Соль
Мед... молоко...
Масло с редькою в сборе...
Недалеко
До поваренной соли.
Съел я ее –
Не измерить кулем,
даже вагон –
Это малая малость!
Как равноправная
За столом
Вместе со всеми
Она появлялась.
Детство крестьянское –
Это не рай
И не кондитерская
Со сластями.
– Солоно?
– Солоно, мама!
– Давай
Ешь на здоровье
И крепни костями!
Ел я
По маминой просьбе
И креп,
Грудь подставляя
Под ливни и грозы.
Тысячу раз
Сыпал соль я на хлеб,
На комоватые,
Мягкие ноздри.
Помню, что соль
Мы всегда берегли,
Свято хранили
В красивой солонке.
Мы без нее
Даже дня не могли, –
Соль же
Так скромно
Стояла в сторонке!
Мы и в капусту ее,
И в грибы,
И в огурцы,
И в соленье любое,
Чтобы она
Выступала на лбы,
Потом катилась
На сено сухое!
Из дому я уходил.
В узелок
Мать положила
Родительской соли.
Слезы прощальные,
Крики:
– Сынок!
Счастья тебе!
Полной чаши и доли!
Помню поход.
Мы идем и молчим.
Ротой форсируем
Гать с иван–чаем.
Слышим команду:
– Соль не мочить!
– Есть не мочить!–
Старшине отвечаем.
Помню квадрат,
С мертвой хваткой прутья,
Где мы истошно
Кричали до боли!
– Не приносите нам больше питья,
Если нет воли, дайте нам соли!
Соль моя!
Мелкая... крупная, градом...
Спутница жизни, жена и сестра!
Время одиннадцать,
Ужинать сядем,
Свежих огурчиков мать принесла.
Что огурцы!
Даже слово солю,
Солью пропитываю стихотворенье,
Чтобы строку гулевую мою
Ветром невзгод
Не пошатило время!
1956
45parallel.net
ПИСЬМО ИЗ СЫЗРАНИ В ВОЛОГДУ
В Сызрани черемуха цетет. В Вологде еще не начинала, Там весна еще не ночевала, В Сызрани — прописана, живет. Чайка одинокая плывет, Вспомнила кого-то, вверх взлетает. Мне у Волги очень не хватает Луговых, зеленых, диковатых, Иногда немного виноватых, Глаз твои гераневых, мой друг. То они — отвата, то испуг! Не хватает милых, неподдельных, Ласковых льняных твоих кудрей, Нежности, улыбки беспредельной, Стройности сосново-корабельной, Скромности, пугливости твоей, Северной крылатости бровей! Лепестков дурманящую горечь Ветерок приносит мне на стол. Ты со мной с портрета даже споришь. Только у меня в порядке совесть, Ты не обижайся, я пошел! Так свежо, так утренне, так рано, Мост гудит — гигантская мембрана, От колес подпрыгивает сталь, Змей-Горыныч — дым — летит и вьется, Паровоз горячей грудью рвется В Вологду! В твою родную даль!..
Ранние годы и начало творческого пути Родился будущий поэт 6 (19 по новому стилю) сентября 1914 года в деревне Язвицы, что тогда находилась в Владимирской губернии, а сейчас – в Сергиево-Посадском районе Московской области. Родители Виктора Фёдоровича были крестьянами.К счастью для советской поэзии, Виктор Боков в своём жизненном пути не остановился на оконченном педагогическом техникуме, и дальнейшей работе, далёкой и от литературы, и от специальности – в молодости ему доводилось трудиться токарем и зоотехником.Ещё в бытность учащимся техникума, Виктор Боков посещал литературный кружок, занятия в котором вели Михаил Пришвин, и другие известные литераторы. По всей видимости, Виктор Боков стихи писал с раннего возраста, и уже в 1930 году впервые опубликовал в местной газете.
Творчество, война, заключение и ссылка Всё же, тяга к творчеству определила дальнейшую судьбу Бокова: в 1934 году он оказался в Литературном институте имени Горького – альма-матер огромного числа советских классиков.Успешно окончив уже знаменитое к тому времени учебное заведение, поэт работал во Всесоюзном Доме народного творчества. В этот же период он женился, завёл двоих детей, и жизнь, казалось, складывалась прекрасно. Но тут началась война.Первоначально семью Боковых отправили из Москвы в эвакуацию, но уже в 1942 году Виктора Фёдоровича призвали на фронт. Прослужить, однако, удалось недолго. В августе того же года поэт был арестован за некие неосторожные высказывания, осуждён военным трибуналом, и отправлен в лагеря.Стихи Виктора Бокова никогда не касались политических вопросов, и диссидентом его назвать было никак нельзя, но такова уж была эпоха.Из заключения Боков вышел лишь в 1947 году, причём это было не освобождение – лагеря заменили ссылкой «за 101-й километр», и даже воссоединиться с семьёй оказалось невозможным.
