Содержание
«Унылая пора! Очей очарованье!»
Стихи про осень глазами поэтов-классиков удивительно красивы. Они красочно описывают это грустное, но в то же время очаровательное время года.
Отрывок из Осени Пушкина
Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.
(А. Пушкин)
Листопад
Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Веселой, пестрою стеной
Стоит над светлою поляной.
Березы желтою резьбой
Блестят в лазури голубой,
Как вышки, елочки темнеют,
А между кленами синеют
То там, то здесь в листве сквозной
Просветы в небо, что оконца.
Лес пахнет дубом и сосной,
За лето высох он от солнца,
И Осень тихою вдовой
Вступает в пестрый терем свой…
(И.
Бунин)
***
Небывалая осень построила купол высокий,
Был приказ облакам этот купол собой не темнить.
И дивилися люди: проходят сентябрьские сроки,
А куда провалились студеные, влажные дни?..
Изумрудною стала вода замутненных каналов,
И крапива запахла, как розы, но только сильней,
Было душно от зорь, нестерпимых, бесовских и алых,
Их запомнили все мы до конца наших дней.
Было солнце таким, как вошедший в столицу мятежник,
И весенняя осень так жадно ласкалась к нему,
Что казалось — сейчас забелеет прозрачный
подснежник…
Вот когда подошел ты, спокойный, к крыльцу моему.
(Анна Ахматова Сентябрь 1922)
Осенней позднею порою
Осенней позднею порою
Люблю я царскосельский сад,
Когда он тихой полумглою,
Как бы дремотою, объят
И белокрылые виденья
На тусклом озера стекле
В какой-то неге онеменья
Коснеют в этой полумгле…
И на порфирные ступени
Екатерининских дворцов
Ложатся сумрачные тени
Октябрьских ранних вечеров —
И сад темнеет, как дуброва,
И при звездах из тьмы ночной,
Как отблеск славного былого,
Выходит купол золотой…
(Ф.
Тютчев)
Осенний блюз…
Осенний ветер заиграл на саксофоне
Немного грустный мой любимый блюз
Сверкает саксофон в его ладонях,
Я замираю…
Я спугнуть боюсь…
Маэстро ветер, чуть глаза прищурив,
Самозабвенно партию ведет.
От вдохновения брови он нахмурил…
И листья в такт заводят хоровод.
Он их бросает вверх
И затихает…
Листва парит послушна и легка…
Мелодия плывет,
А сердце тает
И не находит нужные слова…
И мне так хочется в зеленом легком платье
На цыпочках тихонько танцевать,
И ощущать какое это счастье
Осенней легкой музыке внимать…
И подставлять лицо дождинкам-нотам
Ловить губами капель терпкий вкус
И как листва легко парить в полете…
Реклама
Люблю, когда играет ветер блюз…
(Н. Весенняя)
***
В старом парке царствовала осень,
Красила деревья и кусты.
Яркие платки, на плечи бросив,
Ставила художникам холсты.
Чуть мазнула синей акварелью
Гладь пруда и неба высоту.
Расцветила нежною пастелью
Облака, добавив чистоту.
Заглянула в старые аллеи,
Пошумела ветром и дождем.
Красоты и ласки не жалея,
Все укрыла золотым листом.
Пробежала рыжею лисицей
По давно некошеной траве…
И большой, тревожной, яркой птицей
Унеслась к холодной синеве.
(Т. Лаврова)
Отрывок из поэмы Евгений Онегин
Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало,
Короче становился день,
Лесов таинственная сень
С печальным шумом обнажалась,
Ложился на поля туман,
Гусей крикливых караван
Тянулся к югу: приближалась
Довольно скучная пора;
Стоял ноябрь уж у двора.
(А. Пушкин)
Есть в осени первоначальной
Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора —
Весь день стоит как бы хрустальный,
И лучезарны вечера…
Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко еще до первых зимних бурь
И льется чистая и теплая лазурь
На отдыхающее поле…
(Ф.
Тютчев)
Закружилась листва золотая
Закружилась листва золотая
В розоватой воде на пруду,
Словно бабочек легкая стая
С замираньем летит на звезду.
Я сегодня влюблен в этот вечер,
Близок сердцу желтеющий дол.
Отрок-ветер по самые плечи
Заголил на березке подол.
