Стихи про горы: читать популярные, лучшие, красивые стихотворения поэта классика на сайте РуСтих о любви и Родине, природе и животных, для детей и взрослых. Если вы не нашли желаемый стих, поэта или тематику, рекомендуем воспользоваться поиском вверху сайта.
rustih.ru
Уж в горах солнце исчезает,В долинах всюду мертвый сон,Заря, блистая, угасает,Вдали гудит протяжный звон,Покрыто мглой туманно поле,Зарница блещет в небесах,В долинах стад не видно боле,Лишь серны скачут на холмах.И серый волк бежит чрез горы;Его свирепо блещут взоры.В тени развесистых дубовВлезает он в свою берлогу.За ним бежит через дорогуС ружьем охотник, пара псовНа сворах рвутся с нетерпенья;Все тихо; и в глуши лесов
Не слышно жалобного пеньяПустынной иволги; лишь тамВесенний ветерок играет,Перелетая по кустам;В глуши кукушка занывает;И на дупле как тень сидитПолночный ворон и кричит.Меж диких скал крутит, сверкаетПодале Терек за горой;Высокий берег подмывает,Крутяся, пеною седой.Одето небо черной мглою,В тумане месяц чуть блестит;Лишь на сухих скалах травоюПолночный ветер шевелит.На холмах маяки блистают;Там стражи русские стоят;Их копья острые блестят;Друг друга громко окликают:"Не спи, казак, во тьме ночной;Чеченцы ходят за рекой!"Но вот они стрелу пускают,Взвилась! -- и падает казакС окровавленного кургана;В очах его смертельный мрак:Ему не зреть родного Дона,Ни милых сердцу, ни семью:Он жизнь окончил здесь свою.
В густом лесу видна поляна,Чуть освещенная луной,Мелькают, будто из тумана,Огни на крепости большой.Вдруг слышен шорох за кустами,Въезжают несколько людей;Обкинув все кругом очами,Они слезают с лошадей.На каждом шашка,за плечами Ружье заряжено висит,Два пистолета, борзы кони;По бурке на седле лежит.Огонь черкесы зажигают,И все садятся тут кругом;Привязанные к деревамВ лесу кони траву щипают,Клубится дым, огонь трещит,Кругом поляна вся блестит.
Один черкес одет в кольчугу,Из серебра его наряд,Уздени вкруг него сидят;Другие ж все лежат по лугу.Иные чистят шашки острыИль навостряют стрелы быстры.Кругом все тихо, все молчит.Восстал вдруг князь и говорит:"Черкесы, мой народ военный,Готовы будьте всякий час,На жертву смерти -- смерти славнойНе всяк достоин здесь из вас.Взгляните: в крепости высокойВ цепях, в тюрьме, мой брат сидит,В печали, в скорби, одинокой,Его спасу иль мне не жить.Вчера я спал под хладной мглойИ вдруг увидел будто брата,Что он стоял передо мной --И мне сказал: "Минуты трата,И я погиб, -- спаси меня";Но призрак легкий вдруг сокрылся;С сырой земли поднялся я;Его спасти я устремился;И вот ищу и ночь и день;И призрак легкий не являлсяС тех пор, как брата бледна теньМеня звала, и я старалсяЕго избавить от оков;И я на смерть всегда готов!Теперь, клянуся Магометом,Клянусь, клянуся целым светом!..Настал неизбежимый час,Для русских смерть или мученьеИль мне взглянуть в последний разНа ярко солнце восхожденье".Умолкнул князь.И все трикратно Повторили его слова:"Погибнуть русским невозвратноИль с тела свалится глава".
Восток, алея, пламенеет,И день заботливый светлеет.Уже в селах кричит петух;Уж месяц в облаке потух.Денница, тихо поднимаясь,Златит холмы и тихий бор;И юный луч, со тьмой сражаясь,Вдруг показался из-за гор.Колосья в поле под серпамиЛожатся желтыми рядами.Все утром дышит; ветерокИграет в Тереке на волнах,Вздымает зыблемый песок.Свод неба синий тих и чист;Прохлада с речки повевает,Прелестный запах юный листС весенней свежестью сливает.Везде, кругом сгустился лес,Повсюду тихое молчанье;Струей, сквозь темный свод древесПрокравшись, дневное сияньеВерхи и корни золотит.Лишь ветра тихим дуновеньемСорван листок летит, блестит,Смущая тишину паденьем.Но вот, приметя свет дневной,Черкесы на коней садятся,Быстрее стрел по лесу мчатся,Как пчел неутомимый рой,Сокрылися в тени густой.
О, если б ты, прекрасный день,Гнал так же горесть, страх, смятенья,Как гонишь ты ночную теньИ снов обманчивых виденья!Заутрень в граде дальний звонПо роще ветром разнесен;И на горе стоит высокойПрекрасный град, там слышен громкийСтук барабанов, и войска,Закинув ружья на плеча,Стоят на площади. И в парадеНарод весь в праздничном нарядеИдет из церкви. Стук карет,Колясок, дрожек раздается;На небе стая галок вьется;Всяк в дом свой завтракать идет;Там - тихо ставни растворяют;Там по улице гуляютИль идут войско посмотретьВ большую крепость. Но чернетьУж стали тучи за горами,И только яркими лучамиБлистало солнце с высоты;И ветр бежал через кусты.Уж войско хочет расходиться ,В большую крепость на горе;Но топот слышен в тишине.
Вдали густая пыль клубится.И видят, кто-то на конеС оглядкой боязливой мчится.Но вот он здесь уж, вот слезает;К начальнику он подбегаетИ говорит: "Погибель нам!Вели готовиться войскам;Черкесы мчатся за горами,Нас было двое, и за намиОни пустились на конях.Меня объял внезапный страх;Насилу я от них умчался;Да конь хорош, а то б попался".
Начальник всем полкам велелСбираться к бою, зазвенелНабатный колокол; толпятся,Мятутся, строятся, делятся;Вороты крепости сперлись.Иные вихрем понеслисьОстановить черкесску силуИль с славою вкусить могилу.И видно зарево кругом;Черкесы поле покрывают,Ряды, как львы, перебегают;Со звоном сшибся меч с мечом;И разом храброго не стало.Ядро во мраке прожужжало,И целый ряд бесстрашных пал;Но все смешались в дыме черном.Здесь бурный конь с копьем вонзенным,Вскочивши на дыбы, заржал,Сквозь русские ряды несется,Упал на землю, сильно рвется,Покрывши всадника собой,Повсюду слышен стон и вой.Пушек гром везде грохочет;А здесь изрубленный геройВоззвать к дружине верной хочет;И голос замер на устах.Другой бежит на поле ратном;Бежит, глотая пыль и прах;Трикрат сверкнул мечом булатным,И в воздухе недвижим меч;Звеня, падет кольчуга с плеч;Копье рамена прободает,И хлещет кровь из них рекой.Несчастный раны зажимаетХолодной, трепетной рукой.Еще ружье свое он ищет;Повсюду стук, и пули свищут;Повсюду, слышен пушек вой;Повсюду смерть и ужас мещетВ горах, и в долах, и в лесах;Во граде жители трепещут;И гул несется в небесах.Иный черкеса поражает;Бесплодно меч его сверкает.Махнул еще; его рука,Подъята вверх, окостенела.Бежать хотел. Его ногаДрожит недвижима, замлела;Встает и пал. Но вот несетсяНа лошади черкес лихойСквозь ряд штыков; он сильно рветсяИ держит меч над головой;Он с казаком вступает в бой;Их сабли остры ярко блещут;Уж лук звенит, стрела трепещет;Удар несется роковой.Стрела блестит, свистит, мелькаетИ вмиг казака убивает.Но вдруг, толпою окружен,Копьями острыми пронзен,Князь сам от раны издыхает;Падет с коня -- и все бегутИ бранно поле оставляют.Лишь ядры русские ревутНад их, ужасно, головой.Помалу тихнет шумный бои.Лишь под горами пыль клубится.Черкесы побежденны мчатся,Преследоваемы толпойСынов неустрашимых Дона,Которых Рейн, Лоар и РонаВидали на своих брегах,Несут за ними смерть и страх.
Утихло все: лишь изредкаУслышишь выстрел за горою;Редко видно казака,Несущегося прямо к бою,И в стане русском уж покой.Спасен и град, и над рекойМаяк блестит, и сторож бродит,В окружность быстрым оком смотритИ на плече ружье несет.Лишь только слышно: "Кто идет",Лишь громко "слушай" раздается;Лишь только редко пронесетсяЛихой казак чрез русский стан.Лишь редко крикнет черный вранГолодный, трупы пожирая;Лишь изредка мелькнет, блистая,Огонь в палатке у солдат.И редко чуть блеснет булат,Заржавый от крови в сраженье,Иль крикнет вдруг в уединеньеБлиз стана русский часовой;Везде господствует покой.
stihi-klassikov.ru
Загрузка... КАВКАЗ
Хотя я судьбой на заре моих дней, О южные горы, отторгнут от вас, Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз: Как сладкую песню отчизны моей, Люблю я Кавказ.
