В степанов стихи: Владимир Степанов — Стихи для детей: читать лучшие детские стихотворения Степанова

Степанов Владимир

Главная

Детям

Поэтический четверг

Степанов Владимир

Степанов Владимир

Владимир Степанов написал для детей более 1500 книг. В это трудно поверить, но это так. Впрочем, бывают поэты, пишущие легко. Их никогда не покидает вдохновение, и внутренний огонь всё время что-то поддерживает. В этом случае, возможно, всему причиной искренняя любовь к детям и желание сделать их мир светлее, добрее, красочнее и радостнее. Многие стихи этого поэта похожи на маленький праздник. За первым словом тянется второе, поторапливает, и вот уже читатель ухнул с головой в очередную историю и сам не заметил, как проследовал за первым приглашающим словом, включился в этот хоровод и стал частью чего-то прекрасного.

Качнулся медленно перрон,

Вздохнула электричка.

И вдруг влетела в наш вагон

Проворная синичка.

Это странно, но есть ощущение, что птичка и в самом деле влетела в вагон. Оно возникает мгновенно, как и видение живого, не терпящего несвободы существа в замкнутом пространстве. Сразу начинаешь переживать: не ударилась бы, не повредила бы крылышки, не начала бы паниковать, выпустить бы её аккуратно…

Метель на улице мела,

И, видно, птахе этой

Хотелось света и тепла,

Зимой хотелось лета.

Она метнулась от одной

К другой стене вагона,

Она промчалась надо мной,

Как ветер в листьях клёна.

Строка «как ветер в листьях клёна» поразительная. Как простое сочетание слов может задевать за живое? Где эта граница между обыденным и необъяснимой красотой? Когда мы успели её перейти?..

У Степанова иногда (совершенно неожиданно, если учесть, как широко растиражированы его стихи для малышей) встречаются такие стихотворения, которые можно назвать созерцательными. Они в силу своей глубокой лиричности зачастую кажутся беспредметными и напоминают об импрессионизме. Стихотворения-настроения, стихотворения-откровения, стихотворения-переживания, уводящие от действительности в мир воспоминаний и эмоций.

Неспокойный ветер

Наверное, ветер ночует в лесу,

И спит он в лесу на весу…

Волнуются клёны,

Качаются ели,

Похожа у ветра постель на качели.

Поэтому он и не сразу уснёт:

То лист, то хвоинка с ветвей упадёт.

Прочитаешь в покое и одиночестве это совсем лёгкое, тишайшее стихотворение и вспомнишь ещё одно, про другой ветер и другого поэта – Бориса Пастернака:

Я кончился, а ты жива.

И ветер, жалуясь и плача,

Раскачивает лес и дачу.

Не каждую сосну отдельно,

А полностью все дерева

Со всею далью беспредельной,

Как парусников кузова

На глади бухты корабельной.

И это не из удальства

Или из ярости бесцельной,

А чтоб в тоске найти слова

Тебе для песни колыбельной.

Если сравнить эти два стихотворения, то у Степанова колыбельная песня получилась. Ещё вздрогнешь, проваливаясь в тёплые и мягкие объятия сна, от незаметного падения той самой хвоинки, от плавного снижения и приземления редкого одинокого листа, но всё равно уснёшь. Качели Владимира Александровича не возмущают своим движением пространство, они плавно снижают амплитуду колебаний. У Пастернака же в едином мощном порыве движется весь лес, и до колыбельной ещё далеко. Само пространство ищет слова в стихийности, в неудержимой силе движения, в протяжной бессловесной жалобе. Остаётся только метаться и не спать, балансировать на грани – на границе тоски и всепоглощающей ночи.

Невозможно выбрать, какое стихотворение лучше. Они просто разные. Но если второе тревожит, то первое чарует предсонным затишьем. Словно вся жизнь встала на паузу. Тем поразительней возвращаться к другим стихам Степанова, которые могут соседствовать вот с этим – про ветер.

Жил на свете круглый кот,

Круглым был он круглый год:

Кругло ел и кругло пил,

Кругло «мяу» говорил.

