Глеб Горбовский: читать популярные, лучшие, красивые стихотворения поэта классика на сайте РуСтих о любви и Родине, природе и животных, для детей и взрослых. Если вы не нашли желаемый стих, поэта или тематику, рекомендуем воспользоваться поиском вверху сайта.
rustih.ru
stih.pro
И вот однажды, взяв с полки случайный сборник стихов советского периода, открываешь страницу и видишь такие строки:
Я сижу за оконной рамой, мне не хочетсяшевелиться.Родила меня просто мама,а могла бы родить -птица…И все. А потом, лихорадочно перелистывая страницы, поскорей отыскиваешь автора этих строк. Им оказывается Глеб Горбовский. И сразу вспоминаешь те ужасные «блатные» шансоновые песни. Те жуткие ночные качающиеся «фонарики», которые в лихие девяностые вместе с «Муркой» напевали парни в рейтузах, наверное, у каждого подъезда. И думаешь: «Неужели, неужели это тот самый Горбовский? Да не может быть!». И, читая дальше, все больше удивляешься.
Все в мире сдвоено, взгляни:добро и зло, жара и стужа,она и он, вода и суша –двоится все, куда ни ткни…Две половины у луны,два голубых у девы ока…И только сердце одинокогнездится с левой стороны.
И что-то цепляет в этих строках. Что-то удивительно открыто-душевное и грубо-правдивое. И вроде бы везде незатейливо подобраны слова и рифмы. Все на первый взгляд просто и понятно. А за умышленной простотой видна такая вроде бы естественная, но, в то же время, придуманная глубина.
В парке Победы, где есть парашютная вышка,в небе висел обожающий прыгать мальчишка.Видимо,что-то у мастера там в механизме заело...Мальчик висел на веревке. И это ему надоело.Где-то внизу, на утоптанной, лысой поляне,Даже машины, которые шли по дороге,так и тряслись,умирая от смеха, в итоге....Только собрался заплакать с досады мальчишка,вдруг заработала снова капризная вышка.С неба, которое было до дна голубое,мальчик вернулся на землю, смешался с толпою....Стало обидно. Обычно... И даже печально.Глупые няни забыли его моментально.И не смеется машина — то звякает кузов.И перестали его замечать карапузы....Снова,хватая у кассы билет в нетерпенье,лезет мальчишка на вышку,глотает ступени.Приятно поражает и чрезвычайно непривычные ассоциации поэта. И чем-то мне даже это напомнило стихи И. Бродского.
Без тепла и без воздуха обходясь,как бескровный болид,я летел, обнаружив, что сердце мое не болит!Сколько лет барахлило, цепляясь к любымпустякам,наконец отпустило на небо – к иным берегам.
…Побывав в миллиардах космических передряг, Обратил я внимание на свой неразжатый кулак.Как с тобой, моя радость, расстались, с той самойпорыпобелевшие пальцы земные хранили дары.
И когда я кулак возле встречного солнца разжал, на ладони моей синеглазый цветок задрожал!Кто-то скажет: « И все?Поискусней бывает вранье».А по-моему славно:Проснуться - и вспомнить ее!
