так малы!» Но сыновья растут, и, как всегда бывало, Уйдут на промысел они с отцом семьи. И ты вздохнешь, о мать: «Ах, будь они детьми!» 5Она берет с крючка фонарь и пелерину. Теперь пора взглянуть, не стихла ли пучина, Не виден ли баркас и как горит сигнал. Вперед! И вот она выходит. Не дышал Еще рассвет. Еще нигде не видно было Той белой черточки, что тьму и свет делила. Шел мелкий дождь во мгле. Мрачней погоды нет. Так день колеблется: прийти ль ему на свет? Так плачет человек в день своего рожденья. И Жанна медленно идет через селенье. Лачуга бедная взор привлекла ее, Людское жалкое, угрюмое жилье. Строенье ветхое стояло без защиты. Ни огонька в окне, и дверь полуоткрыта. На стенах треснувших едва держался кров, И ветер теребил его со всех концов, Вздымая темную, прогнившую солому. И Жанна вспомнила: «Да, ведь хозяйка дома — Несчастная вдова. И, кажется, больна. Зайти бы надо к ней, проведать, как она?» И Жанна в дверь стучит. Никто не отворяет. И Жанна, вся дрожа от ветра, размышляет: «Больна? А дети как? Голодный вид у них. Да, двое маленьких, а мужа нет в живых». И Жанна вновь стучит: «Соседка, отоприте!» Но в доме тишина. «Вы слишком крепко спите. Не достучусь никак. Что нового у вас?» Но ветер вдруг подул — и дверь на этот раз Заколебалась вся на петлях, содрогнулась И прямо в глубину жилища распахнулась. И Жанна входит в дом, лучами фонаря Жилье безмолвное внезапно озаря. Сквозь дыры в потолке вода на пол стекала. Картина страшная глазам ее предстала: В соломе, голову откинувши назад, Лежала женщина; был мутен мертвый взгляд; Раскрытый рот застыл. Исполненная силы Мать, ставшая теперь видением могилы, — Вот участь нищего, когда в борьбе с судьбой Последний он навек проигрывает бой. Рука бескровная в соломе коченела, И ужас исходил от брошенного тела, От рта открытого, где каменный язык, Казалось, вечности бросал предсмертный крик. А рядом с матерью, вблизи ее постели, Два малых существа в открытой колыбели С улыбкою, уснув, лежали, — сын и дочь. И мать несчастная, пред тем как изнемочь, Им собственным тряпьем укрыла грудь и ноги, Набросив на детей еще свой плащ убогий, Чтоб их в последний раз немного обогреть, Отдать им все тепло и молча холодеть. 7И дети мирно спят в своей постели шаткой. Ничто дремоты их не потревожит сладкой. Дыханье ровное у маленьких сирот, Хоть ветер бешеный солому с крыши рвет, Дождь льется в комнату и буйствует свободно, И капли, падая порой на лоб холодный, Слезами по лицу покойницы скользят, И грохот волн зовет на помощь, как набат. Труп слушает его, бездумный, бездыханный, И кажется порой, что происходит странный У мертвых уст и глаз беззвучный разговор: «О, где твой дух живой?» — «А где твой светлый взор?» Любите, радуйтесь, срывайте цвет весенний, Звените кубками, ищите наслаждений! Как в океан впадать положено ручьям, Так рок определил и зыбкам, и пирам, И материнскому безоблачному счастью, И упоению, рождаемому страстью, И песням, и любви, и блеску юных лиц Единственную цель — холодный сон гробниц. 8Что Жанна делает в той комнате пустынной? Что спрятала она под пелериной длинной? Что Жанна унесла, поспешно уходя? Зачем она ушла так быстро, не глядя На мертвую? Зачем бежит вдоль переулка, Невольно чувствуя, как сердце бьется гулко? Что ценного взяла и принесла домой, В кровати спрятала дрожащею рукой? Когда она пришла домой, уже светлела Прибрежных скал гряда. И Жанна молча села На стул, бледна как смерть. Казалось, что она Поступком собственным в душе огорчена. И, наконец, слова, исполненные горя, Бессвязно потекли под шум и грохот моря: «Что скажет муж, увы! У бедного и так Достаточно хлопот! Какой безумный шаг! Ведь пятеро детей на шее! А забота О всей семье на нем! Прибавится работа, Обуза лишняя! Он, кажется, идет… Нет, мне послышалось! Пусть он меня побьет — И я ему скажу: «Ударь, так мне и надо!» Дверь скрипнула… Не он!» Так, значит, Жанна рада, Что муж нейдет домой? Вот до чего дошло! Она задумалась, вздыхая тяжело. Забота тайная ее в тисках держала С такою силою, что Жанна не слыхала Бакланов карканье, гортанный их призыв, Который возвещал начавшийся отлив, Не видела, как дверь внезапно отворилась, И комната лучом горячим осветилась, И муж ее вошел, загородивши вход Намокшим неводом, и крикнул; «Вот и флот!» «Ты!» — Жанна вскрикнула и радостно припала К могучему плечу и жадно целовала Одежду мокрую, — любовь встречает так. «Я, женушка моя!» — ответил ей рыбак. Он чувствовал тепло от очага родного, И радовался он, что видит Жанну снова, И все его лицо лучилось добротой. Он молвил: «На море попасть — как в лес густой». — «Ну, что погода?» — «Зла». — «А как улов?» — «Негодный. Но ты опять со мной, и я дышу свободно. Сегодня на море чертовский ветер был: Вернулся я ни с чем и невод повредил. Внезапно началась такая суматоха! Мой парус лег плашмя, и я подумал: «Плохо!» И якорная цепь порвалась. Ну, а ты? Что ты здесь делала одна?» Ее черты Румянцем вспыхнули, и Жанна отвечала: «Я? То же, что всегда, — я шила, поджидала. И страшно было мне». — «Что делать, друг? Зима!» Скрывая дрожь, она вдруг начала сама: «Да, знаешь ли, у нас тут по соседству горе: Вдова ведь умерла — вчера, должно быть вскоре За тем, как вы ушли. Гильома и Мадлен Она оставила, двух крошек. До колен Мне будет девочка. Она немного бродит. А мальчик — тот еще на четвереньках ходит. Соседка бедная жила в нужде, увы!» Рыбак нахмурился. Он сбросил с головы Потертый капюшон, еще от бури влажный. «Ах, дьявол!» — он сказал, потом прибавил важно: «Я пятерых растил, теперь их станет семь. О чем же говорить? Понятно это всем. Что? Трудно? Не беда! Ведь мы не виноваты. Пусть разберутся те, кто знанием богаты. И богу одному за это отвечать, Зачем у малышей он отнимает мать! На них не закричишь: «Вам следует трудиться!» Такая мелюзга! Быть может, им не спится Там, в темноте, одним. Ты слышишь? У дверей Стоит покойница и просит за детей. Ну, женушка моя, ступай теперь за ними! Мы станем поднимать их вместе со своими, Ни в чем различия не делая меж них: Пусть будет семеро у нас детей родных! А чтоб их прокормить, затянем пояс туже. Бог постарается и даст улов не хуже! Да я и сам нажму! Не буду пить вина. Неси же их сюда! Ступай скорей, жена! Зачем ты на меня теперь глядишь упорно? Обычно, мой дружок, ты более проворна!» Но Жанна в тот же миг к постели подошла: «Смотри-ка, вот они. Я их уже взяла». |
rulibs.com
Сочинение на отлично! Не подходит? => воспользуйся поиском у нас в базе более 20 000 сочинений и ты обязательно найдешь подходящее сочинение по теме Сборник стихотворений Гюго «Возмездие» и «Созерцания»!!! =>>>
После тринадцати лет молчания Гюго заявил о себе как поэт, полностью обновивши если не творческую манеру, то тематику своей поэзии.
