Степан Щипачев - почти забытый поэт. Щипачев степан петрович стихи

Все стихи Степана Щипачева

22 июня 1941 года

Казалось, было холодно цветам, и от росы они слегка поблёкли. Зарю, что шла по травам и кустам, обшарили немецкие бинокли. Цветок, в росинках весь, к цветку приник, и пограничник протянул к ним руки. А немцы, кончив кофе пить, в тот миг влезали в танки, закрывали люки. Такою все дышало тишиной, что вся земля еще спала, казалось. Кто знал, что между миром и войной всего каких-то пять минут осталось! Я о другом не пел бы ни о чем, а славил бы всю жизнь свою дорогу, когда б армейским скромным трубачом я эти пять минут трубил тревогу.

Степан Щипачев. Стихотворения. Россия - Родина моя. Библиотечка русской советской поэзии в 50-ти книжках. Москва: Художественная литература, 1967.

Березка

Её к земле сгибает ливень Почти нагую, а она Рванётся, глянет молчаливо,- И дождь уймётся у окна. И в непроглядный зимний вечер, В победу веря наперёд, Её буран берёт за плечи, За руки белые берёт. Но, тонкую, её ломая, Из силы выбьются... Она, Видать, характером прямая, Кому-то третьему верна.

Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва, изд-во "Высшая школа", 1969.

В Калифорнии

Был рядом океан. Похрустывал песок. Порою звезды падали наискосок, куда-то в сторону Китая над океаном пролетая. И месяц в облачке, где три звезды блестели, лежал на спинке, как младенец в колыбели. Америка, я повидал твои секвойи. Они прямы душой, как те ребята, двое. Должно быть, грузчики. Я встретил их в тот вечер. Они стояли, белозубы, круглоплечи. Мы сигареты разминали по привычке и от одной прикуривали спички. А кто-то сумрачный шаги замедлил рядом. Я понял — он хотел сказать мне взглядом: «Припасены для вас иные сигареты. Лишь чиркнуть спичку — к черту полпланеты». Ну что ж, не раз бывали и такие встречи. Подонков мало ли. Он не испортил вечор. Был рядом океан, и эти парни рядом смеялись, дружеским мне отвечали взглядом. Мы шли. Похрустывали галька и песок. Порою звезды падали наискосок. И месяц в облачко, где три звезды блестели, лежал на спинке, как младенец в колыбели.

Степан Щипачев. Избранные произведения в 2-х т. Москва: Художественная литература, 1970.

* * *

В то далекое загляни-ка. Там зверей и птиц голоса. Земляникой да костяникой в Зауралье полны леса. Дружной стайкой идут ребята. Рдеют ягоды в туеске. Отпечатаны лунки пяток между соснами на песке. Семилетним да восьмилетним нет и дела еще до забот. Не бойчее других, не приметней, в этой стайке парнишка идет... В то далекое загляни-ка. Вьется тропка, лесная гать. Он с винтовкой в руках и с книгой — людям счастье идет искать. С добрым сердцем, открытым взглядом он идет и идет сквозь года. Рядом смерть проходила. И рядом пострашней проходила беда... Вспомнит это — и сердце стынет. Пусть невзгоды встречал не один, нелегко он пришел к вершине неподкупных своих седин.

Степан Щипачев. Избранные произведения в 2-х т. Москва: Художественная литература, 1970.

Взглянув на часы

Будущее! Ты перед глазами моими. Зульфия Тот вечер даже для мечты далек. Но вижу через даты все и сроки: над книгою склонился паренек, не правнук, нет,— потомок мой далекий. Историю штудирует юнец, то, что в веках минувших отшумело. Тот шрифт для школьника, возможно, мелок, но в нем огонь таится и свинец. В нем отвердели шелестом сады, побед народных проступают клики и просочился алый цвет звезды, что в мир принес Семнадцатый великий. Поэтов вижу. Пусть не многих чтут, пусть, как сегодня, кто-то любит позу,— они кибернетическому мозгу слова бессмертных муз не отдадут. Язык обрел всечеловечный дар: будь это в речи будничной, в хорале, в него, как пчелы со цветов нектар, народы лучшие слова собрали. В той дали дальней дорогие мне, как сквозь туман, мечта являет лица... Часы. Они привычны на стене. Как долго час на циферблате длится!

Советская поэзия. В 2-х томах. Библиотека всемирной литературы. Серия третья. Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм. Москва: Художественная литература, 1977.

Впервые

Март при Советской власти шел впервые. Капель дробилась на ветру пыльцой. Входила в Кремль машина. Часовые еще не знали Ленина в лицо. У стен зубчатая лежала тень. В ботинках и обмотках часовые переминались у порот. Впервые в Кремль въехал Ленин. Был прекрасный день! Даль за бойницами была ясна. Он из машины вышел, кепку тронул. Шла по земле великая весна - и падали правительства и троны.

Высота

Какого мненья о себе прославленный Казбек? Высокомерен ли Эльбрус? Судить я не берусь. Когда они туманы пьют из звездного ковша, вдруг прозревая, жизнь свою читают не спеша. Холодной вечности сродни стоят, и суть проста: такими не были б они без горного хребта, когда бы их не поднял он под купол голубой, раздвинув смутный горизонт, не подпирая собой... . Понять ли самому хребту, как в смысл ни погружен, вершин (своих же) высоту, где воздух разрежён, где холоду искриться днем, где ночью спать звезде, что судят на земле о нем по этой высоте.

Голос

Порой мне кажется: тихи в наш громкий век мои стихи. Но были б громче — вдвое, втрое — перекричишь ли грохот строек? Пускай иным не угодишь, во мне уверенность все та же: кричать не надо. Если даже ты с целым миром говоришь.

День

Отчеканенный моей страной, день, как звонкая монета, золот. Солнца лик — на стороне одной, на другой — сияют серп и молот. Я хочу, чтоб труд мой стоил золотого прожитого дня. Их ведь не без счету у меня: можно ли их тратить на пустое!

