Сергей Сергеевич Орлов (1921–1977) - русский советский поэт. Один из фронтовиков-танкистов, один из фронтовиков-поэтов, один из поэтов-лириков XX века. Автор нескольких поэтических сборников. Сергей Орлов написал одно из самых известных стихотворений о солдате Великой Отечественной: "Его зарыли в шар земной…"
Я родился в 1921 году в селе Мегра Белозерского района, Вологодской области, в семье сельских учителей. Отца своего не помню, он умер в 1924 году. Люди, знавшие его, рассказывают, что он был строгий учитель, добрый и веселый человек, уважаемый сельчанами.
Я рано начал ходить в школу, точнее сказать, на уроки в класс, так как мы жили в здании школы, где учительствовала мать.
Мне не нужно напрягать память, чтобы вспомнить детство: его можно увидеть и сейчас. Оно белеет березами и пламенеет рябинами, лежит огромным слюдяным простором Белого озера, в тихие вечера синеет бескрайними лесами, плещет зарницами, звенит дождями. Все это осталось таким же и по сию пору. Исчезли только подробности, но они очень похожи на подробности жизни многих мальчишек, родившихся в деревне. Нет на свете и моего села Мегры - воды Волго-Балта залили то место, на котором оно стояло.
В 1930 году семья наша уехала в Сибирь: отчим был послан партией на строительство колхозов. За красный галстук в те годы влетало от кулацких сынков, но я носил его с гордостью, как мои друзья пионеры.
В 1933 году мать с братишкой и сестренкой вернулись на родину, а я остался с отчимом в Новосибирске: он был направлен партией на учебу в институт. Широкая Обь, первые многоэтажные дома пятилетки. Потом я вернулся на родину и много рассказывал приятелям о Сибири, степях и железной дороге. Учитель физики, молодой ленинградец, рассказами о книгах и звездах зажег любовь к литературе и изобретательству. Попробовал сочинять стихи и строить модели самолетов и ракеты. Потом стихи перестал сочинять на время, потому что увлекся рисованием.
Среднюю школу я окончил в 1940 году в Белозерске, старинном городке с крепостным валом и множеством церквей. Тихие дома, деревянные мостки, скрипучие калитки, буйные черемухи и зовущие гудки пароходов, На пароходе я и уехал учиться в Петрозаводский университет с твердым желанием писать стихи, печататься. Мое стихотворение "Тыква", написанное в шестнадцать лет, похвалил в статье, напечатанной в газете ЦО "Правда", Корней Иванович Чуковский.
Когда началась война, мы, студенты университета, вступили в истребительный батальон, из него я был призван в армию. Военком, выслушав мой рассказ о положении на том участке фронта на котором мы были, по "знакомству" предложил на выбор два рода войск - танки и авиацию. Я стал танкистом. В армии был рядовым, сержантом, курсантом, лейтенантом, гвардии старшим лейтенантом. Воевал на Волховском и Ленинградском фронтах в танке; воевать приходилось не только с немцами, но и с болотом. Танкисты не любили громких слов и верили в будничные высокие ценности: дружбу, товарищество, долг. В 1944 году меня, обожженного, принесли на носилках товарищи в медсанбат. Из госпиталя я был демобилизован по инвалидности.
Я люблю рыбную ловлю. День победы встретил на Белом озере, в устье реки Ковжи. Ни одна травинка не колыхалась, река и озеро сливались с чистым небом - так было тихо. Вместе с встающим солнцем из озера пришла лодка; по воде далеко слышно, и до нас долетел крик с лодки: "Эй, что вы сидите? Кончилась война!". Мы глянули на огромное солнце за лодкой, не смежая век, и заплакали, не потому что на солнце нельзя смотреть без слез.
После войны учился в Ленинградском университете, но ушел с третьего курса. В 1954 году я окончил Литературный институт имени Горького.
Мои книги: "Третья скорость" (1946), "Поход продолжается" (1948), "Светлана" (1950), "Городок" (1953), "Стихотворения" (1956), "Голос первой любви" (1958), "Стихотворения" (1959), "Одна любовь" (1961), "Колесо" (1964), "Лирика" (1966), "Дни" (1966). Вместе с Михаилом Дудиным написал сценарий фильма "Жаворонок" о танкистах на войне.
С. Орлов
В жару растенья никнут,Бегут от солнца в тень.Одна лишь чушка-тыкваНа солнце целый день.
Лежит рядочком с брюквой,И кажется, вот-вотОт счастья громко хрюкнетИ хвостиком махнет.
1938
Всплошную голубым узоромМороз разрисовал окно.Темно становится, и скороЗажгут огни. Пора б давно…
Сверчок скрипит в углу за печкой,А я глаза закрою вдруг,И мне покажется - кузнечикТрубит на весь цветистый луг.
Качнутся легкие березы,Как луг, запахнет старый дом.Но это мать вошла с мороза,Внесла подойник с молоком.
1939
Широким журавлиным клиномПоследний выбит летний день.Погреться у костров рябиныСошлись избушки деревень.
Тоска, дожди, туман и слякоть,Глубокой осени пора…Как будто мир сошлись оплакатьКричащие в полях ветра.
Над красноватым эшелономДымки - прощальные платки -Мелькают в глубине вагоновШинели серые, штыки…
Под ветром шелестит березник,Ему последний лист ронять…И женщина у переезда -Солдатская, должно быть, мать -
На поезд смотрит без движенья,Подняв ко рту конец платка.В глазах ее - благословеньеИ древняя, как мир, тоска…
Ой вы, дороги верстовыеИ деревеньки по холмам!Не ты ли это, мать Россия,Глядишь вослед своим сынам?
1942
В танке холодно и тесно.Сыплет в щели снег пурга.Ходит в танке тесном песняВозле самого врага.
Крутит мерзлыми рукамиРучки круглые радист.Из Москвы, должно быть, самойЗвуки песни донеслись -
Через свист и вой снарядов,Через верст несчетных тьму.В песне той живет отрадаВо высоком терему…
Хороша та сказка-песня,Но взгрустнул водитель наш:"К милой я ходил на Невский,На шестой, друзья, этаж…
И пока гремят снаряды,Горизонт за Мгой в дыму,В Ленинград к моей отрадеНету ходу никому…
Вот пойдем, прорвем блокаду,Путь откроем в город наш, -Закачусь к своей отрадеНа шестой, друзья, этаж!".
А певец поет, выводит,Так и хлещет по сердцам…К ней никто не загородитПуть-дорогу молодца!