В первых трех циклах — «Заря», «Душа в цвету» и «Борьба и мечты» преобладают стихотворения, близкие по своему поэтическому настрою к поэзии 1830-х годов. В цикле «Заря» говорится о юношеской восторженности, о радости открытия мира, о первых литературных успехах. В пространном «Ответе на обвинение» Гюго повествует о той революции, которую он произвел во французской литературе, излагает принципы своей поэтической реформы, суть которой в демократизации поэзии.
В предисловии к сборнику Гюго торжественно заявляет: «…эту книгу надо читать так, словно ее написал человек, которого уже нет в живых. Двадцать пять лет жизни заключено в этих двух томах». «Созерцания», являясь как бы интимным дневником, разговором с самим собой, обращены к впечатлениям, размышлениям и воспоминаниям поэта о 1834 — 1855 годах: «Если бы это не звучало несколько претенциозно, их можно было бы назвать «Воспоминания души».
Сборник «Созерцания» принес Гюго большой коммерческий успех. Это было очень кстати, ибо поэту хотелось иметь надежное пристанище для себя и своей семьи. Дело в том, что еще в 1855 году ему пришлось покинуть свое джерсейское убежище. После официального визита Наполеона III в Лондон (шла Крымская война, за событиями которой Гюго следил с большим интересом) английская королева Виктория летом 1855 года отправилась, в свою очередь, во Францию, что привело к публикации в Лондоне французским изгнанником Феликсом Пиа протеста, составленного в самых резких выражениях. Газета эмигрантов, проживавших на Джерси, перепечатала его. Редактор и двое его сотрудников были немедленно высланы.
«Возмездие» считается самой гневной книгой французе» поэзии: в ней более шести тысяч стихотворных строк, и свыше половины из них — это неистовые обвинения, язвительные нападки, грубая, иногда почти площадная брань, подчиненные строгой четкости александрийского размера. «Ювеналов бич» французской поэзии после великого мастера политической сатиры XVI века Агриппы д’Обинье оказался в надежных руках Сборник буквально ошеломил читателей, привыкших к «прежнему» Гюго, и окончательно заявил о переходе Гюго в ряд демократических республиканцев, на позиции активных поборников справедливого политического и общественного устройств В «Возмездии» Гюго впервые рисует картину светлого будущее! человечества («Ultima Verba»), и впоследствии она не раз будет представать перед его поэтическим взором. Присутствует он в частности, и в следующем за «Возмездием» поэтическом сборнике «Созерцания».
Цикл «Душа в цвету» воспевает любовь, мечтательность, красоту окружающего мира. В цикле «Борьба и мечты», хотя он относится еще к части «Некогда», появляется тема земного зла, тяжелых жизненных испытаний, социальной несправедливости (стихотворение «Melancholia», навеянное известной картиной Дюрера, изображающей скорбного ангела, исполненного печали за род человеческий). Заключительное стихотворение цикла — «Magnitudo parvi» («Величие смиренного») переводит в символический план образ смиренномудрого созерцающего пастуха, которому открыты тайны мироздания и общение с Богом. Отныне эта пантеистическая тема станет одной из ведущих в поэзии Гюго. Четвертый цикл — «Pauca meae» («Моей крошке») открывает раздел «Ныне» и целиком посвящен дочери и переживаниям и размышлениям, связанным с ее смертью («Привычку милую имела с юных лет…», «Едва займется день, я с утренней зарею…», «В Виллекье», «Mors» — «Смерть»). В следующих циклах находит развитие образ поэта-созерцателя, находящегося во власти своих видений. В цикле «В пути» это размышления о жизни («На дюне»), над ее повседневными картинами («Нищий», «Пастухи и стадо»). В цикле «На краю бесконечности» перед нами образ пророка, полного решимости разгадать загадку бытия (стихотворение «Ibo» — «Пойду»).
«Созерцания» состоят из шести циклов, делящихся на две части по отношению к дате гибели Леопольдины Гюго (1843) — «Некогда» (стихи 1830-1843 годов) и «Ныне» (стихи 1843-1856 годов), причем датировки под стихотворениями не всегда обозначают время создания, зачастую лишь соотнося стихотворение с тем или иным событиям жизни Гюго.
«Созерцания» вышли в свет 23 апреля 1856 года одновременно в Брюсселе к Париже (Наполеон III вынужден был держать «открытой» дверь для великого национального писателя; произведения Гюго, кроме содержавших личные выпады против императора, продолжали издаваться во Франции, освещаться критикой в газетах и журналах).
