1Облака — вокруг,Купола — вокруг.Надо всей Москвой— Сколько хватит рук! —Возношу тебя, бремя лучшее,Деревцо моеНевесомое!В дивном граде сем,В мирном граде сем,Где и мертвой мнеБудет радостно —Царевать тебе, горевать тебе,Принимать венец,О мой первенец!Ты постом — говей,Не сурьми бровейИ все сорок — чти́ —Сороков церквей.Исходи пешком — молодым шажком! —Всё привольноеСемихолмие.Будет тво́й черед:Тоже — дочериПередашь МосквуС нежной горечью.Мне же — вольный сон, колокольный звон,Зори ранниеНа Ваганькове.
(31 марта 1916)
2Из рук моих — нерукотворный градПрими, мой странный, мой прекрасный брат.По це́рковке — все́ сорок сороков,И реющих над ними голубков;И Спасские — с цветами — ворота́,Где шапка православного снята;Часовню звёздную — приют от зол —Где вытертый — от поцелуев — пол;Пятисоборный несравненный кругПрими, мой древний, вдохновенный друг.К Нечаянныя Радости в садуЯ гостя чужеземного сведу.Червонные возблещут купола,Бессонные взгремят колокола,И на тебя с багряных облаковУронит Богородица покров,И встанешь ты, исполнен дивных сил...— Ты не раскаешься, что ты меня любил.
(31 марта 1916)
3Мимо ночных башенПлощади нас мчат.Ох, как в ночи́ страшенРёв молодых солдат!Греми, громкое сердце!Жарко целуй, любовь!Ох, этот рёв зверский!Дерзкая — ох! — кровь.Мо́й — ро́т — разгарчив,Даром, что свят — вид.Как золотой ларчикИверская горит.Ты озорство прикончи,Да засвети свечу,Чтобы с тобой нончеНе было — как хочу.
(31 марта 1916)
4Настанет день — печальный, говорят!Отцарствуют, отплачут, отгорят,— Остужены чужими пятаками —Мои глаза, подвижные как пламя.И — двойника нащупавший двойник —Сквозь легкое лицо проступит лик.О, наконец тебя я удостоюсь,Благообразия прекрасный пояс!А издали — завижу ли и Вас? —Потянется, растерянно крестясь,Паломничество по дорожке чернойК моей руке, которой не отдерну,К моей руке, с которой снят запрет,К моей руке, которой больше нет.На ваши поцелуи, о, живые,Я ничего не возражу — впервые.Меня окутал с головы до пятБлагообразия прекрасный плат.Ничто меня уже не вгонит в краску.Святая у меня сегодня Пасха.По улицам оставленной МосквыПоеду — я, и побредете — вы.И не один дорогою отстанет,И первый ком о крышку гроба грянет, —И наконец-то будет разрешенСебялюбивый, одинокий сон.И ничего не надобно отнынеНовопреставленной болярыне Марине.
(11 апреля 1916, первый день Пасхи)
5Над городом, отвергнутым Петром,Перекатился колокольный гром.Гремучий опрокинулся прибойНад женщиной, отвергнутой тобой.Царю Петру и Вам, о царь, хвала!Но выше вас, цари, колокола.Пока они гремят из синевы —Неоспоримо первенство Москвы.— И целых сорок сороко́в церквейСмеются над гордынею царей!
(28 мая 1916)
6Над синевою подмосковных рощНакрапывает колокольный дождь.Бредут слепцы калужскою доро́гой —Калужской, песенной, привычной, и онаСмывает и смывает именаСмиренных странников, во тьме поющих Бога.И думаю: когда-нибудь и я,Устав от вас, враги, от вас, друзья,И от уступчивости речи русской —Одену крест серебряный на грудь,Перекрещусь — и тихо тронусь в путьПо старой по дороге по калужской.
(Троицын день, 1916)
7Семь холмов — как семь колоколов,На семи колоколах — колокольни.Всех счетом: сорок сороков, —Колокольное семихолмие!В колокольный я, во червонный деньИоанна родилась Богослова.Дом — пряник, а вокруг плетеньИ церко́вки златоголовые.И любила же, любила же я первый звон —Как монашки потекут к обедне,Вой в печке, и жаркий сон,И знахарку с двора соседнего.— Провожай же меня, весь московский сброд,Юродивый, воровской, хлыстовский!Поп, крепче позаткни мне ротКолокольной землей московскою!