1943
Памяти товарищей,
погибших под Карбуселью
Мы ребят хоронили и вечерний час.В небе мартовском звезды зажглись…Мы подняли лопатами белый наст,Вскрыли черную грудь земли.
Из таежной Сибири, из дальних земельИх послал в этот край народ,Чтобы взять у врага в боях КарбусельСредь глухих ленинградских болот.
А была эта самая Карбусель -Клок снарядами взбитой земли.После бомб на ней ни сосна, ни ель,Ни болотный мох не росли…
А в Сибири в селах кричат петухи,Кедрачи за селом шумят…В золотой тайге на зимовьях глухихКрасно-бурые зори спят.
Не увидеть ребятам высоких пихт,За сохатым вслед не бродить.В ленинградскую землю зарыли их,Ну, а им еще б жить да жить…
Прогремели орудия слово свое,Иней белый на башни сел.Триста метров они не дошли до нее…Завтра мы возьмем Карбусель!
1943
Матери,
Екатерине Яковлевне
Погадай мне в этот вечер,Нагадай червонный дом,С незнакомой дамой встречу,В брюках, в ватнике, с ремнем.Может, с картами согласно,В чаще рыжей, в тьме ночнойОгонек забрезжит ясный,Словно в сказке, предо мной.
И скажу я: "Стань, избушка,Передом… НаединеНе тебя ли мать-старушкаНагадала в карты мне?".Хорошо в лесной землянкеСапоги у печки снять,Стукнуть, так сказать, по банке,Завалиться на ночь спать.
Но вокруг лишь тьма ночная,Дождь стекает по броне,Да "Калугу" вызываетМой стрелок-радист во сне…"Ни огня, ни темной хаты"В карты старенькие, знать,Нам, неверящим солдатам,Мать не сможет нагадать…
1943
Нам не страшно умирать,Только мало сделано,Только жаль старушку матьДа березку белую.
Что не сделал, то друзьяЗа меня доделают.Расцветет, где лягу я,Цвет-березка белая.
Только кто утешит матьВ день, когда долиннаяБудет Русь сынов встречать, -Кто заменит сына ей?
Кто откроет, как всегда,В дом к ней дверь широкую?Кто обнимет мать тогдаВ праздник, одинокую?
1943
Песок горячий на зубах,Пыль на траве и тяжесть зноя,И невысокий куст зачахОт пыли каменного слоя.
Все по краям пути в пыли,Дорога сбита до обочин.Нет, не века по ней прошли,А только две военных ночи.
1944
profilib.org
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Назад к карточке книгиЯ родился в 1921 году в селе Мегра Белозерского района, Вологодской области, в семье сельских учителей. Отца своего не помню, он умер в 1924 году. Люди, знавшие его, рассказывают, что он был строгий учитель, добрый и веселый человек, уважаемый сельчанами.
Я рано начал ходить в школу, точнее сказать, на уроки в класс, так как мы жили в здании школы, где учительствовала мать.
Мне не нужно напрягать память, чтобы вспомнить детство: его можно увидеть и сейчас. Оно белеет березами и пламенеет рябинами, лежит огромным слюдяным простором Белого озера, в тихие вечера синеет бескрайними лесами, плещет зарницами, звенит дождями. Все это осталось таким же и по сию пору. Исчезли только подробности, но они очень похожи на подробности жизни многих мальчишек, родившихся в деревне. Нет на свете и моего села Мегры – воды Волго-Балта залили то место, на котором оно стояло.
В 1930 году семья наша уехала в Сибирь: отчим был послан партией на строительство колхозов. За красный галстук в те годы влетало от кулацких сынков, но я носил его с гордостью, как мои друзья пионеры.
В 1933 году мать с братишкой и сестренкой вернулись на родину, а я остался с отчимом в Новосибирске: он был направлен партией на учебу в институт. Широкая Обь, первые многоэтажные дома пятилетки. Потом я вернулся на родину и много рассказывал приятелям о Сибири, степях и железной дороге. Учитель физики, молодой ленинградец, рассказами о книгах и звездах зажег любовь к литературе и изобретательству. Попробовал сочинять стихи и строить модели самолетов и ракеты. Потом стихи перестал сочинять на время, потому что увлекся рисованием.
Среднюю школу я окончил в 1940 году в Белозерске, старинном городке с крепостным валом и множеством церквей. Тихие дома, деревянные мостки, скрипучие калитки, буйные черемухи и зовущие гудки пароходов, На пароходе я и уехал учиться в Петрозаводский университет с твердым желанием писать стихи, печататься. Мое стихотворение «Тыква», написанное в шестнадцать лет, похвалил в статье, напечатанной в газете ЦО «Правда», Корней Иванович Чуковский.
Когда началась война, мы, студенты университета, вступили в истребительный батальон, из него я был призван в армию. Военком, выслушав мой рассказ о положении на том участке фронта на котором мы были, по «знакомству» предложил на выбор два рода войск – танки и авиацию. Я стал танкистом. В армии был рядовым, сержантом, курсантом, лейтенантом, гвардии старшим лейтенантом. Воевал на Волховском и Ленинградском фронтах в танке; воевать приходилось не только с немцами, но и с болотом. Танкисты не любили громких слов и верили в будничные высокие ценности: дружбу, товарищество, долг. В 1944 году меня, обожженного, принесли на носилках товарищи в медсанбат. Из госпиталя я был демобилизован по инвалидности.
Я люблю рыбную ловлю. День победы встретил на Белом озере, в устье реки Ковжи. Ни одна травинка не колыхалась, река и озеро сливались с чистым небом – так было тихо. Вместе с встающим солнцем из озера пришла лодка; по воде далеко слышно, и до нас долетел крик с лодки: «Эй, что вы сидите? Кончилась война!». Мы глянули на огромное солнце за лодкой, не смежая век, и заплакали, не потому что на солнце нельзя смотреть без слез.
После войны учился в Ленинградском университете, но ушел с третьего курса. В 1954 году я окончил Литературный институт имени Горького.
Мои книги: «Третья скорость» (1946), «Поход продолжается» (1948), «Светлана» (1950), «Городок» (1953), «Стихотворения» (1956), «Голос первой любви» (1958), «Стихотворения» (1959), «Одна любовь» (1961), «Колесо» (1964), «Лирика» (1966), «Дни» (1966). Вместе с Михаилом Дудиным написал сценарий фильма «Жаворонок» о танкистах на войне.
