Матвеева Новелла Николаевна. Матвеева н стихи. Матвеева н стихи

Дождь, Дождь вечерний Сквозь водосточные трубы, Мокрые стены, Зелёная плесень да мох... Ах, эти трубы! Сделали трубочкой губы, Чтобы Прохожим Выболтать тайны домов.

Трубы вы, трубы! Я вашим тайнам не рада! Ржавые трубы! Вы бросьте про тайны трубить! Я вас не знаю, Мне ваших секретов не надо: Зная секреты, Трудно мечтать и любить.

Верю, ах, верю Тому, что за этою дверью И в том окошке Измена, обида, обман... Верю, ах, верю! - Но почему-то... не верю. И улыбаюсь Каменным этим домам.

Верю надежде, Даже как будто напрасной, Даже напрасной, Совсем невозможной мечте... Вижу я город, Вижу я город прекрасный В белом тумане, В чёрном вечернем дожде.

Трубы вы, трубы! Бедные! Вы ещё стары! Вся ваша плесень - Лишь первый пушок над губой; Вы ещё стары, А мы уже юными стали, Хоть мы узнали Самую старую боль.

...Дождь, Дождь вечерний Сквозь водосточные трубы; Мокрые стены, Зелёная плесень да мох... Ах, эти трубы! Сделали трубочкой губы, Чтобы Прохожим Выболтать тайны домов.

Дождь, Дождь вечерний Сквозь водосточные трубы, Мокрые стены, Зелёная плесень да мох... Ах, эти трубы! Сделали трубочкой губы, Чтобы Прохожим Выболтать тайны домов.

Трубы вы, трубы! Я вашим тайнам не рада! Ржавые трубы! Вы бросьте про тайны трубить! Я вас не знаю, Мне ваших секретов не надо: Зная секреты, Трудно мечтать и любить.

Верю, ах, верю Тому, что за этою дверью И в том окошке Измена, обида, обман... Верю, ах, верю! - Но почему-то... не верю. И улыбаюсь Каменным этим домам.

Верю надежде, Даже как будто напрасной, Даже напрасной, Совсем невозможной мечте... Вижу я город, Вижу я город прекрасный В белом тумане, В чёрном вечернем дожде.

Трубы вы, трубы! Бедные! Вы ещё стары! Вся ваша плесень - Лишь первый пушок над губой; Вы ещё стары, А мы уже юными стали, Хоть мы узнали Самую старую боль.

...Дождь, Дождь вечерний Сквозь водосточные трубы; Мокрые стены, Зелёная плесень да мох... Ах, эти трубы! Сделали трубочкой губы, Чтобы Прохожим Выболтать тайны домов.

Ищу гармонию во всём: вдали и под рукой, Но прочно-симметричное устройство — По имени Гармония — таит в себе покой, Внушающий — опять же — беспокойство.

И я впадаю в крайности. А крайность — людоед; Избыток солнца есть пожар пустыни. Бегу от края к середине — середины нет; Посредственность лежит посередине.

Уж чересчур моя рука ранима и нежна Для битвы с тьмою, чёрною как вакса; Не истина седьмых небес Для боя мне нужна, А кожа в семь слоёв, как щит Аякса.

Но вряд ли в бой тогда пойду: Сквозь кожу в семь слоёв Я страждущего мира не расслышу, Как не расслышать ни дождей, ни стонущих ветров Сквозь наглухо заклёпанную крышу.

Гармония? Не крик борьбы, не тысяча гримас Больной любви урода, Не смятенье, А полный статуями сад, да бабушкин рассказ, Да яблони крахмальное цветенье.

Не зли меня, гармония! Не шествуй не спеша! Не будь ты никогда! Иль будь навеки... Ты хороша, гармония, но слишком хороша, О, слишком хороша для глаз калеки!

Не гладкой закруглённостью, не плавною чертой - Увечьем постигается увечье, И вспыхнул Байрон на земле, чтоб гневной хромотой Почувствовать её неравновесье.

Кто скажет, что гармония искусству тяжела? Законченность — законна и похвальна, Но только то, что лучшего оставит пожелать И к бОльшему рвануться, - гениально.

Придёт пора, гармония, Придёт твоя пора, Но ведь она ещё не наступила! Не смей же звать обойщиков, пока в стене дыра, И вешать люстры прямо на стропила!

Мир должен быть не поверху прекрасен, а насквозь Прекрасен! Ведь оснастка — не основа! А кто уже украсился — тому бы не пришлось Потом разгармоничиваться снова.

Любви моей ты боялся зря - Не так я страшно люблю. Мне было довольно видеть тебя, Встречать улыбку твою.

И если ты уходил к другой, Иль просто был неизвестно где, Мне было довольно того, что твой Плащ висел на гвозде.

Когда же, наш мимолётный гость, Ты умчался, новой судьбы ища, Мне было довольно того, что гвоздь Остался после плаща.