(8 июля 1916)
8Москва! Какой огромныйСтранноприимный дом!Всяк на Руси — бездомный.Мы все к тебе придем.Клеймо позорит плечи,За голенищем — нож.Издалека́-далечеТы всё же позовешь.На каторжные клейма,На всякую болесть —Младенец ПантелеймонУ нас, целитель, есть.А вон за тою дверцей,Куда народ валит —Там Иверское сердце,Червонное, горит.И льется аллилуйяНа смуглые поля.— Я в грудь тебя целую,Московская земля!
(8 июля 1916)
9Красною кистьюРябина зажглась.Падали листья.Я родилась.Спорили сотниКолоколов.День был субботний:Иоанн Богослов.Мне и донынеХочется грызтьЖаркой рябиныГорькую кисть.
(16 августа 1916)
Читать: Анализ цикла стихотворений Марины Цветаевой "Стихи о Москве"
xn----8sbiecm6bhdx8i.xn--p1ai
1
Облака -- вокруг, Купола -- вокруг, Надо всей Москвой Сколько хватит рук! -- Возношу тебя, бремя лучшее, Деревцо мое Невесомое!
В дивном граде сем, В мирном граде сем, Где и мертвой -- мне Будет радостно, -- Царевать тебе, горевать тебе, Принимать венец, О мой первенец!
Ты постом говей, Не сурьми бровей И все сорок -- чти -- Сороков церквей. Исходи пешком -- молодым шажком! -- Все привольное Семихолмие.
Будет твой черед: Тоже -- дочери Передашь Москву С нежной горечью. Мне же вольный сон, колокольный звон, Зори ранние -- На Ваганькове.
31 марта 1916
2
Из рук моих -- нерукотворный град Прими, мой странный, мой прекрасный брат.
По церковке -- всe сорок сороков, И реющих над ними голубков.
И Спасские -- с цветами -- ворота, Где шапка православного снята.
Часовню звездную -- приют от зол -- Где вытертый от поцелуев -- пол.
Пятисоборный несравненный круг Прими, мой древний, вдохновенный друг.
К Нечаянныя Радости в саду Я гостя чужеземного сведу.
Червонные возблещут купола, Бессонные взгремят колокола,
И на тебя с багряных облаков Уронит Богородица покров,
И встанешь ты, исполнен дивных сил... Ты не раскаешься, что ты меня любил.
31 марта 1916
3
Мимо ночных башен Площади нас мчат. Ох, как в ночи страшен Рев молодых солдат!
Греми, громкое сердце! Жарко целуй, любовь! Ох, этот рев зверский! Дерзкая -- ох -- кровь!
Мой рот разгарчив, Даром, что свят -- вид. Как золотой ларчик Иверская горит.
Ты озорство прикончи, Да засвети свечу, Чтобы с тобой нонче Не было -- как хочу.
31 марта 1916
4
Настанет день -- печальный, говорят! Отцарствуют, отплачут, отгорят, -- Остужены чужими пятаками- Мои глаза, подвижные как пламя. И-двойника нащупавший двойник- Сквозь легкое лицо проступит лик. О, наконец тебя я удостоюсь, Благообразия прекрасный пояс!
А издали -- завижу ли и Вас? -- Потянется, растерянно крестясь, Паломничество по дорожке черной К моей руке, которой не отдерну, К моей руке, с которой снят запрет, К моей руке, которой больше нет.
На ваши поцелуи, о, живые, Я ничего не возражу -- впервые. Меня окутал с головы до пят Благообразия прекрасный плат. Ничто меня уже не вгонит в краску, Святая у меня сегодня Пасха.
По улицам оставленной Москвы Поеду -- я, и побредете -- вы. И не один дорогою отстанет, И первый ком о крышку гроба грянет, И наконец-то будет разрешен Себялюбивый, одинокий сон. И ничего не надобно отныне Новопреставленной болярыне Марине.
11 апреля 1916, 1-й день Пасхи
5
Над городом, отвергнутым Петром, Перекатился колокольный гром.
Гремучий опрокинулся прибой Над женщиной, отвергнутой тобой.
Царю Петру и вам, о царь, хвала! Но выше вас, цари, колокола.
