Содержание:
Однообразно и печально Шли годы детства моего: Я помню дом наш деревянный, Кусты сирени вкруг него, Подъезд, три комнаты простые С балконом на широкий двор, Портретов рамы золотые, Разнохарактерный узор Причудливых изображений На белом фоне потолков - Счастливый плод воображенья Оригинальных маляров, Лампадку перед образами, Большой диван и круглый стол, На нем часы, стакан с цветами, Под ним узорчатый ковер... С каким восторгом я встречал Час утра летнею порою, Когда над сонною землею Восток безоблачный пылал И золотистыми волнами, Под дуновеньем ветерка, Над полосатыми полями Паров вставали облака! С какой-то тайною отрадой Глядел я на лазурь небес, На даль туманную и лес С его приветливой прохладой, На цепь курганов и холмов, На блеск и тень волнистой нивы, На тихо спящие заливы В зеленых рамах берегов. Дитя степей, дитя свободы, В пустыне рос я сиротой, И для меня язык природы Одной был радостью святой... Зато как скучен я бывал, Когда сырой туман осенний Поля и дальние деревни, Как дым свинцовый, одевал, Когда деревья обнажались И лился дождь по целым дням, Когда в наш дом по вечерам Соседи шумные сбирались, Бранили вечный свой досуг, Однообразный и ленивый, А самовар, как верный друг, Их споры слушал молчаливо И пар струистый выпускал Иль вдруг на их рассказ бессвязный Какой-то музыкою странной, Как собеседник, отвечал... В ту пору, скукою томимый, От шума их я уходил И ночь за книгою любимой, Забытый всеми, проводил, Иль слушал няни устарелой О блеске чудных царств и гор Одушевленный разговор Во мраке залы опустелой.
1. Рассвет
Мне детство предстает, как в утреннем тумане Долина мирная. Под дымчатый покров, Сливаясь, прячутся среди прохлады Леса зеленые и линии холмов, А утро юное бросает в ликованье Сквозь клубы сизые румяное сиянье. Все образы светлы, и все неуловимы. Знакомого куста тревожно ищет взор, Подслушать хочется, как шепчет лист незримый Студеный ключ ведет знакомый разговор; Но смутно все... Душа безгрешный сон лелеет, Отвсюду свежесть ей благоуханно веет. [1854-1855]
2. Лес
На горной крутизне я помню шумный лес, Веками взрощенный в торжественности дикой, И там был темный грот между корней древес, Поросший влажным мхом и свежей повиликой. Его тенистый свод незримо пробивая, Студеный падал ключ лепечущей струей... Ребенком, помнится, здесь летнею порой В безмолвной праздности я сиживал, внимая. Тонули шелесты, и каждый звук иль шум В широком ропоте лесного колыханья, И смутным помыслом объят был детский ум Средь грез таинственных и робкого желанья. [2 мая — 14 октября 1857]
3. Кривая береза
У нас в большом лесу глубокий был овраг С зеленым дном из трав, а кверху в свежих силах Рос густолиственно орешник и дубняк, Приют певучих птиц и мух прозрачнокрылых. А через весь овраг, начав с кривых корней, Береза белая, клонясь дугою гибкой, Шептала листьями повиснувших ветвей И гнулась на тот край к земле вершиной зыбкой, О, как же я любил вдоль по ее спине, Цепляяся, всползать до самой середины, И там, качаяся в воздушной вышине, Смотреть на свет и тень в сырую глубь стремнины! [Июль—август 1859]
4. Две любви
Я помню барышню в семействе нам родном — То было юное и стройное созданье С весенним голосом, приветливым лицом, Радушно отроку дарившее вниманье. С благоговением я на нее смотрел, Блаженствуя в мечтах стыдливых и спокойных; Но образ мною всем иной тогда владел — То женщина была в поре томлений знойных, Прикосновенье к ней, привет ее И ласка мягкая, и долгое лобзанье Рождали тайный жар в ребяческой крови, На млеющих устах стеснялося дыханье... [Июль—август 1859]
