Зеркальце
Лучше девушки Натальи
В целой области не знали:
Все умела,
Все имела,
И умна, и весела,
И без дела не сидела,
И без песен не жила.
Женихи со всей артели
Просто очи проглядели.
А Наталья на досуге
Запиралась от подруги
И садилась у стола,
В руки зеркальце брала,
Говорила:
«Удружи,
Свет мой, зеркальце, скажи:
Я ль в деревне всех милее,
Всех нарядней, веселее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты, конечно, спору нет,
Ты, Наташа, всех милее,
Всех нарядней, веселее».
Началась война.
В колхозе
Провожали женихов,
У реки, на перевозе,
Целовали пареньков.
Слезы девичьи лились:
«Отвяжись, худая жизнь!»
Дни и ночи на работе,—
Так хотели их дружки,—
На полях, на обмолоте
Даже в праздник девушки.
Руки, ноженьки устали
У красавицы Натальи.
Шел четвертый год войны —
Нет на сердце тишины.
Все хотелось сделать больше,
Коротки казались дни,
Вот уже ребята в Польше,
Вот уж в Пруссии они...
Как–то в марте иль в апреле
Косу на ночь заплела
И сдержаться не смогла:
Повздыхала у постели,
В руки зеркальце взяла
И сказала:
«Удружи,
Свет мой, зеркальце, скажи:
Я ль на свете всех милее,
Всех дородней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Прежней свежести уж нет!
Похудела ты, Наташа,
Подурнела, радость наша,
Отдохни, не надорвись,
Красоту поберегла бы:
Без нее и жизнь не в жизнь.
Без нее куда вы, бабы!»
Ой, как вспыхнула Наталья!
Ой, как вскрикнула Наталья!
Не ждала такого зла
От когда–то дорогого,
Нынче лживого, слепого,
Окривевшего стекла.
«Сгинь!— и топнула ногою.—
Я найду себе другое.
Вот пройдет война, мой свет,
Поглядим тогда,— сказала,—
Лучше я иль хуже стала,
Будут сватать или нет.
По всему, не знаешь ты
Настоящей красоты».
Радость, как ее ни ждешь,
Все негаданна, нежданна.
К нареченным да желанным
Из–за моря–океана
Воротилась молодежь.
Сердце, что ли, озарилось,
Как победа подошла,
А Наталья расцвела:
Словно чудо совершилось —
Лучше стала, чем была.
1944–1945
45parallel.net
Зеркальце
Лучше девушки Натальи
В целой области не знали:
Все умела,
Все имела,
И умна, и весела,
И без дела не сидела,
И без песен не жила.
Женихи со всей артели
Просто очи проглядели.
А Наталья на досуге
Запиралась от подруги
И садилась у стола,
В руки зеркальце брала,
Говорила:
«Удружи,
Свет мой, зеркальце, скажи:
Я ль в деревне всех милее,
Всех нарядней, веселее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты, конечно, спору нет,
Ты, Наташа, всех милее,
Всех нарядней, веселее».
Началась война.
В колхозе
Провожали женихов,
У реки, на перевозе,
Целовали пареньков.
Слезы девичьи лились:
«Отвяжись, худая жизнь!»
Дни и ночи на работе,—
Так хотели их дружки,—
На полях, на обмолоте
Даже в праздник девушки.
Руки, ноженьки устали
У красавицы Натальи.
Шел четвертый год войны —
Нет на сердце тишины.
Все хотелось сделать больше,
Коротки казались дни,
Вот уже ребята в Польше,
Вот уж в Пруссии они...
Как–то в марте иль в апреле
Косу на ночь заплела
И сдержаться не смогла:
Повздыхала у постели,
В руки зеркальце взяла
И сказала:
«Удружи,
Свет мой, зеркальце, скажи:
Я ль на свете всех милее,
Всех дородней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Прежней свежести уж нет!
Похудела ты, Наташа,
Подурнела, радость наша,
Отдохни, не надорвись,
Красоту поберегла бы:
Без нее и жизнь не в жизнь.
Без нее куда вы, бабы!»
Ой, как вспыхнула Наталья!
Ой, как вскрикнула Наталья!
Не ждала такого зла
От когда–то дорогого,
Нынче лживого, слепого,
Окривевшего стекла.
«Сгинь!— и топнула ногою.—
Я найду себе другое.
Вот пройдет война, мой свет,
Поглядим тогда,— сказала,—
Лучше я иль хуже стала,
Будут сватать или нет.
По всему, не знаешь ты
Настоящей красоты».
Радость, как ее ни ждешь,
Все негаданна, нежданна.
К нареченным да желанным
Из–за моря–океана
Воротилась молодежь.
Сердце, что ли, озарилось,
Как победа подошла,
А Наталья расцвела:
Словно чудо совершилось —
Лучше стала, чем была.
1944–1945
45parallel.net
Александр Яковлевич Яшин (настоящая фамилия — Попо́в) (1913—1968) — русский советский прозаик и поэт. Лауреат Сталинской премии второй степени (1950). Член ВКП(б) с 1941 года.В годы Великой Отечественной войны ушёл добровольцем на фронт и в качестве военного корреспондента и политработника участвовал в обороне Ленинграда и Сталинграда, в освобождении Крыма. В 1942—1943 годах изданы его сборники стихов «На Балтике было» и «Город гнева».
В послевоенные годы много ездил по стране: поездки по Северу, на Алтай, на строительство гидроэлектростанций, на целину. Впечатления от увиденного нашли отражение в сборниках стихов «Земляки» (1946), «Советский человек» (1951), в поэме «Алена Фомина» (1949).
В выступлении на Втором съезде СП СССР признал свою долю вины за то, что литература сталинского времени была неискренней, объяснив это недостатком гражданского мужества, призвал вернуть поэзию С.А.Есенина советской литературе. С этого времени творчество Яшина коренным образом изменилось, в каждом произведении он стремился к максимальной честности.
Рассказ «Рычаги» (1956) о подавлении личности партийным аппаратом не переиздавался до времён перестройки.
В 1960-е выходят поэтические сборники «Босиком по земле», «День творения», «Бессонница». Перу Яшина принадлежат также прозаические произведения: повести «Сирота» (1962) и «Вологодская свадьба» (1965), рассказы «Угощаю рябиной» (1965) и другие.
Повесть «В гостях у сына», написанная в 1958 году, была напечатана лишь в 1987 году, как и ещё несколько рассказов. Неприкрашенная картина колхозной жизни в рассказе «Вологодская свадьба» (1962) подвергалась нападкам догматических критиков.
Многие произведения писателя остались незавершенными. Посмертно, в 1972, вышли два тома «Избранных произведений» Александра Яшина. Яшину во многом обязаны своим становлением в русс
kinderbooks.ru
Александр Яковлевич Яшин (настоящая фамилия — Попо́в) (1913—1968) — русский советский прозаик и поэт. Лауреат Сталинской премии второй степени (1950). Член ВКП(б) с 1941 года.Александр Попов родился 14 (27) марта 1913 года в деревне Блудново (ныне Никольского района Вологодской области) в крестьянской семье. Первая публикация в 1928 году. В 1931 году окончил педагогический техникум в городе Никольске, учительствовал в деревне, много читал, писал стихи, сотрудничал в вологодских и архангельских газетах, начал печататься в 1928 году. Первый сборник стихотворений «Песни Северу» увидел свет в 1934 году в Архангельске. Незадолго до Первого съезда советских писателей стал председателем оргкомитета его вологодского отделения. В 1935 году переехал в Москву. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, который окончил в 1941 году. Одновременно работал заместителем редактора многотиражной газеты.
В годы Великой Отечественной войны ушёл добровольцем на фронт и в качестве военного корреспондента и политработника участвовал в обороне Ленинграда и Сталинграда, в освобождении Крыма. В 1942—1943 годах изданы его сборники стихов «На Балтике было» и «Город гнева».
В послевоенные годы много ездил по стране: поездки по Северу, на Алтай, на строительство гидроэлектростанций, на целину. Впечатления от увиденного нашли отражение в сборниках стихов «Земляки» (1946), «Советский человек» (1951), в поэме «Алена Фомина» (1949).
В выступлении на Втором съезде СП СССР признал свою долю вины за то, что литература сталинского времени была неискренней, объяснив это недостатком гражданского мужества, призвал вернуть поэзию С.А.Есенина советской литературе. С этого времени творчество Яшина коренным образом изменилось, в каждом произведении он стремился к максимальной честности.
Рассказ «Рычаги» (1956) о подавлении личности партийным аппаратом не переиздавался до времён перестройки.
В 1960-е выходят поэтические сборники «Босиком по земле», «День творения», «Бессонница». Перу Яшина принадлежат также прозаические произведения: повести «Сирота» (1962) и «Вологодская свадьба» (1965), рассказы «Угощаю рябиной» (1965) и другие.
Повесть «В гостях у сына», написанная в 1958 году, была напечатана лишь в 1987 году, как и ещё несколько рассказов. Неприкрашенная картина колхозной жизни в рассказе «Вологодская свадьба» (1962) подвергалась нападкам догматических критиков.
