Содержание
Стих про родину для 4 класса
Ласточки-певуньи
Над моим окном
Лепят, лепят гнёздышко…
Знаю, скоро в нём
Птенчики появятся,
Станут голосить,
Будут им родители
Мошкару носить.
Выпорхнут малютки
Летом из гнезда,
Полетят над миром,
Но они всегда
Будут знать и помнить,
Что в краю родном
Их приветит гнёздышко
Над моим окном.
***
Родина – слово большое, большое!
Пусть не бывает на свете чудес,
Если сказать это слово с душою,
Глубже морей оно, выше небес!
В нем умещается ровно полмира:
Мама и папа, соседи, друзья.
Город родимый, родная квартира,
Бабушка, школа, котенок … и я.
Зайчик солнечный в ладошке,
Куст сирени за окошком
И на щечке родинка –
Это тоже Родина.
***
Вешняя,
бодрая,
Вечная,
добрая,
Трактором
вспахана,
Счастьем
засеяна —
Вся на глазах она
С юга
до севера!
Родина милая,
Родина русая,
Мирная-мирная
Русская-русская…
***
И красива и богата
Наша Родина, ребята.
Долго ехать от столицы
До любой ее границы
Все вокруг свое, родное:
Горы, степи и леса:
Рек сверканье голубое,
Голубые небеса.
Каждый город
Сердцу дорог,
Дорог каждый сельский дом.
Все в боях когда-то взято
И упрочено трудом!
***
Утром солнышко встает,
Нас на улицу зовёт.
Выхожу из дома я:
– Здравствуй, улица моя!
Я пою и в тишине
Подпевают птицы мне.
Травы шепчут мне в пути:
– Ты скорей, дружок, расти!
Отвечаю травам я,
Отвечаю ветру я,
Отвечаю солнцу я:
– Здравствуй, Родина моя!
***
То берёзка, то рябина,
Куст ракиты над рекой.
Край родной, навек любимый,
Где найдёшь ещё такой!
От морей до гор высоких,
Посреди родных широт —
Всё бегут, бегут дороги,
И зовут они вперёд.
Солнцем залиты долины,
И куда ни бросишь взгляд —
Край родной, навек любимый,
Весь цветёт, как вешний сад.
Детство наше золотое!
Всё светлей ты с каждым днём
Под счастливою звездою
Мы живём в краю родном!
***
Что мы Родиной зовём?
Дом, где мы с тобой живём,
И берёзки, вдоль которых
Рядом с мамой мы идём.
Что мы Родиной зовём?
Поле с тонким колоском,
Наши праздники и песни,
Тёплый вечер за окном.
Что мы Родиной зовём?
Всё, что в сердце бережём,
И под небом синим-синим
Флаг России над Кремлём.
***
Если долго-долго-долго
В самолёте нам лететь,
Если долго-долго-долго
На Россию нам смотреть,
То увидим мы тогда
И леса, и города,
Океанские просторы,
Ленты рек, озёра, горы…
Мы увидим даль без края,
Тундру, где звенит весна,
И поймём тогда, какая,
Наша Родина большая,
Необъятная страна.
***
На моём рисунке
Поле с колосками,
Церковка на горке
Рядом с облаками.
На моём рисунке
Мама и друзья,
На моём рисунке
Родина моя.
На моём рисунке
Лучики рассвета,
Рощица и речка,
Солнышко и лето.
На моём рисунке
Песенка ручья,
На моём рисунке
Родина моя.
На моём рисунке
Выросли ромашки,
Вдоль по тропке скачет
Всадник на коняшке,
На моём рисунке
Радуга и я,
На моём рисунке
Родина моя.
На моём рисунке
Мама и друзья,
На моём рисунке
Песенка ручья,
На моём рисунке
Радуга и я,
На моём рисунке
Родина моя.
***
Если скажут слово «родина»,
Сразу в памяти встаёт
Старый дом, в саду смородина,
Толстый тополь у ворот,
У реки берёзка-скромница
И ромашковый бугор…
А другим, наверно, вспомнится
Свой родной московский двор.
В лужах первые кораблики,
Где недавно был каток,
И большой соседней фабрики
Громкий, радостный гудок.
Или степь от маков красная,
Золотая целина…
Родина бывает разная,
Но у всех она одна!
***
Нет края на свете красивей,
Нет Родины в мире светлей!
Россия, Россия, Россия, –
Что может быть сердцу милей?
Кто был тебе равен по силе?
Терпел пораженья любой!
Россия, Россия, Россия, –
Мы в горе и счастье – с тобой!
Россия! Как Синюю птицу,
Тебя бережём мы и чтим,
А если нарушат границу,
Мы грудью тебя защитим!
И если бы нас вдруг спросили:
«А чем дорога вам страна?»
– Да тем, что для всех нас Россия,
Как мама родная, – одна!
***
Горжусь тобой, моя Россия!
Горжусь тобой, моя страна!
Горжусь тобой, ведь мы едины,
И ты такая ведь одна!
Горжусь тобой, страна родная,
Горжусь величеством твоим,
Твоими добрыми делами
И нравом вечно молодым!
Горжусь лесами и полями,
Степями, пастбищем, лугами.
Горжусь твоей я красотой,
Душою вечно молодой!
Россия, ты всегда едина,
Как птица, ты непобедима.
Ты словно яблоня в цвету,
Тебя, Россия, я люблю!
Люблю я зелень твоих пашен,
Мне даже лютый зверь не страшен,
Которого полно в твоих лесах,
И слезы радости стоят в моих глазах.
Горжусь тобой я,Родина моя,
Великая, ты Родина- Россия!
Тебя люблю, горжусь тобою я,
Моя страна-могучая Россия!
***
Ели, сосны, дубы и рябины,
Куда не глянь — везде тополя.
