Содержание
Кончаловская Наталья | Издательство «Мелик-Пашаев»
Наталья Петровна Кончаловская (1903–1988) – русская советская детская писательница, поэтесса и переводчица. Отцом Кончаловской был русский художник Пётр Петрович Кончаловский, дедом по линии матери — художник Василий Иванович Суриков. Мать, Ольга Васильевна, оказала большое влияние на свою дочь. По воспоминаниям Натальи Петровны, она никогда не впадала в уныние и ни при каких обстоятельствах не изменяла своим правилам. Дисциплина в доме Кончаловских была железная, дети не знали слова «не могу» или «не хочу».
О детстве и юности Кончаловская вспоминала так: «В отличие от сверстниц я не готовилась ни к какой специальности и не подавала никаких надежд, хотя с младенчества обладала отличным слухом, с большой легкостью плела стихи… В домашнем хозяйстве я была расторопна: шить, кроить, вязать, стирать, стряпать я была приучена матерью с детства, и воспитанная с детства в строгой дисциплине, я глубоко вросла в жизнь семьи, для которой духовная культура, искусство, постоянный труд были основой существования».
Наталья Петровна прекрасно владела французским, английским, испанским, итальянским. Во времена революции 1917 года семья Кончаловских жила в мастерской Петра Петровича на Садовом кольце у Триумфальной площади, в том же подъезде, где жил Булгаков. Здесь бывали Хлебников, Бурлюк, Маяковский. Было много трудностей — голод, холод, отсутствие света, отопления, выдача продуктов по карточкам, но, как вспоминала Наталья Петровна, театры и концертные залы были переполнены, страна жила в радостном творческом подъеме.
Частыми гостями дома Кончаловских были композитор С. Прокофьев, пианист В. Софроницкий, писатели А. Толстой, Вс. Иванов, Илья Эренбург, скульптор С. Коненков, художник Грабарь, кинематографисты Эйзенштейн, Росс, артисты Иван Москвин, Борис Ливанов и многие другие выдающиеся современники. Гимназия Потоцкой, где Наталья с 1910 года училась, помещалась на площади Пушкина. На верхнем этаже дома жил Рахманинов. В перерывах между уроками гимназистки собирались на лестнице и слушали раскаты рояля.
Кончаловские были знакомы с Шаляпиными, бывали у них на Капри. Сын Шаляпина, Федор Федорович, позже стал большим другом Натальи Петровны. Маленькая Наташа просто, как домой, заходила в мастерскую скульптора С.Т. Коненкова, который был ее крестным. В студии Сергея Тимофеевича ей довелось слушать стихи Есенина, здесь же танцевала Айседора Дункан.
В 23 года Наталья Кончаловская убежала в Америку – через Владивосток и Японию – с чужим мужем, Алексеем Богдановым, великолепно образованным купцом, обещавшим ей, что начнет артистическую карьеру пианиста. По почте Богданов получил развод, женился на Кончаловской, добрался с ней до Америки, неудачно дебютировал как пианист (после чего Наталья Петровна его разлюбила). В Россию они вернулись по отдельности. Вскоре Богданова расстреляли (Кончаловскую же спасло от расстрела лишь то, что она успела развестись). Но от этого брака Кончаловская родила дочь Екатерину Богданову (впоследствии удочерённую Сергеем Михалковым и вышедшую замуж за писателя Юлиана Семёнова).