С. Орлов
В жару растенья никнут,Бегут от солнца в тень.Одна лишь чушка-тыкваНа солнце целый день. Лежит рядочком с брюквой,И кажется, вот-вотОт счастья громко хрюкнетИ хвостиком махнет.
1938
Всплошную голубым узоромМороз разрисовал окно.Темно становится, и скороЗажгут огни. Пора б давно… Сверчок скрипит в углу за печкой,А я глаза закрою вдруг,И мне покажется – кузнечикТрубит на весь цветистый луг. Качнутся легкие березы,Как луг, запахнет старый дом.Но это мать вошла с мороза,Внесла подойник с молоком.
1939
Широким журавлиным клиномПоследний выбит летний день.Погреться у костров рябиныСошлись избушки деревень. Тоска, дожди, туман и слякоть,Глубокой осени пора…Как будто мир сошлись оплакатьКричащие в полях ветра. Над красноватым эшелономДымки – прощальные платки —Мелькают в глубине вагоновШинели серые, штыки… Под ветром шелестит березник,Ему последний лист ронять…И женщина у переезда —Солдатская, должно быть, мать — На поезд смотрит без движенья,Подняв ко рту конец платка.В глазах ее – благословеньеИ древняя, как мир, тоска… Ой вы, дороги верстовыеИ деревеньки по холмам!Не ты ли это, мать Россия,Глядишь вослед своим сынам?
1942
В танке холодно и тесно.Сыплет в щели снег пурга.Ходит в танке тесном песняВозле самого врага. Крутит мерзлыми рукамиРучки круглые радист.Из Москвы, должно быть, самойЗвуки песни донеслись — Через свист и вой снарядов,Через верст несчетных тьму.В песне той живет отрадаВо высоком терему… Хороша та сказка-песня,Но взгрустнул водитель наш:«К милой я ходил на Невский,На шестой, друзья, этаж… И пока гремят снаряды,Горизонт за Мгой в дыму,В Ленинград к моей отрадеНету ходу никому… Вот пойдем, прорвем блокаду,Путь откроем в город наш, —Закачусь к своей отрадеНа шестой, друзья, этаж!». А певец поет, выводит,Так и хлещет по сердцам…К ней никто не загородитПуть-дорогу молодца!
1943
Памяти товарищей,
погибших под Карбуселью
Мы ребят хоронили и вечерний час.В небе мартовском звезды зажглись…Мы подняли лопатами белый наст,Вскрыли черную грудь земли. Из таежной Сибири, из дальних земельИх послал в этот край народ,Чтобы взять у врага в боях КарбусельСредь глухих ленинградских болот. А была эта самая Карбусель —Клок снарядами взбитой земли.После бомб на ней ни сосна, ни ель,Ни болотный мох не росли… А в Сибири в селах кричат петухи,Кедрачи за селом шумят…В золотой тайге на зимовьях глухихКрасно-бурые зори спят. Не увидеть ребятам высоких пихт,За сохатым вслед не бродить.В ленинградскую землю зарыли их,Ну, а им еще б жить да жить… Прогремели орудия слово свое,Иней белый на башни сел.Триста метров они не дошли до нее…Завтра мы возьмем Карбусель!
1943
Матери,
Екатерине Яковлевне
Погадай мне в этот вечер,Нагадай червонный дом,С незнакомой дамой встречу,В брюках, в ватнике, с ремнем.Может, с картами согласно,В чаще рыжей, в тьме ночнойОгонек забрезжит ясный,Словно в сказке, предо мной. И скажу я: «Стань, избушка,Передом… НаединеНе тебя ли мать-старушкаНагадала в карты мне?».Хорошо в лесной землянкеСапоги у печки снять,Стукнуть, так сказать, по банке,Завалиться на ночь спать. Но вокруг лишь тьма ночная,Дождь стекает по броне,Да «Калугу» вызываетМой стрелок-радист во сне…«Ни огня, ни темной хаты»В карты старенькие, знать,Нам, неверящим солдатам,Мать не сможет нагадать…
1943
Нам не страшно умирать,Только мало сделано,Только жаль старушку матьДа березку белую. Что не сделал, то друзьяЗа меня доделают.Расцветет, где лягу я,Цвет-березка белая. Только кто утешит матьВ день, когда долиннаяБудет Русь сынов встречать, —Кто заменит сына ей? Кто откроет, как всегда,В дом к ней дверь широкую?Кто обнимет мать тогдаВ праздник, одинокую?
1943
Песок горячий на зубах,Пыль на траве и тяжесть зноя,И невысокий куст зачахОт пыли каменного слоя. Все по краям пути в пыли,Дорога сбита до обочин.Нет, не века по ней прошли,А только две военных ночи.
1944
Качаясь от усталости, из бояМы вышли и ступили на травуИ неправдоподобно голубоеВдруг небо увидали наяву. Трава была зеленой и прохладной,Кузнечик в ней кощунственно звенел,А где-то еще ухали снаряды,И мессершмитт неистово гудел. Так, значит, нам на сутки отпустилиЗеленых трав и синей тишины,Чтоб мы помылись, бороды побрилиИ посмотрели за неделю сны. Они пройдут по травам, невесомы,Пройдут и сядут около солдат,О мирном крае, о родимом домеНапомнят и в тиши поговорят. Мне тоже обязательно приснитсяЗатерянный в просторах городок,И домик, и, как в песне говорится,На девичьем окошке огонек, И взор твой незабвенный и лукавый,Взор любящий навек моей судьбы…Танкисты спят, как запорожцы, в травыЗакинув шлемы, разметав чубы…
1944
Поутру, по огненному знаку,Пять машин «КВ» ушло в атаку.Стало черным небо голубое.В полдень приползли из боя двое.Клочьями с лица свисала кожа,Руки их на головни похожи.Влили водки им во рты ребята,На руках снесли до медсанбата,Молча у носилок постоялиИ ушли туда, где танки ждали.
1944
Матерь – новгородская София…Стены опаленного Кремля…Через улицы твои пустыеМы прошли с ветрами февраля. Громыхая тяжкою бронею,Будто витязи седых времен,Александра Невского герои —Танковый отдельный батальон.
1944
Жить от атаки до атаки,Мечтать о письмах и теплеИ не отдать огонь бивакаЗа все удобства на земле. Мы знаем хлеба с солью ценуИ сладость из ручья воды.Чтó перед ними всей вселеннойИ яства и садов плоды!
