АПРЕЛЬСКАЯ БЕРЕЗКА
Не листва, не опушь даже,
А прозрачный, чуть зеленый
Лоскуток небесной пряжи
Тает в роще изумленной.
Если есть на свете где-то
Небо тайное, лесное,
Облака такого цвета
Приплывают к нам весною.
И в березу превратится,
Ляжет тенью придорожной
Эта облачная птица?
Нет, поверить невозможно!
ФИЛОСОФИЯ В КОФЕЙНЕ
Вавилонские башни,
Закулисные шашни,
Расписные покои,
Гимны, троны и брани,
Даже стихомаранье -
Не призванье людское.
Не кресты и поленья
На предмет искупленья,
Дабы спасся Варрава,
Не захваты угодий
Для прокорма отродий
И посмертная слава.
И ни звездные дали,
Ни земные скрижали
И виденья профета
Не затем вековали
И в земле истлевали.
Не людское все это.
Теплит суть человечью,
Кто в надежде на встречу
Ждет, томясь тишиною.
И на лавочке белой
Пишет спичкой горелой
Чье-то имя смешное.
ЗАМЕТЬ
Любовь по городу ищет,
Любовь в зеленом берете.
А я испарился. Где я?
Знает ли кто на свете?
Вихрь под зеленым беретом,
Прядь на лету золотится,
Эта мятежная прядка,
Затосковавшая птица.
Спешит, румянясь от бега,
Дыша тревожно и тяжко,
Любовь, вечерняя смута,
Любовь в дожде нараспашку.
Вихрь объявленья лепит,
В тугом свитерке надрывно
Стучит телефонограмма.
По барам сердцá и вести
Снуют не переставая.
Розами в каменных порах
Кровоточит мостовая.
Тебе, моей безымянной,
Тоскующей где-то рядом,
Багряные блики нежно
Из луж подбираю взглядом.
ВОСПОМИНАНИЕ
Осень возвращается мимозой,
Золотистой хрупкой недотрогой.
Той девчонкой золотоволосой,
Что однажды встретилась дорогой.
Твои письма звали издалека
И с порога мне благоухали.
А вдогонку ангелы порхали.
Вновь напомнит золото соцветий
Тот октябрь - бессмертник легковейный
И с тобой, единственной на свете,
Поздние те встречи у кофейной.
Смутный от надежд и опасений,
В парке я выплакивался вербе,
И лишь месяц радовал осенний -
От мимозы майский - на ущербе.
С ним и засыпал я на рассвете,
Были сны весенними - и слезы
Пахли вербной горечью, как эти
Золотые веточки мимозы.
КОМНАТЕНКА НА ГОЖЕЙ[2]
Небо тысячи звезд заметают порошей,
И одна у окна в комнатенке на Гожей,
Вся в слезах, до утра ты не спишь.
А причина известна - морочил бесчестно,
Поимел да и бросил, а сам в стороне.
Ну а ты безнадежно, догадаться несложно,
До сих пор его видишь во сне.
Да важна ли твоя комнатенка,
Твои слезы, и парень, и мы!
Где-то млечных путей веретена
Гонят пряжу созвездий и тьмы.
И огромна земля наша тоже -
Океаны, хребты, племена.
А варшавской каморке на Гожей
В этом мире какая цена?
Ты сегодня на Гожей, другая на Польной
Молча смотрите в окна, забыли про сон.
Есть и третья, такая же, где-то на Сольной,
Всех не счесть. Имя вам легион.
В каждом городе, в Лондоне, Люблине, Львове,
В Копенгагене даже и бог знает где
Чье-то бедное сердце разбито любовью.
И на Гожей не минуть беде.
Мироздание катит в потемки
Миллионами млечных колес.
Мир огромней любой комнатенки,
А тем более сердца и слез.
И один ты единственный, Боже,
Раздвигаешь небесный покров,
Понимая, что сердце на Гожей
Стоит всех и светил, и миров.
ЗАКАТ
Такого неба еще не помнят, наверно, люди,
С такого неба грядущей веры струится пламя,
И ту минуту переживают потом веками.
А позже где-то селяне в церковь идут молиться,
Бубнит священник и знать не знает, свершая требу,
Что приношенья, поклоны в пояс, тупые лица
И воздыханья… и все восходит к такому небу.
И на престоле своем в каком-то тысячелетье
Не представляет ни новый папа, ни присных куча,
Что начиналось с такого неба в тот вечер летний,
Что отпылало, остыло небо, но вера жгуча.
Безвестное дерево
Где ты ветвишься сумрачным кровом,
Где затаилось замершим зовом,
Может, удастся нам повидаться
Прежде чем станешь гробом тесовым?
Надо найти мне ствол обреченный,
Вросший корнями в грунт этот черный.
Где, гробовое, шепчешь листвою?
Ищет напрасно твой нареченный.
Вздохом окликни душу родную
В сумерках бора, где я горюю,
Вздохом могучим, перед беззвучьем,
Прежде чем ляжем в землю сырую.
Обговорить бы двум побратимам,
Как уходить путем нелюдимым,
Где суждено им стать перегноем,
Комьями глины, пеплом и дымом.
Может, на синей зыби качаясь,
Ты за плотами к дому причалишь -
Стыд будет мучить, вечный попутчик,
Что ж мы живыми не повстречались.
Или, быть может, рядом мы жили
И оставались оба чужими,
И на безвестном дереве местном
Вырезал кто-то милое имя.