И в душе и в долине прохлада,
Синий сумрак как стадо овец,
За калиткою смолкшего сада
Прозвенит и замрет бубенец.
Я еще никогда бережливо
Так не слушал разумную плоть,
Хорошо бы, как ветками ива,
Опрокинуться в розовость вод.
Хорошо бы, на стог улыбаясь,
Мордой месяца сено жевать…
Где ты, где, моя тихая радость,
Все любя, ничего не желать?
(С. Есенин)
А. С. Пушкин «Унылая пора, очей очарованье»
Содержание
- А. С. Пушкин «Унылая пора, очей очарованье» (Отрывок)
- VII
- Анализ стихотворения А.
С. Пушкина «Унылая пора, очей очарованье»
С. Пушкина «Унылая пора, очей очарованье»А. С. Пушкин «Унылая пора, очей очарованье» (Отрывок)
VII
Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.
Анализ стихотворения А. С. Пушкина «Унылая пора, очей очарованье»
Золотая пора года поражает своей красотой, поэтичностью. Период, когда природа ярко и торжественно прощается с летом, теплом, зеленью, готовится к зимнему сну. Желтая, красная листва украшает деревьев, а осыпаясь ложится пестрым ковром под ноги. Межсезонье на протяжении столетий вдохновляло художников, поэтов, композиторов, драматургов.
Пушкина всегда привлекала осень своим очарованием. Он любил это время больше всех других, о чем неустанно писал как в прозе, так и в стихах.
В стихотворении «Унылая пора, очей очарованье» Александр Сергеевич рассуждает о временах года и приходит к выводу, что конец октября для него идеален по всем параметрам.
Он не любит весну, воспетую многими поэтами, за то, что грязно, слякотно. Не выносит знойного лета, с вечно жужжащими насекомыми. Лирику больше к душе «русский холод». Но зима морозная, долгая. Хоть герой и любит мчатся на санях по снегу, кататься на коньках. Не всегда погода благоволит любимым забавам. А сидеть долго дома у камина рассказчику скучно, тоскливо.
Знаменитые строки родились во вторую Болдинскую осень в 1833 году. Известно, что данный период был самым продуктивным для поэта, его творческим подъемом. Когда пальцы сами просились к перу, а перо к бумаге. Подготовка ко сну, увядание природы – для Пушкина этап обновления, новой жизни. Он пишет, что вновь расцветает.
Уже в первых строках звучит антитеза. Яркое противопоставление двух описаний одного явления. С одной стороны поэт восклицает: «Унылая пора».
С другой – называет погоду за окном очарованием очей. Он пишет об увядании природы – слово с негативной окраской. Но в то же время сообщает читателю о своей любви к данному периоду. Прощальная красота лесов, одетых в багрец и золото, опустошенных полей манит автора на прогулку. В такую погоду невозможно усидеть взаперти.
Лирическим героем выступает рассказчик, за которым прорисовывается личность самого Александра Сергеевича. Внимательный читатель понимает, что описание живое. Пушкин, что видит, то изображает в поэтических строках. Природа одухотворена. Поэтому ее образ можно считать вторым героем сюжета.
Главная тема текста – красота осенней природы, смена погоды. Трепетно и с любовью герой спешит поделиться радостью от наступления октября. Донести основную мысль, настроение автору помогают средства художественной выразительности. Эпитеты: «сладкая тишина», «лирическое волненье», «блистающее копыто», «незримый рой». Метафоры: «усыплен воображением», «трепещет и звучит душа».
Автор бережно, вежливо, очень учтиво, доверительно общается с читателем. Будто приглашает к диалогу. Спрашивает мнения, извиняется за излишний «прозаизм». Таким образом, использован жанр обращения. Так читающий лучше понимает автора, его настроение, чувство и ту мысль, которую поэт хотел донести.
Размеренное, напевное, ритмичное прочтение достигается с помощью выбранного поэтического размера – ямба. Стихотворение поделено на октавы, которые представляют собой строфы из восьми строчек.
Композиционно текст выглядит незавершенным. Александр Сергеевич заканчивает строчкой: «Куда ж нам плыть?». Предлагая читателю самому поразмышлять над этим вопросом. Небольшой элемент натурфилософской лирики в пейзажном описании.
Строки целенаправленно лишены точного описания пейзажа.
