Анна Андреевна Ахматова (истинная фамилия Горенко) появилась на свет 23 (11) июня 1889 года в Одессе. Ее отец был отставной инженер флота, потомственный дворянин. По материнской линии Анна также принадлежала к дворянскому сословию. Детские годы будущая знаменитость провела в Царском Селе, городе, где учился лицеист Пушкин. Анна так описывает эти места: «Зеленое, сырое великолепие парков, выгон, куда меня водила няня, ипподром, где скакали маленькие пестрые лошадки, старый вокзал».
Когда пришло время освоить азы чтения, то в руки Анны попала азбука Льва Толстого, она и стала её первым учебником. Анна росла любознательной девочкой, многое её интересовало и занимало. Когда она случайно оказывалась на уроках французского, где занимались старшие дети, то внимательно ко всему прислушивалась, и уже в пять лет начала говорить по-французски. Мама Анны любила декламировать стихи, ее любимыми поэтами были Державин и Некрасов. Полюбила их и Анна. Писать свои стихи девочка начала с 11 лет.
Получала образование подрастающая поэтесса в Царскосельской женской гимназии.
В 1910 году Анна Ахматова выходит замуж за поэта Николая Гумилева. Благодаря его протекции начинающая поэтесса становится своей в литературно-художественной среде Петербурга.
Ее уважают не только за поэтические работы, но и за утонченность и красоту, царственную осанку и удивительный шарм. С нее пишут картины. Она позирует Петрову-Водкину, Натану Альтману, Зинаиде Серебряковой, Амадео Модильяни.
Русский живописец Юрий Павлович Анненков, тоже писавший с натуры Ахматову, так отзывался о женщине, которая работала с ним: «Печальная красавица, казавшаяся скромной отшельницей, наряженная в модное платье светской прелестницы».
Первый поэтический сборник поэтессы, именуемый «Вечер», был написан в 1912 году, и сразу замечен в обществе. Второй, «Чётки», принес еще большую популярность и переиздавался восемь раз.
Ряд стихотворений, ставших частью сборника «Белая стая» поэтесса пишет, находясь в имении Гумилева, во время отъезда мужа на фронт в 1914 году.
Революционные события в России круто меняют жизнь Анны Ахматовой. Муж, Николай Гумилев, расстрелян, сын поэтессы Лев Гумилев — арестован.
Наступает 1921 год, жизнь меняется, и Анна Андреевна возвращается к активной деятельности: общается с представителями писательских организаций, публикуется. С 1922 года ее мужем становится историк искусства Николай Николаевич Пунин.
Ближе к середине 20-х годов, жизнь готовит Анне Ахматовой новые испытания. Ее деятельность подвергается критике, публикации работ запрещены. Распространяется мнение, что поэзия Ахматовой несовременна и чужда молодой пролетарской литературе.
Она едва сводит концы с концами. Трагический период времени продолжается для поэтессы и в 1934-35 годах, когда арестовывают всех, кто ей дорог: сын, Лев Гумилев, муж Николай Пунин, друг Осип Мандельштам. В поэме «Реквием» («Requiem») – апогее гражданской лирики Анны Ахматовой, отражен весь драматизм тех времен.
Но жизнь продолжается. Спустя 17 лет увидели свет ее новые произведения: «Из шести книг», поэма «Путем всея земли» и другие. В1939 году Анна Андреевна становится членом Союза писателей.
У нее новые друзья — Иосиф Бродский, Евгений Рейн, Дмитрий Бобышев. Она продолжает активно работать на поэтическом поприще. «Поэма без героя» — произведение, которому автор отдала более двадцати лет, было закончено в 1963 году.
Наконец-то в ее жизни начался относительно спокойный период. Литературная премия «Этна-Таормина» была вручена Анне Андреевне в 1964 году, а вскоре в Лондоне она становится обладателем мантии почетного доктора Оксфордского университета.
В лице Ахматовой за границей отдали дань всей русской культуре.