5. Первая дружба
Я помню отрока с кудрявой головой, С большими серыми и грустными глазами... Тропой росистою мы шли с горы крутой, В тумане за рекой был город перед нами, И дальний колокол кого-то звал к мольбе; А мы, обнявшися, при утренней деннице, Мы дружбы таинство поведали себе, И чистая слеза блеснула на реснице. Расстались мы детьми... Не знаю, жив ли он... Но дружбы первый миг храню я и доныне В воспоминании — как мой весенний сон, Как песнь сердечную, подобную святыне. [Июль—август 1859]
6. Новый Год
То было за полночь на самый Новый год, А я один без сна лежал в моей постели И слушал тишины дыхание и ход... Лучи лампадные в бродячей тьме блестели. В окно виднелся двор; он был и пуст и тих, По снегу белому с небес луна мерцала... И мне пришел на ум мой первый робкий стих, И рифма, как струи падение, звучала. Я сердце посвящал задумчивой тоске, В моем едва былом ловил напев унылый, А мысль какой-то свет искала вдалеке, И звали к подвигам неведомые силы. [1859]
7. Дувр
У моря шумного, на склоне белых скал, Где слышны вечных волн таинственные пени, В унылой памяти я тихо вызывал Моих прошедших дней исчезнувшие тени, Из отдаленных мест, из смолкнувших времен Они передо мной, ласкаясь, возникали, И я, забывшися, поник в блаженный сон Про счастье детское и детские печали,
О! погодите же, вживитесь в жизнь мою — Давно минувшего приветливые тени!.. Но вы уноситесь... и я один стою И слышу вечных волн тоскующие пени. [Июль—август 1859]
В детстве раз весеннею порою На свободе я в саду родном гулял, Солнышко играло надо мною, Светлый взор его меня увеселял.
На меня смеясь глядел лужочек, На него с улыбкой нежной я глядел, А вдали, вечерний мой дружочек, Соловей о чем-то сладком сладко пел.
Начал я беседовать с цветами, Уж сказал им и молитву, и урок... Вдруг, гляжу, облитая лучами, Тихо бабочка садится на цветок.
Кажет нам весенние обновки, Не видал еще я краше и милей! Искры яхонтов на маленькой головке, Камни жемчуга на крылышках у ней!
И прельстился чудным я созданьем, И, подкравшись тихо, бабочку схватил... Ах, зачем, обманутый желаньем - Глупый мальчик - я желанья не смирил?
Ах, зачем! (Я очерствел с годами!) И теперь еще в душе тоска и страх: Стер я жемчуг детскими руками, Искры яхонтов растаяли в слезах!
Плакало прекрасное творенье, Плача, я дышал тихонько на нее: Не летит! - вдвойне мое мученье! - На свободу не летит - и не мое!
Под кусточком розы тихо села, Наземь томную головку опустя, Жаловаться солнышку не смела, - Добренькая! - не хотела на меня.
Как я плакал!.. Голос всей природы Грустно мне шептал: когда б ты был добрей, Не лишил бы ты ее свободы, А свободной долго любовался б ей!
Солнышко глядело так уныло! А цветочки так печально на меня. Но за слезы мне вину простило, Умирая тихо, божие дитя.
Я теперь умней! - Живу, страдаю, Но в душе ни перед кем не винен я; Я владеть прекрасным не желаю, Я любуюсь им, как доброе дитя!
Как прелестен этот бред, Лепет детских слов. Предумышленности нет, Нет в словах оков.
Сразу - Солнце и Луна, Звезды и цветы. Вся Вселенная видна, Нет в ней темноты.
Все что было - здесь сейчас, Все что будет - здесь. Почему ж ты, Мир, для нас - Не ребенок, весь?
Чем жарче день, тем сладостней в бору Дышать сухим смолистым ароматом, И весело мне было поутру Бродить по этим солнечным палатам!
Повсюду блеск, повсюду яркий свет, Песок - как шелк... Прильну к сосне корявой И чувствую: мне только десять лет, А ствол - гигант, тяжелый, величавый.
Кора груба, морщиниста, красна, Но как тепла, как солнцем вся прогрета! И кажется, что пахнет не сосна, А зной и сухость солнечного лета.