Это стихотворение, как вы уже могли догадаться, носит название «Круглый кот», и по первым строчкам можно понять, что ждёт нас гипнотическая игра со словом. Круглая игра, весёлая, безболезненная в силу своей округлости и совершенная по той же причине.

Круглой лапой круглый кот

Умывал свой круглый рот.

Сядет он перед крыльцом –

Круглый сам и хвост кольцом.

Почему он круглым был?

Потому что спать любил.

Степанов, впрочем, не был бы собой, если бы не нарушил уже понятную безобидную предсказуемость. Круглый кот в его истории услышал мышку, прогнал её и потерял покой и сон.

С этих пор, который год,

Спать не может ночью кот.

По ночам, прогнав дремоту,

Кот выходит на охоту.

Стал он стройным, гибким, ловким,

Сальто крутит на верёвке.

Даже маленький котёнок задаёт ему вопрос:

– Вы случайно не тигрёнок?

Папа ваш не в джунглях рос?

Кот молчит и когти точит –

Снова круглым быть не хочет!

Историй с неожиданной концовкой у Владимира Александровича много. Та же синичка совсем не испугалась ни замкнутого пространства, ни пассажиров, села над окном, уцепилась за раму и взялась стучать клювом в стекло:

Она считала горячо –

То вверх, то вниз головка –

Тук-тук, и прямо на плечо

Ко мне спустилась ловко.

Наверно, показалось ей,

Что в варежке мохнатой

Весенний спрятал я ручей

И солнышко я спрятал.

Совсем, как видите, не испугалась. Наверное, привыкла к людям, к тому, что они подкармливают птиц, приглашающе подставив ладонь и затаив дыхание (не спугнуть бы!), и ничем не обижают.

Качались тени на окне

Холодной электрички,

И так неловко было мне

Смотреть в глаза синичке.

Такая концовка взывает к более чуткому отношению к братьям нашим меньшим. Ничего нет в карманах у героя для птицы, неловко смотреть на неё, холодно, неуютно. Что происходит дальше?.. Мы не знаем. Поэт выбрал именно этот острый момент неловкости и оставил нас – зрителей, свидетелей, чтобы могли подумать, и не только о синичке, а ещё о чём-то большем, мысленно выйти за пределы вагона, раздвинув тени, как летние прибрежные травы.

Пожалуй, на этом и завершить бы «Поэтический четверг», но хочется показать ещё одно маленькое стихотворение – «Колокольчик». Ясная простота его читается и слышится, как лёгкий звон. Перелистнул страницу книжки (травы шелестят под ветром), взглянул на прозрачную и прохладную голубизну цветочного рисунка (ясность) и несколькими словами показал колокольчик не нарисованный, а настоящий, живущий одно летнее краткое мгновение на лугу среди других таких же растений (простота):

О чём колокольчик

Звенит на лугу?

Ответить на это

Я вам не могу.

Но думаю так:

Зазвенит он с утра,

И слышат цветы:

Просыпаться пора.

Рубрику ведёт поэтесса Мария Маркова, сотрудник нашей библиотеки.

Представленные в тексте и другие стихи Владимира Степанова можно найти в следующих книгах из фонда нашей библиотеки:

1.       Степанов, В. А. Куда глядит ворона? : стихи / Владимир Степанов ; [худож. В.Жигарев]. – М. : Оникс 21 век : Центр общечеловеч. ценностей, 2003.

2.       Степанов , В. А. Чтобы мама похвалила : [0+] : стихи и сказки / В. Степанов ; художник Е. Варжунтович. – Москва : Стрекоза, 2020.

3.       Степанов, В. А. Лопушиная улица : Стихи: Для детей / Владимир Степанов; Рис. В.Дувидова. – М. : Страх. компания «Славия — Вятичи», 1994.

Стихи Владимира Степанова для детей

Deprecated function: The each() function is deprecated. This message will be suppressed on further calls в функции menu_set_active_trail() (строка 2405 в файле /var/www/detstih/data/www/detstih.ru/includes/menu.inc).

На этой странице вы прочитаете стихи Владимира Степанова для детей.