Это Родина наша — Кармалка,
Это русская наша земля.
Это край наш родной и близкий,
Это милые сердцу леса,
Тихий омут и берег низкий,
Это птичьи в лесу голоса.
Дом родной с цветною калиткою,
Соловьиная трель у ручья,
Ты, Кармалка , мне стала близкою,
Не забыть никогда мне тебя.
***
Я не знаю,
За что полюбил этот лес,
Где однажды
На тополь высокий залез
И увидел деревню,
И речку, и пруд,
Как мальчишки рыбачат
И утки плывут.
Я не знаю,
За что полюбил этот дом
С фотографией деда
Под жёлтым стеклом,
Со скрипучим крыльцом
И парным молоком,
С крикуном-петухом
И лохматым щенком.
Ну, в лесу я с лукошком
Лисички искал,
Из пруда на уху
Карасей натаскал,
В доме бабушка,
Миску снимая с огня,
Угощала вишнёвым
Вареньем меня.
А ещё я
С отличным мальчишкой дружил.
Только дело не в том,
Что я жил не тужил,
Просто бабушкин дом,
Старый лес и река
Снятся мне…
Почему?
Я не знаю пока!
***
Здесь тёплое поле наполнено рожью,
Здесь плещутся зори в ладонях лугов.
Сюда златокрылые ангелы Божьи
По лучикам света сошли с облаков.
И землю водою святой оросили,
И синий простор осенили крестом.
И нет у нас Родины, кроме России, —
Здесь мама, здесь храм, здесь отеческий дом.
***
О, Родина! В неярком блеске
Я взором трепетным ловлю
Твои пролески, перелески —
Всё, что без памяти люблю:
И шорох рощи белостольной,
И синий дым в дали пустой,
И ржавый крест над колокольней,
И низкий холмик со звездой…
Мои обиды и прощенья
Сгорят, как старое жнивье.
В тебе одной — и утешенье
И исцеление мое.
***
Как не гордиться мне тобой,
О родина моя!
Когда над Волгою родной
Стою недвижим я,
Когда молитвенно свой взор
Бросаю в небеса,
На твой чарующий простор,
На тёмные леса.
Как хороша ты в тёплый день
На празднике весны,
Среди приветных деревень
Родимой стороны!..
Я в каждом шелесте листов
Твой голос узнаю.
Хожу среди твоих лугов,
Мечтаю и пою.
Во всей в тебе и мощь видна,
И сила с красотой,
Недаром ты и названа
Великой и святой.
***
Есть такое чудо:
Край, навек любимый,
Над рекой под клёном
Отчий дом родимый…
Видя это чудо,
Сердце жарко бьётся,
В жизни это чудо —
Родиной
Зовётся!..
Есть такое слово,
Нет его дороже:
В нём — поля и горы,
В нём — сады и рощи…
Вспомнив это слово,
Сердце сладко бьётся,
В жизни это слово —
Родиной
Зовётся!
***
Жура-жура-журавель!
Облетал он сто земель.
Облетал, обходил,
Крылья, ноги натрудил.
Мы спросили журавля:
Где же лучшая земля?
Отвечал он, пролетая:
Лучше нет родного края!
***
Холмы, перелески,
Луга и поля —
Родная, зелёная
Наша земля.
Земля, где я сделал
Свой первый шажок,
Где вышел когда-то
К развилке дорог.
И понял, что это
Раздолье полей —
Частица великой
Отчизны моей.
***
И красива и богата
Наша Родина, ребята.
Долго ехать от столицы
До любой ее границы.
Все вокруг свое, родное:
Горы, степи и леса:
Рек сверканье голубое,
Голубые небеса.
Каждый город
Сердцу дорог,
Дорог каждый сельский дом.
Все в боях когда-то взято
И упрочено трудом!
***
Утром солнышко встает,
Нас на улицу зовёт.
Выхожу из дома я:
– Здравствуй, улица моя!
Я пою и в тишине
Подпевают птицы мне.
Травы шепчут мне в пути:
– Ты скорей, дружок, расти!
Отвечаю травам я,
Отвечаю ветру я,
Отвечаю солнцу я:
– Здравствуй, Родина моя!
***
С чего начинается Родина?
С улыбок и слез матерей;
С тропинки, ребятами пройденной,
От дома до школьных дверей.
С березок, стоящих веками
На взгорье в отцовском краю,
С желанья потрогать руками
Любимую землю свою.
Где наша Отчизна кончается?
Гляди — не увидишь границ,
В полях горизонт раздвигается
При вспышке далеких зарниц.
А ночью в морях ее синих
Баюкает звезды волна.
Нет края-конца у России;
Безбрежна, как песня, она.
Так что же такое ты. Родина?
Поля в перелесках зари.
Все очень знакомое вроде бы,
А глянешь — и сердце горит.
И кажется: можешь с разбега
Взлететь, не боясь вышины,
И синюю звездочку с неба
Достать для родимой страны.
***
О, Родина! В неярком блеске
Я взором трепетным ловлю
Твои пролески, перелески —
Все, что без памяти люблю:
И шорох рощи белоствольной,
И синий дым в дали пустой,
И ржавый крест над колокольней,
И низкий холмик со звездой…
Мои обиды и прощенья
Сгорят, как старое жнивье.
В тебе одной — и утешенье
И исцеление мое.
***
О чём эта песня плакучих берёз,
Мелодия, полная света и слёз?
О Родине, только о Родине.
О чём за холодным гранитом границ
Тоска улетающих на зиму птиц?
О Родине, только о Родине.
В минуты печали, в годину невзгод
Кто нас приголубит и кто нас спасёт?
Родина, только лишь Родина.
Кого в лютый холод нам надо согреть
И в трудные дни мы должны пожалеть?
Родину, милую Родину.