* * *

Жаль не то, что день опять вот прожит, Что опять закат разбрызгал краски, Жаль, что столько милых и хороших Вянет женщин без любви, без ласки. Многим трудно вспомнить день единый, День, что в сердце носят тайной датой. Скоро брызнут первые седины, Запропали женихи куда-то. Затерялись в жизни, запропали, Многие геройской смертью пали. Кто тех женщин тронет словом едким Или же осудит молчаливо, Что при них замужние соседки На мужей своих глядят ревниво?

Вечер поэзии. Репертуарный сборник. Москва: Искусство, 1964.

Жил мальчик в деревне

Жил мальчик в деревне, в лесном краю, и знал только лес да деревню свою, да зауральского неба синь, да гору немного повыше осин. Белела гора над чащей лесной своей известковою белизной. Любил паренек взбираться на гору, подолгу оттуда дивиться простору. Простой паренек темно-русый, должно быть, тогда и влюбился ты в мир, где есть высота Эльбруса, упорство труда и полет мечты.

Степан Щипачев. Избранные произведения в 2-х т. Москва: Художественная литература, 1970.

* * *

За селом синел далекий лес. Рожь качалась, колос созревал. Молодой буденновский боец у межи девчонку целовал. Был у парня залихватский чуб, на губе мальчишеский пушок. Звал горнист. Но парню хорошо, и девчонке этот парень люб. Целовал он в жизни первый раз. В поле - синь да рожь со всех сторон. Он ушел... И полем через час поскакал в атаку эскадрон. Полушалок от росы промок. У девчонки в горле слез комок. Парень пулей срезан наповал. Рожь качалась, колос созревал... Шли года. Подумай над строкой, незнакомый друг мой дорогой. Может быть, тебе семнадцать лет и в стране тебя счастливей нет. Светят звезды, город сном повит, ты влюблен, ты обо всем забыл, а быть может, счастлив ты в любви потому, что он недолюбил.

* * *

Застигнет беда, пусть люди кругом, людей не стыдятся — плачут. Но слезы, которые льются тайком, тех слез солонее, которых не прячут.

Степан Щипачев. Избранные произведения в 2-х т. Москва: Художественная литература, 1970.

Застольное слово

Кто там скатерть залил вином? Что ж, на то и вино, чтоб литься. За дубовым круглым столом пусть веселье за полночь длится. Пью за дерево, что росло сотни лет в зеленой дубраве! Пью, столяр, за твое ремесло! Разве я гордиться не вправе тем, кто этот дубовый стол золотыми руками сделал? Кто в вине понимает толк, будем пить за труд виноделов; он не легче другого труда. Винодел не зря озабочен, чтобы крепло вино года в тьме кромешной тяжелых бочек. Кто трезвее, и те не соврут — мы, конечно, еще не пьяны. Стеклодувы, ваш тонкий труд разве может быть не упомянут! Под стаканами скатерть бела, от нее холодок под руками. Эту скатерть ткачиха ткала, сорока управляя станками. Чтобы белый хлеб и ржаной свежий горкой лежал на блюде, в грязь весеннюю, в летний зной пот с лица вытирали люди. Мы и сами, сказать могу, из того же сделаны теста,— и бездельнику в нашем кругу за столом не найдется места!

Степан Щипачев. Избранные произведения в 2-х т. Москва: Художественная литература, 1970.

Зрение

1 Известно не только якутам, откуда зима идет. В метели, в бураны укутан Памир у звездных ворот. На дальней какой-то планете, где вряд ли гадают о нас, и там по-земному ветер снежком обдувает наст. 2 Немыслимым было когда-то увидеть незримого лик. Ничтожней ничтожного атом и, как мирозданье, велик. Все зорче становится зренье. Когда-нибудь лягут следы от капли на ветке сирени до самой туманной звезды.

Степан Щипачев. Избранные произведения в 2-х т. Москва: Художественная литература, 1970.

Изба

Александру Яшину1 Изба как изба — над крышей труба. Приметою древнего быта глядит тупорыло корыто. Тяжелые чугуны от сажи и дыма черны. И, недосыпая ночи, их надо ухватом ворочать. Расписаны ставни, бревенчаты стены. Невзрачен над крышею крестик антенны. Но в тесной избе с голубого экрана шумят океаны, волнуются страны, мелькают знамена, горнисты трубят... Изба и такою узнала себя. Ей старое спится, ей новое снится. Стоит телевизор под самой божницей.

Степан Щипачев. Избранные произведения в 2-х т. Москва: Художественная литература, 1970.

* * *

Как хочешь это назови. Друг другу стали мы дороже, Заботливей, нежней в любви, Но почему я так тревожен? Стал придавать значенье снам, Порой задумаюсь, мрачнея... Уж, видно, чем любовь сильнее, Тем за неё страшнее нам.

Ключ

Где к скалам жмутся тени, как овцы от жары, он вырвался, весь в пене, из каменной горы. Бежит — дитя природы — студеный ключ в сады, в поля и огороды, и сладок звук воды. Спроси туркмена: так ли? Чтоб знал удачу труд, глубокий ключ до капли в колхозах разберут. Ячмень, поспевший к сроку, колышется, усат, и тень через дорогу кладет широкий сад. Земля жаре не рада, суха и горяча, но в гроздьях винограда есть холодок ключа. Ничто не помешает, дорога далека: он путь свой продолжает в прожилках стебелька.

Ладонь

Ладонь большая мужская. Ее — отчетливы и грубы — линии пересекают, дороги твоей судьбы. Она — от кирки и лопаты грубела, на женской груди робела. Ладонь — это жизни слепок, годов пролетевших следы. К воде наклонись,— вместе с небом в нее зачерпнешь воды. Она широка, пятипала. Плывешь — рассекает реку. В армейском строю прикипала под знаменем красным к древку. Она — чтобы гладить ребенка с любовью, тревогой отца... И чтобы пощечиной звонкой обжечь подлеца. Округлое, как планета, покоится яблоко в ней. Пускай же ладони этой не будет на свете честней!

Степан Щипачев. Избранные произведения в 2-х т. Москва: Художественная литература, 1970.