1. 23 февраля. Владимир Степанов
2. Азбука времён года. Владимир Степанов
3. Акробат (Буква А). Владимир Степанов
4. Барби (Буква Б). Владимир Степанов
5. В гамаке. Владимир Степанов
6. В лесу осиновом. Владимир Степанов
7. Вежливый хвост. Владимир Степанов
8. Вертушка (Буква В). Владимир Степанов
9. Весёлый транспорт. Владимир Степанов
10. Волнушки. Владимир Степанов
11. Волшебная азбука. Владимир Степанов
12. Воробей. Владимир Степанов
13. Воробьи. Владимир Степанов
14. Галочка-считалочка. Владимир Степанов
15. Гармонь. Владимир Степанов
16. Гном (Буква Г). Владимир Степанов
17. Гриб. Владимир Степанов
18. Гусь и цыплёнок. Владимир Степанов
19. Двенадцать месяцев. Владимир Степанов
20. Дзинь-ля-ля. Владимир Степанов
21. Дракон (Буква Д). Владимир Степанов
22. Ёж (Буква Ё). Владимир Степанов
23. Ёжик и дождик. Владимир Степанов
24. Енот (Буква Е). Владимир Степанов
25. Жук (Буква Ж). Владимир Степанов
26. Жучка и тучка. Владимир Степанов
27. Зайка (Буква З). Владимир Степанов
28. Зима. Владимир Степанов
29. Индеец (Буква И). Владимир Степанов
30. Как живете? Что жуете? Владимир Степанов
31. Колокольчик. Владимир Степанов
32. Конкурс красоты. Владимир Степанов
33. Кот. Владимир Степанов
34. Кошка. Владимир Степанов
35. Круглый кот. Владимир Степанов
36. Кто хозяин. Владимир Степанов
37. Кубики (Буква К). Владимир Степанов
38. Лисички. Владимир Степанов
39. Луноход (Буква Л). Владимир Степанов
40. Масленица. Владимир Степанов
41. Маслята. Владимир Степанов
42. Мишка (Буква М). Владимир Степанов
43. Модница. Владимир Степанов
44. Мышка. Владимир Степанов
45. Мышь и кошка. Владимир Степанов
46. Наша Армия. Владимир Степанов
47. Неваляшка (Буква Н). Владимир Степанов
48. Необъятная страна. Владимир Степанов
49. Обезьянка (Буква О). Владимир Степанов
50. Облако-овечка. Владимир Степанов
51. Одуванчик. Владимир Степанов
52. Олень (Буква Ь). Владимир Степанов
53. Ослик. Владимир Степанов
54. Осторожный снег. Владимир Степанов
55. Осы. Владимир Степанов
56. Паравоз (Буква П). Владимир Степанов
57. Подарок маме. Владимир Степанов
58. Подберёзовик и подосиновик. Владимир Степанов
59. Подъёмный кран и мышонок (Буква Ъ, Ы). Владимир Степанов
60. Потемнели ветви. Владимир Степанов
61. Почему не спят котята? Владимир Степанов
62. Праздник сентября. Владимир Степанов
63. Праздничный салют. Владимир Степанов
64. Приходят к дедушке друзья. Владимир Степанов
65. Про меня и муравья. Владимир Степанов
66. Птицы улетают. Владимир Степанов
67. Рассказ ветерана. Владимир Степанов
68. Рассказ оружейника. Владимир Степанов
69. Робот (Буква Р). Владимир Степанов
70. Российская семья. Владимир Степанов
71. Рукавицы для лисицы. Владимир Степанов
72. Самовар. Владимир Степанов
73. Свистулька (Буква С). Владимир Степанов
74. Синичка в электричке. Владимир Степанов
75. Скворцы. Владимир Степанов
76. Следом за летом осень. Владимир Степанов
77. Сонная дорожка. Владимир Степанов
78. Суворовец. Владимир Степанов
79. Телефон (Буква Т). Владимир Степанов
80. Трусиха. Владимир Степанов
81. Тула-город мастеров. Владимир Степанов
82. Тульский пряник. Владимир Степанов
83. Угадай-ка, это кто? Владимир Степанов
84. Урок на зелёной ветке. Владимир Степанов
85. Утёнок (Буква У). Владимир Степанов
86. Флажки (Буква Ф). Владимир Степанов
87. Хлопотунья. Владимир Степанов
88. Хочу играть. Владимир Степанов
89. Хрюшка (Буква Х). Владимир Степанов
90. Хрюшка. Владимир Степанов
91. Цыплята (Буква Ц). Владимир Степанов
92. Чашки (Буква Ч). Владимир Степанов
93. Что мы Родиной зовём. Владимир Степанов
94. Чудеса. Владимир Степанов
95. Шарик (Буква Ш). Владимир Степанов
96. Щенок (Буква Щ). Владимир Степанов
97. Эскимос (Буква Э). Владимир Степанов
98. Юла (Буква Ю). Владимир Степанов
99. Юрий Гагарин. Владимир Степанов
100. Яхта (Буква Я). Владимир Степанов