Её не стало 5 марта 1966 года.
detskiychas.ru
«Подушка уже горяча…»«И как будто бы по ошибке…»«Хочешь знать, как все это было?…»Он любил…«Сжала руки под темной вуалью…»В Царском Селе«Дверь полуоткрыта…»Песня последней встречи«Я живу, как кукушка в часах…»«Мурка, не ходи, там сыч…»ПрогулкаВечером«Все мы бражники здесь, блудницы…»«Здравствуй! Легкий шелест слышишь…»«Проводила друга до передней…»«На шее мелких четок ряд…»«Углем наметил на левом боку…»«Древний город словно вымер…»«Я пришла к поэту в гости…»«Думали: нищие мы, нету у нас ничего…»«Я улыбаться перестала…»«Широк и желт вечерний свет…»«Я не знаю, ты жив или умер…»«Нам свежесть слов и чувства простоту…»«О, есть неповторимые слова…»«Двадцать первое. Ночь. Понедельник…»«Это просто, это ясно…»«Да, я любила их, те сборища ночные…»«А, ты думал — я тоже такая…»
:
Подушка уже горячаС обеих сторон.Вот и вторая свечаГаснет, и крик воронСтановится еще слышней.В эту ночь не спала,Поздно думать о сне…Как нестерпимо белаШтора на белом окне.Здравствуй!1909
И как будто бы по ошибкеЯ сказала: «Ты…»Озарила тень улыбкиМилые черты.От подобных оговорокВсякий вспыхнет взор…Я люблю тебя, как сорокЛасковых сестер.1909
Хочешь знать, как все это было? —Три в столовой пробило,И, прощаясь, держась за перила,Она словно с трудом говорила:«Это всё… Ах, нет, я забыла,Я люблю вас, я вас любилаЕще тогда!»— «Да».21 октября 1910, Киев
Он любил три вещи на свете:За вечерней пенье, белых павлиновИ стертые карты Америки.Не любил, когда плачут дети,Не любил чая с малинойИ женской истерики.…А я была его женой.9 ноября 1910, Киев
Сжала руки под темной вуалью…«Отчего ты сегодня бледна?»— Оттого что я терпкой печальюНапоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,Искривился мучительно рот…Я сбежала, перил не касаясь,Я бежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: «ШуткаВсе, что было. Уйдешь, я умру».Улыбнулся спокойно и жуткоИ сказал мне: «Не стой на ветру».8 января 1911, Киев
| В ЦАРСКОМ СЕЛЕ |
По аллее проводят лошадок.Длинны волны расчесанных грив.О, пленительный город загадок,Я печальна, тебя полюбив.
Странно вспомнить: душа тосковала,Задыхалась в предсмертном бреду.А теперь я игрушечной стала,Как мой розовый друг какаду.
Грудь предчувствием боли не сжата,Если хочешь, в глаза погляди.Не люблю только час пред закатом,Ветер с моря и слово «уйди».22 февраля 1911,Царское Село
Дверь полуоткрыта,Веют липы сладко…На столе забытыХлыстик и перчатка.
Круг от лампы желтый…Шорохам внимаю.От чего ушел ты?Я не понимаю…
Радостно и ясноЗавтра будет утро.Эта жизнь прекрасна,Сердце, будь же мудро.
Ты совсем устало,Бьешься тише, глуше…Знаешь, я читала,Что бессмертны души.1911
| ПЕСНЯ ПОСЛЕДНЕЙ ВСТРЕЧИ |
Так беспомощно грудь холодела,Но шаги мои были легки.Я на правую руку наделаПерчатку с левой руки.
Показалось, что много ступеней,А я знала — их только три!Между кленов шепот осеннийПопросил: «Со мною умри!