Я отводил бы душу с тобою,
Мучил стихами, тронул мольбою,
Чтобы пробило толщу могилы
Чтобы меня корнями врастило,
Из земляного вырвав настила,
Чтобы сдружило корни и жилы -
И зашумим над ямой постылой.
Может, поднимет нас как ветрило
Вздох, окрыленный тайною силой,
Вечно родною грудью земною,
Раненной в сердце нашей могилой.
СМЕРТЬ НАД ГОЛОВАМИ
Расползается скука по крышам
И сердца цепенеют покорно,
Потому что мы смерть уже слышим,
Зашумела - так тихо и скорбно…
С темных улиц нас гонит денница,
Что-то мучит, не сладим с сердцами.
И никто никому не винится.
Ни полсловом. Почувствуют сами.
И с тобой мы сродни посторонним.
Вдруг - озноб и мурашки по телу…
Снова стихнем. И в памяти тонем.
На прощанье хотя бы словечко!
Разрыдаемся, хватит таиться!
В белом сне онемеем навечно -
И любовь, может, снова приснится.
И припомним, как в горьком похмелье,
Что такими счастливыми были,
Только жить по любви не сумели -
И тоска разбудила в могиле…
Но безрадостно хмурое утро
И тревога находит волнами.
Что-то слышится… тихо и смутно…
Это смерть зашумела над нами.
*
Голодать, утрачивая силы,
Не ходил с протянутой рукою,
И молва меня не поносила.
Не горбатил я за хлеб и воду
Вьючною скотиной у вельможных,
Не пришлось в лихую непогоду
Ночевать к канавах придорожных.
Я всегда исправно и бесстыдно
Ел и пил, обслугой недовольный,
И всегда, чтобы жилось мне сытно,
Надрывался кто-то подневольный.
О грядущем дне меня не грызла,
Загнанного, вечная забота,
И мытарства без конца и смысла
Не смыкались тиною болота.
В судный день восстану я из гроба
Лишь с одной надеждою на милость,
Что весь век над сытою утробой
Голодало сердце и томилось.
ПАТРИОТ
Наше житье земное
В нас отдает сивухой.
Я окрылен пивною,
Я патриот под мухой.
Польской судьбой великой
Впору дурить ребенка.
Горе в корчме размыкай,
Буйная головенка.
При закоптелой лампе
Снятся златые горы.
Где-то батрачат в пампе
Наши конкистадоры.
Смолоду кто позлее
Рад войсковым потехам.
Польше в лицо, хмелея,
Добрым смеюсь я смехом.
В лад и не в лад подольше,
Скрипка в корчме, пиликай.
Нам, непутевым, Польши
Хватит и невеликой.
Пусть себе миссис Гдыня[3]
Бредит заморским торгом.
В праздник со мной и свиньи
Душу отводят с толком.
Нынче с возницей в Кутно
Мы надрались что надо.
Эх ты, мой рай беспутный,
Пьяное Эльдорадо!
Ну а занепогодит,
Слушай, как ветер свищет.
Струны дождя заводят
Злую стихиру нищих.
ИСТОРИЯ
Мелодия перла танком,
Трубя в суровые дали,
А по глухим полустанкам
Слова отупело ждали.
Экспресс сотрясало громом,
В вагоне звенели стекла,
Пока по грязным перронам
Понурое стадо мокло.
Пищали буквы-кубышки,
Животики напрягая,
Галдели слова-мартышки,
Толклись слова-попугаи.
Но тут державная кода
Низверглась όгнем и мечем
И строем погнала с ходу
Размякшие части речи.
И въезд оркестрами славя,
Дворец распахнул ворота.
Министры в полном составе
Приветствуют Гимн Народа.
РЕЦЕПТЫ
1
Возьмите 100 грамм провансаля, горчицы и кваса,
яиц накрошите и ломтик холодного мяса,
нарежьте огурчиков, лука, укропа с иссопом,
смешайте затем и лимонным побрызгайте соком.
Весь секрет -
и готов винегрет.
2
Возьмите коньяк, полбутылки разбавьте портвейном,
а пять неразбавленных рюмок запейте портвейном,
три виски (без соды) и крепкого рома хватив,
залейте перцовкой.
Получится аперитив.
3
Возьмите народ. Размешайте, потом подогрейте.
Плотней нашпигуйте начальством, плакаты расклейте,
подсыпьте немного деньжат. И без лишних затрат
получите электорат.
4
Заварите войну. А продув ее, передохните.
Слейте кровь, подождите чуть-чуть. Заварите опять.
Заготовьте диктатора, лучше троих. Или пять.
Вздуйте цены, снимите навар. И без лишних хлопот
получайте дефолт.
ФРАШКИ[4]
Когда съезжаются злодеи,
Всегда пекутся об Идее.
Навстречу мне рот раззявил
Ученый пес богачей:
«Я песик моих хозяев.
А вы, извините, чей?»
Запев, озирается дева,
Не слышит ли стража на Рейне,
И к каждой концовке припева
Тайком добавляет: «Хайль Гейне!»
АТАКА
«Ура!» - и набычась, как буйволы стадом,
Пригнулись и стелются в бешеном гоне,
Вконец распаленные криком и чадом,
Вперед на штыки! - словно к финишу кони.
Трещат пулеметы рассохшимся треском,
Сминая бегущих, колышется масса,
В лицо что-то шваркнет железом и блеском
И шмякнет на груду кровавого мяса.
Схлестнулись! Кого не скосило картечью,
Те колют, кромсают, свежуют штыками,
То грузно топча требуху человечью,
То мертвые лица давя каблуками.
