Содержание
А. А. Фет «Ласточки пропали»
А. А. Фет “Ласточки пропали”
——————————————————————
Ласточки пропали,
А вчера зарей
Всё грачи летали
Да, как сеть, мелькали
Вон над той горой.
С вечера все спится,
На дворе темно.
Лист сухой валится,
Ночью ветер злится
Да стучит в окно.
Лучше б снег да вьюгу
Встретить грудью рад!
Словно как с испугу
Раскричавшись, к югу
Журавли летят.
Выйдешь – поневоле
Тяжело – хоть плачь!
Смотришь – через поле
Перекати-поле
Прыгает, как мяч.
(1854)
——————————————————————
Анализ стихотворения А. А. Фета “Ласточки пропали”
Афанасий Фет – единственный поэт России, который никогда не писал на социальные, политические темы. Его лирика была посвящена природе, любви и назначению поэзии. Поэтому его стихи привлекают, волнуют и нравятся читателям по сей день. Ведь ситуация в мире постоянно меняется, а вечное остается прежним, всегда актуальным. Фета можно назвать импрессионистом в мире поэзии.
Он стремился запечатлеть прекрасное, мимолетное мгновение, передать свои эмоции слушателю в полной мере. Индивидуальное, романтическое восприятие мира в его стихах выражено более остро, чем у кого-то иного. Природа «ясною улыбкой» будит в нас эмоции, испытанные автором. Вместе с ним мы восхищаемся пушистой вербой, умиляемся первому ландышу, наблюдаем за игривыми мартовскими ручейками. Поэт любил весну, восхищался, любовался ею. Все лучшие стихи об этом времени года написаны им.
Совсем другие строки читаем мы про осень. Здесь не найти пушкинской гармонии, печальной красоты поздней осени, нет «очарования очей». Нет тютчевского примирения с погодой, мол коротка, но дивная по-своему. Нет щемящего восторга Есенина – крестьянского поэта. А есть хандра, романтизированная апатия, тоска по летнему теплу, звучит «голос лета прожитого».
Осень Фета холодна, беззвучна, равнодушна, а сумрачные дни грустны. Но всё же он любуется пожаром, восставшим из-за дремлющих сосен. Сравнивает погоду с юной девушкой, не испытывающей ответных чувств к кавалеру, холодно принимающей ухаживания.
Стихотворение родилось на свет в 1854 году. Имеет форму пейзажной зарисовки с элементами философского размышления. Отсюда вывод, что произведение принадлежит жанру элегии. А. А. Фет для своей работы выбирает трехстопный хорей. Примечательно то, что текст написан пятистишиями, что редко встречается в отечественной поэзии. Такая структура подчеркивает тягучесть, монотонность, бесконечность осенних дней. Присутствует чередование мужских и женских рифм.
Композиционно делится на две части: описание природы, явлений, констатация фактов и рассказ о личных, эмоциональных переживаниях рассказчика, который становится лирическим героем стихотворения. Неопределенность, серость, будничность межсезонья навевают тоску на автора, угнетают его. Герой грустит об уходящем времени.
Уже первая строчка наводит грусть, в ней звучит безысходность. Ласточки не просто улетели на юг, перестали радовать полетом, они «пропали». Для нашего человека от этого слова веет обреченностью, невосполнимой, горькой утратой.
Острое чувство потери накрывает читателя вслед за рассказчиком.
К середине текста эмоциональный накал достигает кульминации. Поэт восклицает, что готов встретить снег и вьюгу, но только не эту унылую серость, когда клин журавлей с протяжными криками скрывается за горизонтом. Образ улетающих на юг птиц навевает отчаяние, желание также убежать от холода, слякоти, плохих предчувствий. Поэту настолько тяжело это переживать, что хочется плакать. Олицетворением эмоций становится перекати-поле – вечный символ пустоты, бесприютности.
