Декабрист Федор Николаевич Глинка, участник войн 1805-1806 и 1812 гг., заграничного похода 1813-1814 гг., был членом «Союза благоденствия», но не принимал непосредственного участия ни в деятельности Северного общества, ни в восстании и был наказан сравнительно легко — ссылкой на службу в Петрозаводск. В сущности, политические убеждения Глинки всегда были довольно умеренными и не шли дальше мечты о конституционной монархии.
В литературе Глинка известен с 1808 года: он выступал как прозаик, драматург и поэт. Некоторое время он был руководителем «Вольного общества любителей российской словесности», которое являлось литературным филиалом «Союза благоденствия». Творческое наследие Глинки очень велико и неравноценно. Современники хорошо знали его патриотические стихи 1812 года, стихотворения «Тройка» («Вот мчится тройка удалая...»), «Москва» («Город чудный, город древний...»), «Песнь узника» и некоторые другие.
Стихи Глинки, нередко написанные в архаической манере, в замаскированной форме отражали настроения передовой молодежи преддекабристской эпохи, были формой политического воззвания, или «агитационного монолога», как называет их исследователь (Базанов В. Г. Ф. Н. Глинка // Глинка Ф. Н. Избр. произведения. Л., 1957. С. 35 (Б-ка поэта, БС)). Недаром Пушкин в 1822 году обратился к Глинке с посланием, в котором назвал его «великодушным гражданином». Легально напечатанный «Плач плененных иудеев» формально был переложением псалма (излюбленный жанр Глинки), но заключал в себе вольнолюбивый подтекст и стал одним из наиболее популярных произведений декабристской политической лирики.
Публицистический пафос произведений поэта нередко облечен в аллегорическую форму (например, посвященная истории Нидерландов трагедия «Вельзен, или Освобожденная Голландия») (См.: Там же. С. 10 и след.).
«Песнь узника» была опубликована в легальной печати, но в ней, в соответствии с авторским замыслом, современники увидели образ декабристского узника. Более поздние стихотворения отражают настроения поколения, пережившего разгром движения, но в душе сохранившего верность прежним идеалам.
Несколько стихотворений приписывается Глинке предположительно.
Плач плененных иудеев (1822) Военная песнь греков (1820-е годы) – приписывается Глинке
Песнь узника (Не слышно шуму городского…, 1826)
ПЛАЧ ПЛЕНЕННЫХ ИУДЕЕВ
На реках вавилонских тамо седохом и плакахом, внегда помянути нам Сиона. *Псалом 136 Когда, влекомы в плен, мы стали От стен сионских далеки, Мы слез ручьи не раз мешали С волнами чуждыя реки.
В печали, молча, мы грустили Всё по тебе, святой Сион; Надежды редко нам светили, И те надежды были – сон!
Замолкли вещие органы, Затих веселый наш тимпан. Напрасно нам гласят тираны: «Воспойте песнь сионских стран!»
Сиона песни - глас свободы! Те песни слава нам дала! В них тайны мы поем природы И бога дивного дела!
Немей, орган наш голосистый, Как занемел наш в рабстве дух! Не опозорим песни чистой; Не ей ласкать злодеев слух!
Увы, неволи дни суровы Органам жизни не дают: Рабы, влачащие оковы, Высоких песней не поют!
1822
«Полярная звезда» Спб., 1823.
Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков. Вступит. статья, сост., вступ. заметки, подг. текста и примеч. С. А. Рейсера. Л., Сов. писатель, 1988 (Б-ка поэта. Большая сер.)
* На реках вавилонских сидели мы и плакали, вспоминая о Сионе (старослав.). – Ред.ВОЕННАЯ ПЕСНЬ ГРЕКОВ
Ф. Н. Глинка (?)
Доколь нам, други, в тяжком рабстве Стонать под игом агарян! Тиранов милой нам Эллады Настал желанный мести час! Внемлите голосу отчизны, Она, рыдая, кличет вас: «Ко мне, сыны мои, о греки, И за меня и стар и млад!» Друзья! рука с рукой — и в сечу! С кипящей радостью глася: «Восстань гроза и честь народа, Свобода Греции, свобода!»
Где наши памятники славы, Ваяний, зодчества краса? Где свет наук? Всего лишились Под тяжким игом агарян! Рабы в невежестве позорном, Мы терпим лютой пытки срам И поруганье пьем как воду!.. Всё нам: угрозы, бой и смерть, И с милой родиной разлука, И в родине — позор и стыд. Чего ж еще? Но вы, о греки! Взывайте, дружно отличась: «Воскресни счастие народа, Свобода Греции, свобода!»
Где вы, сыны Эллады пышной, Где славный Греции народ? О нем и юг, и запад дальний Молвой гремели... А теперь Его забыл и юг и север, Нигде о нем не говорят, Нигде как будто и не знают, Что Греция на свете есть. Вот до чего доводит рабство И тяжкий у османов плен! Но други! Братья! Нам за муки Приспел желанный мести час. И греки в радости кипящей Гласят: «Настал наш светлый день!» Сбылось спасение народа: Свобода Греции, свобода!
Погибнут гордые тираны! Уже со всех, со всех сторон Друзья и братья к нашим грекам Бегут, — как будто все спешат На шумный торг, на пышный праздник, Как гости на венчальный пир! И кто отстанет от героев? И стар и млад бежит к своим! «Отстать позорно, дети, стыдно!» — Так говорят своим сынам Отцы и матери в Элладе, Благословляя их на бой. И всем твердят: «До смерти бейтесь, Кто раб — не приходи домой». Не надо рабства для народа, Свобода Греции, свобода!
Сошлись и с громкою молитвой — Сердца и длани к небесам: И меч об меч — крестообразно Острят. И от мечей кругом, Как дождь кипящий, брызжут искры, И пышет светлых молний блеск, А там приветствие брат брату, Булат сверкает по булату, — И клятву — не вложить мечей, Доколь враги свободы живы. За свой народ, за свой закон, Друзья, нет, предки, биться будем И славу древнюю добудем Бесстрашным сердцем и мечом. О бог! К тебе мольбы народа: Прочь рабство, будь у нас свобода!
Еще горит над Саламином Побед и славы светлый луч; Еще трофеев Марафона Не стерла времени рука, Еще нам памятно былое! И мы беседуем о нем В беседах тайных — и в восторге Мы предков видим, как себя! А наши предки были — Минос, Ликург спартанский и Солон; Мы помним твердость Леонида И честь и доблесть Аристида; Наш Мильтиад, наш Фемистокл; Он незабвен — наш беспримерный! И вот их глас из-за гробов: «Не нужно рабства для народа — Свобода Греции, свобода!»
Каких примеров не имеем? И нам ли не сломать оков? Мы кровь — до капли за свободу! И жизнь — отчизне на алтарь! Далекий путь, кипяща сеча, Тревоги жизни боевой – Для пылких греков всё услада; Труды и бой — им ничего; Лишь только б рабство уничтожить, Лишь только б славу возвратить, Сольем в одну все храбрых души, Составим тело все одно. Тогда кого мы убоимся? И кто отважится на нас, Когда мы все единым гласом Воскликнем с клятвой и мольбой: «Восстань краса и честь народа, Свобода Греции, свобода!»
1820-е годы Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков. Вступит. статья, сост., вступ. заметки, подг. текста и примеч. С. А. Рейсера. Л., Сов. писатель, 1988 (Б-ка поэта. Большая сер.)
ПРИМЕЧАНИЯ
Плач плененных иудеев. Печ. по Глинка Ф. Н. Опыты священной поэзии. Спб., 1826. Неоднократно переписывалось в рукоп. сб. Ст-ние представляет собою переложение 136-го псалма Давида, посвященного разгрому Иудеи Вавилоном в VI в. до н. э. и уводу евреев в плен. Эта тема переосмыслена как борьба против русской тирании. Та же тема была развита в оригинальных и переводных стихах П. Г. Ободовского, В. Н. Григорьева и др. (см. Базанов В. Г. Вольное общество любителей российской словесности. Петрозаводск, 1949. С. 242). Псалом многократно перекладывался в стихи русскими (ср., например, «Подражание псалму CXXXVI» Языкова, 1830 г.) и иностранными (Байрон) поэтами. Две последние строки ст-ния Глинки были популярны в течение всего XIX в. Сион — гора в Иерусалиме, священное место иудеев и христиан, символ Иудеи. Тимпан — ударный музыкальный инструмент.
Военная песнь греков. Впервые - «Вольная русская поэзия второй половины XVIII – первой половины XIX века» / Вступит. Статьи С. Б. Окуня и С. А. Рейсера, сост., подг. текста, вступ. заметки и примеч. С. А. Рейсера. Л., 1970 (Б-ка поэта. БС) (по списку Пушкинского Дома; он представляет собою отдельные листы, впоследствии переплетенные в сб.). Конволют принадлежал секретарю Саратовской ученой арх. комиссии Н. С. Соколову, а потом до 1902 г. А. Н. Пыпину (см.: Срезневский В. И. Сведения о рукописях, печатных изданиях и других предметах, поступивших в рукописное отделение библиотеки имп. Академии наук в 1900 и 1901 годах // «Известия императорской Академии наук». 1902, т. 16, № 2. С. 21 и отд. оттиск). Список в некоторых строках содержит правку; возможно, что она произведена автором. Ст-ние подписано инициалами: «Θ. Г.», которые предположительно расшифровываются как Ф. Глинка. Во всяком случае, политические воззрения Глинки 1820-х годов, сочувствие декабристов греческому восстанию против турок, стиль и фразеология ст-ния и многочисленные аллюзии, связывающие тираноборческие мотивы с современностью, делают это предположение вероятным. Перекликается с наброском Пушкина «Гречанка верная! Не плачь, — он пал героем…» (1821), «Военным гимном греков», переведенным в 1821 г. Н. И. Гнедичем, с «Греческой песней» (1821) В. Кюхельбекера, «Песнью грека» (1825) А. Ротчева, «Греческой одой» (1826) В. И. Туманского, ст-нием «Греция» Я. Драгоманова и другими на ту же тему.
Агаряне — племя бедуинов; в переносном смысле — иноземцы-завоеватели. Османы — турки, по имени султана Османа, в 1299 г. основавшего Турецкую империю. Саламин — остров (нынешнее название — Калури), принадлежавший Греции. Остров известен победой, одержанной у его берегов греческим флотом над персами в 480 г. до н. э. Марафон — битва при Марафоне в 490 г. до н. э. греки победили персов. Минос — легендарный царь Древнего Крита. Ликург — полулегендарный законодатель Древней Спарты в IХ в. до н. э. Солон — афинский законодатель в VI—V вв. до н. э. Леонид — спартанский царь; защищая свою страну от персов, погиб в битве при Фермопилах в 480 г. до н. э. Аристид (540-467 до н. э.) — греческий государственный деятель, прославившийся своей справедливостью, отличившийся в битвах при Марафоне и Саламине. Мильтиад (ум. 489 до н. э.) — афинский полководец, победитель персов при Марафоне. Фемистокл (ок. 527—460 до н. э.) — афинский полководец, прославившийся победой при Саламине.
a-pesni.org
Ф.Н.ГЛИНКА.