Замысел «Созерцаний» возник еще в 1835 — 1838 годах и был вызван к жизни тем мощным подъемом поэтических сил, которые Гюго испытывает в джерсейском уединении. Тогда Гюго намеревался назвать книгу «Созерцания Олимпио» (именем Олимпио Гюго обозначал лирическую сторону своей личности). В 1846 году он собирает, уже под названием «Созерцания», известное количество «неизданных стихов». В августе 1852 года он говорит о «томе стихов… который будет готов через два месяца», а в сентябре о книге, которая объединяла бы гражданскую и личную поэзию и делилась бы на две части — «Некогда» и «Ныне», как делятся «Созерцания» в своем окончательном виде. Затем перевес политической поэзии побудил Гюго выделить ее в особую книгу — «Возмездие». Следующую книгу он решил отдать целиком «чистой» поэзии. «После эффекта красным, эффект голубым»,- писал он 21 февраля 1854 года своему ученику Полю Мёрису.
В «Созерцаниях» Гюго сделал большой шаг вперед по пути к классической простоте, к отказу от театральной позы, декламационной приподнятости, искусственности и напыщенности. И здесь, правда, встречаются «антологические» стихотворения или шаблонные общие места, но в целом сборник представляет поэзию Гюго с ее наиболее сильной стороны, в нем содержится большое число его поэтических шедевров. Искренность, неподдельность тона произвели ошеломляющее впечатление на современников Гюго, которых поразила способность поэта к постоянному обновлению. Книга имела исключительный успех.
Никогда Гюго не удавалось объединить в одном поэтическом сборнике такое разнообразие поэтического материала, и никогда он не достигал такой глубины в трактовке своих поэтических тем, как в «Созерцаниях». Поэтическое искусство Гюго в этом сборнике достигает своей вершины.
В мыслях Гюго подводит итог большому отрезку жизненного пути, думает наступающей старости, но, прежде всего о судьбе Франции оказавшейся под властью ничтожного проходимца, по отношению к которому он считает необходимым совершить акт мести! Этим актом мести явился сборник «Возмездие», над стихотворениями которого Гюго работал в течение восьми месяце с октября 1852 года, но появился в свет он только 25 ноября 1853 года. Причем Этцель выпустил два издания — одно с пропусками наиболее резких мест (на титульном листе сборник местом издания указывался Брюссель) и другое — полное, с вымышленным указанием «Женева и Нью-Йорк, Всемирная типография, Сент- Элье», дабы обезопасить книгу от судебного преследования бельгийскими властями; это последнее издание отдельными листами тайно ввозилось во Францию и брошюровалось на месте. Успех ее был огромен.
Сочинение опубликовано: 30.12.2011 понравилось сочинение, краткое содержание, характеристика персонажа жми Ctrl+D сохрани, скопируй в закладки или вступай в группу чтобы не потерять!Сборник стихотворений Гюго «Возмездие» и «Созерцания»
www.getsoch.net
Совершенно ясно, что «Искупление» является разоблачением всякой узурпации прав народа, разоблачением не только Наполеона III, но бонапартизма вообще. Гюго преодолел здесь свое былое преклонение перед величием Бонапарта, он показал мрачное основание той славы, которую стяжал консул Наполеон Бонапарт и в дальнейшем император Наполеон I, он понял и прямо сказал, что видимый успех и видимое величие прикрывают преступную сущность — хищнический авантюризм, политическое разбойничество, он поставил по существу знак равенства между «деяниями» Наполеона I и «делишками» Наполеона III. Ибо все, что зиждется на узурпации прав народа, на насильственном отчуждении этих прав, на ограблении, подлежит, как в этом убежден Гюго, историческому осуждению и в конечном счете должно потерпеть политический и моральный крах, обернуться стыдом и позором для узурпаторов и хищников. Жалкое состояние, в котором находится Франция под властью Наполеона Малого и его клики, — не что иное, как закономерный результат того «величия», которое создавал Наполеон I после того, как уничтожил республику 18 брюмера (9 ноября 1799 года).
Боевая демократическая сатира Гюго стала вызовом аполитичной, эстетской поэзии, расцветавшей пышным цветом как раз в эти годы. Вспомним, что в 1852 году появились «Эмали и камеи» Теофиля Готье, а в 1853 году — «Античные поэмы» Леконта де Лиля. Муза Гюго не смолкла, когда на улицах и площадях Парижа грохотали орудия. Она вдохновила поэта на многие из его лучших созданий. Своим творчеством он опровергал лицемерные рассуждения теоретиков и практиков «искусства для искусства».
«Возмездие» оказало исключительно благотворное влияние на развитие французской поэзии. Этот сборник во многом ограничил начавшееся во Франции увлечение антисоциальной поэзией. В одном из своих программных стихотворений — «Искусство и народ» Гюго защищает тезис о высоком назначении искусства в жизни и отводит исключительную роль поэту в обществе. По мысли Гюго, искусство возвеличивает народ, помогает его трудовой деятельности, пробуждает в нем героические чувства. Искусство — это могучая человеческая мысль, в своем вечном развитии подтачивающая цепи рабства. Кладбищенским мотивам, стихам, воспевающим скорбь и смерть, Гюго противопоставил жизнерадостную гражданскую поэзию, исполненную веры в светлое будущее народа. Не случайно «Возмездие» заканчивается стихотворением «Lux» («Свет»), в котором выражено заветное желание поэта увидеть свою страну свободной от гнета, Европу свободной от королей, Америку — от рабства:
Нет, нет! Грядущее принадлежит народу.И мы увидим их — Мир, Славу, Честь, Свободу —Средь праздничных знамен!Злодейство царствует? Но это царство дыма.Так я вам говорю, чей взор неколебимоВ блеск неба устремлен.
Велико было значение книги сатир Гюго для передовых представителей французского общества; впоследствии она оказала влияние на поэтов и писателей Парижской Коммуны.
«Возмездие», — пишет Марсель Кашен, — будучи образцовым политическим памфлетом, остается одной из самых блестящих сатир, какие были созданы во все времена».[24 - Marcel Cachin. Victor Hugo de 1848 a 1851 — «La Pensee», 1952, № 41, Mars — Avril, p. 26.]