Неукротимый поэтический дух | ВКР онлайн

В. Д. Эрхарт

ВЫПУСК: зима 1989 г.

Жанр тишины . Дункан Буш. Поэзия Уэльс Пресс. Распространяется Dufour Editions (PO Box 449, Byers Rd., Chester Springs, PA 19425). Бумага за 14,95 долларов.

В 1937 году, когда Советский Союз прочно находился в руках Иосифа Сталина, началась Ежовщина или Большой Террор. «Тысячи казнены, — пишет Дункан Буш, — миллионы арестованы и депортированы в концлагеря. Среди «исчезающих» есть представители интеллигенции, лидеры Красной Армии и бывшие революционеры. В течение следующего десятилетия правления Сталина среди тех групп, которые наиболее систематически подвергались репрессиям, арестам, тюремному заключению и смерти, были писатели».

Одним из таких писателей был поэт по имени Виктор Баль, малоизвестный в свое время и неслыханный сегодня. Родившийся в 1898 году в Петербурге в семье врача, Баль учился в той же школе, что и Осип Мандельштам и Владимир Набоков, но его более поздняя учеба в Петербургском университете была прервана Октябрьской революцией, по-видимому, навсегда. Воевал на стороне большевиков в Гражданскую войну, пока не был ранен в 1920 году. Впоследствии поселился в Москве, где начал работать над сценариями фильмов. Член Союза писателей, он был сослан куда-то восточнее Уральских гор в 1937, а после весны 1938 года все его следы исчезают.

То немногое, что мы знаем о нем, впервые предложенное на английском языке Бушем, валлийским поэтом, исходит из 15 законченных стихотворений и горстки незаконченных фрагментов и черновиков, нескольких страниц из журнала Бала о Гражданской войне, короткого автобиографического эссе, записи из серии интервью с Балем, проведенных Евгением Николаевичем Губским в 1937 году, и гораздо более поздняя беседа с Александром Степановым, знавшим Бала периферийно в XIX веке.20-е годы. Из этих скудных фрагментов Бушу удается не только воскресить исчезнувшую жизнь, но и воссоздать в человеческом масштабе два самых катастрофических события российской истории ХХ века.

Сохранившийся корпус поэзии Бала просто слишком мал, чтобы допускать какие-то обобщения, не говоря уже о том, чтобы пытаться судить о нем в сравнении с такими его современниками, как Мандельштам и Исаак Бабель. (Есть свидетельства того, что Бал издал за свой счет сборник стихов длиной в книгу под названием « подсолнухов 9».0008 в 1922 году, но ни одна сохранившаяся копия еще не появилась.) Однако то, что есть, предполагает поэта большой чувствительности и тонкой силы. Поэт, вроде Мандельштама, Пабло Неруды или Ким Чи Ха, достаточно честный и смелый, чтобы быть опасным. Как сказала когда-то жена Мандельштама Надежда, «людей здесь можно убивать за поэзию — в знак беспримерного уважения — потому что они способны ею жить». Такое уважение, похоже, было оказано Балу.