Пока они гремят из синевы -- Неоспоримо первенство Москвы.
И целых сорок сороков церквей Смеются над гордынею царей!
28 мая 1916
6
Над синевою подмосковных рощ Накрапывает колокольный дождь. Бредут слепцы калужскою дорогой, --
Калужской -- песенной -- прекрасной, и она Смывает и смывает имена Смиренных странников, во тьме поющих Бога.
И думаю: когда -- нибудь и я, Устав от вас, враги, от вас, друзья, И от уступчивости речи русской, --
Одену крест серебряный на грудь, Перекрещусь, и тихо тронусь в путь По старой по дороге по калужской.
Троицын день 1916
7
Семь холмов -- как семь колоколов! На семи колоколах -- колокольни. Всех счетом -- сорок сороков. Колокольное семихолмие!
В колокольный я, во червонный день Иоанна родилась Богослова. Дом -- пряник, а вокруг плетень И церковки златоголовые.
И любила же, любила же я первый звон, Как монашки потекут к обедне, Вой в печке, и жаркий сон, И знахарку с двора соседнего.
Провожай же меня весь московский сброд, Юродивый, воровской, хлыстовский! Поп, крепче позаткни мне рот Колокольной землей московскою!
8 июля 1916. Казанская
8
-- Москва! -- Какой огромный Странноприимный дом! Всяк на Руси -- бездомный. Мы все к тебе придем.
Клеймо позорит плечи, За голенищем нож. Издалека -- далече Ты все же позовешь.
На каторжные клейма, На всякую болесть -- Младенец Пантелеймон У нас, целитель, есть.
А вон за тою дверцей, Куда народ валит, -- Там Иверское сердце Червонное горит.
И льется аллилуйя На смуглые поля. Я в грудь тебя целую, Московская земля!
8 июля 1916. Казанская
9
Красною кистью Рябина зажглась. Падали листья, Я родилась.
Спорили сотни Колоколов. День был субботний: Иоанн Богослов.
Мне и доныне Хочется грызть Жаркой рябины Горькую кисть.
16 августа 1916
stih.pro
Стихи о любви Марины Цветаевой, стихи о Москве
Стихи о любви Марины Цветаевой и стихи о Москве
Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной —
Распущенной — и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем ни ночью — всуе.
Что никогда в церковной тишине
За то, что вы меня — не зная сами! —
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце, не у нас над головами, —
За то, что вы больны — увы! — не мной,
За то, что я больна — увы! — не вами.
В руки бьющего снизу.
На горах Парадиза.
Эти взлеты и бездны —
Только бренные сваи
В легкой сцепке железной.
Зубы стиснув — за годы,
В сновиденном паденье
Сердца — вглубь пищевода.
Мы ж за оду, в которой
Высь — не нa смех, а нa смерть:
Тебе — через сто лет
Столетие спустя, как отдышу, —
Из самых недр, — как на смерть осужденный,
Своей рукой — пишу:
Меня не помнят даже старики.
— Ртом не достать! — Через летейски воды
Протягиваю две руки.
Пылающие мне в могилу — в ад, —
Ту видящие, что рукой не движет,
Умершую сто лет назад.
Мои стихи! — я вижу: на ветру
Ты ищещь дом, где родилась я — или
В котором я умру.
Горжусь, как смотришь, и ловлю слова:
— Сборище самозванок! Все мертвы вы!
Грабительницы мертвых! Эти кольца
Раскаиваюсь в первый раз,
Что столько я их вкривь и вкось дарила, —
Тебя не дождалась!
Сегодняшний — так долго шла я вслед
Садящемуся солнцу, — и навстречу
Тебе — через сто лет.
Моим друзьям во мглу могил:
— Все восхваляли! Розового платья
Никто не подарил!
Раз не убьешь, — корысти нет скрывать,
Что я у всех выпрашивала письма,
Чтоб ночью целовать.
Ты мне сейчас — страстнейший из гостей,
И ты откажешь перлу всех любовниц
Во имя той — костей.
Маргарита, осуждают смело.
В чем вина твоя? Грешило тело!
Душу ты — невинной сберегла.
Всем кивала ты с усмешкой зыбкой.
Этой горестной полуулыбкой
Ты оплакала себя давно.