Возвращение в Москву и признание Только в 1956 году, с началом десталинизации, Боков получил возможность снова оказаться в столице. Он не только снова был вместе с женой и сыновьями, но и, на волне хрущёвской оттепели, получил к себе дополнительное внимание, как бывший политзаключённый.На последующие полтора десятилетия приходится, пожалуй, творческий пик поэта. Виктор Боков стихи строил во многом на фольклорных мотивах, но написанные на них песни ("На побывку едет молодой моряк", "Оренбургский пуховый платок", и другие) сами стали своеобразным фольклорным наследием эпохи.Позже, в 80-е годы, Боков добился высокого положения в литературных кругах – он состоял в правлении Союза Писателей РСФСР, был награждён большим количеством профессиональных и государственных премий.Долгий и трудный жизненный путь всё-таки привёл поэта к заслуженному признанию и покою.
© Poembook, 2015Все права защищены.
poembook.ru
Вступительная статья
Весь поэт
Он всегда идет навстречу!
Не рядом, не мимо, не впереди, не сзади. Навстречу.
Много раз наблюдала впечатление, которое оставляет Виктор Боков. Испытывала на себе магию его глаз, до того как он не только не начал еще читать стихи, но даже не заговорил. Просто шел навстречу.
Принято предварять книги больших поэтов предисловиями их учителей или критиков. Но учителя Бокова давно на Олимпе, а критикам он, как правило, в руки не дается, не умещается в их рамках, вылетает из их тенет. Лучше всего говорит о себе он сам. Но такие предисловия уже были, а повторяться ему ни к чему. Вот и решила я нарушить традицию.
А почему бы нет?
Почему бы младшему не сказать о старшем, тем более что многие годы прошли с тех пор, как он сказал мне:
— Не стой около! Лети!
Сам он вылетел из родительского гнезда по имени деревня Язвицы, что в двадцати километрах от Троице-Сергиевской лавры, ныне Загорск.
Места были заповедные, лесные, родниковые. Холмистые перелески, дубы и березы, белые грибы-крепыши, в реке окуни прыгают. Люди сильные, деревенские, на слово богатые, музыку леса и поля впитавшие.
Вся эта жизнь с ее звонами и стонами пролилась в поэтическую душу Виктора Бокова, словно материнское молоко, и вернул он людям стихи:
Отыми соловья от зарослей, От родного ручья с родником, И искусство покажется замыслом, Неоконченным черновиком. Будет песня тогда соловьиная, Будто долька луны половинная. Будто колос, налитый не всклень. А всего и немного потеряно: Родничок да ольховое дерево, Дикий хмель да прохлада и тень!
Поэт не желает терять ничего, данного природой. В этом сила и тайна молодости его стиха. Услышал всего-то разговор двух мужиков, а колокольными звуками отозвалось сердце, забилось, загудел ритм, запылало в душе — явились слова:
Я живу не в городе — В человечьем говоре! Будто волны майской ржи, Перекатывается говор, К пристаням идет с баржи В чистом виде — не жаргоном!
Поразительно: где бы ни был Боков, куда бы ни шел, ни ехал, с кем бы ни говорил, — он ни на секунду не перестает быть поэтом. Это черта его личная, особенная. Ни у кого другого я ее не встречала. Многие поэты часто бывают просто людьми, забывая свои звучные гулы, и ничего в этом плохого нет — тем сильнее порой в человеке просыпается поэт. Но в Бокове поэт не засыпает никогда. На счастье, мне много и долго приходилось быть с ним рядом — поневоле думала, когда же поэт в нем устанет?
Идет по улице — сквозь шумы города, птичье пенье — слушает!
По рынку ходит, творожок пробует, всех торговок к себе привлечет, все свои поговорки ему расскажут и его прибаутки послушают. Даже рыбу чистит — в скрежете ножа по чешуе музыку слышит.
Чувство неразрывности с природой, естественная слиянность с нею наполняют Виктора Бокова могучей силой духа. Не книги, хотя он один из самых начитанных наших поэтов, по интеллектуальные общения, их он тоже не чужд — источники его вдохновения. Природа. Знаменательно, что один из учителей Виктора Бокова, Борис Пастернак, сам искавший силы у природы, сказал молодому тогда поэту об одном из его стихотворений:
— Это у вас от природы. Цветаева шла к такому размеру сознательно, а вы об этом не думали, это все вылилось само собой.
Вот пример многозвучия боковских ритмов из поэмы «Свирь»:
Шла корова в деревню молчком, Потому что была с молочком…
Степенное, неторопливое повествование прерывается взрывом — животное гибнет и предупреждение живым идет на срыве ритма:
Отравлена нынче Вода дождевая, Вода дождевая, Везде моровая.
Когда-то Липа Ахматова написала о Пушкине:
Какой ценой купил он право… Над всем так мудро и лукаво Шутить, таинственно молчать И ногу ножкой называть.