Многие произведения писателя остались незавершенными. Посмертно, в 1972, вышли два тома «Избранных произведений» Александра Яшина. Яшину во многом обязаны своим становлением в русской литературе поэт Николай Рубцов и прозаик Василий Белов.
Особенное место в жизни Александра Яшина занимала его любовь к поэтессе Веронике Тушновой, которая закончилась разрывом. Они встречались тайно, в других городах, в гостиницах, ездили в лес, бродили целыми днями, ночевали в охотничьих домиках. А когда возвращались на электричке в Москву, Яшин просил Веронику выходить за две-три остановки, чтобы их не видели вместе. Сохранить отношения в тайне не получилось. Друзья осуждали его, в семье была настоящая трагедия. Разрыв с Вероникой Тушновой был предопределен и неизбежен.
Умер Александр Яшин 11 июня 1968 от рака, в Москве. Похоронен в Блуднове.
* * * Когда все силы на исходе И стылость осени в крови, Ещё сильнее год от года Потребность в жертвенной любви. Чтоб кто-то ждал тебя весь вечер Осатаневшего от дел, Клал руки ласково на плечи, Отогревал, кормил, жалел. И хоть уж ясно, что не можешь Свершить, о чём всю жизнь мечтал, Тебе с годами всё дороже Слова признанья и похвал.
Березовые колки
Быть может, бор здесь был когда-то, Теперь лишь рощи там и тут — Для косачей, для куропаток. Для всякой живности приют.
Зеленые, в сырой ложбинке Иль на припеке близ реки Стоят березки и осинки Среди хлебов, как островки.
Зовут колками эти рощи, Околочками. Почему? Но слов понятнее и проще Здесь и не нужно никому.
Хочу, чтоб всё в степях Алтая, Особенное с давних пор,— Сердца людские, речь живая, И запахи, и цвет озер,
И песни, полные значенья,— Все стало так же для меня Не требующим разъясненья, Родным с сегодняшнего дня.1954
Босиком по земле
Солнце спокойное, будто луна, С утра без всякой короны, Смотрит сквозь облако, Как из окна, На рощу, На луг зеленый.
От берега к берегу Ходит река, Я слышу ее журчание. В ней - те же луна, луга, облака, То же мироздание.
Птицы взвиваются из-под ног, Зайцы срываются со всех ног. А я никого не трогаю: Лугами, лесами, как добрый бог, Иду своею дорогою.
И ягоды ем, И траву щиплю, К ручью становлюсь на колени я. Я воду люблю, Я землю люблю, Как после выздоровления.
Бреду бережком, Не с ружьем, с бадожком, Душа и глаза - настежь. Бродить по сырой земле босиком - Это большое счастье!1962
Все расскажи
Все расскажи ей, хоть и страшно, Когда признаешься в любви, Об увлечениях вчерашних,— Припомни все и назови.
О неприглядном, о случайном Сказать не сможешь — напиши, Чтоб недомолвками и тайной Не бередить ее души.
Увидит, слезы осушая, Чем жизнь твоя озарена, Что настоящая, большая Любовь, как подвиг,— вот она!
И как живой воды пригубит, Иль словно крылья отрастут. А если примет, значит любит, Поверит в сердца чистоту.1946
Высота
Волжские в дымке степной места, Желто-зеленые редкие травы — Очень красивая высота В двух километрах от переправы.
Утром прозрачные облака Ветер над самой вершиной гонит. Как на ладони отсюда река, Город рабочий как на ладони.
В полдень безветренный сводят с ума Запахи чёбра и молочая. А у подножья — балки, дома, Крики летящих над Волгой чаек.
А у подножья — дубы, ручей, Заячьи тропки и птичьи гнезда. В тихом теченье летних ночей Виден струящийся лунный воздух.
Все в незапятнанной чистоте, Словно бои здесь не проходили,— Небо без копоти, Ветер без пыли...
Но у меня на той высоте Брата родного немцы убили.1942
Вязы
К вам иду с верою, В вашу мощь уверовав... Не оскорблю ни одного дерева — Ни на одном не повешусь.
Милые мои вязы, Вы мне как братья, Давайте начнем с азбуки, Всю жизнь сначала.
В детстве был я огненно-рыжим, Почти красным. Как столько прожил в выжил — Самому не ясно.
А все мне мало, Мало!
Вы смените листья — Для вас опять лето. А со мной — Раз оголиться И моя песня спета.8 февраля 1968
Голоса весны
Весна всему свой голос дарит: Воде, листве, земле - всему, Кострам в лесу И птичьей паре, Глазам и сердцу моему. Все началось с простой капели, И вот уже текут снега, И зажурчали, зазвенели Деревья, Воздух И луга. Несется плеск с речных излучин, В овраге ветер струны рвет, Весь мир разбужен И озвучен И дирижеру смотрит в рот. С утра в бору, Зачем - не знаю, Мну старый ягодник, траву И повторяю, повторяю Свое тревожное "ау!". Слух напряжен, И сердце бьется, Я, словно чуда, жду в глуши: Быть может, кто-то отзовется На музыку моей души.1964
Думалось да казалось...
Думалось, все навечно, Как воздух, вода, свет: Веры ее беспечной, Силы ее сердечной Хватит на сотню лет.
Вот прикажу - И явится, Ночь или день - не в счет, Из-под земли явится, С горем любым справится, Море переплывет.
Надо - Пройдет по пояс В звездном сухом снегу, Через тайгу На полюс, В льды, Через "не могу".
Будет дежурить, Коль надо, Месяц в ногах без сна, Только бы - рядом, Рядом, Радуясь, что нужна.
Думалось Да казалось... Как ты меня подвела! Вдруг навсегда ушла - С властью не посчиталась, Что мне сама дала.
С горем не в силах справиться, В голос реву, Зову. Нет, ничего не поправится: Из-под земли не явится, Разве что не наяву.
Так и живу. Живу?1967
* * * Дым, дым окрест, Дым — не продохнуть, И глаза ест, И спирает грудь.
Будто сумерки в дому, Сажа на стене. Весь свет в дыму, Вся земля в огне.
Но и здесь, на войне, С горной высоты, Ярче всех огней Мне сияешь ты.
Дым, дым окрест, Но в душе свет: Нет таких мест, Где тебя нет.1943
* * * Если б ты в реку упала, Я бы достал до дна, Мне и морского вала Сутемень не страшна.
Если б в тайгу, в берлогу Зверь тебя уволок, Я бы нашел дорогу Даже из ста дорог.
К девятиглавому змею Я бы просек пути, Даже из рук Кащея Смог бы тебя спасти...
В реку ты не упала — Тут ни при чем вода: В сердце ты мне запала. Мне — не тебе беда.
И глубоки ли реки, Сердце не им под стать С этого дна вовеки Мне тебя не достать.1945
Живая душа
На стеклах январских узоры: Подобие чащи лесной, Тропинки и снежные горы, Над кручей дворец ледяной.
За дочкой слежу я ревниво: Ужель не оценит она? — Скажи, ведь красиво? — Красиво!— Но смотрит в поля из окна.
Никак ей в дому не сидится,— Что толку дышать на стекло? Надела пальто, рукавицы, Как только в окне рассвело.
— Осталась бы с нами хоть на день, Промерзнешь, промокнешь в снегу. Тут все что душе твоей надо... Но дочь говорит: — Не могу!
Что ж, верно! На стеклах растает Непрочный, как в сказке, узор, А в поле — поземка живая, Живой и манящий простор.
И пусть даже выступят слезы — Дороже ей всякой игры Дышать настоящим морозом, Лететь с настоящей горы.1955
* * * Жил я в доме у синих скал, Жил, работал время не тратил. Поутру окно открывал, Закрывал перед сном, на закате.
Нынче помню только одно: Ты с горы, как с неба, сходила. Я не мог затворить окно, И пошло все не так, как было.
Был закат — занялся восход На четыре стороны света, Снова птицы снялись в полет, Зашумел полуденник ветер,
Ожил лес, ожила вода. Ты спускалась с горы по краю... Будь я даже слепым — И тогда Я тебя увидел бы, знаю.1943
Запасаемся светом Федору Абрамову
В край добра и чудес С прежним рвусь интересом. Я из тех самых мест, Где семь верст до небес И все лесом Да лесом;
Где в затонах озер Лебединые крепи, Тундры снежной простор - Вроде южные степи;
Где ветров ералаш Да суметы по пояс И, как пригород наш, За Архангельском — Полюс.
У полярных широт Быт порою неласков, Не всегда мед течет По усам Даже в сказках.
Грех на море пенять — Рыбы вдоволь, А все же Золотую поймать Не случалось, Не можем.
Не всегда на обед Апельсины И дыни. Неразменных монет Тоже нет и в помине.
Рукавицы в мороз Прикипают к ладоням. С храпом тянут свой воз И олени и кони.
Слава наша хрупка, Вечны только мерзлоты... Но моим землякам Любы эти широты. Ночи долги невмочь, Но зато мы уж летом На всю зимнюю ночь Запасаемся светом.1963-1964
Зеркальце
Лучше девушки Натальи В целой области не знали: Все умела, Все имела, И умна, и весела, И без дела не сидела, И без песен не жила. Женихи со всей артели Просто очи проглядели.