В 1936 году Наталья Петровна вышла замуж за Сергея Михалкова, начинающего детского поэта (ей в то время было 33 года, а Михалкову – 23). Сергей Михалков и Наталья Кончаловская прожили долгую жизнь, отметили золотую свадьбу. Их дети — Андрон и Никита Михалковы, ныне известные современные режиссеры. Сергей Владимирович с огромной благодарностью и уважением вспоминает о супруге: «Наталья Кончаловская уже при взгляде на нее поражала воображение — она была мила и очень обаятельна. Все яркое, талантливое, совершенное моя Наташа принимала близко к сердцу. Что нас всегда сближало, не считая увлечения поэзией, искусством, готовности работать, действовать? Думаю, что чувство юмора. Ни она, ни я не отдавали предпочтения суровости, угрюмости, старались по мере сил видеть в жизни хорошее, а то и забавное. Еще отмечу особо мудрость моей жены и еще поклонюсь ей за это. Чего скрывать, за долгую-долгую нашу совместную жизнь у нас случалось всякое. И ссоры, и размолвки, и пререкания по разным поводам… Все проходило, но для меня одно оставалось неизменным — чувство глубокого уважения к жене, вечное изумление перед ее талантами и энергией».
В воспитании детей Наталья Петровна следовала духовной традиции своей семьи. Никита Сергеевич, младший сын писательницы, рассказывал, что его мама была глубоко верующим человеком и никогда этого не стеснялась. Дети ходили в церковь, учили молитвы, причащались, исповедовались.
Наталья Петровна уважала все, что было сделано своими руками, поэтому обвязывала детей, а позднее внуков, шила одежду – вплоть до пальто. Она сама выпекала хлеб, имелись собственные рецепты приготовления пирожных, знаменитой настойки-кончаловки. С семи утра в кабинете Натальи Петровны уже стучала пишущая машинка – она работала.
Наталья Петровна Кончаловская начала свою писательскую деятельность в 1938 году переводами Шелли, Браунинга, Вордсворта. Кроме того, она переводила с украинского — Стельмаха, с еврейского — Рубинштейна. Ею были переведены стихи многих кабардинских, балкарских поэтов. Но самый ее крупный перевод — поэма «Мирей» провансальского поэта XIX века Ф. Мистраля.
Позднее старший сын Андрон познакомил ее с песнями Эдит Пиаф, которые она потом перевела и написала две книги о певице. Он же познакомил ее и с песнями Жоржа Брассанса, современного французского поэта, которого Наталья Петровна также взялась перевести.
Детское творчество Кончаловской собрано в книжках «Огород наоборот», «Близнецы», «Что случилось?», «Сосчитай-ка!», «Нотная азбука». Кроме того, выходили ее книжки-ширмы, книжки-игрушки. Особое признание пришло к Кончаловской, когда вышла в свет книга «Наша древняя столица», над которой писательница трудилась на протяжении пятнадцати лет.
Одно из важнейших творческих устремлений писательницы – пропаганда творчества В.И. Сурикова. Поэтому не случайно, что в создании его музея-усадьбы Наталья Петровна принимала самое активное участие. В книге «Дар бесценный», которая вышла в 1964 году, писательница ярко, образно, с целым рядом бытовых и исторических подробностей рассказывает о творческом пути одного из великих русских живописцев.
Книга основана на дневниковых записях отца и матери Натальи Петровны, высказываниях известных людей о художнике.
Последние двадцать лет Наталья Петровна жила на даче на Николиной Горе, в Москву приезжала только по необходимости. Как вспоминает о последних годах жизни Натальи Петровны Никита Михалков, «она старела замечательно легко – в этом не было ни комплексов, ни болезненности. Было достоинство. Даже в преклонном возрасте, когда ей было за восемьдесят, я никогда не видел ее небрежно одетой. Если она плохо себя чувствовала, просто никого не приглашала, сознавая, что неважно выглядит».
Наталья Петровна Кончаловская похоронена в Москве на Новодевичьем кладбище, рядом с могилами отца Натальи Петровны, художника Петра Кончаловского, и матери – Ольги Васильевны.