В младенческих летах я мать потерял. Но мнилось, что в розовый вечера час Та степь повторяла мне памятный глас. За это люблю я вершины тех скал, Люблю я Кавказ.
Я счастлив был с вами, ущелия гор, Пять лет пронеслось: всё тоскую по вас. Там видел я пару божественных глаз; И сердце лепечет, воспомня тот взор: Люблю я Кавказ!..
Михаил Лермонтов. 1830
Кавказ! далекая страна!
Кавказ! далекая страна! Жилище вольности простой! И ты несчастьями полна И окровавлена войной!.. Ужель пещеры и скалы Под дикой пеленою мглы Услышат также крик страстей, Звон славы, злата и цепей?.. Нет! прошлых лет не ожидай, Черкес, в отечество свое: Свободе прежде милый край Приметно гибнет для нее.
Михаил Лермонтов
***▼▼ Казачья колыбельная песня
Спи, младенец мой прекрасный, Баюшки-баю. Тихо смотрит месяц ясный В колыбель твою. Стану сказывать я сказки, Песенку спою; Ты ж дремли, закрывши глазки, Баюшки-баю.
По камням струится Терек, Плещет мутный вал; Злой чечен ползет на берег, Точит свой кинжал; Но отец твой старый воин, Закален в бою: Спи, малютка, будь спокоен, Баюшки-баю.
Сам узнаешь, будет время, Бранное житье; Смело вденешь ногу в стремя И возьмешь ружье. Я седельце боевое Шелком разошью… Спи, дитя мое родное, Баюшки-баю.
Богатырь ты будешь с виду И казак душой. Провожать тебя я выйду — Ты махнешь рукой… Сколько горьких слез украдкой Я в ту ночь пролью!.. Спи, мой ангел, тихо, сладко, Баюшки-баю.
Стану я тоской томиться, Безутешно ждать; Стану целый день молиться, По ночам гадать; Стану думать, что скучаешь Ты в чужом краю… Спи ж, пока забот не знаешь, Баюшки-баю.
Дам тебе я на дорогу Образок святой: Ты его, моляся богу, Ставь перед собой; Да, готовясь в бой опасный, Помни мать свою… Спи, младенец мой прекрасный, Баюшки-баю.
Михаил Лермонтов
***▼▼ Кинжал
Люблю тебя, булатный мой кинжал, Товарищ светлый и холодный. Задумчивый грузин на месть тебя ковал, На грозный бой точил черкес свободный.
Лилейная рука тебя мне поднесла В знак памяти, в минуту расставанья, И впервый раз не кровь вдоль по тебе текла, Но светлая слеза — жемчужина страданья.
И черные глаза, остановясь на мне, Исполненны таинственной печали, Как сталь твоя при трепетном огне, То вдруг тускнели, то сверкали.
Ты да мне в спутники, любви залог немой, И страннику в тебе пример не бесполезный: Да, я не изменюсь и буду тверд душой, Как ты, как ты, мой друг железный.
Михаил Лермонтов
***▼▼ Прощай, немытая Россия
Прощай, немытая Россия, Страна рабов, страна господ, И вы, мундиры голубые, И ты, им преданный народ.
Быть может, за стеной Кавказа Укроюсь от твоих пашей, От их всевидящего глаза, От их всеслышащих ушей.
Михаил Лермонтов
***▼▼ Тамара
В глубокой теснине Дарьяла, Где роется Терек во мгле, Старинная башня стояла, Чернея на черной скале.
В той башне высокой и тесной Царица Тамара жила: Прекрасна, как ангел небесный, Как демон, коварна и зла.
И там сквозь туман полуночи Блистал огонек золотой, Кидался он путнику в очи, Манил он на отдых ночной.
И слышался голос Тамары: Он весь был желанье и страсть, В нем были всесильные чары, Была непонятная власть.
На голос невидимой пери Шел вони, купец и пастух: Пред ним отворялися двери, Встречал его мрачный евнух.
На мягкой пуховой постели, В парчу и жемчуг убрана, Ждала она гостя… Шипели Пред нею два кубка вина. Сплетались горячие руки, Уста прилипали к устам, И странные, дикие звуки Всю ночь раздавалися там.
Как будто в ту башню пустую Сто юношей пылких и жен Сошлися на свадьбу ночную, На тризну больших похорон.
Но только что утра сиянье Кидало свой луч по горам, Мгновенно и мрак и молчанье Опять воцарялися там.
Лишь Терек в теснине Дарьяла, Гремя, нарушал тишину; Волна на волну набегала, Волна погоняла волну;
И с плачем безгласное тело Спешили они унести; В окне тогда что-то белело, Звучало оттуда: прости.
И было так нежно прощанье, Так сладко тот голос звучал, Как будто восторги свиданья И ласки любви обещал.
Михаил Лермонтов
***▼▼ Хаджи Абрек 1833-1834
Велик, богат аул Джемат, Он никому не платит дани. Его стена — ручной булат, Его мечеть — на поле брани. Его свободные сыны В огнях войны закалены, Дела их громки по Кавказу, В народах дальних и чужих, И сердца русского ни разу Не миновала пуля их.
***▼▼ Кавказский пленник
В большом ауле, под горою, Близ саклей дымных и простых, Черкесы позднею порою Сидят — о конях удалых Заводят речь, о метких стрелах, О разоренных ими селах; И с ними как дрался казак, И как на русских нападали, Как их пленили, побеждали. Курят беспечно свой табак, И дым, виясь, летит над ними, Иль, стукнув шашками своими, Песнь горцев громко запоют.
Иные на коней садятся, Но перед тем как расставаться, Друг другу руку подают.
Меж тем черкешенки младые Взбегают на горы крутые И в темну даль глядят — но пыль Лежит спокойно по дороге; И не шелохнется ковыль, Не слышно шума, ни тревоги. Там Терек издали кружит, Меж скал пустынных протекает И пеной зыбкой орошает Высокий берег; лес молчит; Лишь изредка олень пугливый Через пустыню пробежит; Или коней табун игривый Молчанье дола возмутит.
***▼▼ Черкесы
Уж в горах солнце исчезает, В долинах всюду мертвый сон, Заря блистая угасает, Вдали гудит протяжный звон, Покрыто мглой туманно поле, Зарница блещет в небесах, В долинах стад не видно боле, Лишь серны скачут на холмах. И серый волк бежит чрез горы; Его свирепо блещут взоры. В тени развесистых дубов Влезает он в свою берлогу. За ним бежит через дорогу С ружьем охотник, пара псов На сворах рвутся с нетерпенья; Все тихо; и в глуши лесов Не слышно жалобного пенья Пустынной иволги; лишь там Весенний ветерок играет, Перелетая по кустам; В глуши кукушка занывает; И на дупле как тень сидит Полночный ворон и кричит. Меж диких скал крутит, сверкает Подале Терек за горой; Высокий берег подмывает, Крутяся, пеною седой. 18:54
***▼▼ Каллы (Черкесская повесть) 1830-1831
1
«Теперь настал урочный час, И тайну я тебе открою. Мои советы — божий глас; Клянись им следовать душою. Узнай: ты чудом сохранен От рук убийц окровавленных, Чтоб неба оправдать закон И отомстить за побежденных; И не тебе принадлежат Твои часы, твои мгновенья; Ты на земле орудье мщенья, Палач, — а жертва Акбулат! Отец твой, мать твоя и брат, От рук злодея погибая, Молили небо об одном: Чтоб хоть одна рука родная За них разведалась с врагом! Старайся быть суров и мрачен, Забудь о жалости пустой, — На грозный подвиг ты назначен Законом, клятвой и судьбой. За все минувшие злодейства Из обреченного семейства
Ты никого не пощади, — Ударил час их истребленья! Возьми ж мои благословенья, Кинжал булатный — и поди!» — Так говорил мулла жестокий, И кабардинец черноокий Безмолвно, чистя свой кинжал, Уроку мщения внимал. Он молод сердцем и годами, Но, чуждый страха, он готов Обычай дедов и отцов Исполнить свято над врагами; Он поклялся — своей рукой Их погубить во тьме ночной.