А Наталья на досуге Запиралась от подруги И садилась у стола, В руки зеркальце брала, Говорила: «Удружи, Свет мой, зеркальце, скажи: Я ль в деревне всех милее, Всех нарядней, веселее?» И ей зеркальце в ответ: «Ты, конечно, спору нет, Ты, Наташа, всех милее, Всех нарядней, веселее».
Началась война. В колхозе Провожали женихов, У реки, на перевозе, Целовали пареньков. Слезы девичьи лились: «Отвяжись, худая жизнь!»
Дни и ночи на работе,— Так хотели их дружки,— На полях, на обмолоте Даже в праздник девушки. Руки, ноженьки устали У красавицы Натальи. Шел четвертый год войны — Нет на сердце тишины. Все хотелось сделать больше, Коротки казались дни, Вот уже ребята в Польше, Вот уж в Пруссии они...
Как-то в марте иль в апреле Косу на ночь заплела И сдержаться не смогла: Повздыхала у постели, В руки зеркальце взяла И сказала: «Удружи, Свет мой, зеркальце, скажи: Я ль на свете всех милее, Всех дородней и белее?»
И ей зеркальце в ответ: «Прежней свежести уж нет! Похудела ты, Наташа, Подурнела, радость наша, Отдохни, не надорвись, Красоту поберегла бы: Без нее и жизнь не в жизнь. Без нее куда вы, бабы!»
Ой, как вспыхнула Наталья! Ой, как вскрикнула Наталья! Не ждала такого зла От когда-то дорогого, Нынче лживого, слепого, Окривевшего стекла.
«Сгинь!— и топнула ногою.— Я найду себе другое. Вот пройдет война, мой свет, Поглядим тогда,— сказала,— Лучше я иль хуже стала, Будут сватать или нет. По всему, не знаешь ты Настоящей красоты».
Радость, как ее ни ждешь, Все негаданна, нежданна. К нареченным да желанным Из-за моря-океана Воротилась молодежь. Сердце, что ли, озарилось, Как победа подошла, А Наталья расцвела: Словно чудо совершилось — Лучше стала, чем была.1944-1945
* * * И что из того, что уходят года И не было в жизни спокойного дня, Что стали страшить дожди, холода! Как солнечный свет, как живая вода Твоя любовь для меня.
А горе бывало так велико — Размолвки, обиды давили грудь... Но как это все теперь далеко! Да разве живая вода легко Давалась кому-нибудь?!1946
Лесные дуги
О, эти дуги над дорогой В краю синиц, В краю клестов, В краю снегов! Их очень много, Как над Москвой-рекой мостов!
Нет, не медведи дуги гнули, Не леший, Не лесовики. Мороз стоял на карауле, Лес обряжая в башлыки.
И ветер дул, И по неделе, Ворвавшись в строй молодняка, Свистя, матерые метели С землей месили облака.
И как под тяжестью вселенной, От напряжения белы, То постепенно, То мгновенно Сгибались тонкие стволы.
Когда ж стихали шум и вьюга — Лес был неистово красив, Все дива севера и юга В себе одном соединив.
Казалось, под давленьем света Свисали ветви сосен вниз. Вершины елей, как ракеты Под небом праздничным, рвались.
И всюду дуги, дуги, дуги — Снегами стянуты концы: Чуть тронь — И вскинутся упруго И запоют колокольцы.
И всюду ходы, переходы, Валы и рвы зимы самой...
И я — Сам бог и царь природы — Вхожу под эти чудо-своды Почти испуганный, Немой.1962
Лирическое беспокойство
Что-то мешает Работать с охотой. Все не хватает В жизни чего-то.
Днем не сидится, Ночью не спится... Надо на что-то Большое решится!
С кем-то поссориться? С чем-то расстаться? На год на полюсе Обосноваться?
Может, влюбиться? О, если б влюбиться! Что-то должно же В жизни случиться.
Если б влюбиться, Как в школе когда-то, Как удавалось В седьмом И в десятом -
До онеменья, До ослепленья, До поглупенья, До вдохновенья!
Снова стоять На морозе часами, Снова писать Записки стихами.
Может в этих Наивных записках Вдруг обнаружится Божия искра.
И превратятся Мои откровения В самые лучшие Стихотворения.1961
* * * Назови меня именем светлым, Чистым именем назови - Донесется, как песня, с ветром До окопов голос любви.
Я сквозь грохот тебя услышу, Сновиденья за явь приму. Хлынь дождем на шумную крышу, Ночью ставни открой в дому.
Пуля свалит в степи багровой - Хоть на миг сдержи суховей, Помяни меня добрым словом, Стынуть буду - теплом повей.
Появись, отведи туманы, Опустись ко мне на траву, Подыши на свежие раны - Я почувствую, оживу.1943
Напутствие сыну
Сегодня праздник у тебя с утра, И дома — всем понятное волненье. Вот и тебе начать пришла пора Свое второе летоисчисленье.
Не на готовое идешь, мой сын: Иные дни — иные и заботы. Всем честным людям хватит до седин И радостей, и горя, и работы.
И кто в каком ни возмужал году, Мы, получая партбилеты, знали, Что нам покой не писан на роду, Ни льгот, ни выгод никаких не ждали.
Да, нам всегда была близка мечта, И не корысть кидала нас в сраженье. В нас жили смелость, самоотреченье И ленинского сердца чистота.
А повстречаешь, сын мой, на пути Стяжателей, каких и мы встречали, Знай — это просто накипь на металле, Окалина. Ее должны смести.
Для коммуниста легкой жизни нет. Готовься не к парадам, а к походам И помни, что от самого народа Ты получаешь этот партбилет.1956
Не только слова
В несметном нашем богатстве Слова драгоценные есть: Отечество, Верность, Братство. А есть еще: Совесть, Честь... Ах, если бы все понимали, Что это не просто слова, Каких бы мы бед избежали. И это не просто слова!1957
Ночной поезд
Это как приближенье Ветра, воды, песка. Вдруг возникает движенье, Неясное пока, Словно круговращенье Медленное В облаках. Дикой пчелы роенье? Шелест березняка? Может, прорвав загражденье, Хлынула с гор река — Стонут от напряженья Взмыленные бока? Может, громов рожденье, Скал прибрежных крушенье, Слышное издалека? Ждешь, Как землетрясенья, Гула, Рывка, Толчка. Лес пригибает ветви, Дрогнул небесный свод, Стекла звенят... А это Просекою Сквозь ветер Поезд ночной идет.1967
О безответной любви
Пусть — безответно, Только бы любить, Только б не бесследно По земле ходить.
Трав густым настоем Дышать в шалаше, Только бы простоев Не знать душе.
Небом или сушей За любимой вслед — То же, что в грядущее Взять билет.
Скрытно жить, в немилости. Но в любой миг Из-под ног вырасти На ее вскрик.
Для меня не горе Судьба бобыля, Пахло б морем — море, И землей — земля.
Буду жить, как птица, Петь, как ручей. Только б не лишиться Бессонных ночей.
Пусть безответная, Пусть, пусть! Как-нибудь и с этою Ношей примирюсь.
Ни на что не сетую, Только бы любить. Давай безответную — Так тому и быть.
Впрочем, что ж охотно На костер лезть? Мы еще посмотрим, Время есть!1962-1964
О дружбе
Печальна участь одинокого, А нелюдимого — вдвойне Во время странствия далекого, В дни испытаний, На войне.
Пусть радости необычайные К тебе вдруг хлынут на порог — Покажется еще печальнее, Что ты друзей нажить не смог.
Все не под силу: Дом не выстроить, Хорошей песни не сложить, В нужде и в горе дня не выстоять Как без друзей на свете жить?1944—1946
Обстрел
Снаряд упал на берегу Невы, Швырнув осколки и волну взрывную В чугунную резьбу, на мостовую. С подъезда ошарашенные львы По улице метнулись врассыпную.
Другой снаряд ударил в особняк — Атланты грохнулись у тротуара; Над грудой пламя вздыбилось, как флаг. Труба печная подняла кулак, Грозя врагам неотвратимой карой.
Еще один — в сугробы, на бульвар, И снег, как магний, вспыхнул за оградой. Откуда-то свалился самовар. Над темной башней занялся пожар. Опять пожар! И снова вой снаряда.
Куда влетит очередной, крутясь?.. Враги из дальнобойных бьют орудий. Смятенья в нашем городе не будет: Шарахаются бронзовые люди, Живой проходит, не оборотясь.1942
* * * Опять не пришла. Не под силу мне. Дышать скоро будет нечем. Уж я ли не ждал, не торчал в окне Меж двух косяков весь вечер!
Да, ветер дул и дождь моросил... Но, если б ты из дому вышла, Наверное, вечер бы слез не лил, Дорога бы не раскисла.
И если б сегодня встретились мы, Такое бы совершилось, Что, может, и не было б вовсе тьмы И солнце бы не садилось!1945-1946
Орел
Из-за утеса, Как из-за угла, Почти в упор ударили в орла.
А он спокойно свой покинул камень, Не оглянувшись даже на стрелка, И, как всегда, широкими кругами, Не торопясь, ушел за облака.
Быть может, дробь совсем мелка была Для перепелок, а не для орла? Иль задрожала у стрелка рука И покачнулся ствол дробовика?