Я обманут моей унылой,Переменчивой, злой судьбой».Я ответила: «Милый, милый!И я тоже. Умру с тобой…»
Эта песня последней встречи.Я взглянула на темный дом.Только в спальне горели свечиРавнодушно-желтым огнем.29 сентября 1911, Царское Село
Я живу, как кукушка в часах,Не завидую птицам в лесах.Заведут — кукую.Знаешь, долю такуюЛишь врагуПожелать я могу.1911
Мурка, не ходи, там сычНа подушке вышит.Мурка серый, не мурлычь,Дедушка услышит.Няня, не горит свеча,И скребутся мыши.Я боюсь того сыча,Для чего он вышит?1911 <?>
Перо задело о верх экипажа.Я поглядела в глаза его.Томилось сердце, не зная дажеПричины горя своего.
Безветрен вечер и грустью скованПод сводом облачных небес,И словно тушью нарисованВ альбоме старом Булонский лес.
Бензина запах и сирени,Насторожившийся покой…Он снова тронул мои колениПочти не дрогнувшей рукой.Май 1913
Звенела музыка в садуТаким невыразимым горем.Свежо и остро пахли моремНа блюде устрицы во льду.
Он мне сказал: «Я верный друг!»И моего коснулся платья.Как не похожи на объятьяПрикосновенья этих рук.
Так гладят кошек или птиц,Так на наездниц смотрят стройных…Лишь смех в глазах его спокойныхПод легким золотом ресниц.
А скорбных скрипок голосаПоют за стелющимся дымом:«Благослови же небеса —Ты первый раз одна с любимым».1913
Все мы бражники здесь, блудницы,Как невесело вместе нам!На стенах цветы и птицыТомятся по облакам.
Ты куришь черную трубку,Так странен дымок над ней.Я надела узкую юбку,Чтоб казаться еще стройней.
Навсегда забиты окошки:Что там, изморозь или гроза?На глаза осторожной кошкиПохожи твои глаза.
О, как сердце мое тоскует!Не смертного часа ль жду?А та, что сейчас танцует,Непременно будет в аду.1 января 1913
Здравствуй! Легкий шелест слышишьСправа от стола?Этих строчек не допишешь —Я к тебе пришла.Неужели ты обидишьТак, как в прошлый раз, —Говоришь, что рук не видишь,Рук моих и глаз.У тебя светло и просто.Не гони меня туда,Где под душным сводом мостаСтынет грязная вода.Октябрь 1913
Проводила друга до передней.Постояла в золотой пыли.С колоколенки соседнейЗвуки важные текли.Брошена! Придуманное слово —Разве я цветок или письмо?А глаза глядят уже суровоВ потемневшее трюмо.1913
На шее мелких четок ряд,В широкой муфте руки прячу,Глаза рассеянно глядятИ больше никогда не плачут.
И кажется лицо бледнейОт лиловеющего шелка,Почти доходит до бровейМоя не завитая челка.
И непохожа на полетПоходка медленная эта,Как будто под ногами плот,А не квадратики паркета.
А бледный рот слегка разжат,Неровно трудное дыханье,И на груди моей дрожатЦветы небывшего свиданья.1913
Углем наметил на левом бокуМесто, куда стрелять,Чтоб выпустить птицу — мою тоскуВ пустынную ночь опять.
Милый! не дрогнет твоя рука,И мне недолго терпеть.Вылетит птица — моя тоска,Сядет на ветку и станет петь.
Чтоб тот, кто спокоен в своем дому,Раскрывши окно, сказал:«Голос знакомый, а слов не пойму», —И опустил глаза.1914
Древний город словно вымер,Странен мой приезд.Над рекой своей ВладимирПоднял черный крест.
Липы шумные и вязыПо садам темны,Звезд иглистые алмазыК Богу взнесены.1914, Киев
| *** |
| Александру Блоку |
Я пришла к поэту в гости.Ровно полдень. Воскресенье.Тихо в комнате просторной,А за окнами мороз
И малиновое солнцеНад лохматым сизым дымом…Как хозяин молчаливыйЯсно смотрит на меня!
У него глаза такие,Что запомнить каждый должен;Мне же лучше, осторожной,В них и вовсе не глядеть.