В стихотворении можно заметить антитезу. Два времени года противопоставлены друг другу. Ведь для Фета прилетающая ласточка – вестница весны, ее символ. А отсутствие этих птиц становится знаком противоположным. Суетливое поведение грачей напоминает об их скором отлете.
Поэт чувствует сонливость, апатию, в отличии от Пушкина, для которого осень – самый продуктивный период творчества.
Все воспринимают по-своему любую погоду. Кто-то любит жару, другие – торжество осенних красок, терпкий и свежий воздух, а некоторые романтические натуры предпочитают дождь.
Фет любит здоровую, сухую погоду. Но даже слякотная весна его радует гораздо больше самой сухой осени. Ведь после весны придет жаркое лето, а межсезонье сменит холодная зима.
Гугломаг
Спрашивай! Не стесняйся!
Задать вопрос
Не все нашли? Используйте поиск по сайту
Search for:
Афанасий Фет — Ласточки пропали: Стих, читать полностью. Афанасий Фет
Афанасий Фет — Ласточки пропали: Стих, читать полностью. Афанасий Фет — Стихи для детей на Stihio.ru
Стихи
Афанасий Фет — Стихи для детей
Афанасий Фет — Ласточки пропали: Стих
org/ListItem»>Стихи для детей
Ласточки пропали,
А вчера зарёй
Всё грачи летали
Да, как сеть, мелькали
Вон над той горой.
С вечера все спится,
На дворе темно.
Лист сухой валится,
Ночью ветер злится
Да стучит в окно.
Лучше б снег да вьюгу
Встретить грудью рад!
Словно как с испугу
Раскричавшись, к югу
Журавли летят.
Выйдешь — поневоле
Тяжело — хоть плачь!
Смотришь — через поле
Перекати-поле
Прыгает, как мяч.
- Афанасий Фет «Ласточки пропали» Читает О
- А.А. Фет » Ласточки пропали «| Учи стих
- Афанасий Фет «Ласточки пропали»
афанасий фет — стихи для детейафанасий фет — стихи про осенькороткие стихи афанасия фета которые легко учатсякороткие стихи про осенькороткие стихи которые легко учатсястихи афанасия фета о природестихи для детейстихи о природе для конкурса чтецовстихи о природе русских поэтовстихи про ласточкустихи про осеньстихи русских поэтов классиков
Афанасий Фет
Читать все стихи
Используя этот сайт, вы соглашаетесь с тем, что мы используем файлы cookie.
«Унесенные ласточками» Амин Рихани — Стихи
Должен ли я наконец сообщить тебе новости?
Должен ли я теперь оплакивать любовь, которая жила во мне?
Ушли с осенью, с умирающим годом.
Ушли поцелуи, которые были так близки!
Унесенные ласточками куда-то за море!
Но с Весной он снова
Вернется, останется ли он со мной?
Должен ли я до тех пор, ничего не помня,
Забыв все, что любовь принесла,
Нащупывать тени убитых?
Должен ли я забыть тот день
, который забрал мою любовь,
и все счастливые часы
, которые воспитывали его их башни
и увенчали его цветами
всех королев мая?
Должен ли я один
Когда-то мой собственный,
В моем убежище
Новый год встречает,
И зима встречает, 3?
Еще нет
Могу ли я
Забыть;
Но почему
один цепляет
и поет
к вещам
, которые умирают?
К Сонету
Хоть начертан и подарен, но ты можешь в стенах твоих
Развернуть дивное богатство миров незримых,
И бездну души залить лунным сиянием,
И затемнить страсти позолоченные чертоги;
Четырнадцать выходов твоих — столько падений
Из которых льется заключенная радость, или
хандра —
Каскады серебристые, иль валы зеленые,
И то ли море блаженства, то ли печали вспоминает.
Ты, богиня драгоценных камней глубин Воображения,
Хотя мало твоих граней, они отражают целое
Внутреннего «я» в многоцветных оттенках;
Ты ложе снов, которые никогда не спят;
Ты феникс души поэта,
И хрустальный дворец его музы.