Я вспоминаю ее удивление, читая и перечитывая Бокова. То, что под пером иного стихотворца кажется неуместным, неловким, грубым, совершенно несовместимым с поэзией, у Бокова естественно, органично, пронизано поэтическим чувством. Вот один пример:
Народность не играет побрякушками, И чужероден ей любой эрзац, В ней золотом сияет имя Пушкина…
Вы прерываете чтение, в готовности отбросить стихи, звучащие так декларативно грубо, но взгляд улавливает следующие строки — и вы в плену:
…Ее не так-то просто в руки взять. Народность — это тара тороватая, Наполненная тяжестью зерна, Народность — это баба рябоватая, Которая земле своей верна.
Смелость какая! Дерзкие параллели — тара и баба — рельсы, по ним-то и уносится ввысь стихотворение, создатель которого не боится быть резким, примитивным, грубым, излишне мягким, банальным, изысканным, не боится, ибо не думает в минуту создания стиха, как он выглядит сейчас и как его поймут, — он творит в упоении — вот, по-моему, цена, которой куплено Боковым право быть самим собой.
Каковы бы ни были зигзаги жизни, у поэта Виктора Бокова счастливая судьба. Его стихи любит народ. Его стихи любили Борис Пастернак, Леонид Мартынов, Михаил Пришвин, Андрей Платонов. Перелистайте книги современных поэтов — мало найдется таких, у кого бы не было посвящения Виктору Бокову. Он вырастил целое поколение поэтов. Нет, он никогда не преподавал им в институте, не учил, не говорил, как надо. Просто он всегда окружен людьми. Каждый его шаг, каждый взгляд источает поэзию. Не знаю человека, более чувствующего истинность чужих стихов.
Шестидесятые годы. Боков сидит на семинаре молодых поэтов. Вереница людей проходит перед ним. Звучат голоса. Лицо его наклонено, трудно прочесть на нем что-либо. Вот выходит юноша. Он произнес еще только первую строку, а Боков уже встрепенулся, очи разгорелись — он весь внимание, он весь горит, и юноша устремлен к нему, только к нему, он чувствует — услышан! С этой минуты комната преображается. Потолок словно отлетает, и у всех небо над головой. Стихотворение кончается. Боков требует: — Еще! Еще! Окружающие наэлектризованы, чувствуя, что здесь сейчас происходит явление поэта. Я не знаю случая, чтобы Боков ошибся в своих прогнозах относительно того или иного дарования.
Проза Бокова?
Вот уж нет! Такого не бывает.
Правда, он порой пишет не в рифму, даже статьи пишет, но думаю, что прозы у Бокова быть но может. Возьмите любой рассказ из его — я назвала бы ее поэмой — книги «Над рекой Истермой": любой рассказ — живое стихотворение, до краев боковское. Возьмите любую статью — тоже чисто поэтическое явление, та же неоглядная смелость мысли, яркость и резкость чувств, что в стихотворениях.
А названия его книг!
«Яр-хмель».
«Ветер в ладонях».
«Заструги».
Особенно люблю название «Весна Викторовна».
Так! так! баловницу атакую, Виктор Федорович, правильно! Кто же она вам, как не родная дочь?! Не ее ли первый дождь так сильно озвучен вашими словами:
Падают полчищем стрелы косые В гати, в горелые пни и хвою. Эта земли моя, это Россия, Я нараспашку у речки стою.
Скольким дождям подставлялись ладони В поле, в седле, на плотах в камыше! Слушал я их то в горах, то в вагоне, В пахнущем дынями шалаше…
Не с нею ли у вас интимнейшие отношения установлены:
Была береза ранена Осколком в левый бок, Но так же в утро равнее В ней бродит вешний сок. Стоит, на солнце греется, Белым-бела, как снег. На лучшее надеется, Совсем, как человек.
Легко представляю себе умного и зоркого критика, который найдет истоки поэзии Виктора Бокова в частушке, былине, народной песне, протянет ниточку к Кольцову, Никитину, Некрасову, Есенину, Клюеву. Если критик к тому же еще и глубок, он увидит у Бокова традиции Пушкина и Тютчева и, обнаружив все это, застынет перед такими строчками.
Мы с тобой два белых горностая, Мех у нас один, в одну красу. И квартира наша городская Не в Москве — в большом глухом лесу… Мы не пассажиры, не на полке, Нас уносят вдаль не поезда, Мы на высоченной старой ёлке, А она не едет никуда!
Это уже чистый Боков — с его юморком, озорством, неоглядной смелостью сравнений и метафор, с его собственным миром, очень злободневным, живо откликающимся на реалии жизни. Боков — сам дающий традицию поколению — сумей только взять.
Любовная лирика Виктора Бокова — предмет особого разговора. В наше время, когда женщина сама активно заговорила стихами, лирическое начало в мужской поэзии как-то поугасло. Особенно это касается послевоенного поколения. Любовная лирика стала делом второстепенным, ей отводится, как правило, несколько страниц в конце того или иного поэтического сборника, да и то за светлым образом героя не видно лирической героини.
Боков может назвать сборник «Алевтина» — и целиком посвятить его любовной, лирической теме. Как всегда, здесь он смел неоглядно.
Встречались мне ханжи, шокированные боковскими стихами о любви.