Про Федора Николаевича Глинку современники шутили, что он является непременным членом всех петербургских обществ и комитетов. Жизнерадостный, общительный, энергичный, он действительно в 1810-1820-е годы находился в центре общественной и литературной жизни Петербурга, и без него не обходилось ни одно чем-либо замечательное литературное собрание, ни одно общественное предприятие, направленное к защите, как тогда говорили, "несправедливо утесненных". Родился Федор Николаевич Глинка в 1786 году в Смоленской губернии. Воспитывался, по семейной традиции, в Кадетском корпусе. В войну 1805-1806 годов против Наполеона был адъютантом известного своею храбростью генерала Милорадовича, участвовал почти во всех сражениях этой кампании, в том числе в Аустерлицком В боях проявил большую выдержку и личную храбрость. Милорадович, представляя Глинку к награде, отмечал его в числе "в сем жестоком сражении отличившихся продолжительною храбростью". По окончании войны Глинка из-за болезни вышел в отставку. В 1807 году он напечатал стихотворение "Глас патриота", посвященное памяти М. В. Ломоносова, и с него началась литературная деятельность Глинки, продолжавшаяся почти три четверти века, пожалуй, самая долгая в русской литературе. В следующем году он опубликовал книгу "Письма русского офицера о Польше, австрийских владениях в Венгрии с подробным описанием похода Россиян противу французов в 1805 и 1806 годах", документальное повествование, окрашенное нескрываемым, пристрастным чувством участника описываемых событий. В этой книге он нашел свой стиль, свой литературный жанр, и все последующие его лучшие произведения, как в стихах, так и в прозе, это те, в основе которых лежат события и факты, им пережитые, чувства, им испытанные. Мировоззрение Глинки сложилось под влиянием просветительских и патриотических идей XVIII века. В 1808 году он написал историческую трагедию "Вельзен, или Освобожденная Голландия", в которой нашли яркое выражение его политические идеалы. Он обличает в трагедии "тиранов" и утверждает:
Страна, лишенная законов и свободы, Не царство, но тюрьма: в ней пленники народы...
Это был очень прозрачный намек на самодержавную Россию. Когда началась Отечественная война 1812 года, Глинка жил в своей деревне в Смоленской губернии. Узнав о войне, он в тот же день выехал в действующую армию. Первое сражение, в котором он принял участие, был бой за Смоленск. В эти дни он написал стихи для песни, выразившие чувства солдат и офицеров, всей армии:
Теперь ли нам дремать в покое, России верные сыны?! Пойдем, сомкнемся в ратном строе,
Пойдем, и в ужасах войны Друзьям, отечеству, народу Отыщем славу и свободу, Иль все падем в родных полях
Глинка участвовал в Бородинском сражении, в Тарутинском, проделал весь заграничный поход. Закончил войну он в чине капитана, с множеством боевых наград, среди которых были золотая шпага с надписью "За храбрость", ордена Владимира с мечами, Анны и специальная награда короля Пруссии бриллиантовая звезда за солдатские песни, которые были переведены на немецкий язык и воодушевляли немцев в борьбе против Наполеона. В 1818 году Милорадович стал военным генерал-губернатором Петербурга, Глинка, прошедший под его командованием всю войну, был назначен при нем чиновником по особым поручениям. С войны Глинка вернулся известным писателем. Его стихи об Отечественной войне 1812 года, новое издание "Писем русского офицера", дополненное рассказом о походе 1812-1815 годов, и другие произведения поставили Глинку в ряд наиболее читаемых и популярных литераторов. В 1816 году он вступил в первую декабристскую организацию "Союз спасения, или Общество истинных и верных сынов отечества". В "Союзе спасения" и в сменившем его "Союзе благоденствия" - преобразованной декабристской организации - Глинка был одним из самых деятельных членов. Устав этих организаций предписывал критиковать существующий общественный строй, чтобы подготовить общество к восприятию революционных идей, бороться со всеми беззакониями, помогать тем, кого угнетает самодержавие; конечной целью тайной организации было свержение самодержавия и введение республики. В 1818 году Глинка писал, излагая жизненные правила, которым он счигал необходимым для себя следовать:
Будь честен и правду люби всей душой, Страшись преступленья, но бед не страшись! С правдивой душою будь тверд, как гранит, Под громом, при гневе кипящих людей!
По службе Глинка должен был инспектировать тюрьмы, больницы, приюты, он получал сведения о судебных решениях, то есть был в курсе всего, происходившего в столице. Свою осведомленность и положение Глинка использовал для помощи тем, кто в ней нуждался. Он избавил многих несправедливо осужденных от тюрьмы, от наказания. Он, как и ею товарищи по тайному обществу, хлопотал об освобождении от крепостной зависимости крепостных, получивших образование, обладавших талантами. Так, благодаря Глинке, получили свободу крепостные поэты Сибиряков и Слепушкин. Самое активное участие принимает Глпнка в литературной жизни. Дружеские отношения связывают его с крупнейшими писателями и поэтами Крыловым, Жуковским, Вяземским, Батюшковым, Денисом Давыдовым и другими, его избирают председателем Общества любителей российской словесности. Глинка в эти годы принадлежал к литераторам старшего поколения, но он с большой чуткостью воспринимал всё новое, с пониманием и доброжелательностью отнесся он к юному Пушкину, с которым познакомился вскоре после окончания тем Лицея. Прочтя еще неоконченную поэму Пушкина "Руслан и Людмила", Глинка написал стихотворное послание "К Пушкину", в котором высоко оценил его талант. Беседы с Глинкой оказали большое влияние на формирование у Пушкина вольнолюбивых взглядов. В 1820 году Пушкину за его вольнолюбивые стихи грозило заточение в Соловецкую тюрьму. Глинка в числе его ближайших друзей принимает самое горячее участие в хлопотах за молодого поэта, и им удается избавить Пушкина от наказания, которое могло бы окончиться его гибелью. Когда Пушкин был отправлен в ссылку, Глипка напечатал свое послание к нему. Оно заканчивалось строками:
Судьбы и времени седого Не бойся, молодой певец! Следы исчезнут поколений, Но жив талант, бессмертен гений!..
Пушкин ответил ему стихами, полными уважения и благодарности:
Когда средь оргий жизни шумной Меня постигнул остракизм, Увидел я толпы безумной Презренный, робкий эгоизм.
Без слез оставил я с досадой Венки пиров и блеск Афин, Но голос твой мне был отрадой, Великодушный гражданин!
В восстании 14 декабря 1825 года Глинка не участвовал, он отошел от тайного общества, когда наметился план вооруженного свержения самодержавия: он был противником насилия. Когда же восстание было разгромлено, он был арестован и заключен в Петропавловскую крепость. В каземате Глинка написал "Песль узника", эти стихи, начинающиеся строкой "Не слышно шуму городского...", стали народной песней. По решению суда Глинка был переведен по службе, а фактически выслан в Карелию. Там Глинка написал поэму "Карелия, или Заточение Марфы Иоанновны Романовой". Ее тема - ссылка Борисом Годуновым матери будущего царя Михаила Романова - намекала на судьбу декабристов, но содержание поэмы выходило далеко за рамки, намеченные темой: Глинка изображает жизнь карел, рассказывает об их преданиях и поверьях, рисует картины природы Карелии. Пушкин поместил на издание "Карелии" отдельной книгой рецензию в "Литературной газете". В ней он дает характеристику не только этой темы, но всего творчества Глинки. "Изо всех наших поэтов,- пишет Пушкин,- Ф. И. Глинка, может быть, самцй оригинальный. Он не исповедует ни древнего, ни французского классицизма, он не следует ни готическому, ни новейшему романтизму; слог его не напоминает ни величавой плавности Ломоносова, ни яркой и неровной живописи Державина, ни гармонической точности, отличительной черты школы, основанной Жуковским и Батюшковым. Вы столь же легко угадаете Глинку в элегическом его псалме, как узнаете князя Вяземского в станцах метафизических или Крылова в сатирической притче. Небрежность рифм и слога, обороты то смелые, то прозаические, простота, соединенная с изысканностию, какая-то вялость и в то же время энергическая пылкость, поэтическое добродушие, теплота чувств, однообразие мыслей и свежесть живописи, иногда мелочной,- все дает особенную печать его произведениям. Поэма "Карелия" служит подкреплением сего мнения. В пей, как в зеркале, видны достоинства и недостатки нашего поэта. Мы, верно, угодим нашим читателям, выписав несколько отрывков, вместо всякого критического разбора". В 1833 году Глинка вышел в отставку и поселился в Москве. С этого времени он целиком посвятил себя литературе. К двадцатипятилетию Бородинской битвы он выпускает книгу воспоминаний "Очерки Бородинского сражения". Белинский писал о ней, что эта книга, "не будучи ни военною, ни историческою, может назваться поэтическою... Это книга народная, в полном значении этого слова, потому что, при великой важности содержания, она всем равно доступна. Теперь, когда русские уже пе стыдятся, но гордятся быть русскими; теперь, когда знакомство с родною славою и родным духом сделалось общею потребностию и общею страстию, стыдно русскому не иметь книги Ф. Н. Глинки, единственной книги на русском языке, в которой один из величайших фактов отечественной славы рассказан так живо, увлекательно и так общедоступно!" В 1840 году Глинка написал стихотворение "Москва" ("Город чудный, город древний...") - лучшее в русской поэзии стихотворение о древней столице. Глинка сохранил ясность ума и творческую энергию до последних дней жизни (он умер в 1880 году). В девяностолетнем возрасте он создает остроумное стихотворение "Две дороги", устремленное в будущее. Он пишет о споре двух дорог - шоссейной и железной; шоссейная сетует, что железная обездолила ее, на что поэт пророчески замечает:
Но рок дойдет и до чугунки: Смельчак взовьется выше юр И на две брошенные струнки С презреньем бросит гордый взор.
И станет человек воздушный (Плывя в воздушной полосе) Смеяться и чугунке душной И каменистому шоссе.
Так помиритесь же, дороги,Одна судьба обеих ждет. А люди? - люди станут боги, Или их громом пришибет.
ВОЕННАЯ ПЕСНЬ, НАПИСАННАЯ ВО ВРЕМЯ ПРИБЛИЖЕНИЯ НЕПРИЯТЕЛЯ К СМОЛЕНСКОЙ ГУБЕРНИИ
Раздался звук трубы военной, Гремит сквозь бури бранный гром:
Народ, развратом воспоенный, Грозит нам рабством и ярмом! Текут толпы, корыстью гладны, Ревут, как звери плотоядны,
Алкая пить в России кровь. Идут, сердца их - жесткий камень, В руках вращают меч и пламень На гибель весей и градов!