И больше, наверное, не нужно ничего говорить. Теперь обязательно научишься не судить о поэтах по одному стихотворению и по людям, фальшиво выкрикивающим его под хруст семечек перед грязным подъездом. Дикие гусиГусь выбился из птичьих сил,и с горя гусь заголосил…Он начал падать вниз комком,а гуси в небе шли гуськом.Гусь вновь бы крылья распростер,да у него - один мотор,он отказал, он вдруг заглох,и вместо юга — ягель-мохи лед ручья острей ножа...Не вышел гусь из виража.Над ним собратья дали круг.Но с ним остался верный друг,или отец, а может, сын,или одна из тех гусынь,что заменяет юг любойодной собой, одной собой. ПёсВокзал вздыхал в сто сотен легких,Народ стучал, кричал и мчал… Меж ног людских шныряя ловко,бродяга пес один скучал.Он выбирал своих по духу.Зевнет, понюхает… Не тот.Но вот он выбрал умным нюхом,привстал и чмокнул! Прямо в рот… А тот, избранник, с желчным смакомв собачьи губы – свой башмак!…И думал пес: «Ты… не собака?...»А люди думали - не так. На уроке анатомииВ углу присутствовал скелет.Он — словно смерть из сказки…Живой школяр, держа ответ,шпынял его указкой.Как будто тридцать голубят,сидят ребячьи лица.Еще там сзади у ребятне кость, а ягодицы;Еще глаза на месте, там,где у скелета пропасть;Еще сморкаться их носам,еще ушам их - хлопать!…Скелет понуро и легкодержал свою головку.А дети дуют молоко,вовсю грызут морковку.Ночами пуст и темен класси жутко одинаков.Но у скелета нету глаз,ему нельзя поплакать.Стоит он — токарь или вор,Абрам или Гаврила,не погребенный до сих пор,лишившийся могилы!...Я лучше где-нибудь сгорю,хоть в паровозной пасти, -но не хочу встречать зарюодин в холодном классе. Душа человеческаяНа нем и волос не осталось,понятие цвета лицасменила сплошная усталость —предтеча земного конца.Свело ревматически руки,Беззуб, пустотел его рот.Ну, что старику до науки,что-де осчастливит народ?..Зачем ему атомный поезд,а также — полет на Луну,когда он в могиле по пояс,когда он у смерти в плену.Но дед граблевидной рукоювнучонка ведет на проспект,но дед перед вечным покоемследит за полетом ракет;но дед посещает музеи,и дед без претензии рад,что внук его зоркий глазеет,что хрупает внук виноград,что кто-то с улыбкой до уханесет для кого-то цветы,что волосы красит старуха,желая достичь красоты;что яблок базарятся груды,что пляшут в Неве корабли,что будут другие - но будут! —дышать кислородом земли!***Проснулся и слышу в редеющей мгле:«Зачем ты, зачем ты – на этой земле?Зачем, для чего – отвечай на вопрос – на этой земле ты родился и рос?»…Хотелось швырнуть в предрассветнуюраньколючее слово – дремучую брань!Спросите, мол, наших папаш и мамаш - зачем - почему?.. Этот подвиг - не наш. Хотелось поведать в рассветную мутьо разных болячках, что втиснулись в грудь,о горьких обидах и прочих вещах… Но – грянуло утро! И ропот – зачах. Ударило солнце по струнам своим.И высох туман. И рассеялся дым.И вспыхнули в выпуклом поле цветы,а в вогнутом озере – искры воды!…Зачем я родился? Отвечу, изволь.Чтоб радовать Землю. Немалая роль.Чтоб каждое утро, пока я иду,столикую славить ее красоту,стозвонному горлу внимать! И чисталюбовь моя к ней - навсегда, навсегда.
А закончить хотелось бы словами Вадима Шефнера, потому что лучше сказать я вряд ли смогу: «В каждом стихотворении Горбовского отражен миг жизни поэта — то грустный, то веселый, то торопливый, то задумчивый. И ощущение этого мига передается читателю. Вот это умение передавать настроение, ощущение и есть самая важная и самая ценная черта в работе Горбовского…»
bibliotekacdub1.blogspot.com
Не то мгновение, когда я на войне стоял под вражьим дулом карабина или когда барахтался на дне якутской речки, ухватясь за льдину...
Остановить хотел бы я тот мог, когда, блуждая странником по свету, я вдруг — непостижимое постиг: что Бог — во мне, но что меня в Нем — нету...
* * * Времена не выбирают... А. Кушнер Был печенег когда-то лих, и тетива стрелков тугая... О, времена! Конечно, их не выбирают — в них ввергают.
Мы все шумели, кто как мог, когда пигмеи в переделке на Спасской башне, под шумок — перевели на Запад стрелки.
Свершилось! Выбрали. Живем. Пусть — не с улыбкою — с гримаской. И драгоценный хлеб жуем, но далеко не каждый — с маслом.
То жили в четырех стенах, теперь — без стен и крыши вроде... Вот и пиши о временах, когда от них — с души воротит.