Наталья Кончаловская. Наша древняя столица КНИГА ПЕРВАЯ Слава нашей стороне! Слава русской старине! Я рассказывать начну, Чтобы дети знать могли О делах родной земли. 1147 год ГДЕ ТЕПЕРЬ МОСКВА-СТОЛИЦА, ЖИЛИ РАНЬШЕ ЗВЕРЬ ДА ПТИЦА Читатель мой, бывал ли ты На башне университета? Видал ли с этой высоты Столицу нашу в час рассвета? Когда за дымкой голубой, А в летний зной — совсем лиловой Москва-река перед тобой Лежит серебряной подковой. Всё видно с высоты такой — Бульвары, площади и парки, Мосты повисли над рекой, Раскинув кружевные арки. Ты ищешь Кремль? Вон холм крутой Игрушечный Иван Великий, На луковке его златой Играют солнечные блики… Давай займёмся стариной! Представь себе, читатель мой, Что там, где столько крыш вдали, Огромный лес стоял когда-то, Дубы могучие росли, Шумели липы в три обхвата, Полянки вместо площадей, А вместо улиц — перелоги, И стаи диких лебедей, И рёв медведицы в берлоге, И на заре на водопой, Где плещет свежесть ключевая, Шли лоси узкою тропой, Рогами сучья задевая… Текла река в лесах, в лугах, Ладьи скользили по теченью, А на высоких берегах Виднелись тут и там селенья. Славянский люд в них проживал С десятого, быть может, века, Тот люд Москвою называл Глубокую, большую реку. Природы щедрые дары Ценить уже умели люди. Для них заботливо бобры Вели хозяйство на запруде. Для них копили пчёлы мёд, Растила птиц трава густая, В глубинах москворецких вод Икру метала рыбья стая. Они пасли в лугах стада, Пахали землю под пшеницу, Купцам сбывали в города И лён, и воск, и мёд, и птицу. Из года в год богатый сбыт Мехам бобра, медвежьим шкурам. Водой и сушей путь открыт В Ростов, Владимир, Суздаль, Муром. Всё это были города Руси лесистой и огромной. Столицей Киев был тогда, Была Москва деревней скромной. * * * Москва-река, тебе хвала! В веках ты видела немало. Когда б ты говорить могла, Ты многое бы рассказала. Ты б рассказала нам о том, Как люди начали селиться, За тыном — тын, за домом — дом Росло на берегу твоём Начало будущей столицы. Ты отражала в глади вод Тот первый Кремль и город новый, Что строил русский наш народ Под первою стеной сосновой… Вот этот первый городок На перекрёстке всех дорог. О ЦЕРКВАХ, МОНАСТЫРЯХ И О ТОМ, КАК ЖИЛ МОНАХ Под Москвою, на дорогах, Средь лесов и пустырей, В старину стояло много Сторожей-монастырей. В них всегда монахи жили, Пили, ели, не тужили, Всё давала им земля — Огороды и поля. Монастырские угодья Сразу видны издали — Так и пышет плодородьем От монашеской земли. Монастырская пшеница Выше роста колосится, Выше пояса — овёс, По колена — сенокос. А работает в полях Не звонарь и не монах — Пашут поле батраки, Крепостные мужики. Для монаха всё готово: И от рыбного улова, И от пчельника доход В монастырь несёт народ. Скот разводят для монаха, Сосны рубят для монаха. На крестьянских на кормах Тунеядцем жил монах. За крестьян молил он бога, От крестьян дохода много… Всё, что видно вдаль и вширь, — Всем владеет монастырь. Но когда заметят в страхе Вражий стан со стен монахи Иль блеснут издалека Копья вражьего полка, Тотчас в Кремль гонец-монах Мчится, стоя в стременах, Объявить, что под Москвою Показалась вражья рать, Чтоб готовы были к бою: Стольный град оборонять! А крестьяне между тем С монастырских крепких стен Путь в столицу защищали, Метко били их пищали, И частенько под Москвой Закипал горячий бой. Много раз за стены эти Укрывались бабы, дети, — Как объявится беда, Весь народ бежит сюда… Сохранились и поныне Древнерусские твердыни. Поезжай да посмотри На Москве монастыри: Новодевичий, Данилов, И Андроньев, и Донской. Эти