Когда мы уходим в межзвёздный полёт,
О чём наше сердце земное поёт?
О Родине, только о Родине.
Живём мы во имя добра и любви,
И лучшие песни твои и мои —
О Родине, только о Родине…
Под солнцем палящим и в снежной пыли
И думы мои, и молитвы мои —
О Родине, только о Родине.
***
Касаясь трех великих океанов,
Она лежит, раскинув города,
Покрыта сеткою меридианов,
Непобедима, широка, горда.
Но в час, когда последняя граната
Уже занесена в твоей руке
И в краткий миг припомнить разом надо
Все, что у нас осталось вдалеке,
Ты вспоминаешь не страну большую,
Какую ты изъездил и узнал,
Ты вспоминаешь родину – такую,
Кокой ее ты в детстве увидал.
Клочок земли, припавший к трем березам,
Далекую дорогу за леском,
Речонку со скрипучим перевозом.
Песчаный берег с низким ивняков.
Вот где нам посчастливилось родиться,
Где на всю жизнь, до смерти, мы нашли
Ту горсть земли, которая годится.
Чтоб видеть в ней приметы всей земли.
Да. Можно выжить в зной, в грозу, в морозы,
Да, можно голодать и холодать,
Идти на смерть… Но эти три березы
При жизни никому нельзя отдать.
***
Гой ты, Русь моя родная,
Хаты — в ризах образа…
Не видать конца и края —
Только синь сосет глаза.
Как захожий богомолец,
Я смотрю твои поля.
А у низеньких околиц
Звонко чахнут тополя.
Пахнет яблоком и медом
По церквам твой кроткий Спас,
И гудит за коcогором
На лугах веселый пляс.
Побегу по мятой стежке
На приволь зеленых лех,
Мне навстречу, как сережки,
Прозвенит девичий смех.
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»,
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою»
***
Привет тебе, мой край родной,
С твоими тёмными лесами,
С твоей великою рекой,
И неоглядными полями!
Привет тебе, народ родимый,
Герой труда неутомимый,
Среди зимы и в летний зной!
Привет тебе, мой край родной!
***
Если скажут слово «родина»,
Сразу в памяти встаёт
Старый дом, в саду смородина,
Толстый тополь у ворот,
У реки берёзка-скромница
И ромашковый бугор…
А другим, наверно, вспомнится
Свой родной московский двор.
В лужах первые кораблики,
Где недавно был каток,
И большой соседней фабрики
Громкий, радостный гудок.
Или степь от маков красная,
Золотая целина…
Родина бывает разная,
Но у всех она одна!
Литературное чтение 4 класс. А.В. Жигулин «О, Родина!» | План-конспект урока (чтение, 4 класс) по теме:
Урок литературного чтения в 4 классе.
Тема урока:
А.В. Жигулин «О, Родина!»
Цели урока:
1. Формировать умения проникать в смысл прочитанного, обобщать и выделять главное.
2. Развивать способность эмоционально откликаться на прочитанное и услышанное.
3. Воспитывать чувство гордости за свою Родину и любовь к родному краю.
Оборудование: магнитофон, аудиокассета с записью песен «Малиновый звон» и «Узуновский вальс», презентация «Мое Узуново».
Ход урока.
I. Организационный момент.
Дети входят под музыку «Малиновый звон», рассаживаются по группам
II. Сообщение темы и цели урока.
— Какую тему мы начали изучать? (Тихая моя Родина)
— Сегодня наш урок это путешествие по страницам журнала, который так и называется «Тихая моя Родина».
— Как вы думаете, ребята, что мы называем словом Родина?
III. Проверка домашнего задания
Открываем первую страницу нашего журнала «Истоки».
Первой группе ребят было задание узнать, откуда произошло слово Родина и найти слова, близкие по значению этому слову.
— Слово родина произошло от древнего слова poд которое обозначает группу людей, объединенных кровным родством. Каждый из нас — потомок какого-либо старинного древнего рода. А само слово род обозначает древнейшего бога славян Рода. Главный город племени россов назывался Родень (Родня). Он был посвящен богу Роду.
Poдить — значит, произвести на свет потомство. Родит женщина, родит животное (собака, кошка, лиса…), родит почва, земля.
Родители — отец и мать, у которых рождаются дети.
Родич — родственник, член рода.
Родня — родственники.
Родословная — перечень поколений одного рода. Люди гордятся своей родословной, изучают ее.
Родина — это и отечество, страна, и место рождения человека.
Народ — нация, народность, жители страны. Есть еще много слов с корнем -род-: народность, народить, родственники, нарождающийся, родник и др.
Следующая станица нашего журнала «Народная мудрость о Родине»
Второй группе было дано задание подобрать пословицы о Родине.
- Если дружба велика, будет Родина крепка.
- Жить – родине служить.
- Человек без родины что соловей без песни.
Работа в группах по раскрытию смысла этих пословиц.
(Для пояснения третьей пословицы можно использовать текст « Далеко от Родины»)
Далеко от родины
Долгие месяцы видят наших птиц жители Африки. Но никогда они не слышали их пения. Круглый год в Африке зеленеют деревья. Круглый год светит солнышко. Почему же наши певуньи в Африке не поют? Потому что не под пальмой гнездо соловья.
Оно где-нибудь в кустиках возле тихой русской речки. Птица поёт там, где она гнездо вьёт. Птица поёт на родине.(58)
(По Н. Надеждиной)
IV. Изучение нового материала.
Работа с текстом по учебнику Литературное чтение.
Следующая страничка нашего журнала «Лирическая».
— Давайте посмотрим, как известные поэты воспевают родину в своих стихах.
