Стихи суриков: Иван Суриков — стихи. Читать стихотворения Ивана Сурикова

Содержание

страницы жизни поэта — МКУК «Межпоселенческая библиотека Октябрьского района»

Иван Захарович Суриков родился 6 апреля (25 марта) в деревне Новосёлово Угличского уезда Ярославской области, в семье оброчного крепостного.

Отец служил в Москве «по торговой части», сначала по оброку. Дела шли успешно, и позже он открыл свою овощную лавку.

В 1849 году восьмилетний Иван переехал к отцу в Москву, с десяти лет учился грамоте у двух купеческих вдов, по Житиям Святых.

Был вынужден помогать отцу в торговых делах, но его больше интересовали книги. Много читал: образованный сосед позволил ему пользоваться своей библиотекой.

Стихи Иван начал писать с детства – несмотря на то, что отец не одобрял этого занятия. Писал, поначалу не зная даже правил стихосложения.

В 1862 году состоялось знакомство с поэтом А. Н. Плещеевым. Стихотворные опыты юного Сурикова получили одобрение, Плещеев поддержал начинающего поэта «из народа».

Первое стихотворение Сурикова было опубликовано в 1863 году в журнале «Развлечение». После этого довольно долго стихи Сурикова публиковались в малоизвестных изданиях, в основном в провинции. Его творчество не принимали и не понимали. Обвиняли в эпигонстве, упрекали в «Болезненности и однообразии».

В 1864 году произошла ссора с отцом. Иван Суриков остался один, без профессии, без средств. Пытался работать переписчиком, наборщиком в типографии. Все попытки устроиться в жизни оказались неудачными.

От отчаяния начал пить, был близок к самоубийству.

О жизни того периода Суриков рассказал в стихотворениях «На мосту», «На могиле матери», «Шум и гам в кабаке».

Через некоторое время произошло примирение с отцом, Суриков снова помогал ему в лавке.

Но после того как отец поэта разорился и вернулся в деревню, Сурикову пришлось зарабатывать на жизнь тяжёлым трудом, жить в очень стеснённых обстоятельствах. Нужда не оставляла.

В 1871 году был издан первый сборник стихотворений Ивана Сурикова.

Вскоре после этого стихи появились и на страницах известных столичных журналов «Дело», «Вестник Европы» и других.

В «Вестнике Европы» были напечатаны его поэмы, написанные на исторические и легендарные сюжеты («Садко», «Богатырская жена»).

Исторические поэмы и баллады Сурикова – «Василько», «Казнь Стеньки Разина» – занимают особое место в творчестве поэта.

Поэт постоянно сотрудничал с журналами «Детское чтение», «Воспитание и обучение», «Будильник» (под псевдонимом И. Келлер).

Занимался переводами.

Суриков опубликовал три сборника стихотворений – в 1871, 1875 (на средства мецената Солдатенкова) и 1877 годах.

В стремлении объединить и поддержать поэтов-самоучек, таких же, как он сам, Суриков создал литературно-музыкальное объединение для писателей и поэтов из народа. В 1872 году был выпущен коллективный сборник «Рассвет».

Объединение получит название «Суриковский литературный кружок» и просуществует вплоть до 1933 года. В разные годы в него входили Н. А. Клюев, С. А. Есенин, С. А. Клычков и другие.

В 1875 Сурикова избирают в члены Общества любителей российской словесности. К этому времени поэт уже серьёзно болен, у него туберкулёз. В 1880 году, в возрасте 39 лет он уходит из жизни.

Суриков писал о русском крестьянстве. Его стихи просты в части поэтической техники, при этом – необыкновенно выразительны и искренни. Поэт, хорошо знакомый с фольклором и с жизнью простого народа, пишет о том, что ему близко и важно.

Благодаря своей напевности, мелодичности, многие стихотворения стали песнями, музыку к которым сочинил народ. Некоторые из них хорошо известны и сегодня: «Рябина» («Что стоишь (у Сурикова было «шумишь»), качаясь…»), «В степи» («Степь да степь кругом…») и др.

Народные исполнители-песенники из бедноты, в чьих душах отзывались «скорбные стоны» стихов Сурикова, нередко распевали: «Эх, ты, доля, моя доля, доля бедняка…», «Сиротою я росла», «Толокно», «Казнь Разина».

В 1895 году композитор Н. А. Римский-Корсаков создал оперу «Садко» по мотивам одноимённой поэмы Сурикова.

П. И. Чайковский написал на стихи Сурикова романс «Я ли в поле да ни травушка была». На его стихи также сочиняли музыку А. Даргомыжский и А. Бородин.

В своих стихах Суриков сочувствует горькой доле крестьян и городской бедноты. Поэт переживает за народ, но при этом он не разделяет настроений революционного крестьянства, в отличие от Н. Некрасова и других поэтов-борцов.

А ещё в своих стихах Иван Суриков рисует прекрасные картины русской природы. Многие стихи автора написаны о детях и для детей.

Суриков считал себя продолжателем традиций А. Кольцова и И. Никитина в русской поэзии. Литературоведы считают, что творчество И. Сурикова ближе всего к поэзии Ивана Никитина.