Теченье дней, шелестенье лет, Туман, ветер и дождь. А в доме события - страшнее нет: Из стенки вынули гвоздь.

Туман, и ветер, и шум дождя, Теченье дней, шелестенье лет, Мне было довольно, что от гвоздя Остался маленький след.

Когда же и след от гвоздя исчез Под кистью старого маляра, Мне было довольно того, что след Гвоздя был виден вчера.

Любви моей ты боялся зря. Не так я страшно люблю. Мне было довольно видеть тебя, Встречать улыбку твою.

И в тёплом ветре ловить опять То скрипок плач, то литавров медь... А что я с этого буду иметь, Того тебе не понять.

Ах, как долго, долго едем! Как трудна в горах дорога! Чуть видны вдали хребты туманной Сьерры. Ах, как тихо, тихо в мире! Лишь порою из-под мула, Прошумев, сорвётся в бездну камень серый.

Тишина. Лишь только песню О любви поёт погонщик, Только песню о любви поёт погонщик, Да порой встряхнётся мул, И колокольчики на нём, И колокольчики на нём забьются звонче.

Ну скорей, скорей, мой мул! Я вижу, ты совсем заснул: Ну поспешим - застанем дома дорогую... Ты напьёшься из ручья, А я мешок сорву с плеча И потреплю тебя и в морду поцелую.

Ах, как долго, долго едем! Как трудна в горах дорога! Чуть видны вдали хребты туманной Сьерры... Ах, как тихо, тихо в мире! Лишь порою из-под мула, Прошумев, сорвётся в бездну камень серый.

Два лагеря в различии глубоком, Два разных мира, мы в одном равны: Мы все под бомбой ходим, как под Богом, Все. Вплоть до поджигателей войны. Как лошадей ковбой техасский гонит, Вооруженье с присвистом гоня, Вы мните, сэр, что вас война не тронет? Не опрокинет вашего коня? Ну, хорошо! Допустим для примера, Что нежит вас улыбка револьвера, Взаимность бомбы, добродушье мин, Что взрыв не враг вам, Ибо вам же - сын. Допустим, поджигатель несгораем, - Твердь треснула от жара, но не он. И вот картина: Мир необитаем, А в центре мира - вы - Увы! - Громадного масштаба Робинзон. О, с оговоркой! Паруса не ждёте И Пятницы для вас потерян след (Что, впрочем, применимо и к субботе, И к воскресенью; нет ни дней, ни лет, - Смешались времена, как пел поэт). Что станете вы делать в мире этом? Чем торговать-то? Че-ем? Небытиём? Бессмертьем? Пеплом? Но каким предметом Мы тот же пепел с вами соберём? Опять допустим: Вы свершили чудо - Нашли совочек. Подцепив товар, Несёте. Но зачем? Куда? Откуда? Кто это купит? Чем заплатит вам? Все рынки, сэр, Все ярмарки, базары, Торговцы, Покупатели, Товары, Банк, Биржа – Всё У вас в одной руке, - В одном совке. Так что же вам еще?! Монархи жирной нефти, Цари угля - Всё призрак, Всё мираж... Торгуйте же! Не бойтесь конкуренции! Весь уголь - ваш, Весь дым, весь пепел - ваш!

Не пиши, не пиши, не печатай Хриплых книг, восславляющих плоть! От козлиной струны волосатой Упаси твою лиру господь!

Не записывай рык на пластинки И не шли к отдалённой звезде, В серебристую дымку Инстинкты И бурчанья в твоём животе.

Верь: затылок твой - круглый и плотный, Группа крови и мускул ноги Не предстанут зарёй путеводной Пред лицом поколений других!

...Как волокна огнистого пуха, Из столетья в столетье Летят Звёзды разума, сполохи духа, И страницы в веках шелестят...

Но уж то, что твоя козлоногость, Возгордясь, разбежалась туда ж, - Для меня беспримерная новость! Бедный мастер! Закинь карандаш, Отползи поскорее к затону, Отрасти себе жабры и хвост, Ибо путь от Платона к планктону И от Фидия к мидии - прост.

Определенья поэзии нет. Можно сказать, что поэзия - дух! Равнообъемлющий дух. Но поэт Выберет главное даже из двух.

Определенья поэзии нет. Можно сказать, что поэзия - плоть. Что ж не ко всяческой твари поэт Может гадливость в себе побороть?

Определенья поэзии нет. Мы бы назвали поэзию - сном. Что же ты в драку суёшься, поэт? Вправе ли спящий грозить кулаком?

Определенья поэзии нет. Можно сказать, что поэзия - явь. Что же ты в драку суёшься, поэт, Трезвому голосу яви не вняв?

Определенья поэзии нет. Можно сказать, что в поэзии - суть. Так отчего же - за тысячи лет - Ей от сомнений нельзя отдохнуть?

...Есть очертанья у туч грозовых, А у любви и у музыки - нет. Вечная тайна! Сама назовись! Кто ты, поэзия? Дай мне ответ!