стены вражью силу Оттесняли под Москвой. * * * В монастырской келье узкой, В четырёх глухих стенах О земле о древнерусской Быль записывал монах. Он писал зимой и летом, Озарённый тусклым светом. Он писал из года в год Про великий наш народ. О нашествии Батыя Написал он в грозный час, И слова его простые Сквозь века дошли до нас. 1237 год РАЗОРЯЯ ГОРОДА, ШЛА МОНГОЛЬСКАЯ ОРДА Был страшный год, когда все страны Боялись больше, чем огня, Батыя — внука Чингис-хана, Своё соседство с ним кляня. «Баты-ы-ый!» — пронзающие стрелы, «Бату!» —как палицы удар. Его ослушаться не смела Орда монголов и татар. Был страшный век, когда монголы На Русь лавиною пошли, В осенний день, по степи голой, Топча сухие ковыли. Жестоких воинов раскосых Батый собрал со всей земли, Быки их юрты на колёсах С детьми и жёнами везли. И по Батыеву веленью За войском следом шли стада, Как будто бы в переселенье На запад двинулась орда. И скрип колёс, и свист нагайки, И рев быков, и плач детей, И птиц испуганные стайки Из-под копыт у лошадей… Так шла чудовищным потоком На Русь монгольская орда В одном стремлении жестоком Сжигать и грабить города. * * * Не молодица любовалась, Играя зеркальцем в руке, А в день погожий отражалась Рязань-красавица в Оке. В зеркальные гляделись воды, Сбегая весело с холма, Крылечки, башни, переходы — Князей рязанских терема. На площади собор богатый, За ним раскинулся базар, Вокруг хоромы и палаты Купцов рязанских и бояр. За ними слободы людские, Дворы, часовни городские… * * * В тот день морозный, день короткий, Под снегом спали зеленя, В тот день у проруби молодки Смеялись, вёдрами звеня; У ребятишек шло катанье На разметённом окском льду, Когда на поле, под Рязанью, Батый привёл свою орду. |
Национальная ассоциация Корпуса Мира | Интимная и лирическая поэзия украинской поэтессы Натальи Белоцерковец. Ее работа имеет новый резонанс и актуальность.
Eccentric Days Of Hope And Sorrow
By Natalka Bilotserkivets
Translated from the Ukrainian by Ali Kinsella and Dzvinia Orlowsky
Lost Horse Press
Reviewed by Steven Boyd Saum
Prologue к этому сборнику, охватывающему четыре десятилетия, относится стихотворение « ДІТИ », или «Дети».
Это слово читатели видели на фотографиях из Украины десятки раз с февраля. Обычно его переводят на русский язык, в пользу оккупантов. Нанесена аэрозольной краской на ворота во двор деревенского дома. Ручкой на табличке, приклеенной скотчем к внутреннему окну автомобиля, спасающегося от ракетного обстрела и обстрелов. Написано огромными буквами в драматическом театре в Мариуполе, достаточно большими, чтобы их можно было увидеть с воздуха, и предложено как призыв к российским силам проявить милосердие к тем, кто укрывается внутри.
Это не значит, что книга избранных стихов Натальи Белоцерковец 2021 года о войне. Не явно. Но надо сказать, что сейчас невозможно читать ее лирические произведения, не преломляя их в объективе имперского агрессора, который хочет стереть с лица земли украинскую идентичность. Что также говорит о том, насколько важна эта коллекция сейчас — в ее интимных моментах, а также в местах, где она является свидетелем эпических событий. Он входит в серию произведений современной украинской поэзии, издаваемых Lost Horse Press.
Следует также сказать, как это делает во введении переводчик Али Кинселла, что даже когда Белоцерковец десятилетия назад писал стихи, пересказывая сказку, как в «Хромом утенке», это урок для нации, находящей свое место в мире. :
Летать в одиночку. Не верь даже тем
счастливым стадам, гордым и молодым,
, что когда-то покинули тебя.