2
Уж день погас. Угрюмо бродит Аджи вкруг сакли… И давно В горах всё тихо и темно; Луна как желтое пятно Из тучки в тучку переходит, И ветер свищет и гудёт. Как призрак, юноша идет Теперь к заветному порогу; Кинжал из кожаных ножон Уж вынимает понемногу… И вдруг дыханье слышит он! Аджи не долго рассуждает: Врагу заснувшему он в грудь Кинжал без промаха вонзает И в ней спешит перевернуть. Кому убийцей быть судьбина Велит — тот будь им до конца; Один погиб; но с кровью сына Смешать он должен кровь отца. Пред ним старик: власы седые! Черты открытого лица Спокойны, и усы большие Уста закрыли бахромой! И для молитвы сжаты руки! Зачем ты взор потупил свой, Аджи? Ты мщенья слышишь звуки!
Ты слышишь!.. То отец родной! И с ложа вниз, окровавленный, Свалился медленно старик, И стал ужасен бледный лик, Лобзаньем смерти искаженный; Взглянул убийца молодой… И жертвы ищет он другой! Обшарил стены он, чуть дышит, Но не ветре‹чает› ничего— И только сердца своего Биенье трепетное слышит. Ужели все погибли? нет! Ведь дочь была у Акбулата! И ждет ее в семнадцать лет Судьба отца и участь брата… И вот луны дрожащий свет Проникнул в саклю, озаряя Два трупа на полу сыром И ложе, где роскошным сном Спала девица молодая. 06
***▼▼ Кавказ
Кавказ подо мною. Один в вышине Стою над снегами у края стремнины: Орел, с отдаленной поднявшись вершины, Парит неподвижно со мной наравне. Отселе я вижу потоков рожденье И первое грозных обвалов движенье.
Здесь тучи смиренно идут подо мной; Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады; Под ними утесов нагие громады; Там ниже мох тощий, кустарник сухой; А там уже рощи, зеленые сени, Где птицы щебечут, где скачут олени.
А там уж и люди гнездятся в горах, И ползают овцы по злачным стремнинам, И пастырь нисходит к веселым долинам, Где мчится Арагва в тенистых брегах, И нищий наездник таится в ущелье, Где Терек играет в свирепом веселье;
Играет и воет, как зверь молодой, Завидевший пищу из клетки железной; И бьется о берег в вражде бесполезной И лижет утесы голодной волной… Вотще! нет ни пищи ему, ни отрады: Теснят его грозно немые громады.
Александр Пушкин
***▼▼ Горы Кавказа
Вуаль прозрачных облаков Скользит по склонам безмятежно, Вершины легкий свой покров В ущелье сбросили небрежно, Во всем величии предстал Пред нами гордый лик Кавказа. Священный трепет испытал Любой, когда открылись глазу Хребты, вершины, ледники, Поросшие лесами скалы, Блеск водопадов, гул реки, Бегущей к морю с перевала. Платаны, грабы создают Густую тень, маня прохладой. Очарованье и уют… Как хорошо! Покой, отрада… Цветет каштан. И ветерок Доносит свежий запах моря. А море плещется у ног, Лаская скалы в такт прибоя…
Ольга Чуенкова
***▼▼ Горная река
С вершин, что спят за облаками, От ледников, по склонам гор, Бежит река между камнями, Стремится к морю на простор. Волной струится средь расщелин, Преград не зная на пути, Склон режет пропастью ущелий И водопадом вниз летит. Фонтаном брызг блестит, играя, Прохладой манит в летний зной, В лесах от взгляда ускользает, В пещерах прячется порой. Коварен нрав у речки горной: В жару ручей журчит средь скал, Потоком мощным, непокорным В сезон дождей бушует вал. Ущелье узкое ей тесно, И, полноводна, глубока, Меняя русло, ищет место Для быстрых вод своих река.
Ольга Чуенкова
***▼▼ Кавказу.
Кавказ! далекая страна! Жилище вольности простой! И ты несчастьями полна И окровавлена войной!… Ужель пещеры и скалы Под дикой пеленою мглы Услышат также крик страстей, Звон славы, злата и цепей?.. Нет!прошлых лет не ожидай, Черкес, в отечество свое: Свободе прежде милый край Приметно гибнет для нее.
Михаил Лермонтов 23
***▼▼ Кавказ! О! Как могуч ты! Как велик! Божественны твои леса и горы! Как много я могу узнать Лишь посмотреть на небосводы. Кавказ! Я много в этом слове слышу- И много вижу для себя. Я слышу шум ручья и речки горной, Призыв орлов и шум ветров. Я слышу много,как в лесу — деревья шепчутся друг с другом, Как говорит зеленая листва… Кавказ! Зовет меня твой шум и тишина.
Автор неизвестен 24
***▼▼ На Кавказе
Издревле русский наш Парнас Тянуло к незнакомым станам, И больше всех лишь ты, Кавказ, Звенел загадочным туманом.
Здесь Пушкин в чувственном огне Слагал душой своей опальной: “Не пой, красавица, при мне Ты песен Грузии печальной”.
И Лермонтов, тоску леча, Нам рассказал про Азамата, Как он за лошадь Казбича Давал сестру заместо злата.
За грусть и желчь в своем лице Кипенья желтых рек достоин, Он, как поэт и офицер, Был пулей друга успокоен.
И Грибоедов здесь зарыт, Как наша дань персидской хмари, В подножии большой горы Он спит под плач зурны и тари.
А ныне я в твою безгладь Пришел, не ведая причины: Родной ли прах здесь обрыдать Иль подсмотреть свой час кончины!
Мне все равно! Я полон дум О них, ушедших и великих. Их исцелял гортанный шум Твоих долин и речек диких.
Они бежали от врагов И от друзей сюда бежали, Чтоб только слышать звон шагов Да видеть с гор глухие дали.
И я от тех же зол и бед Бежал, навек простясь с богемой, Зане созрел во мне поэт С большой эпическою темой.
Мне мил стихов российский жар. Есть Маяковский, есть и кроме, Но он, их главный штабс-маляр, Поет о пробках в Моссельпроме.
И Клюев, ладожский дьячок, Его стихи как телогрейка, Но я их вслух вчера прочел — И в клетке сдохла канарейка.
Других уж нечего считать, Они под хладным солнцем зреют. Бумаги даже замарать И то, как надо, не умеют.
Прости, Кавказ, что я о них Тебе промолвил ненароком, Ты научи мой русский стих Кизиловым струиться соком.
Чтоб, воротясь опять в Москву, Я мог прекраснейшей поэмой Забыть ненужную тоску И не дружить вовек с богемой.
И чтоб одно в моей стране Я мог твердить в свой час прощальный: “Не пой, красавица, при мне Ты песен Грузии печальной”.
Сергей Есенин 38
***▼▼ Я видел горные хребты, Причудливые, как мечты, Когда в час утренней зари Курилися, как алтари, Их выси в небе голубом, И облачко за облачком, Покинув тайный свой ночлег, К востоку направляло бег- Как будто белый караван Залетных птиц из дальних стран! Вдали я видел сквозь туман, В снегах, горящих как алмаз, Седой, незыблемый Кавказ…
Михаил Лермонтов 44
***▼▼ А. С. Грибоедов — ХИЩНИКИ НА ЧЕГЕМЕ
Окопайтесь рвами, рвами! Отразите смерть и плен — Блеском ружей, тверже стен! Как ни крепки вы стенами, Мы над вами, мы над вами! Будто быстрые орлы Над челом крутой скалы. Мрак за нас ночей безлунных, Шум потока, выси гор, Дождь и мгла, и вихрей спор. На угон коней табунных, На овец золоторунных, Где витают вепрь и волк, Наш залег отважный полк. Живы в нас отцов обряды, Кровь их буйная жива. Та же в небе синева! Те же льдяные громады, Те же с ревом водопады, Та же дикость, красота По ущельям разлита! Наши — камни, наши — кручи! Русь! зачем воюешь ты Вековые высоты? Досягнешь ли? — Вот над тучей Двувершинный и могучий* Режется из облаков Над главой твоих полков. Пар из бездны отдаленной Вьется по его плечам; Вот невидим он очам!.. Той же тканию свиенной Так же скрыты мы мгновенно, Вмиг явились, мигом нет, Выстрел, два, и сгинул след. Двиньтесь узкою тропою! Не в краю вы сел и нив. Здесь стремнина, там обрыв, Тут утес: — берите с бою! Камень, сорванный стопою, В глубь летит, разбитый в прах Риньтесь с ним, откиньте страх! Ждем. — Готовы к новой сече… Но и слух о них исчез!.. Загорайся, древний лес! Лейся, зарево, далече! Мы обсядем в дружном вече, И по ряду, дележом, Делим взятое ножом. Доли лучшие отложим Нашим панцирным князьям, И джигитам, узденям Юных пленниц приумножим, И кадиям, людям божьим, Пленных отроков дадим (Верой стан наш невредим). Узникам удел обычный,— Над рабами высока Их стяжателей рука. Узы — жребий им приличный; В их земле и свет темничный! И ужасен ли обмен? Дома — цепи! вчуже — плен! Делим женам ожерелье. Вот обломки хрусталя! Пьем бузу! Стони, земля! Кликом огласись ущелье! Падшим мир, живым веселье. Раз еще увидел взор Вольный край родимых гор!