Стихотворение А.В. Жигулина
О, Родина! В неярком блеске
Я взором трепетным ловлю
Твои пролески, перелески –
Всё, что без памяти люблю:
И шорох рощи белоствольной,
И синий дым в дали пустой,
И ржавый крест над колокольней,
И низкий холмик со звездой…
Мои обиды и прощенья
Сгорят, как старое жнивьё.
В тебе одной — и утешенье,
И исцеление моё.
Анализ стихотворения
— Прочитайте стихотворение про себя, приготовьтесь к чтению вслух.
(чтение стихотворения вслух)
— Прочитайте первую строфу
— К кому обращается автор? (к Родине)
— Как вы об этом догадались?
— Что любит автор? Найдите в первой строфе.
(пролески, перелески)
— Что такое пролески, перелески?
— Найдите первую строчку. Как понимать выражение «В неярком блеске»? К чему относится это выражение? Давайте попробуем соединить первую и третью строчку первой строфы. Прочитайте.
— Прочитайте вторую строчку. Каким синонимом можно заменить слово взором? (взглядом)
— Что автор подразумевает под словом «трепетным»? (волнующий)
— Как вы думаете, что значит «Любить без памяти»? (любить очень сильно).
— Сделаем вывод. О чём говорится в первой строфе этого стихотворения? (О любви к Родине).
— Читаем вторую строфу. Можно ли сразу сказать о чём говорится во второй строфе?
(в ней говорится о том, что любит автор)
— Назовите, что он любит? (Шорох рощи белоствольной)
— О какой белоствольной роще идёт речь? (березовой)
— О чём говорит слово шорох, что автор хотел показать этим словом? (погода тихая спокойная, листья как будто переговариваются, шепчут друг другу)
— Прочитайте вторую строчку.
О каком дыме идёт речь? (о тумане)
— Что ещё волнует автора?(Ржавый крест над колокольней)
— Почему ржавый крест? (Церковь старая, заброшенная)
— Прочитайте четвёртую строчку. О каком холмике со звездой говорится в стихотворении? (о могиле солдата)
— Перечислите ещё раз своими словами, что особенно дорого автору.
— Почитайте третью строфу. Какие слова вам непонятны? (жнивьё)
— Жнивьё – это …….
— Как вы понимаете первые две строчки этой строфы?
— А почему обиды и прощения пройдут? (потому что он на родине)
— Что видит в своей родине поэт? (Утешение и исцеление) Почему?
— Прочитайте первое и последнее предложения этого стихотворения.
Чем является Родина для автора этого стихотворения?
(На доске появляются слова: Родина, исцеление, утешение.)
V. Работа по теме урока.
— Ребята, какой уголок России вы считаете своей малой Родиной?
О нашей Родине написано немало стихов.
Включается запись стихотворений.
Следующая станица «Историческая» (или «Краеведческая»)
Третьей группе было задание – Подобрать легенды, мифы о нашем селе, узнать, откуда произошло название села.
Презентация «Мое Узуново».
Физкультурная пауза.
Сегодня мы узнали, что о нашем селе сложены стихи, легенды. Как вы думаете, есть ли песни о селе Узуново? Представьте, что вас попросили написать слова песни. О чём бы вы хотели рассказать?
Давайте послушаем Узуновский вальс.
— Хотели бы вы поменять место жительства, уехать из своего села? Почему?
— Чем вы дорожите в своём селе, что считаете ценным?
— Чем вы можете помочь своему родному селу, чтобы оно стало ещё краше?
VI. Итог урока.
О чём мы говорили сегодня на уроке?
Для каждого человека родина является чем – то своим, особенным. А чем для вас является родина?
Домашнее задание.
Письменно продолжить предложение: «Родина для меня это ….»
Закончить наш урок мне хотелось бы стихотворением Е.
Синицына.
Берегите Россию –
Нет России другой.
Берегите её тишину и покой,
Это небо и солнце,
Этот хлеб на столе
И родное оконце
В позабытом селе…
Берегите Россию —
Без неё нам не жить.
Берегите её,
Чтобы вечно ей быть.
Нашей правдой и силой,
Всею нашей судьбой
Берегите Россию —
Нет России другой.
Дополнительный материал для урока.
Что мы Родиной зовём?
Что мы Родиной зовём?
Дом, где мы с тобой растём,
И берёзки у дороги,
По которой мы идём.
Что мы Родиной зовём?
Солнце в небе голубом
И душистый, золотистый хлеб
За праздничным столом.
Что мы Родиной зовём?
Край, где мы с тобой живём,
И рубиновые звёзды –
Звёзды мира над Кремлём.
(Васильев)
Поэзия как родина: интервью с Моникой Гомери
МОНИКА ГОМЕРИ дала интервью ШЕЛБИ ХАНДЛЕРУ
Предстоящий сборник Моники Гомери, Might Kindred , стал победителем Книжной премии Raz/Shumaker Prairie Schooner 2021 года в области поэзии.
Книга обитает в пестром ландшафте, исследуя природу дома как американец в первом поколении. В последующем разговоре Гомери и Хэндлер обсуждают происхождение, идентичность, близость и пороговые промежутки между ними.
Шелби Хэндлер: Книга начинается с двух ошеломляющих эпиграфов, одного от Фрэнни Чой и одного от Урсулы К. Ле Гуин: «будущее уже полно; / оно намного старше и больше нашего настоящего; / а мы в нем инопланетяне». Это подготавливает нас к тому, как Might Kindred сплетает, расширяет и объединяет прошлое и будущее. Как вы видите время, работающее внутри вселенной книги? И в какие промежутки времени вы создавали книгу в этой вселенной?
Моника Гомери: Стремление к связи движет Могучими Сородичами, включая стремление к отношениям с моими предками, как живыми, так и мертвыми. Вступительное стихотворение происходит на следующий день после 100-летия моей бабушки, а финальное стихотворение было написано на следующий день после того, как ей исполнился 101 год.
