kinderbooks.ru
Я голубой на звероферме серой,но, цветом обреченный на убой,за непрогрызной проволочной сеткойне утешаюсь тем, что голубой.
И я бросаюсь в линьку. Я лютую,себя сдирая яростно с себя,но голубое, брызжа и ликуя,сквозь шкуру прет, предательски слепя.
И вою я, ознобно, тонко воютрубой косматой Страшного суда,прося у звезд или навеки волю,или хотя бы линьку навсегда.
Заезжий мистер на магнитофонезапечатлел мой вой. Какой простак!Он просто сам не выл, а мог бы тожезавыть, сюда попав,— еще не так.
И падаю я на пол, подыхаю,а все никак подохнуть не могу.Гляжу с тоской на мой родной Дахауи знаю — никогда не убегу.
Однажды, тухлой рыбой пообедав,увидел я, что дверь не на крючке,и прыгнул в бездну звездную побегас бездумностью, обычной в новичке.
В глаза летели лунные караты.Я понял, взяв луну в поводыри,что небо не разбито на квадраты,как мне казалось в клетке изнутри.
Я кувыркался. Я точил балясыс деревьями. Я был самим собой.И снег, переливаясь, не боялсятого, что он такой же голубой.
Но я устал. Меня шатали вьюги.Я вытащить не мог увязших лап,и не было ни друга, ни подруги.Дитя неволи — для свободы слаб.
Кто в клетке зачат — тот по клетке плачет,и с ужасом я понял, что люблюту клетку, где меня за сетку прячут,и звероферму — родину мою.
И я вернулся, жалкий и побитый,но только оказался в клетке вновь,как виноватость сделалась обидойи превратилась в ненависть любовь.
На звероферме, правда, перемены.Душили раньше попросту в мешках.Теперь нас убивают современно —электротоком. Чисто как-никак.
Гляжу на эскимоску-звероводку.По мне скользит ласкательно рука,и чешут пальцы мой загривок кротко,но в ангельских глазах ее — тоска.
Она меня спасет от всех болезнейи помереть мне с голоду не даст,но знаю, что меня в мой срок железный,как это ей положено,— предаст.
Она воткнет, пролив из глаз водицу,мне провод в рот, обманчиво шепча...Гуманны будьте к служащим! Введитена звероферме должность палача!
Хотел бы я наивным быть, как предок,но я рожден в неволе. Я не тот.Кто меня кормит — тем я буду предан.Кто меня гладит — тот меня убьет.
prostih.ru
Вставал рассвет над Леной. Пахло елями,Простор алел, синел и верещал,а крановщик Сысоев был с похмелияи свои чувства матом выражал
Он поднимал, тросами окольцованные,на баржу под названьем «Диоген»контейнеры с лиловыми кальсонамии черными трусами до колен.
И вспоминал, как было мокро в рощице(На пне бутылки, шпроты. Мошкара.)и рыжую заразу-маркировцицу,которая ломалась до утра.
Она упрямо съежилась под ситчикомКогда Сысоев, хлопнувши сполна,прибегнул было к методам физическим,к физическим прибегнула она.
Деваха из деревни, — кровь бунтарская! -она (быть может, с болью потайной)маркировала щеку пролетарскуюсвоей крестьянской тяжкой пятерней...
Сысоеву паршиво было, муторно.Он Гамлету себя уподоблял,в зубах фиксатых мучил «беломорину»и выраженья вновь употреблял.
Но, поднимая ввысь охапку шифера,который мок недели две в порту,Сысоев вздрогнул, замолчав ушибленнои ощутил, что лоб его в поту.
Над кранами, над баржами, над спицами,ну, а точнее — прямо над крюком,крича, металась ласточка со всхлипами:так лишь о детях — больше ни о ком.
И увидал Сысоев, как пошатывалв смертельной для бескрылых высотегнездо живое, теплое, пищавшеена самом верхнем шиферном листе.
Казалось все Сысоеву до лампочки.Он сантименты слал всегда к чертямно стало что-то жалко этой ласточки,да и птенцов: детдомовский он сам.
И, не употребляя выраженияон. будто бы фарфор или тротил,по правилам всей нежности скольжениягнездо на крышу склада опустил.
А там, внизу, глазами замороженными,а может, завороженными вдругглядела та зараза-маркировщица,как бережно разжался страшный крюк.
Сысоев сделал это чисто, вежливо,и краном, грохотавшим в небесах,он поднял и себя и человечествов ее зеленых мнительных глазах.
Она уже не ежилась под ситчиком,когда они пошли вдвоем опять,и было, право, к методам физическимСысоеву не нужно прибегать.
Она шептала: «Родненький мой...» — ласково.Что с ней стряслось, не понял он, дурак.Не знал Сысоев — дело было в ласточке.Но ласточке помог он просто так.