Из самих стихотворений три, по-видимому, написаны до революции. «Галера» — это тонко завуалированное осуждение царского правительства. «Летом. Вечер» — буколическая мечтательность. «Для Марины» — любовная поэма настолько нежная, что кажется неуместной на фоне разрушений войны и политики террора, которые подпитывают более поздние стихи. Он пишет, что тело его возлюбленной:

. . . такая длинная и красивая
иногда у меня болит сердце

и у меня почти глаза
вздрагивают, так что мне приходится смотреть

прочь, как от зеркала
сверкающего всем солнцем мне в лицо.

Пять стихотворений посвящены Гражданской войне, товарищам Бала и несчастным крестьянам, которые всегда были землей, по которой ступали армии. Хотя Баль был большевиком по своему выбору, стихи лишены политики и идеологии, вместо этого передают только печаль и цену войны. «На что мы натыкаемся, — пишет он в «Черном дыму»:

или оставить мертвы и умирают.
И только в мифологии
Дафна может превратиться в дерево.

В «Архаическом профиле» о солдате, которому отстрелили нос, Бал размышляет:

Кто может объяснить эти вещи?
Да и зачем стараться, когда смерть уже
раздражает нас не больше, чем старый сапог?

Лучшее, на что сейчас будет надеяться Бесманов
, это не потерять нос в одном углу
Украины и свое тело
через шесть недель в другом.

В «Игрушечный солдатик» Бал использует двойную иронию: солдат потратил бы драгоценные пули, чтобы сделать детскую игрушку, и что игрушка должна быть ведущим солдатом. А в «Крестьянском погребении»

. . . второй ребенок родился

в детском гробике
в выстиранной белой ночной рубашке брата
все еще и теперь уже навсегда великоваты для нее.

О том, что Баль сознательно рассматривал и отвергал любой смысл «героического» в этих стихах, что он сомневался, оправдывают ли цели средства, свидетельствует незаконченный набросок в его дневнике. «Теперь пешки плетутся по грязи//до безумия, убивая/украденные полевые орудия для защиты или/занимая пустое поле», — пишет он. Двумя строфами позже он, кажется, пытается поднять войну до откровенно идеологического уровня. «Бело-красная кровь/ должна была растаять [ ]», — начинает он говорить, но эти две последние строчки зачеркнуты, как будто он не может примирить обыденное бездумье грязи и борьбы за пустой квадрат с каким-то отвлеченным и предельно романтический образ тающей крови — большевистской или нет. Наконец, он бросает стихотворение незаконченным.

Готовые стихи поэтому универсальны: их можно было бы написать о любой войне, и они глубоко трогательны. То, что им не хватает «пролетарского героизма» или «социалистического реализма», может помочь объяснить, почему Баль не добился большого успеха в сталинских государственных издательствах. Какими бы тихими «подрывными» ни были стихи о Гражданской войне, семь более поздних стихотворений, написанных, по-видимому, в 1937 году, политически колючи и мужественно горьки. Если стихи о Гражданской войне вызвали у Бала подозрения, то эти более поздние стихи наверняка решили его судьбу.

В «Здании Союза писателей, Москва, 1937 г.» Баль описывает членов союза как «[ов]ов, рвущихся к микрофону, похожих на волков. И, как волки, становится//сильнее, чем дольше вы бежите». В «Вожде» он протыкает дыры в безжалостном тщеславии Сталина, формулируя опасность, с которой он сталкивается при этом, признавая «будущее, которое некоторые из нас не увидят». Он говорит о «временах», мошенничестве и паранойе в «Эпохе ржавчины». Не только физическая, но и страшная психологическая цена сталинского Большого террора навязчиво передана в «Ночи, Дня»:

Мы лежим без сна ночью и мечтаем
о стуке в дверь, через который
мы исчезнем навсегда. Днём приобщи
к нашей судьбе и раздели избавление с

На тротуарах осталось

удивительных толп.
У кремлёвской стены тоже вытягивается очередь
в терпении, как бы на просмотр
телячьей крови и свиных костей

Христа. В то время как при каждой безукоризненной
смене караула даже Ленин,
восковой в мавзолее, думает
, что за ним пришли наконец.