Хотя остальные стихи были написаны в течение пяти лет, для меня было важно, чтобы этот сборник был состоялось в последний год жизни моей бабушки. На протяжении всего написания я с нетерпением оплакивал ее: ее руки и голос, ее историю и воспоминания.
Я люблю этот эпиграф из Ле Гуин из-за ее уверенности в том, что будущее уже существует, а будущие поколения существуют где-то параллельно этому, из чего следует, что когда были живы наши предки, мы тоже уже были здесь, часть их Мир. Мы более доступны друг другу, чем думаем. Ее слова напоминают мне, что работа с предками касается не только прошлого, но и будущего. Мы предки будущего, но мы также предков будущего. Спекулятивные писатели, такие как Ле Гуин, проделывают работу по воображению миров на странице, и я думаю, что квир-люди делают эту работу, создавая будущее с нашими жизнями.
Обработчик: В дополнение к охвату времени, места и поколений, книга охватывает множество поэтических регистров: мифический, духовный, элегический, восхваляющий, гимн и другие.
Мне любопытны отношения между модусами оды и элегии в книге, между стихами и даже внутри стихов. Как вы видите благодарность и горе в разговоре в книге?
Гомери : Обычно я влюблен в мир, но это сложная любовь, лучше всего воплощенная в еврейском слове йира , что означает и благоговение, и страх. Эти двое работают в тандеме — это чувство наполнено до краев удивлением и разбитым сердцем. Я думаю, открыть свои стихи для благодарности — значит открыть их одновременно и для горя, и для опустошения, и даже для ужаса. Росс Гей называет это «взрослой радостью», имея в виду «радость, основанную в основном на том факте, что мы умрем, и то, что мы любим, умрет». Если радость — это любовь, а любовь — взаимосвязь, то она возвращает нас обратно к горю. Мы связаны с людьми и местами, которые неизменно страдают.
Мой партнер дразнит меня тем, что даже самые веселые мои стихи заканчиваются исследованием смерти. Например, «Теперь мы живем вместе» начинается как размышление о домашнем хозяйстве и счастье, а затем втягивается в более широкий контекст, окружающий это счастье — гомофобию, межпоколенческую травму, а также потери и горе наших предков.
Или «Потому что это Элул», стихотворение, восхваляющее чудесную встречу со скатами, которые на одном дыхании оплакивают отчуждение человека от мира природы. Горе — это фон, на котором может существовать радость, и, может быть, радость позволяет признать утраченное. Они сплелись вместе в знак благодарности, и стихи стараются уместить достаточно широкое пространство для всего этого.
Хозяин: Так много вашей работы укоренено в теле. В этой книге, когда вы боретесь с родством, семьей и сообществом, я заметил, что говорящий тянется к «плечам» как к материализации различных типов «родства». Вас тянет к плечу как к образу? Почему?
Гомери : Мне нравится этот вопрос, и я чувствую, как смеются мои друзья-писатели, потому что они высмеивают мою одержимость этим изображением! Вы когда-нибудь проходили рядом с кем-то и непреднамеренно ударялись плечом? Или вы сидите рядом с кем-то, может быть, на поэтических чтениях или в синагоге? Или вы в движении, на танцевальной вечеринке или политической акции.
Когда мы собрались вместе, наши плечи иногда являются нашей первой точкой соприкосновения. Есть что-то особенное в этой близости — случайной или преднамеренной, с незнакомцем или другом. Что-то в нашей границе, границе тела и в том месте, где оно сталкивается с границей другого тела, меня завораживает.
В этом есть сладость, как в первых строках поэмы Might Kindred . Говорящая сидит рядом с квир-поэтом, с которым она очень хочет быть рядом, тоскует по другу, хочет обменяться историями. Она представляет, как на ее плече прячется крошечный бутон розы, его лепестки плотно сплетены… в нем энергия и напряжение. Такое ощущение, что он может расцвести или развалиться в любой момент. Эта ненадежность и желание могут возникнуть, просто сидя плечом к плечу с другим человеком. Есть и сила — я представляю людей, стоящих плечом к плечу в пикетной линии, бойцов сопротивления, живую цепь, блокирующую бульдозер… образы храбрости и солидарности. И в этом есть что-то родовое: наши тела как матрешки.
Мы вмещаем в себя поколения, которые придут до и после нас, плечом к плечу, сложенные одно в другое. Почему-то плечи вызывают у меня все эти разные ассоциации. Это важный пробный камень во всей коллекции.
Обработчик: Сшитые между Might Kindred , у вас есть повторяющиеся стихи «Когда моя сестра посещает» и «Здесь». Эти стихи мощно поддерживают темы семьи, родства, места и дома мифическими и повседневными способами. Каков был ваш процесс их написания? Когда вы поняли, что они образуют последовательные цепочки на протяжении всей книги?
Гомери : Много лет назад ко мне в Чикаго приехал наставник. Она еврейка-латиноамериканка, как и я, и поэтесса; и учитель, и друг. Я недавно жил там и не знал многих людей. Ее визит напомнил мне, что я имею смысл в этом мире. После того, как она ушла, первые слова, которые я написал, были: Когда моя сестра приезжает.. . Я отслеживал кое-что о чувстве, которое открылось мне во время этого визита, но когда я начал писать, это было не совсем о моем наставнике.
Речь шла об опыте теневого «я», которое удерживает части меня, которые иначе не распознаются, части, которые я подвергаю цензуре, чтобы сделать себя более разборчивым для мира.