1944
Кукушка куковала на рассвете,А лесом шла железная страда…Мы знали, многим жизнь на белом светеУже не исчислялась на года. Но все-таки кукушку мы спросили —В приметы верят люди на войне, —И вот по двадцать лет провозгласилаНам здравствовать кукушка в тишине. И про себя подумали солдаты:«Когда наступят тишь и мир кругом,Мы, может, до годов шестидесятыхПо предсказанью птицы доживем». Но вслух никто не вымолвил про это,Шли молча, пригибая краснотал…«Какая все же глупая примета», —Один из нас насмешливо сказал. Но думал каждый: «Доживу, возможно,Не всех людей хоронят на войне,И эти двадцать лет в лесу тревожномНакуковала птица только мне».
1944
Пыль позади на сотни метров,Песок скрипучий на зубах,Машины дышат жарким ветром,И рычаги горят в руках. Прилечь бы на траве сожженной,Хоть на обочине, в пыли,Уснуть, не сняв комбинезона,Из рта не выплюнув земли… А мы спешим, спешим на запад,Как будто там, где пушки бьют,Прохлады тополиный запахИ долгий отдых выдают… Ревут моторы на подъемах,Дрожит, покачиваясь, лес…Идут машины, словно громы,Сошедшие с крутых небес. Колышется под ними лето,От ветра клонятся кусты…И молнии лежат в кассетах,Из меди звонкой отлиты!
1944
Броня от солнца горяча,И пыль похода на одежде.Стянуть комбинезон с плеча —И в тень, в траву, но только прежде Проверь мотор и люк открой:Пускай машина остывает.Мы всё перенесем с тобой —Мы люди, а она стальная…
1944
Ее начало – в танке тесном,Где все делилось пополам,Как черный хлеб, вино и песни,Необходимые бойцам.О ней, негромкой и суровой,В огне проверенной стократИ освященной алой кровью,Солдаты вслух не говорят.Ей клятв о верности не нужно,Она, такая, выше их.Солдатская простая дружба —Как папироса на двоих…
1944
В машине мрак и теснота.Водитель в рычаги вцепился…День, словно узкая черта,Сквозь щель едва-едва пробился. От щели, может, пятый часВодитель не отводит глаз. А щель узка, края черны,Летят в нее песок и глина,Но в эту щель от Мги видныПредместья Вены и Берлина.
1944
Его зарыли в шар земной,А был он лишь солдат,Всего, друзья, солдат простой,Без званий и наград.Ему как мавзолей земля —На миллион веков,И Млечные Пути пылятВокруг него с боков.На рыжих скатах тучи спят,Метелицы метут,Грома тяжелые гремят,Ветра разбег берут.Давным-давно окончен бой…Руками всех друзейПоложен парень в шар земной,Как будто в мавзолей…
1944
Да, не поле перейти —Жизнь прожить. А если в полеГром снарядов на путиИ огонь на суходоле, Щели черные траншей,В ржавой проволоке травы,В перелеске батарейДлинные стволы направо, Метров восемьсот путиПод огнем косоприцельным, —И по полю перейтиВ жизни стало главной целью?.. Скажешь, глянув на звезду,Что сквозь тучи светит скудно:«Если поле перейду,Будет жизнь прожить нетрудно…».
1945
Все то же – дом и топольКомолый у ворот.Все то – от трав до стекол,Лишь только я не тот.Не тот я, не мальчишкаС веселым вихорком,Знакомый лишь по книжкамСо всем, с чем я знаком:С дорогой, с расставаньем,Со смертью и свинцом,Со страшным расстояньем,Где дым и пыль в лицо.И вот я дверь открою,И в рубленый проемВдруг хлынет все такое,Что помнится с трудом.Стою, и силы нетуТугую дверь открыть.Хоть кто-нибудь ракетуДодумался б пустить!
1945
Как из камня высечены сталью,От сапог до самых плеч в пыли,Разметавшись молча на привале,Спят солдаты посреди земли. А от них налево и направоЗарева полощутся во мгле,Догорает грозная державаВ свежей ржави, в пепле и золе. Батареи издали рокочут,Утопают города в дыму,Падают разорванные в клочьяНебеса нерусские во тьму. Но спокойно за пять лет впервыеСпят солдаты посреди огней,Потому что далеко Россия —Даже дым не долетает к ней!
1945
Дымок – дыхание костра —Ввысь отлетит и там растает,А угли на снегу с утра —Как снегирей багровых стая… Вспугнув ударом сапогаГорячих птиц, встают солдаты.Клубятся дымные снега,С рассвета путь лежит к закату. А вечером, когда кострыОпять на дальнем побережье,Гибки, упруги и остры,Седеющий туман разрежут, Повесят молча в тишинеНад бивуаком автоматыИ станут гладить по спинеОгонь усталые солдаты,Весь мир прошедшие в огне…
1945
Бронебойным снарядомРазбитый в упор лобовик,Длинноствольная пушкаГлядит немигающим взглядомВ синеву беспредельного неба…Почувствуй на миг,Как огонь полыхал,Как патроны рвались и снаряды,Как руками без кожиЗащелку искал командир,Как механик упал,Рычаги обнимая,И радист из «ДТ»По угрюмому лесу пунктирПрочертил,Даже мертвыйКрючок пулемета сжимая.На кострах умирали когда-тоЯн Гус и Джордано Бруно,Богохульную истинуСмертью своей утверждали…Люк открой и взгляни в эту башню…Где пусто, черно —Здесь погодки моиЗа великую правдуВ огне умирали!
1945
А мы такую книгу прочитали…Не нам о недочитанных жалеть.В огне багровом потонули далиИ в памяти остались пламенеть. Кто говорит о песнях недопетых?Мы жизнь свою, как песню, пронесли…Пусть нам теперь завидуют поэты:Мы всё сложили в жизни, что могли. Как самое великое твореньеПойдет в века, переживет векаИнформбюро скупое сообщеньеО путь-дороге нашего полка…
1945
Руками, огрубевшими от стали,Писать стихи, сжимая карандаш.Солдаты спят – они за день устали,Храпит прокуренный насквозь блиндаж.Под потолком коптилка замирает,Трещат в печурке мокрые дрова…Когда-нибудь потомок прочитаетКорявые, но жаркие слова,И задохнется от густого дыма,От воздуха, которым я дышал,От ярости ветров неповторимых,Которые сбивают наповал.И, не видавший горя и печали,Огнем не прокаленный, как кузнец,Он предкам позавидует едва ли,Услышав, как в стихах поет свинец,Как дымом пахнет все стихотворенье,Как хочется перед атакой жить…И он простит мне в рифме прегрешенье…Он этого не сможет не простить.
