Исход
«Влача свой век в стоическом юродстве – ни свет, ни мрак – он расточает к лету седую пыль цветов…» М. Унамуно1
Бывает время обладанья рифмой, Не власть над сердцем – сердца пробужденье. Бывает время – чувства обретают мысли – Мысли переходят в слово. Жизнь течет вольготней – жизнь! И это слово – неизвестность, логос.
Вот я случайно, будто бы случайно, Коснулся губ твоих и буду ждать ответа, Всего того, что кажется моим, Или похожим, – для пустых словечек. И что живём мы безнадежно – жаль ведь! А заменить безсилье уже нечем. Живет одно – каким-то все смущеньем, Не выжечь чувством, самым горьким словом Не изменить.
Чтобы хоть что-то навсегда осталось, Как было, тайным, неисповедимым. Чтобы вовек и больше никогда Колокола так пусто не звучали Далеким эхом, все уже сказавшим О той святыне, ставшей недоступной. А сколько лет проговорив о том Существованье, – заблудиться в прошлом! С надеждой ждать и снова не дождаться За двадцать лет у запертой двери… – А там ни звука – в дверь не достучаться.
На берегах земли задумчивой стопой Проходят сызнова века. Как смутно Я вижу в них не будущего облик. Из прошлого стараюсь заглянуть. «Что видишь?» – «Обреченное до смерти». «Что знаешь ты о них?» – «Увы».
2
Теперь зима и скоро Рождество, И ледяная сумрачна столица, И на Дворцовой площади пустынно, И где-то звякнет царское стекло. И тень мелькнет в узорчатом окошке, И утро жжет без дела фонари, А небо чисто, как глаза ребенка, И, кажется, еще вчера, Когда под снегом родились бульвары И стала риторически Нева, Согнув мосты горою Илионской , И невпопад по ним залязгали трамваи, И далеко по ним маячили огни – Я мучился над каждою строкою, Глубокий снег мешал туда идти, Где звездные врата над головою И сама вечность кажется возможной. Куда-то гнал меня по Караванной, Закутав шарфом (я всегда простужен), И так же косно, так же не доходно Сидон и Тир, Хоразин, Вифсаида Январским снегом стали на пути. «Сказал Господь: сиди одесную Меня Доколе положу врагов Твоих В подножье ног…» Ты ль будешь сын Давидов?! И так же ждать обещанную встречу, Когда здесь ночь, и вечно на посту За стенкою сипит соседский кашель, И маятник кружит настенные часы. Вот шаг один, за ним другой – не спорю, Сего бубненья драгоценней нет. Мне думалось когда-то, Что умерло – не может возвратиться. Но вот зима, и снова за окном Заснеженный, пустынный Невский.
3
Бывает время расставаний – осень. О вас – в минуту жалкого раскаянья… Я к чувству истины приближен не на столько, Чтобы понять, как чистое звучанье, Той музыки во мне уже звучавшей, Мне новой мыслью может послужить Привычное, назойливое слово – Не истины ищу в словах. Что слово?! Дрожанье губ и взгляд – потом слова, Перед глазами исчезали годы, И стала жизнь, как память, коротка. О чем мне невозможно только помнить, И так невыносимо говорить Об уходящем, сердцем всем искомом Уходит время – не остановить.
Сегодня я доверчив стану К всему тому, что искренне молчит, И свет от лампы будет самый тусклый. Коротких встреч, что кажется, не бывших И вовсе с нами, но живущих в нас, Когда на счет положен каждый час – Он равен долгим, заоконным зимам. И спать придется крепко спящим сном Или на стол переводить чернила. Писать стихи. И будет все случайно, Доступное одним прикосновеньем. А по утру до боли надоевшим, Как вид из окон двадцать лет назад (Ну что искать из этих строчек смутных, Непонятых и непрощенных). Уже отцвел листвою Летний сад И снегом Невский двадцать лет заснежен.