Крестьянская песня
О, ты, любивший меня когда-то,
От взгляда пагоды твоей ;
Сбить отравленное копье :
Все хорошо, что исходит от тебя.
Оглянитесь назад, еще раз посмотрите вниз ;
Дорогой был тебе этот берег;
Я никогда больше не увижу тебя
Под оливковым деревом.
Остается мое положение низким,
Пока ты больше расти ;
Ах, судьба нанесла удар
Что разлучила нас с тобой.
Как мне вынести свою судьбу,
Как я могу ждать без любви
В этом самом плачевном состоянии,
Когда ты далеко и свободен?
Вдали от души, поклявшейся
На бездонной двери любви
Прильнуть навеки
Ни к кому на земле, кроме тебя;
Свободный от священной участи
Которую, чтобы рассеять ночь,
Ты сделал, когда я совсем
Упал возле твоего преклоненного колена.
Разве ты еще не помнишь
Май Любви и Декабрь Любви?
Оба сожгли свои священные угли
В нашей милой компании.
Дост слышишь, как эхо падает
В твоем позолоченном зале?
Разве ты не помнишь
День, когда ты был похож на меня?
Когда все твои сады расцветут,
Взгляни во мрак;
Там пламя пожирает
Твою бесцветную сирень.
Там часто ты играл
А-бессмысленный день
Когда душа к душе говорила:
«Нет больше тебя и меня».
И когда увядает твоя роза,
Бросить на ветер
Сюда лист ; кто знает
Что там я вижу.
И пока мой курс не будет пройден
Я буду считать их один за другим—
Эти листья ; и пусть солнце
Радости никогда не зайдет над тобой.
Медная кровать
Я люблю твой цвет и твою симметрию;
Я люблю искусство, которое создало твои сверкающие руки.
Твой балдахин, твои атласные портьеры тоже;
Я люблю шелка и перья на твоей груди —
Подушки, подушки и одеяла:
Я люблю каждую твою часть.
Но еще больше я люблю отдыхать в тебе —
Мечтать о совершенстве искусства в твоей оправе;
Путей гладких, сияющих, как твои конечности;
Из сцен столь изысканных, как твои катушки;
О уголках, теплых, как твоя гостеприимная грудь,
Прохладных и освежающих, как твои безвенные обнаженные руки,
Я мечтаю обо всем под твоей успокаивающей мантией.
Но О, я люблю свои сны гораздо больше, чем тебя,
И одну грустную душу гораздо больше, чем все мои сны.
Если бы у тебя были глаза, чтобы видеть,
Чтобы посмотреть на гостя, который лежал на твоем полу
Под твоим шелковым потолком !
О, имел ли ты ухо, чтобы услышать
Жалобное чириканье этой ласточки-души.
Мог ли ты чувствовать ее лоб
Смоченный потом надежды и боли.
Сорок лун она лежала в твоих объятиях,
Потирая свои некогда румяные щеки
О язвы прежнего Аюба.
Мог ли ты видеть, о Медное ложе,
Мог ли ты только слышать, мог ли ты чувствовать,—
Что толку во всей твоей роскоши —
В твоей блестящей латуни, в филиграни искусства,
В твоем полу из пуха и перьев,
В твоих белоснежных плащах, в атласных гобеленах?
Красота и боль!
Смерть не придет с тобой, о Боль!
Жизнь не придет с тобою, о Красавица!
Пламя ада по сравнению с этим всего лишь пламя свечи.
Твоя гостья, о Медное ложе,
Смотрит на тебя тоскующим взглядом,
И веет свою душу, неся факел Боли,
Ищет Смерть во всех мирах.
Связанные стихи
Я люблю тебя
Когда апрель склоняется надо мной И находит меня крепко спящим, Пыль не должна хранить секрет Живое сердце умерло, чтобы сохранить. Когда апрель говорит дроздам, Луговые жаворонки узнают, И легко произнести три слова Всем ветрам, которые дуют. Над его крышей ласточки, В нотах, как дальний дождь, расскажет воробышку Рядом с его оконным стеклом. О воробей, воробушек, Когда я крепко сплю, Тогда расскажи моей любви секрет Что я умер, чтобы сохранить.