Лесом хочу надышаться

Лесом хочу надышаться, вьюгами надышаться, жизнь не напрасно прожить, правды во всем держаться, правдой одной дорожить. Солнце — оно надо мною, звезды — они надо мною. Я и у них на виду. В жизни не стороною — главной дорогой иду. Может, я сердцем мягок, может, я словом мягок, может, нет громкой строки,— только под красным стягом я не сбивался с ноги.

Степан Щипачев. Избранные произведения в 2-х т. Москва: Художественная литература, 1970.

* * *

Лил дождь осенний. Сад грустил о лете. За мной вода заравнивала след. Мне подсказала дата в партбилете: тогда мне было девятнадцать лет. На город шел Колчак; у мыловарни чернел окоп; в грязи была сирень, а я сиял: я стал партийным парнем в осенний тот благословенный день.

Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва: Детская литература, 1968.

* * *

Любовь пронёс я через все разлуки И счастлив тем, что от тебя вдали Её не расхватали воровски чужие руки, Чужие губы по ветру не разнесли.

* * *

Любовью дорожить умейте, С годами дорожить вдвойне. Любовь не вздохи на скамейке и не прогулки при луне. Все будет: слякоть и пороша. Ведь вместе надо жизнь прожить. Любовь с хорошей песней схожа, а песню не легко сложить.

Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва: Детская литература, 1968.

Метеорит

Метеорит, метеорит. Откуда он родом — не говорит. Лежит перед нами железисто-гладкий, неведомый гость из туманных галактик осколок погибшей какой-то планеты, какой — мирозданье забыло приметы. На черный кусок я гляжу молчаливо. Неужто от взрыва, неужто от взрыва?.. Гляжу, и про многое метеорит на темном своем языке говорит.

Степан Щипачев. Избранные произведения в 2-х т. Москва: Художественная литература, 1970.

* * *

Мне кажется порой, что я вот так и буду жить и жить на свете! Как тронет смерть, когда кругом - друзья, когда трава, и облака, и ветер - все до пылинки - это жизнь моя?

Могила матери

Ни креста, ни камня даже на могиле этой нет, и никто мне не укажет никаких ее примет. Бугорок, с другими смежный, был на ней, но в долгий срок много вод умчались вешних - и сровнялся бугорок. Только гнет травинки ветер, только... сжало грудь тоской: словно не было на свете русской женщины такой; словно в муках не рожала шестерых детей она, не косила и не жала, сыновей не провожала, не тужила у окна. Мне совсем бы стало горько, если б край, что нет родней, каждой тропкой, каждой горкой память не будил о ней. На озерках, на елани, за логами у леска, кто не видел с самой рани темного ее платка! С ребятишками по-вдовьи в поле маялась она - Щипачева Парасковья,- на полоске дотемна ставила, не зная лени, за суслонами суслон... Взять упасть бы на колени, той земле отдать поклон. Пусть к заброшенной могиле затерялся в мире след,- знаю, мать похоронили в той земле, что легче нет, в той земле, в родной державе, где звучит мой скромный стих, где теперь высок и славен труд ушедших и живых. И когда свистят метели, снова думаю одно: и над ней они летели, и в мое стучат окно.

Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва: Детская литература, 1968.

Молодые

— Горько! Горько!— им кричат кругом, И некуда от возгласов деваться: Таков обычай — надо целоваться При всех за шумным свадебным столом. Еще смущаются молодожены, Но мы, хмелея, на своем стоим: Торжественно роднею окруженным, Совета да любви желаем им. Любовь, любовь... Вот если побывать бы, Хотя бы старым и совсем седым, На их серебряной, далекой свадьбе, Чтоб так же «горько! горько!» крикнуть им. И если за стаканами вина, Когда заставим их поцеловаться, Они вот так же, хоть на миг, смутятся, Поверю в их любовь — крепка она.

Вечер поэзии. Репертуарный сборник. Москва: Искусство, 1964.

* * *

Мы строим коммунизм. Что в мире краше, чем этот труд! Где доблести предел? Предела нет! А кто сказал, что наша любовь должна быть мельче наших дел? Я, может, сам такой любви не стою, но, принимая бури и ветра, живет, сияет чистой красотою любовь - высоким помыслам сестра.

На парткоме

Еще и на парткоме так сидеть случается, друзья: заметишь дома, сняв пиджак, что ты прокурен до белья. На улице весна давно, дождем обрызгана трава, а тут еще зима в правах. Но секретарь рванул окно - и ветки бросились к рукам, к его горячему лицу. Гул самолетов, детский гам; землей пахнуло, как в лесу. Земля от яблони бела, и годы впереди ясны. Решать партийные дела нельзя, не чувствуя весны.

* * *

Начало пятого, но мне не спится. Мутнеет вьюга, ночь летит в рассвет. Земля, как заведенная, вертится... Пройдет и пять, и десять тысяч лет, и дальний век (мы и о нем мечтали) вот так же станет вьюгами трубить. В той, даже мыслям недоступной, дали хотел бы я хотя б снежинкой быть, чтоб, над землею с ветром пролетая, на жизнь тогдашнюю хоть раз взглянуть, в морозный день над тополем порхнуть и у ребенка на щеке растаять.

* * *

Не громок, не бросок мой стих, но я не желаю иного. От влюбчивых строчек моих душой молодею снова. Со мной и деревьев шум, и звезды, и ливни, и травы. Я воздухом этим дышу, конечно, еще по праву. Пускай все короче мой путь, но сколько бы жить ни осталось, рассудочной очень не будь и ты, умудренная старость.

Степан Щипачев. Избранные произведения в 2-х т. Москва: Художественная литература, 1970.

Незнакомая

Субботний день - уже темно в работе отсверкал, и ты сидишь в фойе кино на сквозняке зеркал. С раскрытой книгою, одна, хоть парочки кругом. На шее родинка видна под легким завитком. И бровь надломлена, строга, когда ты смотришь вниз. В привычных ссадинках рука касается страниц. Пожалуй, пальцы погрубей, чем у иных. Чуть-чуть. И я хоть что-то о тебе по ним узнать хочу. Субботний день - уже темно - в работе отсверкал, и ты сидишь в фойе кино на сквозняке зеркал.

Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва: Детская литература, 1968.

* * *

Никто не минует тленья. Всех вытопчет смерть, как цветы и траву. Да здравствуют поколенья, с которыми я на земле живу! Едва ли, едва ли какому народу другой земли на плечи история взвалит такое, что мы на плечах несли. Да нам и сегодня рано, отбросив заботы, шагать налегке, когда от строительных кранов идет напряженье по каждой строке.

Степан Щипачев. Избранные произведения в 2-х т. Москва: Художественная литература, 1970.

Обращение к времени

Ах, время, помедли, помедли! Я знаю, куда я влеком, а ты вокруг солнца петли кладешь и кладешь венком. Не счесть на земле рассветов, закатов, что будут на ней... Ах, время! Дай мудрых советов и неторопливых дней!

Овес

От ночной росы, от холодных звезд в холодцом поту проснулся овес. Прозрачные утренние небеса коснулись шершавых бровей овса. Ему с кукурузой дружить и к пшенице белокурым чубом клониться. Пускай он ростом с ними не вровень, он налит силой, он дышит здоровьем. Он ходит под ветром, взъерошен, белес — с глазами детскими Геркулес. Недаром к нему, чтоб задор не погас, тянется лошадка моя Пегас.

Осень

Кончен с августом расчет, и дожди не ждут указок. Серая вода течет струйками с зеленых касок. От дождя звенит в ушах. И хотя не замечаем, осень с нами в блиндажах греется горячим чаем. Под ветвями мокнут танки на исходном рубеже, и вода в консервной банке плещется на блиндаже.

Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва: Детская литература, 1968.

Павшим

Весь под ногами шар земной. Живу. Дышу. Пою. Но в памяти всегда со мной погибшие в бою. Пусть всех имен не назову, нет кровнее родни. Не потому ли я живу, что умерли они? Была б кощунственной моя тоскливая строка о том, что вот старею я, что, может, смерть близка. Я мог давно не жить уже: в бою, под свист и вой, мог пасть в соленом Сиваше иль где-то под Уфой. Но там упал ровесник мой. Когда б не он, как знать, вернулся ли бы я домой обнять старуху мать. Кулацкий выстрел, ослепив, жизнь погасил бы враз, но был не я убит в степи, где обелиск сейчас. На подвиг вновь звала страна. Солдатский путь далек. Изрыли бомбы дочерна обочины дорог. Я сам воочью смерть видал. Шел от воронок дым; горячим запахом металл запомнился живым. Но все ж у многих на войне был тяжелее путь, и Черняховскому - не мне - пробил осколок грудь. Не я - в крови, полуживой, растерзан и раздет,- молчал на пытках Кошевой в свои шестнадцать лет. Пусть всех имен не назову, нет кровнее родни. Не потому ли я живу, что умерли они? Чем им обязан - знаю я. И пусть не только стих, достойна будет жизнь моя солдатской смерти их.

Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва: Детская литература, 1968.

По дороге в совхоз

Сады притихли. Туча идет, темна, светла. Двух путников дорога далёко увела. Проходит мимо яблонь, смородины густой с попутчицей случайной учитель молодой. Не зная, кто такая, он полпути молчал и тросточкой кленовой по яблоням стучал. Потом разговорились. Но, подступив стеной, дождь зашумел по листьям и хлынул проливной. Они под клен свернули; его листва густа, но падает сквозь листья тяжелая вода. Накрылись с головою Они одним плащом, и девушка прижалась к его груди плечом... Идет в район машина. Водителю смешно: стоят, накрывшись, двое, а дождь прошел давно.

Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва: Детская литература, 1968.

После дуэли

Не знаю, как опишу тот вечер, тот страшный июльский вечер?.. Ревела гроза у горы Машук, и ливень был молниями просвечен. Фуражка Лермонтова на траве лежала, наполненная водою... Сутулясь, гора уж не первый век стоит, омраченная той бедою.

Степан Щипачев. Избранные произведения в 2-х т. Москва: Художественная литература, 1970.

Потомкам

Вас нет еще: вы - воздух, глина, свет; о вас, далеких, лишь гадать могли мы,- но перед вами нам держать ответ. Потомки, вы от нас неотделимы. Был труден бой. Казались нам не раз незащищенными столетий дали. Когда враги гранатой били в нас, то и до вас осколки долетали.

Поэты

Я хотел бы ходить по дорогам времен, как по нашей стране из района в район. Я хотел бы ходить и в дожди и в снег, как из города в город — из века в век. Петербургская стынь, петербургская стынь. Над замерзшей Невою горбаты мосты. Пушкин1 полднем белесым на санках — туда, где поземка метет и вокруг ни следа. К Черной речке вплотную придвинулся лес. Я б не выдержал, кинулся наперерез. Я кричал бы, повиснув на морде коня: «Ради бога, послушайте, Пушкин, меня! Поверните назад, поверните назад! Распахните в века голубые глаза! Честь поэта? Она перед нами чиста, словно утренняя звезда». Петербург. Над замерзшей Невою мосты. Я простился бы с ним в ту январскую стынь. Я пошел и туда бы с котомкой — пешком, где латынь разговорным была языком. Я бы в Риме по пыльным ходил площадям, чтоб с беспечным Овидием встретиться там. Я сказал бы ему: «Сторонитесь двора! Не к добру парусами играют ветра. Император жесток. На чужбине суровой вы окончите жизнь под неласковым кровом». Я покинул бы скоро истории дали, не успев износить даже пары сандалий. Я вернулся бы снова в двадцатый наш век, где капель, где последний рыхлеющий снег. Чтобы где-то в апрельскую синюю мглу за подснежники мелочь платить на углу. Если б как-то узнать в те минуты я мог, что вот-вот Маяковский2 нажмет на курок, я б ворвался к нему телефонным звонком, хоть с поэтом я лично и не был знаком. Я и в завтрашний век заглянуть бы хотел, оторвавшись на срок от сегодняшних дел. Там я так бы заканчивал каждую речь: «Уж хоть вы-то учитесь поэтов беречь!»