Иван Суриков – автор хрестоматийного школьного стихотворения «Детство» (1866): «Вот моя деревня, вот мой дом родной…». Среди известных стихов поэта: «Зима», «Доля бедняка», «Что не жгучая крапивушка», «Утро», «Косари», «Нужда», «Осень… Дождик ведром…», «Безработный», «Горе», «В остроге», «Покойник», «У могилы матери», «Тихо тощая лошадка», «Четыре цвета года»

Иван Суриков.

Лучшие стихи Ивана Сурикова на портале ~ Beesona.Ru

Иван Захарович Суриков (25 марта [6 апреля] 1841 — 24 апреля [6 мая] 1880) — русский поэт-самоучка, представитель «крестьянского» направления в русской литературе. Автор хрестоматийного стихотворения «Детство». Другое его стихотворение, «В степи», в народной переработке стало популярнейшей песней «Степь да степь кругом». На его стихи П.И.Чайковский написал романс «Я ли в поле да ни травушка была». Суриков преимущественно лирик. Он с гордостью сознавал себя демократом и считал свою поэзию наследницей музы Кольцова и Никитина.
Не в силах вырваться из тисков нищеты, Иван Суриков до конца жизни был вынужден торговать железным старьём и угольём; умер он от чахотки в расцвете своего незаурядного таланта. Поэт умер в Москве от чахотки 24 апреля (6 мая) 1880, в бедности.

Ярко солнце светит

Ярко солнце светит,
В воздухе тепло,
И куда ни взглянешь,
Все кругом светло.

Над широкой степью

Над широкой степью
Хищный коршун вьется —
Ласточка по степи
Мечется и бьется.

Где ты, моя юность?..

Где ты, моя юность?
Где ты, моя сила?..
Горькая кручина
Грудь мою сдавила.

У могилы матери

Спишь ты, спишь, моя родная,
Спишь в земле сырой.
Я пришел к твоей могиле
С горем и тоской.

Встало утро, сыплет на цветы росою…

Встало утро, сыплет на цветы росою,
Тростником озерным тихо колыхая;
Слышит ухо, будто кто-то над водою
В тростнике озерном ходит, распевая.

Мне доставались не легко

Мне доставались не легко
Моей души больные звуки.
Страдал я сердцем глубоко,
Когда слагалась песня муки.

Косари

I
Утро. Блещет роса, и сквозь лес от зари
Яркий свет на поля разливается.

Эх ты, доля, эх ты, доля…

Эх ты, доля, эх ты, доля,
Доля бедняка!
Тяжела ты, безотрадна,
Тяжела, горька!

Что грустно мне? О чем я так жалею?. .

Что грустно мне? О чем я так жалею?..
Во мне уж нет ни силы, ни огня…
Слабеет взор… Я стыну, холодею…
И жизнь и свет отходят от меня.

Немочь

1
Затужился, запечалился
Муж Терентий, сокрушается,

Утро

Ярко светит зорька
В небе голубом,
Тихо всходит солнце
Над большим селом.

Засветилась вдали, загорелась заря

Засветилась вдали, загорелась заря,
Ярко пышет она, разливается,
В поле грустная песня звенит косаря;
Над заливом тростник колыхается.

Цветы

В глуши
Внутри тюремного двора
Перед стеной, сырой и мшистой,

День вечереет, облака…

День вечереет, облака
Лениво тянутся грядою, —
И ночи тьма издалека
Идет неслышною стопою.

Зима

Не проси от меня
Светлых песен любви;
Грустны песни мои,
Как осенние дни!

Занялася заря

Занялася заря —
Скоро солнце взойдет.
Слышишь… чу… соловей
Щелкнул где-то, поет.

За окном скрипит береза…

За окном скрипит береза,
В комнате темно;
От трескучего мороза
В инее окно.

Шум и гам в кабаке…

Шум и гам в кабаке,
Люд честной гуляет;
Расходился бедняк,
Пляшет, припевает:

Не корите, други

Не корите, други,
Вы меня за это,
Что в моих твореньях
Нет тепла и света.

Черствеет сердце, меркнет ум

Черствеет сердце, меркнет ум…
Грудь надрывается от боли…
Под гнетом горьких чувств и дум
Поется грустно поневоле.

Загорелась над степью заря

Загорелась над степью заря,
На траве засверкала роса.
Поднялись степняки-косари, —
Загуляла по степи коса!

В зеленом саду соловушка…

В зелен_о_м саду соловушка
Звонкой песней заливается;
У меня, у молодешеньки,
Сердце грустью надрывается.

Сиротой я росла

Сиротой я росла,
Как былинка в поле;
Моя молодость шла
У других в неволе.

Детство

Вот моя деревня;
Вот мой дом родной;
Вот качусь я в санках
По горе крутой;

Где ты, моя юность

Где ты, моя юность?
Где ты, моя сила?..
Горькая кручина
Грудь мою сдавила.

На дворе бушует ветер…

На дворе бушует ветер,
Дождик бьет в окно;
Скучно мне! На сердце холод
И в душе темно.

Вот и степь с своей красою…

Вот и степь с своей красою —
Необъятная кругом —
Развернулась предо мною
Зеленеющим ковром.

