Здесь правит бал канканВ дыму сигар и споров,Где с перстнями рука,А жажда блуда - в порах.
Здесь шлюхи, спрятав страх,За неименьем денег -Исчезнут в номерах,Свой кайф ловя в паденье.
Давай, мой "Мoulin Rouge",Мели муку и мУку.Дави сомненья душБезжалостно, как муху.
Араб ли, мрачный грек,француз ли рядом - снобом.Вот-вот Тулуз Лотреких обесcмертитснова.
* * *Владимир СкифЖОРЖ СЁРА
Письмо Сёра - почти мозаика.О, как художник кропотлив!Холсты не пишет -прикасается,Где, словно в крапинку, залив.
Где башню Эйфелеву, радуясь,Художник, кажется, поет.И башня - курочкою рябоюПеред очами предстает.
О, светоч красоты языческой!О, дивной женщины портрет!Он явноне теплом космическим,Душой художника согрет.
О, эти дали мозаичные!О, эти лодки, корабли,Настолько глазу непривычные,Неповторимость обрели.
От них не оторвутся зрители,Как от чарующих монист.Сёра!Ты самый удивительныйИ странный импрессионист.
* * *Владимир СкифПАБЛО ПИКАССО
Если в душе одиночество шарит,Или тебя продают за гроши,Если ты гибнешь в сердечном пожаре,К Пабло Пикассо в музей поспеши.
Там, с расточительной легкостью в паре,В неповторимой музейной тишиДевочка снова танцует на шаре,Что означает спасенье души.
Вот и вздохни. Или просто - покайся.Охолони. Возродись. Оживи.Приговорит тебя Пабло ПикассоК неугасимой и вечной любви.
Век отлетевший ударит в литавры,Музыку эту губами сорви.Женщины, голуби, сны, минотаврыБудут сопутствовать этой любви.
Всё излечимо: и злобы уколы,И одиночества черная ночь…Повремени у полотен тяжелых:"Герника" тоже сумеет помочь.
Неоценимое это лекарство:Краски, полотна, живые холстыИ удивительный донор - Пикассо,Донор участья, любви, доброты.
* * *Владимир СкифЭДУАРД МАНЕ
К Эдуарду Мане прихожу и немею:Сколько жизни, любвина полотнах его!Я, как будто попал к искусителю-змею,Он творит надо мноюсвое колдовство.
Искуситель Мане! Ах, какой искуситель!Он за миром своимплотоядно следит…У полотен его посетитель и зрительТочно также на мирплотоядно глядит.
Вот и я - дурачок несусветный Емеля -У холстов пропадаюпо целому дню.Живописцами я восхищаться умею,Потому что у сердцаискусство храню.
"К Эдуарду Мане!" -только где-то услышу,И уже ни покоя, ни роздыха мне.Снова кисти, как лес,надо мною колышетПлотоядный француз - гениальный Мане!
* * *Владимир СкифАМЕДЕО МОДИЛЬЯНИ
(Из поэмы "Анна Ахматова")
Вы - летящая розаВ окне Модильяни.Вы - парящая птица"Париж-Петербург".Этот минимум сна,Этот миг расстоянийВспоминаете Вы,Прислонясь к ветерку.
На Неве - тишина,Здесь бессмертие ближе.А в Париже всё было,Как будто сейчас.Вы бродили вдвоемПо ночному Парижу,В опустевшие барыПод утро стучась.
Был Художник и Вы.Было Утро ПоэтаИ осенняя Сена,И минимум сна.Он ушел раньше Вас…Вы запомнили это,Вы - летящая розаНа фоне окна.
* * *Владимир ВысоцкийФРАНЦУЗСКИЕ БЕСЫ
Посвящается Михаилу Шемякину
Открыты двери,Больниц, жандармерий.Предельно натянута нить.Французские бесыБольшие балбесы,Но тоже умеют кружить.Я где-то точно наследил,Последствия предвижу.Меня сегодня бес водилПо городу парижу,Канючил: „Выпей-ка бокал,Послушай-ка, гитара…“Таскал по русским кабакам,Где венгры да болгары.Я рвался на природу, в лес,Хотел в траву и в воду.Но это был французский бесОн не любил природу.Мы как бежали из тюрьмыВеди куда угодно.Немели и трезвели мыВсегда поочередно.И бес водил, и пели мыИ плакали свободно.А друг мой — гений всех временБезумец и повеса,Когда бывал в сознанье он,Создал хромого беса.Трезвея, он вставал под душ,Изничтожая вялость,И бесу наших русских душСгубить не удавалось.А друг мой, тот что сотворенОт бога, не от бесаОн крупного помола был,Крутого был замеса.Его снутри не провернешьНи острым, ни тяжелым.Хотя он огорожен сплошьВраждебным частоколом.Пить наши пьяные умыСчитали делом кровным.Чего наговорили мыИ правым, и виновным!Нить порвалась и понеслась…Спасайте наши шкуры!Больницы плакали по нас,А также префектуры.Мы лезли к бесу в кабалу,Гранатами под танки.Блестели слезы на полу,А в них тускнели франки.Цыгане пели нам про шальИ скрипками качали,Вливали в нас тоску, печаль.По горло в нас печали.Уж влага из ушей лиласьВсе чушь, глупее чуши.И скрипки снова эту мразьЗаталкивали в души.Армян в браслетах и серьгахИкрой кормили где-то,А друг мой в черных сапогахСтрелял из пичтолета.Напряг я жилы, и в кровиОбразовались сгустки,А бес, сидевший визави,Хихикал по-французски.Все в этой жизни — суета,Плевать на префектуры!Мой друг подписывал счетаИ раздавал купюры.Распахнуты двериБольниц, жандармерий,Предельно натянута нить.Французские бесыТакие балбесы,Но тоже умеют кружить.* * *Владимир ВысоцкийМ. Шемякину
Когда идешь в бистро, в столовку,По пивку ударишь,Вспоминай всегда про Вовку,Где, мол, друг-товарищ.А в лицо трехслойным матомМожешь хоть до драки.Про себя же помни: братомВовчик был Шемякину.Баба, как наседка квохчетНе было б печали.Вспоминай! Быть может вовчикВспоминай, как звали…Шемякин — всегда Шемякин,А посему французский не учи.Как хороши, как свежи были маки,На коих смерть схимичили врачи.Милый, милый брат мой Мишка, разрази нас гром!
* * * Долгов Александр ВладимировичПарящий Гений. Памяти Эрнста Неизвестного
Парящий Гений, сущность и величие Искусства!Мятежной Истины глоток из праведного руслаИстока, что и малый ручеёк, и океан безбрежный,Стихий конфликт и единенье, силой безудержный!Излитое из страждущих глубин и тайн сознанья,Застыло в камне и металле трансформацией познаньяСтрадания и боли, бытия пространством опьянённых,Из крепкого объятья Смерти некогда освобождённыхМогучей волей, порождённой на просторах провиденья,Что даровала благодатно разуму незримые теченья,В коих черпал он откровенность красок обретенья,Метаморфозы форм в неиссякаемых желаниях стремленьяК гармонии Себя в метущихся пейзажах подсознанья,Зависимых от ветра из ворот открытых Мирозданья,Неравнодушного к Таланту, взросшему на землях Бытия,На землях плодородных, где гуляет неизбежная коса,Где многочисленное стадо корма жаждет неустанно,Дабы стать вскоре пищей, размножаясь постоянно…
Парящий Гений, откровенья честности Таланта!Они мелодией застыли, словно пальцы музыкантаВ остановившемся мгновении, вне времени, рождаютЗвучащий Смысл и, неизбежным, Разум забираютВ пространства Истины, где ожидает страстное свиданье,Без тягостных сомнений, вечно ждущих оправданье,С самим собой, наполненным усталостью и болью,Нагруженным в условностях причин практичной ролью,Где скудость красок и логичность форм неистребимо,Где ханжество морали в злобе яростной неумолимо…О, Странник, что сегодня грустью скорбною наполнен!Печалься, зная радостно, что Путь воистину исполненНе ради званий и наград, а ради мига совершенства,В объятьях жёстких бытия, ради гармонии главенстваВеликого Истока обретений первозданного Искусства,Питающим могучим эликсиром бесконечность чувства,Дабы в исканиях избрал ты светлую дорогу созиданий,Таящую в парадоксальной сущности стихии испытаний!
Ушёл Великий Неизвестный в неизвестность Мирозданья!Оставил откровенья форм…Страдания и боли, радостей любви и покаянья…
Великий Мастер ушёл 10 августа 2016 года на 92-м году жизни…
* * *Евгения ДавыдянецИ. Шишкин. Полдень. В окрестностях МосквыЛетний дождь разогнал косовицу с утра,Но к обеду решили крестьяне - пора!Солнце сильно печет,да и небо светло,Взяли косы и грабли,покинув село.
- Что,с двумя-то управишься? - Бабы вослед."Еще вас прихвачу,чай,не сотня мне лет!"-Пров шагает с молодками мимо хлебов, -Сенокос завершится - и колос готов!
Наклонилась тяжелая нива - зовет,Урожайным на хлеб нынче выдался год!Подмосковье накормит гулену - Москву!А пока что коровушкам скосим траву.
И от дальней церквушки послышался звон,Словно благословенье далеких времен.
Константин БальмонтПред картиной Греко(В музее Прадо, в Мадриде)
1На картине Греко вытянулись тени.Длинные, восходят. Неба не достать.«Где же нам найти воздушные ступени?Как же нам пути небесные создать?»Сумрачный художник, ангел возмущенный.Неба захотел ты, в Небо ты вступил, –И, с высот низвергнут. Богом побежденный,Ужасом безумья дерзость искупил.
2
Да, но безумье твое было безумье священное,Мир для тебя превратился в тюрьму,Ты разлюбил все земное, неверное, пленное,Взор устремлял ты лишь к высшему Сну своему.Да, все монахи твои – это не тени согбенные,Это не темные сонмы рабов,Лица их странные, между других – удлиненные,С жадностью тянутся к высшей разгадке миров.
* * *Константин Бальмонт
РибейраТы не был знаком с ароматомКругом расцветавших цветов.Жестокий и мрачный анатом,Ты жаждал разъятья основ.
Поняв убедительность муки,Ее затаил ты в крови,Любя искаженные руки,Как любят лобзанья в любви.
Ты выразил ужас неволи,И бросил в беззвездный пределКошмары, исполненных боли,Тобою разорванных тел.
Сказав нам, что ужасы пытокВ созданьях мечты хороши,Ты ярко явил нам избытокИ бешенство мощной души
И тьмою, как чарой, владея,Ты мрак приобщил в Красоте,Ты брат своего Прометея,Который всегда в темноте.
* * *Борис ЧичибабинЦЕРКОВЬ СВЯТОГО ПОКРОВА НА НЕРЛИМы пришли с тобой и замерлии забыли все словаперед белым чудом на Нерли,перед храмом Покрова,что не камен, а из света весь,из Любовей, из молитв, —вот и с вечностию сведались:и возносит, и знобит.Ни зимы меж тем, ни осени,а весна — без мясников.Бог растекся паром по земи —стала церковь меж лугов.Мы к ней шли дорогой долгою,мы не ведали другой, —лишь душа жужжала пчелкоюнад молящейся травой.Как подумаю про давнее,сколько зол перенесли,крестным мукам в оправданиеэта церковь на Нерли.Где Россия деревенскаяниц простерлась, окружив,жил я, родиной не брезгуя, —потому и в мире жив.Красоты ничем не вычислим:в Риме был позавчера,горд, скажу вам, и величественв Риме том собор Петра.А моя царевна-скромницавсех смиренней, всех юней,да зато и зло хоронитсяперед радостною ней.Дух восторгом не займется ль там,в Божестве неусомним,перед ней, как перед Моцартом, —как пред Господом самим?Что ж ты, смерть? Возьмись да выморозь —да не выйдет ни шиша:незатмимым светом вымыласьвозлетевшая душа.Лебедь белая, безмолвница,от грехов меня отмой!Кто в России не помолитсякрасоте твоей родной?Горней радости учила ты:на удар — в ответ — щеку б!У тебя и мы — не сироты,и поэт — не душегуб.* * *Борис Чичибабин
Эрнст Неизвестный, будь вам зло во благо!Моя ж хвала темна и бестолкова.В сведенных мукой скалах Карадагабыл тот же мрак, такая же Голгофа.Кричат, как люди, глина и бумага,крылатый камень обретает слово,и нам, немым, вдвойне нужна отвагаживьем вдышаться в гения живого.В его мозгу, что так похож на Дантов,болят миры, клубится бой гигантов.Биндюжник Бога, вечный работяга,один, как перст, над ширью шквальной дали,скажите, Эрнст, не вы ли изваялииз лавы ада чудищ Карадага?