Поздние пейзажи 1. Развалины школы... Не замка. И звезды от пуль на стене. Воронка, а в сущности — ямка; кровавая тряпка на дне... А век Двадцать первый — восходит! И солнце уходит за край, и ненависть бродит в народе, при жизни обретшего “рай”...
2. Заводская труба не дымит, а в цехах — разбирают подонки станки впопыхах... На дворе, слава Богу, царит не война, а зловещая — хуже войны — тишина. Над заводом слезится октябрьский дождь. Притаился на клумбе — с протянутой — вождь. В закутке проходной два смиренных бомжа — разливают по кружкам “навар” не спеша...
3. Деревня, уцелевшая в войну, кряхтя, но пережившая все “...измы”, последние заколотила избы и в мертвую огрузла тишину... Никто не ждал, не поощрял беды, густела тень от лип широкоплечих. Шуршала мышь. И яблони беспечно несли на ветках тяжкие плоды...
4. Была дорога, но травою заросла. Петлял ручей, но высох, испарился. Остался мост — подобие крыла от самолета, что за тучей скрылся... Я постоял на символическом мосту, потом повлек свое тугое тело от этой трезвой стороны — на ту переметнулся, в грешные пределы.
5. На востоке синие просветы — в тучах, опроставшихся над нами. На конце душистой сигареты съежилось опепленное пламя. Почтальон крадется вдоль забора: падает письмо в почтовый ящик. На крыльце — обрывки разговора прошлого — с нетрезвым настоящим...
6. Земли зазеленело тело: лес отрясается от спячки. За лесом — город оголтелый зудит на теле, как болячка... Столбы над ближнею дорогой; на проводах — касатки-птицы. И тянет сладко, как тревогой, — дымком афганским от границы...
Отсияло... Поколено в лохматой траве, ни цветка в монотонстве зеленом — в сентябре с маятой в голове я стоял, в эти травы влюбленный.
Отцвели... Но вернулось тепло, и набухшая яростью зелень, проломив воздуся, как стекло, устремилась к единственной цели!
Доцвести, додышать, досиять, долюбить и свернуться клубочком... А весной распрямиться опять, воспылав негасимым цветочком!
На цветке Не в камере — на берегу пологом, над Волховом, где заросли ольхи, мотаю срок, отпущенный мне Богом, складирую в тетрадочку стихи.
О, я не только в них — элементарен и, что поделать, чаще простоват... Я, над рекою сидя, благодарен, а за столом бываю — грубоват.
И, что поделать, нынче я — сиделец, а был ходок за тридевять земель... Пока душа в моем ночует теле, я — на цветке душистом жизни —шмель!
Кому — что Любить осеннюю разруху: ознобы, слякоть, лист гниющий — претит твоим глазам и духу... И это близко всем живущим.
Никто не ждет кончины лета, — ждут урожая, пропитанья... И только вздорные поэты находят прелесть — в увяданье.
Жизнь для поэта — дуновенье, поэзия — призыв к свободе! А вздор зовется — вдохновеньем, что не на всех живых — нисходит.
Цветы запоздалые Не вторгаясь в Ваши планы, я несу, как прежде, Вам нидерландские тюльпаны — приложение к словам. А слова, хоть и простые: “Я люблю Вас, милый друг!” — для меня они святые и почти для всех вокруг... А цветы — оттенков разных, чаще — нежных, как твой взор, обещают нам не праздник, а душевный разговор. ...Я несу цветы для милой — за ограду, за черту и кладу их — на могилу, к православному кресту.
* * * Слева — ворота железные, справа — ворота дощатые. Слева — реченья любезные, справа — слова непечатные...
Вот и подумай, в которые стукнуть замерзшей костяшкою: в те, за стальными запорами, или же — в эти, пустяшные?
...Стукнул. Сомненья растаяли: лучше — в простые, где весело! Слева — собака залаяла. Справа — наметилась песенка...
Вечерняя прогулка Не все ль равно, останется меня частица, или сгину без остатка, — на шею не накину я ремня, не изменю житейского порядка.