Несмотря на попытки принизить поэтическое творчество Гюго, которые все время делались и делаются представителями буржуазной эстетской критики и реакционного литературоведения, оно оказывает большое влияние на современных передовых поэтов и писателей Франции, борющихся за национальную независимость своей страны. Творениями Гюго вдохновляются Луи Арагон, Жан Лаффит и многие другие писатели, поборники мира и демократии.
Сатирическая поэзия Гюго во многих отношениях была новаторской. И действительно, новыми и необычайными были в ней элементы реализма: нарочитая грубоватость поэтического словаря, которая вызывалась остротой и резкостью памфлетного стиля, прямотой и беспощадностью формулировок.
Создавая свою книгу политической сатиры и лирики, Гюго стремился быть максимально понятным и доступным широким массам французских читателей. Более того, он хотел, чтобы его стихи распевались народом в знак решительного протеста против «деятелей» Второй империи. В письме к издателю Этцелю от 18 ноября 1852 года он сообщал, что сочиняемый им сборник будет называться «Песнями мщения» («Les Vengeresses»). Но затем поэт изменил название.
В «Возмездии» особенно ясно ощутима творческая манера Гюго, соединявшего возвышенную поэтическую речь с формами обиходного языка.
Буржуазные критики были крайне возмущены тем арсеналом. бранных слов и резких речений, которые Гюго широко вводил в свои стихи; но поэт, не желая стеснять своего вдохновения ложными эстетскими канонами, стремился свободно излить владевшее им чувство гражданского негодования. Это чувство было столь накалено, что самая позорная кличка, самое бранное слово, как казалось Гюго, не могли выразить в достаточной мере его гнева. Для того чтобы заклеймить Наполеона, Гюго называет его негодяем, разбойником, пиратом, бандитом, изменником, узурпатором, тираном.
Свойственная романтикам метафоричность стиля становится у Гюго на службу политической тенденции, и вот метафора становится отличным средством для вытачивания особо метких, лапидарных и в то же время предельно нагруженных сатирическим смыслом формулировок.
Даже привычные поэтические приемы, например игра антитезами, в системе этого сатирического стиля оживают, становятся предельно убедительными: «куча навоза под парчовым балдахином». «тела львов, брошенные на съедение псам», Наполеон «с шаром державы в руке и ядром каторжника на ноге», «кони солнца, влачащие наемную карету», и т. д. и т. п.
В «Возмездии» Гюго часто обращается к жанру народной песни, заостряя свою политическую тенденцию в припеве. Таковы стихотворения «Черный стрелок», «Его величие блистало», «О чем он вспомнил, этот ссыльный?». В этом последнем стихотворении рефреном являются следующие строки:
Нельзя без хлеба жить, бесспорно,Но и без родины не проживешь никак!
В песенном стиле поэт создает ряд лирико-патетических произведений («Песня плывущих за море»), сатирических песен с развернутым сюжетом.
Вместе с тем Гюго еще следует поэтической традиции «высокого стиля»: отсюда все обязательные у него исторические реминисценции, философские или научные термины, традиционные слова, заимствованные из античной поэзии (аквилон, вакханка, диадема, гекатомба, плебс, центурион и т. п. и т. п.). Таким образом, общий стилистический облик «Возмездия» — это сплав двух образных систем, строящихся на патетически-ораторской лексике и обыденно-разговорной. Но следует все же признать, что наиболее живой, впечатляющей и потому победоносной в поэзии Гюго остается реалистическая стихия.
Необходимо иметь в виду, что Гюго не преодолел идеалистических представлений о законах природы и общества. В художественную ткань сатирических инвектив «Возмездия» вторгаются элементы религиозной символики, характерные для романтической поэзии вообще. Веря в наличие сверхъестественной силы, управляющей судьбами людей, Гюго, однако, отвергает евангельского бога и все церковные ритуалы. Бог в представлении поэта — существо праведное, он на стороне всех угнетенных, он карает всех врагов человеческого счастья и прогресса.
Поэт-демократ, создатель революционной сатиры «Возмездие», преданный интересам освобождения трудящихся, пламенно ненавидевший силы реакции и обличавший Вторую империю как режим беспрерывного насилия и беспрерывных войн, заслужил уважение современников я потомков.
NOX. Имеется в виду ночь на 2 декабря 1851 г., когда президент Французской республики Луи-Наполеон Бонапарт совершил государственный переворот, разогнал Законодательное собрание и захватил власть в свои руки.
_…СЕЙЧАС_НАРУШИТСЯ_ПРИСЯГА,_ВОР,_ТВОЯ._ — Избранный 10 декабря 1848 г. президентом Франции, Луи-Наполеон принес торжественную присягу строго соблюдать конституцию республики. Совершив государственный переворот, он вероломно нарушил эту присягу.
_Я_ГОДОВЩИНЫ_ЖДУ._ — Луи-Наполеон совершил государственный переворот в день 46-й годовщины победы Наполеона I при Аустерлице.
_…ТАКИМ_И_БУДЬ_ВОВЕК,_ГОД_ДЕВЯНОСТО_ТРЕТИЙ!_ — Имеется в виду 1793 г., период наивысшего подъема французской буржуазной революции (якобинская диктатура), когда были проведены глубокие демократические преобразования, одержаны замечательные победы над интервентами и введен революционный террор. В январе 1793 г. был казнен король Людовик XVI.
_…РАЗБИТЫЙ_В_ФЕВРАЛЕ_СОРОК_ВОСЬМОГО_ГОДА…_ — 24 февраля 1848 г. во Франции произошла революция, был свергнут король Луи-Филипп и провозглашена республика. 26 февраля была отменена смертная казнь за политические преступления.
УБИТЫМ 4 ДЕКАБРЯ. 4 декабря 1851 г., по приказу Луи-Наполеона, на бульваре Монмартр в Париже была учинена зверская расправа с народом, протестовавшим против государственного переворота. В числе убитых оказалось много мирных граждан женщин и стариков.