* * *Новелла Матвеева
Краски и мыслиДа здравствуют художники-французы!Рисунок влажен, свеж и полустерт,Но в этой мгле все так же синеблузыРабочие...Все так же полон порт
Волн и гудков и праведностью горд.Все те же с миром радостные узы...Все те же ветлы, мельницы и шлюзы...Но что за странный, сорванный аккорд?
Откуда фальшь? Душой неблагодарнойМне не постигнуть мудрости бульварной,Не дорасти до двойственной красы,Мне режут слух неслаженные спевки:Сколь дик и странен образ грязной девки,Составленный...из капелек росы!
* * *Новелла Матвеева
РембрандтОн умер в Голландии, холодом моря повитой.Оборванный бог, нищий гений.Он умер и дивную тайну унес нераскрытой.Он был королем светотени.
Бессмертную кисть, точно жезл королевский, держал онНад царством мечты негасимойТой самой рукою, что старческой дрожью дрожала,Когда подаянья просил он.
Закутанный в тряпки, бродил он окраиной смутнойУ двориков заиндевелых.Ладонь исполина он лодочкой складывал утлойИ зябко подсчитывал мелочь.
Считал ли он то, сколько сам человечеству отдал?Не столько ему подавали!Король светотени - он все ж оставался голодным,Когда королем его звали.
Когда же, отпетый отпетыми, низший из низших,Упал он с последней ступени,Его схоронили (с оглядкой!) на кладбище нищих.Его - короля светотени!
...Пылится палитра. Паук на рембрандтовской рамеВ кругу паутины распластан.На кладбище нищих. В старинном седом АмстердамеЛежит император контрастов.
С порывами ветра проносится иней печально,Туманятся кровли и шпили...Бьет море в плотины...Не скоро откроется тайна,Уснувшая в нищей могиле!
Но скоро в потемки сквозь вычурный щит паутиныВесны дуновенье прорвется:Какие для славы откроются миру картиныВ лучах нидерландского солнца!
И юный художник, взволнованный звонкой молвою,И старый прославленный генийНа кладбище нищих с поникшей придут головоюПочтить короля светотени.
А тень от него никогда не отступит. Хоть частоОн свет перемешивал с нею.И мастер контраста - увы! - не увидит контрастаМеж смертью и славой своею.
Всемирная слава пылает над кладбищем нищих:Там тень, но и солнце не там ли?Но тише! Он спит. И на ощупь художники ищутКлючи неразгаданной тайны.
* * *Варлам ШаламовРУБЛЕВКогда-то самый лучшийРоссийский богомаз,Что попадать наученНе в бровь, а прямо в глаз,
Знакомых сельских модниц,Ведя на небеса,Одел под богородиц -Иконы написал.
Конечно, он язычникБез всяких выкрутас,И явно неприличенЕго иконостас.
Но клобуки и митрыЗнакомых мужиковСошли с такой палитры,Исполненной стихов,
Что самый строгий схимник,Прижизненный святой,Смущен, как именинник,Подарка красотой.
И Бог их не осудитХотя бы потому,Что их не судят люди,Любезные ему.
И Петр, узнав АндреяПод ангельским венцом,Закрестится скорееИ ниц падет лицом.
………………………….В картинной галерее,Где вовсе не собор,О тех же эмпиреяхЗаходит разговор.
Стоят немея людиИ думают одно:Заоблачное чудоНа землю сведено.
Все нам покажет сразу,Загадочно легка,Невежды богомазаНаивная рука.
* * *Варлам Шаламов
РЯЗАНСКИЕ СТРАДАНЬЯДве малявинских бабы стоят у колодца -Древнерусского журавля - И судачат…О чем им судачить, Солотча,Золотая, сухая земля?
Резко щелкает кнут над тропою лесною -Ведь ночным пастухам не до сна.В пыльном облаке лошади мчатся в ночное,Как в тургеневские времена.
Конский топот чуть слышен, как будто глубокоПод землей этот бег табуна.Невидимки умчались далеко-далеко,И осталась одна тишина.
Далеко-далеко от московского гамаТишиной настороженный дом,Где блистает река у меня под ногами,Где взмахнула Ока рукавом.
И рукав покрывают рязанским узором,Светло-бронзовым соснам под лад,И под лад черно-красным продымленным зорямЭтот вечный вечерний наряд.
Не отмытые храмы десятого века,Добатыевских дел старина,А заря над Окой - вот мечта человека,Предзакатная тишина.
* * *Новелла МатвееваБоттичеллиВек титанов, мраморную горуМолотом дробящий поминутно,Был смущен, когда завидел Флору,Лепестками сеящую смутно.
Вижу птиц серебряные клювы,Слышу пляску воздуха живую :То эолы, словно стеклодувы,Выдувают вазу ветровую.
Лунной мглой отблескивают лики.Люди реют - наземь не ступают.(Не шагов ли ложных грех великийНеступаньем этим искупают?)
И встает из моря Афродита -Безупречно любящих защита.
* * *Игорь КобзевПалехские узорыШелками хвалитсяЛесная сень,Узором палехскимПылает день.
Игрою красочнойВесь мир согрет,И льется сказочный"Фаворский" свет.
А ветры шалыеКалину гнут,А кони алыеИз речки пьют;
И не без поводаСияет взглядИдущих по водуБосых девчат...
Но горечь зыбкуюТаит рассвет:Вот вспыхнул рыбкою,Блеснул - и нет!
Рубины-яхонтыСметая прочь,Вновь черным бархатомМерцает ночь...
* * *Игорь КобзевУ ТроицыЖаль мне если вы не виделиВ миг, когда спадает мгла,Как на Троицкой обителиПолыхают купола!
И как зорями узоря их,Солнце виснет на зубцах,Разливаясь на лазоревыхМуравленых израсцах.
До чего же город сказочный!То ль из камня он сложен,То ли просто кистью красочнойНа холсте изображен?
Не гадая в рай пристроиться,Не спасаясь у креста,Я живу в соседстве с Троицей,Потому что – Красота!
Часто где-нибудь на лекцииСлышим мы, разиня рты,Дескать, только в древней ГрецииЗнались с культом Красоты.
Ан и Русь, пожалуй, тоже ведь,Целя церкви в высоту,Поревнивей культа божьегоПочитала Красоту!
* * *Губанов Леонид ГеоргиевичМалевичЯ — красный круг. Я — красный круг.Вокруг меня тревожней снегаНеурожай простывших рукДа суховей слепого смеха.К мольбе мольберты неладны.Затылок ночи оглушив,Сбегаю на перекладныхСвоей растерянной души.Сирень, ты вожжи мне давай,Я вижу, вижу в белых салочках,Как бродит чья-то киноварьСпокойной к людям Красной Шапочкой.Природа, что ушла в себя,Как старый палисад, набрякла,Она позирует, сопя,А кисти плавают, как кряква.Сеанс проходит ни за грош.По мне слышней, чем саду в сенце,Как заколачивает ложьПокорную усадьбу сердца.Мой стыд широколиц, как луг,Под маковым платком основы.Он требует белила рукНа гениальный холст озноба.Сегодня мне тепло, как мальчику.На акварель слезу проливший,Я славил Русь худым карманщиком,И пал до мастерских Парижа.
* * *Алексей Плещеев
ПРИ ПОСЫЛКЕ РАФАЭЛЕВОЙ МАДОННЫ «Чёрный квадрат – не живопись, это что-то другое».К.Малевич Солнце затмить пыжились…Ну, а причём тут - живопись?Тешили ум заумью,Впали во тьму самую.Краски во тьме – чёрные,Умыслы – изощрённые.Глади зеркал – обратные,Звёзды дымят квадратные.
Толи куда двигались,Толи в углах дёргались,Чёрный квадрат – не живопись,Чёрный квадрат – мёртвопись.* * *Валентина Ефимовская (Станкевич)”Девочка на шаре” Пабло Пикассо
Ночь ускользает из объятий утра,Высь розовым мерцаньем стелет путь,Чтоб юной акробатке бесприютной,Ступив на шар, с него не соскользнуть.Навстречу ей и сполохи, и тени,Искусные в смятении души.Но девочка не ведает сомнений,Ее смиренья страх не сокрушит.Крепка центростремительная силаПризванья к восходящему пути.Держась за небо можно так красиво,Шагая в бездну, в облака идти,К началу, к вечной цели приближаться,Идти по сфере, словно по полям…
Но центробежно смыслов акробатство,Беспочвен путь по мнимостям нуля.И страшно пылкой мне не со-стоятьсяНа шаре под названием Земля.
* * *Николай Рыленков
Левитан1
Мы возмужаем и верней оценимПростые краски, точные слова.Вот снова светит в золоте осеннимЧуть тронутая солнцем синева.И если ты художник, если зорокТвой меткий глаз и обострён твой слух, -Туманной тропкой выйди на пригорок,Прислушайся и оглянись вокруг.Перед тобой, как страницы босые,Воспоминанья летние тая,Бредут берёзы в дальние края,А ветер тени путает косые,Шумят грачи. Так вот она, Россия,Твоя любовь, бессонница твоя.
2
Смерть не страшна. Безделье хуже смерти.С тоской не разлучается оно.Раскинуто окно. И на мольбертеУкреплено тугое полотно.Прозрачен день. Вглядись и кисти вытри.Ты мастер. Будь расчётлив, строг и прост.Есть тишина, есть краски на палитре,Чтоб звон листвы перенести на холст.Повесить паутинки золотые,Пустить тропинки по полю витые,Колючей щёткой выровнять жнивьёИ, оглянув пустынное жильё,Забыть про всё. Перед тобой, РоссияТвоя любовь, бессмертие твоё.
3
Где б ни был ты – душа природы русскойБыла с тобой. Ты позабыть не могНи пруд забытый с мельницей-раструской,Ни ветхий дворик, ни туманный стог.Преодолев житейские тревоги,Ты видел: сыновья моей землиПо каторжной Владимирской дорогеВ распахнутое будущее шли.Над их судьбой задумавшись впервые,Ты вспомнил все тропинки полевыеИ отсвет зорь на берегу ручья.Ты понял: сны и чаянья людскиеТакой же явью сделает Россия, Твоя любовь, бессонница твоя.
* * *Дмитрий Кедрин
ЗодчиеКак побил государьЗолотую Орду под Казанью,Указал на подворье своёПриходить мастерам.И велел благодетель, -Гласит летописца сказанье, -В память оной победыДа выстроят каменный храм.
И к нему привелиФлорентийцев,И немцев,И прочихИноземных мужей,Пивших чару вина в один дых.И пришли к нему двоеБезвестных владимирских зодчих,Двое русских строителей,Статных,Босых,Молодых.
Лился свет в слюдяное оконце,Был дух вельми спёртый.Изразцовая печка.Божница.Угар и жара.И в посконных рубахахПеред Иоанном Четвёртым,Крепко за руки взявшись,Стояли сии мастера.
- Смерды!Можете ль церкву сложитьИноземных пригожей?Чтоб была благолепнейЗаморских церквей, говорю? -И, тряхнув волосами,Ответили зодчие:- Можем!Прикажи, государь! -И ударились в ноги царю.