Пушкин, как истинный живописец в поэзии, здесь выступает в роли импрессиониста. Пойман момент, который вот-вот сменится другим. Но картинка слегка размыта, передает не столько детали, сколько эмоции.
Благодаря стихотворению А.С. Пушкина «Унылая пора, очей очарованье» мы можем увидеть осень глазами великого поэта. После прочтения текст оставляет позитивные эмоции, приятное волнение.
Гугломаг
Спрашивай! Не стесняйся!
Задать вопрос
Не все нашли? Используйте поиск по сайту
Search for:
Короткие стихи Александра Пушкина
Известные короткие стихи Александра Пушкина. Короткие стихи известного поэта Александра Пушкина. Сборник лучших коротких стихотворений Александра Пушкина всех времен
- Стихи Александра Пушкина
- Александр Пушкин Лучшие стихи
Дружба  
Александр Пушкин
Что такое дружба? Фракция похмелья, Бесплатный разговор о возмущении, Обмен суетой, бездействием, Или горький стыд покровительства.
Мечта  
Александр Пушкин
Недавно в прелестном сне, Я видел себя -- короля с коронным сокровищем; Я был влюблен в тебя, казалось, И сердце билось от удовольствия.
Я пел песню моей страсти у твоих чарующих колен.
Почему, сны, вы не продлили мое счастье навсегда? Но боги не лишили меня всей своей милости: Я только потерял королевство своей мечты.
Маленькая птичка  
Александр Пушкин
В чужих краях я храню тело О древних туземных обрядах и вещах: Я с радостью освобождаю маленькую птичку На празднике весны.
Я теперь свободен для утешения, И благодарен всемогущему Господу: По крайней мере, к одному из его творений Я дал свободу в этом мире!
Ночь  
Александр Пушкин
Мой голос для тебя томный и нежный, Тревожит бархат темной ночной мантии, У моей постели свеча, мой грустный страж, Горит, и стихи мои рябят и сливаются в потоке — И беги потоки любви, беги, полные тебя одного, И в темноте твои глаза сияют, как драгоценные камни, И улыбайся мне, и слышу я голос: Мой друг, мой самый милый друг.
.
.
Я люблю.
.
.
Я твой.
.
.
Я твой!
Желание  
Александр Пушкин
Я пролил слезы; мои слезы – мое утешение; И я молчу; мой ропот мертв, Моя душа, погрузившись в тень депрессии, Скрывает в своей глубине горькое ликование.
Я не сожалею о своей мимолетной мечте о жизни - Исчезни во тьме, пустое привидение! Я забочусь только о причинении моей любви, И дай мне умереть, но только умереть в любви!
Ты и ты  
Александр Пушкин
Она случайно подставила Ибо пустое "ты" -- нежное "ты"; И все мои счастливые сны, разом, В любящем сердце снова звучат.
В блаженстве и тишине я остаюсь, Не удалось сохранить мою роль: — Ах, какой ты милый! Я говорю -- "Как я люблю тебя!" говорит моя душа.
Одиночество  
Александр Пушкин
Блажен, кто в мире живет, тот далек От невежественных брелоков со звонками, Кто может предоставить каждый свой экземпляр С мечтами, или трудами, или воспоминаниями; К кому судьба посылает друзей в счет, Кто прячется за спину Спасителя От стыдливых дураков, которые убаюкивают и утомляют, И от наглых, которые будят.
Морфеус  
Александр Пушкин
О, Морфей, дай мне радость до утра Для моей вечно болезненной любви: Просто задуй горящие свечи И пусть мои мечты в благословение движутся.
Пусть из моей души исчезнет Резкий упрек разлуки! И дай мне увидеть этот милый взгляд, И позволь мне услышать голос, что дорогой.
И когда исчезнет мрак ночи И ты освободишь мои глаза при уходе, О, если бы мое сердце имело бы право Потерять свою любовь до темноты вечера!
Буря  
Александр Пушкин
Ты видел на скале девицу, Ее одежда белая над бурунами, Когда безумное море поднялось и заиграло Его кнуты брызг на прибрежных акрах И то и дело вспыхивают молнии, И лиловые отблески над ней парят, И взмыв в вихревой порыв, Ветер гуляет в ее воздушном покрове? Красиво море в бурях, Небеса осушены голубизной и сверкают, Но честнее на ее скале служанка Чем бури и небеса и грохот бурунов.