Но вот сами стихи:
Гори, разгорайся, Грозою грози мне, любовь! Напитки и пытки, Любовное зелье готовь! Я выпью! Мне мил твой Спасительный, сладостный яд. Пожары, пожары кругом… Это дни нашей жизни горят. Пылают озера. Вода ключевая кипит. Весь в саже, Амур, как пожарник, Не спит. — Тушите! — кричит он. Бьют струи По крыльям огня, И, странное дело, Они попадают в меня!
Вликодушие, благородство — исконные черты русского характера — отчетливо видны в лирике, обращенной к женщине:
Я вас любил так искренне, так нежно, Как дай вам Бог любимой быть другим —
говорит Пушкин.
… с тобой настоящее горе Я разумно и кротко сношу И вперед — в это темное море — Без обычного страха гляжу,—
говорит Некрасов.
Ах, метель такая, просто черт возьми, Забивают крышу белыми гвоздьми. Только мне не страшно, и в моей судьбе Непутевым сердцем я прибит к тебе —
говорит Есенин.
Я тобой владеть не буду Ни по лету, ни к зиме, Только б ты была повсюду, Только б пела на корме —
говорит Боков.
Не сравнивая никого ни с кем. ибо сравнения поэтов — дело глупое и ненужное, хочу заметить, что традиция лирического благородства у Виктора Бокова исключительно выдержанна. Его любовь к женщине, к героине естественно и традиционно перерастает в любовь к земле, к матери, к сестре, к незнакомой крестьянке. Этот переход органичен и, как правило, незаметен:
Я видел Россию. Она подымалась Туманом над речкой И светлой росой. Шла женщина русская И улыбалась. За женщиной следовал Мальчик босой…
Все, к чему прикасается Боков, становится предметом поэзии, словно оживает под его взглядом. Однажды я сказала ему:
— Ненавижу слово «телефон». Не могу его впустить в стихи. Для меня это плохое слово.
— А для меня плохих слов нет, — улыбнулся Боков и утром следующего дня позвонил, прочитал:
Мне твой голос, как спасение, Пробуждение от сна. Я хожу, как ночь осенняя, Твой звонок и я — весна!
— Так у вас нет слова «телефон», — возразила я.
— Правда, нет… Но о нем речь. Ты меня вчера задела, сказав, что плохое слово.
— Эти стихи мне посвящены?
Он засмеялся:
— Считай, что так. Хотя нет, конечно… Тебе другие.
А какое у Бокова богатство формы! Какие ритмы! Образы! Скажет — «слова молодильные знаю» — и сердце зайдется. Скажет — «и свадьбы, и свадьбы, и стон по болотам, и я, как царевич, иду в сапогах» — вмиг предстает удивительная картина чуть ли не языческого русского торжества. Рифма Бокова предмет особого большого и серьезного разговора. Тут его смелость опять не знает границ, и думаю, он не замыкается в традиционном окончании строк. Боков рифмует не строки, а звуки:
Я шел да и шел По двинским пескам, Я двинскую воду Ногой плескал. Не Боков был я — Был колобок, Навстречу мне дед: — Куда, голубок? — Иду за водой. — Иди, дорогой! — Быстра вода. — Вот то-то и да!
Поэзия Бокова не страшится прикосновений ни к каким самым сложным темам. Вот раздумье у Мавзолея:
На ленинском мраморе снег отдыхает, Он послан с далеких планет. И кажется — снег потихоньку вздыхает, Что Ленина нет.
Не отдам эти нежные строки за длинные громыхающие оды! Естественности интонации научиться нельзя. В этом смысле у Бокова не может быть учеников. Он не похож ни на кого на свете. Единственный. Неповторимый. Невозможно учиться у него мастерству — его мастерство применимо лишь к его индивидуальности.
И все же Боков учитель для многих. В чем тут дело? Да просто он — весь поэт — сама поэзия. Быть рядом с ним и не оказаться охваченным поэтическим пламенем — нельзя. Сама испытала, и другие поэты говорили, что, побыв с Боковым, поговорив, даже помолчав с ним, начинаешь писать как одержимый, что-то С тобой происходит необычайное, ты начинаешь видеть поэзию во всем и наполняешься ею.
— Не пишется, — пожаловался однажды один поэт другому.
— Поди, посиди с Боковым. Поможет! — не шутя посоветовал другой.
Песни Виктора Бокова — отдельная страница нашей национальной культуры. У меня есть одно воспоминание. Ехала в поезде с женщиной-крестьянкой. По радио запели «Оренбургский платок». Мне стало радостно, и я сказала спутнице, что знаю автора этих слов. Она улыбнулась:
— Тебе что, триста лет, что ли? Это народная песня.
— Это слова Бокова Виктора Федоровича.
— Какого Бокова! Мать моя еще пела. Мне ль не знать!
Спорить не стала — нет для поэта выше награды, чем прослыть народным. А Боков и впрямь сейчас — народный поэт России. Кто же, как но он!
Читатель получает трехтомное собрание Виктора Бокова. Он остается наедине с его стихами и сам сделает выводы, сам услышит оркестр народных инструментов поэзии Виктора Бокова, одного из самых лирических поэтов двадцатого века.