Нет, ни дробинки не скользнуло мимо, А сердце и орлиное ранимо... Орел упал, Но средь далеких скал, Чтоб враг не видел, Не торжествовал.1956
* * * Очень много солнечного света, Над землей стоит голубизна. Мнится мне: в сиянье разодета, Изнутри земля освещена.
Над высоким берегом пушинка, Как звезда далекая, плывет, Солнцем смотрит каждая былинка, Каждый камень, кажется, поет.
Мимо сосен, и дубов, и туи С сизых скал срываются ключи, Водопад — светящиеся струи, Солнечные брызги и лучи.
Золотыми, зыбкими столбами С облаками лес соединен. Над морским раздольем, Над песками В миражах высокий небосклон.
Очень много солнечного света, Будто счастьем все озарены. Думаю: таким — зимою? летом?— Будет окончание войны.
Заблестят слезинки на ресницах, Флаги, флаги вскинутся вдали, И в твоей улыбке отразится Все сиянье неба и земли.1943
Перед исповедью
Хочется исповедаться, Выговориться до дна. Может, к друзьям наведаться С бутылкой вина?
Вот, дескать, все, чем жил я, Несу на ваш суд, Не отвернитесь, милые, Весь я тут.
Смута сердешная Невмоготу одному. Не оттолкните грешного, Сам себя не пойму.
Будто на медкомиссии, Гол - не стыжусь, Только ладошка листиком, И не боюсь, что высмеют, Ни лешего не боюсь.
Хватит уже бояться мне, Душа нага. Только бы не нарваться ей С исповедью на врага.
Выговориться дочиста - Что на костер шагнуть. Лишь бы из одиночества Выбиться как-нибудь.
Может, еще и выстою И не сгорю в огне, И, как на той комиссии, - Годен!- Запишут мне.1965
* * * ...Подари, боже, Еще лоскуток Шагреневой кожи.
И женщины, женщины Взгляд влюбленный, Чуть с сумасшедшинкой И отрешенный, Самоотверженный, Незащищенный.
Еще хоть одну, С ее миражами, Большую весну С журавлями, С ветрами.
С ее полноводьем, И полногрудьем, С разнопогодьем И многотрудьем.
Еще сверх счета Прошу у бога Одну охоту, Одну берлогу.
А там и до осени Недалёко, До золотоволосой, До кареокой С поволокой. С многоголосьем...
А там прихватим зиму Неукротимо...1968
* * * Пожелай — и останусь навеки Чабаном на твоем берегу, Полюблю эти шумные реки, Эти синие горы в снегу.
Согласись — и в лесные просторы, В глухариные дебри умчу. Где-нибудь на Двине, на Печоре Сам избу для тебя сколочу.
Раем будет мне ельник дремучий... Хочешь, место сама выбирай. Но решись, не молчи, не мучай, Хоть чего-нибудь пожелай.1945
Покормите птиц
Покормите птиц зимой. Пусть со всех концов К вам слетятся, как домой, Стайки на крыльцо.
Не богаты их корма. Горсть зерна нужна, Горсть одна — И не страшна Будет им зима.
Сколько гибнет их — не счесть, Видеть тяжело. А ведь в нашем сердце есть И для птиц тепло.
Разве можно забывать: Улететь могли, А остались зимовать Заодно с людьми.
Приучите птиц в мороз К своему окну, Чтоб без песен не пришлось Нам встречать весну.1964
Последняя глава
...Дописать или оборвать - Горе горькое догоревать? Сам с собой не всегда в ладу. По своей Иль чужой вине Так живу, как сквозь строй иду, Что ни день - Горю на огне.
Книга жизни... Только ль слова? Сколько лет я сижу над ней! Пожелтели страницы в ней, Как трава в сентябре, Как листва, Поседела моя голова. Но вдвойне дается трудней Заключительная глава.1967
Про березку
Я ее видал и не парадной, Не царевной гордой на кругу, А нескладной, Даже неприглядной, Утонувшей по уши в снегу.
Не кудрявой И не золотистой, Не расхожей — оторви да брось, А совсем беспомощной, Без листьев, Голенькой И вымокшей насквозь.
Видывал и в грозы и в бураны, При ночных огнях И на заре. Знаю все рубцы ее и раны, Все изъяны на ее коре,
И люблю любовью настоящей Всю как есть, От макушки до пят. О такой любви непреходящей Громко на миру не говорят.1965
Речка и тропка
Течет речка лугами, Течет речка лесами, Над ее берегами Ивняк нависает.
На песок, к переправам Опускаются птицы, Чтоб побегать, поплавать И водицы напиться.
Вьется речка, струится, Мох вокруг да морошка. Вместе с речкой змеится, Вьется стежка-дорожка.
Все изгибы, изломы За водой повторяет, То темна, словно омут, То под солнцем сияет.
Речка в реку вольется, Тропка станет дорогой — И пылит и несется За водою широкой.
Море реку приветит, Разнесет по раздолью, Синим светом осветит, Просолит своей солью,
А дорога вкруг моря Ляжет с кручи на кручу. Даже в этом просторе Их ничто не разлучит.
Полюблю — тропкой стану, Буду мчаться дорогой За рекою широкой, За тобой — к океану.1944
Романтик
Юноша, окончив ФЗО, Получил на Волгу направленье. Провожала вся семья его, Девушки смотрели со значеньем.
Говорили сверстники: — Везет, И везет же человеку в жизни! Чуть из школьных вырвался ворот, И уже — на стройку коммунизма!..
Берег в грузах, да сосняк густой. Только начинается работа... Ехал каменщик на гидрострой И на мир смотрел как с самолета.
Думал сразу бригадиром стать... Дали парню самое простое: Глину рыть да кирпичи таскать,— Как везде, жилье сначала строить.
Комары, камыш береговой... Первый тракт в лесах едва проторен. А хотелось написать домой О дворцах, о чудесах, о море. Будет все! Но нет терпенья ждать. И в обед, устроившись под елкой, Начинает паренек писать О звенящих проводах над Волгой.
...Раздались седые Жигули, Раскаленная вода клокочет, Дня уже не отличить от ночи, Вздыбленного неба от земли... Он иначе и писать не хочет.
Сам поверил, срокам вопреки, Что уже кладут бетон в быки. Под ногами море заблистало, И вода соленой будто стала...
Так, бывало, хлопец в дни войны Видит героические сны И, еще не испытав боев, Как бывалый воин сообщает, Что все дни в походах, Жив-здоров И, как должно, всем того желает.1951
Свежий хлеб
Всей семье как сбор назначен, Только скатертку постлать. В каравай, еще горячий, Входит нож по рукоять.
В пожелтевшей гимнастерке С краю сам большак сидит. Чуть похрустывает корка, Духовитый пар валит.
— Ну,— сказал он,— по потребе Начинайте в добрый час! Полной мерой нынче хлеба Выдает земля для нас.
Золотистые горбушки Срезал: это для детей. Наособицу старушке Вынул мякиш из ломтей.
Скосок свой, усы поправив, Крупной солью посолил, Всей своей семье и славы И здоровья посулил.
И еще промолвил слово: — С хлебом горе не беда!— Не забудьте, мол, какого Стоил этот хлеб труда!..1947
Спешите делать добрые дела
Мне с отчимом невесело жилось, Все ж он меня растил - И оттого Порой жалею, что не довелось Хоть чем-нибудь порадовать его.
Когда он слег и тихо умирал,- Рассказывает мать,- День ото дня Все чаще вспоминал меня и ждал: "Вот Шурку бы... Уж он бы спас меня!"
Бездомной бабушке в селе родном Я говорил: мол, так ее люблю, Что подрасту и сам срублю ей дом, Дров наготовлю, Хлеба воз куплю.
Мечтал о многом, Много обещал... В блокаде ленинградской старика От смерти б спас, Да на день опоздал, И дня того не возвратят века.
Теперь прошел я тысячи дорог - Купить воз хлеба, дом срубить бы мог. Нет отчима, И бабка умерла... Спешите делать добрые дела!1958
* * * Так же будут юноши писать И стихи и прозу, Так же будут ветры задувать И трещать морозы.
Все, что пело, будет впредь Так же петь, Достигая роста... Просто можно зареветь — До того все просто.
Так чего же мне желать Вкупе со всеми? Надо просто умирать, Раз пришло время.28 апреля 1968
Твоя родина
Все испытала, все превозмогла — Года тяжелых рукопашных схваток, И выстрелы врагов из-за угла, И длинные хвосты у продпалаток.
Великая!— мы говорим о ней, Даем присягу в верности сыновней И воспеваем с пристальной любовью Березки, речки, ширь ее полей.
А все ли помним И всегда ль о том, Что родина была, и есть, и будет Не только реки, горы, отчий дом, Не просто небо и земля, А — люди?
Все те, что рядом, под боком у нас, И — далеко, чужие нам по крови, И все они нуждаются подчас В тепле, в участье, В братском добром слове.
С любым ты мог служить в одном полку, Делиться на походе сигаретой, В далекой стороне, как земляку, Поверить душу... Как забыть об этом?