Спешат отдышаться, в поту после кросса,
Багровые лужи меся сапогами.
И словно в мертвецкой бумажная роза,
В захваченный бруствер втыкается знамя.
1916
УРОК
Учим, дети, речь родную.
На дворе гробы вплотную,
Хоть малы, зато в излишке -
Ваш букварь, приготовишки.
Снег, обугленный местами,
Тает черными крестами,
Над Варшавой мгла багрова.
Чти, сынок, родное слово.
Снежный ветер пляшет лихо,
С ним упырь и упыриха,
Упырят полно повсюду…
Не забудешь? Не забуду.
Не кричи, во сне считая
Страшных птиц ночные стаи.
Поутру в сырой воронке
Откопаешь пол-ручонки.
Привыкай к могильной яме,
Сядь за парту с упырями.
В мир оглохший, в мир проклятый
Войте хором, варшавята!
1939
magazines.russ.ru
Жил себе Слон.Огромный — как слон!Звали его — пан Ян Топотало.Выглядел он, точно как слон,Только ужаснейший был забывала!
Слоновые ноги, походка и хвост,Улыбка слоновая, голос и рост,И хобот слоновый (хотя и не новый),Прекрасные бивни (из кости слоновой),Слоновая туша, слоновые уши,А память — куриная (если не хуже!).
Позвал сослуживцев-слонов на обед.Пришли: «Добрый вечер!»Ни слова в ответ...Забыл — и ушёл!Его пригласила семья КрокодилаНа чашечку чёрного Нильского ила.Забыл! Не пришёл!
Жену свою Слон уважал и любил,Но как её звали, конечно, забыл.Себя самого при знакомстве нередкоОн путал с соседом. И даже с соседкой!И так представлялся: не «Ян Топотало»,А что-нибудь вроде: «Ядвига Болтало!»
Была терпелива жена у Слона,И всё же однажды сказала она:«Или немедленно сходишь к врачу— Или я видеть тебя не хочу!»И пан Топотало сейчас же, без спора,Отправился в город искать — прокурора...
Зашёл к почтальону, к портному, к певцуИ вот на закате попал к кузнецу:«Есть, — объяснил он, — серьёзное дело.Я бы хотелА... Вернее, хотелО...Я бы всю жизнь благодарно вам былО,Если б вы вспомнили, что я забылО?»
Кузнец по Слону молотком постучал,Ко лбу прикоснулся и вдруг закричал:«Какая высокая температура!Всё ясно: нужна вам одна процедура...»И — хлоп!—из бочонка.«Вот так, как сейчас,Проделывать в сутки четырнадцать раз».—«Холодную воду на голову лить?» —«Вот именно. Нужно её закалить.А чтоб не забыли вы, что я сказал,Я узел на хоботе вам завязал».
...Пан Ян Топотало вернулся домой.Жена увидала и в крик: «Боже мой!Ах, что с тобой сделали эти врачи?!»А муж: «Помолчи, — говорит,—не кричи.Я даже не думал встречаться с врачом.А узел — для памяти». — «Правда? О чём?» —«О том, что хотел... что старался... что был...» —«Да где же ты был?» — «Я не помню. Забыл».
Тувим Юлиан. Пан Ян Топотало. М.: Малыш, 1977. — 32 с.Стихи для детей в переводах С. Михалкова, Eл. Благининой, Б. Заходера, В. Левина.Рисунок М. Скобелева.
Оцените статью:Всего голосов 1, средний балл 5
zooclub.ru
| Сделал и прислал Кайдалов Анатолий._____________________ Родился в польской еврейской семье в городе Лодзь. Он очень любил Польшу, любил город, в котором родился. Окончил в Лодзи школу и в 1916—1918 годах изучал юриспруденцию и философию в Варшавском университете.Дебютировал в 1913 г. стихотворением «Просьба», опубликованным в «Варшавском курьере» С 1924 г. Тувим вел еженедельную колонку в газете «Литературные новости». В предвоенные 1930-е годы в стихах Тувима прозвучала резкая критика фашизма. Проведя в эмиграции 1939—1945 гг., он продолжал выступать против фашизма. Перевёл на польский язык разнообразные произведения русской и советской литературы («Слово о полку Игореве», «Горе от ума», поэзию Пушкина, Маяковского, Пастернака). Именем Тувима названы улицы в разных городах Польши, в Лодзи есть памятник Тувиму и его музей. Русским же читателям он более всего известен как детский поэт. Первая книга стихов Юлиана Тувима вышла в 1918 году, за ней последовало более десяти сборников. С каждой новой книгой он завоёвывал всё большее признание и любовь читателей. Кроме оригинальных произведений, Юлиан Тувим создал превосходные переводы произведений русской поэзии. Он перевёл на польский язык «Слово о полку Игореве», стихотворения А. Пушкина, М. Лермонтова, Е. Баратынского, А. К. Толстого, Н. Некрасова, а также произведения многих советских поэтов — В. Маяковского, С. Маршака, М. Светлова и других. В своём творчестве Юлиан Тувим всегда уделял много