Всех одно пленяет без изъятья!
Вечно ждут раскрытые объятья,
Вечно ждут: «Я жажду! Будь моя!»
День и ночь, и завтра вновь, и снова!
Говорил красноречивей слова
Темный взгляд твой, мученицы взгляд.
Мстит судьба богине полусветской.
Нежный мальчик вдруг с улыбкой детской
Заглянул тебе, грустя, в лицо.
В ней одной спасенье и защита.
Всё в любви. Спи с миром, Маргарита.
Всё в любви. Любила — спасена!
Не любила, но плакала. Нет, не любила, но все же
Лишь тебе указала в тени обожаемый лик.
Было все в нашем сне на любовь не похоже:
Ни причин, ни улик.
Только мы — ты и я — принесли ему жалобный стих.
Обожания нить нас сильнее связала,
Чем влюбленность — других.
Кто молиться не мог, но любил. Осуждать не спеши
Ты мне памятен будешь, как самая нежная нота
В пробужденьи души.
(В нашем доме, весною. ) Забывшей меня не зови!
Все минуты свои я тобою наполнила, кроме
Самой грустной — любви.
Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе.
Насторожусь — прельщусь — смущусь — рванусь.
О милая! Ни в гробовом сугробе,
Ни в облачном с тобою не прощусь.
Дана, чтоб на сердце держать пуды.
Спеленутых, безглазых и безгласных
Я не умножу жалкой слободы.
Единым взмахом из твоих пелен,
Смерть, выбью!— Верст на тысячу в округе
Растоплены снега — и лес спален.
Сжав — на погост дала себя увесть,—
То лишь затем, чтобы, смеясь над тленом,
Стихом восстать — иль розаном расцвесть!
Что в полмесяца не спишь и полночи,
Что на карте знаешь те города,
Где глядели тебе вслед чьи-то очи.
Не читаешь, умиленно поникши,
Что сам Бог тебе — меньшой ученик,
Что же Кант, что же Шеллинг, что же Ницше?
Что наш мир, он до тебя просто не был,
И что не было и нет ничего
Над твоей головой — кроме неба.
— Любовь — старей меня!
— Любовь — еще старей:
Стара, как хвощ, стара, как змей,
Старей ливонских янтарей,
Всех привиденских кораблей
Старей! — камней, старей — морей.
Но боль, которая в груди,
Старей любви, старей любви.
Надо всей Москвой
Сколько хватит рук! —
Возношу тебя, бремя лучшее,
В мирном граде сем,
Где и мертвой — мне
Царевать тебе, горевать тебе,
Не сурьми бровей
И все сорок — чти —
Исходи пешком — молодым шажком! —
С нежной горечью.
Мне же вольный сон, колокольный звон,
Прими, мой странный, мой прекрасный брат.
И реющих над ними голубков.
Где шапка православного снята.
Где вытертый от поцелуев — пол.
Прими, мой древний, вдохновенный друг.
Я гостя чужеземного сведу.
Бессонные взгремят колокола,
Уронит Богородица покров,
Ты не раскаешься, что ты меня любил.
Площади нас мчат.
Ох, как в ночи страшен
Рев молодых солдат!
Жарко целуй, любовь!
Ох, этот рев зверский!
Дерзкая — ох — кровь!
Даром, что свят — вид.
Как золотой ларчик
Да засвети свечу,
Чтобы с тобой нонче
Не было — как хочу.
Отцарствуют, отплачут, отгорят,
— Остужены чужими пятаками —
Мои глаза, подвижные как пламя.
И — двойника нащупавший двойник —
Сквозь легкое лицо проступит лик.
О, наконец тебя я удостоюсь,
Благообразия прекрасный пояс!
Потянется, растерянно крестясь,
Паломничество по дорожке черной
К моей руке, которой не отдерну,
К моей руке, с которой снят запрет,
К моей руке, которой больше нет.
Я ничего не возражу — впервые.
Меня окутал с головы до пят
Благообразия прекрасный плат.
Ничто меня уже не вгонит в краску,
Святая у меня сегодня Пасха.
Поеду — я, и побредете — вы.
И не один дорогою отстанет,
И первый ком о крышку гроба грянет, —
И наконец-то будет разрешен
Себялюбивый, одинокий сон.