Этой сестрой была я, а не я. Она была мной, которая стоит слева от меня и держит зеркало. Она была озорной и непримиримой, она путешествовала через границы и привозила с собой сигареты, слухи и молчание. Она выводила меня из себя, подчеркивала мои несоответствия, а также путала. Она возвращается на протяжении всей книги, чтобы задавать вопросы о личности и принадлежности, она компаньон, а также антагонист, и она реагирует на одиночество. Сначала это было одно длинное стихотворение, опубликованное в Девятое письмо. Затем я работал над рукописью с замечательной Широй Эрлихман, которая хотела, чтобы я нарезала ее на более мелкие части и продолжала, подбадривая меня посмотреть, что я узнаю, если напишу больше сестринских стихов. Она фактически поручила мне написать пятьдесят! Я не написал пятьдесят, но, наверное, написал пятнадцать.
Стихи «Здесь» — это размышления о жизни в месте, где у вас нет предков. Они не были написаны как серия, но в какой-то момент я заметил, что у меня есть несколько стихотворений в прозе от 2-го лица, и все они исследуют динамику жизни жителя/гостя/оккупанта/соседи в городе. Когда вы родом из семьи иммигрантов, не всегда есть «дом», куда можно «вернуться», и для меня, гражданина США в первом поколении, идея дома чревата. Я из Бостона, но вырос в семье, тоскующей по Каракасу. В Каракасе моя семья тосковала по довоенной Румынии и Чехословакии. Каждое поколение жило на разных континентах, говоря на разных языках. Так что написание стихов о доме — это одновременно и исследование в настоящем времени, и всплытие на поверхность прошлых домов, хранящихся внутри. В последнее время меня утешает мысль, что поэзия сама становится родиной, подобно тому, как наша текстовая традиция становится родиной для евреев, а не какое-то одно географическое место.
В последнем стихотворении книги «Когда приходит сестра» сестра предлагает говорящему посмотреть на себя в зеркало.
До финальных правок заканчивалось так:
Посмотри еще раз , говорит она, поднимая зеркало.
Я вижу выхлопные газы аэропортов.
Кваме Доус, мой редактор, подтолкнул меня перевернуть строки, чтобы стихотворение заканчивалось словами: « Посмотрите еще раз , — говорит она, поднимая зеркало».
Мне часто кажется, что если я прихожу откуда угодно, то это место между местами: взлетно-посадочная полоса аэропорта, выхлопные газы или тишина между изучением одного языка и другого. Личность, которую дала мне моя семья, лучше всего расположена, как пишет Фрэнни Чой в другом эпиграфе этой книги, «на краю континента» или между континентами. Кваме призвал меня изменить порядок строк, как мне кажется, из смирения. Держать зеркало, не определяя, что там находится. Сестра поднимает зеркало к читателю и тихо спрашивает: Кто ты? Что ты видишь? Ответ будет разным для каждого читателя, может быть, разным каждый раз, когда читается стихотворение.
Обработчик: Одной из главных задач «Могучих родственников» является то, как они борются с иммиграцией, расовой принадлежностью и еврейством.
Рискованно и важно писать глубоко, и вы делаете это мощно, даже красиво, о социальном конструировании белизны и о своем собственном опыте в качестве белого еврейского латиноамериканца. На что был похож ваш процесс выяснения того, как озвучить сложные истории, которые определяют вашу личность? Какие языки вас привлекали в той борьбе?
Гомери : Алисия Острикер пишет: «Чем я могу владеть / кроме истории, которая владеет мной?» и во многом именно так я отношусь к этим темам. Это трудная, болезненная история, и хотя я, может быть, не хочу о ней писать, она владеет мной, она создала меня. Мой народ дважды ассимилировался с белизной — сначала как евреи-ашкенази, пережившие Холокост, прибывающие в Венесуэлу, а затем снова как белокожие латиноамериканские евреи, прибывающие в Соединенные Штаты. У меня нет возможности исследовать темы этой книги — родословная, язык, место, принадлежность — без того, чтобы честно не взглянуть на влияние этой ассимиляции на мою семью и общество: какую пользу мы от этого извлекли и что мы потеряли.
потому что это, а также места, где нам удалось противостоять этому.
Не думаю, что можно написать о белизне, не ошибившись. Сама природа белизны такова, что она мешает и затемняет, искажает реальность. Во введении к The Racial Imaginary, Клаудия Рэнкин и Бет Лоффреда пишут о том, что белые люди имеют привычку покидать свое тело, когда думают о расе, вместо этого желая войти в чье-то тело или опыт. Поэтому, когда я пишу об этом, я стараюсь оставаться со своим телом и моими людьми.
Белизна отсекает принадлежность или замораживает принадлежность с действительно опасными убеждениями, такими как античернота и национализм. Терапевт и специалист по травмам Ресмаа Менакем пишет в «Руки моей бабушки »: «Мы не покончим с превосходством белого тела — или любой формой человеческого зла — пытаясь разорвать его на части. Вместо этого мы можем предложить людям лучшие способы принадлежать и лучшие вещи, к которым можно принадлежать. Вместо принадлежности к расе мы можем принадлежать к культуре.
Каждый из нас также может развивать собственную способность к подлинной принадлежности».
Как еврей, как квир и как латиноамериканец, я являюсь частью стольких восхитительно структурированных и очень красивых традиций и практик, которые наполняют жизнь смыслом, целостностью и связью. Для меня нет культурного опыта, который не был бы запутан и тем, и другим — рисками и опасностями принадлежности, наряду с потенциалом добра. Я хочу культивировать лучшие способы принадлежности для себя и своих сообществ.
Обычно в любом общественном пространстве не хватает какой-то части меня, чего-то, о чем мне нужно договориться, чтобы принадлежать. В этом смысле я похож на многих людей, несущих сложное наследие. И поэзия — мощная почва для изучения этого. Поэзия для меня — это процесс попытки выразить словами то, что невозможно выразить словами, самые сложные и загадочные части человеческого опыта. Я пишу, чтобы по-новому и иначе познакомиться с миром, и я стремлюсь к тому, чтобы стихотворение было местом возможностей и трансформации.