4
Мне хватит и одних воспоминаний, И тишины петропольских аллей, Сна Петергофа и нелепых статуй, И тех же чувств поэзии моей. И помнит юность для чего воспета, И так безумно хочется дожить. Когда на землю сходят этажи, Гулять по ней без цели, до рассвета. И пишется всегда легко, И каждый звук до боли ощутимый, И неимущих сердцу больше нет, Когда ложится по бульварам снег, И смотрится луна в витрины. И каждый вздох благословенной речью На тех устах не ставит запятых. А на Фонтанке, за окном, цветы, Для них чуть-чуть приподняты гардины. И это нам, наверное, на счастье, А я ни разу в этой жизни не был, Где нет дороже Вифлеемских стен. И только встать осталося с колен, С галдежом чаек под открытым небом. Так праведность едва ли говорит: «Да будет трапеза их сетью, Тенетами и плетью в возмездье им…» Или себе подобным?! И снова с миром поделиться нечем, Как в високосном умирать году. И даже там, в земле, такая сырость, Как будто от немыслимых обид – Каких еще сближений?! Дух мщенья перед пропастью земной. Я жду еще твоих прикосновений, А осень, ночь, стихи – всегда со мной.
Пусть на полу разбросанные книги – Нет не стихи – о прошлом ворожу. Когда чужих имен не забываю, Не тех изгнаний за руку беру. И так спокойны, безмятежны лица, По-детски лягут вдруг, и так уснут. Огни парадных, где-то полночь бьют, – И не дай Бог им что-нибудь приснится! За столько лет душевной пустоты О сколько стерлось – стало безответным – Из памяти моей – я мучился напрасно, Стирая имена с могильных плит. Дыхания в груди еще так много. Так много жизней хочется забыть За бытием своим неискупленным, Не верить ничему, не думать ни о чем. Кружиться снег, теряет след дорога, Дворцовый мост и все спасенье в нем.
1988
millionstatusov.ru
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
И, не пуская тьму ночную
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса.
Люблю зимы твоей жестокой
Недвижный воздух и мороз,
Бег санок вдоль Невы широкой,
Девичьи лица ярче роз,
И блеск, и шум, и говор балов,
А в час пирушки холостой
Шипенье пенистых бокалов
И пунша пламень голубой.
Люблю воинственную живость
Потешных Марсовых полей,
Пехотных ратей и коней
В их стройно зыблемом строю
Лоскутья сих знамен победных,
Сиянье шапок этих медных,
На сквозь простреленных в бою.
Люблю, военная столица,
Твоей твердыни дым и гром,
Когда полнощная царица
Дарует сына в царской дом,
Или победу над врагом
Россия снова торжествует,
Или, взломав свой синий лед,
Нева к морям его несет
И, чуя вешни дни, ликует.
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо как Россия,
Да умирится же с тобой
И побежденная стихия;
Вражду и плен старинный свой
Пусть волны финские забудут
И тщетной злобою не будут
Тревожить вечный сон Петра!
Над Невою резво вьются
Флаги пестрые судов;
Звучно с лодок раздаются
Песни дружные гребцов;
В царском доме пир веселый;
Речь гостей хмельна, шумна;
И Нева пальбой тяжелой
Что пирует царь великий
Отчего пальба и клики
Озарен ли честью новой
Русской штык иль русской флаг?
Побежден ли швед суровый?
Мира ль просит грозный враг?
Иль в отъятый край у шведа
Прибыл Брантов утлый бот,
И пошел навстречу деда
Всей семьей наш юный флот,
И воинственные внуки
Стали в строй пред стариком,
И раздался в честь Науки
Песен хор и пушек гром?
Годовщину ли Полтавы
День, как жизнь своей державы
Спас от Карла русский царь?
Родила ль Екатерина?
Нет! Он с подданным мирится;
Кружку пенит с ним одну;
И в чело его цалует,
Светел сердцем и лицом;
И прощенье торжествует,
Как победу над врагом.
Оттого-то шум и клики
И пальба и гром музыки
Оттого-то в час веселый
И Нева пальбой тяжелой
Стихи о Петербурге
Вновь Исакий в облаченьи
Стынет в грозном нетерпеньи
Конь Великого Петра.
Ветер душный и суровый
С чёрных труб сметает гарь…
Ах! своей столицей новой
Сердце бьётся ровно, мерно,
Ведь под аркой на Галерной
Сквозь опущенные веки
И в руке твоей навеки
Неоткрытый веер мой.
Оттого, что стали рядом
Мы в блаженный миг чудес,
В миг, когда над Летним Садом
Мне не надо ожиданий
И томительных свиданий.
Ты свободен, я свободна,
Над Невою темноводной,
Под улыбкою холодной
Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухлых желез.
Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,
Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.
Петербург! Я еще не хочу умирать!
У тебя телефонов моих номера.
Петербург! У меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.
Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,
И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.
Белой ночью месяц красный
Белой ночью месяц красный
Мне провидится и снится
Исполненье тайных дум.
В вас ли доброе таится,
Красный месяц. тихий шум.