_ИМПЕРИЯ_—_ПОКОЙ._ — В октябре 1852 г. Луи-Наполеон заявил: «Некоторые лица, проникнутые духом недоверия, говорят: «Империя — это война». Я же говорю: «Империя — это мир (покой)». Как известно, в действительности в период Второй империи Франция вела частые войны, а внутри страны происходила острая политическая борьба.
ЭТА НОЧЬ. _…«ДЕРЖИ_УБИЙЦ!»_—_ШЕЛ_КРИК_С_ИЮЛЬСКИХ_БАРРИКАД…_ — Имеются в виду баррикады Июльской революции 1830 г.
ТЕ DEUM 1 ЯНВАРЯ 1852 ГОДА. Речь идет о торжественной мессе, которую отслужил в честь Луи-Наполеона в Соборе Парижской богоматери архиепископ Сибур после государственного переворота 2 декабря 1851 г.
МУЧЕНИКУ. _«ЛАММА_САВАХФАНИ!»_ («Почему ты меня оставил?») — слова, с которыми, согласно евангельской легенде, обратился к богу Иисус Христос, умиравший на кресте.
ИСКУССТВО И НАРОД. _ПОЙ_ИТАЛИЮ_СВЯТУЮ,_ПОЛЬШУ,_КРОВЬЮ_ЗАЛИТУЮ,_ПОЛУМЕРТВЫЙ_ВЕНГРОВ_КРАЙ,_ПОЙ_НЕАПОЛЬ,_СЛЕЗЫ_ЛЬЮЩИЙ…_ — перечисление стран, в которых после подавления революции 1848–1849 гг. свирепствовал жестокий террор.
ИДИЛЛИИ. _БРЮССЕЛЬ,_ЛОНДОН,_ОСТРОВ_ДЖЕРСИ_ — места убежища, а _БЕЛЬ-ИЛЬ_ — место ссылки противников государственного переворота 2 декабря 1851 г.
ДРУГОЙ ПРЕЗИДЕНТ. Речь идет о президенте (председателе) Законодательного собрания в 1849–1851 гг. Дюпене (см. словарь).
_…ВСТАНЬ_НА_КУРУЛЬНОМ_КРЕСЛЕ!_ — Курульными назывались кресла, в которых восседали римские сановники.
_…ПРОРОК_ПАТМОССКОГО_ПОЖАРА…_ — Имеется в виду «пророк» Иоанн (см. словарь).
_…МЕРЗКИХ_МАСОК_БЬЮТ…_ — В «Божественной комедии» Данте («Ад», песни 32–34) лицемеры и предатели («носящие маску») отнесены к числу величайших преступников.
О ПАССИВНОМ ПОВИНОВЕНИИ. В ноябре 1851 г., когда Луи-Наполеон подготовлял государственный переворот, в Законодательное собрание был внесен законопроект о предоставлении председателю Собрания права прибегать к вооруженной силе для защиты конституция. Против этого законопроекта активно выступали сторонники Луи-Наполеона, рассуждавшие о «пассивном повиновении», то есть о том, что и без вооруженной силы весь народ и армия стоят на страже республики. Законопроект был отвергнут, а через две недели был совершен государственный переворот.
_БОЙЦЫ_ВТОРОГО_ГОДА!_ — Речь идет о солдатах французской революционной армии, которые в 1793–1794 гг. (Второй год республики) вели справедливую революционную войну против интервентов, пытавшихся восстановить абсолютизм.
_…В_БРИТАНИЮ,_ВТОРГАЛИСЬ_НЕЙСТРИЙЦЫ…_ — В 1066 г. Британия была завоевана норманнами, прибывшими из Нормандии, которая ранее входила в состав провинции Нейстрии.
_…ГОТАМ_СДАН_БЫЛ_ДРЕВНИЙ_РИМ…_ — В 410 г. германское племя вестготов во главе с Аларихом захватило Рим.
_…МАХМУД_ВЗЯЛ_ВИЗАНТИЮ_В_УЗЫ…_ — В 1453 г. турецкий султан Мухаммед (Махмуд) II завоевал Константинополь, а затем и всю Византию.
_…СИЦИЛИЯ_СДАЛАСЬ_ТРЕМ_РЫЦАРЯМ…_ — В 1036 г. греки призвали на помощь для борьбы с сарацинами трех рыцарей, сыновей норманского герцога Танкреда, которые помогли им отвоевать Сицилию.
АПОФЕОЗ. _…ВЕДЬ_РЕСТАВРАЦИЯ_ОТОБРАЛА_ПРИБЫТКИ._ — В 1815 г., когда произошла реставрация Бурбонов, Бонапарты были изгнаны из Франции, а их имущество конфисковано.
_…НАЧАВ_С_ГРОША,_ДОЙТИ_ДО_СЛИТКОВ_—_ПУСТЯКИ!_ — Речь идет о так называемой «лотерее золотых слитков» 1850 г., участникам которой были обещаны крупные выигрыши. Лотерея эта представляла собою мошенническую аферу, и весь доход пошел в карманы Луи-Наполеона и его приближенных.
_«УКАЗЫ»_НА_ПАРИЖ_СЛЕТАЮТ_ДРУГ_ЗА_ДРУГОМ,_КАК_СНЕГ;_НА_СЕНЕ_—_ЛЕД,_КАК_БУДТО_НА_НЕВЕ._ — Гюго сравнивает Францию Наполеона III с царской Россией Николая I.
_УКРАШЕН_ДЕКАБРЕМ_И_ОСВЯЩЕН_БРЮМЕРОМ…_ — Имеются в виду переворот 18 брюмера 1799 г., который совершил Наполеон I, и переворот 2 декабря 1851 г., который совершил Луи-Наполеон.
www.libtxt.ru
СТИХОТВОРЕНИЯ
**********************************
Гюго В. Собрание сочинений в 15 т.
М., Государственное издательство
художественной литературы, 1953.
Том 1, с. 323-560.
OCR: sad369 (02.08.2005).
**********************************
Содержание
Из книги «Оды и баллады» 1826
История. Перевод Павла Антокольского.
Моему отцу. Перевод В. Левика.
Два острова. Перевод Павла Антокольского.
К девушке. Перевод В. Давиденковой.
Путешествие. ^ .
Завершение. Перевод В. Левика.
Летний дождь. Перевод А. Корсуна.