Пускай в сторонку удалится критик:Поэтика здесь вовсе ни при чем.Я, может быть, какой-нибудь эпитет —И тот нашел в воронке под огнем.Здесь молодости рубежи и сроки,По жизни окаянная тоска…Я порохом пропахнувшие строкиИз-под обстрела вынес на руках…
1945
Вот человек – он искалечен,В рубцах лицо. Но ты глядиИ взгляд испуганно при встречеС его лица не отводи. Он шел к победе, задыхаясь,Не думал о себе в пути,Чтобы она была такая:Взглянуть – и глаз не отвести!
1945
Зацвели за Вологдою ивы,Вскрылась полноводная Шексна.В эти дни меня зовет призывноВ отчий край раздольная весна. В тонкий ствол оттаявшей рябиныПрянул сок могучею струей,Из Египта устремились клиномЖуравли горластые домой. И бежит через края чужиеВсе пешком домой дергач, пешком,По земному шару все в Россию —Тонкий, голенастый, хвост торчком…
1945
Облако за месяц зацепилось,За рекой кричали поезда.Ничего такого не случилось,Только грусть пропала без следа. Просто захотелось оглянуться,Постоять у моста, у воды,До неба тростинкой дотянуться,Прикурить цигарку от звезды, Услыхать травы произрастанье,Трепет заполуночных планетИ еще того, чему названьяВ нашем языке, пожалуй, нет…
1945
Опять пойдут хлестать метелиВдоль деревенек и дорог,Опять почти на две неделиПути отрежут в городок. На пятый день придут газетыНа тройке из Череповца.От сельсовета к сельсоветуНегромок голос бубенца. Тулуп на ямщике, как пламя,Горит один среди зимы,И кони, фыркая, ноздрямиУчуют дальние дымы. Наутро рыжий письмоносецОпять письма не занесет…Я не порадуюсь на просинь,Что в низком небе настает, Не поделюся грустью с ближним…В лесу, петляя, шла лиса,И уведут надолго лыжниМеня в глушковские леса.
1945
Гудком прощальным пароходнымОсенний вечер оглушен,Отчалят чалки, примут сходни,И пароход уйдет в затон. Залепит снегом расписаньеДекабрь на пристани опять.И график встреч, разлук, прощанийНикто не будет соблюдать. По льду на розвальнях разлапыхОбозы с сеном поплывут,Пахнёт щемящий сердце запах,Как будто лето провезут. Почудится, что не хозяинНа пристани седой декабрь,Что вновь встречают, провожаютИ смотрят в голубую рябь. Но снег залепит расписанье,И до июня вплоть опятьНикто ни встреч и ни прощанийНе будет график соблюдать.
1945
Светлый север, лес дремучийВ узорочье, в серебре…Как медведи, в небе тучиЧерно-буры на заре. Ели – словно колокольни,Тишина, как спирт, хмельна,И из трав встает над полемРыжим филином луна. Пенье весел, скрип уключин,Рокот журавлиных стай…Не скажу, что – самый лучший,А милей всех сердцу край!
1946
Буксиру не приснится океан.В затоне тихом, на приколе вечном,Стоит видавший виды ветеран,И ржавчина легла ему на плечи. Он, пресноводный житель длинных рек,Весь почернел от копоти и сажи,В каком году он начинал свой век —Ему, пожалуй, и не вспомнить даже! А сколько он провел больших плотовДа барок с камнем, с кирпичом к причалам!Из них не малых десять городовПостроить можно было бы, пожалуй. Мальчишки удят с борта пескарей,В пустынном трюме бродят по железу.Он молча спит, ни широтой морей,Ни далью океанскою не грезя. Лишь тонким стоном отвечает сталь,Когда гудят суда на повороте…Стоит буксир, как бы сама печаль,Сама тоска железа по работе.
1946
На закате окончился танковый бой.Грохотали моторы,Вдали догорали «пантеры»…ПрокатиласьПо синему небуНад черной землейИ упалаНа столбик сосновыйЗвезда из фанеры…
1947
У огня своя архитектура:Пламени готические башни,Дыма голубые купола…Где я видел странные фигуры?Вспоминал их у костра на пашне,Но и память вспомнить не могла.Может, за Варшавою костелы?..Может, церкви белые в Софии?..Или, может, это наши селаДогорали в трудный год в России?..
1947
Человека осаждают сны —Смутные видения войны.Он хрипит, ругается и плачетВ мире абсолютной тишины. Очень тихо тикают часы.Стрелок фосфорических усы.Он лежит – седой и одинокий —Посреди нейтральной полосы. Светом алюминиевым ракетыДогорают, и грохочет гром.Время меж закатом и рассветомЧеловек проводит под огнем.
1947
Легким именем девичьим «Валя»Почему-то станцию назвали. Желтый домик, огород с капустой,Поезд не стоит и двух минут,На путях туманно, тихо, пусто…Где ты, Валя, проживаешь тут? Подступают к паровозу сосны,Охраняя станции покой.Валя, Валя, выйди, как березка,К семафору, помаши рукой. Видно, был влюбленным тот путеец,Инженер, чудак немолодой:Полустанок в честь тебя затеялС краткою стоянкой путевой. На минуту. Постоять, влюбиться!Стукнут рельсы, тронется вагон.Я хотел бы здесь остановитьсяНавсегда у сердца твоего. У тебя по самый пояс косы,Отсвет зорь в сияющих глазах…Валя, Валя, где-то за откосомГолос твой мне слышится в лесах.
1948
А мне, пожалуй, ничего не надо,Лишь строй берез серебряных в снегуДа леса сине-белую громаду.Клянусь, что так. И я, друзья, не лгу. А что еще? Да жить на белом свете,Быть может, до шестидесяти лет.А что еще? Могу друзьям ответить —Весь до былинки этот белый свет.
1948
Ты любовь не зови,Коль ушла она прочь от порога.От несчастной любвиЕсть отличное средство – дорога. Километрами меряйЛетящее время разлуки.Позабудешь потерю,Коль занято сердце и руки. Поброди по тайге, задубейОт наждачных ветров на заимках,От железных дождей,От мороза и льда, от зазимка. Топором поработайИ горы порви аммоналом,Все забудь и, припомнив кого-то,Вернись и влюбляйся сначала — В синеглазую девушку,Вовсе не схожую с тóю,Не подумавши (где уж там!),Стоит любить иль не стоит. И нагрянет любовь,От которой некуда деться,А коль влюбишься вновь —Помогло, значит, верное средство!