Белоцерковец был объединен с украинскими поэтами, известными как Висимдесятники или «восьмидесятники». Родился в 1953 года, свой первый сборник « Баллада о непобедимых » (« Балада о непобедимых ») она издала в 1976 году, еще будучи студенткой Киевского университета. Таким образом, хотя она и не достигла совершеннолетия как поэт в 1980-х годах, она была частью «промежуточной группы, чьи первые работы вышли в семидесятых, но которые смогли заново изобрести себя для постбрежневской эпохи и реагировать на дух времени», — пишет Кинселла. Действительно, это была коллекция Белоцерковца 1989 года ноября ( Листопад ), которая получила широкую известность в Украине — в немалой степени благодаря стихотворению «Мы не умрем в Париже».
Тот факт, что львовская рок-группа «Мертвый петух» задала тон музыке, нашел ее еще более широкую аудиторию.
мы не умрем в Париже я знаю теперь точно
но в залитой потом и слезами провинциальной постели
никто не подаст нам наш коньяк
Книгу составляют пять разделов, со стихами на украинском языке и с переводом на английский язык. Каждый раздел, как пишет Дзвиня Орловски в примечании переводчика, «отражает какой-то аспект духовного и эмоционального пути Наталки от отчаяния и предчувствия к принятию и самопревосхождению». Есть и моменты свидетельствования — как в длинном стихотворении Белоцерковца «Май» о Чернобыльской катастрофе 1986. В 2022 году, когда русские войска захватили, а затем отступили от этой самой атомной станции, и когда оккупанты превратили крупнейшую в Европе атомную станцию в Запорожье в атомного заложника, эту поэму стоит пересмотреть:
Да, мы пережили ту весну,
до недавнего времени явились слабые
школьника, с молоком влажным на губах,
поэта, которому уже не больно —
Мы, пассивные, инертные, 9 тушим пожар0033 красный жар реактора;
мы в белых халатах с дозиметрами в руках,
в полицейских погонах, в военной форме,
молодые беременные женщины и девушки,
с неродившимися детьми,
жертвы и спасатели,
в горячем сердце Европы.
В 2008–2011 годах со-переводчик Али Кинселла выучила украинский язык в качестве добровольца Корпуса мира в Украине; всего она прожила там около пяти лет. Вернувшись в Чикаго, последние восемь лет она переводит и публикует эссе, стихи и монографии. Вместе с Остапом Киным она перевела главу 9 Василия Лозинского.0023 Майдан в нерабочее время (2017). В 2019 году получила премию Фонда Ковалива за перевод романа Тараса Прохасько « Анны в другие дни ». Она также является заместителем директора по переводу в Агентстве переводов украинской литературы Томпкинса.
Ее коллега по переводу — лауреат премии Pushcart, поэт, переводчик и редактор-основатель Four Way Books Дзвия Орловски, автор шести поэтических сборников, изданных издательством Carnegie Mellon University Press, в том числе Bad Harvest, 2019 Массачусетская книжная премия «Обязательно к прочтению» в области поэзии. Ее перевод с украинского повести Александра Довженко « Очарованная Десна, » был опубликован издательством House Between Water Press в 2006 г.
, а в 2014 г. издательство «Диалогос» опубликовало совместно с Джеффом Фридманом перевод « памятников: подборка » польского поэта Мечслава. Яструн, за которую она и Фридман были награждены стипендией Национального фонда искусств и литературы в 2016 году.
Ранее в этом году « Эксцентричные дни » попали в шорт-лист премии Griffin Poetry Prize, на которую были рассмотрены сотни сборников. Что касается названия коллекции, оно происходит от строчки в «Дети». Рассказчик Белоцерковца обращается к будущим подросткам в ночь, когда наступает новое тысячелетие. Этим молодым людям не до родителей — ведь они «старые, / некоторым за сорок». В этот момент рассказчик Белоцерковца вспоминает былое время — молодость своих соотечественников:
Иногда кто-то
вспоминает, что мы носили и пили
и слушали в тесных кафе
во времена истомы — в эксцентричные дни
красоты, надежды, заботы и печали.