Верба

Ходит ветер, ходит буйный,
По полю гуляет;
На краю дороги вербу
Тонкую ломает.

Доля бедняка

Эх ты, доля, эх ты, доля,
Доля бедняка!
Тяжела ты, безотрадна,
Тяжела, горька!

Работники

Вставай, товарищ мой! Пора!
Пойдем! осенний день короток…
Трудились много мы вчера,
Но скуден был наш заработок.

Если б легкой птицы …

Если б легкой птицы
Крылья я имела,
В частый бы кустарник
Я не полетела.

Весна

Над землею воздух дышит
День от дня теплее;
Стали утром зорьки ярче,
На небе светлее.

Я ли в поле да не травушка была…

Я ли в поле да не травушка была,
Я ли в поле не зеленая росла;
Взяли меня, травушку, скосили,
На солнышке в поле иссушили.

Белый снег, пушистый

Белый снег, пушистый
В воздухе кружится
И на землю тихо
Падает, ложится.

Горе

Получил письмо от внука
Дедушка Федот, —
Внук на фабрике прядильной
В Питере живет.

Садко у морского царя

1
Едет Садко-купец на своих кораблях
По широкому синему морю;
Расходилась вдруг буря на синих волнах

И вот опять пришла весна

И вот опять пришла весна;
И снова зеленеет поле;
Давно уж верба расцвела —
Что ж ты не расцветаешь, доля?

Всё люди, люди!.. Тьма людей!..

Всё люди, люди!. . тьма людей!..
Но присмотрись, голубчик, строго,
Меж ними искренних друзей
Найдёшь, голубчик, ты не много!

Солнце утомилось…

Солнце утомилось,
Х_о_дя день-деньской;
Тихо догорая,
Гаснет за рекой.

Ночь тиха, сад объят полутьмою…

Ночь тиха, сад объят полутьмою,
Дремлют липы над сонным прудом;
Воздух дышит цветущей весною;
Мы сидим пред раскрытым окном.

Не грусти, что листья…

Не грусти, что листья
С дерева валятся, —
Будущей весною
Вновь они родятся, —

Дети

Солнышко уж встало
И глядит в окно;
Уж щебечут птички
За окном давно.

Засветилась вдали, загорелась заря…

Вот и степь с своей красою

Вот и степь с своей красою —
Необъятная кругом —
Развернулась предо мною
Зеленеющим ковром.

Нужда

Ах, нужда ли ты, нужда,
Сирота забытая!
Ходишь ты без зипуна,
День-деньской несытая.

Ночь тиха, сад объят полутьмою

Мне доставались нелегко…

Мне доставались нелегко
Моей души больные звуки.
Страдал я сердцем глубоко,
Когда слагалась песня муки.

Мороз

Смотрит с неба месяц бледный,
Точно серп стальной;
По селу мороз трескучий
Ходит сам-большой.

Жница

В чистом поле, при дороге,
Ярая пшеница;
Жнет ту ярую пшеницу
Молодая жница.

День я хлеба не пекла

День я хлеба не пекла,
Печку не топила —
В город с раннего утра
Мужа проводила.

И вот опять пришла весна…

И вот опять пришла весна;
И снова зеленеет поле;
Давно уж верба расцвела —
Что ж ты не расцветаешь, доля?

Умирающая швейка

Умирая в больнице, тревожно
Шепчет швейка в предсмертном бреду
«Я терпела насколько возможно,
Я без жалоб сносила нужду.

Я, весь измученный тяжелою работой…

Я, весь измученный тяжелою работой,
Сижу в ночной тиши, окончив труд дневной.
Болит моя душа, истерзана заботой,
И ноет грудь моя, надорвана тоской.

Что не реченька

Что не реченька,
Что не быстрая
Под крутой берег
Подмывается.

Швейка

Умирая в больнице, тревожно
Шепчет швейка в предсмертном бреду:
«Я терпела насколько возможно,
Я без жалоб сносила нужду.

Честь ли вам, поэты-братья

Честь ли вам, поэты-братья,
В напускном своем задоре
Извергать из уст проклятья
На певцов тоски и горя?

Много спели горьких песен

Много спели горьких песен
В этой жиани мы тяжелой;
Легкий смех нам неизвестен,
Песни нет у нас веселой.

Богатырская жена

1
Князь Владимир стольно-киевский
Созывал на пир гостей,

Кручинушка

Хорошо тому да весело,
У кого-то нет заботушки,
На душе тоски-кручинушки,
В ретивом сердце зазнобушки.

Песня-быль

Ох, сторонка, ты, сторонка,
Сторона степная!
Едешь, едешь — хоть бы хата…
В небе ночь глухая.

И.И. Барышеву («Когда расстанусь я с…

Когда расстанусь я с землей,
Сложив на груди руки,
И в домовине гробовой
Засну, покинув муки, —

За окном скрипит береза

За окном скрипит береза,
В комнате темно;
От трескучего мороза
В инее окно.

Мёртвое дитя

Ночь, в углу свеча горит,
Никого нет, — жутко;
Пред иконою лежит
В гробике малютка.