Моим друзьям  
Александр Пушкин
Цепь золотых дней и ночей Все еще твое наследие от Божества, И еще томные девичьи глаза Обращаются к вам так же пристально.
Итак, играйте и пойте, друзья моих лет! Потерять очень быстро уходящий вечер, И на твою беспечную радость и пение, Я буду улыбаться сквозь слезы.
На графа Воронцова  
Александр Пушкин
Половина Милорд, половина в торговле, Наполовину мудрец, наполовину дурак, Пол-мошенник, но здесь на этот раз Есть все надежды, что он добьется успеха.
Бахчисарайский фонтан Александра Пушкина
Сказка о Таврике
(1824)
Немой сидел Гирей, потупив взор, Как будто чары печали его связали, Его рабские придворные теснились рядом, В грустном ожидании стояли вокруг него. Все уста сомкнули молчание, Когда, склонившись к нему, каждый взгляд наблюдательный, Видел глубокий след печали и пылкую страсть На его угрюмом челе, явленном.
Но гордый хан свой темный глаз подняв, И на придворных свирепо взглянув, Дал им сигнал уйти! Вождь, без свидетелей и одинокий, Теперь уступает его на грудь его горя, Глубже на его челе суровом Прослеживается тоска его сердца; Как полные тучи на зеркалах ясных Отражаются страшные предстают!
Что наполняет эту надменную душу болью? Какие мысли вызывают такие безумные суматохи? С Россией опять замышляет войну? Стал бы он Польше диктовать законы? Скажи, меч возмездия глядит? Смелый бунт претендует на право природы? Возбуждают ли царства угнетенные тревоги? Или сабли наступающих свирепых врагов? Ах нет! не более его гордый конь, гарцующий Под ним, ведет хана на войну,— Такие мысли его ум изгнал далеко.
Разве измена взобралась на стену гарема, Чья высота измены могла бы ужаснуть самого себя, И дочь рабства бежала от его власти, Чтобы уступить ее смелому Гяуру?
Нет! печально тоскую в своем гареме, Ни одна его жена не будет вести себя так безумно; Желать или думать они вряд ли смеют; Несчастными, холодными и бессердечными, охраняемыми, Надежда из каждой груди так долго отброшена; Измена никогда не могла войти туда.
Их красота никому не открыта, Они цветут в башнях гарема, Как в теплице цветут цветы, Которые когда-то благоухали на полях Аравии. Для них тоскливы дни в однообразии, И месяцы и годы проходят медленно, В одиночестве, от жизни утомившись, Они довольны, видя, что их прелести распадаются. Каждый день, увы! прошлое напоминает, Время слоняется по их залам и беседкам; В праздности, и страхе, и трепете Проводят безрадостные часы пленники. Ведь младшие ищут отсрочки Своих сердец, Стремясь обмануть В забвение бед, Напрасными забавами, пышными нарядами, Иль шумом живых ручьев, В мягком полупрозрачном звоне, Потерять мысли свои в грезах фантазии, Сквозь тенистые тени. рощи вместе блуждают. Но и скверный евнух тоже здесь, В своем низменном долге всегда ревностный, Безнадежно спасение для прекрасной От уха такого острого и глаза такого ревнивого. Он правил гаремом, там царил Вечный порядок; доверенное сокровище Он наблюдал с непритворной верностью, Его единственный закон — удовольствие вождя, Которое, как Коран, он поддерживал.
Нежный пламень любви души его насмехается, И, как статуя, он пребывает Ненависть, презрение, упреки, шутки, Ни молитвы не смягчают его нрав суровый, Ни робкие вздохи из нежной груди, Ко всем одинаково холоден несчастный. Он знает, как могут таять вздохи женщины, Свободный человек и раб, он чувствовал Ее искусство в дни, когда он был моложе; Ее тихая слеза, ее умоляющий взгляд, Который когда-то его сердце доверчиво дрожал, Теперь не двигаться, — он больше не верит!