Вот моя деревня; Вот мой дом родной; Вот качусь я в санках По горе крутой;
Вот свернулись санки И я на бок - хлоп! Кубарем качуся Под гору, в сугроб.
И друзья-мальчишки, Стоя надо мной, Весело хохочут Над моей бедой.
Всё лицо и руки Залепил мне снег... Мне в сугробе горе, А ребятам смех!
Но меж тем уж село Солнышко давно; Поднялася вьюга, На небе темно.
Весь ты перезябнешь, - Руки не согнешь, - И домой тихонько, Нехотя бредешь.
Ветхую шубенку Скинешь с плеч долой; Заберешься на печь К бабушке седой,
И сидишь, ни слова... Тихо всё кругом; Только слышишь: воет Вьюга за окном.
В уголке согнувшись, Лапти дед плетет; Матушка за прялкой Молча лен прядет.
Избу освещает Огонек светца; Зимний вечер длится, Длится без конца.
И начну у бабки Сказки я просить; И начнет мне бабка Сказку говорить:
Как Иван-царевич Птицу-жар поймал, Как ему невесту Серый волк достал.
Слушаю я сказку - Сердце так и мрет; А в трубе сердито Ветер злой поет.
Я прижмусь к старушке... Тихо речь журчит, И глаза мне крепко Сладкий сон смежит.
И во сне мне снятся Чудные края. И Иван-царевич - Это будто я.
Вот передо мною Чудный сад цветет; В том саду большое Дерево растет.
Золотая клетка На сучке висит; В этой клетке птица Точно жар горит;
Прыгает в той клетке, Весело поет, Ярким, чудным светом Сад весь обдает.
Вот я к ней подкрался И за клетку - хвать! И хотел из сада С птицею бежать.
Но не тут-то было! Поднялся шум, звон; Набежала стража В сад со всех сторон.
Руки мне скрутили И ведут меня... И, дрожа от страха, Просыпаюсь я.
Уж в избу, в окошко, Солнышко глядит; Пред иконой бабка Молится, стоит.
Весело текли вы, Детские года! Вас не омрачали Горе и беда.
Я ребенком любил большие, Медом пахнущие луга, Перелески, травы сухие И меж трав бычачьи рога.
Каждый пыльный куст придорожный Мне кричал: "Я шучу с тобой, Обойди меня осторожно И узнаешь, кто я такой!"
Только дикий ветер осенний, Прошумев, прекращал игру,- Сердце билось еще блаженней, И я верил, что я умру
Не один,- с моими друзьями С мать-и-мачехой, с лопухом, И за дальними небесами Догадаюсь вдруг обо всем.
Я за то и люблю затеи Грозовых военных забав, Что людская кровь не святее Изумрудного сока трав.
1
При звуках, некогда подслушанных минувшим, любовью молодой и счастьем обманувшим, пред выцветшей давно, знакомою строкой, с улыбкой начатой, дочитанной с тоской, порой мы говорим: ужель все это было? и удивляемся, что сердце позабыло; какая чудная нам жизнь была дана...
2
Однажды, грусти полн, стоял я у окна: братишка мой в саду. Бог весть во что играя, клал камни на карниз. Вдруг, странно замирая, подумал я: ужель и я таким же был? И в этот миг все то, что позже я любил, все, что изведал я -- обиды и успехи -- все затуманилось при тихом, светлом смехе восставших предо мной младенческих годов.
3
И вот мне хочется в размер простых стихов то время заключить, когда мне было восемь, да, только восемь лет. Мы ничего не просим, не знаем в эти дни, но многое душой уж можем угадать. Я помню дом большой, я помню лестницу, и мраморной Венеры меж окон статую, и в детской полусерый и полузолотой непостоянный свет.
4
Вставал я нехотя. (Как будущий поэт, предпочитал я сон действительности ясной. Конечно, не всегда: как торопил я страстно медлительную ночь пред светлым Рождеством!) Потом до десяти, склонившись над столом, писал я чепуху на языке Шекспира, а после шел гулять...
5
Отдал бы я полмира, чтоб снова увидать мир яркий, молодой, который видел я, когда ходил зимой вдоль скованной Невы великолепным утром! Снег, отливающий лазурью, перламутром, туманом розовым подернутый гранит,-- как в ранние лета все нежит, все пленит!