Честь ли вам, поэты-братья…

Честь ли вам, поэты-братья,
В напускном своём задоре
Извергать из уст проклятья
На певцов тоски и горя?

Погоняй, ямщик, скорее!..

Погоняй, ямщик, скорее!
Кони, мчитесь, мчитесь!
В степь безлюдную, глухую
Дальше уноситесь.

Помнишь, были годы…

Помнишь, были годы, —
Годы светлой веры;
Верили мы свято
И любви и ласке, —

Много спели горьких песен…

Много спели горьких песен
В этой жиани мы тяжелой;
Легкий смех нам неизвестен,
Песни нет у нас веселой.

Трудящемуся брату

К тебе, трудящемуся брату,
Я обращаюся с мольбой:
Не покидай на полдороге
Работы, начатой тобой.

Я отворил окно. Осенняя прохлада…

Я отворил окно. Осенняя прохлада
Струёю полилась в мою больную грудь.
Как тихо в глубине увянувшего сада!
Туда, как в тёмный склеп, боюсь я заглянуть.

Казнь Стеньки Разина

Точно море в час прибоя,
Площадь Красная гудит.
Что за говор? что там против
Места лобного стоит?

Песня

Во чистом поле калина
Красная стояла,
У калинушки девица
Плакала, рыдала.

У могилы друга

Посетил я могилу твою,
Мой товарищ, мой друг позабытый;
Поросла вся крапивой она,
Крест свалился, дождями подмытый.

У пруда

У пруда, где верба
Стройная растет,
Девочка-малютка
Уток стережет.

Во тьме

Охвачен я житейской тьмой,
И нет пути из тьмы. ..
Такая жизнь, о боже мой!
Ужаснее тюрьмы.

Когда взгляну порою в глубь я…

Когда взгляну порою в глубь я
Души собрата моего,
Я вижу только самолюбье,
Порок — и больше ничего.

Я ли в поле да не травушка была

Удалой

Перед воеводу
С грозными очами
Молодец удалый
Приведен слугами.

На мосту

В раздумьи на мосту стоял
Бедняк бездомный одиноко,
Осенний ветер бушевал
И волны вскидывал высоко.

Погоняй, ямщик, скорее

Погоняй, ямщик, скорее!
Кони, мчитесь, мчитесь!
В степь безлюдную, глухую
Дальше уноситесь.

В степи

Кони мчат-несут,
Степь всё вдаль бежит;
Вьюга снежная
На степи гудит.

Садко

1
На святой Руси, в Новегороде,
Жил богатый гость, звали Садкою:

Встало утро, сыплет на цветы росою

В зеленом саду соловушка

В зеленом саду соловушка
Звонкой песней заливается;
У меня, у молодешеньки,
Сердце грустью надрывается.

Утро в деревне

Занялась заря на небе,
В поле ясно и тепло;
Звонко ласточки щебечут;
Просыпается село.

Что шумишь, качаясь

Что шумишь, качаясь,
Тонкая рябина,
Низко наклоняясь
Головою к тыну?»

И. И. Барышеву

Когда расстанусь я с землей,
Сложив на груди руки,
И в домовине гробовой
Засну, покинув муки, —

День я хлеба не пекла…

День я хлеба не пекла,
Печку не топила —
В город с раннего утра
Мужа проводила.

Думы

Думы мои, думы,
Думы, мои дети!
На смех породило
Горе вас на свете.

По дороге

Я въезжаю в деревню весенней порой —
И леса и луга зеленеют:
Всюду труд на полях, режут землю сохой,
Всюду взрытые пашни чернеют;

Я отворил окно. Осенняя прохлада

Я отворил окно. Осенняя прохлада
Струею полилась в мою больную грудь.
Как тихо в глубине увянувшего сада!
Туда, как в темный склеп, боюсь я заглянуть.

Я ли в поле да не травушка была… — [Иван Суриков]
Детство — [Иван Суриков]
Белый снег, пушистый — [Иван Суриков]
Ярко солнце светит — [Иван Суриков]
У могилы матери — [Иван Суриков]
Весна — [Иван Суриков]
Садко — [Иван Суриков]
Я ли в поле да не травушка была — [Иван Суриков]
Я отворил окно. Осенняя прохлада — [Иван Суриков]
Над широкой степью — [Иван Суриков]
Утро — [Иван Суриков]
Доля бедняка — [Иван Суриков]
У пруда — [Иван Суриков]
Утро в деревне — [Иван Суриков]
Горе — [Иван Суриков]
Что шумишь, качаясь — [Иван Суриков]
Зима — [Иван Суриков]
Эх ты, доля, эх ты, доля — [Иван Суриков]
Что не реченька — [Иван Суриков]
Шум и гам в кабаке — [Иван Суриков]

Василий Суриков: Я везде любил красоту.