Я хочу сообщество, которое активно противостоит расизму и господству всех видов и солидарно с палестинской борьбой за суверенитет. Я написал много стихов, адресованных моим предкам, бросающих вызов нашей ассимиляции. Многие из них оказались, по крайней мере на данный момент, на полу монтажной этой книги. Они сердитые, опустошенные, разочарованные, сбитые с толку и осуждающие стихи. И все эти эмоции важны. Но было бы легко сказать: «Это было их , а не меня », хотя, по правде говоря, я не могу отделить себя от выбора, сделанного моими предками, даже если я пытаюсь исцелить их и сделать другой выбор. Стихи, вошедшие в книгу, — это попытки заявить о себе и взять с собой моих предков на пути к переменам.
Обработчик: В действии, похожем на гематрию (еврейскую нумерологию), я измерил частотность слов в вашей рукописи. Чаще всего появлялись слова «гора», «книга» и «нас». Что эти слова говорят о сердце книги?
Гомери: Я так благодарен, что вы это сделали! Вы так многому меня научили в книге.
Есть эссе Альдо Леопольда, которое я люблю, под названием «Мыслить как гора», в котором он предлагает рассматривать себя как часть сложной, взаимосвязанной сети, экосистемы. Гора — это собранный разум: леса, грызуны, камни, мох и ястребы. Ручьи, мицелий и койоты. Общая и сложная нервная система. Но мы говорим об этом как об одном, Гора. Неиндивидуальное и цельное.
В книге разные горы — Эль-Авила в Венесуэле, библейская гора Синай, гора в Коннектикуте, где я провел день с ныне покойным любимым, и Карпаты детства моей бабушки. Хотя каждая гора уникальна, все они являются частью одной и той же Горы внутри меня, как изображено на невероятной картине Ритики Мерчант на обложке. Я не знал, что Гора будет занимать такое видное место в этой рукописи, пока в конце игры я не собирал стихи вместе, упорядочивая их. Как и «плечо», я предполагаю, что это показывает навязчивую идею. Для меня гора — это глагол, язык. Гора — это тело, гора — это тело Бога. Гора – предок. Мудрый, грозный, молчаливый, вездесущий.
Мой партнер прямо сейчас читает книгу Рут Озеки «Книга формы и пустоты » и поделился со мной отрывком, в котором говорится то же самое о «книге», но голосом самих книг: «Книги не существуют в единственном числе. состояние… Понятие «книга» — это всего лишь удобная фикция… Конечно, есть отдельные книги — может быть, вы даже сейчас держите одну в руке, — но это не все, чем мы являемся. Рискуя показаться полными самих себя, мы являемся Единым и Многим, вечно меняющимся множеством, бестелесным потоком».
Меня интересуют эти архетипические идеи, множество гор, составляющих Гору, и множество книг, содержащихся в Книге. А тут тревога по этому поводу. У Иегошуа Ноября есть стихотворение под названием « Еврейский поэт », которое начинается строкой «Трудно быть еврейским поэтом». Далее он перечисляет все ограничения, которые традиция накладывает на его способность свободно писать. Моя любимая фраза: «И каждый день ты должен спрашивать себя, зачем ты пишешь / когда уже есть одна великая книга».
Я думаю, что это раздражает нас как еврейских писателей, принадлежащих к обширной текстовой традиции, но также, вероятно, раздражает писателей разного происхождения и происхождения. Как написать что-то новое в тени уже написанного?
А «нас» — какое сложное слово! Если слово-талисман этой коллекции — родственное , то us — его теневая сестра, его искривленный близнец. Кто, что, где родня? И что это говорит о возможности существования «нас»? Я знаю своими костями, что я не одинок: я полон людей, мертвых и живых; Я полон гор и книг; голоса и воспоминания; любовников и призраков. Я выкован и сформирован в семье, избранной и биологической; в сообществе. «Мы» — это для меня самое верное в человеческой жизни, в моей жизни. И так заряжено. Я принадлежу к чреватым множественным числам, прекрасным и опасным, единым и раздробленным, способным к взаимопомощи, великодушию и исцелению, способным к насилию и вреду. Книга хочет собрать все это и по-настоящему взглянуть на это, усвоить то, что там есть.
Это то, что я надеюсь, что эта книга делает.
Шелби Хэндлер — писательница, организатор и педагог, проживающая в Сиэтле на земле Дувамиш. Недавние работы появились или будут опубликованы в журналах Poetry, Poetry Northwest, PANK Magazine, Sugar House Review, и The Journal, и других.
Моника Гомери — поэтесса и раввин, живущая на неуступленной земле Ленни Ленапе в Филадельфии. Она является автором Might Kindred , победителем конкурса 9 2021 года.0008 Прерийная шхуна Книжная премия Раз-Шумакера. Венесуэльско-американская еврейская поэтесса, ее творчество связано со странностями, потерями, диаспорой, теологией и взращиванием мужественных сердец. Она была номинантом на премии Pushcart Prizes и Best of the Net, а также является выпускницей зимней мастерской Tin House. Ее стихи появляются или будут опубликованы в журналах Iowa Review, Adroit Journal, Black Warrior Review, и Poet Lore.
Она также является автором Вот ночь и ночь на дороге (Cooper Dillon Books, 2018) и О тьме и кувыркании (YesYes Books, 2017).
Раздел Родины — Искусство для инвалидов в Интернете
70 лет со дня раздела Индии в 1947 году. Кули Кохли размышляет о проведенных ею исследованиях по этому вопросу для стихотворения, основанного на опыте ее семьи
Я написала статью о разделе Индии и Пакистана в 1947 году несколько лет назад. Я написал это после разговора с друзьями и семьей об ужасных событиях того времени.