6
Тревожишь ты меня, сон дальний, сон неверный... Как сказочен был свет сквозь арку над Галерной! А горка изо льда меж липок городских, смех девочек-подруг, стук санок удалых, рябые воробьи, чугунная ограда? О сказка милая, о чистая отрада!
7
Увы! Все, все теперь мне кажется другим: собор не так высок, и в сквере перед ним давно деревьев нет, и уж шаров воздушных, румяных, голубых, всем ветеркам послушных, на серой площади никто не продает... Да что и говорить! Мой город уж не тот...
8
Зато остались мне тех дней воспоминанья: я вижу, вижу вновь, как, возвратясь с гулянья, позавтракав, ложусь в кроватку на часок. В мечтаньях проходил назначенный мне срок... Садилась рядом мать и мягко целовала и пароходики в альбом мне рисовала... Полезней всех наук был этот миг тиши!
9
Я разноцветные любил карандаши, пахучих сургучей густые капли, краски, бразильских бабочек и английские сказки. Я чутко им внимал. Я был героем их: как грозный рыцарь, смел, как грустный рыцарь, тих, коленопреклонен пред смутной, пред любимой... О, как влекли меня Ричард непобедимый, свободный Робин Гуд, туманный Ланцелот!
10
Картинку помню я: по озеру плывет широкий, низкий челн; на нем простерта дева, на траурном шелку, средь белых роз, а слева от мертвой, на корме, таинственный старик седою головой в раздумий поник, и праздное весло скользит по влаге сонной, меж лилий водяных...
11
Глядел я, как влюбленный, мечтательной тоски, видений странных полн, на бледность этих плеч, на этот черный челн, и ныне, как тогда, вопрос меня печалит: к каким он берегам неведомым причалит, и дева нежная проснется ли когда?
12
Назад, скорей назад, счастливые года! Ведь я не выполнил заветов ваших тайных. Ведь жизнь была потом лишь цепью дней случайных, прожитых без борьбы, забытых без труда. Иль нет, ошибся я, далекие года! Одно в душе моей осталось неизменным, и это -- преданность виденьям несравненным, молитва ясная пред чистой красотой. Я ей не изменил, и ныне пред собой я дверь минувшего без страха открываю и без раскаянья былое призываю!
13
Та жизнь была тиха, как ангела любовь. День мирно протекал. Я вспоминаю вновь безоблачных небес широкое блистанье, в коляске медленной обычное катанье и в предзакатный час -- бисквиты с молоком. Когда же сумерки сгущались за окном, и шторы синие, скрывая мрак зеркальный, спускались, шелестя, и свет полупечальный, полуотрадный ламп даль комнат озарял, безмолвно, сам с собой, я на полу играл, в невинных вымыслах, с беспечностью священной, я жизни подражал по-детски вдохновенно: из толстых словарей мосты сооружал, и поезд заводной уверенно бежал по рельсам жестяным...
14
Потом -- обед вечерний. Ночь приближается, и сердце суеверней. Уж постлана постель, потушены огни. Я слышу над собой: Господь тебя храни... Кругом чернеет тьма, и только щель дверная полоской узкою сверкает, золотая. Блаженно кутаюсь и, ноги подобрав, вникаю в радугу обещанных забав... Как сладостно тепло! И вот я позабылся...
15
И странно: мнится мне, что сон мой долго длился, что я проснулся -- лишь теперь, и что во сне, во сне младенческом приснилась юность мне; что страсть, тревога, мрак -- все шутка домового, что вот сейчас, сейчас ребенком встану снова и в уголку свой мяч и паровоз найду... Мечты!.. Пройдут года, и с ними я уйду, веселый, дерзостный, но втайне беззащитный, и после, может быть, потомок любопытный, стихи безбурные внимательно прочтя, вздохнет, подумает: он сердцем был дитя!