1948
Назад к карточке книги "Стихотворения"itexts.net
Сергей Орлов (22 августа 1921 – 7 октября 1977)
Цитируется по: Сергей Орлов. Лирика. Лениздат, 1966.
–> Сергей Орлов. Лирика. Стр. 3-18 В АВТОБУСЕ
Косматый, рыжий, словно солнце, яОптимистичен до конца.Душа моя огнепоклонница,Язычница из-под венца.Чем дело кончилось с татарами?Как мартом сарафан белён!Вдрызг реактивными фанфарамиИсполосован небосклон.Летят дюралевые капли,По небу синему, свистя.Не так ли хлынет вниз, не так лиЛивнь реактивного дождя?Но вальсы, вальсы, только вальсы.Кружа в динамике, дрожат.Белеют на баранке пальцы,Темнеет у шофёра взгляд.Весь голубой, как будто глобус,В никелированной росеЛетит размашистый автобусПо пригородному шоссе.Он в солнце, в первых лужах, в глине…Творится на земле весна,Как при Микуле и Добрыне,Как при Владимире, красна.И Лель сидит на косогореС кленовой дудочкой в зубах, И витязи торчат в дозоре,Щитами заслепясь в лучах.Мосты над реками толпятся,В бензинном дыме провода…И ничего не может статьсяС весной и Русью никогда.
* * *
Старый снимокНашёл я случайно в столеСреди справокВ бумажной трухе, в барахле.
Старый снимок далёких,Но памятных лет.Ах, каким я красивымБыл тогда на земле.
Шлем ребристый кирзовыйДа чуб в три кольца,Зубы белой подковой,Веснушки, что солнца пыльца.
Не целован ещё,И ни разу не брит,Крепко через плечоПортупеей обвит.
Вдаль гляжу я весёлый,Прислонившись к броне,Среди сосен и ёлокНа великой войне.
Светит солнце на траках,Дымится броня,Можно просто заплакать,Как мне жалко меня.
Время крепости рушит,А годы летят,Ах, как жаль мне веснушекРжаной звездопад.
МОЙ ЛЕЙТЕНАНТ
Как давно я не ходил в атаку!Жизнь моя идёт в тепле, в тиши.Где-то без меня встают по знакуВ бой с позиций сердца и души.Нет, они не стёрлись, как окопыНа опушке леса зоревой,Но давно уж к ним пути и тропыЗаросли житейской муравой.Жизнь прошла с тех пор –Не просто годы.А за ней, там, где огни встают,В сполохах январской непогодыВозле самой смерти на краю,Скинув молча полушубок в стужу,Лейтенант в неполных двадцать лет,Я ремень затягиваю тужеИ сую под ватник пистолет.Больше ничего со мною нету,Только вся Россия за спинойВ свете догорающей ракетыНад железной башней ледяной.Вот сейчас я брошу сигарету,Люк задраю, в перископ взглянуЧерез окуляры на полсветаИ пойду заканчивать войну.Я её прикончу вместе с дотом,Ближним и другим, в конце пути,На краю земли.Бело болото.Только бы его сейчас пройти.Страшно ли? А как же, очень простоС рёвом треснет чёрная броня,И в глаза поток упрётся жёсткийБелого кипящего огня.Только что в сравнении с РоссиейЖизнь моя, —Она бы лишь былаС ливнями, с мальчишками босыми,С башнями из стали и стекла.Далеко-далёко спотыкаясьЧёрный танк ползёт, как жук в снегу.Далеко-далёко, чертыхаясь,Лейтенант стреляет по врагу.А земля огромна, фронт безмерен,Лейтенант — песчинка средь огня.Как он там, в огне ревущем, веритВ мирного, далёкого меня!Я живу в тиши, одетый, сытый,В тёплом учреждении служу.Лейтенант рискует быть убитым.Я — из риска слова не скажу.Бой идёт. Кончаются снаряды.Лейтенант выходит на таран.Я — не лезу в спор, где драться надо.Не простит меня мой лейтенант!Он не хочет верить в поговорку:Жизнь прожить — не поле перейти.Там друзья, там поровну махорка —Я ему завидую почти.Надо встать и скинуть полушубок,И нащупать дырки на ремне.Встать, пока ещё не смолкли трубыВ сердце, как в далёкой стороне.Далеко не все добиты доты.Время хлещет тяжко, люто, зло.Только бы сейчас пройти болото,Вот оно лежит белым-бело.Ох, как трудно сигарету бросить,Глянуть в окуляры лет — и в путь!Я один. Уже подходит осень.Может, он поможет как-нибудь?Добрый, как Иванушка из сказки,Беспощадный, словно сам Марат,Мой судья, прямой и беспристрастный,Гвардии товарищ лейтенант.
* * *
Светлый север, лес дремучийВ узорочье, в серебре…Как медведи, в небе тучиЧернобуры на заре.
Ели словно колокольни,Тишина, как спирт, хмельна,И из трав встаёт над полемРыжим филином луна.
Пенье вёсел, скрип уключин,Рокот журавлиных стай…Не скажу, что самый лучший,А милей всех сердцу край!
ВЕЧЕР СТИХОВ В КОЛХОЗЕ
В колхоз далёкий в пору сенокосаПриехал я, чтобы стихи читать,А после отвечать на все вопросы,Какие станут люди задавать.
Здесь никогда поэтов не бывало,Но мной в сельпо, между сапог и вил,В строю брошюрок, жёлтых, залежалых,Твардовский всё же обнаружен был.
Вещала всем с дверей сельпо афишкаО том, что я писатель СССР.И в клуб пришли девчонки и мальчишкиУчительница, фельдшер, инженер.
Но я был рад. Колхоз встаёт с рассветомЛишь три часа за сутки спит колхоз,Ему не до артистов и поэтов, —Бушует по округе сенокос.
Что мог бы я прочесть ему такое,Достойное не просто трудодня,А солнца в сенокос, росы и зноя, —Нет, не было такого у меня.
И среди белых полевых букетовНад кумачовым заревом столаЯ призывал на помощь всех поэтов,Которых мать Россия родила.
А в зале льны цвели, цвели ромашкиНа длинных лавках, выстроенных в ряд,И тишина, ни шороха, ни кашля,Лишь было слышно — комары звенят.
За окнами домой проплыло стадо,Закат погас и смолкли петухи.Три женщины вошли и сели рядомВ платочках новых, праздничных, тихи.