Элегия
Солнце необъятное и розовое
Должно быть, закатилось и погасло
Ночью ты навеки закрыла глаза против меня.
Дни серые, и зори тусклые, сухие
С тех пор с оладьями цветов –
День утомляет меня своей показухой и заискиванием.
Тем не менее, ты оставил мне ночи,
Большое темное сверкающее окно,
Пузырь, окаймляющий это пустое существование огнями.
Все еще в безбрежной лощине
Словно дыхание в кружащемся пузыре
Смахнув звезды, идет ли моя душа, что ласточкой скользит по побережью?
Я могу смотреть сквозь
Фильм о ночи пузырей, туда, где ты.
Сквозь пленку я почти могу прикоснуться к тебе.
На могиле забытых
На старом и тихом кладбище,
Где ветви трепещут под ветром
Взад и вперед,
Гигантские дубы смешивают свою тень
Над затонувшим могильным холмом, сделанным
назад.
Нет камня, крошащийся у изголовья,
Носит замшелое имя мертвых
Глубоко высечено;
Но благодать мириад цветов
Одежда с трепетным светом место
Его сна.
Был ли молодой человек в своей силе
Положенный под этот низкий холм,
Ничего не замечая?
Рыдали ли родители девушки
Когда они увидели ее, без пульса, бледную,
Сюда привели?
Был ли еще один полный дней,
Кто путешествовал темными путями, 9.
Кто это был, что покоится под
Не мудрейший на земле теперь может знать,
Или может сказать;
Но эти цветы свидетели
Те, кто положил туда спящего
Любили его хорошо.
В пыли, которая закрыла его над
Посадили садовый магазин
Считающийся самым сладким,
До благоухающего блеска, раскинутого,
Взметнувшийся красотой с головы
К ногам.
Тем не менее, в зареве ранней весны,
Калины бросают свой снег
Над его отдыхом;
Еще сладкий-виллиамс дышит духами
Где малиновый цвет пионов
Драпирует грудь.
Проходящий незнакомец, не жалей
Тот, кто здесь лежит, все забыли,
‘Под этой землей;
Кто-то его любил — больше не выпадет
Ни один смертный. Любовь это все
Жизнь того стоит.
кружат с их мерцающим звуком – вот как проникает свет
Она проносится мимо, опережая свое имя.
.
Утренняя прогулка с собакой ведет меня через лесные поляны и открытые поля в парке Сефтон. Это утро, впервые за многие годы, было ясным и солнечным (прошел ровно месяц с тех пор, как установилась хорошая погода, на смену которой пришла унылая и, казалось бы, бесконечная череда дождливых дней и серого неба, с температурой, изо всех сил пытающейся достичь 20C). ). Но есть одна вещь, которая всегда поднимает мне настроение летним утром — пересекая поля, ласточки кружатся и ныряют вокруг меня на уровне пояса. Я действительно знаю, что они ловят насекомых на лету, но мне всегда кажется, что они играют со мной, радостно стрекоча и пикируя, когда я иду. Иногда они так близко, что я слышу треск их перьев на крыльях. Они всегда получаются умными: в блестящих костюмах, в цилиндре и во фраке.
Ласточки вдохновляли многих поэтов, часто плененных свободой их полета. В этом ключе Сара Тисдейл, американская поэтесса, написала в 1930-х годах: Как ласточки под вечерним небом.
Шотландская поэтесса Кэтлин Джейми «всегда смотрит на мир природы, животных, флору и фауну, где бы она ни находилась.