Но запомнится беседа,Дымный полдень, воскресеньеВ доме сером и высокомУ морских ворот Невы.Январь 1914
Думали: нищие мы, нету у нас ничего,А как стали одно за другим терять,Так сделался каждый деньПоминальным днем, —Начали песни слагатьО великой щедрости БожьейДа о нашем бывшем богатстве.1915
Я улыбаться перестала,Морозный ветер губы студит,Одной надеждой меньше стало,Одною песней больше будет.И эту песню я невольноОтдам на смех и поруганье,Затем, что нестерпимо больноДуше любовное молчанье.1915
Широк и желт вечерний свет,Нежна апрельская прохлада.Ты опоздал на много лет,Но все-таки тебе я рада.
Сюда ко мне поближе сядь,Гляди веселыми глазами:Вот эта синяя тетрадь —С моими детскими стихами.
Прости, что я жила скорбяИ солнцу радовалась мало.Прости, прости, что за тебяЯ слишком многих принимала.1915
Я не знаю, ты жив или умер, —На земле тебя можно искатьИли только в вечерней думеПо усопшем светло горевать.
Все тебе: и молитва дневная,И бессонницы млеющий жар,И стихов моих белая стая,И очей моих синий пожар.
Мне никто сокровенней не был,Так меня никто не томил,Даже тот, кто на муку предал,Даже тот, кто ласкал и забыл.1915
Нам свежесть слов и чувства простотуТерять не то ль, что живописцу — зреньеИли актеру — голос и движенье,А женщине прекрасной — красоту?
Но не пытайся для себя хранитьТебе дарованное небесами:Осуждены — и это знаем сами —Мы расточать, а не копить.
Иди один и исцеляй слепых,Чтобы узнать в тяжелый час сомненьяУчеников злорадное глумленьеИ равнодушие толпы.1915
О, есть неповторимые слова,Кто их сказал — истратил слишком много.Неистощима только синеваНебесная и милосердье Бога.Зима 1916, Севастополь
Двадцать первое. Ночь. Понедельник.Очертанья столицы во мгле.Сочинил же какой-то бездельник,Что бывает любовь на земле.
И от лености или со скукиВсе поверили, так и живут:Ждут свиданий, боятся разлукиИ любовные песни поют.
Но иным открывается тайна,И почиет на них тишина…Я на это наткнулась случайноИ с тех пор все как будто больна.1917, Петербург
Это просто, это ясно,Это всякому понятно,Ты меня совсем не любишь,Не полюбишь никогда.Для чего же так тянутьсяМне к чужому человеку,Для чего же каждый вечерМне молиться за тебя?Для чего же, бросив другаИ кудрявого ребенка,Бросив город мой любимыйИ родную сторону,Черной нищенкой скитаюсьПо столице иноземной?О, как весело мне думать,Что тебя увижу я!1917
Да, я любила их, те сборища ночные, —На маленьком столе стаканы ледяные,Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,Камина красного тяжелый, зимний жар,Веселость едкую литературной шуткиИ друга первый взгляд, беспомощный и жуткий.1917
А, ты думал — я тоже такая,Что можно забыть меняИ что брошусь, моля и рыдая,Под копыта гнедого коня.
Или стану просить у знахарокВ наговорной воде корешокИ пришлю тебе страшный подарок —Мой заветный душистый платок.
Будь же проклят. Ни стоном, ни взглядомОкаянной души не коснусь,Но клянусь тебе ангельским садом,Чудотворной иконой клянусьИ ночей наших пламенным чадом —Я к тебе никогда не вернусь.1921
silverage.ru
А ты думал — я тоже такая…
А ты думал — я тоже такая,Что можно забыть меня,И что брошусь, моля и рыдая,Под копыта гнедого коня.
Или стану просить у знахарокВ наговорной воде корешокИ пришлю тебе странный подарок —Мой заветный душистый платок.
Будь же проклят. Ни стоном, ни взглядомОкаянной души не коснусь,Но клянусь тебе ангельским садом,Чудотворной иконой клянусь,И ночей наших пламенным чадом —Я к тебе никогда не вернусь.
Двадцать первое, ночь, понедельник.