На тёмных лицах, как на негативах,Белели брови, выгорев дотла,Но каждая из них, видать, красиваКогда-то в девках, в юности была.
Они отдали всё без сожаленьяПолям и детям, помня о мужьях, —Мне пусты показались сочиненья,Расхваленные критикой в статьях.
И я прочёл для этих трёх солдатокПримерно лет моих, немолодых,То, что на фронте написал когда-тоНе как стихи, а про друзей своих…
НА ВОЛГОБАЛТЕ
Моей деревни больше нету.Она жила без счёта лет,Как луг, как небо, бор и ветер,Теперь её на свете нет.
Она дышала тёплым хлебом,Позванивая погромком,К ней на рогах коровы небоНесли неспешно людям в дом.
Плывут над ней, взрывая воды,Не зная, что она была,Белы, как солнце, теплоходы,Планеты стали и стекла.
И дела нет на них, пожалуй,Уж ни одной душе живой,Что здесь жила, пахала, жалаДеревня русская век свой.
Детей растила, ликовала,Плясала, плакала, пила,С зарёй ложилась и вставала,Гремя в свои колокола
Стогов, домов, хлевов, овиновВ богатый год и в недород.В чём невиновна, в чем повинна,Теперь никто не разберёт.
Я до сих пор твой сын, деревня,Но есть ещё двадцатый век, —Вывёртывает он кореньяИ прерывает русла рек.
Что сделал он, то сам я сделал,Никто другой того не мог, —И этот лайнер снежно-белый,И всплывший дедовский пенёк.
И я пройду по дну всю пойму,Как под водой ни тяжело.Я всё потопленное помню.Я слышу звон колоколов.
А наверху, как плахи, пирсы,В ладонях шлюзов — солнца ртуть.Я с тем и этим крепко свыкся,Одно другим не зачеркнуть.
ЖЕНСКИЙ ПРАЗДНИК
Сложились бабы по рублю,Простые бабы, деревенские,И пьют, я их не оскорблю —Мол, пить занятие не женское.
У баб на то причина есть,Особая, всемерно веская —По радио промчалась весть,И озарилась доля женская.
Вся вдруг до дснышка виднаС поры далёкой, незапамятной,На целый белый свет одна,Горя своим горючим пламенем.
Три полбутылки на столеПлодовой, ягодной и выгодной.Пьют бабы у себя в селе,Румяные от водки выпитой.
Их не зовут домой мужья:«Валюта, Валя, Валентина!»Судьба — не песня соловья,Не все вернулись из Берлина.
Пахали бабы, жали хлеб,Леса рубили, сенокосили,Век прожили в своём селе,И слухом не слыхав о космосе.
А над землёй уж третий час,Быстрей, чем шар земной наш кружится,Вокруг него в который разЛетит сестрёнка, дочь, подруженька!
Над щами, стиркой и страдой,Над песнями, от слёз солеными,Летит над старыми законами,Муж по которым — бог земной.
Гремит над всей землёй эфир,И марши, марши в честь них, марши,В честь них, потрясших целый мир,Обыкновенных женщин наших.
А здесь, в деревне, стол накрыт,Пластинка кружится любимая,И день, как колокол, гудитНад придорожными рябинами.
ЗЕМЛЯК
С. Викулову
Мы редко с ним теперь встречаемся,—У каждого свои дела.Но всё ж встречаемся, случается,Вдвоём садимся у стола.Не по желанью — по традиции,Как на Руси заведено,Мы балуемся не водицеюДистиллированною. Но…Как только «что» да «как» кончаются,Отодвигается хрусталь —И раздвигается, что чается,Что видится, — и глубь и даль.Он трёт виски, он наклоняетсяИ курит, курит без конца.И тень, и свет, летя, сменяютсяНа резких линиях лица.И край, в котором уместиться быМогло с пол дюжины державС их европейскими столицами,Определяется вдруг, ставТем настоящим, главным, истинным:И как живёшь и как дела, —С чем исповедуются искренне,Ни боли не тая, ни зла.Над чем задумываясь, пробуютСебя, других и жизнь понятьПо счёту по большому, строгому,Где не на кого зря пенять.А надо встретиться с причинамиТого, что плохо, что не так…Шумят поля, горит рябинамиИ подступает к сердцу тракт.Раскинулась в дождях и радугахПровинция лесов и рек,Печаля, сокрушая, радуя,Как личная судьба, — навек.Ах, эти встречи с другом досветла!Гора окурков. Поздний час,Наговоришься вроде досыта,А ляжешь — не смыкаешь глаз.
ДЕРГАЧ
Зацвели над Вологдою ивы,Вскрылась полноводная Шексна.В эти дни меня зовёт призывноВ отчий край раздольная весна.
В тонкий ствол оттаявшей рябиныПрянул сок могучею струёй,Из Египта устремились клиномЖуравли горластые домой.
И бежит через края чужиеВсё пешком домой дергач, пешком,По земному шару всё, в Россию —Тонкий, голенастый, хвост торчком…
КРУЖКА МОЛОКА
Гончар на круге деревянномЕй отдал взмах руки своей,А после печи цвет каляный,Пожар малиновых углей.
Огня, воды и глины дружбаЗастыла каменным цветком.Ах, эта глиняная кружкаС парным душистым молоком!
Густым, ромашкового цвета,Белей любых берёз в селе,Дар утренней зари и летаНа белом скобленом столе.
Под ручку пальцы вдеты снова,В ладони кружка улеглась.Глоток, как вдох в бору сосновом,И вот уж утвердилась связь
С жарой, где воздух сенокоса,Звеня,пронзают овода,С большим зелёным лугом росным,Где речка стынет, как слюда.
Где женщина по рани первой,По знобкой рани босиком,Ещё не выспавшись, наверно,Уже прошла, звеня ведром.
Ах, эти глиняные кружкиС парным душистым молоком,Как их берут поутру дружноДетишки, вставшие кружком, —
Белоголовы, синеглазы,В рубашках, стиранных сто раз,Двумя ладошками, как вазыБерут хрустальные у нас.
Блестят от соли скипы хлеба,Сопенье слышится одно,И не глаза глядят, а небоГлядит на глиняное дно.
poezosfera.ru
Кто говорит о песнях недопетых?Мы жизнь свою, как песню, пронесли.Пусть нам теперь завидуют поэты:Мы все сложили в жизни, что могли.