И если ныне он, товарищ твой, Твой соотечественник — пусть не близкий, Безвестный пусть,— в беде, в нужде какой, Спеши ему помочь, он не чужой, Не отмахнись служебною запиской.
Спеши на выручку, других зови,— Пусть не найдется душ глухих и жестких! Без этого к чему слова любви О родине, О речках, О березках?!1956
* * * Ты такое прощала, Так умела любить, Так легко забывала, Что другим не забыть;
На такие лишенья С отрешенностью шла, С чисто русским терпеньем Крест свой бабий несла;
Так душой понимала Боль его и беду, Что, конечно, бывала И в раю и в аду;
И ни вздохов, ни жалоб — Было б счастье в дому: Даже смерть оправдала б И простила б ему.
Только лжи не стерпела, Лжи одной не снесла, Оправдать не сумела И понять не смогла.1959
У кабинета Ильича
Давно история случилась эта, А все не меркнет в памяти людской... У двери ленинского кабинета Стоял солдат с винтовкой — часовой.
Стоял с утра, неслышный, неприметный, Навытяжку, Прижав ружье к плечу.
Ильич работал. Коридором светлым Несли радиограммы и пакеты; Знакомые солдату по портретам Товарищи входили к Ильичу.
Плохие с фронта поступали вести. Шли ходоки, И Ленин их встречал И провожал. И все на том же месте Солдат с ружьем Навытяжку стоял.
И вот Ильич, бойца того заметив, Тугую дверь попридержал ногой, Взял стул в своем рабочем кабинете И попросил: — Садитесь, дорогой!
Казалось, что особого случилось — Ну, вынес стул, ну, попросил присесть... Ведь не сказался ж в этом Ленин весь? А ничего в народе не забылось.1956
Утром не умирают
Даже представить трудно, Как я смогу опять С вечера беспробудно, Без сновидений спать.
Страшно, что сил не хватит Выдержать до утра. Сядьте на край кровати, Дайте руку, сестра!
Все, кто болели, знают Тяжесть ночных минут... Утром не умирают, Утром живут, живут...
Утро раздвинет стены, Окна откроет в сад, Пчелы из первой смены В комнату залетят.
Птицы разбудят пеньем Всю глубину двора, Чей-нибудь день рожденья Будут справлять с утра.
Только бы до рассвета Выдюжить как-нибудь... Утренняя газета В новый поманит путь.
Да позвонят из дому, Справятся: "Как дела?" Да навестит знакомый... Только бы ночь прошла!
Тени в углах растают, Тяжесть с души спадет, Утром не умирают - Солнце начнет обход!1954-1955
www.chitalnya.ru
Стихи известного советского поэта А. Я. Яшина (1913–1968) о Великой Отечественной войне.
Содержание:
Советский танк попал в болота -Еловая прогнулась гать.Его бомбили с самолета,Его фашистская пехотаПод вечер стала окружать.
Крича, строча из автоматов,Солдаты, как из-под земли,Осматриваясь воровато,К нему со всех сторон ползли.
Немецкий танк подкрался с тыла,Чтоб наш разить его не мог.Широкозадый, тупорылый,Он заревел, что было силы;Налег на цель и поволок.
Вода и грязь текли с металла.Осенний день совсем погас…Но кто видал,Когда бывало,Чтоб на цепи водили нас?
Едва из топкого болотаНаш танк втянули на увал,Как вдруг шарахнулась пехота:Мотор включенный заработал,Зарокотал,Забушевал.
Взгремев утробою железной,Рванулся танк. Сама земляК нему под гусеницы лезла:Вперед, к своим - он в ров безлесныйПошел по травам, гром стеля.
Пошел лугами к дальним хатам,Подмяв пенек, подрезав ствол, -Он сам уже врага повел! -На третьей скорости, На пятой,На двадцать пятой он пошел.Казалось, ветер в поле стих.Казалось, сосны молодели:На танк во все глаза глядели,И камни серые хотели,Чтоб он оставил след на них.
1941
Через сколько-то годов,Проходя по вешним травам,Ты увидишь в поле ров,Нет, не ров - скорей, канаву,
Неширокую, в цветахЗатерявшуюся где-то,Справа - в соснах и кустах,Слева - в сизых волнах света.
Хоть на вид она чиста -Не ходи канавой босым.Пусть трава сочна, густа -Не коси, сломаешь косу.
Под дерном и ныне естьСреди кашки и метелкиГильзы рваные, и жесть,И снарядные осколки.
В этом поле битва шла.Кровь лилась, земля дымилась,Рожь в свой срок не зацвела.И трава не уродилась.
Над канавою постой.Припади к равнине ухом,Подыми патрон пустой,Может, гром дойдет до слуха.
Может быть, еще огоньВ этой ржавчине таится.Может быть, твоя ладоньЖаждой мести загорится.
Не отец ли твой лежалЗдесь, с винтовкой и лопатой,И не он ли тут сорвалРубчатый чехол с гранаты?
И не тот ли бугорок,Став горой на поле боя,Для тебя его сберег,От свинца прикрыл собою?..
1943
Когда я раненый лежал в пыли,Страдая от удушливого жара,Не отличая неба от земли,Артиллерийских залпов от кошмара,
И ни стонать, ни говорить не мог, -Тогда прямой, с пушистой желтизноюОткуда ни возьмись степной цветокВиденьем детства встал передо мною.
Что я припомнил в этот миг?Леса,Деревни, в палисадниках рябину,Под солнцем поле спелого овсаИ матери натруженную спину…
Что я услышал?Дробный стук колес,Крик петуха на просмоленной крыше,Шум светлых сосен и жужжанье ос.Раздольный звон бубенчиков услышал…
Ах, родина, лесная сторона!Как все стократ для сердца стало мило -Брусника в чащах,Рек голубизна, -Война все чувства наши обострила.
Просторны тесом крытые дворы,В холмистом поле широки загоны.Как многолюдны свадьбы и пиры,Как сарафаны девичьи пестры,Каким достоинством полны поклоны!
Моторы в сизых ельниках стучат,Плывет над лесом рокот молотилок,И запахи бензина не глушатСмолистого дыхания опилок.
А сколько зверя, сколько птиц в бору…И потому, что все перед глазами.Не дрогну я в сражениях с врагами,Земли родной не выдам: Не умру!
1943
Желтые дороженьки,Далекие походы.Ноженьки вы, ноженьки,Ботинки-скороходы!
Дубленые, солдатские, -Шнурки в пыли багровой,Подошвы ленинградские,Уральские подковы.
Низы, лощины грязные,Болото на болоте,Завалы непролазные, -А вы себе идете!
А вы себе шагаетеИ удержу не знаете,И горы вам не горы,Озера не озера.
Дорог и троп исхожено -Самим не надивиться!Но нам было положеноПройти по заграницам.
Над Польшей, над РумыниейВсе шире небо синее.Встречали нас со славоюЮнаки Югославии…
Пылят, пылят дороженьки,Шумят речные воды.Ах, ноженьки вы, ноженьки,Ботинки-скороходы!
Суконные обмотки,Железные подметки!Земля вовек не виделаУверенней походки.
1945
Все испытала, все превозмогла -Года тяжелых рукопашных схваток,И выстрелы врагов из-за угла,И длинные хвосты у продпалаток.
"Великая!" - мы говорим о ней,Даем присягу в верности сыновнейИ воспеваем с пристальной любовьюБерезки, речки, ширь ее полей.
А все ли помнимИ всегда льо том,Что родина была, и есть, и будетНе только реки, горы, отчий дом,Не просто небо и земля.А - люди?
Все те, что - рядом, под боком у нас,И - далеко,чужие нам по крови,И все они нуждаются подчасВ тепле, в участье,В братском добром слове.
С любым ты мог служить в одном полку,Делиться на походе сигаретой,В далекой стороне, как земляку,Поверить душу…Как забыть об этом?
И если ныне он, товарищ твой,Твой соотечественник - пусть не близкий,Безвестный пусть,- в беде, в нужде какой,Спеши ему помочь, он не чужой.Не отмахнись служебного запиской.
Спеши на выручку, других зови, -Пусть не найдется душ глухих и жестких!Без этого к чему слова любвиО родине,О речках,О березках?!
1956
Яшин А. Я.
Я96 Баллада о танке /Худож. Леонид Бирюков. М.: Сов. Россия, 1987. - 24 с.: ил.
Стихи известного советского поэта А. Я. Яшина (1913–1968) о Великой Отечественной войне.
4803010102-336
Я ------------------------ 266_87
М-105(03)87
Для детей младшего школьного возраста
Александр Яковлевич Яшин
БАЛЛАДА О ТАНКЕ
Редактор А. И. Стройло
Художественный редактор М. В. Таирова
Технический редактор И. И. Павлова
Корректор С. В. Мироновская
ИБ № 4976
Сдано в набор 19.12.86. Подписано в печать 06.05.87.
Формат 70X100 1/16. Бумага офсетная № 1. Гарнитура школьная. Печать офсетная. Усл. п. л. 1,95. Усл. кр. - отт. 7, 80. Уч. - изд. л. 1,51. Тираж 100 000 экз. Заказ № 48.
Цена 10 к. Изд. инд. ЛД-123.