Двадцать первое. Ночь. Понедельник.Очертанья столицы во мгле.Сочинил же какой-то бездельник,Что бывает любовь на земле.
И от лености или от скукиВсе поверили, так и живут:Ждут свиданий, бояться разлукиИ любовные песни поют.
Но иным открывается тайна,И почиет на них тишина…Я на это наткнулась случайноИ с тех пор все как будто больна.
Сжала руки под тёмной вуалью…
Сжала руки под тёмной вуалью…"Отчего ты сегодня бледна?" —От того, что я терпкой печальюНапоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,Искривился мучительно рот…Я сбежала, перил не касаясь,Я бежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: "ШуткаВсё, что было. Уйдёшь, я умру".Улыбнулся спокойно и жуткоИ сказал мне: "Не стой на ветру".
Было душно…
Было душно от жгучего света,А взгляды его — как лучи.Я только вздрогнула: этотМожет меня приручить.Наклонился — он что-то скажет…От лица отхлынула кровь.Пусть камнем надгробным ляжетНа жизни моей любовь.
Не любишь, не хочешь смотреть?О, как ты красив, проклятый!И я не могу взлететь,А с детства была крылатой.Мне очи застил туман,Сливаются вещи и лица,И только красный тюльпан,Тюльпан у тебя в петлице.
Как велит простая учтивость,Подошел ко мне, улыбнулся,Полуласково, полуленивоПоцелуем руки коснулся —И загадочных, древних ликовНа меня поглядели очи…
Десять лет замираний и криков,Все мои бессонные ночиЯ вложила в тихое словоИ сказала его — напрасно.Отошел ты, и стало сноваНа душе и пусто и ясно.
Я улыбаться перестала
Я улыбаться перестала,Морозный ветер губы студит,Одной надеждой меньше стало,Одною песней больше будет.И эту песню я невольноОтдам за смех и поруганье,Затем, что нестерпимо больноДуше любовное молчанье.
Я не любви Твоей прошу.
Я не любви Твоей прошу.Она теперь в надежном месте…Поверь,что я Твоей невестеРевнивых писем не пишу.
Но мудрые прими советы:Дай ей читать мои стихи,Дай ей хранить мои портреты-Ведь так любезны женихи!
А этим дурочкам нужнейСознанье полное победы,Чем дружбы светлые беседыИ память первых нежных дней…
Когда же счастия грошиТы проживешь с подругой милой,И для пресыщенной душиВсе сразу станет так постыло —
В мою торжественную ночьНе приходи. Тебя не знаю.И чем могла б Тебе помочь?От счастья я не исцеляю.
Вечером
Звенела музыка в садуТаким невыразимым горем.Свежо и остро пахли моремНа блюде устрицы во льду.
Он мне сказал: "Я верный друг!"И моего коснулся платья…Как не похожи на объятьяПрикосновенья этих рук.
Так гладят кошек или птиц,Так на наездниц смотрят стройных…Лишь смех в глазах его спокойныхПод легким золотом ресниц.
А скорбных скрипок голосаПоют за стелющимся дымом:"Благослови же небеса —Ты первый раз одна с любимым".
Есть в близости людей заветная черта
Есть в близости людей заветная черта,Ее не перейти влюбленности и страсти,—Пусть в жуткой тишине сливаются уста,И сердце рвется от любви на части.
И дружба здесь бессильна, и годаВысокого и огненного счастья,Когда душа свободна и чуждаМедлительной истоме сладострастья.
Стремящиеся к ней безумны, а ееДостигшие — поражены тоскою…Теперь ты понял, отчего моеНе бьется сердце под твоей рукою.
Я знаю, Ты моя награда
Я знаю, Ты моя наградаЗа годы боли и труда,За то, что я земным отрадамНе предавалась никогда,За то, что я не говорилаВозлюбленному: "Ты любим".За то, что всем я не простила,Ты будешь ангелом моим…
Песня последней встречи
Так беспомощно грудь холодела,Но шаги мои были легки.Я на правую руку наделаПерчатку с левой руки.