В крови омочены знамена Багреют в трепетных полях, Враги нам вьют вериги плена, Насилье грозно в их полках.
Идут, влекомы жаждой дани,О страх! срывают дерзки длани Со храмов божьих лепоту! Идут - и след их пепл и степи!
На старцев возлагают цепи, Влекут на муки красоту! Теперь ли нам дремать в покое, России верные сыны?!
Пойдем, сомкнемся в ратном строе, Пойдем - и в ужасах войны Друзьям, отечеству, народу Отыщем славу и свободу,
Иль все падем в родных полях! Что лучше: жизнь - где уэы плена, Иль смерть - где росские знамена? В героях быть или в рабах?
Исчезли мира дни счастливы, Пылает зарево войны: Простите, веси, паствы, нивы! К оружью, дети тишины!
Теперь, сей час же мы, о други! Скуем в мечи серпы и плуги: На бой теперь - иль никогда! Замедлим час - и будет поадно!
Уж близко, близко время грозно: Для всех равно близка беда! И всех, мне мнится, клятву внемлю; Забав и радостей не знать,
Доколе враг святую землю Престанет кровью обагрять! Там друг зовет на битву друга, Жена, рыдая, шлет супруга,
И матерь в бой - своих сынов! Жених не мыслит о невесте, И громче труб на поле чести Зовет к отечеству любовь!
Июль 1812
ПРАВИЛА
Не видеть слабостей чужих; Быть в чувстве гордости убогим; Быть очень кротким для других, А для себя быть очень строгим.
Будь слеп для слабостей чужих! Будь в чувстве гордости убогим; И очень кроток для других И для себя будь очень строгим.
1826
ПЕСНЬ УЗНИКА
Не слышно шуму городского, В заневских башнях тишина! И на штыке у часового Горит полночная луна!
А бедный юноша! ровесник Младым цветущим деревам, В глухой тюрьме заводит песни И отдает тоску волнам!
"Прости отчизна, край любезный! Прости мой дом, моя семья! Здесь за решеткою железной Уже не свой вам больше я!
Не жди меня отец с невестой, Снимай венчальное кольцо; Застынь мое навеки место; Не быть мне мужем и отцом!
Сосватал я себе неволю, Мой жребий - слезы и тоска! Но я молчу,- такую долю Взяла сама моя рука.
Откуда ж придет избавленье, Откуда ждать бедам конец? Но есть на свете утешенье И на святой Руси отец!
О русский царь! в твоей короне Есть без цены драгой алмаз. Он значит - милость! Будь на троне, И, наш отец, помилуй нас!
А мы с молитвой крепкой к богу Падем все ниц к твоим стопам; Велишь - и мы пробьем дорогу Твоим победным знаменам".
Уж ночь прошла, с рассветом в злате Давно день новый засиял! А бедный узник в каземате Всё ту же песню запевал!..
1826
КАРЕЛИЯ, ИЛИ ЗАТОЧЕНИЕ МАРФЫ ИОАННОВНЫ РОМАНОВОЙ
Описательное стихотворение (Отрывок)
(Монах рассказывает Марфе Иоанновне о прибытии своем в Карелию.)
"В страну сию пришел я летом, Тогда был небывалый жар, И было дымом всё одето:
В лесах свирепствовал пожар, В Кариоландии горело!.. От блеска не было ночей, И солнце грустно без лучей,
Как раскаленный уголь, тлело! Огонь пылал, ходил стеной, По ветвям бегал, развевался, Как длинный стяг перед войной,
И страшный вид передавался Озер пустынных зеркалам... От знойной смерти убегали И зверь и вод жильцы, и нам
Тогда казалось, уж настали Кончина мира, гибель дней, Давно на Патмосе в виденьи Предсказанные. Всё в томленьи
Снедалось жадностью огней, Порывом вихрей разнесенных, И глыбы камней раскаленных Трещали. Этот блеск, сей жар
И вид дымящегося мира Мне вспомянули песнь Омира: В его стихах лесной пожар. Но осень нам дала и тучи
И ток гасительных дождей; И нивой пепел стал зыбучий, И жатвой радовал людей!.. Дика Карелия, дика!
Надутый парус челнока Меня помчал по сим озерам; Я проходил по сим хребтам, Зеленым дебрям и пещерам,
Везде пустыня: здесь и там, От Саломейского пролива К семье Сюйсарских островов, До речки с жемчугом игривой,
До дальних северных лесов,Нигде ни городов, ни башен Пловец, унылый не видал, Лишь изредка отрывки пашен
Висят на тощих ребрах скал; И мертво всё... пока шелойник В Онегу, е свистом, сквозь леса И нагло к челнам, как разбойник,
И рвет на соймах паруса Под скрыпом набережных сосен. Но живописна ваша осень, Страны Карелии пустой;
С своей палитры дивной кистью, Неизъяснимой пестротой Она златит, малюет листья: Янтарь, и яхонт, и рубин
Горят на сих древесных купах, И кудри алые рябин Висят на мраморных уступах. И вот меж каменных громад
Порой я слышу шорох стад, Бродящих лесовой тропою, И под рогатой головою Привески звонкие бренчат...
Край этот мне казался дик: Малы, рассеяны в нем селы; Но сладок у лесной Карелы Бе бесписьменный язык.
Казалось, я переселился В края Авзонии опять, И мне хотелось повторять Их речь: в ней слух мой веселился
Игрою звонкой буквы Л. Еще одним я был обманут: Вдали для глаз повсюду ель Да сосны, и под ней протянут
Нагих и серых камней ряд. Тут, думал я, одни морозы, Гнездо зимы. Иду... вдруг... розы! Всё розы весело глядят!
И Север позабыл я снова. Как девы милые в семье Обсядут старика седого, Так розы в этой стороне,
Собравшись рощей молодою, Живут с громадою седою. Сии места я осмотрел И поражен был. Тут сбывалось
Великое!.. Но кто б умел, Кто б мог сказать, когда то сталось?. Везде приметы и следы И вид премены чрезвычайной
От ниспадения воды, С каких высот - осталось тайной... Но Север некогда питал, За твердью некоей плотины,
Запросы вод, доколь настал Преображенья час! И длинный, Кипучий, грозный, мощный вал Сразился с древними горами;
Наземный череп растерзал, И стали щели - озерами. Их общий всем продольный вид Внушал мне это заключенье,
Но ток, сорвавшись, всё кипит, Забыв былое заточенье, Бежит и сыплет валуны, И стал. Из страшного набега
Явилась - зеркало страны Новорожденная Онега! Здесь поздно настает весна. Глубоких долов, меж горами,
Карела дикая полна: Там долго снег лежит буграми, И долго лед над озерами Упрямо жмется к берегам.
Уж часто видят: по лугам Цветок синеется подснежный И мох цветистый оживет Над трещиной скалы прибрежной,
А серый безобразный лед (Когда глядим на даль с высот) Большими пятнами темнеет, И от озер студеным веет...
И жизнь молчит, и по горам Бедна карельская береза; И в самом мае по утрам Блистает серебро мороза...
Мертвеет долго всё... Но вдруг Проснулось здесь и там движенье, Дохнул какой-то теплый дух, И вмиг свершилось возрожденье:
Помчались лебедей полки, К приютам ведомым влекомых; Снуют по соснам пауки; И тучи, тучи насекомых
В веселом воздухе жужжат; Взлетает жавронок высоко, И от черемух аромат Лиется долго и далеко...
И в тайне диких сих лесов Живут малиновки семьями: В тиши бестенных вечеров Луга, и бор, и дичь бугров
Полны кругом их голосами, Поют... поют... поют one И только с утром замолкают; Знать, в песне высказать желают,
Что в теплой видели стране, Где часто провождали зимы; Или предчувствием томимы, Что скоро из лесов густых
Дохнет, как смерть неотвратимый, От беломорских стран пустых Губитель роскоши и цвета. Он вмиг, как недуг, всё сожмет,
И часто в самой неге лета Природа смолкнет ы замрет! По Суне плыли паши челны, Под нами стлались небеса,
И опрокинулися в волны Уединенные леса. Спокойно всё на влаге светлой, Была окрестность в тишине,
И ясно на глубоком дне Песок виднелся разноцветный. И за грядою серых скал Прибрежных нив желтело злато,
И с сенокосов ароматом Я в летней роскоши дышал. Но что шумит?.. В пустыпе шепот Растет, растет, звучит, и вдруг
Как будто конной рати топот Дивит и ужасает слух! Гул, стук!.. Знать, где-то строят грады! Свист, визг!.. Знать, целый лес пилят!
Кружатся, блещут звезд громады, И вихри влажные летят Холодной, стекловидной пыли. Кивач! Кивач!.. Ответствуй, ты ли?..
И выслал бурю он в ответ!.. Кипя над четырьмя скалами, Он с незапамятных нам лет, Могучий исполин, валами
Катит жемчуг и серебро; Когда ж хрустальное ребро Пронзится горними лучами, Чудесной радуги цветы
Его опутают, как ленты; Его зубристые хребты Блестят - пустыни монументы. Таков Кивач, таков он днем!
Но под зарею летней ночи Вдвойне любуются им очи: Как будто хочет небо в нем На тысячи небес дробиться,
Чтоб после снова целым слиться Внизу, на зеркале реки... Тут буду я! Тут, жизнь, теки!.. О счастье жизни сей волнистой!
Где ты - в чертоге ль богача, В обетах роскоши нечистой, Или в Карелии лесистой Под вечным шумом Кивача?.."
"1830"
МОСКВА
Город чудный, город древний, Ты вместил в свои концы И посады и деревни, И палаты и дворцы!
Опоясан лентой пашен, Весь пестреешь ты в садах: Сколько храмов, сколько башен На семи твоих холмах!..
Исполинскою рукою Ты, как хартия, развит, И над малою рекою Стал велик и знаменит!
На твоих церквах старинных Вырастают дерева; Глаз не схватит улиц длинных... Это матушка Москва!
Кто, силач, возьмет в охапку Холм Кремля-богатыря? Кто собьет златую шапку У Ивана-звонаря?..
Кто Царь-колокол подымет? Кто Царь-пушку повернет? Шляпы кто, гордец, не снимет У святых в Кремле ворот?!.
Ты не гнула крепкой выи В бедовой своей судьбе: Разве пасынки России Не поклонятся тебе!..
Ты, как мученик, горела, Белокаменная! И река в тебе кипела Бурнопламенная!
И под пеплом ты лежала Полоненною, И из пепла ты восстала Неизменною!..
Процветай же славой вечной, Город храмов и палат! Град срединный, град сердечный, Коренной России град!
"1840"
litresp.ru
И перекатная волна
По ней, как по морю, гуляет...