Фея. Перевод Э. Линецкой.
К Трильби. ^ .
Невеста литаврщика. Перевод Валентина Дмитриева.
Сеча. Перевод В. Давиденковой.
«Послушай меня, Мадлена…» Перевод Е. Полонской.
Турнир короля Иоанна. ^ .
Из книги «Восточные мотивы» 1829
Канарис. Перевод Вс. Рождественского.
Головы в серале. Перевод Георгия Шенгели.
Энтузиазм. ^ .
Горе паши. Перевод Вс. Рождественского.
Пленница. Перевод Э. Линецкой.
Лунный свет. Перевод Вс. Рождественского.
Чадра. ^ .
Дервиш. Перевод В. Давиденковой.
Крепость. Перевод Вс. Рождественского.
Проигранная битва. Перевод Георгия Шенгели.
Дитя. ^ .
Купальщица Зара. Перевод Е. Полонской.
Ожидание. Перевод Е. Полонской.
Ладзара. Перевод В. Давиденковой.
Желание. ^ .
Прощание аравитянки. Перевод Анны Ахматовой.
Рыжая Нурмагаль. Перевод Георгия Шенгели.
Джинны. Перевод Георгия Шенгели.
Мавританский романс. ^ .
Гранада. Перевод Вс. Рождественского.
Васильки. Перевод Вс. Рождественского.
Мечты. Перевод Э. Линецкой.
Поэт - халифу. ^ .
Ноябрь. Перевод Вс. Рождественского.
Из книги «Осенние листья» 1831
Размышления прохожего о королях. ^ .
Что слышится в горах. Перевод В. Левика.
«Однажды Атласу, завистливо-ревнивы…» Перевод Э. Линецкой.
Презрение. Перевод Павла Антокольского.
«О письма юности…» ^ .
«Впустите всех детей…» Перевод Анны Ахматовой.
«Когда страницы книг…» Перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник.
«Когда вокруг меня все спит…» Перевод Э. Линецкой.
Женщине. ^ .
«О, будь вы молоды…» Перевод Э. Линецкой.
«Следить купанье девы милой…» Перевод М. Талова.
«Взгляни на эту ветвь…» Перевод Э. Линецкой.
Бездны мечты. ^ .
Марии М. Перевод И. Грушецкой.
Закаты. Перевод В. Иванова.
Пан. Перевод Э. Линецкой.
«Друзья, скажу еще два слова…» ^ .
Из книги «Песни сумерек» 1835
Прелюдия. Перевод В. Давиденковой.
Писано после июля 1830 года. Перевод Е. Полонской.
Гимн. ^ .
Пиры и празднества. Перевод В. Бугаевского.
Бал в ратуше. Перевод И. Грушецкой.
Канарису. Перевод Павла Антокольского.
Канарису. ^ .
«Ему двадцатый шел…» Перевод Леонида Мартынова.
«Не смейте осуждать ту женщину, что пала!..» Перевод Валентина Дмитриева.
«О ты, Анакреон…» Перевод И. Грушецкой.
«Чтоб я твою мечту наполнить мог собою…» ^ .
«О, если я к устам поднес твой полный кубок…» Перевод Валентина Дмитриева.
Мотылек и роза. Перевод Валерия Брюсова.
К*** ^ .
На берегу моря. Перевод И. Грушецкой.
«О, если нас зовет в луга цветущий май…» Перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник.
Написано на первой странице книги Петрарки. ^ .
Из книги «Внутренние голоса» 1837
Вергилию. Перевод Валентина Дмитриева.
«Придите, я хочу вас видеть, чаровница…» ^ .
Альбрехту Дюреру. Перевод Б. Левина.
«Раз всякое дыханье…» Перевод В. Давиденковой.
К Ол… Перевод В. Левика.
Корова. ^ .
К богачу. Перевод Валентины Дынник.
«Как хорошо в саду!..» Перевод Валентина Дмитриева.
«О ком я думаю?..» Перевод Валентина Дмитриева.
Ночью, когда был слышен шум невидимого моря. ^ .
«Любовь, о девушка…» Перевод Валентина Дмитриева.
После чтения Данте. Перевод Валентина Дмитриева.
«О муза, подожди!..» Перевод В. Давиденковой.
Из книги «Лучи и тени» 1840
«Как в дремлющих прудах…» ^ .
Успокоительная картина. Перевод В. Давиденковой.
Написано на стекле фламандского окна. Перевод Н. Вольпиной.
В саду на улице Фельянтинок в 1813 году. ^ .
Поэту. Перевод В. Давиденковой.
«Друг! Когда твердят про славу…» Перевод Н. Вольпиной.
Встреча. Перевод В. Бугаевского.
Грусть Олимпио. ^ .
«Да, все крылатое меня всегда пленяло!..» Перевод И. Грушецкой.
К Л… Перевод Анны Ахматовой.
Oceano nox. ^ .
Июньские ночи. Перевод В. Давиденковой.
Из книги
«Оды и баллады»
1826
ИСТОРИЯ
Ferrea vox
Vergilius.
Железный голос
Вергилий.
I
В судьбе племен людских, в их непрестанной смене
Есть рифы тайные, как в бездне темных вод.
Тот безнадежно слеп, кто в беге поколений
Лишь бури разглядел да волн круговорот.
Над бурями царит могучее дыханье,
Во мраке грозовом небесный луч горит.
И в кликах праздничных и в смертном содроганье
Таинственная речь не тщетно говорит.
И разные века, что братья исполины,
Различны участью, но в замыслах близки,
По разному пути идут к мете единой,
И пламенем одним горят их маяки.
II
О муза! Нет времен, нет в будущем предела,
Куда б она очей своих не подняла.
И столько дней прошло, столетий пролетело, —
Лишь зыбь мгновенная по вечности прошла.
Так знайте, палачи, — вы, жертвы, знайте твердо,
Повсюду пронесет она бессмертный свет —
В глубины мрачных бездн, к снегам вершины гордой,
Воздвигнет храм в краю, где и гробницы нет.
И пальмы отдает героям в униженье,
И нарушает строй победных колесниц,
И грезит, и в ее младом воображенье
Горят империи, поверженные ниц.