Показалось, что много ступеней,А я знала — их только три!Между кленов шепот осеннийПопросил: "Со мною умри!
Я обманут моей унылойПеременчивой, злой судьбой".Я ответила: "Милый, милый —И я тоже. Умру с тобой!"
Это песня последней встречи.Я взглянула на темный дом.Только в спальне горели свечиРавнодушно-желтым огнем.
Последний тост
Я пью за разоренный дом,За злую жизнь мою,За одиночество вдвоем,И за тебя я пью,—За ложь меня предавших губ,За мертвый холод глаз,За то, что мир жесток и груб,За то, что Бог не спас.
Гость
Все, как раньше. В окна столовойБьется мелкий метельный снег.И сама я не стала новой,А ко мне приходил человек.
Я спросила: "Чего ты хочешь?"Он сказал: "Быть с тобой в аду".Я смеялась: "Ах, напророчишьНам обоим, пожалуй, беду".
Но, поднявши руку сухую,Он слегка потрогал цветы:"Расскажи, как тебя целуют,Расскажи, как целуешь ты".
И глаза, глядящие тускло,Не сводил с моего кольца.Ни один не двинулся мускулПросветленно-злого лица.
О, я знаю: его отрада —Напряженно и страстно знать,Что ему ничего не надо,Что мне не в чем ему отказать.
Любовь покоряет обманно
Любовь покоряет обманно,Напевом простым, неискусным.Еще так недавно-странноТы не был седым и грустным.
И когда она улыбаласьВ садах твоих, в доме, в поле,Повсюду тебе казалось,Что вольный ты и на воле.
Был светел ты, взятый еюИ пивший ее отравы.Ведь звезды были крупнее,Ведь пахли инече травы,Осенние травы.
Ты всегда таинственный и новый
Ты всегда таинственный и новый,Я тебе послушней с каждым днем.Но любовь твоя, о друг суровый,Испытание железом и огнем.
Запрещаешь петь и улыбаться,А молиться запретил давно.Только б мне с тобою не расстаться,Остальное все равно!
Так, земле и небесам чужая,Я живу и больше не пою,Словно ты у ада и у раяОтнял душу вольную мою.
Все отнято: и сила, и любовь
Все отнято: и сила, и любовь.В немилый город брошенное телоНе радо солнцу. Чувствую, что кровьВо мне уже совсем похолодела.
Веселой Музы нрав не узнаю:Она глядит и слова не проронит,А голову в веночке темном клонит,Изнеможенная, на грудь мою.
И только совесть с каждым днем страшнейБеснуется: великой хочет дани.Закрыв лицо, я отвечала ей…Но больше нет ни слез, ни оправданий.
О тебе вспоминаю я редко
О тебе вспоминаю я редкоИ твоей не пленяюсь судьбой,Но с души не стирается меткаНезначительной встречи с тобой.
Красный дом твой нарочно миную,Красный дом твой над мутной рекой,Но я знаю, что горько волнуюТвой пронизанный солнцем покой.
Пусть не ты над моими устамиНаклонялся, моля о любви,Пусть не ты золотыми стихамиОбессмертил томленья мои,—
Я над будущим тайно колдую,Если вечер совсем голубой,И предчувствую встречу вторую,Неизбежную встречу с тобой.
9 декабря 1913
Самые темные дни в годуСветлыми стать должны.Я для сравнения слов не найду —Так твои губы нежны.
Только глаза подымать не смей,Жизнь мою храня.Первых фиалок они светлей,А смертельные для меня.
Вот, поняла, что не надо слов,Оснеженные ветки легки…Сети уже разостлал птицеловНа берегу реки.
Как белый камень в глубине колодца
Как белый камень в глубине колодца,Лежит во мне одно воспоминанье,Я не могу и не хочу бороться:Оно — мученье и оно страданье.
Мне кажется, что тот, кто близко взглянетВ мои глаза его увидит сразу.Печальней и задумчивее станетВнимающего скорбному рассказу.
Я ведаю, что боги превращалиЛюдей в предметы, не убив сознанья,Чтоб вечно жили дивные печали.Ты превращен в мое воспоминанье.