Желтый пар петербургской зимы,
Желтый снег, облипающий плиты.
Я не знаю, где вы и где мы,
Только знаю, что крепко мы слиты.
Сочинил ли нас царский указ?
Потопить ли нас шведы забыли?
Вместо сказки в прошедшем у нас
Только камни да страшные были.
Только камни нам дал чародей,
Да Неву буро-желтого цвета,
Да пустыни немых площадей,
Где казнили людей до рассвета.
А что было у нас на земле,
Чем вознесся орел наш двуглавый,
В темных лаврах гигант на скале, —
Завтра станет ребячьей забавой.
Уж на что был он грозен и смел,
Да скакун его бешеный выдал,
Царь змеи раздавить не сумел,
И прижатая стала наш идол.
Ни кремлей, ни чудес, ни святынь,
Ни миражей, ни слез, ни улыбки.
Только камни из мерзлых пустынь
Да сознанье проклятой ошибки.
Даже в мае, когда разлиты
Белой ночи над волнами тени,
Там не чары весенней мечты,
Там отрава бесплодных хотений.
И широка и глубока
Нева волною в берег бьет,
Нева к заливу лед несет.
Петербургские сумерки снежные
Петербургские сумерки снежные.
Взгляд на улице, розы в дому.
Мысли — точно у девушки нежные,
Всё гляжусь в мое зеркало сонное.
(Он, должно быть, глядится в окно. )
Вон лицо мое — злое, влюбленное!
Ах, как мне надоело оно!
Запевания низкого голоса,
Снежно-белые руки мои,
Как давно они стали ничьи!
Муж ушел. Свет такой безобразный.
Всё же кровь розовеет. на свет.
Посмотрю-ка, он там или нет?
Так и есть. ах, какой неотвязный!
15 марта 1914 года
Ни страны, ни погоста
На Васильевский остров
Твой фасад темно-синий
я впотьмах не найду,
между выцветших линий
промелькнет над мостами
в петроградском дыму,
и апрельская морось,
под затылком снежок,
к равнодушной отчизне
машут мальчику вслед.
Санкт-Петербург — гранитный город,
Взнесенный Словом над Невой,
Где небосвод давно распорот
Как явь, вплелись в твои туманы
Виденья двухсотлетних снов,
О, самый призрачный и странный
Из всех российских городов!
Недаром Пушкин и Растрелли,
Сверкнувши молнией в веках,
Так титанически воспели
Тебя — в граните и в стихах!
И майской ночью в белом дыме,
И в завываньи зимних пург
Ты всех прекрасней — несравнимый
Вы помните былые дни.
Когда вся жизнь была иною?!
Как были праздничны они
Над петербургскою Невою!!
Вы помните, как ночью, вдруг,
Взметнулись красные зарницы
И утром вдел Санкт-Петербург
Гвоздику юности в петлицу.
Ах, кто мог знать, глядя в тот раз
На двухсотлетнего гиганта,
Что бьет его последний час
На Петропавловских курантах.
И вот, иные дни пришли!
И для изгнанников дни эти
Идут вдали от их земли
Тяжелой поступью столетий! . .
Вы помните былые дни,
Когда вся жизнь была иною?!
Как были праздничны они
Над петербургскою Невою.
Вы помните иглистый шпиц,
Что Пушкин пел так небывало?
И пышность бронзовых страниц
На вековечных пьедесталах?
И ту гранитную скалу,
Где Всадник взвился у обрыва,
И вдаль летящую стрелу
Звенящей Невской перспективы;
И красок вечный карнавал
В картинных рамах Эрмитажа,
И электрический скандал
Часов «Омега» над Пассажем;
И толщь Исакиевских колонн,
И разметенные по свету
И «Петербургскую газету»;
И вздох любви нежданных встреч
На площадях, в садах и скверах,
И блеск открытых дамских плеч
На вернисажах и премьерах;
И поцелуи в чьем-то взоре,
У разведенного моста
На ожидающем моторе.
Вы помните про те года
Угасшей жизни Петербургской.
Вы помните! Никто тогда
Вас не корил тем, что вы русский.
И, белым облаком скользя,
Встает все то в душе тревожной,
Чего вернуть, увы, нельзя,
И позабыть что невозможно.
В столице северной томится пыльный тополь,
Запутался в листве прозрачный циферблат,
И в тёмной зелени фрегат или акрополь
Сияет издали, воде и небу брат.