Предстоит много прогулок, наблюдения за местными пейзажами, цветами и растениями, рыбами и, прежде всего, птицами». В Дом на дереве , она пишет:
Я бы хотела, чтобы все мое
сердце было собственностью
вот так, с ласточками
в каждой комнате – так непринужденно как публика в богах
перед оперой
и по утрам
колесо над моей кроватью
в насмешку над жалостью0251
Еще одно стихотворение Сары Тисдейл, Будет мягкий дождь , дало название рассказу Рэя Брэдбери из сборника Марсианские хроники , который я помню, читал в подростковом возрасте. История касается дома роботов после того, как его обитатели погибли в ядерной войне. Дом не поврежден и полностью автоматизирован. Он продолжает служить мертвой семье, не подозревая об их отсутствии, хотя и зная о других внешних и внутренних нарушениях, таких как погода и попытки птиц приземлиться на него. На протяжении всей истории дом готовит завтрак, выбрасывает его несъеденным и выполняет различные домашние дела, прежде чем он, наконец, сгорит в пожаре, вызванном упавшей веткой дерева.
Стихотворение Сары Тисдейл имеет такой же постапокалиптический сеттинг:
Придет мягкий дождь и запах земли,
И ласточки кружатся с мерцающим звуком;
И лягушки в бассейне поют по ночам,
И дикие сливы в трепетной белизне;
Малиновки будут носить свой пернатый огонь,
Насвистывая свои прихоти на низкой проволочной изгороди;
И никто не узнает о войне, ни один
Заботится, наконец, когда она закончится.
Никто бы не возражал, ни птица, ни дерево,
Если бы человечество полностью погибло;
И сама Весна, проснувшись на рассвете
Едва бы знала, что нас нет.
Веками мы не могли разгадать загадки миграции ласточек: существовало поверье, что птицы зимуют на дне прудов или в мокрой грязи. Гилберт Уайт до сих пор придерживается этого в своих письмах из Селборна. Ласточек ловили и зимовали в теплицах.
Миграционный путь ласточки необычен: она прибывает в Великобританию примерно в середине апреля, пролетев 6000 миль от своего зимнего дома на юге Африки.
Путешествие занимает около четырех недель, и на протяжении веков люди праздновали их внезапное появление как знак того, что лето уже в пути.
Ученые продолжают узнавать больше об удивительном подвиге миграции ласточек, углубляясь в тайну того, как они каждую весну возвращаются к одному и тому же месту гнездования. Но это все в Ласточка Теда Хьюза:
Ласточка
Проскользнула сквозь трещину в снежном покрове
Которое все еще наше небо –
Она проносится мимо, опережая свое имя,
Мерцание над озером.
Достать ножницами так и сяк,
Мошки-кусачи
Форель слишком онемела и утонула, чтобы ее шевелить.
Глиняные печи Сахары, в миражном тепле,
Застеклили ее блюз, и все же она горяча.
Она устала отрывать гвозди от ушек буйволов
И заарканивать флажки газелей.
Ей сказали, что Север — это один гигантский снежный ком
Катящийся Юг. Она им не поверила.
Так она променяла звездную карту Колумба
На чашу грязи нищего.
Установив свои стрелки компаса, дрожащие хвостом
Она загарпунила ветер
Который валялся в океане,
Глубже заостряя свои колючки
Через эту крутящуюся массу она прошла —
Закрыла ли она глаза и доверилась Богу ?
Нет, она видела маяки
Струящиеся в хаосе
Как искры из трубы – Она закрепила свои инструменты на доме.
И вот, вдруг, в белоснежную тишину
Молчание чистотела,
Окантовка и оцепенение мороза
Она лопается, невесомая –
Якорь
На яйцах хилых как мороз.
Вот она идет, натянутая на поводке,
Глаза у уголков рта,
Катание на водных лыжах по ветру
Это разбивает большие хлопья о ветровые стекла.
В серии Work And Play , также написанной Тедом Хьюзом, мы снова празднуем свободу ласточки, «колесящейся сквозь малиновый». Но для Хьюза все не то, чем кажется:
Ласточка лета, она трудится все лето,
Сине-темный узел сверкающего напряжения,
Хлыстовый пловец, воздушная рыба.