К развалинам дворцов, к разрушенным соборам,
Чтоб услыхать ее, сберутся времена.
И словно пленника, покрытого позором,
Влечет прошедшее к грядущему она.
Так, собирая след крушений в океане,
Следит во всех морях упорного пловца,
И видит все зараз на дальнем расстоянье —
Могилу первую и колыбель конца.
1823
^
Domestica facta
Horatius.
Дела отечественные
Гораций.
I
Увы! Рожден владеть не шпагою, но лирой,
Иду как сквозь туман дорогой жизни сирой.
В размеренной строке мой угасает гнев,
На боевых полях мой шаг не отдается,
И сердце пылкое лишь в песне изольется,
Бесплодной жаждой закипев.
А Греция меж тем, растоптана султаном,
Влачит свой тяжкий крест, взывая к христианам.
Ошибок роковых изведав горький плод,
Испания нас в бой торопит скорбным стоном,
И древний трон ее, покинутый законом,
Подобен сироте, что мать свою зовет.
Порой, исполнившись воинственной отвагой,
Хочу твоей, отец, вооружиться шпагой,
Пройти солдатом в край, где бился гордый Сид,
И Спарте наших дней — где лирою своею,
Француз, я не могу наследовать Тиртею, —
Предстать как новый Леонид.
Мечты, мечты! Но верь: тебе, как дар смиренный,
Я не пошлю тот стих, что осужден Каменой, —
В честь воинов поет иную песнь поэт!
Венцом бессмертия венчая труд кровавый,
Он славит их дела и сам, любовник славы,
Как все цветы земли, он любит лавр побед.
II
Вам пальма первенства в сражениях, французы!
Вы покоряли мир, неся тирана узы.
Тот небывалый вождь — он вами сотворен:
Бессмертие обрел он вашими мечами,
И славу, что ему в боях добыта вами,
Стереть бессилен бег времен.
В историю вписав ужасные страницы,
Он приковал князей к победной колеснице,
Он смерть всесильную держал в своей руке,
Под тяжестью его вселенная хрипела,
Он, честолюбию не ведая предела,
Сметал империи, как надпись на песке.
Фортуны баловень, он ею же наказан.
Безмерной дерзости — падением обязан,
Гордыню искупил позором долгим он.
Каким безумием его настигли боги,
Когда он возмечтал, на роковой дороге,
Ступенью сделать каждый трон!
Час пробил — он бежал, преследуем впервые,
Остатки армии губя в снегах России,
Теряя лошадей, оружие, солдат.
Паривший царственно в пространстве запредельном,
Так падает орел, пронзен свинцом смертельным,
И перья вслед ему, рассеявшись, летят.
Поверженный тиран, он спит в земле холодной.
Монархи не придут в шатер его походный
Смиренно поджидать, пока проснется он.
Европу столько лет держал он мертвой хваткой,
Но ей уж не стоять перед его палаткой,
Оберегая черный сон.
Французы! Отберем похищенную славу!
Вам подвиги его принадлежат по праву,
Довольно хор похвал о нем одном гремел!
Он вами вознесен, но ваших молний сила
Какому бы орлу весь мир не покорила
И кто б не стал велик с вершины ваших дел!
На вас еще лежит сиянье славы Бренна,
Любовь победы к вам, французы, неизменна,
Ваш отдых — это мир для всех земных племен.
Как память о Моро, Конде или Тюренне,
О доблестный народ, всегда в дыму сражений
Хранишь ты честь своих знамен!
III
Оставь, о мой отец, твой страннический посох!
О бурях боевых, о гибельных утесах,
Встречавших твой корабль, поведай в тихий час
В кругу семьи своей. Ты кончил труд походный,
Ты завещал сынам свой подвиг благородный,
И нет наследия прекраснее для нас.
А мне, в ком говорит призвание иное,
Когда твой дремлет меч в бездейственном покое,
И, с колесницею расстался боевой,
Твой конь, теперь меня влекущий к битвам слова,
И, погруженный в сон, близ очага родного
Ветшает стяг победный твой, —
Дай мне для слабых струн мощь твоего булата,
И, жизнь твою воспев с восхода до заката,
Мой голос прогремит, как эхо славных сеч,
И муз обрадует великих дней отзывом, —
Так, полон гордости, сестренкам боязливым
Несет их младший брат отца тяжелый меч.
Август 1823
^
Скажи мне, откуда он явился,
и я скажу, куда он идет.
Э. Г.
I
Два острова на глади пенной,
Две великаньих головы
Царят у двух границ вселенной,
Равно угрюмы и мертвы.
Смотри, — и задрожи от страха!
Господь их вылепил из праха,
Удел предвидя роковой:
Чело их молниями блещет,
Волна у скал нависших плещет,
Вулканы спят в груди немой.
Туманны, сумрачны, безлюдны,
Видны два острова вдали,
Как будто два пиратских судна
В пучину намертво вросли.
Их берег черен и безлюден,
Путь между скал кремнист и труден
И дикой чащей окаймлен.
И здесь недаром жуть гнездится:
На этом Бонапарт родится,
На том умрет Наполеон.
Тут колыбель — а там могила.
Двух слов довольно на века.
Их наша память сохранила,
И память та не коротка.
К двум островам придут, мне мнится,
Пред тенью царственной склониться
Все племена грядущих дней.
Раскаты гроз на высях горных,
Удары штормов непокорных
Напомнят правнукам о ней.
Недаром грозная пучина
Их отделила от земли,
Чтобы рожденье и кончина
Легко свершиться бы могли;
Чтобы такой приход на землю
Не сотрясал земли, подъемля
Мятеж таинственных глубин,
Чтоб на своей походной койке
Не вызвал бури узник стойкий
И мирно умер бы один.
II
Он был мечтателем на утре дней когда-то,
Задумчивым, когда, кончая путь солдата,
Угрюмо вспоминал былое торжество.
И слава и престол коварно обманули:
Он видел их вблизи, — ненадолго мелькнули.
Он знал ничтожество величья своего.
Ребенком грезил он на Корсике родимой
О власти мировой, о всей непобедимой
Своей империи под знаменем орла, —
Как будто мальчику уже звучала сладко
Многоязыкая, пред воинской палаткой,
Всемирной армии заздравная хвала.