Над ней светлей и ночи мрак;
Ее природа одевает,
Как деву юную на брак!
Под сводом яхонтовым неба
Как хороша для наших глаз
Сия сокровищница хлеба!
На ней и бисер, и алмаз,
И жемчуги горят в дожде росистом...
И слышно далеко, в раздолий полистом,
Как резко звонкие кричат перепела,
И зелень, по местам, приветливо светла,
И ласково манит прохожих взоры
Огонь холодный светляка,
И селянин еще издалека
О жатве будущей заводит разговоры.
Между 1827-1829
ОСЕНЬ И СЕЛЬСКОЕ ЖИТЬЕ
Седеет в воздухе, и липки
Повесили свои листки;
И медленней кружатся рыбки
В текучем зеркале реки.
Янтарный лист дрожит на ветках;
Звончей гудет в пустой трубе;
Молчат, нахмурясь, птицы в клетках;
Дрова привалены к избе;
В лесах прочистились дорожки;
Заглохло на поле пустом;
Но в сельском домике простом
Вставляют на зиму окошки...
Обобран тучный огород;
Замолкли рощи и долины...
Но в деревнях слышней народ,
И закурилися овины...
Растут душистые стога,
И золотеют скирды хлеба...
Как жизнь крестьян недорога!
Как незатейна их потреба!
Кусок насущного, да квас,
Да зелень, и, порой, приварок
Для них уж лакомый подарок!
Но не бедней, богатых, нас
Сии сыны простой природы!
Свежи и в запоздалы годы,
И сановиты и ловки!
В хозяйстве _дело_ разумеют
И толковиты для работ;
И не грустят и не желтеют,
Как мы, от сплетней и забот!..
Проходит скоро их кручина!
А у пригожих их девиц
Лебяжья грудь и свежесть лиц,
В ланитах и в устах малина!
Их не томит огонь страстей
И суеты не кличет голос;
Не знают приторных сластей,
И позже их седеет волос!..
ПРИМЕЧАНИЯ
Федор Николаевич Глинка принимал участие в войне с Наполеоном в 1805-1806 годах и Отечественной войне 1812 г. Участник сражений под Аустерлицем и Бородином, он создал замечательную книгу "Письма русского офицера", в которой чуть ли не впервые говорится о народном характере войны 1812 г. Глинка активно выступал как поэт в послевоенные годы, следуя высоким заветам русского классицизма. Он принимал участие в деятельности декабристских обществ, показав себя мастером печатной пропаганды. Однако он не принадлежал к радикальному крылу революционеров и в восстании на Сенатской площади не участвовал. Через несколько месяцев Ф. Глинка был арестован, заключен в Петропавловскую крепость, затем сослан в Карелию. Впоследствии он связал свою деятельность с литературными ретроградами, в мировоззрении его произошел постепенный поворот к консерватизму и мистицизму. В истории русской поэзии Ф. Глинка остался благодаря своим стихам периода Отечественной войны и подготовки декабрьского восстания.
ИЗ ЦИКЛА "ОПЫТЫ ТРАГИЧЕСКИХ ЯВЛЕНИЙ". Ссылаясь на чисто формальное значение "Опытов", Глинка маскирует их тираноборческий дух, их революционную направленность.
ДОПОЛНЕНИЕ 2
СОЛДАТСКАЯ ПЕСНЬ,
сочиненная и петая во время соединения
войск у города Смоленска в июле 1812 года
На голос: Веселяся в чистом поле.
Вспомним, братцы, россов славу
И пойдем врагов разить!
Защитим свою державу:
Лучше смерть - чем в рабстве жить.
Мы вперед, вперед, ребята,
С богом, верой и штыком!
Вера нам и верность свята:
Победим или умрем!
Под смоленскими стенами,
Здесь, России у дверей,
Стать и биться нам с врагами!..
Не пропустим злых зверей!
Вот рыдают наши жены,
Девы, старцы вопиют,
Что злодеи разъяренны
Меч и пламень к ним несут.
Враг строптивый мещет громы,
Храмов божьих не щадит;
Топчет нивы, палит домы,
Змеем лютым в Русь летит!
Русь святую разоряет!..
Нет уж сил владеть собой:
Бранный жар в крови пылает,
Сердце просится на бой!
Мы вперед, вперед, ребята,
С богом, верой и штыком!
Вера нам и верность свята:
Победим или умрем!
Июль 1812
ПЕСНЬ СТОРОЖЕВОГО ВОЙНА
ПЕРЕД БОРОДИНСКОЮ БИТВОЮ
(в сокращении)
Друзья! Мы на брегах Колочи,
Врагов к нам близок стан;
Мы сну не покоряем очи,
Не слышим боли ран!..
Друзья, бодрей! Друзья, смелей!
Не до покоя нам!
Идет злодей, грозит злодей
Москвы златым верхам!
Там в пепле край, вот в божий храм
С конем вломился враг!
Тут лечь костьми, тут биться нам:
До града предков - шаг!
Славян сыны! Войны сыны!
Не выдадим Москвы!
Спасем мы честь родной страны
Иль сложим здесь главы!..
Уж гул в полях, уж шум слышней!
День близок роковой...
Заря светлей, огни бледней...
Нас кличет враг на бой!
Идет на нас, к нему пойдем
В широкие поля;
Прими ты нас, когда падем,
Родимая земля!..
...Так воин на брегах Колочи
Друзьям пред боем пел;
И сон не покорял их очи,
И дух в них пламенел!
Между 1812-1816
* * *
"Добрый воин, что с тобой?
Кровь из ран струится!..
Где и с кем кровавый бой?
Кто на Русь стремится?
Счастью кто грозит сих стран
И царю-надежде?
Расскажи... Но кровь из ран
Дай унять нам прежде".
- Ах! счастливым тишиной,
Други! вам безвестно,
Что давно горит войной
Край наш повсеместно!
Лютый враг вломился к нам
С грозными полками:
Гром пред ним, и по стопам
Кровь течет реками!
Всюду ужас, смерть и страх!
Свежие могилы!
Запылал в моих глазах
Родины край милый!
Пусты хижины стоят,
Брошены чертоги,
Громы всех равно разят,
Небеса всем строги!
Ах, я зрел и отчий дом,
В пепел обращенный;
Враг везде бросал свой гром -
В град и в храм священный!
Там - о страшный сердцу час!
Мне легко ль то было? -
На груди моей погас
Взор супруги милой!
Той, кем был мне красен свет,
Нет на свете боле:
Месть врагам! был мой обет,
И летел я в поле.
Где слились М_о_с_к_в_ы струи
И струи К_о_л_о_ч_и,
В битвах там прошли три дни
И без сна три ночи.
Жадно кровь пила земля;
Мы не уступали
И широкие поля
Трупами устлали.
И теперь кровавый пар
Над полями дремлет,
И теперь еще пожар
Те поля объемлет...
Но звучит, я слышу, дол:
Вот гремят бойницы!
Ах! то враг к стенам пошел
Древния столицы!
Полетим! - "Пожди хоть час,
Отдохни доколе..."
- Нет! я слышу трубный глас,
Глас, зовущий в поле!..
Можно ль боль мне помнить ран
И остаться с вами,
Если всем грозит тиран
Рабством и цепями!..
Вот пожар - и дым столпом!
Даль зажглася битвой:
Сладко пасть в руках с мечом
И в устах с молитвой!
Дети мирной тишины!
Нам ли до покоя?
Всех за честь родной страны
Кличет голос боя!
Будь ты вождь, бог браней, им
Наш обет: отмщенье! -
Так сказал - и все за ним
Дружно на сраженье!
Между 1812-1816
ПЕСНЬ РУССКОГО ВОИНА
ПРИ ВИДЕ ГОРЯЩЕЙ МОСКВЫ
Темнеет бурна ночь, темнеет,
И ветр шумит, и гром ревет;
Москва в пожарах пламенеет,
И русский воин песнь поет:
"Горит, горит царей столица;
Над ней в кровавых тучах гром
И гнева божьего десница...
И бури огненны кругом.
О Кремль! Твои святые стены
И башни горды на стенах,
Дворцы и храмы позлащенны
Падут, уничиженны, в прах!..
И всё, что древность освятила,
По ветрам с дымом улетит!
И град обширный, как могила
Иль дебрь пустынна, замолчит!,.
А гордый враг, оставя степи
И груды пепла вкруг Москвы,
Возвысит грозно меч и цепи
И двигает рать к брегам Невы...
Нет, нет! Не будет пить он воды
Из славных невских берегов:
Восстали рати и народы,
И трон царя стрежет любовь!
Друзья, бодрей! Уж близко мщенье:
Уж вождь, любимец наш седой,
Устроил мудро войск движенье
И в тыл врагам грозит бедой!
А мы, друзья, к творцу молитвы:
О, дай, всесильный, нам, творец,
Чтоб дивной сей народов битвы
Венчали славою конец!"
Вещал - и очи всех подъяты,
С оружьем длани к небесам:
Блеск молний пробежал трикраты
По ясным саблям и штыкам!
Между 1812-1816
СТИХИ ГЕНЕРАЛУ РАЕВСКОМУ
(в сокращении)
Опять с полками стал своими
Раевский, веры сын, герой!..
Горит кровопролитный бой.
Все россы вихрями несутся,
До положенья глав дерутся;
Их тщетно к отдыху зовут:
"Всем дайте умереть нам тут!" -
Так русски воины вещают,
Разят врага - не отступают:
Не страшен россам к смерти путь.
И мы, о воины! за вами
Из градов русских все пойдем;
За нас вы боретесь с врагами,
И мы, мы вас в пример возьмем.
Или России избавленье,
Иль смерть врагу и пораженье!..
К победе с вами мы пойдем
Иль с верой - верными умрем.
ПРИМЕЧАНИЯ
ФЕДОР НИКОЛАЕВИЧ ГЛИНКА (1786-1880) - поэт, драматург, прозаик. Воспитывался в кадетском корпусе, участвовал в воинах против Наполеона в 1805-1806 гг. как адъютант графа Милорадовича, впоследствии по состоянию здоровья вышел в отставку, В 1812 г. снова вступил в армию, участвовал в Бородинском сражении и заграничном походе. В 1816-1821 гг.- активный член тайных декабристских организаций. В 1826 г. был арестован и сослан в Олонецкую губернию. В 1835 г. вернулся в Москву, затем в Петербург.. С 1862 г. окончательно обосновался в Твери.
"Добрый воин, что с тобой?..". Бойницы - здесь; орудийная батарея.
ДОПОЛНЕНИЕ 3
ТРОЙКА
(Русская песня)
Вот мчится тройка удалая
В Казань дорогой столбовой,
И колокольчик, дар Валдая,
Гудёт уныло под дугой.