И ничего не надобно отныне
Новопреставленной болярыне Марине.
Перекатился колокольный гром.
Над женщиной, отвергнутой тобой.
Но выше вас, цари, колокола.
Неоспоримо первенство Москвы.
Смеются над гордынею царей!
Накрапывает колокольный дождь.
Бредут слепцы калужскою дорогой, —
Смывает и смывает имена
Смиренных странников, во тьме поющих Бога.
Устав от вас, враги, от вас, друзья,
И от уступчивости речи русской, —
Перекрещусь, и тихо тронусь в путь
По старой по дороге по калужской.
На семи колоколах — колокольни.
Всех счетом — сорок сороков.
Иоанна родилась Богослова.
Дом — пряник, а вокруг плетень
И церковки златоголовые.
Как монашки потекут к обедне,
Вой в печке, и жаркий сон,
И знахарку с двора соседнего.
Юродивый, воровской, хлыстовский!
Поп, крепче позаткни мне рот
Колокольной землей московскою!
Всяк на Руси — бездомный.
Мы все к тебе придем.
За голенищем нож.
Ты все же позовешь.
На всякую болесть —
У нас, целитель, есть.
Куда народ валит, —
Там Иверское сердце
На смуглые поля.
Стихи публикуются 1:1 из книги " Lirics" . © Copyright сохраняется исключительно за авторами опубликованных стихотворений. Добавить-удалить стихотворение можно связавшись с авторами сайта по почте.
rus-poetry.ru
1
Облака — вокруг,Купола — вокруг,Надо всей МосквойСколько хватит рук! —Возношу тебя, бремя лучшее,Деревцо моеНевесомое!
В дивном граде сем,В мирном граде сем,Где и мертвой — мнеБудет радостно, —Царевать тебе, горевать тебе,Принимать венец,О мой первенец!
Ты постом говей,Не сурьми бровейИ все сорок — чти́ —Сороков церквей.Исходи пешком — молодым шажком! —Все привольноеСемихолмие.
Будет тво́й черед:Тоже — дочериПередашь МосквуС нежной горечью.Мне же вольный сон, колокольный звон,Зори ранние —На Ваганькове.
31 марта 1916
2
Из рук моих — нерукотворный градПрими, мой странный, мой прекрасный брат.
По це́рковке — все́ сорок сороков,И реющих над ними голубков.
И Спасские — с цветами — ворота́,Где шапка православного снята.
Часовню звездную — приют от зол —Где вытертый от поцелуев — пол.
Пятисоборный несравненный кругПрими, мой древний, вдохновенный друг.
К Нечаянныя Радости в садуЯ гостя чужеземного сведу.
Червонные возблещут купола,Бессонные взгремят колокола,
И на тебя с багряных облаковУронит Богородица покров,
И встанешь ты, исполнен дивных сил…Ты не раскаешься, что ты меня любил.
31 марта 1916
3
Мимо ночных башенПлощади нас мчат.Ох, как в ночи́ страшенРев молодых солдат!
Греми, громкое сердце!Жарко целуй, любовь!Ох, этот рев зверский!Дерзкая — ох — кровь!
Мой рот разгарчив,Даром, что свят — вид.Как золотой ларчикИверская горит.
Ты озорство прикончи,Да засвети свечу,Чтобы с тобой нончеНе было — как хочу.
31 марта 1916
4
Настанет день — печальный, говорят!Отцарствуют, отплачут, отгорят,— Остужены чужими пятаками —Мои глаза, подвижные как пламя.И — двойника нащупавший двойник —Сквозь легкое лицо проступит лик.О, наконец тебя я удостоюсь,Благообразия прекрасный пояс!
А издали — завижу ли и Вас? —Потянется, растерянно крестясь,Паломничество по дорожке чернойК моей руке, которой не отдерну,К моей руке, с которой снят запрет,К моей руке, которой больше нет.
На ваши поцелуи, о, живые,Я ничего не возражу — впервые.Меня окутал с головы до пятБлагообразия прекрасный плат.Ничто меня уже не вгонит в краску,Святая у меня сегодня Пасха.
По улицам оставленной МосквыПоеду — я, и побредете — вы.И не один дорогою отстанет,И первый ком о крышку гроба грянет, —И наконец-то будет разрешенСебялюбивый, одинокий сон.И ничего не надобно отнынеНовопреставленной болярыне Марине.