внимания детям и выпустил несколько сборников стихстворенпй для детей. СОДЕРЖАНИЕ Всё для всех. Перевод Е. Благининой Стол. Перевод С. Маршака Паровоз. Перевод Э. Мошковской Про пана Трулялинского. Перевод Б. Заходера Бамбо. Перевод Е. Благининой Птичье радио. Перевод С. Михалкова Письмо ко всем детям по одному очень важному делу. Перевод С. Михалкова Азбука. Перевод С. Михалкова Словечки-калечки. Перевод С. Михалкова Зося-Самося. Перевод В. Ильиной Опоздавший соловей. Перевод М. Живова О Гришке-врунишке и его тёте. Перевод Е. Благининой Трудный счёт. Перевод Е. Благининой Овощи. Перевод С. Михалкова В самолёте. Перевод А. Эппеля Слон Хоботовскмй. Перевод А. Эппеля Чык. Перевод Е. Благининой Про Янека. Перевод С. Михалкова Где очки? Перевод С. Михалкова Скакалка. Перевод Е. Благининой Пан Малюткин и кашалот. Перевод А. Эппеля Птичий двор. Перевод С. Михалкова Пляска. Перевод Е. Благининой Мороз. Перевод Е. Благининой Дождик. Перевод Е. Благининой Черешни. Перевод Д. Самойлова Деревня. Перевод Д. Самойлова Птица. Перевод Д. Самойлова Речка. Перевод С. Михалкова Два ветра. Перевод Е. Благининой |
sheba.spb.ru
Польский поэт, переводчик, сатирик и страстный антифашист Юлиан Тувим родился в Лодзи 13 сентября 1894 г. Он очень любил Польшу, любил город, в котором родился, — Петраковская улица, базар, гостиница «Савой», фабрики и нищие Валуты: Пусть те восхваляютСорренто, Крым,Кто на красоты падок.А я из Лодзи, и черный дымМне был отраден и сладок. Родился Тувим в мелкобуржуазной интеллигентной еврейской семье, которая вечно колеблется между народными чаяниями и вкусами правящей элиты. Вечное неудовлетворение в душе и путаница в голове. Отец был банковский служащий средней руки, человек по характеру методичный, замкнутый и отрешенный. Мать — моложе его на 15 лет — натура более чуткая, нервическая, с идеальными порывами. Сын перенял от отца методичность, а от матери — артистичность. Родители жили недружно, дом был неуютен, средств мало — вот в такой атмосфере формировался будущий поэт. Поначалу Юлиан увлекся наукой. Хотел быть химиком и алхимиком, но после взрыва в домашней лаборатории переключил свой интерес на марки. Марки — как путешествие по миру. Затем наступило «лингвистическое помешательство»: Тувим увлекся «словесной алхимией» и боготворил слово до конца своей жизни. Первым любимым поэтом стал Леопольд Стафф, и, как признавался Тувим, «в душе все заклокотало от ритмов. Поэзия стала живой. Стихи выскочили из книг и стали бродить по городу». После Стаффа Юлиан Тувим влюбился в поэзию Артюра Рембо. Затем его наставниками стали классики Кохановский и Словацкий; из русских — Пушкин, Блок, позднее — Маяковский. Из прозы на Тувима особое впечатление произвели петербургские повести Гоголя. В 1916 г. Юлиан Тувим поступил на правовой факультет Варшавского университета, затем перевелся на филологический, но курса так и не кончил. Бурная литературная жизнь отвлекла его от образования. Свои первые стихи Тувим опубликовал в студенческом журнале. Вскоре вышла первая книга стихов «Подстерегаю Бога». В 1920 г. выходит вторая — «Пляшущий Сократ», вслед за ней — «Седьмая осень».  |
| Кафе в Варшаве, в котором в межвоенные 1920-30 годы часто собирались польские писатели, политики и другие представители интеллигенции, и в котором очень часто бывал Юлиан Тувим. |
В эмиграции Юлиан Тувим начал колдовать над огромной поэмой «Цветы Польши» — это нечто среднее между «Евгением Онегиным» Пушкина и «Дон Жуаном» Байрона, своеобразная энциклопедия польской жизни.
После возвращения на родину Тувим активно работал, был увлечен театром, выпустил антологию польской поэзии, сборник сатирических произведений «Пером и перышком» много переводил — «Медного всадника» Пушкина, «Горе от ума» Грибоедова, «Кому на Руси жить хорошо» Некрасова, Бальмонта, Брюсова, Блока...
А еще Тувим проявил себя как детский поэт. Есть мнение, что сочинением детских стихов Юлиан Тувим увлёкся случайно. Говорят, что это Владимир Маяковский сагитировал его писать для детей – было это в 1927-м году, во время посещения Варшавы Маяковским. Уж больно увлекательно и заманчиво Маяковский описал Тувиму творчество детского писателя. 