С деревьев — листья, волос — с головы. Что — старость: затянувшаяся осень!.. Не все ль равно — “ура!” или “увы...” Храбриться или петельку набросить?
Единственно, что держит на плаву — не страх перед Создателем, не кара — вечерняя прогулка по бульвару да свет в окне, где я еще живу!
Живой Проснулся — ничто не болит. Не слышно земной круговерти. Наверно, небесный Синклит грехи отпустил — перед смертью.
Неужто отдал я концы?! Однако дышу, привереда. И в сердце звенят бубенцы, как будто на троечке еду!
Потом — шевельнул головой, затем — просиял, не заплакал. А все потому, что — живой! А жить — интересно, однако.
Отпускное Отпускают вожжи и грехи, отпускают вора из-под стражи... Отпускаю в странники — стихи: пусть побродят, упорхнув с бумажек.
Отпускают в небо голубей; отпускают реплики хмельные: отпустил — и сделалось хмельней, И пружины лязгнули стальные!
Отпускают пулю из ствола, отпускает муж жену на волю. Отпускаю муху со стола: пусть летит и постигает долю...
* * * Все, что мешало, парило мозги — я раздробил с годами на куски.
И все ж осталась глыба из огня, что выжигает душу из меня...
Нет, не унынье и не алкоголь — они свою отмельтешили роль.
Остался пламенеющий итог сомнения, что существует Бог.
Но я иду — в ожегах и в дыму — навстречу вожделенному — Ему!
magazines.russ.ru
1
Уши, главное — это уши!На ушах побелела кожа.Зверь-мороз человека душит,но никак задушить не может.Где,к кому прислониться телом,чем и как разогреть коленки?Стены улиц в морозном, в белом,прислонись — и пристынешь к стенке,Вон прохожий — сосулька просто,потирает нервозно лапки.…А куда ж это я в мороз-то,разве я не такой же зябкий?Нет на мне меховых доспехов,нет ни котиковых, ни собачьих.Есть под кепкою вместо мехапук волос — полубокс иначе.И хоть нынче морозец крепкий,я иду на свиданье в кепке,я иду папахам назлона морозе искатьтепло!
2
Лесной, охотничий, зовущийеловый дым навстречу мне.И что ни шаг — то пахнет гуще,как будто двигаюсь к весне.Костер трещал у тротуара,у ног нахохленных домов.И черный чан смолы и вараповис над красной клеткой дров.Вокруг огня — толпа в фуфайках,в разновеликих треухах.Но у костра пляши хоть в майке —была бы обувь на ногах!
3
Навстречу,в снегу утопая по плечи,машина с метлой и огромной лопатой.Иду за машиной, никем не замечен.Найду ли тепло я в сугробах горбатых?Найду ли его я под снежной периной?Найду ль на рисунке, оставленном шиной?..…Его я нашел неожиданно просто:оно — человек ниже среднего роста.В железной машинеесть сердце в кабине,светляк папиросы и фосфор приборов…Тепло притаилось в машине —в бензине,но больше в сто крат —под фуфайкой шофера.
4
Вместе с хлебным запахом из булочнойв валенках рабочий —на мороз!Берзразличный к сутолоке уличной,он решил позавтркать всерьез.Пополам руками осторнымиразломил надтреснутый батон.Мягкий пар из булки новорожденнойзачерпнул губами.А потом,разогревши челюсти холодные,зашагал неведомо куда.…Съели крошки воробьи голодные,потеплели —и на провода.
5
Ногами по улице топая чаще,я встретил почтовый мороженый ящик.Он льда холоднее, он смерти бледнее,его разглядел на кирпичной стене я.Шапчонка на нем из январского меха,висит козырек, а пониже — прореха.И в эту прореху я сунул письмо,писалось оно не холодным умом —письмо человеческой грустью писалось,письмо под пальто на груди согревалось,протиснулось в щель и упало на дно, —быть может, кого-то согреет оно.
6
Мороз обклеил стекла льдом.Был телефонный тесен дом.Здесь телефонный автомат.на трубке мерзнет ухо.И вдруг слова,улыбка,взгляддоносятся до слуха.Ее тепло — в меня втекло.Пускай облито льдом стекло.Дышу в стекло. Кружок в стекле.Моя любовь сейчас в тепле!