Как самое великое твореньеПойдет в века, переживет векаИнформбюро скупое сообщеньеО путь-дороге нашего полка.1945
* * *Вот человек - он искалечен,В рубцах лицо. Но ты глядиИ взгляд испуганно при встречеС его лица не отводи.
Он шел к победе, задыхаясь,Не думал о себе в пути,Чтобы она была такая:Взглянуть - и глаз не отвести!
После марша Броня от солнца горяча,И пыль похода на одежде.Стянуть комбинезон с плеча -И в тень, в траву, но только преждеПроверь мотор и люк открой:Пускай машина остывает.Мы все перенесем с тобой -Мы люди, а она стальная...1944
В автобусе Косматый, рыжий, словно солнце, яОптимистичен до конца.Душа моя огнепоклонница,Язычница из-под венца.Чем дело кончилось с татарами?Как мартом сарафан белён!Вдрызг реактивными фанфарамиИсполосован небосклон.Летят дюралевые каплиПо небу синему, свистя.Не так ли хлынет вниз, не так лиЛивнь реактивного дождя?Но вальсы, вальсы, только вальсы,Кружа в динамике, дрожат.Белеют на баранке пальцы,Темнеет у шофера взгляд.Весь голубой, как будто глобус,В никелированной росеЛетит размашистый автобусПо пригородному шоссе.Он в солнце, в первых лужах, в глине...Творится на земле весна,Как при Микуле и Добрыне,Как при Владимире, красна.И Лель сидит на косогореС кленовой дудочкой в зубах,И витязи торчат в дозоре,Щитами заслепясь в лучах.Мосты над реками толпятся,В бензинном дыме провода...И ничего не может статьсяС весной и Русью никогда.1962
* * *Голос первой любви моей - поздний, напрасный -Вдруг окликнул, заставил на миг замереть,И звучит до сих пор обещанием счастья.Голос первой любви, как ты мог уцелеть?..
Над горящей землей от Москвы до БерлинаПыль дорог, где отстать - хуже, чем умереть,И в бинтах все березы, в крови все рябины...Голос первой любви, как ты мог уцелеть?
На тесовой калитке снежок тополиный,Холодок первый губ, как ожог, не стереть...А года пролетели, их, как горы, не сдвинуть.Голос первой любви, как ты мог уцелеть?!
У сгоревшего танка Бронебойным снарядомРазбитый в упор лобовик,Длинноствольная пушкаГлядит немигающим взглядомВ синеву беспредельного неба...
Почувствуй на миг,Как огонь полыхал,Как патроны рвались и снаряды,Как руками без кожиЗащелку искал командир,Как механик упал, рычаги обнимаяИ радист из «ДТ»По угрюмому лесу пунктирПрочертил,Даже мертвыйКрючок пулемета сжимая.
На кострах умирали когда-тоЯн Гус и Джордано Бруно,Богохульную истинуСмертью своей утверждали...
Люк открой и взгляни в эту башнюГде пусто, черно...Здесь погодки моиЗа великую правдуВ огне умирали!1947
* * *Учила жизнь сама меня.Она сказала мне,-Когда в огне была броняИ я горел в огне,-Держись, сказала мне она,И верь в свою звезду,Я на земле всего одна,И я не подведу.Держись, сказала, за меня.И, люк откинув, самЯ вырвался из тьмы огня -И вновь приполз к друзьям.
Смотровая щельВ машине мрак и теснота.Водитель в рычаги вцепился...День, словно узкая черта,Сквозь щель едва-едва пробился.
От щели, может, пятый часВодитель не отводит глаз.А щель узка, края черны,Летят в нее песок и глина,Но в эту щель от Мги видныПредместья Вены и Берлина.
* * *Руками, огрубевшими от стали,Писать стихи, сжимая карандаш.Солдаты спят — они за день устали,Храпит прокуренный насквозь блиндаж.Под потолком коптилка замирает,Трещат в печурке мокрые дрова...Когда-нибудь потомок прочитаетКорявые, но жаркие словаИ задохнется от густого дыма,От воздуха, которым я дышал,От ярости ветров неповторимых,Которые сбивают наповал.И, не видавший горя и печали,Огнем не прокаленный, как кузнец,Он предкам позавидует едва ли,Услышав, как в стихах поет свинец,Как дымом пахнет все стихотворенье,Как хочется перед атакой жить!..И он простит мне в рифме прегрешенье.Он этого не сможет не простить.Пускай в сторонку удалится критик:Поэтика здесь вовсе ни при чем.Я, может быть, какой-нибудь эпитет —И тот нашел в воронке под огнем.Здесь молодости рубежи и сроки,По жизни окаянная тоска...Я порохом пропахнувшие строкиИз-под обстрела вынес на руках.
На привалеКак из камня высечены сталью,От сапог до самых плеч в пыли,Разметавшись молча на привале,Спят солдаты посреди земли.
А от них налево и направоЗарева полощутся во мгле,Догорает грозная державаВ свежей ржави, в пепле и золе.
Батареи издали рокочут,Утопают города в дыму,Падают разорванные в клочьяНебеса нерусские во тьму.
Но спокойно за пять лет впервыеСпят солдаты посреди огней,Потому что далеко Россия - Даже дым не долетает к ней!
* * *Уходит в небо с песней полкОт повара до командира.Уходит полк, наряжен в шелк,Покинув зимние квартиры.
Как гром, ночной аэродром.Повзводно, ротно, батальонноПостроен в небе голубомДесантный полк краснознаменный.
Там в небе самолетов след,Как резкий свет кинжальных лезвий,Дымок дешевых сигаретИ запах ваксы меж созвездий.
Пехота по небу идет,Пехота в облаках как дома.О, знобкий холодок высот,Щемящий,Издавна знакомый!
По тем болотам подо Мгой,Где мы по грудь в грязи тонулиИ поднимались над кугойНа уровне летящей пули.
Смотрю, как мерзлую лозуПригнул к земле железный ветер,Стою и слушаю грозу,Как будто первый раз заметил,
Что подвиг, как бы он высок,Как ни был бы красив,— работа.И пахнет кирзою сапог,И звездами, и солью пота.1958
* * *Его зарыли в шар земной,А был он лишь солдат,Всего, друзья, солдат простой,Без званий и наград.Ему как мавзолей земля -На миллион веков,И Млечные Пути пылятВокруг него с боков.На рыжих скатах тучи спят,Метелицы метут,Грома тяжелые гремят,Ветра разбег берут.Давным-давно окончен бой...Руками всех друзейПоложен парень в шар земной,Как будто в мавзолей...
literature.do.am
|
|
|
|
|
|