Белоцерковец Наталка
Этот красный огонь сухих стеблей —
и какие сухие стебли
и сладкий треск первых дождей! —
опавших листьев, которые падали давно,
теплый смородиновый дым, а может малиновый,
нежный хруст срезанных с кустов ветокмедленно развернулся.
и сломанная игрушка, которую ребенок пронес через
и положил у подножия, быть может, своего первого храма
, только дымился сквозь лак
своего грязного, деревянного бока.О, красный огонь с синим, фиолетовым глазом!
Полдень, а потом сразу вечерняя деревня —
ребенок, вцепившийся в мать,
темные рощи далеко за рекой.Внезапно и везде — здесь
на тихой, сонной улице, в темноте
рощи далеко за рекой,
пожары вспыхивают в лучах вечернего солнца
и дым сладких листьев
простирает к нам руки.И когда озарились вечерние овальные лица,
очистившиеся искрящимся зерном и странным восторгом,
мы подбросили ребенка в воздух, поцеловали
и закружились с ним — и засмеялись
, как будто мы тоже дети.Ты никогда не умрешь — в своем синем пальто;
никогда не сломаются твои тонкие губы,
так же, как никогда не исчезнет этот осенний вечер,
этот огонь, что танцует и летает в воздухе.Можем ли мы не радоваться счастливому ритму
, который наполняет Вселенную и наши сердца?
Можем ли мы не уловить божественный свет
, утирающий слезы, как годы, с наших лиц?
Пепельные края росли, 
Из Эксцентрические дни надежды и печали , Наталья Билоцерковец, перевод с украинского Али Кинселла и Дзвиния Орловский (Lost Horse Press, 2021). Перепечатано с разрешения Lost Horse Press.
Стивен Бойд Саум — редактор журнала WorldView . Эта статья и стихотворение опубликованы в выпуске Весна/Лето 2022 года.
Последняя любовь поэта Михалкова: 84 года против 36
Когда писатель и поэт Сергей Михалков женился в возрасте 84 лет, это стало полной неожиданностью для миллионов россиян. Но самым удивительным было то, что избранница именитого писателя была моложе его на целых 48 лет. «На каждого старого пердуна найдется молодой дурак, для которого он еще не совсем умер», — пошутил Сергей Владимирович, когда журналисты приставали к нему с вопросами.
Но любовь пожилого мужчины была не шуткой и, на зависть многим, взаимной.
Михалков впервые женился на Наталье Петровне Кончаловской, известной советской поэтессе, еще в 1936 году. Жениху было 23 года, а невесте — на 10 лет больше. Для женщины это был второй брак — от первого у нее родилась дочь Екатерина. Начало их романа было необычным. Красивая, знаменитая, знавшая 4 языка, Наталья не знала конца мужчин и не обращала ни малейшего внимания на молодого писателя.
И Михалков был безнадежно влюблен, хотя у него даже не было возможности пообщаться с объектом его воздыханий. Молодому человеку понадобилось всего четыре коротких встречи, чтобы определиться с предложением, но в ответ он получил отказ. Сергей Владимирович не собирался сдаваться и был вознагражден за свое упорство.
Наталья Кончаловская стала музой Михалкова на долгие 53 года. Жизнь двух творческих личностей не была безоблачной, но они воспитали двоих сыновей, которыми можно гордиться, – Андрея Кончаловского и Никиту Михалкова.
Удочерил Сергея Владимировича и Екатерину, дочь его жены от первого брака.
В жизни Михалкова были разные моменты, в том числе и такие, которые не слишком приятно вспоминать. После его смерти некая Татьяна Михалкова активно начала давать интервью, утверждая, что ей удалось дважды навестить жену поэта после смерти Натальи Кончаловской. Этот человек рассказал, что их роман длился с перерывами 26 лет и что она даже хотела родить любимому ребенку, но потеряла его.