1825 53
***▼▼ Г. Р. Державин — НА ВОЗВРАЩЕНИЕ ГРАФА ЗУБОВА ИЗ ПЕРСИИ (отрывок)
О юный вождь! сверша походы, Прошел ты с воинством Кавказ, Зрел ужасы, красы природы: Как, с ребр там страшных гор лиясь, Ревут в мрак бездн сердиты реки; Как с чел их с грохотом снега Падут, лежавши целы веки; Как серны, вниз склонив рога, Зрят в мгле спокойно под собою Рожденье молний и громов.
Ты зрел — как ясною порою Там солнечны лучи, средь льдов, Средь вод, играя, отражаясь, Великолепный кажут вид; Как, в разноцветных рассеваясь Там брызгах, тонкий дождь горит; Как глыба там сизо-янтарна, Навесясь, смотрит в темный бор; А там заря злато-багряна Сквозь лес увеселяет взор.
Ты видел — Каспий, протягаясь, Как в камышах, в песках лежит, Лицем веселым осклабляясь, Пловцов ко плаванью манит; И вдруг как, бурей рассердяся, Встает в упор ее крылам, То скачет в твердь, то, в ад стремяся, Трезубцем бьет по кораблям ; Столбом власы седые вьются, И глас его гремит в горах.
1797 54
***▼▼ Б. Л. Пастернак – Без названия
Немолчный плеск солей, Скалистое ущелье. Стволы густых елей, Садовый стол под елью. На свежем шашлыке Дыханье водопада, Он тут невдалеке На оглушенье саду. На хлебе и жарком Угар его обвала, Как пламя кувырком Упавшего шандала. От говора ключей, Сочащихся из скважин, Тускнеет блеск свечей, Так этот воздух влажен. Они висят во мгле Сученой ниткой книзу. Их шум прибит к скале, Как канделябр к карнизу.
1936
***▼ Горнолыжный восторг в Приэльбрусье
И солнышко смотрит, И склон пред тобой, И слева, и справа вершины гурьбой, и небо – огромное море вверх дном, и падают сосны внизу, где подъём… Летишь!!! Вот удачно вошёл в поворот и сделал дугу, как волну пароход; под лыжами хруст – за пропилом пропил, а сзади тебя вьётся снежная пыль. И с ветром обнялся у всех на виду…
Где я наслаждение выше найду?
О, горные лыжи!!! Да что говорить – Могу я вас только с любовью сравнить!
Юрий Зыслин
Зимний Терскол (песня)
Горы в Терсколе – суровые, Горы в Терсколе –чеканные, Твёрдо стоят как бы новые В зимнем снегу – белотканые. Небо в Терсколе – огромное, Небо в Терсколе – бездонное, И под луной над Вселенною Звёздочки манят нетленные. Солнце в Терсколе – стократное, С тучами древними борется. Коль их прошьёт пикой сладкою, Выжжет ласкаючи пол лица. Склоны Чегета – бугристые, Строгие, длинные, быстрые. Склоны влекут горнолыжников И молодых и уж лысеньких. Рядом Эльбрус смотрит, чванится: Он сторожит здесь окрестности, Как в облака одевается, Так исчезает на местности. Речка Баксан будто странница – Та, у которой путь ладится, Та, что всё шепчется с соснами – Стройными и полусонными. Есть тут нарзан чудодейственный, Тропка к нему извивается. Ей в перелесочке девственном Утром и днём не скучается. И хичины здесь отменные, Тёплые, мягкие, медные. Их запевают вином сухим – Многие лыжники дружат с ним. А на поляне, на выкате Пёстрое море костюмное, Лыжи цветные – глаз выколи, Щёлкают маркеры умные. Зимний Терскол людям в радость дан, Душу он призван им высветить И словно благостный Божий дар Добрым лучом в сердце выстрелить. Горы в Терсколе – суровые, Горы в Терсколе – чеканные, Твёрдо стоят как бы новые В зимнем снегу – белотканые. Счастье нежданное выпало Снова с горами мне встретиться. Пусть они вечно, невыспренно Лунными склонами светятся. 1993. Юрий Зыслин
kvk-travel.ru
Высокогорное озероВ горах можно видеть бесконечное разнообразие природы Земли, что создаёт неиссякаемый источник впечатлений, привлекающий человека. На большей части горной местности нет следов присутствия цивилизации и природа там находится в своём первозданном, нетронутом виде. Горные озёра с чистейшей, необычного цвета водой, многометровой высоты водопады, безжизненные камни, нежные и яркие цветы альпийских лугов, разрежённый воздух высоты, снежники и ледники, клубящиеся облака между скал, многочисленные реки, ручьи, родники, горные животные и птицы — всё это в разнообразных сочетаниях образует ни на что не похожий в своей фантастической красоте мир гор, прикосновение к которому — есть подлинное, сильно воздействующее на человека открытие.
Горная сказкаРомантика. Слово, которое сейчас уже практически утратило своё первоначальное значение ухода от банальности и мещанства в стремлении к сильному, яркому, необычному. Но где же сейчас найти подлинную романтику в нашем мире, с его прагматичными, суетливыми, меркантильными буднями? Ту романтику, которая есть противоположность комфорту и сытости, которая означает новое, неизведанное, трудности и опасности непривычных условий. Но, к счастью, есть горы!
Горные пейзажи красивы, суровы и, пожалуй, как ничто другое романтичны. Сознание в горах отрывается от обыденности жизни и захватывается созерцательностью картин фантастической реальности. Человек освобождается от старого и заполняет сознание новыми переживаниями. Горы переворачивают банальный и рутинный мир, врываются в него отвесными скалами, ярким солнцем высоты, холодным дыханием вечных снегов и ледников, свежими порывами ветра и клубами облаков под ногами.
Краски гор часто бывают скупы, но нарисованы они очень мощными, необычными мазками, которые сильно воздействуют на человека. Трудности похода и опасности ещё более обостряют чувства и делают впечатления ярче. Попасть на вершину или перевал сразу, не испытывая тяжести затяжного подъёма? Это же невероятно скучно! Чем более труден путь — тем больше в конце его ощущаешь значительность достижения. Преодолевать трудности, презрев комфорт, получая новые впечатления от неизведанного, непривычного мира, став его частью и живя по его природным законам — вот подлинная романтика, которую могут дать горы!
Конечно же невозможно ощутить вкус блюда, разглядывая его на картинке. Так и фотографии и видео про горы не могут в полной мере передать те ощущения, которые испытываешь, находясь непосредственно в горах. И я надеюсь, что мои скромные усилия мотивируют других на маленький или большой шаг в пути за своими мечтами.
Удачи вам на ваших дорогах!
Олег Раевский
При копировании авторских материалов, пожалуйста, не забудьте дать ссылку на сайт http://gory.ovr-foto.ru
gory.ovr-foto.ru
Дорогие читатели! Сайт "Любимая Родина" рад представить вам стихи о регионе-курорте Кавказские Минеральные Воды (Ставропольский край, Россия), которые написали современные поэты. Мы благодарим авторов за творческое вдохновение, чуткость, доброту и любовь к Родине.
Созвездие курортных городов.
Эльбрус папахой белых ледников.
В таинственной магической игре.
Чтобы на волю вырваться скорей.
Зимой и летом, плоть леча свою.
А воздуха глоток - и наважденье...
Настоян он на сборе диких трав.
Когда взошел на холм в Воздушный храм.
Кавминводыавтор: Олег Середин
Акации, аллеи, ивы, запах вод и серы,
По склонам цветники растут душистые и травы.
Грязелечебницы эллинские манеры,
Вдали шатры свои раскинула Бештау.
Английский парк, сады, Подкумок, Скачки...
Дорога мимо них на Пятигорск бежит,
Туда, где Лермонтов презрел судьбы подачки,
В церквушке за его помин свеча горит.
Жасмина заросли и старые надгробья
Соседствуют на склоне Машука,
Эльбрус на горизонте исподлобья
На суету мирскую смотрит свысока.
Эоловая Арфа, грот Дианы,
Провал, Ермоловские ванны, спуск в Цветник...