7
Эта кровля завода — вроде гриба,выше гриба — труба.На таком холоду! А дымит, жива!У трубы в черном дыме волосголова.Я за встречным ларькомбез остатка исчез,но труба высока, но труба —до небес!Я в троллейбус втираюсь,а дылда в окновсяв царапину-щельмне видна все равно.Из троллейбуса вылез,влезаю в толпу —но и здесь разглядел я живую трубу.Разглядел и стою,разглядел и смотрю,вижу: курит труба, —дай и я закурю.…А пониже трубы, в кочегарке,в потукочегары варили в котлах теплоту!
8
Из бани подходят к ларьку торопливо,в ларьке жигулевское теплое пиво.Ларек заскорузлый, обложенный льдом,квадратным окошком он дышит, как ртом.И пена, и пар из окошка наружу.Мерцает стекло переполненных кружек,и ласково льется и неторопливов спокойные рты подогретое пиво.
9
Чинят мост. Электросварка.Там по всем приметам — жарко.Искры там букетом, градом,веером и водопадом!Зло шипя и негодуя,сталь текла,стремились струи.Струи сталикровью стали.Тени падали,вставали,бились грудью о чугун,мост гудел в сто тысяч струн!Небо в синем,небо в ярком,небу тоже стало жарко!
10
Я город прошел от конца до начала,сжимался в термометре ртутный червяк.Но встречи любовь, как всегда, назначала,и я под часами умерил свой шаг.Секундою позже — я взял ее руки,минутою позже — мы шли не спеша.Колючий, певучий, живучий, упругий,я просто оттаял — вода на ушах!Хотелось вдохнуть освежающий иней,сдрать с себя кепку, надеть на забор!Хотелось прижаться к стелкяшке-витрине,кататься с детишками с горк и с гор…Казалось нелепым безлюдие улиц.Сегодня жара! Не погода, а пляж!Такое — на редкость в зеленом июле,такое за редкостью — сдать в Эрмитаж!Смотрите, продрогшие шапки и шубы,откиньте меха с приютившихся глаз, —я друга целую в зажженные губы,хотите, возьму поцелую и вас?!Смотрите, я выступил против мороза!…И если его еще терпит земля,мороз не проблема, мороз не угроза,мороз — это что-то пониже нуля.
Читать стих поэта Глеб Горбовский — Поиски тепла на сайте РуСтих: лучшие, красивые стихотворения русских и зарубежных поэтов классиков о любви, природе, жизни, Родине для детей и взрослых.
rustih.ru
об авторе
Лирические стихи о жизни нашей
Нет, не когда сходила благодать —
любое из отпущенных мгновений
остановить! — и долго наблюдать,
не убоясь фатальных откровений…
Не то мгновение, когда я на войне
стоял под вражьим дулом карабина
или когда барахтался на дне
якутской речки, ухватясь за льдину…
Остановить хотел бы я тот миг,
когда, блуждая странником по свету,
я вдруг непостижимое постиг:
что Бог — во вне, но что меня в Нем — нету.
Свеченье глаз, звучанье рта,
смешных ушей — настороженность,
ноздрей всеядных — напряженность…
Лица конструкция проста.
А что под ней? Как — подо льдом?
Река Души — неистощима,
струящаяся жизни мимо,
чтоб стать бессмертною потом.
С годами — в трещинах морщин
лица тускнеет оболочка:
дохнет зима — и нет цветочка.
Но для унынья нет причин:
звучала речь, работал слух,
глаза светились, нюх старался…
но главное — не растерялся,
превозмогая будни, дух!
Теперь я знаю, только и всего:
страшнее жизни нету ничего.
Ее отведав, вдоволь отхлебнув,
я улыбнулся, губы не надув.
Она в свою вмещает колею
рождение мое и смерть мою.
То беспощадно грабит, как бандит,
то, походя, — любовью угостит.
По молодости — насулит чудес,
заставит верить в первенство небес.
А то нашлет болячек в телеса,
отравит золотом и ослепит глаза,
а душу сделает капризней…
Нет ничего страшнее жизни!