Столько просьб у любимой всегда
Столько просьб у любимой всегда!У разлюбленной просьб не бывает…Как я рада, что нынче водаПод бесцветным ледком замирает.
И я стану — Христос, помоги! —На покров этот, светлый и ломкий,А ты письма мои береги,Чтобы нас рассудили потомки.
Чтоб отчетливей и яснейТы был виден им, мудрый и смелый.В биографии словной твоейРазве можно оставить пробелы?
Слишком сладко земное питье,Слишком плотны любовные сети…Пусть когда-нибудь имя моеПрочитают в учебнике дети,
И, печальную повесть узнав,Пусть они улыбнуться лукаво.Мне любви и покоя не дав,Подари меня горькою славой.
Белая ночь
Небо бело страшной белизною,А земля как уголь и гранит.Под иссохшей этою луноюНичего уже не заблестит.
Женский голос, хриплый и задорный,Не поет — кричит, кричит.Надо мною близко тополь черныйНи одним листком не шелестит.
Для того ль тебя я целовала,Для того ли мучалась, любя,Чтоб теперь спокойно и усталоС отвращеньем вспоминать тебя?
Белой ночью
Ах, дверь не запирала я,Не зажигала свеч,Не знаешь, как, усталая,Я не решалась лечь.
Смотреть, как гаснут полосыВ закатном мраке хвой,Пьянея звуком голоса,Похожего на твой.
И знать, что все потеряно,Что жизнь — проклятый ад!О, я была уверена,Что ты придешь назад.
Веет ветер лебединый
Веет ветер лебединый,Небо синее в крови.Наступают годовщиныПервых дней твоей любви.
Ты мои разрушил чары,Годы плыли, как вода.Отчего же ты не старый,А такой, как был тогда?
Даже звонче голос нежный,Только времени крылоОсенило славой снежнойБезмятежное чело.
Еще весна таинственная млела,
Еще весна таинственная млела,Блуждал прозрачный ветер по горамИ озеро глубокое синело —Крестителя нерукотворный храм.
Ты был испуган нашей первой встречей,А я уже молилась о второй, —И вот сегодня снова жаркий вечер…Как низко солнце стало над горой…
Ты не со мной, но это не разлука,Мне каждый миг — торжественная весть.Я знаю, что в тебе такая мука,Что ты не можешь слова произнесть.
Еще об этом лете
ОтрывокИ требовала, чтоб кустыУчаствовали в бреде,Всех я любила, кто не тыИ кто ко мне не едет…Я говорила облакам:"Ну, ладно, ладно, по рукам".А облака — ни слова,И ливень льется снова.И в августе зацвел жасмин,И в сентябре — шиповник,И ты приснился мне — одинВсех бед моих виновник.
Слаб голос мой, но воля не слабеет
Слаб голос мой, но воля не слабеет,Мне даже легче стало без любви.Высоко небо, горный ветер веет,И непорочны помыслы мои.
Ушла к другим бессонница-сиделка,Я не томлюсь над серою золой,И башенных часов кривая стрелкаСмертельной мне не кажется стрелой.
Как прошлое над сердцем власть теряет!Освобожденье близко. Все прощу,Следя, как луч взбегает и сбегаетПо влажному весеннему плющу.
Сказал, что у меня соперниц нет
Сказал, что у меня соперниц нет.Я для него не женщина земная,А солнца зимнего утешный светИ песня дикая родного края.Когда умру, не станет он грустить,Не крикнет, обезумевши: «Воскресни!»Но вдруг поймет, что невозможно житьБез солнца телу и душе без песни.…А что теперь?
Я сошла с ума, о мальчик странный
Я сошла с ума, о мальчик странный,В среду, в три часа!Уколола палец безымянныйМне звенящая оса.
Я ее нечаянно прижала,И, казалось, умерла она,Но конец отравленного жалаБыл острей веретена.
О тебе ли я заплачу, странном,Улыбнется ль мне твое лицо?Посмотри! На пальце безымянномТак красиво гладкое кольцо.