Ямщик лихой - он встал с полночи -
Ему взгрустнулося в тиши;
И он запел про ясны очи,
Про очи девицы-души:
"Вы очи, очи голубые,
Вы сокрушили молодца,
Зачем, о люди, люди злые,
Вы их разрознили сердца?
Теперь я горький сиротина".
И вдруг махнул по всем по трем,
И тройкой тешился детина
И заливался соловьем.
,
ЗАВЕЯННЫЕ СЛЕДЫ
Над серебряной водой,
На златом песочке
Долго девы молодой
Я берег следочки...
Вдруг завыло в вышине:
Речку всколыхало, -
И следов, любезных мне,
Будто не бывало!..
Что ж душа так замерла?
Колокол раздался...
Ах, девица в храм пошла:
С ней другой венчался...
lib-ru.do.am
tify"> Сгорела рубаха,
Как моль над огнем,
На теле моем!
И маюсь да маюсь,
Как сонный скитаюсь
И кое-где днем
Всё жмусь за углом.
А дом мне - ловушка:
Под сонным подушка
Вертится, горит.
"Идут!" - говорит...
Полиция ловит,
Хожалый становит
То сеть, то капкан:
Пропал ты, Иван!..
А было же время,
Не прыгала в темя,
Ни в пятки душа,
Хоть жил без гроша.
И песни певались...
И как любовались
Соседки гурьбой
Моей холостьбой.
Крест киевский чудный
И складень нагрудный,
Цельба от тоски,
Мне были легки.
Но в доле суровой
Что камень жерновый,
Что груз на коне
Стал крест мой на мне!
Броди в подгороднях,
Но в храмах господних
Являться не смей:
Там много людей!..
. . . . . . . . . . .
Мир божий мне клетка,
Всё кажется - вот
За мной уж народ...
Собаки залают,
Боюся: "Поймают,
В сибирку запрут
И в ссылку сошлют!..
От страха, от страха
Сгорела рубаха,
Как моль над огнем,
На теле моем!..
Между 1826-1830
ГЛАС К БОГУ
Отца и матери я, боже! не имею, -
Отца и мать собой ты заменяешь мне;
Я одинок и чужд в сей чуждой мне стране:
Ни мыслить, ни мечтать, ни чувствовать не смею!
Душа как будто замерла:
Она умучена и страхом и бедами;
И жизнь моя - тропа, которая легла
На высях меж стремнин и льдами...
И память, память - мне беда:
Зачем ей говорить о том, что было прежде,
Когда уж вход живительной надежде
Затворен в душу навсегда?..
И вас, былых друзей, уже не стало - слезы!
На темных жизненных тропах
В стопы вонзаются занозы,
И бегает за путниками страх:
Везде предатель иль крамольник;
Любви и веры нет ни в ком!
И малодушный оглагольник
Язвит, как аспид, языком!..
Между 1827-1830
ОТ СУПРУГА СУПРУГЕ
(Кн. Н. Ф. Г.)
Сегодня ровно год, прелестная супруга,
Как я тебя узнал,
Увидел, понял и сказал:
"Вот та, в которой мне судьба готовит друга!
Она, или никто!.. Ее душой любить,
Из милых уст небесную пить сладость,
И детскую ее беречь, лелеять младость;
И ею для нее - и с нею только жить;
И сердцем в сердце брать участье;
Вот для души влюбленной счастье!.."
И кто-то слышал мой обет!
И в храме божием она дала мне руку;
Я позабыл былых печалей муку,
И мне светлей стал божий свет!
И год протек... теките, годы!
Но не касайтесь, годы, нас,
И на таинственных часах природы
Не наставай для нас разлуки горький час!..
Цвети, цвети, моя прелестная подруга!
О, сохрани ее, небесная судьба!
Моя вечерняя и ранняя мольба
Всё о тебе, мой друг, души моей супруга!
Между 1827-1830
ОТРАДНОЕ ЧУВСТВО
Каким-то чувством обновилась
Моя тоскующая грудь,
Душа о чем-то взвеселилась
И говорила мне: "Забудь,
Забудь печальное былое!"
И я, послушный, всё забыл,
И мнилось мне, что дым алое
Вился из золотых кадил.
Душа какой-то негой млела;
Понятней говор был ручья;
И звезд великая семья
На высях радостно светлела!
И, полный кроткой тишины,
Природой насыщая очи,
Я мнил, что золото луны
Мешалось с тишиною ночи!
Благодарю его, кто дал
Мне хоть на миг покой сей чистый:
С ним светел стал я, как кристалл,
Одетый гранию лучистой!
Между 1827-1830
К ПОЧТОВОМУ КОЛОКОЛЬЧИКУ
Ах, колокольчик, колокольчик!
Когда и над моей дугой,
Над тройкой ухарской, лихой
Ты зазвенишь? Когда дорога,
Широкой лентой раскатясь,
С своими пестрыми столбами
И с живописностью кругом,
Меня, мой колесистый дом,
Мою почтовую телегу,
К краям далеким понесет?
Когда увижу край над Волгой
И, с гор на горы мча стрелой,
Меня утешит песнью долгой
Земляк - извозчик удалой?
Когда увижу Русь святую,
Мои дубовые леса,
На девах ленту золотую
И синий русский сарафан?
Мне, сиротине на чужбине,
Мне часто грустно по родном,
И Русь я вижу, как в картине,
В воспоминании одном.
1829 или 1830
РОМАНС
Желанный гость, мой друг младой!
Тоскливо жду тебя я ныне,
Как путник, оскудев водой,
Прохлады в знойной ждет пустыне.
Приди! Тут дружба уголок
Тебе уладила приютный
На миг!.. Неутомимый рок
Разрознит нас, мой гость минутный.
Просил бы я у сих лугов
Даров весны, даров душистых;
Богатств природы - у лесов,
У вод, у сих гранитов мшистых...
Просил бы... чтоб тебя привлечь...
Но ты в местах сих скоротечен,
Как сладкого привета речь
Двух путников в минутной встрече!
Жильцы Карелии! У вас
Я тайной требую науки,
Чтоб отвести свиданья час
Далеко от часа разлуки...
О гость на миг!.. Тебя зовет
В блестящий мир привет забавы:
И от меня мой друг уйдет,
Порадовав, как сон лукавый...
Но хоть на миг будь мой сосед,
Чтоб вместе, дорожа часами,
Ловить минуту для бесед
И слиться радостно душами.
1830 (?)
1830-1875
РАННЯЯ ВЕСНА НА РОДИНЕ
Прямятся ольхи на холмах,
И соловьиные журчат и льются песни,
И скромно прячется на молодых лугах
Душистый гость, весны ровесник...
Седеют ивники пушистым серебром;
Еще смолист и липнет лист березы,
Круглятся капельки росистые, как слезы,
И запад ласково алеет над Днепром ...
Уж озимь, огустясь, озеленила пашни;
Касатка вьется подле башни;
И вот, отлетные за дальний океан
Опять к родным гнездам летят из чуждых стран!
Весна!.. и кое-где блестят отрывки снега...
Вдали Смоленск, с своей зубчатою стеной!..
Откуда в душу мне бежит такая нега?
Какой-то новый мир светлеет надо мной!..
О, буду ль я всегда таким питаться чувством?
Зовет, манит меня тот смутный дальний шум,
Где издевается над сердцем колкий ум,
Где клонится глава под тучей скучных дум, -
Где всё природное поглощено искусством!..
К МИЛОМУ ДИТЯТИ
Разумник мой, дитя мое!
Как ты невинностью пленяешь!
Как мило личико твое
Улыбкой детской округляешь!
И маменька, тебя любя,
Выводит, напоказ, в обновке!
Приди: мне весело тебя
Погладить, с лаской, по головке.
БЕДНОСТЬ И УТЕШЕНИЕ
Не плачь, жена! мы здесь земные постояльцы;
Я верю: где-то есть и нам приютный дом!
Подчас вздохну я, сидя за пером;
Слезу роняешь ты на пяльцы:
Ты всё о будущем полна заботных дум:
Бог даст детей?..- Ну что ж? - пусть он наш
будет _кум_!
К N***
Вчера, задумавшись, Климена указала
На рощи ближние, на дальние поля:
Везде младая жизнь блистала,
И упоенная любовию земля,
Как гостья, на пиру весеннем ликовала
В одежде праздничной своей;
Душистой зеленью долина устилалась,
И тихо нива колыхалась,
Как грудь красавицы твоей...
Но ты, задумчивый, унылый,
Не видел прелестей весны
И на груди подруги милой
Дышал желанием и славы и войны.
ВОСПОМИНАНИЕ
Я вспоминаю сенокосы
На свежих, ровных берегах,
Где зной дневной сменяют росы;
И крупный жемчуг на лугах
Блестит под желтою луною;
И ходит ковшик пировой
Между веселыми косцами,
Меж тем как эхо за горами
Разносит выстрел зоревой.
Вдали заботен темный город,
Но на покосах шелковых
Всяк беззаботен, бодр и молод
Под звуком песен удалых.
СЕЛЬСКАЯ ВЕЧЕРЯ
Пора! устали кони наши,
Уж солнца в небе нет давно;
И в сельском домике мелькает сквозь окно
Свеча. Там стол накрыт: на нем простых две чаши.
Луна не вторится на пышном серебре;
Но весело кипит вся дворня на дворе:
_Игра в веревку_! Вот кричат: "Кузьму хватай-ка!
Куда он суется, болван!"
А между тем в толпе гудет губной варган,
Бренчит лихая балалайка,
И пляска... Но пора! Давно нас ждет хозяйка,
Здоровая, с светлеющим лицом;
Дадут ботвиньи нам с душистым огурцом,
Иль холодец, лапшу, иль с желтым маслом кашу
(В деревне лишних нет потреб),
Иль белоснежную, с сметаной, простоквашу
И черный благовонный хлеб!
К ДЕВЕ, ПОДАТЕЛЬНИЦЕ СНОВИДЕНИЙ
Утеха пламенных очей,
О радость-дева молодая!
Явися мне в тиши ночей,
Когда, бессонием страдая,
Я мучусь в пламенной тоске;
Явись, как ты являлась прежде,
В воздушной, розовой одежде,
С букетом в ласковой руке
Свежеющих, ночных фиолей!
Веди меня с собою в поле
И в шелковистые луга,
Где всё свободно и привольно,
Где небо гнется как дуга,.
Ласкаяся к земле довольной!..
Но я вотще тебя зову
Тоскливым голосом томленья:
Иные, грозные виденья
Смущают томную главу.
Растут, кипят, я вижу, воды
И нагло рвутся из брегов,
И грудь земли полна громов
И не таков уж чин природы!..
ПСАЛОМ 103
О, пой, рай, моя душа,
Благословляй творца природы:
Его земля так хороша!
Так ясны зеркальные воды!
Так стройны свежие леса!