Ордена "Знак Почета" издательство "Советская Россия" Государственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли.
103012, Москва, проезд Сапунова, 13/15.
Фабрика офсетной печати № 2 Росглавполиграфпрома Государственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли.
141800, г. Дмитров Московской области, Московская, 3.
profilib.org
Published on07-Apr-2016
View354
Download1
DESCRIPTION
Александр ЯШИН. Избранные стихотворения. Северо-Западное книжное издательство. 1971
Transcript
documents.tips
|
philosofiya.ru
Неизвестно, при каких обстоятельствах и когда точно познакомилась Вероника Тушнова с поэтом и писателем Александром Яшиным, которого она так горько и безнадёжно полюбила и которому посвятила свои самые прекрасные стихи. Безнадёжно — потому что Яшин, отец семерых детей, был женат уже третьим браком. Близкие друзья шутя называли семью Александра Яковлевича «яшинским колхозом». Казалось бы всё было у Яшина до встречи с Тушновой, но чего-то не хватало: Работать с охотой. Всё не хватает В жизни чего-то. Днём не сидится, Ночью не спится... Надо на что-то Большое решиться! С кем-то поссориться? С чем-то расстаться? На год на полюсе Обосноваться? Может, влюбиться? О, если б влюбиться! Что-то должно же В жизни случиться. Если б влюбиться, Как в школе когда-то, Как удавалось До ослепленья, До поглупенья, До вдохновенья! На морозе часами, Записки стихами. Наивных записках Вдруг обнаружится И превратятся Мои откровения В самые лучшие Стихотворения. И случилось. В жизнь ворвалась любовь. Его любит удивительная женщина, талантливая, красивая, тонко чувствующая… Длительные, очень неровные, бурные отношения любящих друг друга людей, к тому же поэтов, выплёскивались на страницы поэтических сборников. «И превратятся мои откровения в самые лучшие стихотворения», — писал Яшин в 1961-м году. Воистину это так, потому что в последние годы жизни его буквально прорвало, и я просто советую найти, прочитать и сравнить ранние и поздние его стихи. Пусть — безответно, Только бы любить, Только б не бесследно По земле ходить. Трав густым настоем Дышать в шалаше, Только бы простоев Не знать душе. Небом или сушей За любимой вслед — То же, что в грядущее Скрытно жить, в немилости. Но в любой миг Из-под ног вырасти Для меня не горе Судьба бобыля, Пахло б морем — море, И землей — земля. Буду жить, как птица, Петь, как ручей. Только б не лишиться Бессонных ночей. Пусть безответная, Как-нибудь и с этою Ношей примирюсь. Ни на что не сетую, Только бы любить. Давай безответную — Так тому и быть. Впрочем, что ж охотно На костер лезть? Мы еще посмотрим, Любовь была тайной. Любовь была грешной. Вероника, видимо, не позволила себе разрушить его семью, потому что, как мудрая женщина, понимала: на чужом несчастье счастья не построишь. Вероника Михайловна даже и не помышляла о том, чтобы увести любимого из семьи. Она бы никогда не смогла быть счастлива, сделав несчастными других: Небо желтой зарей окрашено, недалеко до темноты... Как тревожно, милый, как страшно, как боюсь твоей немоты. Ты ведь где-то живешь и дышишь, улыбаешься, ешь и пьешь... Неужели совсем не слышишь? Не окликнешь? Не позовешь? Я покорной и верной буду, не заплачу, не укорю. И за праздники, и за будни, и за все я благодарю. А всего-то и есть: крылечко, да сквозной дымок над трубой, да серебряное колечко, пообещанное тобой. Да на дне коробка картонного два засохших с весны стебля, да еще вот — сердце, мертвым было бы без тебя. Они встречались тайно, в других городах, в гостиницах, ездили в лес, бродили целыми днями, ночевали в охотничьих домиках. А когда возвращались на электричке в Москву, Яшин просил Веронику выходить за две-три остановки, чтобы их не видели вместе. Я одна тебя любить умею, да на это права не имею, будто на любовь бывает право, будто может правдой стать неправда. Не горит очаг твой, а дымится, не цветёт душа твоя - пылится. Задыхаясь, по грозе томится, ливня молит, дождика боится... Всё ты знаешь, всё ты понимаешь, что подаришь - тут же отнимаешь. Всё я знаю, всё я понимаю, боль твою качаю, унимаю... В 1961 году Яшин написал стихотворение «Речка Вертушинка» (легко догадаться, что Вертушинка – ласковый образ Вероники Тушновой): Над тобой не одна осинка Одурманенно склонена. Колдовством твоим, Вертушинка, Вся душа до краев полна. Завертела, обворожила, Закружила меня чуть свет. Что ж ты делаешь, вражья сила?- И зимой избавленья нет. С увлеченьем, с ожесточеньем, Изворачиваясь и дразня, Обнажаешь мои коренья, Словно хочешь свалить меня. Не весеннее наше дело: Сколь ни тешься, ни молодись - Я не тот, и ты обмелела, Так застынь же, угомонись! Вероника ему ответила не менее талантливо, хлёстко и нежно: Хороша, говоришь, красива? Что ж клянешь ты ее с тоской? Не кори, а скажи спасибо быстрине ее колдовской. И в погоду, и в непогоду над речонкою склонена, пьет осинка живую воду, через то и жива она. Вертушинке ли не струиться? Нет иных у нее примет… Если речка угомонится, значит, речки на свете нет. То мелеет, то прибывает, — любо-дорого поглядеть… Реки старыми не бывают, им не надобно молодеть. Не страшись ее круговерти, не беги от воды хмельной, успокоится после смерти, нету вечных рек под луной! Вдвоём им приходилось бывать не часто. Яшин тщательно скрывал возлюбленную от друзей и знакомых. Встречи были редкими. И вся жизнь влюблённой женщины превратилась в мучительное ожидание этих горько-счастливых встреч. Он был порядочным человеком, Александр Яковлевич Яшин. И чувство долга возобладало. Но сердцу-то невозможно приказать. И разрывалось сердце между долгом и любовью. А возлюбленная то покорно ждала, то ревниво терзалась, то упрекала, но чаще смиренно принимала выпавшую ей судьбу: Ты всё еще тревожишься — что будет? А ничего. Все будет так, как есть. Поговорят, осудят, позабудут,— у каждого свои заботы есть. Не будет ничего... А что нам нужно? Уж нам ли не отпущено богатств: то мрак, то свет, то зелено, то вьюжно, вот в лес весной отправимся, бог даст... Нет, не уляжется, не перебродит! Не то, что лечат с помощью разлук, не та болезнь, которая проходит, не в наши годы... Так-то, милый друг! И только ночью боль порой разбудит, как в сердце — нож... Подушку закушу и плачу, плачу, ничего не будет! А я живу, хожу, смеюсь, дышу... Читаешь её стихи и понимаешь: чувство было настоящим, мучительным, страстным. Не легкая интрижка, а любовь, которая становится смыслом жизни, самой жизнью. Любовь, о которой втайне мечтает каждый из нас. Правда, и платить за такое горение чувств приходится дорого. Порой, жизнью. Вероника растворилась в своей любви и сгорела на ее костре. Но остались стихи, искренние и взволнованные. Гонит ветер туч лохматых клочья, снова наступили холода. И опять мы расстаёмся молча, так, как расстаются навсегда. Ты стоишь и не глядишь вдогонку. Я перехожу через мосток... Ты жесток жестокостью ребёнка — от непонимания жесток. Может, на день, может, на год целый эта боль мне жизнь укоротит. Если б знал ты подлинную цену всех твоих молчаний и обид! Ты бы позабыл про всё другое, ты схватил бы на руки меня, поднял бы и вынес бы из горя, как людей выносят из огня. Сохранить отношения в тайне не получилось. Друзья осуждают его, в семье настоящая трагедия. Разрыв с Вероникой Тушновой был предопределён и неизбежен. Что делать, если любовь пришла на излете молодости? Что делать, если жизнь уже сложилась, как сложилась? Что делать, если любимый человек не свободен? Запретить себе любить? Невозможно. Расстаться – равносильно смерти. Но они расстались. Так решил он. А ей ничего не оставалось, как подчиниться. В чем отказала я тебе,скажи? Ты целовать просил — я целовала. Ты лгать просил,— как помнишь, и во лжи ни разу я тебе не отказала. Всегда была такая, как хотел: хотел — смеялась,а хотел — молчала... Но гибкости душевной есть предел, и есть конец у каждого начала. Меня одну во всех грехах виня, все обсудив и все обдумав трезво, желаешь ты, чтоб не было меня... Не беспокойся —я уже исчезла. Помнишь, как залетела в окно синица, Какого наделала переполоху? на свою залетную птицу, сама понимаю, что это плохо. Только напрасно меня ты гонишь, Словами недобрыми ранишь часто: я не долго буду с тобой - до своего последнего часа. Потом ты плотнее притворишь двери, рамы заклеешь бумагой