Мне сегодня как будто одиннадцать лет - Так мне просто, так пусто, так весело! На руке у меня из стекляшек браслет, Я к нему два колечка привесила. Вы звените, звените, колечки мои, Тешьте сердце веселой забавою. Я колечком одним обручилась любви, А другим повенчалась со славою. Засмеюсь, разобью свой стеклянный браслет, Станут кольца мои расколдованы, И раскатятся прочь, и пусть сгинет их след Оттого, что душе моей имени нет И что губы мои не целованы!
Я помню сад, Круженье листьев рваных Да пенье птиц, сведенное на нет, Где детство словно яблоки шафраны И никогда не яблоко ранет.
Оно в Калуге было и в Рязани Таким же непонятным, как в Крыму: Оно росло в неслыханных дерзаньях, В ребячестве, не нужном никому; Оно любило петь и веселиться И связок не жалеть голосовых…
Припоминаю: крылышки синицы Мы сравнивали с крыльями совы И, небо синее с водою рек сверяя, Глядели долго в темную реку. И, никогда ни в чем не доверяя, Мы даже брали листья трав на вкус.
А школьный мир! Когда и что могло бы Соединять пространные пути, Где даже мир — не мир, а просто глобус, Его рукой нельзя не обхватить…
Он яблоком, созревшим на оконце, Казался нам, На выпуклых боках — Где родина — там красный цвет от солнца, И остальное зелено пока.
Пускай как в детстве: сонно и тепло, И мирный снег, как сторож на дворе, Отговорит воров разбить стекло, А солнце впустит только на заре.
И снова сердце вспомнит уголки, И полки над роялью, и рояль, И кровожадные латышские стрелки Вдруг отойдут невероятно вдаль.
Пускай как в детстве: книги не любить, Ногтей не чистить, платьев не стирать, Не знать, что значит умирать и жить, И дневники, волнуясь, запирать.
russkie-stihi.ru
ДетствоНиколай Заболоцкий
Огромные глаза, как у нарядной куклы, Раскрыты широко. Под стрелами ресниц, Доверчиво-ясны и правильно округлы, Мерцают ободки младенческих зениц. На что она глядит? И чем необычаен И сельский этот дом, и сад, и огород, Где, наклонясь к кустам, хлопочет их хозяин, И что-то, вяжет там, и режет, и поет? Два тощих петуха дерутся на заборе, Шершавый хмель ползет по столбику крыльца. А девочка глядит. И в этом чистом взоре Отображен весь мир до самого конца. Он, этот дивный мир, поистине впервые Очаровал ее, как чудо из чудес, И в глубь души ее, как спутники живые, Вошли и этот дом, и этот сад, и лес. И много минет дней. И боль сердечной смуты И счастье к ней придет. Но и жена, и мать, Она блаженный смысл короткой той минут Вплоть до седых волос всё будет вспоминать.
ДетдомовцыБорис Слуцкий
Государство надеялось на детдомовцев. Всех подкидышей — кидали ему. И они без умыслов и без домыслов вырастали в детском родном дому.
На живуху сметанные суровой ниткой, бляхой стиснув тощий живот, эти дети знали, что здоровый дух в здоровом теле живет.
Они знали, что надо доедать до конца и «спасибо» сказать или «благодарствую». Что касается матери и отца, мать с отцом заменяло им государство.
Не жалело для них труда тяжелого, гарантировало им ночной покой, иногда даже стриженые головы гладило тяжелой своей рукой.
Смалу, смолоду успевали пробраться в их сердца — и об этом не умолчу — лозунги свободы, равенства, братства, белым мелом писанные по кумачу.
ДетствоИван Бунин
Чем жарче день, тем сладостней в бору Дышать сухим смолистым ароматом, И весело мне было поутру Бродить по этим солнечным палатам!
Повсюду блеск, повсюду яркий свет, Песок - как шелк... Прильну к сосне корявой И чувствую: мне только десять лет, А ствол - гигант, тяжелый, величавый.
Кора груба, морщиниста, красна, Но как тепла, как солнцем вся прогрета! И кажется, что пахнет не сосна, А зной и сухость солнечного лета.