Степан Щипачев. Избранные произведения в 2-х т. Москва: Художественная литература, 1970.

* * *

Природа! Человек - твое творенье, и этой чести у тебя не отберут, но на ноги поставил с четверенек и человеком предка сделал труд. Труд... Есть ли что упорней и крылатей! Покорны людям горы, ярость рек. Кто в наш рабочий век с трудом в разладе, тот и сейчас для нас не человек.

Прощание с зимой

Деревья в снегу, и в снегу дома. Недели идут за неделями. Мне грустно прощаться с тобою, зима: с морозами и метелями. Стояла, до ряби в глазах бела, явив красоту свою пышную, и в той красоте не один замела след жизни, как тропку лыжную. Выть может, и я навсегда с такой прощаюсь под звездами белыми. Я снег твой до хруста сжимаю рукой, не знаю, зачем это делаю.

Степан Щипачев. Избранные произведения в 2-х т. Москва: Художественная литература, 1970.

* * *

Пускай умру, пускай летят года, пускай я прахом стану навсегда. Полями девушка пойдет босая. Я встрепенусь, превозмогая тлен, горячей пылью ног ее касаясь, ромашкою пропахших до колен.

Ровеснику

Гремела война, кровавя свой след, размалывая нации, расы. Революция... а тебе восемнадцать лет! Как здорово это, как это прекрасно! Все двигалось, пело. Флаги кругом. На лицах как будто и не было хмури. История дула еще ветерком, еще ветерком, а не бурей. Все было еще в наброске, вчерне. Дворцы не дрожали еще от прикладов. Но ты разобрался — на чьей стороне в ряды становиться надо. Не прятался после от пуль юнкеров, что в Зимнем по лестницам пятились в страхе. Той ночью октябрьской дымом костров шинель и обмотки твои пропахли. Угадываю по твоей седине — ты многое видел... Знаю, знаю: ты юность далекую вспоминаешь с самой историей наедине. Есть мира огромность и дел огромность. И каждому юноше в нашей стране желаю, чтоб к старости было что вспомнить. Вот так же — с Историей наедине.

Степан Щипачев. Избранные произведения в 2-х т. Москва: Художественная литература, 1970.

Свет звезды

Вечерний свет звезды мерцает в вышине; задумались сады, и стало грустно мне. Он здесь, в моем окне, звезды далекой свет, хотя бежал ко мне сто сорок тысяч лет. А вам езды-то час, и долго ли собраться! А нет чтоб догадаться приехать вот сейчас.

Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва: Детская литература, 1968.

* * *

Своей любви перебирая даты, я не могу представить одного, что ты чужою мне была когда-то и о тебе не знал я ничего. Какие бы ни миновали сроки и сколько б я ни исходил земли, мне вновь и вновь благословлять дороги, что нас с тобою к встрече привели.

Степан Щипачев. Избранные произведения в 2-х т. Москва: Художественная литература, 1970.

* * *

Себя не видят синие просторы, И, в вечном холоде светлы, чисты, Себя не видят снеговые горы, Цветок своей не видит красоты. И сладко знать, идешь ли ты лесами, Спускаешься ли горною тропой: Твоими ненасытными глазами Природа восхищается собой.

Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск, Москва: Полифакт, 1995.

Седина

Рукою волосы поправлю, иду, как прежде, молодой, но девушки, которым нравлюсь, меня давно зовут "седой". Да и друзья, что помоложе, признаться, надоели мне: иной руки пожать не может, чтоб не сказать о седине. Ну что ж, мы были в жарком деле. Пройдут года - заговорят, как мы под тридцать лет седели и не старели в шестьдесят.

Сквозь время

Я помню тот год, тот ноябрь ледяной, тифозный... Кавалерийскую школу, товарищей новых, что спали со мной на топчанах карантинных голых. Курсантская молодость, где она! Хоть все еще многое памятью греем, былинными стали те времена, и только на карточках мы не стареем. Жесток в Оренбурге мороз в декабре, и часто тревогу в ночах морозных горнист Омурбаев трубил во дворе, киргизским лицом запрокинувшись к звездам. Я помню и лето — горячий июль, и степи, и конные наши лавы, и те невеселые посвисты пуль, моих одногодков, упавших в травы. Не встали они с той кровавой травы и ногу не вдели в свободное стремя, но с карточек смотрят — смелы и правы,— сурово и пристально смотрят сквозь время.

Степан Щипачев. Избранные произведения в 2-х т. Москва: Художественная литература, 1970.

Соловей

Марии Петровых Где березняк, рябой и редкий, где тает дымка лозняка, он, серенький, сидит на ветке и держит в клюве червяка. Но это он, простой, невзрачный, озябший ночью от росы, заворожит поселок дачный у пригородной полосы.

Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва: Детская литература, 1968.

Соседка

Я да соседка за стеной, во всей квартире — только двое, а ветер в поздний час ночной то вдруг засвищет, то завоет. Вот в комнате моей, вздохнув, он ищет в темноте опору, он ходит, двери распахнув, по кухне и по коридору, он звонкую посуду бьет и створкой хлопает, задорен. Соседка, слышу я, встает, в испуге голос подает,— и вот — мы оба в коридоре. И я не знаю (все жилье насквозь пробрало сквозняками), как руки теплые ее с моими встретились руками. В продутой ветром темноте она легка, полуодета. Где дверь на кухню? Створка где? Стоим, не зажигая света. А ветер, северный, седой, шумит, свистит в подзвездном мире, и мы с соседкой молодой в такую ночь одни в квартире.

rupoem.ru

Все стихи Степана Щипачёва

Поэты

Я хотел бы ходить

по дорогам времен,

как по нашей стране

из района в район.

Я хотел бы ходить

и в дожди и в снег,

как из города в город —

из века в век.

Петербургская стынь,

петербургская стынь.

Над замерзшей Невою

горбаты мосты.

Пушкин1 полднем белесым

на санках — туда,

где поземка метет

и вокруг ни следа.