Ладья воздушная и мачта-недотрога,
Служа линейкою преемникам Петра,
Он учит: красота — не прихоть полубога,
А хищный глазомер простого столяра.
Нам четырёх стихий приязненно господство,
Но создал пятую свободный человек.
Не отрицает ли пространства превосходство
Сей целомудренно построенный ковчег?
Сердито лепятся капризные медузы,
Как плуги брошены, ржавеют якоря;
И вот разорваны трёх измерений узы,
И открываются всемирные моря.
К к розам хочу, в тот единственный сад,
Где лучшая в мире стоит из оград,
Где статуи помнят меня молодой,
А я их под невскою помню водой.
В душистой тени между царственных лип
Мне мачт корабельных мерещится скрип.
А лебедь, как прежде, плывет сквозь века,
Любуясь красой своего двойника.
И замертво спят сотни тысяч шагов
Врагов и друзей, друзей и врагов.
А шествию теней не видно конца
От вазы гранитной до двери дворца.
Там шепчутся белые ночи мои
О чьей-то высокой и тайной любви.
И все перламутром и яшмой горит,
Но света источник таинственно скрыт.
На глыбе оснеженной высится Петр.
И люди проходят в дневном полумраке,
Как будто пред ним выступая на смотр.
Ты так же стоял здесь, обрызган и в пене,
Над темной равниной взмутившихся волн;
И тщетно грозил тебе бедный Евгений,
Охвачен безумием, яростью полн.
Стоял ты, когда между криков и гула
Покинутой рати ложились тела,
Чья кровь на снегах продымилась, блеснула
И полюс земной растопить не могла!
Сменяясь, шумели вокруг поколенья,
Вставали дома, как посевы твои.
Твой конь попирал с беспощадностью звенья
Бессильно под ним изогнутой змеи.
Но северный город — как призрак туманный,
Мы, люди, проходим, как тени во сне.
Лишь ты сквозь века, неизменный, венчанный,
С рукою простертой летишь на коне.
Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухлых желез.
Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,
Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.
Петербург! я еще не хочу умирать!
У тебя телефонов моих номера.
Петербург! У меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.
Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,
И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.
Город над вольной Невой
Город над вольной Невой
Город нашей славы трудовой
Слушай Ленинград я тебе спою
Задушевную песню свою
Здесь проходила друзья
Юность комсомольская моя
За родимый край с песней молодой
Шли ровесники рядом со мной
С этой поры огневой
Где бы вы не встретились со мной
rus-poetry.ru
|
Ты попал в этот город, как зверь в капкан;Даже если болит, то уже не уйти,Но однажды ты выйдешь в ночной туманИ увидишь небо в своей горсти...                                                          И. Ф. Здравствуй, Петербург! Здесь пришлый я, здесь вечер... Питерское балладийное Питерская арифметикаДень уходит... (Петербургу) Садовый № 2Город медленно падал...Свежеет к вечеру Нева...Прости, мой город...Сумрак наступающего утра...Если выпадет снег Глядятся в воду немые сфинксы...Солнце дрожит в каналах...Вот угол канала. Пять уток...Мы мир соорудили из преград...Холодно, Ксения... ВиденияИ когда разводной пролет...Закрою глаза и увижу......и мокрые звездыГород-морокВернуться на Дворцовую площадьАпрельский яркий день...Рассвет над НевойПризнание городуВновь город, утром осиян...УтроДождь на НевеФрегатМагнитный полюс мира - ПетербургПрогулка на ИсакийСыростью марта...Я вернусь...Я дойду и рукой обопрусь...Грохнула пушка, раздваивая тишину...Где волны балтийские мерно...Город. Из цикла "Безвременье"Зыбким полумраком...Туманно-илистая мгла...Петербургский набросокДругой ПетербургСумасшедшее солнце с безумным дождем...Это был нестерпимо холодный июнь...Мы заговорщики...Невский сонетСентябрьская ночьСнегЯ рисую тебяУлочки потерянных окраинПетербургские дворыПетербург коммунальных квартирГородЯ этот город знаю наизусть...ПетербургКамней и туч привычная реприза...Как хорошо бывает в городе... У разрушенных стен... Сидя на Мойке в кафе...Белая ночь Здравствуй, белая ночь...Ночь белая...От Расстанной улицы...ТуманноеУтренний воздух тих...Город Петербургский романс Поделиться с друзьями этой страничкой:ГОСТЕВАЯ КНИГА      |
www.inka-f.narod.ru
|
|
|
|
|
|
___________