Лариса Васильева
20 февраля 1982 г.
Луговая
litresp.ru
Популярные и многим знакомые песни для застолья «На побывку едет молодой моряк», «Оренбургский пуховый платок» написаны на стихи Виктора Федоровича Бокова.
Получив свое признание еще в середине прошлого века, его душевные произведения до сих пор востребованы и считаются народным фольклором советской эпохи.
И это неслучайно, ведь поэт Виктор Боков – это человек с великой русской душой, его стихи пронизаны любовью к родной земле, своему народу, они находят отклик в сердцах людей.
В небольшой деревеньке Язвицы, что в Московской области, появился на свет будущий поэт-песенник в сентябре 1914 года в семье крестьян. С ранних лет маленький Витя слышал русские песни, игру на гармошке и балалайке, видел хороводы и пляски. Именно в детстве в душе у мальчика зародилась любовь к народному фольклору, которая в дальнейшем нашла отражение в каждом его тексте, написанном для песенного исполнения.
Окончив школу, поступил в педагогический техникум в г. Загорске. Во время учебы в нем занимался в литературном кружке под руководством Пришвина. Потом работал токарем и зоотехником. Продолжил свое обучение в Московском литературном институте имени А. М. Горького, который закончил в 1938 году.
Став взрослым Виктор Федорович побывал во многих деревнях центральной России, для того чтобы узнать, перенять и сохранить особенности народной речи, традиции, колорит той или иной местности. Сам поэт говорил: «Песню русскую, русскую землю так люблю, что и слов больше нет!»
Более 150 песен написано Виктором Федоровичем Боковым в творческом союзе с Пономаренко, Аверкиным, Соловьевым-Седым. Очень душевно и проникновенно исполняла произведения на его стихи Людмила Зыкина. Среди них наиболее известны:
А еще Виктор Федорович знал не одну сотню частушек, исполнял их весело с задором, участвовал в создании программы на телевидении «Играй, гармонь».
Прожил поэт долгую, насыщенную жизнь. По признанию его внучки, он постоянно сочинял и писал что-то новое. Его талант и душевные качества были безграничны. Трудно переоценить вклад Виктора Федоровича в развитие русской культуры. Он заслуженно награжден медалями и званиями за свой труд на благо России.
Любовь многочисленных поклонников к творческому наследию, признание его таланта подтверждают уникальный дар Виктора Федоровича Бокова и неординарность личности народного поэта.
Скончался поэт Виктор Боков в возрасте 95 лет, в 2009 году в Переделкино.
Ты моя надежда, ты моя отрада
drinking-songs.ru
Любовная лирика Виктора Бокова - предмет особого разговора. В наше время, когда женщина сама активно заговорила стихами, лирическое начало в мужской поэзии как-то поугасло. Особенно это касается послевоенного поколения. Любовная лирика стала делом второстепенным, ей отводится, как правило, несколько страниц в конце того или иного поэтического сборника, да и то за светлым образом героя не видно лирической героини.
Боков может назвать сборник "Алевтина" - и целиком посвятить его любовной, лирической теме. Как всегда, здесь он смел неоглядно.
Встречались мне ханжи, шокированные боковскими стихами о любви.
Но вот сами стихи:
Гори, разгорайся,Грозою грози мне, любовь!Напитки и пытки,Любовное зелье готовь!Я выпью!Мне мил твойСпасительный, сладостный яд.Пожары, пожары кругом…Это дни нашей жизни горят.Пылают озера.Вода ключевая кипит.Весь в саже,Амур, как пожарник,Не спит.- Тушите! - кричит он.Бьют струи По крыльям огня,И, странное дело,Они попадают в меня!
Вликодушие, благородство - исконные черты русского характера - отчетливо видны в лирике, обращенной к женщине:
Я вас любил так искренне, так нежно,Как дай вам Бог любимой быть другим -
говорит Пушкин.
… с тобой настоящее гореЯ разумно и кротко сношуИ вперед - в это темное море -Без обычного страха гляжу,-
говорит Некрасов.
Ах, метель такая, просто черт возьми,Забивают крышу белыми гвоздьми.Только мне не страшно, и в моей судьбеНепутевым сердцем я прибит к тебе -
говорит Есенин.
Я тобой владеть не будуНи по лету, ни к зиме,Только б ты была повсюду,Только б пела на корме -
говорит Боков.
Не сравнивая никого ни с кем. ибо сравнения поэтов - дело глупое и ненужное, хочу заметить, что традиция лирического благородства у Виктора Бокова исключительно выдержанна. Его любовь к женщине, к героине естественно и традиционно перерастает в любовь к земле, к матери, к сестре, к незнакомой крестьянке. Этот переход органичен и, как правило, незаметен:
Я видел Россию.Она подымаласьТуманом над речкойИ светлой росой.Шла женщина русскаяИ улыбалась.За женщиной следовалМальчик босой…
Все, к чему прикасается Боков, становится предметом поэзии, словно оживает под его взглядом. Однажды я сказала ему:
- Ненавижу слово "телефон". Не могу его впустить в стихи. Для меня это плохое слово.