Государь приказал.И в субботу на вербной неделе,Покрестясь на восход,Ремешками схватив волоса,Государевы зодчиеФартуки наспех надели,На широких плечахКирпичи понесли на леса.
Мастера выплеталиУзоры из каменных кружев,Выводили столбыИ, работой своею горды,Купол золотом жгли,Кровли крыли лазурью снаружиИ в свинцовые рамыВставляли чешуйки слюды.
И уже потянулисьСтрельчатые башенки кверху.Переходы,Балкончики,Луковки да купола.И дивились учёные люди,Зане эта церковьКраше вилл италийскихИ пагод индийских была!
Был диковинный храмБогомазами весь размалёван,В алтаре, и при входах,И в царском притворе самом.Живописной артельюМонаха Андрея РублёваИзукрашен зелоВизантийским суровым письмом...
А в ногах у постройкиТорговая площадь жужжала,Торовато кричала купцам:- Покажи, чем живёшь! -Ночью подлый народДо креста пропивался в кружалах,А утрами истошно вопил,Становясь на правёж.
Тать, засеченный плетью,У плахи лежал бездыханно,Прямо в небо уставяОчёсок седой бороды,И в московской неволеТомились татарские ханы,Посланцы Золотой,Перемётчики Чёрной Орды.
А над всем этим срамомТа церковь была -Как невеста!И с рогожкой своей,С бирюзовым колечком во рту, -Непотребная девкаСтояла у Лобного местаИ, дивясь,Как на сказку,Глядела на ту красоту...
А как храм освятили,То с посохом,В шапке монашьей,Обошёл его царь -От подвалов и служб до креста.И, окинувши взоромЕго узорчатые башни,- Лепота! - молвил царь.И ответили все: - Лепота!
И спросил благодетель:- А можете ль сделать пригожей,Благолепнее этого храмаДругой, говорю? -И, тряхнув волосами,Ответили зодчие:- Можем!Прикажи, государь! -И ударились в ноги царю.
И тогда государьПовелел ослепить этих зодчих,Чтоб в земле егоЦерковьСтояла одна такова,Чтобы в Суздальских земляхИ в землях РязанскихИ прочихНе поставили лучшего храма,Чем храм Покрова!
Соколиные очиКололи им шилом железным,Дабы белого светаУвидеть они не могли.И клеймили клеймом,Их секли батогами, болезных,И кидали их,Тёмных,На стылое лоно земли.
И в Обжорном ряду,Там, где заваль кабацкая пела,Где сивухой разило,Где было от пару темно,Где кричали дьяки:- Государево слово и дело! -Мастера Христа радиПросили на хлеб и вино.
И стояла их церковьТакая,Что словно приснилась.И звонила она,Будто их отпевала навзрыд,И запретную песнюПро страшную царскую милостьПели в тайных местахПо широкой РусиГусляры.
* * *Дмитрий Кедрин
КрасотаЭти гордые лбы винчианских мадоннЯ встречал не однажды у русских крестьянок,У рязанских молодок, согбенных трудом,На току молотящих снопы спозаранок.
У вихрастых мальчишек, что ловят грачейИ несут в рукаве полушубка отцова,Я видал эти синие звёзды очей,Что глядят с вдохновенных картин Васнецова.
С большака перешли на отрезок холстаБурлаков этих репинских ноги босые...Я теперь понимаю, что вся красота -Только луч того солнца, чьё имя - Россия!* * *Ольга Кучкина
Случай ШагалаШагал Шагал себе над городом,а ты, лежащая в постели,глядела счастливо и гордо,как с ним над городом летели,в руке - перо, в душе - отвага,густело небо пред рассветом,и грубо морщилась бумага,перенасыщенная цветом.* * *Андрей Вознесенский
Васильки ШагалаЛик ваш серебряный, как алебарда.Жесты легки.В вашей гостинице аляповатойв банке спрессованы васильки.
Милый, вот что вы действительно любите!С Витебска ими раним и любим.Дикорастущие сорные тюбикис дьявольскивыдавленнымголубым!
Сирый цветок из породы репейников,но его синий не знает соперников.Марка Шагала, загадка Шагала —рупь у Савеловского вокзала!
Это росло у Бориса и Глеба,в хохоте нэпа и чебурек.Во поле хлеба — чуточку неба.Небом единым жив человек.
Их витражей голубые зазубрины —с чисто готической тягою вверх.Поле любимо, но небо возлюблено.Небом единым жив человек.
В небе коровы парят и ундины.Зонтик раскройте, идя на проспект.Родины разны, но небо едино.Небом единым жив человек.
Как занесло васильковое семяна Елисейские, на поля?Как заплетали венок Вы на темяГранд Опера, Гранд Опера!
В век ширпотреба нет его, неба.Доля художников хуже калек.Давать им сребреники нелепо —небом единым жив человек.
Ваши холсты из фашистского бредаот изуверов свершали побег.Свернуто в трубку запретное небо,но только небом жив человек.
Не протрубили трубы господнинад катастрофою мировой —в трубочку свернутые полотнавоют архангельскою трубой!
Кто целовал твое поле, Россия,пока не выступят васильки?Твои сорняки всемирно красивы,хоть экспортируй их, сорняки.
С поезда выйдешь — как окликают!По полю дрожь.Поле пришпорено васильками,как ни уходишь — все не уйдешь...
Выйдешь ли вечером — будто захварываешь,во поле углические зрачки.Ах, Марк Захарович, Марк Захарович,все васильки, все васильки...
Не Иегова, не Иисусе,ах, Марк Захарович, нарисуйтенепобедимо синий завет —Небом Единым Жив Человек.
* * *АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ
ГОЙЯЯ - Гойя!Глазницы воронок мне выклевал ворон,слетая на поле нагое.Я - Горе.
Я - голосВойны, городов головнина снегу сорок первого года.Я - Голод.
Я - горлоПовешенной бабы, чье тело, как колокол,било над площадью голой...Я - Гойя!
О, гроздиВозмездья! Взвил залпом на Запад -я пепел незваного гостя!И в мемориальное небо вбил крепкие звезды -Как гвозди.
Я - Гойя.
* * *Юрий Михайлович Агеев
Эрмитаж1.
Узорной лестницы винтажвлечёт в эпохи,распахнут в вечность Эрмитажзерцалом мира,часы забот своих отдашь,сомнений крохи,и обратится в подвиг блажь,а сердце - в лиру.
2.
Здесь - Рафаэль, а там - Рембрандт,а между ними - Леонардо,прошедший скупки и ломбарды,но не утративший талант.
Буонарроти, странно кроток,тревожит желтизной лица,чуть-чуть косится Тицианна пышных Рубенса красоток.
Полотен пленники хитро,к изыску хладны и отделке,глядят на мытые тарелкиещё с романовских пиров.
Для впечатлительных натурструится свет, лаская нервы,из неподделанных шедеврови неукраденных скульптур.
По залам, спящим в тишинесреди картин, панно и статуй,смирясь с грядущею утратой,иду неспешно, как во сне.* * *Юрий Михайлович Агеев
ХудожникиК молитвам небо глухо,с утра разгневан Бог.Себе отрезал ухои съел его Ван-Гог.
Поднявшись спозаранок,сбежав из царства стен,бесстыжих таитянокисследует Гоген.
Сезанн малюет кошек,Мане - манит масштаб,в подпитии хорошемДега рисует баб.
Рыбачить на Луарусобрался Жорж Сёра,не спится Ренуару,храпит Делакруа.
В великие намылясь,решив взойти хитро',в мансардах затаилисьПуссен и Писсарро.
Сходя с катушек, вроде,умеривая прыть,художники уходят,мир остаётся жить.
* * *Юрий Михайлович Агеев
Картинная галереяАйвазовский. Девятый вал...Я такой же, попавший в бурю,у зелёных, угрюмых скал,у раскрытых ворот лазури.
Галерея ведёт в моря.Я шагнул из улиц оглохших,бросил острые якоряв синь твою, колыбель усопших.
Галерея умерших глаз:"Что так грустно сказал, дружище?Если ты не увидишь нас,кто же мысли наши отыщет?"
Не клевещут глаза слепцов, -только им и дано прозренье.Мимо - Врубель, потом Васнецов..."Гамаюн" - моё озаренье!
* * *Юрий Михайлович Агеев
ОфелияМелькали лица, лики, стены...Уйти скорее, отдохнуть!И вдруг - "Офелия", Поленов, -художник оборвал мой путь.
Мелодия возникла где-тона глубине, на дне холста.Её волшебные приметыон по картине распластал.
Отдав теням такие краски,каких никто не сочетал,он ткал Офелию из ласки,из слов, что принц не досказал.
Опять Офелия. Ну что тыв наш путь врываешься, звеняупрёком запоздалой ноты,день ото дня, день ото дня?
Погибнув в Датском королевстве,ты перешла на полотно.На фоне воронов и бедствийтебе очнуться не дано.
Но грусти музыка во взгляде,отчаянная высота.И, как живую, хочешь гладить,вдыхая слёзы и уста.
Мелодия... Она звучалапо капелькам - весенний дождь,струилась в улицы из зала.А может, это ты поёшь?
* * *Юрий Михайлович Агеев
У картины М. Врубеля "Демон"Поверженный демон застыл на утёсе -разбиты надежды, изломаны крылья...А память всё облик Тамары доносит,но скрыта душа её звёздною пылью.
А камни под злом распустились цветами.Как сказка бывает порой прихотлива!..Картина земная и понята нами,но краски и боль - неземного отлива.
* * *Юрий Михайлович Агеев
РубенсКогда лишь недостойное достойнои в нас душа сдержать не может крик,из сумрачных времён средневековья,порой, проглянет рубенсовский лик.
У Рубенса всё натуралистично,и дамы, и младенцы без пелён,и даже неприличное прилично,и пьяный, понимаешь ли, силён.
Политики? - ах, чтоб им было пусто!Правители? - не им волхвов дары!Живёт души великое искусство,зачеркивая казни и костры.
* * *Юрий Михайлович Агеев
К художникамПусть рушит время города,цивилизации и память, -оно не сможет никогдабездумьем творчества исправить.
Пред воинством безликой тьмысвои усилия утроим.Всё возвратится, если мыталанта в землю не зароем.
Рисуйте пальцем по стеклу,карандашами - по бумаге,к мольберту или же столуприльните в творческой отваге.
Не познан мир, он лишь открытдля отраженья и созданья.Художник может быть забыт,но нет покою оправданья!
* * *Юрий Михайлович Агеев
Улыбка Джоконды Прикосновенье к миру Возрожденья,как странствие по мукам и страстям,бои титанов с временем и ленью,век, отданный скульптуре и кистям.Как будто Бог, от нас за мириадытворящий жизнь и новые века,отправил мысль, чтоб странник Леонардов Джоконде улыбнулся, так, слегка.
В стране, где только цезари и прачки,и слабый свет эллинского огня,что разбудило гениев от спячкии высекло, как искры из кремня?
* * *Юрий Михайлович Агеев
Да ВинчиГениальная кисть! Как вы смелы,живописец, поэт, прожектёр!..Но, бросая постылое дело,Леонардо спешит на простор.
О, какая капризность свободы:овладел - оставляй для других.Вырывай тайны тайн у природы,чтобы истина пела, как стих.
Старость, ты не Джоконда, не надоотрывать от проектов лица.Но, подумав о нас, Леонардоничего не довёл до конца.
* * *Юрий Михайлович Агеев
РоденОтвергнут академиями,рамок вне и стен,резцом уходит в гениинеистовый Роден.
Труд почитая подвигом,он в поиске пока,напоминая обликомупрямого быка.
Не дни и даже месяцы,а всю шальную жизньон пробивает лестницув заоблачную высь.
Постигший суть за внешностью,он воссоздать сумелто, что витает нежностьюв объятии двух тел.
Творенья не раскуплены, -скульптуры не в ходу.Скуп жест и взгляд насупленныйпредвидит нищету.