Правда это или нет, теперь уже никто не знает. Тут главное в другом – ведь всего за несколько лет работы из под пера Юлиана Тувима появились на свет: пан Трулялинский, пан Малюткин, слон Хоботовский, и другие персонажи. Детским поэтом Юлиан Тувим был совсем недолго, исключительно в тридцатые годы, и написал за это время примерно полсотни стихотворений для маленьких ребят. Потом началась война, а когда она кончилась, и Тувим вернулся в родную Польшу из долгих странствий эмигранта, не только польские, но и советские дети уже вовсю повторяли:
- Что случилось? Что случилось?- С печки азбука свалилась!..***
- Что стряслось у тёти Вали?- У неё очки пропали!.. ***Кто не знает об артистеТралиславе Трулялинском!А живет он в Припевайске,В переулке Веселинском.С ним и тетка — Трулялетка,И сынишка — Трулялишка,И собачка — Трулялячка, (Стихи Тувима для детей переводили замечательные поэты Сергей Михалков, Елена Благинина, Самуил Маршак, Борис Заходер и др.). Но из всех жанров главный для Тувима все же сатира. Его афоризмы, или «фрашки», пользовались и продолжают пользоваться большим успехом. К примеру, о женщинах: «Добродетельная девица не гонится за женихами. Где это видано, чтобы мышеловка гналась за мышью?» Или: «Как умны были бы женщины, если бы обладали всем тем разумом, который мужчины из-за них потеряли». И последний вздох: «Как жаль, что я не знал вас 20 кг тому назад». Еще в 20-е годы Юлиан Тувим мечтал посетить Советский Союз. Он приехал в Москву весной 1948 г. и с приступом язвы попал в Боткинскую больницу. Подлечившись, уехал домой, так что в Москве он увидел только номер гостиницы в «Национале» да больничную палату в Боткинской. «Безумья капелька запала в мой тусклый мозг игрою радуг», — как-то заметил о своем творчестве Тувим. Он умер в расцвете сил, не успев докончить «Цветы Польши» — 27 декабря 1953 г. Юлиан Тувим сказал: · Поздравления - самая изысканная форма зависти. · Графоман пишет как попало о прекрасных вещах, талант пишет прекрасно о чем попало. · Кровь бывает двух видов: та, что течет в жилах, и та, что вытекает из жил. · Богатство - это сбережения многих в руках одного. · Жизнь - мучение. Лучше бы совсем не родиться. Но такая удача выпадает одному человеку из тысячи. · Радио — чудесная штука: одно движение пальца, и ничего не слышно. · Мозг - устройство, с помощью которого мы думаем, что думаем. ***** Осень возвращается мимозой, Золотистой хрупкой недотрогой. Той девчонкой золотоволосой, Что однажды встретилась дорогой. Твои письма звали издалека И с порога мне благоухали. Задыхаясь, я сбегал с урока, А вдогонку ангелы порхали. Вновь напомнит золото соцветий Тот октябрь – бессмертник легковейный И с тобой, единственной на свете, Поздние те встречи у кофейной. Смутный от надежд и опасений, В парке я выплакивался вербе, И лишь месяц радовал осенний – От мимозы майский – на ущербе. С ним и засыпал я на рассвете, Были сны весенними – и слезы Пахли вербной горечью, как эти Золотые веточки мимозы.*****
Человек, согбенный ношей, Помолчим в ночи, объятой сундук дубовый, Глянем в ночь по-человечьи — Долгим взглядом. Груз тяжел. И хлеб что камень. Помолчим давай. Два камня В тьме безлюдной. Перевод Анны Ахматовой*****
У КРУГЛОГО СТОЛА In wieviel grauen Stunden.. (Песня Шуберта). А может, милая, собраться Хотя бы на день нам в Томашов? Там в тихих сумерках сентябрьских В осеннем золоте тогдашнем, В том белом доме, в белом зале, Что мебелью чужой заставлен, Доскажем, что не досказали В том нашем разговоре давнем. При круглом столике доныне Мы там сидим как неживые. Кто расколдует нас, кто снимет С нас, наконец, те чары злые? Ещё из глаз моих стекает К моим губам ручей солёный, А ты сидишь, не отвечаешь И виноград жуёшь зелёный. Ещё пою тебе я взглядом "Du holde Kunst!", и сердцу больно, Но ехать и прощаться надо, В моей руке твоя безвольна. И уезжаю, оставляю, И повторяя снова, снова, Благословляя, проклинаю.. "Du holde Kunst!" О, если б слово! Тот белый дом стоит как прежде И до сих пор не понимая, Зачем внесли чужие вещи И тишина вошла немая. Но сумрак осени остаться Там должен, тишь, и тени наши......А может, милая, собраться
Хотя бы на день нам в Томашов?cb-rzhev.blogspot.com
ЯнекЖил на свете Янек, Был он недурён. Если знать хотите — Вот что делал он: Ситом черпал воду, Птиц учил летать, Кузнеца просил он Кошку подковать.
Комара увидев, Брался за топор, В лес дрова носил он, А в квартиру — сор.Он зимою строил Домик ледяной: — То-то будет дача У меня весной! В летний, знойный полдень Он на солнце дул. Лошади уставшей Выносил он стул.
Как-то он целковый Продал за пятак. Проще объяснить вам: Янек был чудак!
AB URBE CONDITAНа следующий же день, т. е. Восемнадцатого января тысяча девятьсот сорок пятого года, Когда дымился город, Догорая, как жертвенное животное на священном костре, И только сводимые судорогой ноги свидетельствовали о жизни,
Которая становилась смертью, И дышал горечью гари, словно жертвы Спаленною шерстью, И когда по лестнице дыма Уже в небеса подымалась Варшава, Чтобы дальним прапоколениям В вышине Засиять каким-нибудь жарким созвездьем, Огневою легендой, А здесь пребывать погаснувшим кратером, Жерлом вулкана, до дна истекшего кровью, — Восемнадцатого января тысяча девятьсот сорок пятого года На углу Руин и Конца, На углу Разрушений и Смерти, На углу Развалин и Ужаса, На углу Маршаяковской и Ерусалимской, Что пали друг к другу в пламенные объятья, Прощаясь навеки, обжигаясь поцелуями, — Появилась плотная варшавская бабенка, Бессмертная гражданочка, повязанная шалью, Поставила вверх дном ящик на развалинах, Подперла его метеором — головешкой сгоревшего города — И призвала бессмертия голосом: — Чаю, чаю Со свежим печеньем! — Я не видел ее, но я вижу
Слез бесшумный ручей Из ее, несмотря ни на что, улыбающихся очей. Она могла бы предстать тоскующей Ниобеей, Пророчицей древней, женой Иова, Рахилью, оплакивающей детей, — И так нее бы ей поверили.