Печорина здесь дух витает странный
И дам его прекрасных нежный лик.
Бештау пятигорьем привечает,
Огнями манит взоры ввысь Машук,
Полета радость сердце наполняет,
Когда с вершин оглянешься вокруг.
Когда-то в этот край привел полки Суворов,
Поручик Лермонтов воспел его в стихах.
Выказывая иногда черкесский норов,
Он часовым стоит на русских рубежах.
Хоть жизнь те рубежи разворошила,
Парят над ними гордые орлы,
И как бы то кому-то не претило -
Пасутся в дебрях старые козлы.
Сказать по правде — их везде хватает...
Не будем дальше тему развивать,
А если кто меня за то облает -
Почту за честь приватно отвечать.
В Ессентуках согреет душу память,
Цветенье табака в вечерней мгле,
Кипень каштанов и черемух замять,
Сирень букетом пышным на столе.
Черешни сладость, аромат акаций,
Сплетенье ив, шикарность чайных роз,
И кругом голова от милых граций,
А также иногда страдает нос...
Кремнистые дорожки, горка, спуски,
Источников целительный туман,
Мужик с кувшином в одеяньи русском,
Два грека нагишом у Верхних Ванн.
И бабочки ночные словно птицы,
А птицы — слаще райских соловьев,
Прекрасные, как нимфы медсестрицы,
Характер у иных весьма суров.
С утра попьешь водички, погуляешь,
У гротов трепет детства ощутишь,
На рынке абрикосы покупаешь,
И семечки дорогою лущишь.
Оттуда можно к озеру податься,
А можно просто в парке посидеть,
В тени аллей на белок любоваться,
С фонтанами жару перетерпеть.
Пройти неспешно улицею главной
Сперва до станции, потом за полотно,
Былое вспомнить и в волненьи тайном
Заглядывать в знакомое окно.
Зайти в Английский парк, вернуться к стадиону,
Грязелечебницы богиням дань отдать,
Подняться к школе старой вверх по склону,
И в ресторане у вокзала музам внять.
Плясать там, захмелев как щен беспечный,
Внимать цикадам в воздухе ночном,
Когда с курортницей лечить на пару печень
К источникам отправишься вдвоем.
Бродить по парку и после обеда,
Букет из одуванчиков собрав,
Вести на лавочке умильную беседу,
Лишаясь потихоньку своих прав.
А вечером, влюбившись уж по уши,
Пойти на симфонический концерт.
Открытая эстрада, скрипки, груши,
И флейта, как из прошлого привет.
Беседка в лунном свете, маргаритки,
Журчание фонтанов, свежесть струй,
И рассужденья о твореньях Шнитке
Вдруг остановит робкий поцелуй.
Тогда забудешь и про печень, и про Шнитке,
Лишь сердце в вожделении стучит,
Да с удивленьем смотрят маргаритки,
Что это здесь за парочка чудит.
Магнолии желаньям потакают,
Объятья делая все более нежней,
Но мышь летучая внезапно распугает,
Заставив придержать любви коней.
Сходить еще благопристойно в театр,
Призвав на помощь Мельпомены божество,
И на сеанс последний в кинотеатр,
Пожатьем ручек теша естество.
Но осознав, что завтра расставаться,
Забыть про все, не тратя больше слов,
Безумству страсти пламенно предаться
Под возбужденный перестук стенных часов.
На смятых простынях в любви признаться,
Забыв светильник в спальне потушить,
В озерах глаз восторженно плескаться
И утонуть на дне ее души.
Возобновляя трепетно заботу,
Жар губ и бедер нежно охлаждать,
А утром, провожая к самолету,
Рукой лишь на прощанье помахать.
Затем купить билет на электричку
И в Кисловодск махнуть как в первый раз,
В Долине Роз приберегать наличку,
Чтоб в «Храме Воздуха» транжирить напоказ.
Успеть быть может к Ярошенко в галерею,
Вкусить шашлык в «Замке Коварства и Любви»,
Найти скалу дуэльной лотереи,
Затем и в центр, где плещутся в фонтанах фонари.
В другой раз на Бештау соберешься ,
По крутизне вскарабкаешься вверх,
Красотами земли с небес упьешься,
Почувствуешь себя чуть-чуть превыше всех.
Спуститься можно и к Железноводску,
Где Лермонтов перед дуэлью ночевал,
Чтобы назавтра жизнь его короткую
У Пятигорска выстрел оборвал.
Обратно возвращаясь электричкой,
То место проезжаешь километрах в двух,
Добраться и туда б когда с гвоздичкой,
Коли теперь уж видно недосуг.
Но в Пятигорске тянет задержаться,
Отведать наконец в кафе пломбир.
Начнешь лишь его вкусом наслаждаться -
Как обретешь в душе покой и мир.
Однажды хорошо бы и на скачках
Изведать игровой удачи миг,
А страстностью бегов, презрев подначки,
Расцветить свой однообразный стих.
Потом уже проселочной дорогой,
Шагать остаток дня к Ессентукам,
И может быть с какой-то недотрогой
Внимать кузнечикам, скворцам и воробьям.
И с песней жаворонка позабыв усталость,
Впивать хмелящий чувства аромат
Травы, цветов, деревьев, ветра сладость,
Ловить сквозь солнца блики нежный взгляд.
У старого пруда, нарвав сирени,
И чтоб не сразу в омут головой,
Прикрыть ею влекущие колени,
Целуясь на скамейке под луной.
Во мраке вновь с цикадами сдружиться,
А в электрическом сиянии аллей
В виденья детства снова погрузиться,
Когда возвысит голос соловей.
Поехать все-таки на озеро купаться,
Когда объятья солнца допекут,
На травке иль песочке поваляться...
Романсы денежки, как водится, споют.
Мороженое, вату покупаешь,
А после дыни слопаешь арбуз,
С желудком поневоле в спор вступаешь,
Как бы не вышел с ним какой конфуз.
Наплаваешься всласть, лежишь усталый,
Резвятся ласточки над теплою водой...
Для счастья нужно иногда так мало -
Луч солнца да небес свод голубой.
Обратный путь не менее приятен...
В автобусе — битком и духота.
Уж лучше семечек купить у местной братии,
Идти и лузгать, как святая простота.
Вокруг сады, жарища, пыль, собаки,
Бабульки в спину что-то верещат,
Колдобины, бурьян, репейник хваткий,
Но это родина, и твой теплеет взгляд.
В конце-концов жара уж на исходе,
Отвадишь хворостиною собак,
Бабульки даже поутихли вроде,
К дождю то вероятно, добрый знак.
А вот уж туча грозно нависает,
И ливень вдруг обрушится стеной,
И духота смиренно отступает,
А ты по лужам шлепаешь босой.
Как жаль, что нет уже родного дома -
Чаек затеять, поиграть в лото...
В гостинице сморит тоже истома,
Но на казенном все-таки не то...
Одна из них ждет путника у станции,
Другая двери распахнет на Пятачке.
А к окнам вновь склонятся ветвями акации,
Растут они здесь на любом клочке:
По скверам, во дворах и вдоль обочин,
Их запах сердце сладко ворожит,
Сирень любовь всем в мае напророчит,
Жасмин в июне голову вскружит.
Блаженством одарят на клумбах розы,
Когда опять на лавочке вдвоем,
Благоуханье лишь усилят грозы,
И воздух, пропитавшийся дождем.
Фонтаны его жемчугом украсят,
Позолотит лучом закатный свет,
Огнями щедро вечер разукрасит,
А ночь наполнит таинством планет.
Луна посеребрит, рассвет встречая,
Фиалки ароматом опьянят,
И мамины советы попирая,
Глаза девичьи негой напоят.
Я, впрочем, разболтался не на шутку,
Пора, как говорится, честь бы знать...
Займу еще одну только минутку,
Чтобы о главном пару слов сказать.
Забыв про суету, к месту дуэли
Отправишься вдоль склонов Машука,
Слева сады, направо — лес, ущелье,
Катит шоссе, как горная река.
И вот то место — обелиск, палатки...
Но говорят иные: «Это блеф,
Стрелялись метрах в пятистах, в распадке,
Вот там и надо ставить барельеф!»
Проходят годы, притупляя память,
И кто тут прав — уже не разберешь...
Быть может, обелиски в сердце ставить,
Тогда любой для памяти хорош.
К тому же и традиций не нарушу,
Склоняясь пред поэтом головой,
Михаил Юрьич, ты чаруешь душу,
Как дуб могучий над Арагвой и Курой.
Ты подарил нам «Демона» и «Мцыри»,
Героя, подлецов живописал.
Клеветники тебя оговорили,
Но им Господь давно свое воздал.