Но змей машин, что ползет по пыли
В мерцающем выхлопе
В поисках утоления
Его лихорадка в океане
Будет играть и бездействовать, а то лопнет.
Ласточка лета, колючий гарпун,
Она выбрасывает из печи пурпурную радугу,
Опускает свое сияние в пруд и совершенна.
Но змей машин, рухнувших на пляж
Извергает свои органы
Бегун цветов
Которые катятся, как помидоры
Обнаженные, как помидоры
С песком в складках
Съёжиться от блеска катков и визга.
Ласточка лета, швея лета,
Она вырезает из синего цвета ножницы и сшивает их,
Она вытягивает длинную нить и завязывает ее на углах.
Но в праздник люди Лежат как раненые
Плоские, как в печах
Жарка и наметка
С лицами мучений, когда пространство обжигает их до синевы
Их головы — транзисторы
Их зубы скрежещут по песчинкам
Их потерянные дети вопят
Пока мухи-людоеды
Укол электрошоковыми иглами, но что они могут сделать?
Они могут лезть в свои машины с сырыми телами, с сырыми лицами
И змею пустить
И головной болью ехать домой
Вагон полный дрязг
И рыдания и липкость
С песком в щелях
Вдыхая нефть
Что льется из наперстянки
Пока вечерняя ласточка
Ласточка лета, катящаяся по малиновому,
Касается медово-медленной реки и кружится
Возвращается к руке, протянутой из-под карниза –
Бумеранг ликующей тени.
B y начало сентября, большинство ласточек готовятся к миграции. Они беспокойно порхают и часто собираются на телеграфных проводах. Большинство покидают Великобританию в сентябре, причем первыми уезжают молодые выводки. Но несколько отставших могут остаться в октябре.
Обратный путь в Южную Африку занимает около шести недель. Они путешествуют через западную Францию и восточную Испанию в Марокко, а затем пересекают пустыню Сахара и тропические леса Конго и, наконец, достигают Южной Африки и Намибии. Они мигрируют в дневное время, летая довольно низко и преодолевая около 200 миль каждый день. Ночью они устраиваются на ночлег огромными стаями в зарослях тростника в традиционных местах остановки. Так как ласточки полностью питаются летающими насекомыми, им не нужно откармливаться перед отлетом, а они могут расхватать свою еду по пути. Тем не менее, многие умирают от голода. Если они выживают, они могут жить до шестнадцати лет.
В «Синие ласточки» Говард Немеров предостерегает от тенденции видеть свое отражение в природе или истины, открытые нам через природу:
Так беспомощно разум в своем мозгу
Ткет паутину отношений,
Видя ласточки хвосты как перья
Обмакивают в невидимые чернила, пишут…
Он спрашивает: ‘Бедный ум, что бы вы хотели, чтобы они написали?/ Какая-то каббалистическая история/ Чье авторство вы могли бы приписать/ Богу?’ и заключает:
О ласточки, ласточки, стихи не
Суть.
Снова обретая мир,
Вот точка, где прелесть
Украшает умопостигаемые вещи
Потому что очи ума зажгли солнце.
Это стихотворение полностью:
Через мельничный ручей под мостом
Семь синих ласточек делят воздух
В формах невидимых и мимолетных,
Калейдоскопический за пределами разума
Или сила памяти, чтобы удержать их там.
«История там, где были напряжения»,
«Форма — это диаграмма сил».
Так беспомощно там, на мосту,
Глядя вниз на этих птиц —
Как странно быть над птицами! —
Так беспомощно разум в своем мозгу
Плетет паутину родства,
Видя ласточкины хвосты как перья
Смоченные невидимыми чернилами, пишущие…
Бедняга, что ты хочешь, чтобы они написали?
Немного каббалистической истории
Чьё авторство вы могли бы приписать
К Богу? к природе? Ах, бедняжка,
Ты достаточно капитализировал свое Я.
Тот злодей Вильям Оккам
Выруби ноги из-под той мечты
Семь столетий назад.