11 апреля 19161-й день Пасхи
5
Над городом, отвергнутым Петром,Перекатился колокольный гром.
Гремучий опрокинулся прибойНад женщиной, отвергнутой тобой.
Царю Петру и вам, о, царь, хвала!Но выше вас, цари, колокола.
Пока они гремят из синевы —Неоспоримо первенство Москвы.
И целых сорок сороков церквейСмеются над гордынею царей!
28 мая 1916
6
Над синевою подмосковных рощНакрапывает колокольный дождь.Бредут слепцы калужскою дорогой, —
Калужской — песенной — прекрасной, и онаСмывает и смывает именаСмиренных странников, во тьме поющих Бога.
И думаю: когда-нибудь и я,Устав от вас, враги, от вас, друзья,И от уступчивости речи русской, —
Одену крест серебряный на грудь,Перекрещусь, и тихо тронусь в путьПо старой по дороге по калужской.
Троицын день 1916
7
Семь холмов — как семь колоколов!На семи колоколах — колокольни.Всех счетом — сорок сороков.Колокольное семихолмие!
В колокольный я, во червонный деньИоанна родилась Богослова.Дом — пряник, а вокруг плетеньИ церковки златоголовые.
И любила же, любила же я первый звон,Как монашки потекут к обедне,Вой в печке, и жаркий сон,И знахарку с двора соседнего.
Провожай же меня весь московский сброд,Юродивый, воровской, хлыстовский!Поп, крепче позаткни мне ротКолокольной землей московскою!
8 июля 1916. Казанская
8
— Москва! — Какой огромныйСтранноприимный дом!Всяк на Руси — бездомный.Мы все к тебе придем.
Клеймо позорит плечи,За голенищем нож.Издалека-далечеТы все же позовешь.
На каторжные клейма,На всякую болесть —Младенец ПантелеймонУ нас, целитель, есть.
А вон за тою дверцей,Куда народ валит, —Там Иверское сердцеЧервонное горит.
И льется аллилуйяНа смуглые поля.Я в грудь тебя целую,Московска́я земля!
8 июля 1916. Казанская
9
Красною кистьюРябина зажглась.Падали листья,Я родилась.
Спорили сотниКолоколов.День был субботний:Иоанн Богослов.
Мне и донынеХочется грызтьЖаркой рябиныГорькую кисть.
16 августа 1916
www.tsvetayeva.com
9стихотворений о Москве
1
Облака — вокруг,Купола — вокруг,Надо всей МосквойСколько хватит рук! — Возношу тебя, бремя лучшее,Деревцо моёНевесомое!
В дивном граде сём,В мирном граде сём,Где и мёртвой — мнеБудет радостно, —Царевать тебе, горевать тебе,Принимать венец,О мой первенец!
Ты постом говей,Не сурьми бровейИ все сорок — чти —Сороков церквей.Исходи пешком — молодым шажком! —Всё привольноеСемихолмие.
Будет твой черёд:Тоже — дочериПередашь МосквуС нежной горечью.Мне же вольный сон, колокольный звон,Зори ранние —На Ваганькове.
31 марта 19162
Из рук моих — нерукотворный градПрими, мой странный, мой прекрасный брат.
По церковке — всe сорок сороков,И реющих над ними голубков.
И Спасские — с цветами — ворота,Где шапка православного снята.
Часовню звёздную — приют от зол —Где вытертый от поцелуев — пол.
Пятисоборный несравненный кругПрими, мой древний, вдохновенный друг.
К Нечаянныя Радости в садуЯ гостя чужеземного сведу.
Червонные возблещут купола,Бессонные взгремят колокола,
И на тебя с багряных облаковУронит Богородица покров,
И встанешь ты, исполнен дивных сил…Ты не раскаешься, что ты меня любил.
31 марта 19163
Мимо ночных башенПлощади нас мчат.Ох, как в ночи страшенРёв молодых солдат!
Греми, громкое сердце!Жарко целуй, любовь!Ох, этот рёв зверский!Дерзкая — ох — кровь!
Мой рот разгарчив,Даром, что свят — вид.Как золотой ларчикИверская горит.
Ты озорство прикончи,Да засвети свечу,Чтобы с тобой нончеНе было — как хочу.