1 марта 1881 года группа «Передвижники» должна была открыть свою девятую выставку в Юсуповском дворце на набережной реки Мойки в Петербурге. Трагическим образом это событие совпало с другим, одним из самых зловещих в русской истории — бомбой, брошенной членом тайной политической группы «Народная воля», был убит император Александр II. Однако, как только миновали траурные дни, долгожданное ожидание любителей искусства было с лихвой вознаграждено шедеврами нового поколения талантливых русских художников: наряду с портретами Ильи Репина композитора Модеста Мусоргского и автора Алексея Писемского «Аленушка» Василия Васнецова и пейзажей Алексея Саврасова и Ивана Шишкина зрители откроют для себя талант юного Василия Сурикова. Его имя в то время мало что значило, но его произведение «Утро стрелецкой казни» казалось каким-то загадочным образом предсказывало недавнюю трагедию. Картина произвела фурор. «Его появление в художественном мире с картиной «Казнь стрельцов» было сенсационным; никто так не начинал», — вспоминала Александра Боткина, дочь Павла Третьякова. «Он не колебался, не пытался сообразить, хорошее или плохое время для выставки такой картины, а пошел как гром»[1]. Сразу же после выставки в Петербурге картина Сурикова, приобретенное Павлом Третьяковым перед выставкой, было перевезено на постоянное место жительства в Лаврушинский переулок. Третьяковская галерея уже тогда считалась крупнейшим собранием русского искусства.

На полотне Сурикова изображена историческая трагедия попытки молодого Петра Великого управлять мятежными стрельцами. Огромное пространство Красной площади не кажется таким уж огромным, окутанным холодным туманом раннего осеннего утра, сгущающегося над Москвой. Собор Василия Блаженного стоит как бы «обезглавленный» верхним обрамлением полотна. У подножия собора, вокруг Лобного блока, сгрудились телеги, в которых «стрельцы», то ли связанные, то ли в колодках, ждут казни. Их матери, жены и дети сидят рядом, в телегах или на земле. Огоньки свечей мерцают в руках приговоренных «стрельцев», и кажется, что воздух наполняется приглушенным ропотом. Картина возвращает прошлое, одновременно посыпая солью старые раны и вызывая сострадание. Реформы Петра всколыхнули всю страну, затронули и армию. Недовольные новыми правилами, введенными царем, стрельцы неоднократно бунтовали. Последний такой инцидент произошел в 169 г.8 и был разгромлен, а его трагическое завершение стало темой картины.

Виселицы, воздвигнутые вдоль Кремлевской стены, словно ждут своих первых жертв, а те, кто заполнил площадь, в напряженном ожидании мрачного финала. Горящие свечи в руках «стрельцев» выглядят символично, как последнее прощание с жизнью: догорает свеча — заканчивается жизнь человека. Хотя у каждого из «стрелец» есть свои мятежные и мятежные чувства, общее настроение наиболее открыто и вызывающе проявляется в своевольном взгляде рыжебородых «стрельцов». Он смотрит прямо в глаза царю Петру, и противостояние двух персонажей составляет главную психологическую конструкцию драматического повествования.

Любой вопрос о том, на чьей стороне художник, звучит риторически. Он с мятежными «стрельцами», разделяющими страдания их жен, матерей и детей, оценивающими драму глазами иностранного посланника; но он также понимает гнев молодого царя, работавшего на будущее России. Силой воображения художника запечатлен эпизод мрачного прошлого России, когда первыми по-прежнему страдали простые люди, требовавшие понимания и сострадания; их мужество, выносливость и воля к свободе заслуживали почитания. На полотне «стрельцы» вместе с сочувствующей толпой воплощают вечно бунтующий характер русского народа.

Доминирующая драматургическая нота сцены заключена с одинаковым мастерством и в психологическом изображении персонажей, и в подчеркнутой пластичности живописных образов, таких как тревожное мерцание свечей на фоне тусклого туманного рассвета или апельсин и красные пятна на кафтанах, шапках, шалях, на одеждах бояр в петровской партии. Брызги багрянца вокруг полотна напоминают зрителю о приближающейся кровавой близости сцены — это еще не сцена казни, но запечатлены предшествующие ей последние минуты. То, что художник избегал показа казни, свидетельствует о его тонкой чувствительности. «Я никогда не собирался шокировать», — признавался он. «Я везде любил красоту».[2]

Это проявлялось не только в привлекательных лицах и характерах, но и в бытовых деталях, которые могли бы показаться обыденными: украшенные оглобли, столь характерные для русской упряжи, суровая поверхность бортов телег, сверкающая «как чистое серебро». «Железные сани, раскисшая дорога. «Когда мне на глаза попалась телега, я готов был почтительно поклониться каждому ее колесу», — писал Суриков. «Вот что я рисовал рядом со всеми этими драмами. Я обожал эти детали»[3]. Порой художник находил главное в своих полотнах детали — живопись в чистом виде: узор богатого парчового платья или простой хлопчатобумажный узор. юбка как услада для глаз, или лужа воды, блестящая на грязной дороге. Такие детали уравновешивают трагический посыл полотна.