Стихают страсти, но нетленны чудо
И красота родного языка.
Насколько жизнь была бы наша нудна
Без Вашего волшебного стиха.
Взволнованный, идешь все дальше в гору.,
Ведет дорога на вершину Машука.
Там телевышка льнет к фуникулеру,
Вступают в сговор с ними облака.
Внизу Подкумок серебристой нитью,
И махонький отсюда Пятигорск.
Смеша игрушечной своею прытью,
Торопится состав в Железноводск.
Сердечко дробь лихую выбивает,
Кружится мыслей шалых хоровод,
Душа с желудком в вечный спор вступает,
И кажется, до тумаков сейчас дойдет.
Чтоб все же избежать братоубийства,
Спешишь в укутанное облаком кафе,
В нем, не смотря на ценовое свинство,
Шашлык обрящешь в легком «подшофэ».
В Ессентуках еще сходить бы в баню,
По Фрунзе, по Советской погулять,
Припомнив с ностальгией одну Таню,
Другой потом стихи всю ночь читать.
А утром вдруг сорваться с ней к Домбаю,
(По правде говоря — не ближний свет),
В снегу там беззаветно утопая,
Признаться, что в душе — большой поэт.
К родным, увы, уж не нагрянешь в гости,
Лишь у могил возможно постоять.
Насколько жизнь коротка, аж до злости,
Погост разросшийся поможет осознать.
II
В Терскол уже поедешь в одиночку:
Хватает здесь хорошеньких девиц,
И если провести с одной хоть ночку,
Постигнешь гнев рассерженных тигриц.
Тогда и на Чегет стремглав взберешься,
И на Эльбрус, не жравши, побежишь.
И если в пропасть по дороге не сорвешься -
В расщелину уж точно угодишь.
А коли по случайному везенью
Вернешься жив-здоров в Ессентуки,
То в храм потащишься по божьему веленью,
А после обежишь все кабаки.
Дедов пенаты время разорило,
Но продолжая истину искать,
Что жизнь в какой-то мере божье мыло,
Вдруг начинаешь ясно понимать.
От этой мысли холодеет кобчик,
Там, говорят, когда-то был и хвост,
Рот зажимаешь себе , будто бы налетчик,
Чтобы не вырвалось: «Ты, Господи, прохвост!»
Шепчу себе: «Ты нехристь просто спился,
Беги скорей замаливать грех в храм»,
До вечера у алтаря постился,
Потом пошел напился снова в хлам.
При этом напоил принцессу в белом
И даму, что приперлась в голубом,
И медсестру с ее же благоверным,
А стюардессу вовсе нагишом.
И в страшном сне такое не приснится,
Как мне прощенье вымолить себе?
С утра спешишь неистово креститься,
А вечером опять «ни бэ, ни мэ».
В отчаяньи по городу блукая,
И ощутив вновь запах табака,
Вдруг понял, что разгадка здесь простая:
Во-первых, - воды, во-вторых, - дурман цветка.
Скорей, скорей отсюда бы убраться,
Но нету уже денег на билет...
Пришлось идти на паперть побираться,
Чтоб выпросить хотя бы на обед.
Но дали, как ни странно, и на ужин,
Хватило, кстати, и на опохмел...
И стал в Ессентуках я с богом дружен,
При этом очень сильно загорел.
Теперь я дом себе построю в том же месте,
Где дед когда-то с бабкой проживал.
Женюсь потом на голой стюардессе,
С соседкой Аллой выпаду в астрал.
А дальше загуляем всем подворьем,
Любому гостю буду в доме рад.
И перестанут люди хмурить брови,
Мир обалдеет от таких услад.
Наступит рай земной на всей планете,
Меня же Бог почтит на небесах,
И сядем чай с ним пить при лунном свете,
А третьим к нам пристроится Аллах.
Будда же, Зоротустра и Мухаммед
Нам кофе в чашках станут подносить,
Христос свой наконец-то крест оставит
И с Магдалиной примется тусить
Лишь Моисей, заветы почитая,
Вновь по пустыне вздумает бродить.
Пророка в стан народа возвращая,
Заставим его воду в парке пить.
Пропишем также грязевые ванны,
А в серные пошлем ту грязь смывать,
И станет он жених для всех желанный,
Замучишься на свадьбах с ним гулять.
Когда же и до чертиков допьется,
То подведет бог окончательный итог:
Келейно с Яхве и Аллахом разберется,
А остальных погонит за порог.
И окажусь я вновь в заветном месте -
На ветренном балтийском берегу.
В любви признаюсь юной поэтессе,
И небылицами ее обворожу.
ljubimaja-rodina.ru
Хотя я судьбой на заре моих дней,О южные горы, отторгнут от вас,Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз:Как сладкую песню отчизны моей,Люблю я Кавказ.
В младенческих летах я мать потерял.Но мнилось, что в розовый вечера часТа степь повторяла мне памятный глас.За это люблю я вершины тех скал,Люблю я Кавказ.
Я счастлив был с вами, ущелия гор,Пять лет пронеслось: всё тоскую по вас.Там видел я пару божественных глаз;И сердце лепечет, воспомня тот взор:Люблю я Кавказ!..
Весь жизненный путь Лермонтова имел тесную связь с Кавказом. Поэт рано остался без матери, которую заменила бабушка. Она несколько раз возила болезненного мальчика на лечение в Кисловодск. Детские впечатление оставили очень яркие воспоминания в памяти Лермонтова. Под влиянием этих счастливых воспоминаний в 1830 г. поэт написал стихотворение «Кавказ».
Лермонтову было все лишь 16 лет, но в нем уже проснулся незаурядный талант. Произведение поражает глубиной искреннего чувства. Особое значение имеет рефрен «люблю я Кавказ». Поэт считает Кавказские горы своей второй родиной. Он даже сетует на свою судьбу за то, что она не позволила ему родиться на юге. По мнению Лермонтова даже короткое пребывание на Кавказе способно оставить неизгладимое впечатление на всю жизнь.
Поэт с грустью вспоминает о своей ранней тяжелой утрате. Вероятно, бабушка всеми силами старалась возместить ребенку потерю матери. Поездки в Кисловодск совершались не только для лечения. Красота кавказских гор должна была благотворно подействовать на мальчика, дать богатую пищу для воображения и заслонить собой горькие мысли. Это дало свои результаты. Лермонтов утверждает, что на юге слышал «памятный глас», исходивший от окружающей природы. В этом образе поэт мог изобразить свое чтение материнских записей в альбоме М. Шан-Гирей, которые он впервые прочитал на Кавказе.
Бабушка трижды возила Лермонтова на юг. Самый памятной, безусловно, была последняя поездка, совершенная в 1825 г. Мальчику предстояло готовиться к поступлению в учебное заведение, поэтому путешествие было своеобразным прощанием с детством. Поэт прямо указывает на время последней поездки («пять лет пронеслось»). Лермонтов с большим интересом наблюдал не только за природой. Его увлекали кавказские обычаи и обряды, народные песни и сказания горцев. Ярким впечатлением была первая детская влюбленность («пара божественных глаз»). Поэт вспоминал, что даже не знал имени девочки, но ее образ долго преследовал его в воспоминаниях и усиливал чувство любви к Кавказу.
В детстве поэт не предполагал, что ему еще дважды предстоит посетить Кавказ, но уже не в качестве путешественника и гостя, а в роли осужденного преступника. Это наложит негативный отпечаток на его восприятие. В позднем творчестве Лермонтов уже не называет горы своей второй родиной. Они предстают далеким неведомым краем. Поэтому стихотворение «Кавказ» особенно ценно, так как отражает самые искренние и непосредственные впечатления поэта, не отягощенные страданиями и неудачами.
Читать стих поэта Михаил Лермонтов — Кавказ на сайте РуСтих: лучшие, красивые стихотворения русских и зарубежных поэтов классиков о любви, природе, жизни, Родине для детей и взрослых.
rustih.ru
Содержание:
Кавказ в стихах обхаживая, гляжусь в твои края, советская Абхазия, красавица моя.
Когда, гремя туннелями, весь пар горам раздав, совсем осатанелыми слетают поезда,
И моря малахитового, тяжелый и простой, чуть гребни перекидывая, откроется простор,
И входит в сердце дрожь его, и — высоту обсеяв — звезд живое крошево осыплет Туапсе,
И поезд ступит бережно, подобно босяку, по краешку, по бережку, под Сочи на Сухум,—
Тогда глазам откроется, врагу не отдана, вся в зелени до пояса зарытая страна.
Не древние развалины, не плющ, не виадук — одно твое название захватывает дух.
Зеркалит небо синее тугую высоту. Азалии, глицинии, магнолии — в цвету.