Наталья Кончаловская
Правду ли говорит эта женщина? Даже если это так, семья Михалковых никогда не примет ее в свои ряды. Официально Сергей Владимирович был дважды женат — на Наталье Кончаловской и Юлии Субботиной.
Сергей Михалков овдовел в 1988 году, а снова решился на брак только в 1997 году. Юлия Субботина — дочь известного физика Валерия Субботина, пошла по стопам отца и тоже выучилась на ученого-ядерщика. У женщины были грандиозные планы — она собиралась защитить кандидатскую и посвятить жизнь науке.
Но мечтам не суждено было сбыться — грянули неспокойные 90-е и физики стали не нужны. Юлия была замужем, родила сына и на момент встречи с Михалковым была одинока и даже не рассчитывала на счастье. Но однажды она оказалась в одном кафе с уже далеко не молодым и очень известным поэтом и он уступил ей свое место. Как оказалось, в этот день Сергей Владимирович подарил красотке не только кресло, но и свое сердце.
Сергей Михалков и Юлия Субботина
Повторилась история, уже случившаяся с ним в середине 30-х — он по-мальчишески влюбился в женщину, которую мельком увидел. И так же, как и в 1936 году, Михалков пошел вперед и добился своего. Свадьба 84-летнего корифея советской поэзии и 36-летнего ученого наделала шума даже в потрепанном российском бомонде.
Лишь немногие верили в искренние чувства между молодоженами — клан Михалковых был выжидательно насторожен, как и семья Субботиных. Родственников Юлии беспокоило то, что она, едва собрався вернуться в науку, вышла замуж и не похожа на человека, который хочет вернуться к формулам и книгам.
Но прошло совсем немного времени, чтобы понять, что Юля стала последней настоящей любовью Михалкова. Также выяснилось, что Субботина искренне любит и уважает своего Сергея. После смерти поэта женщина призналась, что Михалков стал для нее идеальным мужчиной – обаятельным, легким в общении и обладающим невероятным чувством юмора. По ее словам, ее муж был человеком «не по возрасту» и мог дурачиться, как школьник.
Это не пустые слова, ведь первая жена Наталья Кончаловская говорила о поэте: «Сереже всю жизнь будет 13 лет». Много лет спустя Юлия говорила: «Он был чист, нежен и наивен, как ребенок. До последних дней». Разве это не удивительно?
Судьба подарила им 12 счастливых лет, которые они прожили ярко и насыщенно. Зимой супруги ездили на курорты Германии, чтобы Сергей Владимирович мог поправить здоровье, а на лето снимали дом в одном из живописных уголков Италии. Михалков любил дышать морским воздухом, видеть перед собой простор. В последний раз супруги были у моря незадолго до смерти поэта.
В преклонном возрасте Михалков выглядел так же элегантно, как и в молодости — о его гардеробе заботилась молодая жена. Сергей Владимирович с удовольствием слушался Юлию, хотя и не всегда соглашался с ее выбором. Дворянин по происхождению, Михалков любил красивые вещи, но никогда не был их рабом. Наоборот, он, как истинный аристократ, был очень неприхотлив как в одежде, так и в еде.
Этот человек, ставший классиком еще при жизни, тоже очень спокойно относился к своей славе. В какой-то момент Михалков собрал все плакаты, фотографии и грамоты и сдал их в архив. Всю свою жизнь этот человек старался помогать другим, не ожидая ничего взамен. Если кто-то и хулил Михалкова, то поэт относился к этому вполне спокойно и даже с юмором.
Родственники Михалкова уверены, что он смог прожить до 96 лет благодаря активному образу жизни и молодой жене. Юля была рядом с мужем до самого конца, пока он не сказал ей: «Ну, хватит с меня. До свидания» и не ушел из этого мира. Прошло 11 лет со дня смерти мужа, но Юлия Субботина до сих пор живет его заботами — проводит встречи с читателями, устраивает конкурсы детских рисунков, ходит по высоким кабинетам, добивается различных мероприятий.