«Утро стрелецкой казни» стало странным сплавом воспоминаний Сурикова о его сибирском детстве и его впечатлений от Москвы, с ее характерным архитектурным образом, своеобразным течением жизни, типами и характерами. «Здесь, в Москве, со мной стало происходить что-то странное, — писал Суриков в письме Сергею Глаголу. «Во-первых, здесь мне было намного легче, чем в Петербурге. Было что-то в Москве, что больше напомнило мне Красноярск, особенно зимой. стали приходить на ум снова и снова».[4]

Красная площадь, историческое сердце России, художник намеренно избрал ареной смертельного противостояния стрельцов и царя Петра. Стены и башни Кремля, Лобный корпус, собор Василия Блаженного, самое пространство Красной площади были свидетелями многих событий, как крупных, так и второстепенных по своему значению; это был одновременно и будничный базар, и место проведения грандиозных царских шествий и коронаций русских царей, и арена массовых казней. С характерным чутьем Суриков так представлял себе Москву и Красную площадь, вспоминая, как он совершал долгие прогулки по тихим московским улочкам, которые приводили его на Красную площадь, где он останавливался в сумерках, так как наступающая ночь хорошо маскировала ее. знакомые черты и все преобразилось до неузнаваемости.

Воображение художника рисовало кусты и деревья вдоль кремлевских стен то ли какими-то странными мужчинами в древнерусских одеждах, то ли казалось, что из башен могут появиться какие-то женщины, одетые в парчовые «душегрейки» и традиционные головные уборы. «И вскоре я заметил, что заселил окрестности Красной площади типами, которых столько раз видел на родине»[5]. художника, стали логичной частью образности картины наряду со стрельцами, их женами, детьми и верным царю петровским Преображенским полком. Именно на московских улицах и на ее шумных базарах, у стен московских церквей и кладбищ Суриков собирал «зёрна» своей исторической драмы. Атмосфера московской жизни, глубоко укоренившаяся в отечественной истории, легко вызывала образы прошлого и портреты его персонажей, прототипы которых можно было найти у современников художника. «Чернобородый «Стрелец» — это Степан Федорович Торгшин, брат моей матери. А бабы на картине, знаете ли, похожи на каких-то старух из моего рода. .. Старик «Стрельцов» — бывший каторжный, лет 70 с небольшим. Рыжий «стрелец» — могильщик, я встретил его на кладбище»[6]. Прошлое и настоящее, переплетаясь, создавали образы убедительной силы.

Талант Сурикова к «пониманию» ушедших эпох, питаемый воспоминаниями о детстве и юности, удачно совпал с общим интересом русской интеллигенции к отечественной культуре, проявившимся во второй половине XIX века. Такой интерес стимулировал появление фундаментальных исторических трудов Сергея Соловьева, лекций Василия Ключевского по русской истории, издание древнерусских текстов Николая Тихомирова, исследований Ивана Забелина по истории русского народного быта, графа Алексея (Константиновича) Толстого. исторические пьесы в стихах «Смерть Ивана Грозного», «Царь Федор Иоаннович» и «Царь Борис», поставленные как в Москве, так и за ее пределами, оперы «Борис Годунов» и «Хованщина» Мусоргского и «Князь Игорь» Александра Бородина и , наконец, колоссальная «Война и мир» Льва Толстого.0005

Ближайшие сподвижники Сурикова Василий Васнецов, Василий Поленов и Илья Репин каждый по-своему обращались к исторической тематике на рубеже 1870-1880-х годов. Репин пытался уловить признаки петровской мятежной эпохи в портрете своенравной царицы Софьи, сестры и соперницы; историческое полотно «Последнее сражение войска Игоря Святославича с половцами» (1880) продемонстрировало оригинальное видение событий прошлого Васнецовым, называвшим себя «историческим живописцем несколько фантастическим образом». Поленов придумал историческую жанровую сценку «Покров». Осужденная царица». Василий Перов был близок к написанию исторических драм своими полотнами «Пугачевский суд» (1875) и «Никита Пустосвят. Спор об исповедании веры» (1881). Василий Суриков был знаком с тонкой живописью исторических жанровых полотен Вячеслава Шварца. был свидетелем того, как высоко оценили сцены из боярской жизни Константина Маковского, отвечавшие модному стилю русской аристократии.Принимая самые серьезные из приведенных выше идей, Суриков не колеблясь отвергал многие ходячие господствующие «образцы» — он свои собственные идеи и умел по-своему передать их на холсте.0005

Первым таким примером стали «Стрельцы». Документальным подтверждением идеи послужили дневники австрийского посланника в Москве Иоганна Георга Корба, ведшего запись кровавых событий 1698 года. Опубликованный за границей при жизни Петра Великого дневник привел императора в ярость, и Петр потребовал Австрийское правительство уничтожило все экземпляры книги.

Даже после смерти Питера книга долгое время находилась под запретом. Сокращенный вариант его был впервые опубликован в России в 1840 году, но в этом издании были исключены записи о «стрелецком» расстреле. Только в 1867 г. в русском переводе появился несокращенный полный текст дневников. Корб подробно рассказал о восьми расстрелах «стрелецких» в октябре 169 г.8. Суриков внимательно изучил показания очевидца, его предмет выводил не одно из описываемых событий, а, наоборот, объединял черты всех в более широкую конструкцию резни. Рассказывая Максимилиану Волошину об идее своей будущей картины, Суриков сказал: «Кто-то назвал ее «Утро перед стрелецкими расстрелами». Хорошее название. Я хотел передать торжественность последних минут, а не саму казнь». [7]

Воспоминания о Сурикове, записи бесед с художником, написанные Волошиным и другими современниками, дают волнующую, хотя и не полную картину того, как возникла и воплотилась в жизнь идея «стрелецкой». В них художник упоминает, как это было, когда вся сцена казни вдруг, как вспышка, всплыла в его памяти, и «он до поздней ночи был занят, делая зарисовки либо общей композиции, либо отдельных групп»[8].