Но линия уверенноодолевает страх.Он знает: что отмерено -откликнется в веках.
* * *Юрий Михайлович Агеев
«Христос в пустыне» И. КрамскогоВ толпе теряется душа,Как часть орущих тел.Пускай на торжище спешат,Спеши в глухой придел.
Уж суть твоя на самом дне,Обратный путь - ползком.В пустыне ты наединеС астральным двойником.
Он - отрицание твоихРешений и надежд.Пустыня - поле на двоихСхватившихся невежд.
Но мозг душе не зачеркнуть,И лучший им исход:Найти в бореньях третий путь,Что к истине ведет.
Как хитростью ни ворожи(Пустое озорство),Согласье мысли и душиРождает волшебство!
Кружат на шаг от острия.Пока дух с телом слит.А победит второе "я", -Никто не победит.
Для тех же, кто перед холстом,Сюжет картины прост:Пустыня, камень, а на нёмЗадумался Христос.
* * *Александр Кушнер
МИКЕЛАНДЖЕЛОВатикана создатель всех лучше сказал: "Пустяки,Если жизнь нам так нравится, смерть нам понравится тоже,Как изделье того же ваятеля"... Ветер с рекиЗалетает, и воздух покрылся гусиною кожей.Растрепались кусты... Я представил, что нас провелиВ мастерскую, где дивную мы увидали скульптуру.Но не хуже и та, что стоит под брезентом вдалиИ еще не готова... Апрельского утра фактуру,Блеск его и зернистость нам, может быть, дали затем,Чтобы мастеру мы и во всём остальном доверяли.Эта стать, эта мощь, этот низко надвинутый шлем...Ах, наверное, будет не хуже в конце, чем в начале.
* * *Андрей Дементьев
Около «Портрета Камеристки Инфанты Изабеллы»Петера Пауля РубенсаСмотрю на портрет камеристкиОна молода и строга.Смотрю без надежды и рискаМеж нами века и века.
Глядит она гордо и грустно.И думает что-то своё.Но словно бы все мои чувстваВ глазах отразились её.
И что-то её беспокоитИ мучает, видно, давно.Как будто бы видит такое,Что нам увидать не дано.
* * *Андрей Дементьев
В мастерской скульптораЯ не знаю, как ты всё постиг:Бронзы грусть и мрамора веселье.Проступает в камне женский лик,Будто бы в окне рассвет весенний
Я не знаю, что тебе дороже:Тайна мысли иль улыбки миг.Сколько лиц…А лик один и тот же.
Все один и тот же женский лик.Видимо, резец твой заколдован.Видно, камень у тебя такой,Что бы ни работалось
И сноваЖенский лик под ласковой рукой.Проступает в камне женский лик.Боль его —Твоей любви начало.Словно в камне музыка звучала,А до нас донёсся только крик.
* * *Николай Глазков
БОЯРЫНЯ МОРОЗОВАДни твои, наверно, прогорелиИ тобой, наверно, неосознанны:Помнишь, в Третьяковской галерее -Суриков - "Боярыня Морозова"?..
Правильна какая из религий?И раскол уже воспринят родиной.Нищий там, и у него вериги,Он старообрядец и юродивый.
Он аскет. Ему не нужно бабы.Он некоронованный царь улицы.Сани прыгают через ухабы,-Он разут, раздет, но не простудится.
У него горит святая вера.На костре святой той веры греетсяИ с остервененьем изувераЛучше всех двумя перстами крестится.
Что ему церковные реформы,Если даже цепь вериг не режется?..Поезда отходят от платформы -Это ему даже не мерещится!..
На платформе мы. Над нами ночи черность,Прежде чем рассвет забрезжит розовый.У тебя такая ж обреченность,Как у той боярыни Морозовой.
Милая, хорошая, не надо!Для чего нужны такие крайности?Я юродивый Поэтограда,Я заплачу для оригинальности...
У меня костер нетленной веры,И на нем сгорают все грехи.Я поэт ненаступившей эры,Лучше всех пишу свои стихи.
* * *Николай Глазков
Полотно. Ермак. Татары.Это будет Суриков,Ну, а тут идут в тартарыПлемена мазуриков.Одеянья оборванцевЯрче, чем мозаика.Жизнь их будет обрываться,Словно стих прозаика.И прольется кровь густаяСамобытным суриком.Наши дни, видать, усталиДань платить мазурикам.
* * *Игорь Северянин
Не говорите о культуре Пока нужны законы людям, Не говорите о культуре.Пока сосед грозит орудьем, Не говорите о культуре.Пока земля льет кровь людскую, Не говорите о культуре.Пока о братстве я тоскую, Не говорите о культуре.Пока есть «бедный» и «богатый», Не говорите о культуре.Пока дворцы идут на хаты, Не говорите о культуре.Пока возможен в мире голод, Не говорите о культуре.Пока на группы мир расколот, Не говорите о культуре.Пока есть «иудей» и «эллин», Не говорите о культуре.Пока смысл жизни обесцелен, Не говорите о культуре.Пока есть месть, вражда, погромы, Не говорите о культуре.Пока есть арестные домы, Не говорите о культуре.Пока нет равенства и братства, Но есть запрет и есть цензура,Пока возможно святотатство, Культура ваша – не культура!* * *Игорь Северянин«Культура! Культура!»«Культура! Культура!» – кичатся двуногие звери,Осмеливающиеся называться людьми,И на мировом языке мировых артиллерийВнушают друг другу культурные чувства свои!
Лишенные крыльев телесных и крыльев духовных,Мечтают о первых, как боле понятных для них,При помощи чьей можно братьев убить своих кровных,Обречь на кровавые слезы несчастных родных…
«Культура! Культура!» – и в похотных тактах фокстротта,Друг к другу прижав свой – готовый рассыпаться – прах,Чтут в пляске извечного здесь на земле Идиота,Забыв о картинах, о музыке и о стихах.
Вся славная жизнь их во имя созданья потомства:Какая величественная, священная цель!Как будто земле не хватает еще вероломства,И хамства, и злобы, достаточных сотне земель.
«Культура! Культура!» – и прежде всего: это город –Трактирный зверинец, публичный – обшественный! – дом…«Природа? Как скучно представить себе эти горы,И поле, и рощу над тихим безлюдным прудом…
Как скучно от всех этих лунных и солнечных светов,Таящих для нас непонятное что-то свое,От этих бездельных, неумных, голодных поэтов,Клеймяших культуру, как мы понимаем ее…»
* * *Виктор Боков
Художник Алексею КозловуХудожник один на один с холстом,Еще не касается краской и кистью,Но как ему хочется правдой и честьюСказать и поведать о самом простом.
О белой ромашке, о девушке в синем,О зное, натянутом как тетива,Оливне, который стучит по осинам,И падают листья, рождая слова.
О, первый аккорд голубого с зеленым,Братанье белил и несхожих цветов!Из тюбика огненный лезет змееныш,Удар по холсту - и татарник готов!
Смотрите: он алый, зовущий, горящий,Как будто из космоса к нам прилетел.Наверно, поэтому полдень палящийС согласья цветка на тычинке присел.
Художник работает, лепит и мажет,Решительным жестом меняет тона.Настолько он связав с землей, что расскажет,Насколько мила в прекрасна она!
* * *Сергей Петров
Ида Рубинштейн-СероваКак рабыня старого Востока,ластясь, покоряя и коря,муку и усладу сотворя,двигалась ты кротко и жестоко,вся в глазах усталого царя.Опустилась наземь пляска шарфав безвоздушной медленной стране.Замер царь за рамою, занетело опустело, словно арфаоб одной-единственной струне.Кончилось с пространством состязаньена простом холсте пустой стены.Нет, художник, на тебе вины,
stihioslovesnocti.blogspot.com
Николай Заболоцкий – русский советский поэт (07. 05. 1903 – 14. 10. 1958).
Он видел мир глазами художника и чувствовал его душой философа. В детстве он рисовал, а позднее увлекался Филоновым, Шагалом, Брейгелем.
Вот одно из его стихотворений о живописи:
Любите живопись, поэты!
Лишь ей, единственной, дано
Души изменчивой приметы
Переносить на полотно.
Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?
Ее глаза — как два тумана,
Полу улыбка, полу плач,
Ее глаза — как два обмана,
Покрытых мглою неудач.
Соединенье двух загадок,
Полу восторг, полу испуг,
Безумной нежности припадок,
Предвосхищенье смертных мук.
Когда потемки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Ее прекрасные глаза.
Это портрет Струйской, письма Рокотова
Заболоцкий очень много читал научной и философской литературы (Тимирязева, Вернадского, Циолковского). Из поэтов любил Хлебникова. Тяжелые годы сталинских репрессий не прошли мимо – был арестован в 1938, несмотря на пытки, вины не признал, избежал расстрела, в лагерях пробыл до мая 1943года. Умер рано – 55-и лет.
Помещаю несколько стихотворений, которые мне по душе:
Не позволяй душе лениться
Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!
Гони её от дома к дому,
Тащи с этапа на этап,
По пустырю, по бурелому,
Через сугроб, через ухаб!
Не разрешай ей спать в постели
При свете утренней звезды,
Держи лентяйку в чёрном теле
И не снимай с неё узды!
Коль дать ей вздумаешь поблажку,
Освобождая от работ,
Она последнюю рубашку
С тебя без жалости сорвёт.
А ты хватай её за плечи,
Учи и мучай дотемна,
Чтоб жить с тобой по-человечьи
Училась заново она.
Она рабыня и царица,
Она работница и дочь,
Она обязана трудиться
И день и ночь, и день, и ночь!
ПРИЗНАНИЕ
Зацелована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная ты моя женщина!
Не весёлая, не печальная,
Словно с тёмного неба сошедшая,
Ты и песнь моя обручальная,
И звезда моя сумасшедшая.
Я склонюсь над твоими коленями,
Обниму их с неистовой силою,
И слезами и стихотвореньями
Обожгу тебя, горькую, милую.
Отвори мне лицо полуночное,
Дай войти в эти очи тяжёлые,
В эти чёрные брови восточные,
В эти руки твои полуголые.
Что прибавится – не убавится,
Что не сбудется – позабудется…
Отчего же ты плачешь, красавица?
Или это мне только лишь чудится?
Некрасивая девочка
Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам её,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про неё,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит её и вон из сердца рвётся,
И девочка ликует и смеётся,
Охваченная счастьем бытия.
Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново,
Так живо всё, что для иных мертво!
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка!
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье,-
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Сентябрь
Сыплет дождик большие горошины,
Рвется ветер, и даль нечиста.
Закрывается тополь взъерошенный
Серебристой изнанкой листа.
Но взгляни: сквозь отверстие облака,
Как сквозь арку из каменных плит,
В это царство тумана и морока
Первый луч, пробиваясь, летит.
Значит, даль не навек занавешена
Облаками, и, значит, не зря,
Словно девушка, вспыхнув, орешина
Засияла в конце сентября.
Вот теперь, живописец, выхватывай
Кисть за кистью, и на полотне
Золотой, как огонь, и гранатовой
Нарисуй эту девушку мне.
Нарисуй, словно деревце, зыбкую
Молодую царевну в венце
С беспокойно скользящей улыбкою
На заплаканном юном лице.
Старость
Простые, тихие, седые,
Он с палкой, с зонтиком она,-
Они на листья золотые
Глядят, гуляя дотемна.
Их речь уже немногословна,
Без слов понятен каждый взгляд,
Но души их светло и ровно
Об очень многом говорят.
В неясной мгле существованья
Был неприметен их удел,
И животворный свет страданья
Над ними медленно горел.
Изнемогая, как калеки,
Под гнетом слабостей своих,
В одно единое навеки
Слились живые души их.
И знанья малая частица
Открылась им на склоне лет,
Что счастье наше — лишь зарница,
Лишь отдаленный слабый свет.
Оно так редко нам мелькает,
Такого требует труда!
Оно так быстро потухает
И исчезает навсегда!