Я проводил исследования, просматривая документальные фильмы и беседуя с людьми, пережившими Раздел, т. е. со старшими родственниками и друзьями в возрасте 80 лет, принадлежащими к разным вероисповеданиям, которые жили на Индийском субконтиненте. Я читал о разделе и смотрел фильмы на хинди и пенджаби, связанные с этой темой. Мне потребовалось добрых 4-5 месяцев, чтобы собрать информацию, прежде чем я начал писать.
Имея в виду все эти идеи, я решил написать конкретную поэму.
В своем стихотворении я использовал три разных голоса, чтобы сделать его более эффектным: рассказчика, стороннего наблюдателя и одной из жертв. Я хотел произвести впечатление на читателя и слушателя стихотворения. Разрыв середины стихотворения преднамеренный, поскольку он представляет собой линию раздела (новую границу) и распад общества.
В августе 2017 года меня пригласили выступить с моими стихами на выставке «UNTOLD — 70-летие раздела Индии», организованной Комлаишем Ачаллом, местным художником и фотографом. Поскольку голосов было три, три человека прочитали « Раздел Родины». Зрители хорошо приняли его.
Раздел Родины © Кули Кохли
Будучи писательницей-инвалидом, я быстро обнаружила, что если бы я жила в то время, вряд ли бы я пережила этот опыт. Женщины в целом не получали образования в деревнях и городах, поэтому им не хватало понимания мира и политики. Индийская культура очень негативно относилась к женщинам и инвалидам.
Например, в глазах общества сексуальное насилие, изнасилование или потеря мужа приведут к позору и бесчестию. Обычно женщины кончали с собой, чтобы защитить фамилию. Быть инвалидом считалось бы двойным позором, если бы они не были высокообразованными, богатыми, не имели социального положения или связей с «нужными людьми». Мои исследования показывают, что многие инвалиды были убиты при рождении или маргинализированы, в основном ожидая смерти. Их жизнь не имела никакой ценности и рассматривалась как неприятность и бремя.
Раздел Индии Комлаишем Ахаллом. Воспроизведено с любезного разрешения художника
Летом 2017 года, к 70-летию раздела, я посмотрел фильм Дом вице-короля режиссера и продюсера Гуриндер Чадха и ее документальный фильм Раздел Индии – забытая история . Я также смотрел телевизионные программы, в том числе сериал Би-би-си Аниты Рани «Моя семья, раздел и я: Индия, 1947». Я смотрел с ужасом, так как не знал и половины историй о том, что происходило в пострадавших районах во время раздела.
Я думал, что религиозные конфликты привели к разделению страны, и виноваты в этом люди, жившие в Индии, индуисты, мусульмане и сикхи, которые не ладили друг с другом. Однако рассказы наших старейшин опровергли этот вывод. А программа Чадхи ясно дала понять, что британцы вели преднамеренную политику «разделяй и властвуй», раздувая пламя растущих разногласий между религией и кастами. Я был потрясен, когда понял из документального фильма, что, когда впервые обсуждалась идея Пакистана, многие представители власти считали ее чепухой.
Мохиндер Сингх, мой тесть, в 1947 году был двенадцатилетним мальчиком и жил в деревне Кот Пиндидас недалеко от Лахора (современный Пакистан). До этой даты он помнит, как все жили в гармонии, уважали религию друг друга и жили счастливо вместе. Он сказал, что они не вступали в брак с представителями религий друг друга, но у них было понимание и взаимное уважение к культуре и верованиям в деревнях.
Он рассказал нам историю о своем слепом дедушке, которого увезли в безопасное место во время раздела.
Уттам Сингх, его дедушка, был вторым лейтенантом армии в отставке и участвовал в Первой мировой войне. После полной службы в британской армии – артиллерийском полку (Индия) – он потерял зрение. Он был умен и физически крепко сложен. Все в деревне уважали его, и он свободно говорил по-английски с коллегами и друзьями из британской армии. ему было 97 лет в Разделе, и когда члены его семьи поняли, как трудно им будет маневрировать, они планировали как-то избавиться от него.
Раздел Индии Комлаишем Ахаллом. Воспроизведено с любезного разрешения художника
Муссонные дожди не прекращались, реки разливались, и он никак не мог пережить это испытание. Инвалидных колясок не было. Они использовали бы телегу, запряженную животным или человеком — деревянную платформу на колесах для пожилых и слепых. Однако ему повезло, потому что его вместе с семьей увез на джипе высокопоставленный военный родственник, который приехал в их деревню как раз перед тем, как мафия планировала нападение.
Банды мусульман бродили по только что созданному Пакистану с ножами и оружием, переходя из деревни в деревню, жестоко убивая сикхов и индусов, чтобы изгнать их из «своей страны».
Тем временем мусульман изгоняли из Индии, некоторые были жестоко убиты сикхами. Уттам Сингх и его большая семья пересекли новую границу и благополучно вошли в Индию, поселившись в заброшенной преимущественно мусульманской деревне под названием Пандори Раджпутан. Он прожил еще семь лет после раздела. Это история выживания, но для многих это было не так просто.
За это время появилось много современных писателей и художников. Некоторые потеряли всякую надежду, но для многих это был шанс возвысить свой голос и рассказать нерассказанные истории того времени.
Некоторые потеряли голос, одним из которых был Кази Назрул Ислам, бенгальский поэт, писатель, музыкант и революционер, а ныне национальный поэт Бангладеш. Раздел оказал глубокое влияние на его жизнь. Он был настолько опустошен, что после 1947 года ничего не говорил и не писал.
Писатель Хушвант Сингх описал события, произошедшие в Поезд в Пакистан , исторический роман, опубликованный в 1956 году. Он рассказал о разделе, как это произошло.