Настоящую нежность не спутаешь
Настоящую нежность не спутаешьНи с чем, и она тиха.Ты напрасно бережно кутаешьМне плечи и грудь в меха.
И напрасно слова покорныеГоворишь о первой любви,Как я знаю эти упорныеНесытые взгляды твои!
Любовь
То змейкой, свернувшись клубком,У самого сердца колдует,То целые дни голубкомНа белом окошке воркует,
То в инее ярком блеснет,Почудится в дреме левкоя…Но верно и тайно ведетОт радости и от покоя.
Умеет так сладко рыдатьВ молитве тоскующей скрипки,И страшно ее угадатьВ еще незнакомой улыбке.
Ты письмо мое, Милый, не комкай
Ты письмо мое, Милый, не комкай.До конца его, друг, прочти.Надоело мне быть незнакомкой,Быть чужой на Твоем пути.
Не гляди так, не хмурься гневно.Я любимая, я Твоя.Не пастушка, не королевнаИ уже не монашенка я —
В этом сером, будничном платье,На стоптанных каблуках…Но, как прежде жгуче объятье,Тот же страх в огромных глазах.
Ты письмо мое, милый, не комкай,Не плачь о заветной лжи,Ты его в Твоей бедной котомкеНа самое дно положи.
Ты к морю пришел, где увидел меня
Ты к морю пришел, где увидел меня,Где, нежность тая, полюбила и я.
Там тени обоих: твоя и моя,Тоскуют теперь, грусть любви затая.
И волны на берег плывут, как тогда,Им нас не забыть, не забыть никогда.
И лодка плывет, презирая века,Туда, где в залив попадает река.
И этому нет и не будет конца,Как бегу извечному солнца-гонца.
А! это снова ты. Не отроком влюбленным
А! это снова ты. Не отроком влюбленным,Но мужем дерзостным, суровым, непреклоннымТы в этот дом вошел и на меня глядишь.Страшна моей душе предгрозовая тишь.Ты спрашиваешь, что я сделала с тобою,Врученным мне навек любовью и судьбою.Я предала тебя. И это повторять —О, если бы ты мог когда-нибудь устать!Так мертвый говорит, убийцы сон тревожа,Так ангел смерти ждет у рокового ложа.Прости меня теперь. Учил прощать Господь.В недуге горестном моя томится плоть,А вольный дух уже почиет безмятежно.Я помню только сад, сквозной, осенний, нежный,И крики журавлей, и черные поля…О, как была с тобой мне сладостна земля!
Я гибель накликала милым
Я гибель накликала милым,И гибли один за другим.О, горе мне! Эти могилыПредсказаны словом моим.Как вороны кружатся, чуяГорячую, свежую кровь,Так дикие песни, ликуя,Моя насылала любовь.С тобою мне сладко и знойно,Ты близок, как сердце в груди.Дай руку мне, слушай спокойно.Тебя заклинаю: уйди.И пусть не узнаю я, где ты,О Муза, его не зови,Да будет живым, не воспетымМоей не узнавший любви.
Высокие своды костела
Высокие своды костелаСиней, чем небесная твердь…Прости меня, мальчик веселый,Что я принесла тебе смерть —
За розы с площадки круглой,За глупые письма твои,За то, что, дерзкий и смуглый,Мутно бледнел от любви.
Я думала: ты нарочно —Как взрослые хочешь быть.Я думала: темно-порочныхНельзя, как невест, любить.
Но все оказалось напрасно.Когда пришли холода,Следил ты уже бесстрастноЗа мной везде и всегда,
Как будто копил приметыМоей нелюбви. Прости!Зачем ты принял обетыСтрадальческого пути?
И смерть к тебе руки простерла…Скажи, что было потом?Я не знала, как хрупко горлоПод синим воротником.
Прости меня, мальчик веселый,Совенок замученный мой!Сегодня мне из костелаТак трудно уйти домой.
tvorilife.com
|
|
|
|
|
|