Как ни лелей его в ладонях
И как к груди ни прижимай,-
Дитя зари, на светлых конях
Оно умчится в дальний край!
Простые, тихие, седые,
Он с палкой, с зонтиком она,-
Они на листья золотые
Глядят, гуляя дотемна.
Теперь уж им, наверно, легче,
Теперь всё страшное ушло,
И только души их, как свечи,
Струят последнее тепло.
art-notes.ru
В продолжение тематических опросов о музыке, кинематографе и других видах искусства редакция «Лиterraтуры» предложила нескольким поэтам порассуждать об их отношении к живописи. Благодарим за помощь в подготовке опроса Алексея Ланцова (Хельсинки).
1. Какому искусству Вы отдаете предпочтение: классическому или современному, и почему? Какую роль играет живопись в Вашей жизни? Есть ли картины в Вашем доме?2. Что, на Ваш взгляд, лежит в основе интереса поэта к живописи? Почему живопись так вдохновляет? Есть ли у Вас стихи, навеянные картинами?3. Какая судьба, по Вашему мнению, ожидает живопись в XXI веке, учитывая бурное развитие различных форм медиаискусства?
На вопросы редакции отвечают Сергей Круглов, Елена Генерозова, Екатерина Ливи-Монастырская, Герман Власов, Ян Бруштейн, Глеб Шульпяков, Бахыт Кенжеев. _____________________
Сергей Круглов:
1. Если считать «классическим» искусство вплоть до начала ХХ века и частично немного после – то классическому. И не только потому, что впитывал именно его до, скажем, тридцати лет – возраста, который признают некой вехой в жизни человека, ко времени которого в основном складывается личность, – но и потому, что вижу классическое искусство полным потенций всего того, что было совершено впоследствии, в нем уже «всё есть» - как, например, в творчестве «Битлз» в принципе есть всё, что впоследствии развили самые разные направления рок-музыки. Впрочем, мне бывает симпатично и современное изобразительное искусство, но не в части экспериментов с изобразительными средствами или концепциями, а в той части, где живет так называемый «наив», то есть нескладное, теплое, живое человеческое чувство. Ван Гог, Рембрандт, Джотто, старший Брейгель, Босх, Левитан, Нестеров, Климт, Мунк, иконопись, миниатюры из Часослова герцога Беррийского, Хокусай, книжная графика Билибина, Мавриной, Доре, Фаворского, Бердслея, братьев Траугот, Калиновского (список, конечно, и неполный и нестрогий, навскидку) – всё это части меня самого, без них не было бы и моих стихов. Кое-какие картины есть и у меня дома (если речь о подлинниках) – подаренные мне полотна моих сибирских друзей, Сергея и Варвары Бондиных, Евгения Запорожца.
2. Не раз приходилось слышать от поэтов, мнящих так называемую «языковую заумь» единственной самоценной стихией стиха, – высокомерное: «Картинки в рифму!...», «Описательная поэзия!..». Ну что ж, каждый пишет как он дышит; ко мне стихотворение приходит изначально именно в виде зрительного (тактильного и обонятельного тоже, но зрительного прежде всего) образа, будь пришедшее всего только словом, словосочетанием или сочетанием звуков. Есть у меня и стихи, посвященные живописи, приведу два:
ВАН ГОГ
От уха до уха – обычно Так обозначают улыбку, Широкую, как непередаваемая Жажда, как небеса. Вся история европейской Культуры, ультрамарин и охра, Составляет историю Чувства: от уха Малха до уха Ван Гога. Святой гнев.
Мы веруем, что все стихло, Что улеглось безумие, Что ты, наконец, свободен И ласково понят. В конце концов, небо (Ты это доказал) над Эдемом Не глубже, Чем над церковью в Овере в июле, А подсолнухи сияют В глазах райских львов.
«РОЖЕНИЦА С ПРЕДСТОЯЩИМИ»(Неизвестный автор. Италия, раннее Возрождение)
Служанка с тазом, несколько мальчишек, врач, повитуха: умбристая чаща человеческих деревьев ведет изломами ветвей сезонную беседу – за мартом сразу следует ноябрь - ни о чём, сливаясь с задником.
Младенец, разверзая ложесна, кричит. Он спорит с Ангелом о жизни, об однозначности её и плоской синеве, на заднем фоне кракелюрами пошедшей, - Ангел чуть улыбается, внимая терпеливо: как сморщен он, как спорит отреченно, как яростен в багровой правоте, ещё и жизни не познавший, только смерть.
Симметрия окончившейся схватки лежащей роженицы туловище делит надвое: лоб выпуклый, в поту, под ним – два шара глаз, обтянутых синюшной кожей век, глядятся истомленно долу, как в зеркало, в две груди и живот, ещё округлый, но уже пустой.
И – отсвет злата: се, пред новым веком светло, печально Некто отступает в смирение линейной перспективы.
3. Как и поэзия и музыка, живопись растет из предельных глубин человеческого естества, из тех глубин, в которых, как на фреске Микеланджело, Адама касается творящий перст Бога, передающий ребенку часть генофонда Отца – Его образ, как это называют богословы. И один из генов и есть – творчество, разумный посыл любви, побуждающий человека, вслед за Творцом, осваивать и преображать мир. Тяга к живописи не иссякнет в человеке никогда: всякий новый человек, приходящий в мир и имеющий чудесный Божий дар – зрение, – будет снова и снова тянуться к карандашам и краскам, будет проводить часы, созерцая тайну полотен великих мастеров кисти, и пытаться найти себя, проходя их путём – как бы ни были развиты современные ему видеотехнологии. Примечательно, что я пишу всё это в дни, когда масса людей запоем читает модный (и это прекрасная мода) роман Донны Тартт «Щегол», главный герой которого – картина, живопись как знак тайны человеческой души и знак чаемого им, потерянного и обретаемого Царства, знак любви: «Не только катастрофы и забвение следовали за этой картиной сквозь века – но и любовь. И пока она бессмертна (а она бессмертна), есть и во мне крохотная, яркая частица этого бессмертия. Она есть, она будет. И я прибавляю свою любовь к истории людей, которые тоже любили красивые вещи, выглядывали их везде, вытаскивали из огня, искали их, когда они пропадали, пытались сохранить их и спасти, передавая буквально из рук в руки, звучно выкликая промеж осколков времени следующее поколение тех, кто будет любить их, и тех, кто придет за ними».
Елена Генерозова:
1. Скорее классическому изобразительному, но правильнее, наверное, было бы его назвать «живописью прошедшего времени», ибо среди тех, кто создает изобразительное искусство сегодня, тоже довольно много классиков, настолько живых, что их вполне можно назвать хулиганами. Их тоже люблю, но вот незадача – если, говоря о мастерах и стилях прошедших эпох, я практически всегда могу объяснить живопись, то для объяснения современного искусства мне моего вербального материала явно недостаточно. 2. Роль изобразительного искусства в моей жизни, без всякого преувеличения, огромна. Рисую с полутора лет, училась в художественной школе (куда меня приняли сразу в четвертый класс), кажется, еще в школе вполне способна была сдать историю западноевропейской живописи - на троечку точно. Способности эти были благополучно зарыты в землю на несколько десятков лет, но так получилось, что недавно меня пригласили писать искусствоведческие статьи в один уважаемый и старинный журнал – жизнь, сделав круг, возвратилась к исходной точке. Читала и продолжаю читать много искусствоведческой литературы. И, конечно, у меня никогда нет отбоя от друзей и знакомых, которые очень хотят сходить со мной в музей. Есть не только картины, но и рисунки, глиняные рыбы, деревья, дома и солнца, миски и кувшины, покрывала, полотенца и пледы ручной работы. Львиная доля всего этого хозяйства создана лично мной. Я бы не разделяла интерес к живописи поэта и интерес к живописи любого другого творца, и в целом восприятие искусства во многом зависит от общего культурного уровня человека, а не только от того, пишет он стихи или нет. Да и источником вдохновения может служить не только что-то прекрасное, а и любой сор, как сказала когда-то одна пишущая дама. На мой личный вкус, музыка в отношении силы воздействия ничуть не уступает живописи, и даже превосходит ее. В конечном итоге важным оказывается тот факт, что творец сам создаст под воздействием внешних или внутренних стимулов, а не то, сколько произведений искусства он может «употребить». Отдельно почитаемый мною художник – Питер Брейгель Старший, один из немногих, кто сумел создать свою отдельную вселенную. Про него можно долго говорить, но, наверное, сейчас как раз тот случай, когда нужно просто ограничиться своими стихами:
Брейгель
Проведи меня Сквозь воздушную арку дней, Сквозь дворовое детство, простуду, страницы книг, Через верные сказки — чем далее, тем страшней, Непотребные сны и корявый чужой язык,
Через грохот вокзалов (покуда не началось), Через кроны деревьев, плоды и зерно дождя, Через правила, стены и — самое трудное — сквозь Снегопады под утро, дыхание переведя,
Не щадя по дорогам ни времени, ни штиблет, Собирая в котомку, что встретилось на пути, Посвети путеводной, пока различаю свет, Сквозь майданы, какие там надобно, проведи,
Под имперские своды — к вершинам бесцветных гор, К деревам и собакам, к зеркальным разливам рек, Где забили свинью, и щетину скребет костер, Где охотники вышли на свежий снег.
3. Можно предположить, что судьба живописи в XXI веке однозначно будет сложной и интересной – увы, всё самое главное в искусствах случается в моменты глобальных перемен и потрясений, которых, кажется, будет более чем достаточно. Важно просто помнить, что всё, что мы превозносим и почитаем сейчас как «классическое», «великое», выкристаллизовывалось из очень большого количества шума, мусора, пустой породы. То, что создается сегодня, то, что происходит сейчас в литературе, живописи, медиаискусствах – эти процессы не закончены, но нам, надеюсь, еще случится в полный рост лицезреть гениев, героев нашего времени, которых мы сегодня пока не умеем разглядеть.
Екатерина Ливи-Монастырская:
1. Отдаю предпочтение исключительно классическому искусству. Старому и новому, в прошлом и настоящем. Это не обязательно реализм, классицизм, барокко или ренессанс. Классикой давно стали не только импрессионисты, но и авангард начала 20-го века, 20-х и 30-х годов, который расширил возможности и горизонты изобразительного искусства: Пикассо, Петров-Водкин, Модильяни, Малевич, Шагал, Де Кирико, Филонов. Соцреалисты Дейнека и Бродский, гениальные Мухина и Фаворский. Сегодня множество достойных мастеров работает в классическом направлении. Это мои чудесные друзья Константин Сутягин и Александр Шевченко, безвременно погибший и оплаканный Геннадий Проваторов, Андрей Ремнев, Павел Отдельнов, иллюстратор Геннадий Спирин и множество других великолепных живописцев и графиков. Они творят в разных жанрах и манерах, донося до нас красоту человека и природы, глубину чувства, радость и трепет от соприкосновения с прекрасным - именно это передает художник зрителю: мгновение этого контакта. Поэтому настоящая живопись чужда как салонной красивости, так и крикливой сиюминутной «актуальности». Живопись в моей жизни играет главную роль, Это мое ремесло и мое большое счастье. Дома у меня, разумеется, много картин. Они повернуты лицом к стене или свернуты в рулоны. Потому что когда пишешь или рисуешь, их присутствие немного мешает.
2. Это прекрасно выразил Заболоцкий:
Любите живопись, поэты! Лишь ей, единственной, дано Души изменчивой приметы Переносить на полотно.