белой... Когда-нибудь вспомнишь, неужели летала, мешала, пела? Началась черная полоса в её жизни, полоса отчаяния и боли. Наверное, поначалу она еще ждала и надеялась. Как ждет и надеется на чудо приговоренный к смерти. Именно тогда родились в ее страдающей душе эти пронзительные строки: не отрекаются любя… А он, красивый, сильный, страстно любимый, отрёкся. Он метался между чувством долга и любовью. Чувство долга победило. Но почему же так грустно от этой победы? Биенье сердца моего, тепло доверчивого тела... Как мало взял ты из того, что я отдать тебе хотела. А есть тоска, как мед сладка, и вянущих черемух горечь, и ликованье птичьих сборищ, и тающие облака.. Есть шорох трав неутомимый, и говор гальки у реки, не переводимый ни на какие языки. Есть медный медленный закат и светлый ливень листопада... Как ты, наверное, богат, что ничего тебе не надо. В 1965 году она, красивая черноволосая женщина с печальными глазами (за характерную и непривычную среднерусскому глазу красоту ее иногда называли «восточной красавицей»), с мягким характером, любившая дарить подарки не только близким, но и просто друзьям, вынуждена была лечь в больницу с диагнозом «рак». Александр Яшин, конечно, навещал её. Марк Соболь, долгие годы друживший с Тушновой, стал невольным свидетелем одного из таких посещений. «Я, придя к ней в палату, постарался ее развеселить. Она возмутилась: не надо! Ей давали антибиотики, от которых стягивало губы, ей было больно улыбаться. Выглядела она предельно худо. Неузнаваемо. А потом пришел – он! Вероника скомандовала нам отвернуться к стене, пока она оденется. Вскоре тихо окликнула: "Мальчики..." Я обернулся – и обомлел. Перед нами стояла красавица! Не побоюсь этого слова, ибо сказано точно. Улыбающаяся, с пылающими щеками, никаких хворей вовеки не знавшая молодая красавица. И тут я с особой силой ощутил, что все, написанное ею, – правда. Абсолютная и неопровержимая правда. Наверное, именно это называется поэзией...» В последние дни перед смертью Вероника Михайловна запретила пускать к себе в палату Александра Яковлевича. Она хотела, чтобы любимый запомнил ее красивой и веселой. А на прощанье написала: Я стою у открытой двери, я прощаюсь, я ухожу. Ни во что уже не поверю, – Чтоб не мучиться поздней жалостью, от которой спасенья нет, напиши мне письмо, пожалуйста, вперед на тысячу лет. Не на будущее, так за прошлое, за упокой души, напиши обо мне хорошее. Я уже умерла. Напиши! Умирала знаменитая поэтесса в тяжелых мучениях. Не только от страшной болезни, но и от тоски по любимому человеку. На 51-м году жизни – 7 июля 1965 года – Вероники Михайловны Тушновой не стало. После нее остались рукописи в столе: недописанные листки поэмы и нового цикла стихов. Александр Яшин был потрясен смертью любимой женщины. Он напечатал в «Литературной газете» некролог – не побоялся – и сочинил стихи: Вот теперь-то мне и любить Ты теперь от меня никуда, И никто над душой не властен, До того устойчиво счастье, Что любая беда — не беда. Никаких перемен не жду, Что бы впредь со мной ни случилось: Будет все, как в первом году, Как в последнем было году,— Время наше остановилось. И размолвкам уже не быть: Нынче встречи наши спокойны, Только липы шумят да клены... Вот теперь-то мне и любить! Мы с тобой теперь не подсудны Мы с тобой теперь не подсудны, Дело наше прекращено, Перекрещено, Никому из-за нас не трудно, Да и нам уже все равно. Поздним вечером, Утром ранним След запутать не хлопочу, Не затаиваю дыханье — Прихожу к тебе на свиданье В сумрак листьев, Яшин понял, что любовь никуда не делась, не сбежала из сердца по приказу. Любовь только затаилась, а после смерти Вероники вспыхнула с новой силой, но уже в ином качестве. Обернулась тоской, мучительной, горькой, неистребимой. Не стало родной души, по-настоящему родной, преданной… Вспоминаются пророческие строки Тушновой: Только жизнь у меня короткая, только твердо и горько верю: не любил ты свою находку – полюбишь потерю. Рыжей глиной засыплешь, за упокой выпьешь... Домой воротишься – пусто, из дому выйдешь – пусто, в сердце заглянешь – пусто, на веки веков – пусто! Наверное, в эти дни он до конца, с пугающей ясностью понял горестный смысл вековой народной мудрости: что имеем, то не ценим, потерявши – горько плачем. Думалось да казалось... Думалось, все навечно, Как воздух, вода, свет: Веры ее беспечной, Силы ее сердечной Хватит на сотню лет. Ночь или день - не в счет, Из-под земли явится, С горем любым справится, Море переплывет. Пройдет по пояс В звездном сухом снегу, Через "не могу". Будет дежурить, Месяц в ногах без сна, Только бы - рядом, Радуясь, что нужна. Как ты меня подвела! Вдруг навсегда ушла - С властью не посчиталась, Что мне сама дала. С горем не в силах справиться, Нет, ничего не поправится: Из-под земли не явится, Разве что не наяву. После её смерти Александр Яковлевич за свои оставшиеся на земле три года, похоже, понял, какой любовью его одарила судьба. («Я каюсь, что робко любил и жил...») Он сочинил главные свои стихотворения, в которых – глубокое раскаяние поэта и завет читателям, думающим порой, что смелость и безоглядность в любви, открытость во взаимоотношениях с людьми и миром приносят одни несчастья. Книги лирической прозы А. Я. Яшина 1960-х годов «Угощаю рябиной» или высокой лирики «День творенья» возвращают читателей к пониманию не измельчавших ценностей и вечных истин. В завет всем слышится живой, тревожный и страстный голос признанного классика советской поэзии: «Любите и спешите делать добрые дела!» Скорбящий на могиле женщины, ставшей его горькой, предсказанной ею же потерей (Тушнова умерла в 1965-м), в 1966 году он пишет: А ведь, наверно, ты где-то есть? Моя… Но какая? Красивая? Добрая? Может, злая?.. Не разминуться бы нам с тобою. Друзья Яшина вспоминали, что после смерти Вероники он ходил, как потерянный. Большой, сильный, красивый человек, он как-то сразу сдал, словно погас внутри огонек, освещавший его путь. Он умер через три года от той же неизлечимой болезни, что и Вероника. Незадолго до смерти Яшин написал свою «Отходную»: О, как мне будет трудно умирать, На полном вдохе оборвать дыханье! Не уходить жалею - Покидать, Боюсь не встреч возможных - Расставанья. Несжатым клином жизнь лежит у ног. Мне никогда земля не будет пухом: Ничьей любви до срока не сберег И на страданья отзывался глухо. Сбылось ли что? Куда себя девать От желчи сожалений и упреков? О, как мне будет трудно умирать! И никаких извлечь уроков. Говорят, от любви не умирают. Ну, разве что в 14 лет, как Ромео и Джульетта. Это не правда. Умирают. И в пятьдесят умирают. Если любовь настоящая. Миллионы людей бездумно повторяют формулу любви, не осознавая ее великую трагическую силу: я тебя люблю, я не могу без тебя жить… И спокойно живут дальше. А Вероника Тушнова - не смогла. Не смогла жить. И умерла. От рака? А может, от любви? Незадолго до смерти она написала эти строки: Я прощаюсь с тобою у последней черты. С настоящей любовью, может, встретишься ты. Пусть иная, родная, та, с которою - рай, все равно заклинаю: вспоминай! вспоминай! Вспоминай меня, если хрустнет утренний лед, если вдруг в поднебесье прогремит самолет, если вихрь закурчавит душных туч пелену, если пес заскучает, заскулит на луну, если рыжие стаи закружит листопад, если за полночь ставни застучат невпопад, если утром белесым закричат петухи, вспоминай мои слезы, губы, руки, стихи... Позабыть не старайся, прочь из сердца гоня, не старайся, не майся - слишком много меня! И он тоже не смог жить без неё. Через три года после кончины своей любимой, 11 июня 1968 года, на 56-м году жизни, в Москве, тосковавший по Веронике поэт умер. Его похоронили на родине в Вологодской области, в деревне Блудново. Диагноз смерти А. Я. Яшина звучал так же зловеще – «рак». И сразу вспоминается классическое: «Бывают странные сближенья!» ВЕРОНИКЕ ТУШНОВОЙ И АЛЕКСАНДРУ ЯШИНУ Сто часов счастья, Чистейшего, без обмана... Сто часов счастья! Разве этого мало? В. Тушнова Я не открою, право же, секрета, Коль гляну в ваши трепетные дни. Вы жили, как Ромео и Джульетта, Хоть были втрое старше, чем они. Но разве же зазорна иль позорна В усталом сердце брызнувшая новь?! Любви и впрямь «все возрасты покорны», Когда придёт действительно любовь! Бывает так: спокойно, еле-еле Живут, как дремлют