И велелепием чудесным
Его блистают небеса, -
Искусством дивным, неизвестным
Простер он небо как шатер,
Облекшись сам, как ризой, светом;
И, как монисты, цепи гор,
Украшенных роскошным летом,
Он в ожерелье дал земле!
Скруглил лазоревые своды
И живописно, как в стекле,
Собрал и держит в высях воды.
lib-ru.do.am
Нет - счастлив не был бы я... нет!
6
Но если б в рубище, без пищи,
Главой припав к чужой стене,
Хоть раз, хоть раз, _счастливец нищий_,
Увидел Бога я _во сне_!
7
Я б отдал все земные славы
И пышный весь небес наряд,
Всю прелесть власти, все забавы
За тот один _на Бога взгляд_!!!
1841-1845
* * *
Все сущности вместив в себе природы,
Я был ее устами и умом;
Я в ней читал все символы, все буквы,
И за нее я с Богом говорил...
Она, немая, чувствовала только,
А я один владел двумя дарами:
В устах носил алмаз живого слова,
А в голове луч вечный истин, мысль!..
Я постигал непостижимость время
И проникал все сущности вещей,
И обнимал сознанием пространство...
Я утопал в гармонии вселенной
И отражал вселенную в себе.
1840-1850-е
К ПОРТРЕТУ
Я бурями вспахан, разрыт ураганом,
И слезы - мой были посев;
Меня обольщали - обман за обманом,
Как ласки изменчивых дев.
Беды просевали сквозь медное сито
Меня, истолокши пестом,
Но чья-то премудрость то ясно, то скрыто
Мне путь мой чертила перстом!..
Когда я пускался в житейское море,
Мне выдали шаткий челнок;
За кормщика село - угрюмое горе.
Мой парус вздул бурею рок.
Когда ж совершилась страданиям мера,
Из облак рука мне дала
Тот якорь, на коем написано: "Вера",
И жизнь моя стала светла.
Теперь уж, покинув большую дорогу,
Гляжу я на мир из окна;
Со мной же покинуть решилась тревогу
Мой видимый ангел - жена!..
Как перья по ветру, кружит там, в арканах,
Их, ветреных, - ветреность дум:
Лишь мелочность жизни, лишь бури в стаканах
Заботят и тешат их ум!
Но как обратить их? - советом ли, толком?
Глухая не слушает плоть.
Так пусть же мятутся... а мы тихомолком
Прошепчем: "Спаси их, Господь!"
От вихрей, кружащих сей мир коловратный,
Укрой нас, Властитель судеб!
Для сердца - жизнь сердца - Твой мир благодатный,
Для жизни - насущный дай хлеб!
* * *
И вот: два _я_ во мне, как тигр со львом,
Проснулися и бьются друг со другом;
И я в борьбе расслаб, отяжелел,
И плоть моя сгустилася во мне...
Я тяжесть тела слышу на себе,
И чувствую, что я хожу под ношей,
И чувствую... Земля влечет меня,
Сося в себя, как змей, свою добычу:
Я, с каждым днем, врастаю больше в землю,
Пока совсем зароюся землей...
И слышно мне: вкушенья острый яд,
Как тонкое начало разрушенья,
Из кости в кость, из жилы в жилу ходит
И изменяет весь состав мой прежний.
Нетленья сын, я обрастаю тленьем:
Чувствительность под чувственностью стонет,
И на живом ношу я мертвеца!!.
1840-1850-е
* * *
В выси миры летят стремглав к мирам.
Вот, сбросив цепь, мятежная комета
Несет пожар, пугая здесь и там,
Браздой земле, хвостом грозя звездам...
И, захватя как рыб в свои тенета,
И солнце жаркое влечет миры,
Чтоб их пожрать в морях огня безбрежных...
И эти все воздушные шары,
Завихряся в кружениях мятежных,
Бессмысленно, как глупые стада,
Бегут, не ведая, отколь, куда
И где предел их бега, оборота?..
1840-е
МОСКОВСКИЕ ДЫМЫ
Дымы! Дымы!
Московские дымы!
Как вы клубитесь серебристо,
С отливом радуги и роз,
Когда над вами небо чисто
И сыплет бисером мороз...
Но мне приходит часто дума,
Когда на ваш воздушный ряд,
Над цепью храмов и палат
Гляжу я из толпы и шума:
Что рассказали б нам дымы,
Когда б рассказывать умели!
Чего бы не узнали мы?
Каких бы тайн не имели
Мы (к тайнам падкие) в руках!
Что там творится в тайниках!
Какая жизнь, какие цели
Сердца волнуют и умы
В громадах этих зданий крытых?..
О, сколько вздохов, сколько слез,
Надежд, безжалостно разбитых,
Молитв и криков сердца скрытых
Московский дым с собой унес!
Курятся дымы, где в веселье
Бокалы искрятся в звездах,
И вьется струйкой дым на келье,
Где бледный молится монах.
Все дым - но дым есть признак жизни
Равно и хижин и палат.
Дымись же, лучший перл отчизны,
Дымись, седмивековый град!
Была пора - ты задымился
Не войском надпалатных труб,
Но, вспыхнув, как мертвец свалился,
И дым одел твой честный труп!
И, помирившийся с судьбою,
Воспрянул он, - и над трубою
Твоей опять курится дым.
За Русь с бесстрашием героя
Ты в руки шел к чужим без боя.
Но руки опалил чужим!..
Печален дом, где не дымится
Над кровлей белая труба:
Там что-то грустное творится!..
Там что-то сделала судьба!..
Не стало дыма - и замолкнул
На кухне суетливый нож,
Замок на двери грустно щелкнул,
Борьбы и жизни стихла дрожь.
Заглох, с рассохшейся бадьею,
Колодезь на дворе глухом;
Не стало дыма над трубою,
И числят запустелым дом!
О! да не быть тому с тобою!
Не запирайся, дверь Москвы:
Будь вечно с дымною трубою,
Наш город шума и молвы!..
Москва! Пусть вихри дымовые
Все вьются над твоей главой
И да зовут, о град святой,
Тебя и наши и чужие
Короной Царства золотой!..
ЧЕГО-ТО НЕТ
1
Чего-то нет, чего-то жаль,
Душа о чем-то все горюет;
Как будто друг уехал вдаль,
Как будто весть какую чует.
2
Кругом блестят ковры лугов,
Зеленым морем льется поле,
И много роз и соловьев,
А все душа как не на воле! -
3
Но вот ей, звездочкой, во мгле
Блестит святое упованье,
Что где-то, темное земле,
Поймется же ее страданье...
4
И вот чего ей часто жаль:
И горлик часто затоскует,
Как вспомнит про родную даль
И ветер родины почует.
Ф. И. ТЮТЧЕВУ
Как странно ныне видеть _зрящему_
Дела людей:
Дались мы в рабство _настоящему_
Душою всей!
Глядим, порою; на минувшее,
Но холодно!
Как обещанье обманувшее
Для нас оно!..
Глядим на грозное _грядущее_,
Прищуря глаз,
И не домыслимся, что _сущее_
Морочит нас!
Разладив с вещею сердечностью,
Кичась умом,
Ведем с какою-то беспечностью
Свой ветхий дом.
А между тем над нами роются
В изгибах нор,
И за стеной у нас уж строются:
Стучит топор!..
А мы, втеснившись в _настоящее_,
Все жмемся в нем
И говорим: "Иди, грозящее,
Своим путем!.."
Но в сердце есть отломок зеркала:
В нем видим мы,
Что порча страшно исковеркала
У всех умы!
Замкнули речи все столетия
В своих шкафах;
А нам остались междуметия:
"Увы!" да "Ах!"
Но принял не напрасно дикое
Лицо пророк:
Он видит - близится _великое_
И близок срок!
1849
УТРЕННИЙ ВЗДОХ
1
Заря румянцем обливала
Раскаты серые полей
И нега утра лобызала
Уста серебряных лилей...
2
Но я, с поникшей головою,
Неясной грустию томим,
Летал мечтами над _Невою_
И залетал в далекий _Крым_
3
Везде покрыла небо дымом
Война, пылая и гремя.
Но в мужестве необоримом
Наш русский борется с _тремя_!
4
Не отдает без крови поля
И, ставя жизнь за каждый шаг,
У древних стен Севастополя,
Стоит скалой за русский флаг!
5
О, стой же у дверей России,
Сын верный! Матерь стереги,
Пока врагов железной выи
Не сломит сталь твоей ноги!
(Писано в 1854 году)
В ЗАЩИТУ ПОЭТА
Несправедливо мыслят, нет!
И порицают лиры сына
За то, что будто _Гражданина
Условий_ не снесет Поэт!..
Пусть не по Нем и мир наш внешний,
Пусть по мечтам он и не _здешний_,
А _где-то_ все душой гостит;
Зато, - вскипевши, в час досужный, -
Он стих к стиху придвинет дружный
И брызнет рифмою жемчужной
И высоко заговорит!..
И говор рифмы музыкальной
Из края в край промчится дальней,
Могучих рек по берегам,
От хижин мирных к городам,
В дома вельмож... И под палаткой,
В походном часто шалаше,
Летучий стих, мелькнув украдкой,
С своею музыкою сладкой
Печально ляжет на душе!..
И часто в чувствах раздраженье
И раны сердца под крестом
Целит поэтов вдохновенье
Своим мерительным стихом! -
Не говори ж: "Поэт спокойным
И праздным гостем здесь живет!" -
Он _буквам мертвым_ и нестройным
И _жизнь_ и _мысль_ и _строй_ дает!..
ВОСПОМИНАНЬЕ О БЫЛОМ
Была прекрасная пора:
Россия в лаврах, под венками,
Неся с победными полками
В душе - покой, в устах: "ура!",
Пришла домой и отдохнула.
Минута чудная мелькнула
Тогда для города Петра.
Окончив полевые драки,
Носили офицеры фраки,
И всякий был и бодр и свеж,
Пристрастье к форме пригасало,
О _палке_ и вестей не стало,
Дремал парад, пустел манеж...
Зато солдат, опрятный, ловкий,
Всегда учтив и сановит,
Уж принял светские уловки
И нравов европейских вид...
Но перед всеми отличался
_Семеновский_ прекрасный полк,
И кто ж тогда не восхищался,
Хваля и ум его и толк
И человечные манеры?! -
И молодые офицеры,
Давая обществу примеры,
Являлись скромно в блеске зал;
Их не манил летучий бал
Бессмысленным, кружебным шумом:
У них чело яснелось думой,
Из-за которой ум сиял...
Влюбившись от души в науки
И бросив шпагу спать в ножнах,
Они, в их дружеских семьях,
Перо и книгу брали в руки,
Сбираясь, - по служебном дне, -
На _поле мысли_ - в тишине...
Тогда гремел, звучней чем пушки,
lib-ru.do.am
Какой-то сладостной тоской.
На темя древнего _Кавказа_
Его взвела всё та ж тоска,
И дивной прелестью рассказа,
В котором будет жить Кавказ,
Он упоил, разнежил нас!