Когда, чтобы смягчить полуденный зной, Пленники отправляются в купание, И в уединенном, прохладном убежище Отдают всю свою красоту волне, Ни один чужой взгляд не может приветствовать их прелести, Но их строгая стража всегда рядом, Глядя бесстрастным взором. Эти прекрасные дочери восторга; Он постоянно, даже во мраке ночи, Сквозь неподвижный гарем осторожно крадется, Молчит, по ковровым полам, И скользит сквозь приоткрытые двери, С кушетки на ложе свою тропу ощупывая, С завистливой и неутомимой заботой Наблюдая за ничего не подозревающими справедливый; И пока во сне беззащитно лежит, Их малейшее движение, дыхание, вздох Он улавливает пожирающим ухом.
О! В этот момент неблагоприятный Если какое-то любимое имя во сне будет вздыхать, Или юность свои непозволительные желания Дружбе осмелится доверить.
* * *
Какая тоска разрывает грудь Гирея? Погас его возлюбленный чубук ,[1] В то время как ни двинуться, ни вздохнуть дерзко, Евнух следит за каждым взглядом; Быстрый, как вождь, приблизившись к нему, Манит, дверь распахнута распахнута, И бродит Гирей по гарему своему, Где радость ему более не известна. У прозрачных вод родника Несчастных дочерей плена Хан ждет в нарядном наряде Кругом на шелковых коврах столпившись, Глядя, под небом безоблачным, С детской радостью играют рыбы И над мрамором рассекают путь, Чья золотая чешуя ярко поглядывая, И на мимических валах пляшет. Нынче рабыни в богатых нарядах Подают щербет прекрасной ярмарке, Пока жалобные звуки из незримого хора Внезапно плывут по окружающему воздуху.
ТАТАРСКАЯ ПЕСНЯ.
И.
Небеса посещают человека днями печали, Ожесточают его ночи слезами; Блажен факир, который с радостью взирает на Мекку на склоне лет.
II.
Блажен тот, кто видит бледную Смерть, ожидающую его На всегда славном берегу Дуная; Девочки Рая приветствуют его, И печали никогда больше не поразят его.
III.
Но он более благословен, о прекрасная Зарем! Кто покидает мир и все его беды, Чтобы сжать свои чары в гареме, Ты прекраснее, чем несорванная роза!
Поют, но — где, увы! Зарем, звезда Любви, слава гарема? Бледная и грустная, она не слышит похвалы, Глухая ко всем звукам радости, ее уши, Поникшая от горя, ее юная форма Уступает, как пальма буре, Мечты о блаженстве прекрасной Зарем закончились, Ее любимый Гирей больше не любит ее. !
Он покидает тебя! но чье обаяние божественное Может сравниться, прекрасный Grusinian! твой? Затенив твой лоб, твои волосы цвета воронова крыла, Его лилейная красота делает еще прекраснее; Твои глаза любви кажутся ярче, Чем полуденный луч, темнее ночи; Чей голос, подобный твоему, блаженством дышит, Наполняя сердце нежностью страсти? Как твой, ах! чьи пылающие поцелуи Могут разжечь самый дикий огонь страсти?
Кто, почувствовав твои сплетающиеся руки, Мог бросить их ради чужих чар? Тем не менее, холодный, бесстрастный и жестокий, Гирей может презирать твою огромную любовь, Проводя одинокую ночь в вздохах, Вознесенных по другому; Яростнее топливо горит в его сердце, так как прекрасный поляк находится под контролем вождя.
Юная Мария недавней войны Несло завоевания издалека; Недолго ее глаза, воспламеняющие любовь, Смотрят на эти чужие небеса; Хвастовство и гордость ее престарелого отца, Она расцвела в красоте рядом с ним; Каждое желание было удовлетворено, прежде чем было выражено. Она для его сердца самая дорогая цель, Его единственное желание видеть ее благословенной; Как когда небо отделилось от туч, Все еще из ее юного сердца, чтобы преследовать Свои детские печали его усилия, Надеясь, что никогда в жизни ее женские обязанности не изгладят Воспоминания о ее прежних часах, Но часто эта фантазия возвращалась в блаженную весеннюю пору Жизни. украшенный цветами. Ее форма тысячью прелестями раскрылась, Ее лицо самою красотой было отлито, Ее темно-синие глаза были полны огня, — Все запасы природы на нее были расточены; Волшебная арфа с мягким желанием, При прикосновении к ней чувства упоены. Воины и рыцари напрасно пытались тронуть девственное сердце Марии, И многие юноши в тайной боли Тосковали по ней в отчаянной любви.