Это стихотворение многие помнят наизусть. Сам Николай Алексеевич в начале – «живописец-авангардист», его «Столбцы» и поэмы подобны картинам Филонова, а в поздних стихах он восходит к классике алмазной огранки, при этом не теряя того странного, расширенного пространства, увиденного сразу с нескольких точек зрения, взгляда истинного авангардиста. Живопись не может не привлекать поэта, в стихах ведь тоже «рисуется картинка» - в ней есть свет, полутона, тени и блики, глубина, объемы и ракурсы, настроение, состояния и т.д.: все, что свойственно живописи, присутствует и в поэзии. У поэтов, как и у художников, разная манера в использовании материала: кто-то пишет пастозно, широкими мазками, кто-то прозрачно, акварельно, кто-то доводит форму до энгровского сияния или орудует, как гравер, резцом по самшитовой доске. Поэты работают в разных жанрах – от малого формата до огромных панно. Пишут пейзажи, портреты, исторические полотна, рисуют жанровые сценки, наброски, карикатуры, плакаты, иллюстрации и заставки. И подлинное здесь такое же подлинное, как и в живописи, и все приметы изменчивого мира так же запечатлеваются и становятся достоянием читателя, зрителя, который в случае соприкосновения с истинным искусством - со-творец, а не равнодушный глядетель в холст или скользитель глазом по строчкам. Вспоминаю строки Мандельштама:
Художник нам изобразил Глубокий обморок сирени, И красок звучные ступени На холст, как струпья, положил.
Он понял масла густоту – Его запекшееся лето Лиловым мозгом разогрето, Расширенное в духоту.
Или:
Как будто я повис на собственных ресницах В толпокрылатом воздухе картин Тех мастеров, что насаждают в лицах Порядок зрения и многолюдства чин.
Или поэма Пастернака «1905 год». Там нет описания картин как таковых, но это грандиозное живописное произведение. У меня, конечно же, есть стихи, вдохновленные картинами. Одним из самых больших живописных впечатлений для меня стал «Триумф смерти» кисти, вероятно, Андреа Орканья в пизанском Кампосанто:
Архангел фрески Страшного Суда, Стекло небес в твоих очах раскосых. В камнях, корнях и пыточных колесах Зима неумолима и тверда. Твой день лежит, светло окостенев, В нем спят огонь и трубы ледяные, Вот-вот – лицом к лицу взойдут стихии, Вздымая прах и извергая гнев. Прими тепло доверчивой руки И шепоток печали желторотой: Я тоже стану безымянной нотой, Войдя в твои ночные сквозняки, И станут мне дела твои близки В мерцаньи крыл с кромешной позолотой.
3. Сложная и интересная судьба. Медиаискусство создает бесконечную и живую картину уже в трех измерениях. Художники об этом мечтали. В какой-то степени то, что понимается под прогрессом изобразительного искусства, и было поиском наибольшей приближенности к трехмерному. И вот – пожалуйста. Мультипликация в 3D, фэнтезийные блокбастеры типа Аватара или Хоббита – это создание целых миров, плюс работа в команде, коллективное искусство, плюс соединяющее музыку, изображение и литературу. Это не просто кинематограф, а нечто большее. Мечта о синтезе искусств сбывается. Мы даже не представляем себе, как этот синтез, запущенный совсем недавно, будет развиваться, влиять на другие искусства. Художникам работы хватит, хотя они будут всегда в тени. Людям интересней актеры и музыканты. Развитие медиаискусств может обогатить традиционную живопись, придать ей новый импульс. Живопись останется собой и станет еще краше. Ей не придется конкурировать с киномирами киноэпосов. Это другое. Как Онегин Пушкина и Онегин Чайковского. Использовать открытия медиаискусств живописцы уж постараются, уверена. И поэты, не сомневаюсь. И еще – думаю, что нынешнее смутное для изобразительного искусства время кончится. Сейчас художниками называют себя производители того, что пожилые люди времен моего детства именовали «художествами». И эти «художества» и их «творцы» вернутся в канализационные отстойники, где им самое место. А живопись будет в музеях и на стенах наших домов, а может быть и в некоем пространстве-времени, где можно будет проникнуть в тайну каждого мазка. И тогда живопись станет едина с поэзией, которая сама по себе не только 3D, но и гиперпространство. Несколько лет назад я побывала на великолепной выставке Левитана. Вернувшись домой, я открыла интернет и прочла стихотворение Александра Кушнера, которое полностью совпало с моими ощущениями: Боже мой, Левитан! Ведь знакомы до слёз Этот лес, этот луг, этот мох, этот плёс, А про март и лошадку в снегу у крыльца Я бы, кажется, мог говорить без конца, И, признаться ли, даже казалось порой, Что как родственник слишком он, что ли, мне свой И, как детство, пожалуй, чуть-чуть заслонён Всем, что было с тех пор, столько чудных имён!
Но зашли мы на выставку. Надо взглянуть Ещё раз на сбегающий к берегу путь И ещё раз, в последний, наверное, раз Посмотреть на подкрашенный охрой баркас, И смотрели, смотрели, смотрели, потом Мимо авангардистов возвратным путём Шли мы к выходу, к выходу шли, как во сне, И Малевич казался архаикой мне.
И не зря казался. Не только потому, что после картин Левитана, его Волги с золотым внутренним сиянием, все кажется плоским. Здесь еще и знание, и догадка. А дальше я могу рассказывать и рассказывать – о Малевиче и архаике, о символизме Черного Квадрата, о связи древнерусского искусства и раннесоветского авангарда и о многих других увлекательных вещах.
Герман Власов:
1. Интересно все, но в большей степени - классика (голландцы, немцы, итальянцы). Очень нравятся экспрессионисты (Моне, Дега), отдельная тема - Врубель, Петров-Водкин. Пастель, карандаш, графика - тут есть тоже мастера. Современные художники чаще всего не нравятся потому, что они в большей степени ориентированы на интерьер и декоративное искусство. Они как бы самоограничивают себя до символа и жеста в ущерб красоте и силе, которая им открыта. Современная картина - не окно в мир и не портрет Дориана Грея, а аквариум с золотыми рыбками. Она - ручная, а не дикая. Вообще тут особняком стоят художники, чья манера письма менялась; картины позднего Тернера - замечательны... Я пробовал рисовать, мне нравится запах масляных красок. Живопись - та же медитация... Есть несколько картин: копия гравюры Дюрера, неизвестный итальянец, виды старой Москвы, персидская миниатюра. Не так много...
2. «Любите живопись, поэты…» - написал Заболоцкий. Краски пахнут культурой: Умбрия - название местности в Италии… Есть несколько стихотворений. Вот одно:
не смотри на сверкающий ливень майский дождь несговорчив и прям сколько желтых изломанных линий разделили окно пополам
и к стеклу не спеши прикасаться там качаются ветви гурьбой их зеленые листья двоятся и в отрыв уведут за собой
в акварельной такой мешанине где гремит и рябит без конца как у тернера в новой картине дирижера не видно лица
но когда отшумит - будет создан удивительной радости день словно кто-то расчесывал воздух и прогнал его дымную тень
и теперь она в глине и смальте метростроевской шахты внутри оттого пузыри на асфальте настоящей земли пузыри
3. Наверно, художник и зритель должны хорошо представлять себе историю развития живописи. Существует опасность превращения живописи в форму рекламы или агитации, но вкус и интуиция помогут распознать настоящее. Настоящее не ищет повторения или пользы, оно - непредсказуемо, как танец бабочки над весенней толпой. Оно удивляет.
Ян Бруштейн:
1. Вопрос поставлен некорректно: как я могу сказать, что люблю больше – завораживающих «Охотников на снегу» Питера Брейгеля-старшего или удивительный по изяществу «Поцелуй» Густава Климта? Струящуюся «Большую одалиску» Жана-Огюста Доминика Энгра или абстрактные композиции Пауля Клее? «Спящую Венеру» Джорджоне или пейзажи Оскара Рабина?.. Ну вот, образованность я показал, дальше могу добавить, что живопись играет в моей жизни огромную роль: я ею активно занимался в долгий, 25-летний период неписания стихов, и это помогло мне не сойти с ума. Были даже несколько выставок, холсты разошлись по музеям и частным коллекциям. Кроме того, я 15 лет преподавал в вузе историю и теорию искусств, немало писал рецензий на выставки. А картин у меня дома столько, что вешать их уже некуда. В основном это современная живопись и графика моих друзей-художников, ныне живущих и уже ушедших. Но есть и уникальные вещи – рисунки замечательного Сергея Зверева, с которым в 60-х я был хорошо знаком.
2. Живопись, её знание и понимание, несомненно, дают автору стихов новые краски, ощущение плоти мира и искусства. Один очень умный старый (даже по сравнению со мной) профессор как-то сказал, что моя книга «Красные деревья» - живописна, а сборник «Город дорог» - графичен... Подумав, я согласился: как раз после «Красных деревьев» я оставил занятия живописью и увлёкся чёрно-белой графикой, в том числе – компьютерной. И это вполне могло отразиться и в стихах. Есть у меня и стихи, непосредственно посвящённые произведениям искусства. Вот два из них:
крик мунк
он кричит на мосту на причале на сходнях и от этого крика вскипает вода он пришел из беды он ворвался в сегодня и отсюда уже никуда никогда наши злые слова наши старые страхи если празднует боль будто кто отпинал фреди крюгер души он приходит на взмахе топора и от ужаса мокнет спина вы забудете имя помянут не к ночи для чего в этом месте он всё поменял и кричит и стоит будто он приколочен на мосту на пути от меня до меня
Вечный город. Рене Магритт, «НОСТАЛЬГИЯ»
Кошачий смысл не льву ли ясен, Когда разляжется, прекрасен, Надолго и надежно сыт. А фрачный ангел просто рядом, Чтобы скользнуть небрежным взглядом, Когда положим на весы Все стыдные и злые мысли.
...Пилат старательно умылся. Его здесь нет. И не о нем Молился ангел чернокрылый, Не перед ним гордился силой Лев, перекрещенный огнем.
Слепая тяжесть парапета Нас убедит, что песня спета, Что наше время истекло. А город, скрывшийся в тумане, Не нас настигнет и обманет, Разбив зеркальное стекло.
Нам фрачный ангел не поможет: Застыл навеки с постной рожей Там, где течет остаток дня, Где величаво и беспечно Он охраняет город вечный - Лев, не боящийся огня.
3. Мне кажется, что мы непоправимо обедним, ограбим себя, если за увлечением различными формами поп-арта, акционизмом и прочим «актуальным искусством», которое преходяще, и в истории, как мне кажется, может остаться разве что как казус, забудем собственно о живописи, пусть и самой современной. Развитие технологий может привести, например, к трёхмерной живописи (графика такая уже появляется). Возможно появление кинетической живописи... Но какими бы ни были техника и материалы, должно остаться главное: волнение и восторг, которые мы испытываем перед подлинным произведением искусства!
Глеб Шульпяков:
1. Из двух музеев - современного искусства и музея старых мастеров - я выберу старых мастеров, если выбор будет необходим. Хотя в свое время довольно много времени мне довелось провести в музеях именно современного искусства - Европы и США. Через «современное искусство» было проще понять дух времени. К тому же это было следствием того, что в СССР современного искусства не было. По смысловой насыщенности старые мастера, конечно, по-прежнему опережают наше время. Вопросы, которыми они задаются, являются экзистенциальными и никуда не ушли от человечества; каждый рано или поздно должен искать ответы на них. И потом: что считать современным искусством? Любое искусство, где художник пытается ответить на эти вопросы, будет современным. А так называемое «современное искусство» мне интересно совсем по другим причинам, через него я просто пытаюсь, как уже сказал, понять дух времени и его невроз, и невроз той страны, где это искусство создано. Живопись не играет никакой роли в моей жизни - она является ее частью. Хотя ты понимаешь это только тогда, когда возвращаешься на родину после многодневных блужданий по знаменитым европейским галереям. Да, в моем доме есть несколько картин моих друзей-художников. Но вообще все гораздо проще: когда-то я просто закончил художественную школу.
2. Интерес заключается в ощупывании, в переживании возможности смысла - поэзия занимается тем же. Да, у меня есть стихотворение, которое так и называется - «Прадо», оно было опубликовано в «Лиterraтуре»: http://literratura.org/poetry/585-gleb-shulpyakov-v-sekundu-tishiny.html.