На сегодняшний день существует только один набросок общей композиции, выполненный художником карандашом, а также одна часть левой части будущей картины, телеги и сгруппированные «Стрельцы», нарисованная на тот самый лист. Хотя первоначальный набросок, датированный Суриковым 1878 годом, раскрывает композицию, почти идентичную окончательной, еще три года художник потратил на поиски образно-смысловых доминант, наиболее верно передающих тональность картины. В нем сочетаются идеи: столкновение народа и власти, прошлое и будущее, роковая сила противостояния, сострадание, нищета, отчаяние, мужество и выносливость и многие другие оттенки эмоций, созерцание моральная дилемма — вопросы, на которые нет однозначного ответа.

Конечно, художник понимал важность правильного уравнения размеров холста. Для него это было далеко не академическое дело: Суриков добавил к правому краю картины лишний кусок холста, чтобы можно было показать кремлевскую стену, ряды верных Петру воинов, бояр, иностранных посланников и, главное, фигура самого царя Петра как противовес мятежной оппозиции. Изначально этот вид был обрезан рядом виселиц, а изменения вносились в процессе росписи на холсте, без предварительной работы. Говорят, что Репин предложил Сурикову усилить трагический поворот сцены, изобразив несколько казненных повстанцев.

В ходе реставрации картины в 1970 году реставрационным отделом Третьяковской галереи было проведено тщательное исследование, в том числе рентгенологическое исследование[9]. им давать ответы на конкретные вопросы. Выяснилось, что первоначальный вариант включал в себя две фигуры расстрелянных: на рентгеновском снимке отчетливо видна надкраска двух повешенных повстанцев слева от царя Петра на фоне кремлевской стены. Позднее обе фигуры были закрашены. «Я не мог перестать бояться огорчать зрителей. Мне хотелось во всем ощущения спокойствия»[10], — писал Суриков.

Поиски художника правильной композиции сопровождались поисками нужных персонажей: стрельцов, петровцев, самого молодого царя и всех прочих, казалось бы, незначительных персонажей большого полотна, вроде женщины, которая появляется на окно вагона. Работая над этой картиной, первой, которую он написал как самостоятельный мастер, а не как ученик, Суриков выработал свой собственный метод, которому он будет следовать в своих поздних работах, прежде всего в «Боярыне Морозовой»: полотну предшествовали десятки и даже сотни предварительных этюдов, которые сами нередко становились маленькими шедеврами.

Для Сурикова в его первом крупном произведении было важно все: и психологически убедительные персонажи, и исторически достоверные детали в архитектуре, мечи и ружья, одежда и головные уборы. В письмах он спрашивал у матери, какую одежду носили в старину, как носили русские женщины шали и платки. Обращаясь к своему брату, Суриков спрашивал: «Ты, Саша, заметь для меня, когда в следующий раз приедешь на базар, какие шапки обыкновенно носят наши крестьяне зимой? И, сколько сможешь, нарисуй мне их. примерно. Мне это нужно»[11]. Наиболее дотошно художник относился к стрельцам. Для образа одной только рыжебородой фигуры Сурикову пришлось сделать восемь этюдов и рисунков (тех, которые известны, по крайней мере, сегодня). Хотя далеко не все такие этюды сохранились, те, которые свидетельствуют о гигантской работе, проделанной художником до того, как картина была окончательно завершена.

Историческая тематика заставила Сурикова изучить множество источников, изучить старинные гравюры, прочитать много книг. «Чтобы так ярко изобразить события далекого прошлого, ему приходилось читать и просматривать целые библиотеки», — писал Александр Бенуа, называя Сурикова «великим ученым-реалистом, а по существу поэтом». [12] Его ранние сибирские воспоминания в сочетании с глубокими размышлениями о современной ему художественной жизни и тщательным изучением исторических источников породили первую историческую трагедию Сурикова.

«Стрельцы» сделали имя нового художника известным публике, заявив о новом мощном и самобытном таланте, поскольку молодой художник из Сибири — Сурикову было 33 года, когда картина была закончена — твердо и убедительно заявил о своих правах. Еще до открытия выставки в Юсуповском дворце Репин писал Павлу Третьякову: «Суриковская картина производит на всех яркое, глубокое впечатление… По лицу каждого зрителя видно, что она составляет гордость этой выставки… Сильная картина. !» [13] Репин был первым, кто дал столь восприимчивую оценку творчеству Сурикова. Рассмотрев картину более внимательно и придирчиво, Марк Антокольский высказал свое профессиональное мнение следующим образом: «Хотя она, может быть, и грубовата, но может нуждаться в некотором большем совершенстве, достоинства ее столь многочисленны, что более чем компенсируют ее недостатки. сто раз». [14]