Но любви она не знала, В ее груди Спокойная она еще не вторглась, Ее дни в веселье, ее ночи в покое, В ее отеческих чертогах уединенных, Прошла беспечно, мир гость ее груди.
Это время прошло! Татарское войско Мчалось, как поток, На ее народ, — Менее бушует пожар, Пожирая на своем пути урожай, — Польшу он опустошением захлестнул, Всех на равные судьбы вовлек, Деревни, некогда веселые, Исчезли, Из своих Красные руины радость прогнали, Великолепный дворец опустел! Мария — приз победителя; — В часовне дворца лежит, Дремлющий среди th’прославленных мертвецов, В недавней могиле ее отец лежит; Его предки покоятся вокруг, Давно освободившись от жизни и ее тревог; С коронами и княжеским гербом Украшены их памятники в изобилии! Низкий преемник теперь господствует, — Родные залы Марии его рука Тиранические правила, и поражает тревогу И горе по всей разоренной земле.
Увы! чашу печали княгини Суждено испить до дна, Замурованную во дворце Бакхесарии Она вздыхает о свободе напрасно; Хан наблюдает за девичьей болью, Его сердце горем ее смущено, Его грудь странными чувствами наполняется, И меньше всего воля Марии Законами гарема ограничена.
Ненавистный страж всех ужасов Научится молча уважать и бояться ее, Его взгляд никогда не нарушает ее постели, Ни днем, ни ночью он не осмеливается приблизиться к ней; Ей он не посмеет сказать упрек, Ни на нее бросить подозрительный взгляд. Ее ванну она искала, никто не присутствовал, Кроме ее избранной рабыни, Хан ей такую свободу дал; Но редко он сам обижался Посещениями, унылая ярмарка, Удаленно поселилась, никто другой не вторгался; Казалось, что какой-то редкий драгоценный камень, Что-то неземное запрятано И бережно сохранено там.
В ее покоях, столь безопасных, Добродетелью охраняемых, целомудренных и чистых, Светильник веры, горящий непрестанно, Блаженный образ Богородицы озаренный, Утешение духа скорбящего И доверие тех, кто на скорбь обречен. Лик священного символа отражал Лучи надежды в великолепии ярком, И упоенная душа верой устремлялась В края вечного света. Мария, у БОГОРОДИЦЫ на коленях, В тишине дала свой путь тоске, Незаметная для толпы бесчувственной, И пока остальные, или грустные, или веселые, Пропадали в праздности день, Еще скрывая образ святой, Пред тем, как он излил свою молитву, Она смотрел с когда-либо ревнивой заботой; Даже когда наши сердца преданы заблуждению, Все же освещены искрой с небес, Как бы мы ни отклонялись от путей добродетели, Одно святое чувство все еще сохраняем.
* * *
Нынче ночь облекает черным одеянием Зеленые поля Роскошной Тавриды, А ее сладкие ноты из лавровых рощ Уступает жалобная Филомела. Но вскоре славная царица ночи, Идя По безоблачному небу под песню звезд, Рассыпает по холмам и долам, Сияньем лучей пленяющих. По улицам Бакчесарии бродили вольные Татарские жены в наряде подобающем, Они, как тени незаключенные, Перелетали Из дома в дом к друзьям, И в вечерние часы пропадали В безобидном спорте или веселых беседах. Обитательницы гарема спали, — Все еще был дворец, надвигающаяся ночь Над всей ее безмолвной империей; Охранник-евнух, больше не оскорбляя Прекрасных своим присутствием, теперь Дремал, но страх его души, сопровождающей его, Нарушил его покой и нахмурил брови; Подозрение будило его воображение, И в его уме непрестанная добыча, Воздух, малейший ропот, ломающийся, Нападал на его ухо со звуками ужаса. Теперь от какого-то обманчиво-обманутого шума Пробуждается ото сна робкий раб, Прислушивается, чтобы услышать повторение шума, Но все тихо, как могила, За исключением того места, где тихо звучащие фонтаны Вырываются из своих мраморных темниц на свободу, Или ночные милые птицы сцены Окружающие Изливают свои ноты мелодии: Долго он слушает напряжение, Потом снова погружается в сон усталый.