Могла бы ведьмой слететь на метле, Или оборотнем в кипящем котле Испепеленного дня — И так же бы ей поверили.
Могла бы стать Петра Великого тенью, — В пафос ямбов построив слова, Сказать, что здесь встанет город из развалин «Назло надменному соседу», — И тоже была бы права... Могла бы на ящике стать монументом В классической позе и продекламировать: «Per me se va nella citta dolente»'. И никто бы не удивился.
А х, могла бы, в конце концов, — Клио не Клио, Ливнем в юбке В столице вымершей сесть на приступке И любым гвоздем на любом кирпиче Нацарапать слова: «От города заложенья...» Но она по-иному: — Чаю, чаю И свежего печенья!
Основоположница! Вестница! Муза! Сегодня в лязге и стуке Варшавы — Это тебе слава!
Нынче каждым положенным камнем каменщик Тебе памятник ставит!
И вся Польша, — гражданочка, бабочка! — Твое бессмертие славит. Гдыньский порт восклицает — слава! Фабрики Лодзи трубят — слава! Заводы и шахты Силезии — слава! Вроцлав — город воеводский — слава! слава! Щецин — город воеводский — слава! слава! Слава королеве в короне развалин, Имя которой — Варшава!
КВАРТИРАТут всё не наяву: И те цветы, что я зову живыми, И вещи, что зову моими, И комнаты, в которых я живу; Тут всё не наяву, И я хожу шагами не моими, — Я не ступаю, а сквозь сон плыву.
Из бесконечности волною пенной Меня сюда забросил океан. Едва прилягу на диван — Поток минувшего умчит меня мгновенно. Засну — и окажусь на дне. Проснусь — и сквозь редеющий туман Из темных снов доносится ко мне Извечный, грозный гул вселенной.
ВЕТЕРОКВетерок в тиши повеял Легкокрылый. Над рекою одиноко Я стою.
Я не знаю — что творится, Жизнь застыла. Цепенею, предаваясь Бытию.
То смятенье, что мне душу охватило, Узнаю.
Что-то в воздухе метнулось, Отступило.
Так же было пред бездонным Первым днем.
Чей-то лик пучина отразила. Веет легкокрылый.
Вечность близится незавершенным Сном.
Как бы жизнь мое начало ни таила — Я узнал о нем.
--------------------------------------------------------------------------------
ОДИССЕЙНочь ослепла от ливня, бушует чернильная пена, Небеса расхлестались, и льются на землю помои. О друзья, не пускайте, вяжите меня бечевою — Там, в саду, так протяжно, так страшно распелась сирена.
Словно ящерка вьется, двугрудая, скользкая, длинная, В разоренном кустарнике, брошенном в окна туманом.
Чтоб не слышал я пенья, мне уши замажьте хоть глиною, Хочет музою стать, все твердит мне о дивном, о странном.
В пене встал океан, будто конь, перепуганный громом, Тучи — зубрами в пуще, смятенное небо заржало. Я — шальной мореплаватель, бездна бушует над домом,
Сад свихнулся от пенья, пришел в исступленье от жалоб.
Понесло меня, Ноя, Улисса, -забросило в омут, В даль кипящих путей и в мое человечье хожденье. Дева-песенница — лунным светом течет ее пенье,
Сладкой жалобой льется, струится и тает истомой.
Пусть мне кто-нибудь добрый монеты на очи положит, Самый добрый — пускай мне отравленный кубок протянет,
Встань, моя Пенелопа, склонись у последнего ложа, Я вернулся к тебе — и опять меня в странствия манит.
Видишь? В окнах она все поет и все так же ярится, И глаза не отвесть от чешуйчатого наважденья. Слышишь? В паводок манит жестокая эта певица Зовом первой любви, от которого нету спасенья.
Океан принесла, чтобы выл под моими стенами,
Повелела небесным громам грохотать надо мною. И поет все грозней, потому что любовь между нами,
Чтоб навеки забыл я мечту о домашнем покое.
В сад откройте окно, там деревья кричат бесновато, Как утопленник в песнь поплыву, поплыву безрассудно! Пусть сорвется мой дом с якорей и помчится, как судно!
О жена! О друзья! Мне поистине нету возврата!
www.jewage.org
Сценарий праздника «Юбилей поэта. Юлиану Тувиму – 120»
Начинается праздник с зачитывания письма ко всем детям по одному очень важному делу. … Ваш Тувим .
Кто такой Тувим? (Ответы детей.)
Слайд 1. В сентябре этого года отмечался юбилей польского мастера слова Ю. Тувима – 120 лет со дня рождения.
Слайд 2. А родился Юлиан в польском городе Лодзь, там же он окончил школу и учился в Варшавском университете. С 17 лет занялся литературным творчеством. Писал стихи на родном языке. Именно лирическими произведениями он и прославил себя на родине.
Поэт Юлиан Тувим был также переводчиком. Он познакомил польских читателей с произведением древнерусской литературы «Слово о полку Игореве», комедией в стихах «Горе от ума» Грибоедова, с творчеством Пушкина, Пастернака и Маяковского.
Слайд 3. А Самуил Маршак , Сергей Михалков и Борис Заходер переводили детские стихотворения Юлиана Тувима на русский язык . И сегодня на нашем празднике вы услышите эти стихи.