- А для меня плохих слов нет, - улыбнулся Боков и утром следующего дня позвонил, прочитал:
Мне твой голос, как спасение,Пробуждение от сна.Я хожу, как ночь осенняя,Твой звонок и я - весна!
- Так у вас нет слова "телефон", - возразила я.
- Правда, нет… Но о нем речь. Ты меня вчера задела, сказав, что плохое слово.
- Эти стихи мне посвящены?
Он засмеялся:
- Считай, что так. Хотя нет, конечно… Тебе другие.
А какое у Бокова богатство формы! Какие ритмы! Образы! Скажет - "слова молодильные знаю" - и сердце зайдется. Скажет - "и свадьбы, и свадьбы, и стон по болотам, и я, как царевич, иду в сапогах" - вмиг предстает удивительная картина чуть ли не языческого русского торжества. Рифма Бокова предмет особого большого и серьезного разговора. Тут его смелость опять не знает границ, и думаю, он не замыкается в традиционном окончании строк. Боков рифмует не строки, а звуки:
Я шел да и шелПо двинским пескам,Я двинскую водуНогой плескал.Не Боков был я -Был колобок,Навстречу мне дед:- Куда, голубок?- Иду за водой.- Иди, дорогой!- Быстра вода.- Вот то-то и да!
Поэзия Бокова не страшится прикосновений ни к каким самым сложным темам. Вот раздумье у Мавзолея:
На ленинском мраморе снег отдыхает,Он послан с далеких планет.И кажется - снег потихоньку вздыхает,Что Ленина нет.
Не отдам эти нежные строки за длинные громыхающие оды! Естественности интонации научиться нельзя. В этом смысле у Бокова не может быть учеников. Он не похож ни на кого на свете. Единственный. Неповторимый. Невозможно учиться у него мастерству - его мастерство применимо лишь к его индивидуальности.
И все же Боков учитель для многих. В чем тут дело? Да просто он - весь поэт - сама поэзия. Быть рядом с ним и не оказаться охваченным поэтическим пламенем - нельзя. Сама испытала, и другие поэты говорили, что, побыв с Боковым, поговорив, даже помолчав с ним, начинаешь писать как одержимый, что-то С тобой происходит необычайное, ты начинаешь видеть поэзию во всем и наполняешься ею.
- Не пишется, - пожаловался однажды один поэт другому.
- Поди, посиди с Боковым. Поможет! - не шутя посоветовал другой.
Песни Виктора Бокова - отдельная страница нашей национальной культуры. У меня есть одно воспоминание. Ехала в поезде с женщиной-крестьянкой. По радио запели "Оренбургский платок". Мне стало радостно, и я сказала спутнице, что знаю автора этих слов. Она улыбнулась:
- Тебе что, триста лет, что ли? Это народная песня.
- Это слова Бокова Виктора Федоровича.
- Какого Бокова! Мать моя еще пела. Мне ль не знать!
Спорить не стала - нет для поэта выше награды, чем прослыть народным. А Боков и впрямь сейчас - народный поэт России. Кто же, как но он!
Читатель получает трехтомное собрание Виктора Бокова. Он остается наедине с его стихами и сам сделает выводы, сам услышит оркестр народных инструментов поэзии Виктора Бокова, одного из самых лирических поэтов двадцатого века.
Лариса Васильева
20 февраля 1982 г.
Луговая
Через ступеньку, через две, скорейК бумаге, к вечному перу!Что будет - ямб или хорей?Еще никак не разберу.Но чувствую, что где-то здесьРодилось, торжествует, есть!
1936
Выйду за ворота -Все мхи да болота.Выйду за иные -Луга заливные.Пойду на задворки -Плеса да озёрки.Где мелко, где глыбко,Где рыба, где рыбка.Спят утки сторожко.Краснеет морошка.- Ау-у-у! - раздается,Кто с кем расстается?То голубь с голубкойГуляют порубкой,Себе на дорожкуСбирают морошку.Заря на закатеИ день на утрате.Вот месяц выходитИ звезды выводит.Идет он водою,Лесной стороною.Он лесом - не тре́снет,Водою - не пле́снет!
1937
Октябрь. Который раз, все тот же и не тот,Все так же и не так в моей стране проходит.Ночь длится дольше. Позже день встаетИ под уздцы в поля туман выводит,И свежий холодок до десяти утраЯвляется стекольщиком пруда.Над лесом, перекрестками дорог,Над полем, где умолкла скошенная нива,Вороний грай и суета сорок,Да тенькает синица сиротливо,А по ночам невидимые гусиПрощальные свои проносят гусли.В полях все убрано. И, как всегда,У каждого есть хлеб, в домах тепло и сытно,Живи и принимай дары труда,Но все ж и этим сердце ненасытно,И едут из колхозов к городамВсе возрасты, ума набраться там.И с завистью печальной смотрит вследПрестарый дедушка на сына или внука.- Что ж, говорят, ученье свет,И в городах есть верная наука,И нет такой дороги из села,Чтоб та дорога в город не вела.Уж где-то выпал снег. Охотник в рог трубит,Почуя холодок, собаки чуют порох.Как много нетерпения в их взорах,- Скорей! - и цепью каждая гремит.Вот гончий голос по лесу зальется,И заячья кровь на первый снег прольется.Октябрь минует. Близится конецОсенним дням. Садится солнце ниже,И небосвода сумрачный свинецПунцовым языком заря над лесом лижет,Слетит октябрьский лист с календаря,Дохнет ноябрь, и нету октября!