Роскошный Восток! Как мягки твои ночи, Какое волшебство через душу они изливают! Как богаты они наслаждениями Для тех, кого боготворит Магомет! Какое великолепие в каждом доме находится, Каждый сад кажется заколдованной землей; В пределах гарема тишина Под безмятежным лучом прекрасной Луны, Когда гневные чувства перестают бунтовать, Там любовь внушает более мягкое влияние!
* * *
Женщины спят; но есть одна, Кто не спит; подстрекаемая отчаянием Она покидает ложе с ужасным намерением, С ужасным поручением она согнута; Задыхаясь, она через дверь стремительного полета Проходит незаметно; ее робкие ноги едва касаются пола, она так быстро скользит. В сомнительном сне беспокойном лежании Евнух преграждает путь прекрасной, Ах! кто может выразить гнев груди его? Ложь тихий сон бросит Вокруг седого и измученного лба; Она, как дух, растворилась в Незримости, неслышная, как собственный вздох!
* * *
Дверь она подходит, трепетно открывает, Входит и с благоговением озирается, Какие печали, тоска, страхи, надежды Пронеслись в ее сердце от того, что она увидела! Образ святой девы, Христианской матроны, царившей там, И крест привлекал сначала прекрасную, При тусклом свете светильника, скудно показанном! Ой! Грусинка, прежних дней Виденье ворвалось в душу твою, Язык долго безмолвно произносил хвалу, Сердце трепещет высоко, но власть греха Не может ускользнуть, Это страсть, страсть качается!
Принцесса в девичьем покое Дремала, щека ее, румяна, как роза, От лихорадочной мысли расцветает красота, И свежая слеза, омрачившая лицо, Улыбкой нежности озаряет.
Так веселит луна расу прекрасной Флоры, Когда дождь угнетает их ложь Очарование и печаль каждого глаза! Казалось, будто уснул ангел С неба спустившийся, Который, огорченный, Изливал чувства груди своей, И по обитательницам гарема плакал! Увы! Бедная Зарем, несчастная красавица, Тоской доведенная до отчаяния, На коленях преклонив, тон подавленный И тающий от напряжения, из-за жалости иск.
«О! Не отвергайте молитву такого просителя!» Ее тон так печален, ее вздохи так глубоки, Напугали принцессу во сне; Удивляясь, она с ужасом смотрит перед собою Чужую красавицу, с ужасом слышит О милости ее тихий голос, умоляющий ее, Поднимает ее дрожащей рукой И быстро требует от нее: «Кто говорит? В ночной тихий час один, Почему искусство здесь?» «Бедная, к тебе я иду, — ответила красавица, — жениху, от которого нельзя отказать; Надежда, одна надежда питает мою душу; Долго я наслаждалась счастьем И жила от печали, свободной и заботы, Но теперь, увы! Добычей боли И ужасов, Принцесса, услышь мою молитву, О, послушай, или я погибну!0003
Не здесь я впервые увидел свет, Далеко отсюда моя родина, но все же Увы! Я никогда не смогу забыть Предметы, когда-то дорогие моему взору; Я хорошо помню возвышающиеся горы, Снежные хребты, изобилующие кипящими источниками, Леса, проницаемые для волков и оленей, Ни веры, ни нравов, как здесь; Но какой жестокой судьбой повержена, Как меня похитили, или когда, из дому, не знаю, — хорошо бушующий океан Помню я, и его рев, Но, ах! мое сердце такое дикое волнение Как сотрясает его теперь никогда не чувствовал.
Я в гаремной тишине расцвела, Успокоила себя, ожидая, увы! С готовностью сердца, что любовь обречена; Сбылись его тайные желания: Гирей свой мирный гарем искал, Чтобы подвиги войны больше не горели, И, довольный, над его ужасами думал, К этим прекрасным сценам снова возвращался.