в зиму и жару. А вы избрали счастье. Вы не тлели, Вы горячо и радостно горели, Горели, словно хворост на ветру, Пускай бормочет зависть, обозлясь, И сплетня вслед каменьями швыряет Вы шли вперёд, ухабов не страшась, Ведь незаконна в мире только грязь, Любовь же «незаконной» не бывает! Дворец культуры. Отшумевший зал. И вот мы трое за крепчайшим чаем. Усталые, смеёмся и болтаем. Что знал тогда я? Ничего не знал. Но вслушивался с лёгким удивленьем, Как ваши речи из обычных слов Вдруг обретали новое значенье, И всё — от стен до звёздного круженья — Как будто говорило про любовь! Да так оно, наверное, и было. Но дни у счастья, в общем, коротки. И, взмыв в зенит и исчерпав все силы, Она, как птица, первой заплатила За «сто часов» блаженства и тоски... А в зимний вечер, может, годом позже Нас с ним столкнул людской водоворот. И сквозь беседу ну почти что кожей Я чувствовал: о, как же не похожи Два человека — нынешний и тот. Всегда горячий, спорщик и боец, Теперь, как в омут, погружённый в лихо, Брёл как во сне, потерянный и тихий, И в сердце вдруг, как пуля: — Не жилец!.. Две книги рядом в комнатной тиши... Как два плеча, прижатые друг к другу. Две нежности, два сердца, две души, И лишь любовь одна, как море ржи, И смерть одна, от одного недуга... Но что такое смерть или бессмертье?! Пусть стали тайной и она, и он, И все же каждый верен и влюблён И посейчас, и за чертою смерти! Две книги рядом, полные тепла, Где в жилах строк — упругое биенье. Две книги рядом, будто два крыла, Земной любви живое продолженье. Я жал вам руки дружески не раз, Спеша куда-то в городском трезвоне, И вашу боль, и бури ваших глаз, Всё ваше счастье, может, в первый раз, Как самородок, взвесил на ладони. И коль порой устану от худого, От чьих-то сплетен или мелких слов, Махну рукой и отвернусь сурово. Но лишь о вас подумаю, как снова Готов сражаться насмерть за любовь! Эдуард Асадов
Роман в стихах Вероника Тушнова – Александру Яшину: Я боялась тебя, я к тебе приручалась с трудом, я не знала, что ты мой родник, хлеб насущный мой, дом! Но ты в другом, далёком доме и даже в городе другом. Чужие властные ладони лежат на сердце дорогом. Ты не думай, я смелая, не боюсь ни обиды, ни горя, что захочешь — всё сделаю, — слышишь, сердце моё дорогое? Мне остались считанные вёсны, так уж дай на выбор, что хочу: ёлки сизокрылые, да сосны, да берёзку — белую свечу. Не кори, что пожелала мало, не суди, что сердцем я робка. Так уж получилось, — опоздала … Дай мне руку! Где твоя рука? Не нужны мне улыбки льстивые, не нужны мне слова красивые, из подарков хочу одно я — сердце твоё родное. Я тебе не помешаю и как тень твоя пройду… Жизнь такая небольшая, а весна — одна в году. Там поют лесные птицы, там душа поёт в груди… Сто грехов тебе простится, если скажешь: Я Тебе не всё ещё рассказала, — знаешь, как я хожу по вокзалам? Как расписания изучаю? Как поезда по ночам встречаю? Я говорю с тобой стихами, остановиться не могу. Они как слёзы, как дыханье, и, значит, я ни в чем не лгу… Всё необычно этим летом странным: и то, что эти ели так прямы, и то, что лес мы ощущаем храмом, и то, что боги в храме этом — мы! Разжигаю костры и топлю отсыревшие печи, и любуюсь, как ты расправляешь поникшие плечи, и слежу, как в глазах твоих льдистая корочка тает, как душа твоя пасмурная рассветает и расцветает. Ты научил меня терпенью птицы, готовящейся в дальний перелёт, терпенью всех, кто знает, что случится, и молча неминуемого ждёт. То колкий, то мягкий не в меру, то слишком весёлый подчас, ты прячешь меня неумело от пристальных горестных глаз… Может, все ещё сбудется? Мне — лукавить не стану — всё глаза твои чудятся, то молящие, жалкие, то весёлые, жаркие, счастливые, изумлённые, рыжевато-зелёные. Ты ведь где-то живёшь и дышишь, улыбаешься, ешь и пьёшь… Неужели совсем не слышишь? Не окликнешь? Не позовёшь? Я покорной и верной буду, не заплачу, не укорю. И за праздники, и за будни, и за всё я благодарю. Не сердись на свою залётную птицу, сама понимаю, что это плохо. Только напрасно меня ты гонишь, словами недобрыми ранишь часто: я не долго буду с тобой — всего лишь до своего последнего часа. Сутки с тобою, месяцы — врозь… Спервоначалу так повелось. Уходишь, приходишь, и снова, и снова прощаешься, то в слёзы, то в сны превращаешься. А сны всё грустнее снятся, а глаза твои всё роднее, и без тебя оставаться всё немыслимей! Всё труднее! Всегда была такая, как хотел: хотел — смеялась, а хотел — молчала… Но гибкости душевной есть предел, и есть конец у каждого начала. Ты не любишь считать облака в синеве. Ты не любишь ходить босиком по траве. Ты не любишь в полях паутин волокно, ты не любишь, чтоб в комнате настежь окно, чтобы настежь глаза, чтобы настежь душа, чтоб бродить, не спеша, и грешить не спеша. Над скалистой серой кручей плавал сокол величаво, в чаще ржавой и колючей что-то сонно верещало. Под румяною рябиной ты не звал меня любимой, целовал, в глаза не глядя, прядей спутанных не гладя. Вокруг меня как будто бы ограда чужих надежд, любви, чужого счастья… Как странно — всё без моего участья. Как странно — никому меня не надо… Говорят: «Вы знаете, он её бросил…». А я без Тебя как лодка без вёсел. Знаешь ли ты, что такое горе? А знаешь ли ты, что такое счастье? Как подсудимая стою… А ты о прошлом плачешь, а ты за чистоту свою моею жизнью платишь. Ну что же, можешь покинуть, можешь со мной расстаться, — из моего богатства ничего другой не отдастся. Не в твоей это власти, как было, так всё и будет. От моего злосчастья счастья ей не прибудет. Меня одну во всех грехах виня, всё обсудив и всё обдумав трезво, желаешь ты, чтоб не было меня… Не беспокойся — я уже исчезла. Ты не горюй обо мне, не тужи, — тебе, а не мне доживать во лжи, мне-то никто не прикажет: — Молчи! Улыбайся! — когда хоть криком кричи. Не надо мне до скончанья лет думать — да, говорить — нет. Я-то живу, ничего не тая, как на ладони вся боль моя, как на ладони вся жизнь моя, какая ни есть — вот она я! Я не плыву,— иду ко дну, на три шага вперёд не вижу, себя виню, тебя кляну, бунтую, плачу, ненавижу… У всех бывает тяжкий час, на злые мелочи разъятый. Прости меня на этот раз, и на другой, и на десятый, — ты мне такое счастье дал, его не вычтешь и не сложишь, и сколько б ты ни отнимал, ты ничего отнять не сможешь. Не слушай, что я говорю, ревнуя, мучаясь, горюя… Благодарю! Благодарю! Вовек не отблагодарю я! Не добычею, не наградою, — была находкой простою. Оттого, наверно, не радую, потому ничего не стою. Только жизнь у меня короткая, только твёрдо и горько верю: не любил ты свою находку — полюбишь потерю… Я стою у открытой двери, я прощаюсь, я ухожу. Ни во что уже не поверю, — всё равно напиши, прошу! Чтоб не мучиться поздней жалостью, от которой спасенья нет, напиши мне письмо, пожалуйста, вперёд на тысячу лет. Не на будущее, так за прошлое, за упокой души, напиши обо мне хорошее. Я уже умерла. Напиши! Я прощаюсь с тобой у последней черты. С настоящей любовью, может, встретишься ты. Сто часов счастья, чистейшего, без обмана. Сто часов счастья! Разве этого мало? Не отрекаются, любя… Александр Яшин – Веронике Тушновой: Как вы подумать только могли, что от семьи бегу? Ваш переулок — не край земли, я — не игла в стогу… В мире то оттепель, то мороз — трудно тянуть свой воз. Дружбы искал я, не знал, что нёс столько напрасных слёз. Я тебя не хочу встречать. Я тебя не хочу любить. Легче воду всю жизнь качать, на дороге камни дробить. Лучше жить в глуши, в шалаше, там хоть знаешь наверняка, почему тяжело на душе, отчего находит тоска… Воскресни! Возникни! Сломалась моя судьба. Померкли, поникли все радости без тебя. Пред всем преклоняюсь, чем раньше не дорожил. Воскресни! Я каюсь, что робко любил и жил. А мы друг друга и там узнаем. Боюсь лишь, что ей без живого огня шалаш мой уже не покажется раем, и, глянув пристально сквозь меня, по давней привычке ещё послушна, добра и доверчива, там она уже не будет так влюблена, так терпеливо великодушна. Подари мне, боже, ещё лоскуток шагреневой кожи! Не хочу уходить! Дай мне, боже, ещё пожить. И женщины, женщины взгляд влюблённый, чуть с сумасшедшинкой и отрешённый, самоотверженный, незащищённый… Так чего же мне желать вкупе со всеми? Надо просто умирать, раз пришло время…
vokrugknig.blogspot.com
|
|
|
|
|
|