А потом раздался стук в дверь, за которой Виктор Баль исчез навсегда, и только благодаря случайному обнаружению шляпной коробки, принадлежавшей когда-то Губскому, мы знаем, что Баль когда-либо существовал. Ю.Н. Губский, поэт-неудачник, который пережил Террор только для того, чтобы покончить жизнь самоубийством через повешение в 1954 году. Губский, который когда-то пытался опубликовать «Галеру» как собственное произведение. Как отмечает Буш: «Из прошлого, которое необратимо, одна из ироний исторического и биографического исследования состоит в том, что отдельные факты или основания для неопровержимых предположений появляются, когда они появляются, в такой случайной и неуместной форме».

В этой шляпной коробке была найдена большая часть материала, из которого состоит Жанр тишины . К этому материалу Буш добавил интервью со Степановым, которое было записано в гериатрическом отделении ленинградской больницы в 1987 году, несколько исторических аннотаций к стихам и некоторые материалы Мандельштама и Бабеля и о них, которые помогают прояснить комментарии Бала. Губскому во время их интервью 1937 года.

Например, можно узнать, что пять пуль в «Игрушечном солдатике» — это отсылка к привычке Бала оставлять один патронник пустым, чтобы предотвратить случайный выстрел из своего пистолета. И «Крестьянин» приобретает более глубокий смысл, когда читаешь эту запись из журнала Гражданской войны Бала: «Серп, заточенный о камень, час за часом, веками: вот кто они. Они были здесь так долго, что думают, что переживут этот мир. Источником вдохновения для «Черного дыма» послужила запись в журнале от 19 августа., 1918: «Мать, бабушка и дочь — вероятно, не старше четырнадцати, — которых мы нашли изнасилованными (без сомнения, возможным), а затем заколотыми штыками на том же полу хижины». Затем, 20 августа: «После этого я все думал о барских шутках греков о сатириазисе Зевса. Лопе пришлось превратиться в корову, чтобы убежать от него, Дафне — в лавровое дерево. Этот материал не будет работать сейчас, не больше ».

Материал интервью, который записал Губский, столь же увлекательный, освещая стихи сталинской эпохи менее прямо, но не менее сильно. На вопрос Губского, почему он так мало пишет, Баль ответил: «Что ты хочешь, чтобы я сказал? В конце концов, о настоящем поэте можно судить по стихам, которые он отвергает или бросает, точно так же, как и по тем, которые он выбирает или которым посчастливилось найти издателя». Тем не менее, этот взвешенный и художественно оформленный ответ демонстрирует противоречие между честностью и выживанием, с которым сталкивался каждый в непростом положении Бала, особенно если сравнить ответ Бала с его собственной незаконченной поэмой «Герань»:

  Ты должен, говорю я себе,
жить медленно, уверенно и тихо

и внутри себя. Закон
слепой и глухой и
немой. Тем более тупой.
Формируй слова, но произноси
молчание.

Именно Бабель, выступая на съезде писателей 1934 года, назвал себя «мастером жанра молчания». Но Бал понимал так же, как и Бабель, что вообще говорить что-либо опасно. Как написал Баль в стихотворении для Мандельштама, ссылаясь на тогда еще неопубликованное стихотворение Мандельштама:

Вы думали, что в такие дни
безопаснее жить птицей
, чем человеком,
притворяясь, что забыл, что
птицы в клетке поют и их можно услышать.

Действительно, даже в щеголе была политика и опасность, ибо, как указал Бал Губскому, «эта птица не чучело. Это не стервятник в футляре.

Но даже тишина не давала безопасности, как, должно быть, понимали и Бабель, и Бал. Бал рассказывает Губски о случайной встрече с Бабелем в ту ночь, когда Бабель говорил о жанре молчания: «Он выглядел опустошенным, пустым. Я подумал, что такой взгляд я видел у солдат на фронте. После приступа, а иногда просто от полного истощения вдруг замечаешь, что человек похож на труп. Как будто он уже умер. «Он ушел», — говорили мы. «Он просто ждет, чтобы напрячься». Бабель понял бы, что я имею в виду.