Но в каждый из ее священных дней
я все азартней думаю о ней!
Где я в жизни только не был,
посещая шар земной,
а вчера опять на небо
возвернулся… В мир иной.
Что я видел на планете,
где страдают враг и друг,
обалдевшие — как дети,
приуставшие от мук?
Видел я святых и грешных,
однобоких и двойных…
Но у нас — в краю кромешном —
интересней, чем в иных.
Стояла в стране сволочная погода,
в глазах у прохожих насмешка лучилась...
А я - хоть и "сын трудового народа" -
читал Пастернака... И что получилось?
Теперь я читаю на сон детективы
и сплю нераздетым в холодной кровати...
Какие в стране зазвучали мотивы,
какие порывы! А что - в результате?!
Я некогда был приглашен на беседу
к Ахматовой - Бродским! Сидели, как боги!
И каждый тогда - улыбался соседу,
хотя и сквозь слезы... И что же - в итоге?!
Теперь мы читаем на ценниках цены!
Стихи полетели, как птицы на свалку...
Поэзия как бы - уходит со сцены,
а с нею и звезды тускнеют... А жалко...
Словно птицы — мешки целофанные —
за моим пролетают окном…
Дни господствуют мерклые, странные,
окропленные трезвым вином.
Панихиды звучат похоронные;
колыхание траурных лент…
Процветают слова электронные,
человека зовут — абонент…
А на днях бедолага воробышек —
под моим задохнулся окном.
…Я сегодня морфина попробовал
и забылся химическим сном.
Лет сорок — песен не пою
и не читаю Льва Толстого.
Я не врагов — баклуши бью —
в объятьях дня полупустого.
Зато ночами иногда —
не сплю, а размышляю, мыслю:
как я, чудак, попал сюда,
то бишь — под своды бренной жизни.
В моем дупле горит ночник,
за коим — образок сияет…
И я горю! Еще не сник.
И образ мой — судьба ваяет.
Под осень сплошняком желтеют листья,
но есть, которые до срока — мертвецы.
Так и меж нас: так только ветер свистнет, —
и чаще гении, меж прочих, — не жильцы.
Речь не о листьях-людях, речь о сроках,
не о тюремных сроках, о судьбе.
О равенстве судеб! Не о пороках,
не о дарах, отпущенных тебе.
А значит, люди, даже перед Богом
и перед алчной пастью сатаны,
не в чём-то малом, а увы — во многом —
неповторимы сплошь и неравны.
Не убоясь, откроем карты:
мы строим храм для душ и тел.
Я — муравей. Нас миллиарды.
И копошиться — наш удел.
И всяк — чужак и соплеменник —
пусть по хвоинке, по зерну
неся — возводит муравейник,
осуществляя цель одну:
построить умными руками
Храм бытия, несущий свет, —
дабы навеки в этом храме
избавить сущее от бед!
Ночь.Знобящая истома .
Вызвать, вызволить, извлечь,
выкрасть, спящую, из дома.
от родных корней -отсечь!
...Возле дома снял перчатки,
дотянулся до окна
и оставил отпечатки
на стекле чужого сна
Разбудить? На иней дунул,
Прочь пустился со двора.
"Неизвестно, что -подумал,-
будет с городом с утра
Пусть поспит..." И улыбнулся,
Ночь разлуки -не беда
...Но обратно не вернулся
почему-то никогда
Радость выдохлась в зачатке
Почему, за что, зачем?
...Но остались отпечатки,
не сравнимые ни с чем.
Над миром грешным
плывут ночами —
проспект Надежды,
бульвар Печали.
Над серой глыбой
озябших зданий —
квартал Улыбок,
кольцо Свиданий.
Они похожи,
но только внешне,
на тот тревожный
мой город снежный,
на тот моторный,
бетонный улей…
Проезд Восторгов,
тупик Раздумий…
Они похожи,
как сказка с былью,
как дух таёжный
с квартирной пылью.
Аллея Тайны,
фонтан Беседы…
Мои названья
моей Планеты!
warf63.narod.ru