К Черной речке

вплотную придвинулся лес.

Я б не выдержал,

кинулся наперерез.

Я кричал бы,

повиснув на морде коня:

«Ради бога,

послушайте, Пушкин, меня!

Поверните назад,

поверните назад!

Распахните в века

голубые глаза!

Честь поэта?

Она перед нами чиста,

словно утренняя

звезда».

Петербург.

Над замерзшей Невою мосты.

Я простился бы с ним

в ту январскую стынь.

Я пошел и туда бы

с котомкой — пешком,

где латынь

разговорным была языком.

Я бы в Риме

по пыльным ходил площадям,

чтоб с беспечным Овидием

встретиться там.

Я сказал бы ему:

«Сторонитесь двора!

Не к добру парусами

играют ветра.

Император жесток.

На чужбине суровой

вы окончите жизнь

под неласковым кровом».

Я покинул бы скоро

истории дали,

не успев износить

даже пары сандалий.

Я вернулся бы снова

в двадцатый наш век,

где капель,

где последний рыхлеющий снег.

Чтобы где–то

в апрельскую синюю мглу

за подснежники

мелочь платить на углу.

Если б как–то узнать

в те минуты я мог,

что вот–вот Маяковский2

нажмет на курок,

я б ворвался к нему

телефонным звонком,

хоть с поэтом

я лично и не был знаком.

Я и в завтрашний век

заглянуть бы хотел,

оторвавшись на срок

от сегодняшних дел.

Там я так бы заканчивал

каждую речь:

«Уж хоть вы–то учитесь

поэтов беречь!»

1966

45parallel.net

Степан Щипачев - почти забытый поэт

Мало кто сегодня помнит имя поэта Степана Петровича Щипачева. Однако для поколения советских граждан 40-50-х годов он был так же известен, как А. Твардовский или К. Симонов. Его стихи читали, учили наизусть, переписывали в тетрадки. О жизни и творчестве почти забытого поэта будет этот рассказ.

Биография

Степан Щипачев

Родился Степан Щипачев в 1899 году в семье бедного крестьянина из деревни Щипачи Екатеринбургской губернии. Он был младшим ребенком в семье. Когда умер его отец, Степану едва исполнилось четыре года. Вместе с бабушкой он ходил по соседским дворам собирать милостыню. Став постарше, пошел работать: нанимался батраком на сезонные работы, служил на приисках и в лавке скобяных изделий.

В 1917 году Щипачев вступил в ряды Красной Армии. В 1921 г. окончил военную школу, после чего некоторое время преподавал военным обществознание. Параллельно он увлекся литературной работой, служил редактором журнала «Красноармеец», писал стихи, к чему с юных лет имел большую склонность.

В начале 1930-х годов Степан Щипачев получил литературное образование. И с тех пор занимался исключительно литературной деятельностью.

Путь в литературу

Степан Щипачев, биография которого была нетипичной для поэтов и писателей начала XX века, позже признавался, что полюбил стихи еще в детские годы, когда посещал церковноприходскую школу. Он рассказывал, как однажды учитель прочел на уроке стихотворение М. Ю. Лермонтова «Бородино». Это произведение так взволновало душу ребенка, что он несколько дней был под впечатлением. Тогда Степан и решил, что будет писать стихи.

Степан Щипачев: биография

В последующие годы он много работал над стихосложением, оттачивал свой стиль, искал собственные рифмы. В 1923 году Степан Щипачев опубликовал свой дебютный сборник стихов, который назывался «По курганам веков». Маленькая книжка всего в 15 страниц с ранними, еще неумелыми стихами стала для автора первым шагом на пути в большую литературу.

Книги

За свою жизнь Щипачев опубликовал более 20 авторских сборников, много печатался в газетах и журналах.

После окончания института Степан Щипачев в своем творчестве стал тяготеть к лирическим темам. В этот период написаны книги «Лирика» и «Под небом Родины моей».

В годы ВОВ Щипачев вновь надел военную форму. Он принимал участие в операции по освобождению западных районов Украины, позднее был задействован в создании фронтовых газет и листовок. В этот период его стихи приобрели яркие патриотические интонации и одновременно интимно-лирические. Два главных сборника этого времени - «Фронтовые стихи» (1942) и «Строки любви» (1945).

Наиболее плодотворными для автора были 60-е годы. В это период он пишет повесть автобиографического характера «Березовый сок», поэму «Наследник», сборник «Песнь о Москве» и многие другие произведения.

«Строки любви»

Щипачев Степан Петрович

Степан Щипачев, стихи которого принято относить к разделу гражданской поэзии, был тем не менее мастером и в области любовной лирики. Его сборник со скромным названием «Строки любви» появился в продаже в мае 1945 года. 45 стихотворений о чувстве, понятном и знакомом каждому, моментально прославили автора. Его строками признавались в любви парни и девушки 50-х годов, настолько они были просты и искренни.

Работу над этим сборником Щипачев Степан Петрович продолжал всю жизнь, в результате чего книга увеличилась почти в четыре раза. В последнем издании в состав сборника входило уже 175 стихотворений.

В советской литературе культивировался особый тип героя, трудолюбивого, умелого, патриотичного. Благодаря стихам Щипачева этот герой стал более живым и человечным. Стало понятно, что и советский гражданин умеет чувствовать, может влюбляться, радоваться и печалиться, надеяться и искать свое счастье.

fb.ru

Щипачев Степан Петрович биография, стихи, статьи, критика, письма

Родился я в 1899 году в Зауралье, в деревне Щипачи, в семье крестьянина-бедняка. Отец умер, когда мне было года четыре. Мать осталась с кучей детей. Я был самым младшим. Жить стало трудно. Бабушке пришлось ходить со мной по дворам просить милостыню. Подростком батрачил, работал на асбестовых приисках.

Стихи я полюбил еще в церковноприходской школе. Помню, учительница, перед тем как задать учить стихотворение "Бородино", прочитала его вслух. Оно ошеломило меня. Несколько дней я ходил как оглушенный, твердя его наизусть. Может быть, тогда и запала в мою душу первая искорка поэтического волнения.