Например, удивительная, чудесная Азбука в переводе Михалкова, где каждая буква – это отдельный образ, со своей уникальной формой. Исполнители: Арина, Настя, Лёня, Павел, Слава.
В книге стихов С.Маршака вам наверняка попадется удивительное поэтическое стихотворение «Стол», где автор воспевает красоту труда, любовь к труду. Исполнитель: София Н. Близко к этой теме и произведение — «Все для всех» в переводе Е. Благининой.
Всё для всех
Каменщик строит жилища,
Платье – работа портного.
Но ведь портному работать
Негде без тёплого крова.
Каменщик был бы раздетым,
Если б умелые руки
Вовремя не смастерили
Фартук, и куртку, и брюки.
Пекарь сапожнику к сроку
Сшить сапоги поручает.
Ну а сапожник без хлеба
Много ль нашьёт, натачает?
Стало быть, так и выходит,
Всё, что мы делаем, нужно.
Значит, давайте трудиться
Честно, усердно и дружно.
Ещё одно стихотворение, о результатах труда, о пользе каждого, вы сейчас услышите и увидите. «Овощи» в переводе Михалкова. Исполнители: Вика С., Вика М., Саша Ш., Никита, Павел, Леонид, Аня У. Читают Соня С, Соня А., Милана.
А главный труд для школьника – это учеба! Посмотрите и послушайте историю, которая однажды произошла с мальчиком по имени Ежи. Словечки-калечки. Исполнители: Саша Р., Соня М., Ангелина, Вероника, Стас.
Чему научила история? Внимательно относится к каждому слову. И тогда, возможно, станешь мастером слова, таким как Тувим.
Ну а если вовремя не взяться за ум, можно стать Янеком из стихотворения «Про Янека».
Конечно, не обошел вниманием поэт и тему природы. Шуточная путанная песенка про утят в исполнении Даши. А сейчас предлагаю вам послушать «Птичье радио». Исполняет Анна Ш.
И ещё стихотворение о природе «Речка», читает Илья.
Слайд 4. В родном городе поэта — Лодзь — есть памятник Тувиму «Скамейка Тувима». Можно присесть рядом с поэтом и почитать его стихи.
Отзыв родителей, присутствующих на празднике
Приложение
ПИСЬМО ко всем детям по одному очень важному делу
Дорогие мои дети!
Я пишу вам письмецо:
Я прошу вас, мойте чаще
Ваши руки и лицо.
Всё равно какой водою:
Кипячёной, ключевой.
Из реки, иль из колодца,
Или просто дождевой!
Нужно мыться непременно
Утром, вечером и днём-
Перед каждою едою,
После сна и перед сном!
Тритесь губкой и мочалкой!
Потерпите - не беда!
И чернила и варенье
Смоют мыло и вода.
Дорогие мои дети!
Очень, очень вас прошу:
Мойтесь чище, мойтесь чаще -
Я грязнуль не выношу.
Не подам руки грязнулям,
Не поеду в гости к ним!
Сам я моюсь очень часто.
До свиданья! Ваш Тувим.
infourok.ru
Тувим Юлиан
13.09.1894, г. Лодзь — 27.12.1953, г. Закопане польский поэт
Семья Тувимов жила в Лодзи на улице Св.Анджея в доме № 40 небогато и невесело. Однако о прошедшем времени своего детства Юлиан Тувим потом написал:
| В ту пору был я счастливей всех,А теперь — я просто счастливый. «Тогда» (пер. Д.Самойлова) Там я прежний — в альбоме для марок,На картинках, на марках почтовых,В самоделках и детских обновах,В чёрной магии, в том уголочке,Где гвоздочки, железки, колечки,Где в тетрадях слова и словечкиЭкзотических стран и наречий —Сброд словесный, базар человечий.«Детство» (пер. Д.Самойлова) |
Мальчиком он коллекционировал марки и бабочек («Крапинки, каёмки, точки, метки, вырезы на крыльях, как на лире…») и, наравне с этим, составлял какие-то лексиконы, привыкал отыскивать корневища и завязи слов: зелень, жёлчь, злато, злак… Он увлекался астрономией, химией и алхимией. Опыты над словами, рифмами, ритмами, строфами он будет проводить неустанно, ощущая себя и экспериментатором, и фокусником. Он с лёгкостью помещает в стихотворную строку как математическую формулу, так и латинский фрагмент «Записок о галльской войне» Юлия Цезаря. Примечательно, что первая публикация Тувима состоялась в эсперантистском журнале: перевод двух стихотворений Леопольда Стаффа на язык эсперанто. Но виртуозного обращения со словом недостаточно для того, чтобы быть поэтом.