Можно только гадать, думал ли Бал о себе, когда говорил. «Полагаю, я пытаюсь сказать, — сказал он Губски, — что вы ищете закономерность во всех этих вещах, какой-то высший смысл. До тех пор, пока вы не поймете, что есть только один смысл, и он заключается в следующем: так обстоят дела у нас. Мы — одно из этих поколений. Мы родились в постели не для того, чтобы умереть в ней».

И, как и многие другие, Бал этого не сделал. Вместо этого он исчез в бескрайней глуши Сибири и просто исчез на пятьдесят лет. То, что он не исчез навсегда, — это случайность в сочетании с необычайным талантом Дункана Буша. То, что Буш смог вернуть себе так много с таким малым, является свидетельством собственной чувствительности и силы Буша.

Буш, должен заметить, сам по себе опытный поэт. Автор трех предыдущих книг: Aquarium (Poetry Wales Press, 1983), Salt (Poetry Wales Press, 1985) и Black Faces, Red Mouths (Bedrock Press, 1986), Буш получил множество наград в Великобритании. , включая премию Грегори и несколько премий Уэльского совета по делам искусств. Однако, за исключением нескольких отдельных стихотворений в Cumberland Poetry Review, Archive и NER/BLQ , его работа до сих пор была недоступна для читателей в США.

Жанр Безмолвия дает шанс исправить это, и это прекрасное знакомство с прекрасным поэтом: отчасти поэзия, отчасти история, отчасти тайна. Да, тайна. Я очень хотел бы поделиться этой тайной; без этого невозможно передать весь блеск достижений Буша. Но объяснять это значило бы испортить веселье, само чувство потрясающего открытия, которое можно испытать, только прочитав книгу. В конце концов, секрет, однажды рассказанный, никогда больше не является секретом.

Так что я скажу только, что хотя Жанр молчания имеет дело с конкретными событиями и конкретными людьми, он ясно говорит о вневременности подавления и сопротивления, жестокости и стойкости. Если неукротимый человеческий дух — это клише, тем не менее, это то, что окончательно и триумфально осталось от жизни Виктора Баля и жизней безымянных миллионов во всем мире, сейчас и на все времена, которое представляет Виктор Бал .

У. Д. Эрхарт, бывший сержант морской пехоты и ветеран войны во Вьетнаме, имеет докторскую степень по американистике Уэльского университета, где он защитил диссертацию об американской поэзии Корейской войны. Он является автором 14 книг прозы и поэзии, а также редактором или соредактором четырех антологий и регулярно публикуется в VQR с 19 лет.80. Он живет со своей женой и дочерью в Филадельфии и преподает английский язык и историю в Хаверфордской школе.

Выпуск:
Зима 1989 г. Том 65
# 1

Опубликовано: 12 декабря 2003 г.

Вы прочитали 1 из 10 бесплатных статей за последние 30 дней

Получить неограниченный доступ

Войти ИЛИ Подписаться

Маргарет Далтон. [Рецензия на «Стихотворения» Николая Заболоцкого]

Настоящий сборник стихов Николая Заболоцкого является еще одним вкладом в серию западных научных изданий о русских поэтах (например, Струве и Филипповские издания Мандельштама, Пастернака и Гумилева). Несмотря на неизбежное упущение некоторых произведений Заболоцкого (таких, как его переводы, его адаптация Слово , некоторые стихи, появившиеся в разных советских журналах и т. д.), это пока наиболее полное издание, которое может дать толчок для более исчерпывающего изучения этого интересного, но несколько забытого поэта.

Книга предваряется вступительными статьями Алексиса Раннита, Бориса Филиппова и Эммануила Райса. Раннит рассматривает поэзию Заболоцкого в общих рамках взаимосвязи европейского искусства и литературы; Филиппов озабочен «эстетической реальностью» Заболоцкого, а Райс рассматривает его в свете различных литературных традиций. За статьями следует краткая (и, кажется, «официальная») автобиография, а также воспоминания поэта о ранней юности под названием «Ранни годи». Основная часть тома посвящена поэзии Заболоцкого с момента его первого появления в печати в 1926 до его смерти в 1958 г. Особую ценность представляет ранний сборник Заболоцкого «Столбцы» (1929 г. ) и его большая поэма «Торжество земледелия» (1929–1930 гг.), ни одно из которых никогда не воспроизводилось в более поздних советских изданиях. В приложение включены воспоминания о Заболоцком его современников (Николая Степанова и Николая Чуковского), впечатляющая библиография, варианты и примечания к некоторым стихотворениям, а также некоторые образцы детской поэзии Заболоцкого.