Говорят детиАнна Ахматова
В садах впервые загорелись маки, И лету рад и вольно дышит город Приморским ветром, свежим и соленым. По рекам лодки пестрые скользят, И юных липок легонькие тени — Пришелиц милых на сухом асфальте,— Как свежая улыбка... Вдруг горькие ворвались в город звуки, Из хора эти голоса — из хора сирот,— И звуков нет возвышенней и чище, Не громкие, но слышны на весь мир. И в рупоре сегодня этот голос, Пронзительный, как флейта. Он несется Из-под каштанов душного Парижа, Из опустевших рейнских городов, Из Рима древнего. И он доходчив, Как жаворонка утренняя песня. Он — всем родной и до конца понятный... О, это тот сегодня говорит, Кто над своей увидел колыбелью Безумьем искаженные глаза, Что прежде на него всегда глядели, Как две звезды,— и это тот, Кто спрашивал: «Когда отца убили?» Ему никто не смеет возразить, Остановить его и переспорить... Вот он, светлоголовый, ясноглазый, Всеобщий сын, всеобщий внук. Клянемся, Его мы сохраним для счастья мира!
Пусть голосуют детиОльга Берггольц
Я в госпитале мальчика видала. При нем снаряд убил сестру и мать. Ему ж по локоть руки оторвало. А мальчику в то время было пять.
Он музыке учился, он старался. Любил ловить зеленый круглый мяч... И вот лежал - и застонать боялся. Он знал уже: в бою постыден плач.
Лежал тихонько на солдатской койке, обрубки рук вдоль тела протянув... О, детская немыслимая стойкость! Проклятье разжигающим войну!
Проклятье тем, кто там, за океаном, за бомбовозом строит бомбовоз, и ждет невыплаканных детских слез, и детям мира вновь готовит раны.
О, сколько их, безногих и безруких! Как гулко в черствую кору земли, не походя на все земные звуки, стучат коротенькие костыли.
И я хочу, чтоб, не простив обиды, везде, где люди защищают мир, являлись маленькие инвалиды, как равные с храбрейшими людьми.
Пусть ветеран, которому от роду двенадцать лет, когда замрут вокруг, за прочный мир, за счастие народов подымет ввысь обрубки детских рук.
Пусть уличит истерзанное детство тех, кто войну готовит,- навсегда, чтоб некуда им больше было деться от нашего грядущего суда.
ДетствоНиколай Гумилёв
Я ребенком любил большие, Медом пахнущие луга, Перелески, травы сухие И меж трав бычачьи рога.
Каждый пыльный куст придорожный Мне кричал: "Я шучу с тобой, Обойди меня осторожно И узнаешь, кто я такой!"
Только дикий ветер осенний, Прошумев, прекращал игру,- Сердце билось еще блаженней, И я верил, что я умру
Не один,- с моими друзьями С мать-и-мачехой, с лопухом, И за дальними небесами Догадаюсь вдруг обо всем.
Я за то и люблю затеи Грозовых военных забав, Что людская кровь не святее Изумрудного сока трав.
Дети смотрят на насБорис Слуцкий
Дети смотрят на нас голубыми глазами. Дети плачут о нас горевыми слезами. Дети смотрят на нас.
Дети каждый твой шаг подглядят и обсудят, вознесут до небес или твердо осудят. Дети смотрят на нас.
Обмануть — не моги, провести — и не пробуй этот взгляд, что пурги зауральской суровей. Дети смотрят на нас.
Моя живая книжкаМаргарита Агашина
Она всех книг моих сильней и людям, стало быть, нужней моих стихов, моих поэм, ещё не читана никем.
Пусть знаю только я одна, как трудно пишется она, и сколько вложено в неё. Но в ней - бессмертие моё.
У этой книжки сто дорог, и километры светлых строк, и человечные слова, и бесконечные права!
Я эту книжку не пишу - я на руках ее ношу, над ней пою, над ней молчу, её молчать и петь учу.
Но не молчит она - поёт! И мне работать не даёт. Она болит - опять терпи. Она зовёт - опять не спи!
Опять не спать до петухов! Опять - увы! - не до стихов: всю ночь кричит сынишка - моя живая книжка.