| С криком «Багдад!» просыпается мальчик нежданно.Он подбегает к окну. Средь зелёного светаМесяц стоит. На обоях, спросонок,Сон колобродит, кривя и ломая предметы…И заплакал ребёнок… Бедный, бедный ребёнок!..Ибо слушайте, запоминайте,Так предрешено Господней властью:Тот, кто словом вторгся в сновиденье,Никогда не испытает счастья! |
«Багдад, или О будущем поэте».Стихотворение с цитатой из А.Мицкевича(пер. Е.Полонской)
В Тувиме не без противоречий уживались жизнелюб и страдалец, трагик и комедиант. Его ранние стихотворные сборники назывались «Подстерегаю Бога» и «Пляшущий Сократ», более поздние — «Чернолесье», «Цыганская библия», «Пылающая сущность». Свои сатирические и «кабаретные» стихи он в них не включал. Да, молодой Тувим в Лодзи и в Варшаве сочинял песенки и скетчи для кабаре. Для варшавского театра «Новая комедия» он вольно инсценировал «Шинель» Гоголя. В тридцатые годы он писал стихи для маленьких детей, играя словами, как вздумается:
| Даже мышки, даже мушкиРаспевают: «Тру-ля-люшки!»В Припевайске весь народПрипеваючи живет. |
«Про пана Трулялинского» (пер. Б.Заходера)
Тувим говорил: «У меня филологическое мировоззрение». Он перевёл на польский язык «Слово о полку Игореве», «Медного всадника» и «Евгения Онегина», «Кому на Руси жить хорошо», «Горе от ума», «Ревизора», «Облако в штанах». Он переводил также с французского — Рембо, с английского — Лонгфелло и Уитмена, с классической латыни — Горация. Как исследователь и библиограф он составил антологии польской фантастической новеллы и польской поэзии XIX века и такие удивительные, как «Чары и черти в Польше и хрестоматия чернокнижия», «Польский словарь пьяниц и вакхическая антология», «Четыре века польской фрашки» (фрашка — шутка, безделка), «Пегас дыбом, или Поэтический паноптикум» (антология литературных курьёзов).Из эмиграции, а в годы Второй Мировой войны Тувим жил во Франции, в Португалии, Бразилии и США, он привёз на родину начало поэмы «Цветы Польши». Сочинив около девяти тысяч строк, закончить поэму Тувим всё-таки не успел. В первую годовщину его смерти польский поэт и прозаик Ярослав Ивашкевич в статье о «Цветах Польши» написал: «Можно без конца слушать эти знакомые всем, живые ритмы, устремленные вперёд, вперёд, — и в образе садовника, вяжущего букет, мы узнаём этого умершего год назад чародея. Потому что
| …Он знает,Как подобрать цветы; вставляетЕщё цветок то там, то тутИ стебелёк вплетая в жгут,Оттенок новый добавляет.Отложит, взглянет, вновь возьмёт.Стебли он движет, словно спицы,Подымет, повернёт — и вотВся форма заново родится.Из-под густых бровей глядит,Как переливы красок громки.И, кончик липовой тесёмкиЗажав во рту, молчит, творит». |
(Стихи Ю.Тувима из «Цветов Польши»в пер. Н.Чуковского)
«Юлиан Тувим был поэтом вдохновенным, сложным и наивным, большим мастером, чистейшей душой».
Илья Эренбург
СТИХИ: Пер. с польск. — М.: Худож. лит., 1965. — 415 с. Содерж.: Разделы: Подстерегаю Бога; Пляшущий Сократ; Седьмая осень; Четвертый том стихов; Слова в крови; Чернолесье; Цыганская библия; Пылающая сущность; Из уцелевших стихов; Из новых стихов; Стихи разных лет; Ярмарка рифм: Сатирические стихи; Стихи для детей. СТИХОТВОРЕНИЯ: Пер. с польск. — М.: Худож. лит., 1982. — 175 с. Миниатюрное издание. ЦВЕТЫ ПОЛЬШИ: Фрагменты поэмы / Пер. с польск. Н.Чуковского. — М.: Худож. лит., 1971. — 92 с.
- СТИХИ ДЛЯ ДЕТЕЙ -
ПАН ЯН ТОПОТАЛО: Стихи для детей / В пер. С.Михалкова и др.; Рис. М.Скобелева. — М.: Малыш, 1977. — 28 с.: ил. ПАРОВОЗ / Пересказ с польск. Э.Мошковской; Рис. Н.Цейтлина. — М.: Дет. лит., 1979. — 14 с.: ил. — (Для маленьких). ПИСЬМО КО ВСЕМ ДЕТЯМ ПО ОДНОМУ ОЧЕНЬ ВАЖНОМУ ДЕЛУ: Стихи / Сост. и авт. послесл. В.Приходько; Рис. Е.Монина. — М.: Малыш, 1979. — 94 с.: ил. ПТИЧЬЕ РАДИО / Пер. С.Михалков; Нарисовал Л.Казбеков. — М.: Малыш, 1992. — 16 с.: ил. СЛОН ХОБОТОВСКИЙ / Пер. с польск. А.Эппель; Рисовал Ф.Лемкуль. — М.: Дет. лит., 1972. — 25 с.: ил.
Бегак Б.А. В Веселинском переулке // Бегак Б.А. За горами, за морями. — М.: Дет. лит., 1982. — С. 73-85. Брандис Е. Стихи Ю.Тувима для детей // Брандис Е. От Эзопа до Джанни Родари. — М.: Дет. лит., 1980. — С. 245-248. Живов М.С. Юлиан Тувим: Очерк жизни и творчества. — М.: Детгиз, 1960. — 136 с. Ивашкевич Я. «Цветы Польши» // Ивашкевич Я. Люди и книги: Статьи, эссе: Пер. с польск. — М.: Радуга, 1987. С. 43-45. Приходько В. Из рассказов о Юлиане Тувиме // Тувим Ю. Письмо ко всем детям по одному очень важному делу. — М.: Малыш, 1979. — С. 88-93. Самойлов Д. Юлиан Тувим // Тувим Ю. Стихи. — М.: Худож. лит., 1965. — С. 5-34. Тувим И. Лодзинские времена: Из книги Ирены Тувим [сестры поэта] // Детская литература. — 1969. — № 10. — С. 60-63.
bibliogid.ru
|
|
|
|
|
|