Широкий поэтический диапазон Заболоцкого, включающий в себя модернистские, футуристические практики в ранний период и приверженность «классическим» традициям русской поэзии XVIII–XIX вв. политическое давление и преследования, которыми отмечена вся жизнь Заболоцкого. Тем не менее тот факт, что Заболоцкий мог выразить себя через такие разные поэтические формы, свидетельствует о его творческих силах и остром чувстве языка.

Наиболее ярко ранняя манера Заболоцкого проявляется в «Столбцах» — сборнике стихов, обманчиво простых и даже примитивных на первый взгляд, но отягощенных сложностью и плотностью образов и смыслов. «Столбы» снискали Заболоцкому литературную репутацию среди поэтов и постоянную неприязнь партийных функционеров. Следуя примеру Хлебникова, своего признанного мастера, Заболоцкий сосредоточился на словесной игре, а не на метрическом экспериментировании, и поразил читателя неожиданностью своих образов, гротескными сравнениями, несовместимыми сочетаниями различных лексических и логических элементов. Достаточно вспомнить такие образы, как проститутки, «поднявшие эмалевые руки к небу и евшие от скуки бутерброды», «бешеный конклав бокалов», который «загорелся, как паникадило» («Красная Бавария»), ночь «гуляет некстати», а пьяный смех «летает в виде попугая» («Белая ночь») и т. д. Заболоцкий видит в «Столбцах» большой современный город гротескным и кошмарным: люди предстают в нем как марионетки, которыми манипулирует невидимая рука, а неодушевленные предметы становятся независимыми от привычных им ассоциаций и обретают собственную жизнь — подобно тому, как гоголевский «Нос» расхаживал по Петербургу в мундире статского советника. Связь Заболоцкого с Гоголем в изображении перевернутого мира со странными механическими проститутками и кукольными Ивановыми, с одной стороны, и одушевленными шкафами, кушетками и лампами, с другой, была сразу же признана. Стало, однако, столь же очевидным, что под видом временного Заболоцкий, как и Гоголь, преподносит «вечные» темы бездарности, глупости и pošlost’ , которые были так же актуальны в 1930 году, как и сто лет назад.

К 1934 году Заболоцкому пришлось отказаться от своей ранней манеры (ср. стихотворение «Прощание» на смерть Кирова). С тех пор его поэзия становилась все более приглушенной и условной в образах и формах. Сатирическая колкость пропала, а на ее место пришел более «положительный» тенор. Трудно установить, действительно ли Заболоцкий стремился к более органичной концепции мира (в отличие от его раннего фрагментарного, хаотического видения) или это было вынужденное развитие. Его темы стали более разнообразными и спокойно объективными: большое количество стихов — это описания пейзажей и различных времен года. Покорение природы человеком и современными технологиями — повторяющаяся тема, равно как и размышления поэта о жизни и смерти. Однако проблема бессмертия никогда не приобретает религиозной окраски, а скорее отражает пантеистическую веру в непрерывные перевоплощения. Хотя Заболоцкий, кажется, стал более далеким от мира человека в свой поздний период, он временами изображает человеческие портреты с чувствительностью и острым психологическим чутьем. Очень интересное место в поздней поэзии Заболоцкого занимает небольшой цикл любовных стихов «Последняя любовь», вызывающий память о Тютчеве. Стихи отличаются простотой слога и прямотой, далекой от раннего буйного Заболоцкого. Стихотворение «Встреча» с его дразнящим поэтическим стремлением выразить момент любви принадлежит к числу лучших стихотворений Заболоцкого.

Согнутый, но не сломленный, Заболоцкий даже в последние годы своей жизни нашел достаточно творческих сил, чтобы увидеть красоту этого мира и воспеть ее в стихах ярких красок и острой свежести видения.