В мае 1917 года меня призвали в армию. Служил рядовым в городе Глазове, где вскоре сблизился с большевиками: прапорщиком М. В. Драгуновым и студентом И. В. Поповым. В годы гражданской войны участвовал в боях с уральскими белоказаками. Весной 1921 года окончил кавалерийскую школу в городе Оренбурге, вслед за этим - педагогические курсы в Москве, после чего несколько лет преподавал обществоведение в военных школах: в Крыму, на Украине, наконец, в Москве. Не переставал упорно работать над стихами.

В 1930 году было создано литературное объединение Красной армии и флота (ЛОКАФ), в организации и работе которого я принимал активное участие.

Осенью 1931 года я поступил в Институт красной профессуры на литературно-творческое отделение. Впервые за много лет я сменил военную форму на гражданский костюм. Но чувство благодарности навсегда связало меня с нашей армией.

Долгие годы мои стихи губила риторика, но к середине 30-х годов у меня все чаще стали появляться лирические стихотворения. Была написана поэма "Еланин". В целом она не получилась и не была напечатана, но многие лирические ее места оказались жизнеспособными и впоследствии стали существовать как отдельные самостоятельные произведения. Это окончательно определило меня как лирика.

Наибольшие удачи мне принес 1938 год. Тогда я написал больше двадцати лирических стихотворений. В 1939 году эти стихи вышли отдельной книгой. В журналах стали появляться новые вещи этого плана. Обо мне дружно заговорила критика. Откликнулись и некоторые писатели. Особенно порадовало меня письмо А. Н. Толстого. Лестно отозвавшись о моей работе, он добавлял: "Живите и думайте по-своему. Поэзия - это редкая удача".

Осенью 1939 года я участвовал в освободительном походе нашей армии в Западную Украину. В годы Великой Отечественной войны все время был связан с военной печатью. Летом в 1944 году написал поэму о Ленине "Домик в Шушенском", немного позднее - поэму "Павлик Морозов".

Особенно плодотворными в моей работе были 60-е годы. Появились за это время сборники "Думы", "Ладонь", "Красные листья", поэмы "Наследник", "Звездочет", "Песнь о Москве" и др. Вот, пожалуй, и всё. Хочется напомнить еще о повести "Березовый сок", в которой я рассказал о своем детстве.

Источник: Русские поэты. Антология в четырех томах. Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва, "Детская Литература", 1968.

scanpoetry.ru

Степан Петрович Щипачев - Стихи

Щипачев Степан Стихи

Степан Петрович Щипачев

- Березка - Как хочешь это назови... - Лил дождь осенний... - Любовь пронёс я через все разлуки... - Любовью дорожить умейте... - Могила матери - Незнакомая - Осень - Павшим - По дороге в совхоз - Свет звезды - Себя не видят синие просторы... - Соловей - Тебе - Ты порой целуешь ту, порою - эту... - Ты со мной - и каждый миг мне дорог... - Что листья падают, что ночь светла...

* * * Ты порой целуешь ту, порою - эту В папиросном голубом дыму. Может быть, в упрёках толку нету, Да читать мораль и не к лицу поэту, Только страшно стариться тому, Кто любовь, как мелкую монету, Раздавал, не зная сам кому. 1944 Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва, изд-во "Высшая школа", 1969.

* * * Любовью дорожить умейте, С годами дорожить вдвойне. Любовь не вздохи на скамейке и не прогулки при луне. Все будет: слякоть и пороша. Ведь вместе надо жизнь прожить. Любовь с хорошей песней схожа, а песню не легко сложить. 1939 Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва, "Детская Литература", 1968.

ОСЕНЬ Кончен с августом расчет, и дожди не ждут указок. Серая вода течет струйками с зеленых касок.

От дождя звенит в ушах. И хотя не замечаем, осень с нами в блиндажах греется горячим чаем.

Под ветвями мокнут танки на исходном р

убеже, и вода в консервной банке плещется на блиндаже. 1941 Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва, "Детская Литература", 1968.

СВЕТ ЗВЕЗДЫ Вечерний свет звезды мерцает в вышине; задумались сады, и стало грустно мне.

Он здесь, в моем окне, звезды далекой свет, хотя бежал ко мне сто сорок тысяч лет.

А вам езды-то час, и долго ли собраться! А нет чтоб догадаться приехать вот сейчас. 1938 Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва, "Детская Литература", 1968.

* * * Ты со мной - и каждый миг мне дорог. Может, впереди у нас года, но придет разлука, за которой не бывает встречи никогда. Только звезды в чей-то час свиданья будут также лить свой тихий свет. Где тогда в холодном мирозданье, милый друг, я отыщу твой след? 1944 Степан Щипачев. Стихотворения. Серия "Россия - Родина моя". Москва, "Художественная литература" 1967.

* * * Что листья падают, что ночь светла, запомню и вовек не пожалею о том, что нас далёко завела кленовая сентябрьская аллея.

Сидим одни, обнявшись, под луной, но все длинней косые тени кленов. Луна спешит - на целый шар земной она одна, одна на всех влюбленных. Чудное Мгновенье. Любовная лирика русских поэтов. Москва, "Художественная литература", 1988.

* * * Как хочешь это назови. Друг другу стали мы дороже, Заботливей, нежней в любви, Но почему я так тревожен? Стал придавать значенье снам, Порой задумаюсь, мрачнея... Уж, видно, чем любовь сильнее, Тем за неё страшнее нам. 1944 Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва, изд-во "Высшая школа", 1969.

БЕРЁЗКА Её к земле сгибает ливень Почти нагую, а она Рванётся, глянет молчаливо,И дождь уймётся у окна. И в непроглядный зимний вечер, В победу веря наперёд, Её буран берёт за плечи, За руки белые берёт. Но, тонкую, её ломая, Из силы выбьются... Она, Видать, характером прямая, Кому-то третьему верна. 1937 Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва, изд-во "Высшая школа", 1969.