Старинный блеск жилища хана
Затмил он блеском юных дум:
_Бахчисарайского_ фонтана
Не смолкнет долго, долго шум!
Есть беспредельность - улеглася
Она, холмов обнявши цепь,
Как песнь, как дума развилася
Ковыльная, седая _степь_.
Как шелковисты _там_ долины!
Какие чудные картины
Там путник видит под луной
В часы, как белые туманы
Лобзают древние курганы,
Плывя то морем, то стеной...
Вдруг слышишь в тишине ночной,
За чащей свежего бурьяна,
Трещат огни кругом кургана:
Друзья! то _старого Цыгана_
Кочует пестрая семья, -
Туда летал душой и я!
И часто на степях _Кугула_
Мне пела песни _Мариула_ -
И нам знакома песнь ея;
Цепной медведь, кони, телеги,
Вся эта жизнь без уз, без неги
Давно вам стала как своя. -
Там и воздушная _Земфира_
Как призрак, как мечта гостит;
Как сладко _Пушкина_ нам лира
Пропела весь _цыганей_ быт!
Ах! эту дивную _поэму_
С отсветом жизни кочевой
И страстно-пылкую _Зарему_
Чье сердце не слило с собой?!
Наш Чайльд Гарольд, любя _Тавриду_,
В _волнах зеленых_ {6} из-за скал
Подстерегал нам _Нереиду_,
А р_о_к е_г_о п_о_д_с_т_е_р_е_г_а_л!..
5
Своей Итаке возвращенный,
Наш друг, наш новый Одиссей
Сзывает вновь своих друзей
На день, свиданью посвященный;
И сколько дивных повестей
О жизни, о боях страстей
Он сдал друзьям с души своей
В разгаре дружбы говорливой,
Но кто-то, гость не пировой,
Был сумрачен в семье игривой
И молча помавал главой,
Смеясь разгульных дум свободе...
На всё враждебно он глядел
_"И ничего во всей природе
Благословить он не хотел!"_ {7}
Таинственный, как час полночи,
_Он_ огнедышащие очи
(Огонь _Мельмонта_ в них сиял)
В поэта с умыслом вперял
И что-то в нем подстерегал...
6
Года летели чередою,
_Телега жизни_ ходко шла;
Но в душу мысль одна легла:
Душа просилася к покою...
Свой идеал, свою мечту
Он раз в Москве заветной встретил
И запылал - едва приметил.
Как жадно обнял красоту!
Дотоль разгулом избалован,
Он вмиг окован, очарован,
И счастлив, стал, и ликовал...
А р_о_к е_г_о п_о_д_с_т_е_р_е_г_а_л!..
7
И вот, от бурь устепененный,
По _сделке_ с жизнью _мировой_,
Поэт, отец и муж почтенный,
Он мог бы задремать душой;
Его душа не задремала:
Бытописания заря
Над ним прекрасная играла...
И раз, о предках говоря,
Его нам муза рассказала,
Что он потомок Ганнибала,
Слуги царя-богатыря...
Так он, все с теми же струнами,
Всё вдохновением горя,
Всё рос талантом между нами!
И в гридне {8} русского царя
Явился наших дней Баяном...
Но яд уж пьет - _одна_ стрела,
Расставшись с гибельным колчаном:
Ее таинственно взяла
Рука, обвитая туманом.
Как многого, за дань похвал,
В его полуденные лета,
От _бытописца_ и _поэта_
Еще край русский ожидал!!!
А р_о_к е_г_о п_о_д_с_т_е_р_е_г_а_л!..
8
И подстерег творца "Полтавы"
Сей рок враждебный, рок лукавый!..
Ах! сколько дара, сколько славы
Взяла минута тут одна!
Мы смотрим - всё глазам не веря, -
Ужель народная потеря
Так неизбежна, так верна?!
Ужель ни искренность привета,
Ни светлый взор царя-отца
Не воскресят для нас поэта? -
Теперь не лавры для венца,
Несите кроткую молитву:
Друзья! Он кончил с жизнью битву;
Едва о жизни воздохнув,
Сжал руку дружбы... И, уснув
Каким-то сном отрадно-сладким {9},
Теперь он _там_, чтоб снова _быть_:
Былые _здесь_ ему загадки
_Там_ разгадают, может быть!..
9
Могила свежая холмится
Под легкой ледяной корой,
Ночного месяца игрой
Хрусталь холодный серебрится,
И строй воздушный бардов мчится,
Теней и звуков высь полна...
Но что там ярче, чем луна,
Вершину холма осветило?
То песнь поэта!.. То она
Горит над раннею могилой!
Не плачь, растерзанный отец!
Он лишь сменил существованье:
Не умирая, как _преданье_
Живут поэты для сердец! -
Как ни свята тоски причина,
Не сетуй за такого сына
Он для России не умрет!
Теперь уж рок, из вероломства,
Пяты Ахилла не стрежет:
В защитной области потомства
Поэт бессмертен - и живет!
1 Это напоминает пьесу Пушкина "Муза".
2 Пушкин воспитывался в Царскосельском лицее.
3 Державин, прочтя первые стихи Пушкина, понял будущего поэта и сказал (С. Т. А-ву): "Вот кто заменит Державина".
4 Иные начинают каплями... Поэзия Пушкина вдруг хлынула рекой.
5 В портрете, в первый раз появившемся при "Кавказском пленнике" Пушкина, он представлен с веселым лицом, с кудрявою головою.
6 Это выражение (зеленые волны) самого Пушкина, напоминающее одну из лучших отдельных его пьес - "Нереиду".
7 Последние два стиха Пушкина из его пьесы "Демон". Эта прекрасная пьеса написана Пушкиным около того времени, про которое намекаем в 5-й строфе беглого очерка пиитической жизни Пушкина.
8 В старинных русских стихотворениях говорится о светлой гридне (о дворе) красного солнышка Русской земли князя Владимира.
9 "Пушкин в гробу имеет вид очень спокойный": ни малейшего следа мучений на лице, как будто он сладко, крепко уснул" (Из частного письма П. М. де Р...ти).
6 февраля 1837. Москва
ПОГОНЯ
- Кони, кони вороные!
Вы не выдайте меня:
Настигают засадные
Мои вороги лихие,
Вся разбойничья семья!..
Отслужу вам, кони, я...
Налетает, осыпает
От погони грозной пыль;
Бердыш блещет, нож сверкает:
Кто ж на выручку?.. Не вы ль?
Кони, кони вороные,
Дети воли и степей,
Боевые, огневые,
Вы не ведали цепей,
Ни удушья в темном стойле:
На шелку моих лугов,
На росе, на вольном пойле
Я вскормил вас, скакунов,
Не натужил, не неволил,
Я лелеял вас и холил,
Борзых, статных летунов,
Так не выдайте же друга!
Солнце низко, гаснет день,
А за мной визжит кистень...
Малой! Что? Верна ль подпруга?
Не солгут ли повода?
Ну, По всем!.. Кипит беда!..
- Повода из шамаханских;
За подпругу ты не бось:
Оси - кряж дубов казанских...
Но боюсь, обманет ось!
- Не робей, мой добрый парень!
Только б голову спасти,
Будешь волен и в чести,
Будешь из моих поварень
Есть и пить со мной одно...
Степь туманит; холодно!
Коням будет повольнее...
Но погоня все слышнее;
Чу, как шаркают ножи,
Шелестит кинжал злодея!..
Не натягивай возжи
Золоченой рукавицей:
Мчись впрямик, как видит глаз,
Белоярою пшеницей
Раскормлю я, кони, вас,
И употчую сытою,
И попоной золотою
Изукрашу напоказ.
Я пахучим, мягким сеном
Обложу вас по колено...
Но пробил, знать, смертный час!
На версте злой ворон каркнул,
Свист и топот все громчей,
Уж над самым ухом гаркнул
И спустил кистень злодей:
"Стой!.." Но яркие зарницы
Синий воздух золотят,
Лик Небесныя Царицы
В них блеснул"... Кони летят
Без надсады, без усилья,
По долам, по скату гор,
Будто кто им придал крылья...
Ось в огне!.. Но уж во двор,
От разбойничьей погони
Мчат упаренные кони!..
Вот и дворни яркий крик!
И жених в дверях светлицы.
Что ж он видит? - У девицы
Взмыт слезами юный лик...
Пред иконою Царицы
Дева, в грусти и в слезах,
В сердце чуя вещий страх,
Изливалась вся в молитвы...
- Так спасенье не в конях?..
Из разбойничьей ловитвы,
Вижу, кем я унесен;
Вижу, Кто был обороной!..
И, повергшись пред иконой,
Весь в слезах излился он.
1837
* * *
Если хочешь жить легко
И быть к небу близко,
Держи сердце высоко,
А голову низко.
1830-1840-е
ИНАЯ ЖИЗНЬ
Как стебель скошенной травы,
Без рук, без ног, без головы,
Лежу я часто распростертый,
В каком-то дивном забытье,
И онемело все во мне.
Но мне легко; как будто стертый
С лица земли, я, полумертвый,
_Двойною_ жизнию живу.
Покинув томную главу -
Жилье источенное _ею_, -
Тревожной мыслию моею, -
Бежит - (я вижу наяву) -
Бежит _вся мысль моя к подгрудью_,
Встречаясь с _жизнью сердца_ там,
И, не внимая многолюдью,
Ни внешним бурным суетам, -
Я весь _в себе_, весь _сам с собою_...
Тут, мнится, грудь моя дугою
Всхолмилась, _светлого_ полна,
И, _просветленная_, она
Какой-то радостью благою,
Не жгучим, сладостным огнем,
Живет каким-то бытием,
Которого не знает _внешний_
И _суетливый_ человек! -
Условного отбросив бремя,
Я, из _железной клетки_ время
Исторгшись, высоко востек,
И мне равны: н миг и век!..
Чудна вселенный громада!
Безбрежна бездна бытия -
И вот - _как точка_, как монада,
В безбрежность уплываю я...
О, вы, _минуты просветленья_!
Чего нельзя при вас забыть:
За дни тоски, за дни томленья,
Довольно _мне такой_ прожить!
1830-1840-е
ПРОЯСНЕНИЕ
Я обрастал земной корою,
Я и хладел и цепенел,
И, как заваленный горою,
Давно небесного не зрел!
Но вдруг раздвинул Кто-то мрачность -
И вот незримых голоса!
И, как с поднебьем вод прозрачность,
С душой слилися небеса...
1830-е
МУЗЫКА МИРОВ
Я слышал музыку миров!..
Луна янтарная сияла
Над тучным бархатом лугов;
Качаясь, роща засыпала.....
Прозрачный розовый букет
(То поздний заревой отсвет)
Расцвел на шпице колокольни,
Немел журчащий говор дольний...