1 апреля 1938
Какое время вот теперь?Встал утром, видишь оттепель.
На крышах талый снег лежит,Из-под него вода бежит.
Летят вороны стаями,Все ожили, оттаяли!
Глядит петух на солнышко,Нагнется, клюнет зернышко,
И окриком он кур зовет.- Нашел! - зовет. - Скорей! - зовет.
В оврагах, где ключи гремят,В лощинах, где ручьи стремят,
Прислушайся, замри на миг,Под снегом бьет земли родник.
И светятся кустарникиНасквозь, как бы хрусталики.
Весна уже в лесок идет,И по деревьям сок идет.
Проснулось все и ожилоИ сердце мне встревожило.
Я жить хочу, я петь хочу,Мне б крылья, я лететь хочу!
1940
profilib.org
В томе помещены стихотворения 1936–1969 гг. из книг "Яр-хмель", "Заструги", "Весна Викторовна", "Ветер в ладонях", "У поля, у моря, у рек".
Содержание:
Весь поэт
Он всегда идет навстречу!
Не рядом, не мимо, не впереди, не сзади. Навстречу.
Много раз наблюдала впечатление, которое оставляет Виктор Боков. Испытывала на себе магию его глаз, до того как он не только не начал еще читать стихи, но даже не заговорил. Просто шел навстречу.
Принято предварять книги больших поэтов предисловиями их учителей или критиков. Но учителя Бокова давно на Олимпе, а критикам он, как правило, в руки не дается, не умещается в их рамках, вылетает из их тенет. Лучше всего говорит о себе он сам. Но такие предисловия уже были, а повторяться ему ни к чему. Вот и решила я нарушить традицию.
А почему бы нет?
Почему бы младшему не сказать о старшем, тем более что многие годы прошли с тех пор, как он сказал мне:
- Не стой около! Лети!
Сам он вылетел из родительского гнезда по имени деревня Язвицы, что в двадцати километрах от Троице-Сергиевской лавры, ныне Загорск.
Места были заповедные, лесные, родниковые. Холмистые перелески, дубы и березы, белые грибы-крепыши, в реке окуни прыгают. Люди сильные, деревенские, на слово богатые, музыку леса и поля впитавшие.
Вся эта жизнь с ее звонами и стонами пролилась в поэтическую душу Виктора Бокова, словно материнское молоко, и вернул он людям стихи:
Отыми соловья от зарослей,От родного ручья с родником,И искусство покажется замыслом,Неоконченным черновиком.Будет песня тогда соловьиная,Будто долька луны половинная.Будто колос, налитый не всклень.А всего и немного потеряно:Родничок да ольховое дерево,Дикий хмель да прохлада и тень!
Поэт не желает терять ничего, данного природой. В этом сила и тайна молодости его стиха. Услышал всего-то разговор двух мужиков, а колокольными звуками отозвалось сердце, забилось, загудел ритм, запылало в душе - явились слова:
Я живу не в городе -В человечьем говоре!Будто волны майской ржи,Перекатывается говор,К пристаням идет с баржиВ чистом виде - не жаргоном!
Поразительно: где бы ни был Боков, куда бы ни шел, ни ехал, с кем бы ни говорил, - он ни на секунду не перестает быть поэтом. Это черта его личная, особенная. Ни у кого другого я ее не встречала. Многие поэты часто бывают просто людьми, забывая свои звучные гулы, и ничего в этом плохого нет - тем сильнее порой в человеке просыпается поэт. Но в Бокове поэт не засыпает никогда. На счастье, мне много и долго приходилось быть с ним рядом - поневоле думала, когда же поэт в нем устанет?
Идет по улице - сквозь шумы города, птичье пенье - слушает!
По рынку ходит, творожок пробует, всех торговок к себе привлечет, все свои поговорки ему расскажут и его прибаутки послушают. Даже рыбу чистит - в скрежете ножа по чешуе музыку слышит.
Чувство неразрывности с природой, естественная слиянность с нею наполняют Виктора Бокова могучей силой духа. Не книги, хотя он один из самых начитанных наших поэтов, по интеллектуальные общения, их он тоже не чужд - источники его вдохновения. Природа. Знаменательно, что один из учителей Виктора Бокова, Борис Пастернак, сам искавший силы у природы, сказал молодому тогда поэту об одном из его стихотворений:
- Это у вас от природы. Цветаева шла к такому размеру сознательно, а вы об этом не думали, это все вылилось само собой.