* * * Любовь пронёс я через все разлуки И счастлив тем, что от тебя вдали Её не расхватали воровски чужие руки, Чужие губы по ветру не разнесли. 1944 Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва, изд-во "Высшая школа", 1969.

* * * Себя не видят синие просторы, И, в вечном холоде светлы, чисты, Себя не видят снеговые горы, Цветок своей не видит красоты.

И сладко знать, идешь ли ты лесами, Спускаешься ли горною тропой: Твоими ненасытными глазами Природа восхищается собой. 1945 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

ТЕБЕ Две липы у окна. Они родились вместе под теплым ветерком, и подымались вместе, и старятся рядком и счастливы они! Но разве знают липы, как счастьем дорожить! Скажи, ну как могли бы мы друг без друга жить? И в прошлое порой мне страшно оглянуться: росла ты далеко и в жизни так легко могли мы разминуться. 1938 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

* * * Лил дождь осенний. Сад грустил о лете. За мной вода заравнивала след. Мне подсказала дата в партбилете: тогда мне было девятнадцать лет.

На город шел Колчак; у мыловарни чернел окоп; в грязи была сирень, а я сиял: я стал партийным парнем в осенний тот благословенный день. 1937 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

ПО ДОРОГЕ В СОВХОЗ Сады притихли. Туча идет, темна, светла. Двух путников дорога далёко увела. Проходит мимо яблонь, смородины густой с попутчицей случайной учитель молодой. Не зная, кто такая, он полпути молчал и тросточкой кленовой по яблоням стучал. Потом разговорились. Но, подступив стеной, дождь зашумел по листьям и хлынул проливной. Они под клен свернули; его листва густа, но падает сквозь листья тяжелая вода. Накрылись с головою Они одним плащом, и девушка прижалась к его груди плечом... Идет в район машина. Водителю смешно: стоят, накрывшись, двое, а дождь прошел давно. 1939 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

СОЛОВЕЙ

Марии Петровых

Где березняк, рябой и редкий, где тает дымка лозняка, он, серенький, сидит на ветке и держит в клюве червяка.

Но это он, простой, невзрачный, озябший ночью от росы, заворожит поселок дачный у пригородной полосы. 1940 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

ПАВШИМ Весь под ногами шар земной. Живу. Дышу. Пою. Но в памяти всегда со мной погибшие в бою.

Пусть всех имен не назову, нет кровнее родни. Не потому ли я живу, что умерли они?

Была б кощунственной моя тоскливая строка о том, что вот старею я, что, может, смерть близка.

Я мог давно не жить уже: в бою, под свист и вой, мог пасть в соленом Сиваше иль где-то под Уфой.

Но там упал ровесник мой. Когда б не он, как знать, вернулся ли бы я домой обнять старуху мать.

Кулацкий выстрел, ослепив, жизнь погасил бы враз, но был не я убит в степи, где обелиск сейчас.

На подвиг вновь звала страна. Солдатский путь далек. Изрыли бомбы дочерна обочины дорог.

Я сам воочью смерть видал. Шел от воронок дым; горячим запахом металл запомнился живым.

Но все ж у многих на войне был тяжелее путь, и Черняховскому - не мне пробил осколок грудь.

Не я - в крови, полуживой, растерзан и раздет,молчал на пытках Кошевой в свои шестнадцать лет.

Пусть всех имен не назову, нет кровнее родни. Не потому ли я живу, что умерли они?

Чем им обязан - знаю я. И пусть не только стих, достойна будет жизнь моя солдатской смерти их. 1948 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

МОГИЛА МАТЕРИ Ни креста, ни камня даже на могиле этой нет, и никто мне не укажет никаких ее примет. Бугорок, с другими смежный, был на ней, но в долгий срок много вод умчались вешних и сровнялся бугорок. Только гнет травинки ветер, только... сжало грудь тоской: словно не было на свете русской женщины такой; словно в муках не рожала шестерых детей она, не косила и не жала, сыновей не провожала, не тужила у окна. Мне совсем бы стало горько, если б край, что нет родней, каждой тропкой, каждой горкой память не будил о ней. На озерках, на елани, за логами у леска, кто не видел с самой рани темного ее платка! С ребятишками по-вдовьи в поле маялась она Щипачева Парасковья,на полоске дотемна ставила, не зная лени, за суслонами суслон... Взять упасть бы на колени, той земле отдать поклон. Пусть к заброшенной могиле затерялся в мире след,знаю, мать похоронили в той земле, что легче нет, в той 4cc земле, в родной державе, где звучит мой скромный стих, где теперь высок и славен труд ушедших и живых. И когда свистят метели, снова думаю одно: и над ней они летели, и в мое стучат окно. 1957 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

НЕЗНАКОМАЯ Субботний день - уже темно в работе отсверкал, и ты сидишь в фойе кино на сквозняке зеркал.

С раскрытой книгою, одна, хоть парочки кругом. На шее родинка видна под легким завитком.

И бровь надломлена, строга, когда ты смотришь вниз. В привычных ссадинках рука касается страниц.

Пожалуй, пальцы погрубей, чем у иных. Чуть-чуть. И я хоть что-то о тебе по ним узнать хочу.

Субботний день - уже темно в работе отсверкал, и ты сидишь в фойе кино на сквозняке зеркал. 1962 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

fb5.online

Читать онлайн "Стихи" автора Щипачев Степан Петрович - RuLit

Щипачев Степан

Стихи

Степан Петрович Щипачев

ОСЕНЬ Кончен с августом расчет, и дожди не ждут указок. Серая вода течет струйками с зеленых касок.

От дождя звенит в ушах. И хотя не замечаем, осень с нами в блиндажах греется горячим чаем.

Под ветвями мокнут танки на исходном р

СВЕТ ЗВЕЗДЫ Вечерний свет звезды мерцает в вышине; задумались сады, и стало грустно мне.

Он здесь, в моем окне, звезды далекой свет, хотя бежал ко мне сто сорок тысяч лет.

www.rulit.me

rulibs.com : Поэзия : Поэзия: прочее : Стихи : Степан Щипачев : читать онлайн : читать бесплатно