3. Живопись нашего века ждет возвращение в пантеистическую архаику со всеми присущими ей элементами: синкретичность, условность, простота, декоративность и т.д.
Бахыт Кенжеев:
1. Конечно, классическому. «Свобода на баррикадах» Делакруа или «Брежнев на Малой Земле» Налбандяна – вот великие полотна, по которым стоит учиться жизни. А если серьезно – той живописи, в которой нет литературы. Тернер, Ван-Гог, эль Греко и многие другие. Не люблю абстракционизма и поп-арта, поскольку и то, и другое считаю жульничеством. Обожаю «Тайную вечерю» Сальвадора Дали - обожаю хулигана Мэгритта - но и Мунку, если честно, не чужд. Лишь бы душа была вложена в картину...
2. Есть! В цикле «Странствия» имеется издевательское стихотворение о картине Брюллова «Последний день Помпеи» - как раз потому, что оно ужасно литературное (иными словами, поддающееся пересказу). А вообще живописцев очень уважаю, потому что мы с ними занимаемся общим делом.
3. Я и своей-то судьбы не знаю, так что давать прогнозы не отваживаюсь. Впрочем, деградация живописи в сторону попсы довольно очевидна. Это означает, что будущим художникам будет требоваться еще больше мужества, чем в прежние времена. Но, как говорил Пушкин, «мы играем не для денег, а лишь бы вечность провести…» Надеюсь, что еще будут появляться новые Ван-Гоги и Петровы-Водкины.
На фото - художник Омар Ортис за работойскачать dle 12.1
literratura.org
Француз Поль Валери в одноименном сонете так изображает свое впечатление от этой картины: Преджизненный озноб отчаясь побороть, Исторгнутая в мир из материнской бездны, На солнце, где прибой кочует камнерезный, Алмазы горькие отряхивает плоть. Еще не занялась улыбка, а на белом Плече, отмеченном кровоподтеком дня, Фетида разлилась, искристый дождь граня, И волосы бегут по бедрам оробелым. Обрызганный песок взметнулся вслед за ней,И детский поцелуй стремительных ступнейИспила, зашуршав, сухая жажда впадин. Но взор уклончивый предательски горел, И в озорных глазах смешался, беспощаден, Веселый танец волн с огнем коварных стрел. (Пер. Р. Дубровкина) Новелла Матвеева в сонете «Боттичелли» обращается к этому же сюжету: …Вижу птиц серебряные клювы,Слышу пляску воздуха живую :То эолы, словно стеклодувы,Выдувают вазу ветровую. <…>И встает из моря Афродита – Безупречно любящих защита. Александра Блока волнуют образы русской мифологии, например, птица Гамаюн. В славянских мифах это посланница богов, их глашатай. Она поет людям божественные гимны и возвещает будущее тем, кто согласен слушать тайное. На создание стихотворения «Гамаюн, птица вещая» Блока вдохновила картина Виктора Васнецова (см. http://artcyclopedia.ru/m_vasnecov_%C2%ABgamayun_ptica_veshaya%C2%BB_1895_g-vasnecov_viktor_mihajlovich.htm):
На гладях бесконечных вод,Закатом в пурпур облеченных,Она вещает и поет,Не в силах крыл поднять смятенных... Вещает иго злых татар,Вещает казней ряд кровавых,И трус, и голод, и пожар,Злодеев силу, гибель правых...
schoolfiles.net
Рукам дано остановитьЗлодейство, что в веках лелеют.И время не могло сломить,И седы власы гордо реют.
Андрей Рублев «Святая Троица»Сиянье бело-голубоеИ золота нетленного свеченьеСвятое породили трое,И всё живет в веках без отреченья.
Дионисий. Святитель Николай Мирликийский. Ферапонтов монастырь. Роспись собора Рождества БогородицыСвятитель, провозвестник, полубогХранитель, защитивший божьи тайны,Он нашу укрепить надежду смог,И все его усилья не случайны.
Иван Никитич Никитин. Портрет напольного гетманаСамодержавию укорЗа вольность жизнь отдать готовый,Не единение, раздор,Не царево, поселок новый.
Андрей Матвеевич Матвеев. Автопортрет с женойЕсть дополнение во взглядах,Непонимание в руках,И пышность, лишняя в нарядах,Самодостаточность в глазах.
Иван Яковлевич Вишняков. Портрет Сарры-Элеоноры ФерморСверканье плеч и роскошь кринолина,Взгляд и улыбка глубоко.Во всём достатка полная картина,А вот до счастья далеко.
Алексей Петрович Антропов. Портрет Петра IIIО, роскошь, о, картинность и державность!Они присущи царственным особам,И в позе исключительность и главность,Неизгладимость, свойственная снобам.
И.П. Аргунов. Портрет неизвестной в русском костюмеТы нам известна, Ты живешь в веках,Наряд сегодня был бы так прекрасен.Есть твердость в удивительных глазах.О, Боже как же этот образ красен!
М.В. Ломоносов. Портрет Петра I. МозаикаДержавен, статен, энергичен,Для ратных подвигов готов.Взгляд ярок, страстен, необычен,Строитель градов и портов.
Ф.С. Рокотов. Портрет Екатерина IIВеликолепие породы,Вкус, страстность, ум велик.И благодарные народыБоготворили этот лик.
В.Л. Боровиковский. Портрет М.И. ЛопухинойНе просто женственна. Богиня:Истома, страсть и снисхожденье.Застыли нежность на картинеИ очень страстное движенье.
В.А. Тропинин. Портрет ПушкинаИным он и не мог бы бытьВзгляд, устремленный сквозь столетья.Рука, способная творить,Восторг, успех и лихолетье.
К.П. Брюллов. ВсадницаОсажен конь и лай собак.Охота удалась на славу,Но что-то в облике не так,Ей что-то очень не по нраву.
А.Г. Венецианов. На пашне. ВеснаБосые ноги, борона,И по-мужски коней ведёт.Еще прохладная весна,А вдруг случится недород.
И.Н. Крамской. Христос в пустынеО, стон камней, о, сон пустыни,Усталость, думы, отрешенность.Всё это нас волнует ныне.В сплетённых пальцах обреченность.
В.М. Максимов. Все в прошломЛишь тишина осталась мне,У ног собака, чай в стакане.Жизнь пролетела как во сне,Часть наяву, а часть в тумане.
Н.А. Ярошенко. Всюду жизньЭтап, вагонное окно.Свободу прутья отделяют,А птицы вьются все равно,И вольность нам напоминают.
И.К. Айвазовский. Девятый валМолитве внял девятый вал,И солнце осветило воды.Бог их разглядывал, искал.Он их спасет от непогоды.
И.И. Шишкин. РожьНе затеряться в этой ржи,Деревья маяками стали.Простором этим дорожи,Величье неба увидали.
А.И. Куинджи. НочноеНа темном небе месяц ранний.В ночном движения иные.Река надежд, река сказаний,Просторы близкие, родные.
В.Д. Поленов. Московский дворикИз века в век тропинки торят.И купола вдали сверкают.Смеются, радуются, спорят,Спешат, влюбляются, играют.
И.И. Левитан. МартСнег голубеет, стыло, март.У дома дровни, лес стеною.Не нужно тут дорожных карт,Не часты вьюги здесь весною.
И.Е. Репин. Бурлаки на ВолгеКогда река сама несёт,Иль парус баржу гонит бойко,Не каждый бурлака поймёт,Когда бредёт часами стойко.
В.И. Суриков. Утро стрелецкой казниПодавлен бунт, и утро казниТолпу согнали, гул стоит.В одно смешались горе, праздник,Кто палачей потом простит?
В.М. Васнецов. БогатыриМуромец, Попович, Никитич.Слышно - Муром, святость и труд.И знают рязанец и кривич,Куда они нас поведут.
В.А. Серов. Девочка с персикамиВопрос повис, и нет ответа.Каким он будет новый час?Миг переполнен светом лета,Он всё им высветит сейчас.
М.А. Врубель. Царевна-ЛебедьКипень наряда, ярость тайны,Она как лебедь на земле.И эти вихри не случайны,Корона чуда на челе.
К.С. Петров-Водкин. Утренний натюрмортОтмыты утром все детали,И колокольчики прекрасны.Мы это счастье не проспали,И ожиданья не напрасны.
И.Э. Грабаль. Февральская лазурьБерезы светят голубым.Снег не сошел, еще февраль.Деревья кружевом такимСовсем нам заслонили даль.
Б.М. Кустодиев. МасленицаЕщё зима. Вокруг движеньеВо всём. Особый свет весны,Мы ждём ее преображенья,Мы светлой радости полны.
А.А. Дейнека. Оборона СевастополяКипело море. Враг жесток,Но Севастополь не сдавался.Стена матросов поперек,Бой рукопашный продолжался.
А.А. Пластов. Юность. УтроКак небо в юности прекрасно,Шум камышей, трав разноцветье.Нет, мы родились не напрасно,Мы в эстафете сквозь столетья.
И.С. Глазунов. Вечная РоссияМы родились, нас ждала Русь.И пусть нелегки эти годы,Я в вечность тоже устремлюсьСквозь испытанья и невзгоды.
Василий Кудрявцев
xn--80akfehk0bm6g.xn--p1ai
Из Книги отзывов с выставки А.Поздеева в Красноярске, 1964г."Дорогой Андрей Геннадиевич! Приехав посмотреть вашу творческую выставку, я очень остался доволен. Я рад за вас. Как это здорово! В 1965 г. Я буду поступать в ваше художественное училище. Я так же сейчас готовлюсь к экзамену. Я хочу после этого написать вам стихотворение:
Будь беспокойным-не считай отрадойБлагополучия собственного райТвори!-Работай!-Ошибайся!-Падай!-И снова все сначала начинайНе так легко, не так все простоНо пусть в тебе живет огонь живойГлубокого, живого – неудовольствия собойДо самой крышки гробовой!"(Мой адрес пр.Комсосмольский /36/ Марищев)
Константин Еремин, поэт. Посвящение выставке Андрея Поздеева.«Какое странное круженьеПортретов, раковин, круговИ прочих знаков вдохновенья – Все для друзей и для врагов.
В цветах огромных и росистых, Как луг, расцвечена стенаВ полотнах радужных и чистых Поэта жизнь отражена.
Пусть на холсте с табличкой «Храм»Мне так и не открылись двери,Не в этом суть.Так по утрамВы видите. И я Вам верю.
Марина Маликова, красноярская поэтесса
Памяти Андрея Поздеева
Вот и кончилась дорогаЛюбви, работы и тревог.Дорога посланная Богом,И ты по ней прошел как Бог,Но как земной,Земным был болен.Теряя силы в суете,Ты подчинился высшим силам - лежать распятым на холсте. ***
Николай Еремин, красноярский поэт. (посвящение А.Поздееву)
Мир сложен!Он полон событий!Сомнений и тайн бесконечныхНо чудом природы является гений и в хаосе этом наводит порядокХудожник пишет черную дыруОн днем и ночью в космосе витает –Он хочет знать, чего никто не знает,Что не подвластно кисти и перу.
Пусть черная дыра посередине,И Cвет вокруг - вот только бы суметьИзобразить в космической картине:Рождение, тайну, смерть...Пусть макромир и микромир качнется,Проваливаясь в чертову дыру…Что за чертой у черного колодца?Покуда не узнаю – не умру...
***
Из сборника стихотворений "Перевал" краснояского художника Тойво Ряннеля.