Кто ты и что ты? Явись, расскажи! Ложь рифмоплёта тщеславия для? Так отчего же столь горестной лжи Тысячелетьями верит земля?

Не в том, какого колорита Ваш фон. Не в том, какой вам цвет Милей, — оракулом зарыто Ручательство, что вы — поэт.

Вниманье к тем, чья жизнь забыта, Чья суть забита. Чей расцвет Растоптан злостно. Вот предмет Заботы истинной пиита.

Поэзия есть область боли Не за богатых и здоровых, А за беднейших, за больных!

А там — едино: голубой ли Иль рыжий. Вольный иль в «оковах», Классический иль новый стих.

Поэт, который тих, пока дела вершатся, Но громок после дел, - не знает, как смешон. Поэт не отражать, а столь же - отражаться, Не факты воспевать, а действовать пришёл.

В хвосте истории ему не место жаться. (По закругленье дел - кого ожжёт глагол?!) Он призван небом слов, как Зевс, распоряжаться. Он двигатель идей. Он - основатель школ.

Что значит «отразил»? Скажите, Бога ради! Поэт не озеро в кувшинковых заплатках: Он - боль и ненависть, надежда и прогноз...

И человечество с поэтом на запятках Подобно армии со знаменосцем сзади И с барабанщиком, отправленным в обоз.

Когда потеряют значенье слова и предметы, На землю, для их обновленья, приходят поэты. Под звёздами с ними не страшно: их ждёшь, как покоя! Осмотрятся, спросят (так важно!): «Ну, что здесь такое? Опять непорядок на свете без нас!»

(Кругом суета: Мышь ловит кота, К мосту рукава пришиты... У всякой букашки просит защиты Бедный великан! Зеленый да алый На листьях дымок; Их бархат усталый В жаре изнемог...)

Вступая с такими словами на землю планеты, За дело, тряхнув головами, берутся поэты: Волшебной росой вдохновенья кропят мир несчастный И сердцам возвращают волненье, а лбам — разум ясный. А сколько работы ещё впереди!

Живыми сгорать, От ран умирать, Эпохи таскать на спинах, Дрожа, заклинать моря в котловинах, Небо подпирать! (Лучами блистает Роса на листе, Спеша, прорастает Зерно в борозде.)

Привет сочинителям славным, чьи судьбы предивны! Но колбасникам, тайным и явным, поэты противны — Что в чужие встревают печали, вопросы решают... «Ах, вопросы нам жить не мешали: ответы — мешают! И скажут ребятам такие слова:

«Вы славу стяжали, Вы небосвод На слабых плечах держали, Вы горы свернули, В русло вернули Волны грозных вод...» Потом засмеются И скажут потом: «Так вымойте блюдце За нашим котом!»

Когда потеряют значенье слова и предметы, На землю, для их обновленья, приходят поэты; Их тоска над разгадкою скверных, проклятых вопросов — Это каторжный труд суеверных старинных матросов, Спасающих старую шхуну Земли.

Кухарка вышла замуж за компот, Взял гусеницу в жёны огородник, Грядущий день влюбился в прошлый год, А виноваты - сводница и сводник.

У сводников - своих законов свод: К бирюльке в плен идёт бирюк-работник, Прилежницу всегда прельщает мот, Но никогда - негодницу негодник.

Всех сводят сводники: козла с капустой, сор - С отсутствием метлы, рубашку - с молью, Огонь - с водой, пилу или топор - С деревьями, шиш - с маслом, рану - с солью...

Но близок час расплаты; он придёт И сводника... со своднею сведёт.

Боюсь совершенства, боюсь мастерства, Своей же вершины боюсь безотчётно; Там снег, там уже замерзают слова И снова в долины сошли бы охотно.

Гнетёт меня ровный томительный свет Того поэтического Арарата, Откуда и кверху пути уже нет, И вниз уже больше не будет возврата.

Но мне, в утешенье, сказали вчера, Что нет на земле совершенства. И что же? Мне надо бы радостно крикнуть: «Ура!», А я сокрушённо подумала: «Боже!»

Ах ты, фокусник, фокусник-чудак! Ты чудесен, но хватит с нас чудес. Перестань! Мы поверили и так В поросёнка, упавшего с небес.

Да и вниз головой на потолке Не сиди - не расходуй время зря! Мы ведь верим, Что у тебя в руке В трубку свёрнуты страны и моря.

Не играй с носорогом в домино И не ешь растолчённое стекло, Но втолкуй нам, что чёрное - черно, Растолкуй нам, что белое - бело.

А ночь над цирком Такая, что ни зги; Точно двести Взятых вместе Ночей... А в глазах от усталости круги Покрупнее жонглёрских обручей.

Ах ты, фокусник, фокусник-чудак! Поджигатель бенгальского огня! Сделай чудное чудо; сделай так, Сделай так, чтобы поняли меня!