Нельзя сказать, чтобы все критики были так же единодушны в своих мнениях, как эти два художника: Владимир Стасов, большой авторитет, принял «Стрельцов» с некоторыми оговорками, а Иван Крамской вообще отказался принять; обзоры газет зависели от политической ориентации их владельцев. Тем не менее подавляющим выводом, несмотря на откровенное непонимание, злорадство и осторожность, было: «Это одна из самых выдающихся картин русской школы» [15], а ее создатель «является одним из самых удивительных русских художников». [16]

А.П Боткина. Павел Михайлович Третьяков в жизни и искусстве. Москва, 1993, с. 207.
Василий Иванович Суриков. Писма. Воспоминания о художнике [Василий Иванович Суриков. Буквы. Воспоминания о художнике. Ленинград, 1977, с. 184. Здесь и далее: Суриков.
Там же, с. 184
Там же, стр. 213 — 214.
Там же, с. 214.
Там же, стр. 183.
Там же, стр. 183.
Там же, с. 214.
В 1970 году специальный расширенный совет по художественной реставрации, в который вошли виднейшие специалисты Москвы и Ленинграда, а также художники и искусствоведы, специализирующиеся на суриковском творчестве, принял решение очистить картину от скопившихся слоев грязи и пыли. с годами. Очистка картины производилась проверенным методом. Была создана специальная комиссия, чтобы не испортить не только оригинальную краску, но и оригинальный лак. С этой целью ватные тампоны, используемые для очистки, регулярно проверялись на наличие следов химических веществ после процедуры. Софья Гольдштейн, известный искусствовед, руководила исследованием. См. в: Художник, 19.73, нет. 2.
Суриков, с. 183.
Там же, с. 52.
Бенуа А. Н., История русской живописи в XIX веке. Москва, 1995, с. 331.
Письма И.Е. Репина. Переписка с П.М. Третьяковым [Письма Ильи Ефимовича Репина. Переписка с Павлом Михайловичем Третьяковым. 1873-1898, Москва-Ленинград, 1946, с. 47.
Антокольский М.М. Его жизнь, творчество, статьи. Под редакцией В.В. Стасова, Санкт-Петербург, с. 414.
«Новое время», 1881, 26 марта.
Бенуа А.Н., указ. соч., с. 325.

Владимир Суриков [Идентификация WorldCat]

Обзор

Хронология публикации

Самые популярные произведения
Владимир Суриков

Два тореадора из села Васуковка by
Всеволод Нестайко(
Книга
)
1
издание опубликовано

в
1983
в
Английский
и проводится
18 член WorldCat

библиотеки

Мировой

Два русских деревенских мальчика проводят ночь на необитаемом острове, отправляются в путешествие в большой город и переживают множество захватывающих приключений

Выбор для детей: стихи, басни и сказки автора
Сергей Михалков(
Книга
)
3
выпуски опубликованы

между
1980 г.
и
1988 г.
в
Английский
и проводится
13 член WorldCat

библиотеки

Мировой

Праздник Непослушания︠а︡ : повести
Сергей Михалков(
Книга
)
2
выпуски опубликованы

между
1990 г.
и
1992 г.
в
Русский
и проводится
8 член WorldCat

библиотеки

Мировой

В этой книге два рассказа о детях современной России

Чудесные корабли
С Сахарнов(
Книга
)
2
выпуски опубликованы

между
1974 г.
и
1981 г.
в
Английский
и проводится
4 член WorldCat

библиотеки

Мировой

Лос-Маравильосос Баркос по
С Сахарнов(
Книга
)
1
издание опубликовано

в
1975 г.
в
испанский
и проводится
3 член WorldCat

библиотеки

Мировой

Иллюстрации и краткие описания различных типов судов

Novelas y cuentos by
Алексей Николаевич Толстой(
Книга
)
в
испанский
и проводится
2 член WorldCat

библиотеки

Мировой

Измена по
Кэтрин Сюзанна Причард (англ.
Книга
)
2
выпуски опубликованы

в
1962 г.
в
Русский
и проводится
2 член WorldCat

библиотеки

Мировой

Жизнь нам открыла глаза повести и рассказы
Шабданбай Абдыраманов(
Книга
)
1
издание опубликовано

в
1969 г.
в
Русский
и проводится
2 член WorldCat

библиотеки

Мировой

Ди︠а︡ди︠а︡ Степа и другие : стихи и сказки
Сергей Михалков(
Книга
)
1
издание опубликовано

в
1994 г.
в
Русский
и проводится
1 член WorldCat

библиотека

Мировой

Десятая муза
Хуана Инес де ла Крус (англ.
Книга
)
1
издание опубликовано

в
1966 г.
в
Русский
и проводится
1 член WorldCat

библиотека

Мировой

больше

меньше

Уровень аудитории

0				1
	Общий		Специальный

Уровень аудитории:
0,00
(от
0,00
за
Два тореада
.

страницы жизни поэта — МКУК «Межпоселенческая библиотека Октябрьского района»

Иван Суриков.

Василий Суриков: Я везде любил красоту.

Владимир Суриков [Идентификация WorldCat]

Добавить комментарий Отменить ответ