31 марта 19164
Настанет день — печальный, говорят!Отцарствуют, отплачут, отгорят,— Остужены чужими пятаками —Мои глаза, подвижные как пламя.И — двойника нащупавший двойник —Сквозь лёгкое лицо проступит лик.О, наконец тебя я удостоюсь,Благообразия прекрасный пояс!
А издали — завижу ли и Вас? —Потянется, растерянно крестясь,Паломничество по дорожке чёрнойК моей руке, которой не отдёрну,К моей руке, с которой снят запрет,К моей руке, которой больше нет.
На ваши поцелуи, о, живые,Я ничего не возражу — впервые.Меня окутал с головы до пятБлагообразия прекрасный плат.Ничто меня уже не вгонит в краску,Святая у меня сегодня Пасха.
По улицам оставленной МосквыПоеду — я, и побредёте — вы.И не один дорогою отстанет,И первый ком о крышку гроба грянет,И наконец-то будет разрешёнСебялюбивый, одинокий сон.И ничего не надобно отнынеНовопреставленной боярыне Марине.
11 апреля 1916, 1-й день Пасхи5
Над городом, отвергнутым Петром,Перекатился колокольный гром.
Гремучий опрокинулся прибойНад женщиной, отвергнутой тобой.
Царю Петру и вам, о царь, хвала!Но выше вас, цари, колокола.
Пока они гремят из синевы —Неоспоримо первенство Москвы.
И целых сорок сороков церквейСмеются над гордынею царей!
28 мая 19166
Над синевою подмосковных рощНакрапывает колокольный дождь.Бредут слепцы калужскою дорогой, —
Калужской — песенной — прекрасной, и онаСмывает и смывает именаСмиренных странников, во тьме поющих Бога.
И думаю: когда — нибудь и я,Устав от вас, враги, от вас, друзья,И от уступчивости речи русской, —
Одену крест серебряный на грудь,Перекрещусь, и тихо тронусь в путьПо старой по дороге по калужской.
Троицын день 19167
Семь холмов — как семь колоколов!На семи колоколах — колокольни.Всех счётом — сорок сороков.Колокольное семихолмие!
В колокольный я, во червонный деньИоанна родилась Богослова.Дом — пряник, а вокруг плетеньИ церковки златоголовые.
И любила же, любила же я первый звон,Как монашки потекут к обедне,Вой в печке, и жаркий сон,И знахарку с двора соседнего.
Провожай же меня весь московский сброд,Юродивый, воровской, хлыстовский!Поп, крепче позаткни мне ротКолокольной землёй московскою!
8 июля 1916. Казанская8
— Москва! — Какой огромныйСтранноприимный дом!Всяк на Руси — бездомный.Мы все к тебе придём.
Клеймо позорит плечи,За голенищем нож.Издалека — далечеТы всё же позовёшь.
На каторжные клейма,На всякую болесть —Младенец ПантелеймонУ нас, целитель, есть.
А вон за тою дверцей,Куда народ валит, —Там Иверское сердцеЧервонное горит.
И льётся аллилуйяНа смуглые поля.Я в грудь тебя целую,Московская земля!
8 июля 1916. Казанская9
Красною кистьюРябина зажглась.Падали листья,Я родилась.
Спорили сотниКолоколов.День был субботний:Иоанн Богослов.
Мне и донынеХочется грызтьЖаркой рябиныГорькую кисть.
М.Цветаева
morestihov.ru
Великая поэтесса Марина Цветаева всегда очень трепетно относилась к Москве. Где бы она не находилась, она всегда искала способ вернуться назад, в свой родной город. Для нее Москва – это воплощение дома для всех городов России, это гостеприимный центр Родины, в котором есть дух бунтарства и своенравия. И Цветаева не упускала возможности выразить любовь к столице через свои стихотворения.
Автор: Евгения Седых
Интересно? Сохрани у себя на стенке!literaguru.ru
Надо всей Москвой
Возношу тебя, бремя лучшее,
В дивном граде сем,
В мирном граде сем,
Где и мертвой мне
Царевать тебе, горевать тебе,
Ты постом — говей,
Не сурьми бровей
Исходи пешком — молодым шажком! —
Будет тво́й черед:
С нежной горечью.