1976
prostih.ru
kinderbooks.ru
Все стихи Евгения Евтушенко
Короткие стихи Евтушенко, которые легко учатся: читать популярные, лучшие, красивые стихотворения поэта классика на сайте РуСтих о любви и Родине, природе и животных, для детей и взрослых. Если вы не нашли желаемый стих, поэта или тематику, рекомендуем воспользоваться поиском вверху сайта.
rustih.ru
kinderbooks.ru
kinderbooks.ru
Прекрасна мать с ребенком на руках, но от нее на волю рвется мальчик - такой неукротимый атаманчик со стружками льняными на висках
Вкушая молоко, протертый суп, уже он горьким бредит и соленым, и крепким белосахарным собором во рту его восходит первый зуб
У матери от счастья в горле ком, когда ее всевластный повелитель сидит, как император Петр Великий, на троне, притворившемся горшком.
Но где неуловимейшая грань, когда, лукавя каждою веснушкой, ребенок притворяется игрушкой и начинает матерью играть?
Уже он знает, маленький хитрец, катаясь в ловко сыгранной падучей, что все получит, если мать помучит, и получает это наконец.
А там, где надо, ласкою возьмет, на шее несмышленышем повиснув, ну, а в головке - каверзный провизор отмеривает слезы или мед.
Мать верит, что правдивы мятежи и с целью распускаемые сопли - чужие сыновья на все способны, но не способен собственный ко лжи.
И вдруг однажды явно он солжет, и пошатнется самое святое, и ложь ребенка серной кислотою слепое сердце матери сожжет.
Мы все когда-то начинаем лгать, но сколько бы в грядущем и прошедшем мы с вами ни обманывали женщин, есть первая обманутая - мать.
Евтушенко Евгений cтихи
ПАМЯТИ ЕСЕНИНА
Поэты русские, друг друга мы браним — Парнас российский дрязгами засеян. но все мы чем-то связаны одним: любой из нас хоть чуточку Есенин. И я — Есенин, но совсем иной. В колхозе от рожденья конь мой розовый. Я, как Россия, более суров, и, как Россия, менее березовый. Есенин, милый, изменилась Русь! но сетовать, по-моему, напрасно, и говорить, что к лучшему,— боюсь, ну а сказать, что к худшему,— опасно... Какие стройки, спутники в стране! Но потеряли мы в пути неровном и двадцать миллионов на войне, и миллионы — на войне с народом. Забыть об этом, память отрубив? Но где топор, что память враз отрубит? Никто, как русскиe, так не спасал других, никто, как русскиe, так сам себя не губит. Но наш корабль плывет. Когда мелка вода, мы посуху вперед Россию тащим. Что сволочей хватает, не беда. Нет гениев — вот это очень тяжко. И жалко то, что нет еще тебя И твоего соперника — горлана. Я вам двоим, конечно, не судья, но все-таки ушли вы слишком рано. Когда румяный комсомольский вождь На нас, поэтов, кулаком грохочет и хочет наши души мять, как воск, и вылепить свое подобье хочет, его слова, Есенин, не страшны, но тяжко быть от этого веселым, и мне не хочется, поверь, задрав штаны, бежать вослед за этим комсомолом. Порою горько мне, и больно это все, и силы нет сопротивляться вздору, и втягивает смерть под колесо, Как шарф втянул когда-то Айседору. Но — надо жить. Ни водка, ни петля, ни женщины — все это не спасенье. Спасенье ты, российская земля, спасенье — твоя искренность, Есенин. И русская поэзия идет вперед сквозь подозренья и нападки и хваткою есенинской кладет Европу, как Поддубный, на лопатки.
Красивые cтихи Евтушенко Евгений
ТРЕТИЙ СНЕГ
С. Щипачеву!
Смотрели в окна мы, где липы чернели в глубине двора. Вздыхали: снова снег не выпал, а ведь пора ему, пора.
И снег пошел, пошел под вечер. Он, покидая высоту, летел, куда подует ветер, и колебался на лету.
Он был пластинчатый и хрупкий и сам собою был смущен. Его мы нежно брали в руки и удивлялись: "Где же он?"
Он уверял нас: "Будет, знаю, и настоящий снег у вас. Вы не волнуйтесь - я растаю, не беспокойтесь - я сейчас..."
Был новый снег через неделю. Он не пошел - он повалил. Он забивал глаза метелью, шумел, кружил что было сил.
В своей решимости упрямой хотел добиться торжества, чтоб все решили: он тот самый, что не на день и не на два.
Но, сам себя таким считая, не удержался он и сдал. и если он в руках не таял, то под ногами таять стал.
А мы с тревогою все чаще опять глядели в небосклон: "Когда же будет настоящий? Ведь все же должен быть и он".
И как-то утром, вставши сонно, еще не зная ничего, мы вдруг ступили удивленно, дверь отворивши, на него.
Лежал глубокий он и чистый со всею мягкой простотой. Он был застенчиво-пушистый и был уверенно-густой.
Он лег на землю и на крыши, всех белизною поразив, и был действительно он пышен, и был действительно красив.
Он шел и шел в рассветной гамме под гуд машин и храп коней, и он не таял под ногами, а становился лишь плотней.
Лежал он, свежий и блестящий, и город был им ослеплен. Он был тот самый. Настоящий. Его мы ждали. Выпал он.
stihi-poetov.3dn.ru