III
ХВАЛА
«Будь славен, Бонапарт, владыка полвселенной!
Господь венчал тебя короною нетленной.
От Нила до Днепра ты правишь торжество,
Равняешь королей прислуге и вельможам.
И служит вечный Рим подножьем
Престолу сына твоего!
Парят орлы твои с простертыми крылами,
Несут на города убийственное пламя.
Ты всюду властвуешь, куда ни глянь окрест.
Ты покорил диван, командуешь конклавом.
Смешав на знамени кровавом
И мусульманский серп и крест.
И смуглый мамелюк, и готский ратник дикий,
И польский волонтер, вооруженный пикой,
Все слепо преданы желаниям вождя.
Ты исповедник их, ты их законодатель.
Ты мир прошел, завоеватель,
Повсюду рекрутов найдя.
Захочешь, — и, взмахнув десницею надменной,
Во всех империях свершаешь перемены,
И короли дрожат у врат твоих хором.
А ты, пресыщенный в сраженьях иль на пире,
Почиешь в благодатном мире,
Гордясь накопленным добром.
И мнится, что гнездо ты свил на круче горной,
Что вправе позабыть о буре непокорной,
Что молнии тебе не ослепят глаза.
И мнится, твой престол от рока независим, —
Не угрожает этим высям
Низкорожденная гроза!»
IV
Ударила гроза! — Мир грохотом наполнив,
Скатился он в ничто, дымясь от стольких молний, —
Смещен тиранами тиран.
В теснину диких скал замкнули тень живую.
Земля отвергла, — пусть несет сторожевую,
Ночную службу океан.
Как презирал он жизнь — там, на Святой Елене,
Когда морская даль гасила в отдаленье
Печальный, мертвенный закат.
Как был он одинок в вечерний час отлива,
Как англичанин вел его неторопливо
Туда, — в почетный каземат.
С каким отчаяньем он слушал гул проклятий
Тех самых воинских неисчислимых ратей,
Чье обожанье помнил он!
Как сердце плакало, когда взамен ответа
Рыданьем и тоской раскатывался где-то
Хор человеческих племен!
^
ПРОКЛЯТИЯ
«Позор! Несчастие! Анафема! Отмщенье!
Ни небо, ни земля не ведают прощенья!
Вот наконец-то пал низверженный колосс!
Пускай же, прахом став, впитает он навеки
Пролитой юной крови реки
И реки материнских слез!
При этом имени пусть Волгу, Тибр и Сену,
Альгамбру древнюю, темничный ров Венсена,
И Яффу, и Кремля горящего дворцы,
Поля былых побед, поля резни кровавой,
Своим проклятием, отгулом прошлой славы
Теперь наполнят мертвецы!
Пускай вокруг него теснятся эти жертвы,
Восставшие из ям, воскресшие из мертвых,
Пускай стучат к нему обрубками костей!
Калечила их сталь, и порох жег когда-то.
Пусть остров превратит в долину Иосафата
Орда непрошенных гостей!
Чтобы он жил и жил, всечасно умирая,
Чтобы рыдал гордец, паденье измеряя,
Чтобы тюремщики глумились вновь над ним,
Чтоб узника они усугубляли муки
И заковали эти руки
Своим железом ледяным!
Он верил, что навек победами прославлен,
Что все забыл народ, — и вот он сам раздавлен!
Господь переменил блестящую судьбу.
И у соперника державной римской мощи
Остался миг один, чтоб сгинуть в полунощи,
И только шаг, чтоб лечь в гробу.
Он в море погребен и поглощен в забвенье.
Напрасно некогда в неукротимом рвенье
Мечтал о мраморной гробнице Сен-Дени.
Почившим королям остался он неведом:
С безродным пришлецом, заносчивым соседом
В подземном сумраке не встретятся они!»
VI
Как страшен был удар! Пьянившие вначале,
Последние мечты лишь ужас означали.
Бывает, в юности надеждам мы верны,
Но скоро задрожим в пресыщенности горькой
И жизнь разглядываем зорко
С иной, нежданной стороны.
Встань, путник, подойди к подножью цепи горной,
Любуйся издали на облик чудотворный,
На первозданный кряж, запомнивший века,
На зелень дикую, висящую на скалах, —
Какой седой туман ласкал их,
Как увенчали облака!
Вскарабкайся же вверх и задержись на кручах.
Хотел достичь небес... а затерялся в тучах!
Картина страшная меняет облик свой.
Перед тобой стена столетних мрачных елей,
Гнездо бушующих метелей,
Рожденье бури грозовой!
VII
Так вот изображенье славы:
Вчера слепил глаза кристалл,
Но замутился он, кровавый,
И страшным зеркалом предстал.
Вот два изображенья мира,
Два разных лика у кумира,
Два разных возраста души.
К победам в юности готовясь,
Он прочитал под старость повесть
Об унижении в глуши.
Подчас на Корсике туманной
Или на острове втором
Услышит кормщик безымянный
В ущельях заворчавший гром.
И, вспыхнув молнией летучей,
Тот призрак, выросший из тучи,
Скрещает руки на скале, —
Не двигаясь, без содроганья,
Теперь царит он в урагане,
Как раньше в битвах на земле.
VIII
Ушла империя, — остались две отчизны,
Два мрачных образа в его блестящей жизни,
Два моря штормовых у двух границ земли.
Здесь плавал Ганнибал, а там — дорога Васко.
Скажи: Наполеон! — откликнется как сказка
Двойное эхо издали!
Так пушечный снаряд, пылающий и мстящий,
На черных небесах параболу чертящий,
Как бы колеблется, полет замедлив свой,
Но лютым коршуном он падает на землю,
И роет ямину, сыпучий прах подъемля,
И камни рвет из гнезд на старой мостовой.
И долго, кажется, полно глухого гула
Извергнувшее смерть, дымящееся дуло,
И долго площадь, где снаряд разорвался,
В кровавых отсветах и корчах погибая,
Железное ядро в обломках погребая,
Гудит, истерзанная вся!
Июль 1825
do.gendocs.ru
|
|
|
|
|
|