Мне же — вольный сон, колокольный звон,
Из рук моих — нерукотворный град
Прими, мой странный, мой прекрасный брат.
По це́рковке — все́ сорок сороков,
И реющих над ними голубков;
И Спасские — с цветами — ворота́,
Где шапка православного снята;
Часовню звёздную — приют от зол —
Где вытертый — от поцелуев — пол;
Пятисоборный несравненный круг
Прими, мой древний, вдохновенный друг.
К Нечаянныя Радости в саду
Я гостя чужеземного сведу.
Червонные возблещут купола,
Бессонные взгремят колокола,
И на тебя с багряных облаков
Уронит Богородица покров,
И встанешь ты, исполнен дивных сил.
— Ты не раскаешься, что ты меня любил.
Мимо ночных башен
Площади нас мчат.
Ох, как в ночи́ страшен
Рёв молодых солдат!
Греми, громкое сердце!
Жарко целуй, любовь!
Ох, этот рёв зверский!
Даром, что свят — вид.
Как золотой ларчик
Ты озорство прикончи,
Да засвети свечу,
Чтобы с тобой нонче
Не было — как хочу.
Настанет день — печальный, говорят!
Отцарствуют, отплачут, отгорят,
— Остужены чужими пятаками —
Мои глаза, подвижные как пламя.
И — двойника нащупавший двойник —
Сквозь легкое лицо проступит лик.
О, наконец тебя я удостоюсь,
Благообразия прекрасный пояс!
А издали — завижу ли и Вас? —
Потянется, растерянно крестясь,
Паломничество по дорожке черной
К моей руке, которой не отдерну,
К моей руке, с которой снят запрет,
К моей руке, которой больше нет.
На ваши поцелуи, о, живые,
Я ничего не возражу — впервые.
Меня окутал с головы до пят
Благообразия прекрасный плат.
Ничто меня уже не вгонит в краску.
Святая у меня сегодня Пасха.
По улицам оставленной Москвы
Поеду — я, и побредете — вы.
И не один дорогою отстанет,
И первый ком о крышку гроба грянет, —
И наконец-то будет разрешен
Себялюбивый, одинокий сон.
И ничего не надобно отныне
Новопреставленной болярыне Марине.
(11 апреля 1916, первый день Пасхи)
Над городом, отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром.
Гремучий опрокинулся прибой
Над женщиной, отвергнутой тобой.
Царю Петру и Вам, о царь, хвала!
Но выше вас, цари, колокола.
Пока они гремят из синевы —
Неоспоримо первенство Москвы.
— И целых сорок сороко́в церквей
Смеются над гордынею царей!
Над синевою подмосковных рощ
Накрапывает колокольный дождь.
Бредут слепцы калужскою доро́гой —
Калужской, песенной, привычной, и она
Смывает и смывает имена
Смиренных странников, во тьме поющих Бога.
И думаю: когда-нибудь и я,
Устав от вас, враги, от вас, друзья,
И от уступчивости речи русской —
Одену крест серебряный на грудь,
Перекрещусь — и тихо тронусь в путь
По старой по дороге по калужской.
Семь холмов — как семь колоколов,
На семи колоколах — колокольни.
Всех счетом: сорок сороков, —
В колокольный я, во червонный день
Иоанна родилась Богослова.
Дом — пряник, а вокруг плетень
И церко́вки златоголовые.
И любила же, любила же я первый звон —
Как монашки потекут к обедне,
Вой в печке, и жаркий сон,
И знахарку с двора соседнего.
— Провожай же меня, весь московский сброд,
Юродивый, воровской, хлыстовский!
Поп, крепче позаткни мне рот
Колокольной землей московскою!
Москва! Какой огромный
Всяк на Руси — бездомный.
Мы все к тебе придем.
Клеймо позорит плечи,
За голенищем — нож.
Ты всё же позовешь.
На каторжные клейма,
На всякую болесть —
У нас, целитель, есть.
А вон за тою дверцей,
Куда народ валит —
Там Иверское сердце,
И льется аллилуйя
На смуглые поля.
— Я в грудь тебя целую,
День был субботний:
"Сезоны года" — это журнал о природе, культуре и окружающем мире.
Материалы можно использовать для ознакомления детей с природой, в помощь школьникам, в работе воспитателя и учителя.
rus-poetry.ru