Обсвистана пернатыми на разные лады, обвешана в гранатные кровавые плоды,
Врагов опутав за ноги, в ветрах затрепетав, отважной партизанкою глядишь из-за хребта.
С тобой, с такой красавицей, стихам не захромать! Стремглав они бросаются в разрыв твоих громад.
Они, тобой расцвечены, скользят по кручам троп — твой, шрамами иссеченный, губами тронуть лоб!
К тебе, Кавказ, к твоим сединам, К твоим суровым крутизнам, К твоим ущельям и долинам, К твоим потокам и рекам, Из края льдов — на юг желанный, В тепло и свет — из мглы сырой Я, как к земле обетованной, Спешил усталый и больной.
Я слышал шум волны нагорной, Я плачу Терека внимал, Дарьял, нахмуренный и черный, Я жадным взором измерял, И сквозь глухие завыванья Грозы — волшебницы седой — Звенел мне, полный обаянья, Тамары голос молодой.
Я забывался: предо мною Сливалась с истиной мечта... Давила мысль мою собою Твоя немая красота... Горели очи, кровь стучала В виски, а бурной ночи мгла И угрожала, и ласкала, И опьяняла, и звала...
Как будто с тройкой вперегонку Дух гор невидимо летел И то, отстав, смеялся звонко, То песню ласковую пел... А там, где диадемой снежной Казбек задумчивый сиял, С рукой подъятой ангел нежный, Казалось, в сумраке стоял...
И что же? Чудо возрожденья Свершилось с чуткою душой, И гений грез и вдохновенья Склонился тихо надо мной. Но не тоской, не злобой жгучей, Как прежде, песнь его полна, А жизнью, вольной и могучей, Как ты, Кавказ, кипит она...
Вам, кавказские ущелья, Вам, причудливые мхи, Посвящаю песнопенья, Мои лучшие стихи.
Как и вы, душа угрюма, Как и вы, душа мрачна, Как и вы, не любит шума, Ее манит тишина.
Буду помнить вас повсюду, И хоть я в чужом краю, Но о вас я не забуду И теперь о вас пою.
Передо мной Кавказ суровый, Его дремучие леса И цепи гор белоголовой Угрюмо-дикая краса. Мой друг, о сей стране чудесной Ты только слышал от молвы, Ты не видал в короне звездной Эльбруса грозной головы. Вот он. Взгляни, его вершина Одета глыбами снегов, Вокруг седого исполина Стоят ряды его сынов. Великолепные творенья! Блистая гордой красотой, Они вселенной украшенья, Подпора тверди голубой. Взгляни на них бесстрашным взором! Но ты дрожишь: что видишь ты? Или сравненьем, как укором, Смутились дерзкие мечты?.. Да, да... наследник разрушенья, Я понял ясно мысль твою И, не без тайного крушенья, Ее правдивой признаю: Здесь от начала мирозданья Водворены громады гор, И полон гордого сознанья Могучих сил их бурный взор; Всеразрушающее время Им уступать осуждено, А между тем земное племя В гробах истлело не одно. Они всё те ж... основы твердой Ничто разрушить не могло. О, как торжественно, как гордо Их величавое чело! Всегда и холодно и бурно Оно, закованное в лед; Как опрокинутая урна, Над ним висит небесный свод, И солнце в отблесках узорных На нем горит, как на стекле,- Хребет возвышенностей горных, Не чуждый небу, чужд земле. Лишь изредка, под небосклоном Наскуча праздностью немой, Сорвется с грохотом и стоном Осколок глыбы вековой И, весь рассыпясь мелким снегом, Привет их долу принесет, А дол туда же громким эхом Благоговейный ужас шлет.
Картиной чудной вдохновенный, Стою недвижим перед ней Я, как ребенок умиленный. Святой восторг души моей И удивленья полны взоры Шлю к тем же грозным высотам - Чтобы заоблачные горы Их передали небесам.
Да, хороши они, кавказские вершины, В тот тихий час, когда слабеющим лучом Заря чуть золотит их горные седины И ночь склоняется к ним девственным челом. Как жрицы вещие, объятые молчаньем, Они стоят в своем раздумье вековом, А там, внизу, сады кадят благоуханьем Пред их незыблемым гранитным алтарем; Там — дерзкий гул толпы, объятой суетою, Водоворот борьбы, сомнений и страстей,— И звуки музыки над шумною Курою, И цепи длинные мерцающих огней!..
Но нет в их красоте знакомого простора: Куда ни оглянись — везде стена хребтов,— И просится душа опять в затишье бора, Опять в немую даль синеющих лугов; Туда, где так грустна родная мне картина, Где ветви бледных ив склонились над прудом, Где к гибкому плетню приникнула рябина, Где утро обдает осенним холодком... И часто предо мной встают под небом Юга, В венце страдальческой и кроткой красоты, Родного Севера — покинутого друга — Больные, грустные, но милые черты...
Терек воет, дик и злобен, Меж утесистых громад, Буре плач его подобен, Слезы брызгами летят. Но, по степи разбегаясь, Он лукавый принял вид И, приветливо ласкаясь, Морю Каспию журчит:
"Расступись, о старец море, Дай приют моей волне! Погулял я на просторе, Отдохнуть пора бы мне. Я родился у Казбека, Вскормлен грудью облаков, С чуждой властью человека Вечно спорить я готов. Я, сынам твоим в забаву, Разорил родной Дарьял И валунов им, на славу, Стадо целое пригнал".
Но, склонясь на мягкий берег, Каспий стихнул, будто спит, И опять, ласкаясь, Терек Старцу на ухо журчит:
"Я привез тебе гостинец! То гостинец не простой: С поля битвы кабардинец, Кабардинец удалой. Он в кольчуге драгоценной, В налокотниках стальных: Из Корана стих священный Писан золотом на них. Он упрямо сдвинул брови, И усов его края Обагрила знойной крови Благородная струя; Взор открытый, безответный, Полон старою враждой; По затылку чуб заветный Вьется черною космой".
Но, склонясь на мягкий берег, Каспий дремлет и молчит; И, волнуясь, буйный Терек Старцу снова говорит:
"Слушай, дядя: дар бесценный! Что другие все дары? Но его от всей вселенной Я таил до сей поры. Я примчу к тебе с волнами Труп казачки молодой, С темно-бледными плечами, С светло-русою косой. Грустен лик ее туманный, Взор так тихо, сладко спит, А на грудь из малой раны Струйка алая бежит. По красотке молодице Не тоскует над рекой Лишь один во всей станице Казачина гребенской. Оседлал он вороного, И в горах, в ночном бою, На кинжал чеченца злого Сложит голову свою".
Замолчал поток сердитый, И над ним, как снег бела, Голова с косой размытой, Колыхаяся, всплыла.
И старик во блеске власти Встал, могучий, как гроза, И оделись влагой страсти Темно-синие глаза.
Он взыграл, веселья полный,- И в объятия свои Набегающие волны Принял с ропотом любви.
Цветет жасмин. Зеленой чащей Иду над Тереком с утра. Вдали, меж гор - простой, блестящий И четкий конус серебра.
Река шумит, вся в искрах света, Жасмином пахнет жаркий лес. А там, вверху - зима и лето: Январский снег и синь небес.
Лес замирает, млеет в зное, Но тем пышней цветет жасмин. В лазури яркой – неземное Великолепие вершин.
Хотя я судьбой на заре моих дней, О южные горы, отторгнут от вас, Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз: Как сладкую песню отчизны моей, Люблю я Кавказ.
В младенческих летах я мать потерял. Но мнилось, что в розовый вечера час Та степь повторяла мне памятный глас. За это люблю я вершины тех скал, Люблю я Кавказ.
Я счастлив был с вами, ущелия гор, Пять лет пронеслось: всё тоскую по вас. Там видел я пару божественных глаз; И сердце лепечет, воспомня тот взор: Люблю я Кавказ!..
Кавказ подо мною. Один в вышине Стою над снегами у края стремнины; Орел, с отдаленной поднявшись вершины, Парит неподвижно со мной наравне. Отселе я вижу потоков рожденье И первое грозных обвалов движенье.
Здесь тучи смиренно идут подо мной; Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады; Под ними утесов нагие громады; Там ниже мох тощий, кустарник сухой; А там уже рощи, зеленые сени, Где птицы щебечут, где скачут олени.
А там уж и люди гнездятся в горах, И ползают овцы по злачным стремнинам, И пастырь нисходит к веселым долинам, Где мчится Арагва в тенистых брегах, И нищий наездник таится в ущелье, Где Терек играет в свирепом веселье;
Играет и воет, как зверь молодой, Завидевший пищу из клетки железной; И бьется о берег в вражде бесполезной И лижет утесы голодной водной... Вотще! нет ни пищи ему, ни отрады: Теснят его грозно немые громады.