Вот пример многозвучия боковских ритмов из поэмы "Свирь":
Шла корова в деревню молчком,Потому что была с молочком…
Степенное, неторопливое повествование прерывается взрывом - животное гибнет и предупреждение живым идет на срыве ритма:
Отравлена нынчеВода дождевая,Вода дождевая,Везде моровая.
Когда-то Липа Ахматова написала о Пушкине:
Какой ценой купил он право…Над всем так мудро и лукавоШутить, таинственно молчатьИ ногу ножкой называть.
Я вспоминаю ее удивление, читая и перечитывая Бокова. То, что под пером иного стихотворца кажется неуместным, неловким, грубым, совершенно несовместимым с поэзией, у Бокова естественно, органично, пронизано поэтическим чувством. Вот один пример:
Народность не играет побрякушками,И чужероден ей любой эрзац,В ней золотом сияет имя Пушкина…
Вы прерываете чтение, в готовности отбросить стихи, звучащие так декларативно грубо, но взгляд улавливает следующие строки - и вы в плену:
…Ее не так-то просто в руки взять.Народность - это тара тороватая,Наполненная тяжестью зерна,Народность - это баба рябоватая,Которая земле своей верна.
Смелость какая! Дерзкие параллели - тара и баба - рельсы, по ним-то и уносится ввысь стихотворение, создатель которого не боится быть резким, примитивным, грубым, излишне мягким, банальным, изысканным, не боится, ибо не думает в минуту создания стиха, как он выглядит сейчас и как его поймут, - он творит в упоении - вот, по-моему, цена, которой куплено Боковым право быть самим собой.
Каковы бы ни были зигзаги жизни, у поэта Виктора Бокова счастливая судьба. Его стихи любит народ. Его стихи любили Борис Пастернак, Леонид Мартынов, Михаил Пришвин, Андрей Платонов. Перелистайте книги современных поэтов - мало найдется таких, у кого бы не было посвящения Виктору Бокову. Он вырастил целое поколение поэтов. Нет, он никогда не преподавал им в институте, не учил, не говорил, как надо. Просто он всегда окружен людьми. Каждый его шаг, каждый взгляд источает поэзию. Не знаю человека, более чувствующего истинность чужих стихов.
Шестидесятые годы. Боков сидит на семинаре молодых поэтов. Вереница людей проходит перед ним. Звучат голоса. Лицо его наклонено, трудно прочесть на нем что-либо. Вот выходит юноша. Он произнес еще только первую строку, а Боков уже встрепенулся, очи разгорелись - он весь внимание, он весь горит, и юноша устремлен к нему, только к нему, он чувствует - услышан! С этой минуты комната преображается. Потолок словно отлетает, и у всех небо над головой. Стихотворение кончается. Боков требует: - Еще! Еще! Окружающие наэлектризованы, чувствуя, что здесь сейчас происходит явление поэта. Я не знаю случая, чтобы Боков ошибся в своих прогнозах относительно того или иного дарования.
Проза Бокова?
Вот уж нет! Такого не бывает.
Правда, он порой пишет не в рифму, даже статьи пишет, но думаю, что прозы у Бокова быть но может. Возьмите любой рассказ из его - я назвала бы ее поэмой - книги "Над рекой Истермой": любой рассказ - живое стихотворение, до краев боковское. Возьмите любую статью - тоже чисто поэтическое явление, та же неоглядная смелость мысли, яркость и резкость чувств, что в стихотворениях.
А названия его книг!
"Яр-хмель".
"Ветер в ладонях".
"Заструги".
Особенно люблю название "Весна Викторовна".
Так! так! баловницу атакую, Виктор Федорович, правильно! Кто же она вам, как не родная дочь?! Не ее ли первый дождь так сильно озвучен вашими словами:
Падают полчищем стрелы косыеВ гати, в горелые пни и хвою.Эта земли моя, это Россия,Я нараспашку у речки стою.
Скольким дождям подставлялись ладониВ поле, в седле, на плотах в камыше!Слушал я их то в горах, то в вагоне,В пахнущем дынями шалаше…
Не с нею ли у вас интимнейшие отношения установлены:
Была береза раненаОсколком в левый бок,Но так же в утро равнееВ ней бродит вешний сок.Стоит, на солнце греется,Белым-бела, как снег.На лучшее надеется,Совсем, как человек.
Легко представляю себе умного и зоркого критика, который найдет истоки поэзии Виктора Бокова в частушке, былине, народной песне, протянет ниточку к Кольцову, Никитину, Некрасову, Есенину, Клюеву. Если критик к тому же еще и глубок, он увидит у Бокова традиции Пушкина и Тютчева и, обнаружив все это, застынет перед такими строчками.
Мы с тобой два белых горностая,Мех у нас один, в одну красу.И квартира наша городскаяНе в Москве - в большом глухом лесу…Мы не пассажиры, не на полке,Нас уносят вдаль не поезда,Мы на высоченной старой ёлке,А она не едет никуда!
Это уже чистый Боков - с его юморком, озорством, неоглядной смелостью сравнений и метафор, с его собственным миром, очень злободневным, живо откликающимся на реалии жизни. Боков - сам дающий традицию поколению - сумей только взять.
profilib.org