КРАСНЫЕ ЦВЕТЫ
Все обновилось в Красноярске,Где не был я который год-Рекламы краски стали ярчеИ выше ростом стал народ.И в уличных водоворотахЯ что-то главное искал,Смотрел в упор в глаза народа И многого не понимал.Навстречу мне из переулка,Оставив низкий пьедестал,Поздеев бронзовый и гулкий Меня застенчиво обнял:-Привет, старик - сказал он звонко,-Возьми, вот зонтик у меня, А то веселые подонкиПо бронзе палками гремят,- Я не был славой избалован,А чаще - руганью облит,Обидно мне, что грустный клоунВ моем обличий стоит.- И нет меня... но есть картины,.Сомнения и боль моя,И грязь безвременной патины От торопливого литья...-Прощай, старик, беги отсюда-От суеты красивых словИ береги от тусклых буденТворца святое ремесло!-Мечталось в памяти народнойЗаслугами своими жить,Чем пустотелым звоном моднымТолпе забавою служить!Пожав ладонию мой локоть,.Он принял позу старикаНа постаменте невысокомСо звонким зонтиком в руках.Ему не нужно утешенья, Ни холод дула у виска;Ласкает бронзового генияПо жизни прожитой тоска...А время, двигаясь, менялоУглы законов красоты,И люди клали к пьедесталуС улыбкой красные цветы...
Тойво Ряннель, Красноярск. Октябрь 2001 года***
Из стихотворений поэта и писателя Романа Солнцева, написанных в 60-ые годы:
Наступает орава веселых,бледных, умных.В комнате душно.– Ну, зачем тебе столько подсолнухов,а, Андрюшка?Сотня красных здесь, триста медных...(Посоветовать каждый горазд!)А подсолнухи на мольбертах,Как пощечины хамам, горят!А подсолнухи-то хорошие.Точно в ядерном вареве мокли.А подсолнухи – как колесикиогненного перпетуум-мобиле!(Лишь искусство вечно на свете ведь...)
И Андрей поправляет штаны:– Вот спасибо, зашли посоветовать.Мне советы очень нужны.Вот еще хочу подсолнух,желтый с синим, но чуть золотым...Я намазал вон там. Пусть подсохнет.Если выйдет что – поглядим.
Вы, конечно, правы, чего уж там,что сужаю свои возможности,но ведь все мы ходим под солнышком,но ведь все мы ходим под совестью!..– Ты, Андрей, обратись к человеку.К стройкам. К атому. К нашему веку...(А подсолнухи гудят опаленно,точно праздничные стадионы.И тревожные есть, онемелые,будто в полдень солнца затмение!)
– Вот и я говорю: сужаю.Что мне делать с ними, не знаю.Но один еще можно? Под заревомоблаков... Там подумаю я...И, довольные этим признанием,покивав, уходят друзья.
Стихотворения Юли Карпухиной, ученицы 10 класса школы 69, Совет школьного музея 2007-2009гг.:
Образ художника
Как разноцветен стал наш мир вокруг-Когда раскрыл нам душу лучший другНаш лучший друг, умевший так легкоПреображать пустое, неживое полотно.
Завесой тайны покрывал он образ свой-Простой и искренний, поистине живой.Он видел все, как есть, в его твореньях – сутьОн к пониманию ее показывал нам путь
В них свет и тьма, о жизни размышленья,И радость, и печаль душевного волненья.Среди бескрайней лжи людского отчужденья,Он верил в лик добра и отвергал презренье,
Воспринимал он мир, как будто бы во сне,Но явью эти сны являлись на холсте.И не был он рабом общественного мнения,Лишь душу изливал наперекор сомненьям.
Как трудно ведь порою в жестоком нашем миреСебя не потерять, смотреть на вещи шире,На полпути не бросить начатое дело,Среди непонимания идти к вершине смело.
***
Стихотворение «Месиво смерти» Юля Карпухина написала к работе, посвященной гуманистической теме в творчестве Андрея Поздеева. Оно посвящено картинам «Охота на птиц», «Война», «Реквием» (как и художник, создавший свой образ войны на холсте, Юля очень точно выразила ее суть словом)Месиво Смерти
Рушится мир, словно карточный дом.Здесь каждый на гибель свою обречен.Здесь страхом накрыт наступающий день,Сменивший собою полночную тень.
Довлеет над каждым здесь зло и угрозы,Отчаянно льются потоками слезы,Полные боли кромешного ада,Тому, кто погиб, уж не будет возврата.
Кругом все в разрухе: то взрыв, то террор,Смертельный здесь каждому дан приговор.Кровь вперемешку с сырою землей,Месть и жестокость, война за войной.
Судьбы сжигая людские дотла,В мертвых объятиях вечного сна.Но кто-то с улыбкой глядит на мученья,Им месиво смерти - как страсть развлеченья.Тешит бездушные жадные взгляды,За болью чужой себе ищут награды...
Памятник Андрею Поздееву. Автор -Юля Карпухина
В потоке машин бесконечном Среди безграничной толпы,Художник гуляет беспечныйИ пишет с натуры холсты.
Прохожих чудак озаряетУлыбкою светлой своей,В руке его зонтик сияетВо время жары и дождей.
И видит он снова и сноваПейзаж городской и портрет,И образ картины готовый,Кто понял ее, а кто нет…
Мудрец, как и прежде, беспечныйС улыбкой по центру идет,В потоке машин бесконечномВстречает и каждого ждет.
ВВЕРХ> НА ГЛАВНУЮ>
mus-pozdeyev.ru
Рождение акварели
Г.Э.
Первый мазок по листу увлажненной бумагиКистью еще без краски, прозрачным по белизне.Отсвечивают очертания тела, изгиб бедра,Нежные купы деревьев, набухшие облака.Все уже видится ясно. Не огрубить бы теперь, не испортить,Проявить прозрачное для других.Глаз художника
Посмотрим сквозь этот глаз. Застывшая протоплазма,Разрастаются, ветвятся все гуще кристаллы,Цветы и листья сияют гранями – окаменели,Как драгоценности, навечно, чтоб не завянуть.А тут что? Белокаменные фигуры среди пустыни,Точно памятники облакам. В высоте над нимиПроплывают еще способные стать чем угодно.Отвернешься, посмотришь снова – уже другие.Глянем теперь сюда. На водах цвета бутылкиМежду листьев кувшинки, словно плавучий остров -Карточный домик. Вальты улыбаются дамам,Не тревожась о ряби – приближающемся дуновении.Что-то при нас происходит. Нежилые коробки без оконСмяты обломками камнепада, как консервные банки.Препарированая фигура из сочленений и мышц,Увита цветными сосудами – проволокой механизма.Задерживаться здесь не будем, рядом в разгаре праздник.Кувыркаются флаги, дома, отменено тяготение,Навеселе колобродят деревья, разводит лучамиСолнце, нарисованное ли ребенком, увиденное во сне ли.Вот и художник – ребенок, заросший годами,Как слоями древесных колец. Сквозь кору на щекеПроступает лицо коровы, подсолнух – воспоминаниеОбо всем, что не исчезает, пока хранится внутри.Что ж, пора возвращаться в мир привычный, знакомый.Но что с ним успело случиться? Как будто сняласьПоволока с переводной картинки, очертания, краскиПрояснились, освеженные влагой, – обновился зрачок.Поздний Пикассо
Женщина и мужчина, соединенные чудовищной силой,Поединок, корежащий, как коррида,Выползшие из орбит глаза, оскал, поцелуй или пожирание,Вдавленные одно в другое, перепутанные тела.Чья тут рука, чья нога? Вместе несет в провал,Где распадается разум, где все восторг или ужас,Предчувствие неизбежного. Очнешься, вспоминаешь другое,Называемое нежностью и красотой. Девочка ведет под уздцыУсмиренного Минотавра. Художник посмеивается над собой:Обессиленный карлик любуется пышной плотью,Тычет кистью в округлости, в курчавую щелку.Вот что прекрасно в искусстве – если забыть о безднах,Лишь прикрытых поверхностью. Рука ведет кисть сама,По ту сторону мастерства – от всего надо освободиться.Обреченный бык, упрямый мужской бодец. Умиротворения нетИ на девятом десятке. Неизбежность покоя страшит,Как разложение тел, как видение смерти,Глянувшей однажды из зеркала. Измученные глаза,Скорбный рот, оголенный череп автопортрета –Желание до последнего сопротивляться,Оставив потом в мастерской пустой белый холст,Словно дверь, открытую в неизвестность.Хаим Сутин
Хаим – жизнь.Курица оцепенела в руке местечкового резника,Блеск ножа, вспышка яростной крови,Крик застрял в перехваченном горле – кажется, навсегда.Жизнь – попытка освободиться, вытолкнуть крик.Голый юноша с детской губастой улыбкойСмотрит на чистый холст, как влюбленный на девушку,Обмакнул осторожно кисть в красную краску –Брызнула первая кровь, вскрикнул первый мазок.Алая рана рта, нервно сцеплены пальцы,Многоцветно пульсируют жилы, напряжены,Беспокойно вздернуты плечи, взбудоражены складки,Изумленье смещает черты, лицо живее, чем в жизни.Мир неправилен, вздыблен, тревожен, если не омертвел.Кисть в руке – сопротивление небытию. Ребе сказал:Не изображай ничего, что имеет душу, это запрещено.Краски вопят с холста: разве мертв натюрморт?Пейзаж освежеванных тел, распятых, цветущих кровью,Ритуальная бойня, молитва, заклинание боли.Вскрыта земля, копошась, расползаются склоны,Обнажены потроха цвета глины, пульсируют жилы дорог,Взбаламучено, взбугрено небо, рощи срываются с места,Деревья летят кувырком с горы, запутаны волосы-ветви,Дома вцепились корнями в землю, наклонились не в сторону ветра –Против ветра, чтоб удержаться на крутизне.Жизнь – попытка держаться.Только с кистью в руке одолеваешь тревогу,Если ты без нее – значит, спишь или пьян.Хаим – жизнь.Спит художник на просохшем холсте, укрывшись едва просохшим.Под ним и над ним вздымаются, дышат холмы,Дорога, взобравшись на гору, повернулась, глянула вниз –Кружится голова. Дома громоздятся на плечи друг другу,Заблудилось под ними облако, освежеваны красные крыши,Вздуты реки цвета рубина. В ущельях, рощах, оврагахПроявляются вдруг обитатели – застигнешь врасплох,Отведешь на мгновение взгляд – больше уже не увидишь,Не сможешь вернуться, заблудишься в складках мира.Хаим – жизнь.Ты, наверное, много страдал? –Спросят его. Я был счастлив всю жизнь, –Улыбнется художник детской губастой улыбкой,Спрятанный в катафалке, чтобы проникнуть в город,Который сравнил однажды с телом, цветущим кровью,Мимо постов оккупантов – и там умереть в больнице.Кровь, наконец, прорвется.Крик предсмертного счастья,Молитва огненных красок будет звучать с холстов.Черный квадрат
Вымести мусор обыденности, очиститьсяОт подробностей, жирной мушиной сыпи,От газетного копошения, освободитьсяОт половинчатости полутонов, поднятьсяНад салатом пресных пейзажей, над пустякамиПодбородков, носов, бородавок. ВышеЧистота и легкость, энергия диагоналиБез заботы о цели, горизонталь покояБез постельной пошлости. БелизнаОбобщает радугу. За ее пределом -Полноцветность черного, негатив сияния.Долго его не выдержать – дышать нечем,Надо снова спуститься. Радужные цветаРасцветают в капельной призме. На зеленом лугуЗадирают головы дети, скачут, кричат.Божья коровка с лакированной красной спинкой,Щекоча, пробирается по рукеС мягкими неостриженными ноготками.Вечность
Галерея скульптур. Тема: «Вечность».Материал: песчаник или песок.Степень плотности не имеет значения,Как и меры объема, веса,Единицы времени или таланта,Не говоря о подписях. ВетерокВыдувает где песчинку-другую,Добавляя оспин в лицо, где осыпетСразу струйку. Материал возвращаетсяДюнам или пустыне.НатюрмортБутоны в вазе с водойРаспускаютсяСтановятся цветамиУже убитыеДругие в садуУвядают раньшеЖить остаетсяНатюрморт* * *Г.Э.
Расплыв бесспорной самовольной краски,Полет на гребне пойманной волны,Движенье кисти без поправок – ощущаешь,Как в мире все напряжено, едино,Твердеет, набухает.dorogiegosti.blogspot.com