Кавказ! далекая страна! Жилище вольности простой! И ты несчастьями полна И окровавлена войной!.. Ужель пещеры и скалы Под дикой пеленою мглы Услышат также крик страстей, Звон славы, злата и цепей?.. Нет! прошлых лет не ожидай, Черкес, в отечество свое: Свободе прежде милый край Приметно гибнет для нее.
Январский воздух на Кавказе Повеял северным апрелем. Моя любимая, разделим Свою любовь, как розы — в вазе... Ты чувствуешь, как в этой фразе Насыщены все звуки хмелем? Январский воздух на Кавказе Повеял северным апрелем.
Сонет
Громада тяжкая высоких гор, покрытых Мхом, лесом, снегом, льдом и дикой наготой; Уродливая складь бесплодных камней, смытых Водою мутною, с вершин их пролитой;
Ряд безобразных стен, изломанных, изрытых, Необитаемых, ужасных пустотой, Где слышен изредка лишь крик орлов несытых, Клюющих п_а_деру оравою густой;
Цепь пресловутая всепетого Кавказа, Непроходимая, безлюдная страна, Притон разбойников, поэзии зараза!
Без пользы, без красы, с каких ты пор славна? Творенье божье ты иль чертова проказа? Скажи, проклятая, зачем ты создана?
Здесь Пушкина изгнанье началось И Лермонтова кончилось изгнанье. Здесь горных трав легко благоуханье, И только раз мне видеть удалось У озера, в густой тени чинары, В тот предвечерний и жестокий час — Сияние неутоленных глаз Бессмертного любовника Тамары.
Высоко над семьею гор, Казбек, твой царственный шатер Сияет вечными лучами. Твой монастырь за облаками, Как в небе реющий ковчег, Парит, чуть видный, над горами.
Далекий, вожделенный брег! Туда б, сказав прости ущелью, Подняться к вольной вышине! Туда б, в заоблачную келью, В соседство бога скрыться мне!..
Издревле русский наш Парнас Тянуло к незнакомым странам, И больше всех лишь ты, Кавказ, Звенел загадочным туманом.
Здесь Пушкин в чувственном огне Слагал душой своей опальной: «Не пой, красавица, при мне Ты песен Грузии печальной».
И Лермонтов, тоску леча, Нам рассказал про Азамата, Как он за лошадь Казбича Давал сестру заместо злата.
За грусть и жёлчь в своем лице Кипенья желтых рек достоин, Он, как поэт и офицер, Был пулей друга успокоен.
И Грибоедов здесь зарыт, Как наша дань персидской хмари, В подножии большой горы Он спит под плач зурны и тари.
А ныне я в твою безглядь Пришел, не ведая причины: Родной ли прах здесь обрыдать Иль подсмотреть свой час кончины!
Мне все равно! Я полон дум О них, ушедших и великих. Их исцелял гортанный шум Твоих долин и речек диких.
Они бежали от врагов И от друзей сюда бежали, Чтоб только слышать звон шагов Да видеть с гор глухие дали.
И я от тех же зол и бед Бежал, навек простясь с богемой, Зане созрел во мне поэт С большой эпическою темой.
Мне мил стихов российский жар. Есть Маяковский, есть и кроме, Но он, их главный штабс-маляр, Поет о пробках в Моссельпроме.
И Клюев, ладожский дьячок, Его стихи как телогрейка, Но я их вслух вчера прочел — И в клетке сдохла канарейка.
Других уж нечего считать, Они под хладным солнцем зреют. Бумаги даже замарать И то, как надо, не умеют.
Прости, Кавказ, что я о них Тебе промолвил ненароком, Ты научи мой русских стих Кизиловым струиться соком.
Чтоб, воротясь опять в Москву, Я мог прекраснейшей поэмой Забыть ненужную тоску И не дружить вовек с богемой.
И чтоб одно в моей стране Я мог твердить в свой час прощальный: «Не пой, красавица, при мне Ты песен Грузии печальной».
Пока мы по Кавказу лазаем, И в задыхающейся раме Кура ползет атакой газовою К арагве, сдавленной горами,
И в августовский свод из мрамора, Как обезглавленных гортани, Заносят яблоки адамовы Казненных замков очертанья.
Пока я голову заламываю, Следя, как шеи укреплений Плывут по синеве сиреневой И тонут в бездне поколений,
Пока, сменяя рощи вязовые, Курчавится лесная мелочь, Что шепчешь ты, что мне подсказываешь, Кавказ, Кавказ, о что мне делать!
Объятье в тысячу охватов, Чем обеспечен твой успех? Здоровый глаз за веко спрятав, Над чем смеешься ты, Казбек?
Когда от высей сердце екает И гор колышутся кадила, Ты думаешь, моя далекая, Что чем-то мне не угодила.
И там, у альп в дали Германии, Где так же чокаются скалы, Но отклики еще туманнее, Ты думаешь, ты оплошала?
Я брошен в жизнь, в потоке дней Катящую потоки рода, И мне кроить свою трудней, Чем резать ножницами воду.
Не бойся снов, не мучься, брось. Люблю и думаю и знаю. Смотри: и рек не мыслит врозь Существованья ткань сквозная.
Тебе, Кавказ, суровый царь земли, Я снова посвящаю стих небрежный. Как сына, ты его благослови И осени вершиной белоснежной.
Еще ребенком, чуждый и любви И дум честолюбивых, я беспечно Бродил в твоих ущельях, — грозный, вечный, Угрюмый великан, меня носил Ты бережно, как пестун, юных сил Хранитель верный, (и мечтою Я страстно обнимал тебя порою.)
И мысль моя, свободна и легка, Бродила по утесам, где, блистая Лучом зари, сбирались облака, Туманные вершины омрачая, Косматые, как перья шишака. А вдалеке, как вечные ступени С земли на небо, в край моих видений, Зубчатою тянулись полосой, Таинственней, синей одна другой, Всё горы, чуть приметные для глаза, Сыны и братья грозного Кавказа.
Светает — вьется дикой пеленой Вокруг лесистых гор туман ночной; Еще у ног Кавказа тишина; Молчит табун, река журчит одна. Вот на скале новорожденный луч Зарделся вдруг, прорезавшись меж туч, И розовый по речке и шатрам Разлился блеск, и светит там и там: Так девушки, купаяся в тени, Когда увидят юношу они, Краснеют все, к земле склоняют взор: Но как бежать, коль близок милый вор!..
Мне говорили: "Чуден снежный!" Мне говорили: "Он могуч. Двуглав и горд, и с небом смежный, - Он равен лету божьих туч!"
Мне говорили: "Умиленье, Восторг на душу он нашлет, - И с пылкой думы вдохновенье Он словно пошлину возьмет!.."
Мне говорили: "Ежедневно, Ежеминутно стих живой, Как страстный зов, как гимн хвалебный В груди раздастся молодой!.."
Но я, - я слушала, сердилась, - Трясла упрямо головой, - Молчала... мненьем не делилась Своим с бессмысленной толпой...
Но я, напутным впечатленьям Презрительно смеялась я; И заказным их вдохновеньям Чужда была душа моя!..
Но жалким, низким я считала, Пройдя назначенную грань, Вдруг, как наемный запевала, Петь и мечтать природе в дань.
И зареклась я пред собою, И клятву я дала себе Кавказа дикой красотою Дышать без слов, наедине.
Эльбрус предстал. Я любовалась, Молчанья клятву сохраня; Благоговела, восхищалась, Но песней не слагала я!
Как пред красавицей надменной Поклонник страсть свою таит, - Так пред тобой, Эльбрус священный, Весь мой восторг остался скрыт!..
Эльбрус, Эльбрус мой ненаглядный, Тебя привет мой не почтил, - Зато как пламенно, как жадно Мой взор искал тебя, ловил!..
Зато твоим воспоминаньем Как я богата, как горжусь!.. Зато вдали моим мечтаньям Все снишься ты, гигант Эльбрус!..
Иранский миф
На льдах Эльбурса солнце всходит. На льдах Эльбурса жизни нет. Вокруг него на небосводе Течет алмазный круг планет.
Туман, всползающий на скаты, Вершин не в силах досягнуть: Одним небесным Иазатам К венцу земли доступен путь.
И Митра, чье святое имя Благословляет вся земля, Восходит первый между ними Зарей на льдистые поля.
И светит ризой златотканой, И озирает с высоты Истоки рек, пески Ирана И гор волнистые хребты.
russkie-stihi.ru
|
|
|
|
|
|