1961
ruspoeti.ru
Я ребенком любил большие,Медом пахнущие луга,Перелески, травы сухиеИ меж трав бычачьи рога.Каждый пыльный куст придорожныйМне кричал: "Я шучу с тобой,Обойди меня осторожноИ узнаешь, кто я такой!"Только, дикий ветер осенний,Прошумев, прекращал игру, -Сердце билось еще блаженней,И я верил, что я умруНе один, - с моими друзьями.С мать-и-мачехой, с лопухом.И за дальними небесамиДогадаюсь вдруг обо всем.Я за то и люблю затеиГрозовых военных забав,Что людская кровь не святееИзумрудного сока трав.
© Гумилев Николай.Земляничные поля…
Земляничные поля…Детства призрачные дали.Дно истоптанных сандалийГрела тёплая земля. Земляничные поля…Жизнь была необозрима,Облака летели мимоПарусами корабля. Земляничные поля…Пляшут солнечные бликиПо лицу, а земляникиСтолько, что глаза горят… Земляничные поля…Понял я, что за границейНет таких цветов, и птицыПо-другому говорят. Земляничные поля…Аромат, достигший сердца…Приоткрою в детство дверцу –Обращу туда свой взгляд. Земляничные поля…Я приду для разговора,Упаду в кровать простора.Но нельзя начать с нуля… Земляничные поля…Я покой ваш не нарушил,Но свою очистить душуСны и призраки велят. Земляничные поля!Я ловлю себя на слове!На рубашке пятна крови –Я себя здесь расстрелял.
© Александр КожейкинДетская
Наша встреча была - в полумраке беседаПолувзрослого с полудетьми.Хлопья снега за окнами, песни метели...Мы из детской уйти не хотели,Вместо сказки не жаждали бреда...Если можешь - пойми! Мы любили тебя - как могли, как умели;Целый сад в наших душах бы мог расцвести,Мы бы рай увидали воочью!..Но, испуганы зимнею ночью,Мы из детской уйти не посмели...Если можешь - прости!
© Цветаева Марина. Стихи о любви.Юношу, горько рыдая...
Юношу, горько рыдая, ревнивая дева бранила;К ней на плечо преклонен, юноша вдруг задремал.Дева тотчас умолкла, сон его легкий лелея.И улыбалась ему, тихие слезы лия.
© Александр ПушкинДети солнечно-рыжего меда...
Дети солнечно-рыжего медаИ коричнево-красной земли -Мы сквозь плоть в темноте проросли,И огню наша сродна природа.В звездном улье века и векаМы, как пчелы у чресл Афродиты,Вьемся, солнечной пылью повиты,Над огнем золотого цветка.
1910© Максимилиан ВолошинЮность! Ты не знаешь власти детских ручек...
Юность! Ты не знаешь власти детских ручек,Голоска, что весел, ломок и высок.Ты не понимаешь, что, как звонкий ключик,Сердце открывает этот голосок!
1944© Дмитрий КедринОгни погасли в доме...
Огни погасли в доме,И все затихло в нем;В своих кроватках деткиЗаснули сладким сном.С небес далеких кроткоГлядит на них луна;Вся комнатка сияниемЕе озарена.Глядят из сада веткиБерез и тополейИ шепчут: «ОхраняемМы тихий сон детей;Пусть радостные снятсяВсю ночь малюткам сны,Чудесные виденьяИз сказочной страны.Когда ж безмолвной ночиНа смену день придет,Их грезы песня птичкиВеселая прервет...Цветы, как братьям милым,Привет пошлют им свой,Головками кивая,Блестящими росой...»
© Алексей ПлещеевДетство
Ребенка милого рожденьеПриветствует мой запоздалый стих.Да будет с ним благословеньеВсех ангелов небесных и земных!Да будет он отца достоин,Как мать его, прекрасен и любим;Да будет дух его спокоенИ в праве тверд, как божий херувим.Пускай не знает он до срока,Ни мук любви, ни славы жадных дум;Пускай глядит он без упрека,На ложный блеск и ложный мира шум;Пускай не ищет он причины,Чужим страстям и радостям своим,И выйдет он из светской тиныДушою бел и сердцем невредим!
1839© Лермонтов Михаил Юрьевич.
lubovbezusl.ru
|
|
|
|
|
|