Но там, за далью облаков,
Где ходят флотами светилы,
И высь крестят незримо силы, -
Играла музыка миров......
II
Шумел, разлегшись меж садов,
Роскошный город прихотливый, -
На храмах, башнях, ста цветов
Мешались в воздухе отливы;
И этот город суеты,
В осанне дивной исполина,
Сиял в цветах, как грудь павлина,
Как поэтической мечты
Неуловимые творенья...
Неслись, из клокота волненья,
И треск, и говор, и молва.
&
lib-ru.do.am
;
В безвестный путь, чрез знойны степи,
И смутны дни за мной, как цепи!..
Как грустен грустным божий свет!
Но для души моей несчастной
На всей земле твоей прекрасной,
Творец! ужель отрады нет?
Подай знакомую мне руку,
Любви дыханьем подкрепи:
Тогда снесу я жизни муку,
Скажу душе моей: "Терпи!"
17 февраля 1823
ГЛАС БОГА ИЗБРАННОМУ ЕГО
(Пророка Исайи, глава 43 и 45)
Ты мой! и что твои враги?
Пускай острят мечи и стрелы.
Я сам считаю их шаги
И размеряю их пределы.
Не унижайся пред судьбой:
Ты мой! и стражей легионы
Сорвут с путей твоих препоны;
Иди, не бойся: я с тобой!
Коснись водам - и бурны воды,
Как агнцы смирные, заснут;
И вкруг тебя, столпясь, народы
Тебя грозой не ужаснут.
Иди без страха в страшный пламень,
Огонь тебя не опалит;
Будь духом бодр, будь верой камень,
И над тобой везде мой щит!
Зачем броня тебе железна -
Защита слабая людей?
Коль мне глава твоя любезна,
То кто дерзнет коснуться ей?
Но знай, не пышными дарами
Ты милость вышнего купил;
Ты мне не жертвовал овнами,
Ни фимиамом от кадил.
И что мне их кровавы жертвы
И небеса коптящий тук?
Я не люблю молитвы мертвых;
Не мне дары нечистых рук.
Ты стал в грехах передо мною,
И я грехи твои омыл,
И, как младенца пеленою,
Тебя я милостью повил!
И будешь ты чрез долги лета,
Как пальма свежая, цвести
И, как высокая примета,
Ко мне людей моих вести.
Да ведают теперь народы,
Судя, мой отрок, по тебе,
Что я, водя небесны своды,
Рачу и о земной судьбе.
Вотще земные исполины,
Кичась, подъемлют гордый рог:
Я есмь господь и бог единый!
Пускай другой приидет бог,
И зиждет новую вселенну,
И им, страстями ослепленным,
Сияет в новых чудесах;
Пускай в бездонных высотах
Повесит ни на чем громады
И небо сводом наведет,
И тайным пламенем зажжет
Неугасимые лампады;
И, сеющий, засеет он
Свое лазоревое поле
И, по своей единой воле,
Звездам и солнцам даст закон;
И волны шумных океанов
Прольет и сдержит без брегов;
Кто сей из мертвых истуканов
И бессловесных их богов?
Пусть обещает им ограды;
Но кто им столько даст пощады?
Кто большую, чем я, любовь?
БЛАЖЕНСТВО ПРАВЕДНОГО
Блажен муж, иже не иде на совет
нечестивых и на пути грешных не ста.
Псалом 1
О, сколь блажен правдивый муж,
Который грешным вслед не ходит
И лишь в союзе чистых душ
Отраду для души находит!
Его и страсти кличут в свет,
И нечестивцы в свой совет, -
Но он вперил на правду очи,
И глух к зазывам лести он:
При свете дня и в тайне ночи
Хранит он вышнего закон,
И ходит в нем неколебимым;
Везде он чист, душою прям
И в очи смерти и бедам
Глядит с покоем нерушимым,
Хотя в ладье бичом судьбы
Гоним в шум бурных океанов...
Когда лукавые рабы
Блажат бездушных истуканов,
Он видит бога над собой -
И смело борется с судьбой!
Зажглась гроза, синеют тучи,
Летит, как исполин могучий,
Как грозный князь воздушных стран,
Неудержимый ураган
И стелет жатвы и дубравы...
Но он в полях стоит один,
Сей дуб корнистый, величавый:
Таков небесный гражданин!
И процветет он в долгой жизни,
Как древо при истоках вод;
Он будет памятен отчизне,
Благословит его народ...
Не так, не так для нечестивых:
Ветшая в кратких, смутных днях,
Они развеются, как прах.
Господь не стерпит горделивых:
Он двигнет неба высоты
И землю раскалит до ада.
Но вам, страдальцы правоты,
Он вам и пастырь и ограда!
СЕТОВАНИЕ
Услыши, господи, правду мою, вонми
молению моему, внуши молитву мою не во устах
льстивых.
Псалом 16
Услыши, господи! я стражду!
Темнеют тучи надо мной,
И я отрады сладкой жажду,
Как нива в полуденный зной!
Везде судьбы, людей угрозы;
Я истощил и стон и слезы...
О милосердый бог! внуши
И сердца плач и вопль души!
Как пастырь средь чужой долины,
Забыл я песни счастья петь.
Кто даст мне крылья голубины,
Чтоб в лучший край мне улететь?
Когда б меня враги лукавы
Влекли, как жертву, в смертный ров!
Нет! в чашу радостей отравы
Кладут мне дружба и любовь!
Я отдал всё неблагодарным;
Доколь же пировать коварным,
Лелея страсти и порок?
Увы, слепцы! меж вами рок
Незримый с гибелию ходит:
Не он ли тайно грусть наводит
На вас, ликующих в пирах?
Почто не знаете покоя
На ваших золотых парчах,
Среди забав душою ноя,
Как осужденные на казнь?
Зачем вам часто гибель снится,
И к сердцу робкому теснится,
Как змей, холодная боязнь?
Нет правды; осмеяли совесть;
Корысть ваш бог, и мрак ваш свет!
Увы! об вас какая повесть
Дойдет к потомкам поздних лет!
А я, не жизни я веселой,
Творец! твоей любви прошу:
В груди, от скорби омертвелой,
Живое сердце я ношу;
Оно, пронзенное, тоскует,
Как горлик в гибельной сети!
Пусть нечестивых сонм ликует,
Но ты забытых посети!
Что мне до них? Я не желаю
Их благ нечистых для себя;
В моей тоске, как воск, я таю,
Но всё надеюсь на тебя!
ТЩЕТА СУЕМУДРИЯ
Вскую шаташася языцы, и людие поучишася
тщетным.
Псалом 2
Зачем к земным корыстям руки
И ум на тщетные науки
Простерли с жадностию вы?
На всё готовы для молвы,
На всё для блеска ложной славы:
Забыли вышнего уставы!
Цари и князи собрались
Идти на господа войною;
Сердца их дерзостью зажглись,
Покрылись очи пеленою.
Но он, живый на небесах,
Над вашей злобой посмеется:
Ваш сонм, как прах, с путей смятется,
Мечи замрут у вас в руках.
О! страшны вышнего глаголы!
Когда кипит его гроза:
Трещат скалы, вздыхают долы,
И кедры гнутся, как лоза...
А мне, за долгое смиренье,
За скорбь мою, за простоту,
Склонив небесну высоту,
Мой бог послал благоволенье.
Он ополчил меня жезлом
И рек: "Паси сии языки;
Смири в их гордости великой
Слепцов с безумным их умом;
И, как скудельные фиалы,
Разбей сердца их одичалы;
Заблудших вырви из сетей:
Будь страж и вождь моих людей!"
О сильные земли - смиренье!
В суде - защита нищете!
Вся жизнь - будь жертва правоте!
Законам правды - поклоненье!
Я зрю: он близок, божий день,
И вы побегли, исполины,
Как из глубокия долины
Бежит пред ясным утром тень!
МИНУТА СЧАСТИЯ
В груди, страстями раскаленной,
Я сердце грустное носил
И, битвой жизни утомленный,
Конца страданиям просил.
Но вдруг повеяло прохладой,
Как сердцу ведомой мечтой;
Мне кто-то дал сосуд златой
И напоил меня отрадой.
И мрак с очей моих исчез;
И я, уж больше не несчастный,
Увидел новый день прекрасный
И свод таинственных небес.
Там было всё любовь и радость;
Земля светилась, как кристалл,
И не старелась жизни младость,
И ясный день не догорал.
О, как их области прекрасны!
И как приветливы они!
И утешительны и ясны,
Как юности счастливой дни.
И все так дружны, будто звуки
В струнах под опытной рукой;
И взор их, исцеляя муки,
Ложится в душу, как покой.
И ясно мысли их светлели:
Я в каждой гимн творцу читал;
Они мне песни неба пели,
И я с восторгом исчезал;
И, как младенец в колыбели,
Мой дух переводя едва,
Я таял в радости сердечной,
И пил млеко я жизни вечной.
х благовонные слова
Из уст рубиновых струились,
И чувства в сердце их светились,
Как из-за тонких облаков
Сияют звезды золотые;
И все их помыслы святые
В одну сливалися любовь.
Где ж ты, моя минута счастья?
Гонюсь за сладкой тишиной:
Но я уж в области, ненастья,
И буря воет надо мной.
ПОБЕДА
Мал бех во братии моей онший з дому Отца
моего.
Псалом 1
Я младший был в своем дому,
И меньше всех меня считали;
И радость детства и печали
Вверял я богу одному.
Мои все братья величавы
Росли для подвигов, для славы,
Был ими весел наш отец;
А я, в своей безвестной доле,
Один, с моей цевницей в поле,
Смиренно пас моих овец!
Дитя, беспечный сын природы,
О мне узнают ли народы?
Иль жребий мой - пустынный цвет?
Но вдруг блеснул в пустыне свет,
И мне явился ангел бога:
"Тебе широкая дорога
Чрез поле жизни и в века!"
И бога дивного рука
Из сонма братии величавых,
От смирных стад, меня взяла
И - прямо в битву, в бой кровавый,
И мне в бою стеной была!
И я, помазан от елея,
Кипящим мужеством! горел,
И в очи страшного злодея
Бесстрашно, юноша, глядел.
Он пал, как столп. Цвети, отчизна!
Израиль мой, с твоих сынов
Снята позора укоризна:
Не знай ни плена, ни оков!
ОПЫТЫ ИНОСКАЗАТЕЛЬНЫХ ОПИСАНИЙ В СТИХАХ
НЕЗДЕШНЯЯ ГОСТЬЯ
Плывет величаво
По синему небу
Серебряный месяц...
И зорю сменяют
Вечерние звезды.
И дремлют, насупясь.
Высокие сосны.
Туман застилает
Широкое поле.
Всё пусто, безмолвно
И в замке нагорном,
И в ближней дубраве,
И в дальних дол
lib-ru.do.am
|
|
|
|
|
|