«Перед ханом с бьющимися грудями Мы стояли, робко очи я подняла, Когда вдруг взгляды наши встретились, Я в восторге пила, глядя; Он звал меня к себе, — с того часа Мы жили в блаженстве, неподвластном Злу. Мысль иль злое слово, Язык клеветы неслыханной, Подозрение, сомнение иль ревнивый страх, От тоски равно неведомой, Княгиня, ты приходишь сюда пленницей, И все радости мои ниспровергнуты, Гирей греховной страстью горит, Душа его овладела тобою. Одинок, Мои слезы и вздохи презирает изменник, Ни прежних мыслей, ни чувств Мною ныне лелеет Гирей, Едва брезгливость свою, увы, скрывая, Он от лица моего спешит прочь. тебя, о, тогда услышь Умоляющую негодяйку и не пренебрегай ее мольбой!0003
Во всем гареме никто, кроме тебя, Не смог бы соперничать с такими красавицами, как моя, И заставить его нарушить клятву; Тем не менее, Принцесса! В твоей груди холодно, Сердце мое осталось таким заброшенным, Любовь, которую я чувствую, не может быть рассказана, Для страсти, принцесса, я был рожден.
Уступи мне тогда Гирея; с этими косами Часто играли его блуждающие пальцы, Мои губы все еще пылают его ласками, Схваченными, когда он вздыхал, и клялся, и молился, Нарушенные клятвы, теперь так часто нарушаемые! Сердца, слившиеся когда-то, теперь разъединены! Его измены я не могу пережить; Ты видишь, я плачу, я преклоняю колено, Ах! если пожалеть, что ты жив, Моя прежняя любовь возвратит мне. Ответить нет! Тебя я не виню, Твои красоты околдовали Гирея, Слепили его сердце для любви и славы, Тогда уступи его мне, я молю, Иль презрением, отвращением или горем Отвратись от своей любви, нещедрый вождь! Поклянись своей верой, ибо хоть моя Соответствует ныне законам Корана, Признанная здесь, в гареме, Принцесса, вера моей матери была твоей, Этой верой клянусь дать Зарем-Гирею неизменный, каким он был! Но слушайте! печальная добыча для презрения Если я должен жить, Принцесса, берегись, Кинжал все еще носит Зарем, — Я недалеко от Кавказа родился!»
Она говорила, затем внезапно исчезла, И оставила принцессу в смятении, Кто едва знал, чего и почему она боялась; Таких слов страсти до того дня Она никогда не слышала.
Увы! Должна ли она стать добычей безжалостного вождя? Напрасны были все надежды его хватки бежать. Ой! Боже, что во мраке какой-то темницы Далекой, забытой, Она лежала, Иль что блаженной ей судьбой Избежать бесчестия, жизни и боли! Как бы Мария с наслаждением отреклась от этого мира убожества; Исчезла юность ее светлых видений, Бросила она на произвол злым судьбам! Она безгрешна в мир отдана, И так и осталась, такой чистой и справедливой, Ее душа вновь призвана на небеса, И ангельские радости ждут ее там!
* * *
Дни прошли; Мирно спала Мария, никакие заботы ее теперь не тревожили, — С земли сметена девица-сирота. Но кто знал, когда, где и как? Если жертвой горя или боли она пала, Если убита или поражена небесами, кто может сказать? Она спит; Потеря ее вождь скорбит, И гарем заброшенный покидает, Далеко улетает из своих тихих окрестностей, И со своими татарами выходит на поле, Свирепо мчится среди грохота войны, И отважно бросается на врага, который не сдается, Ибо безумное отчаяние напрягло его нервы.
рука, Хоть в сердце его печаль сокрыта, Страстями безнадежными порывами согрета. Свой клинок он взмахивает в воздухе И дико размахивает, затем низко Он падает, пока он с бледным взглядом Смотрит, и слезы текут потоками.
Его гарем вождем покинут, В чужих землях он воюя скитался, Долго, ни в желании, ни в мыслях не возвращался К сцене, когда-то лелеемой и любимой. Его женщины к ярости евнуха Покинутые, томились и впадали в возраст; Прекрасная грузинка Не отдавала душу страсти во власть, Ее судьба с Марией слилась, В ту же ночь кончились их печали; Схваченную немыми стражами несчастную красавицу В бездну глубокую они бросили,- Если велико ее преступление, через отчаянье любви, Ее наказание было ужасно!
Наконец измученный хан вернулся, Довольно расточительства нанес его меч, Русская койка больше не горела, Ни Кавказ его ярости не чувствовал. В знак утраты Марии Мраморный фонтан он воздвиг На месте отшельника; — христианский крест На монументе появился (Верхом его яркий полумесяц, Эмблема невежества и ночи!) Надпись среди безмолвной пустыни Еще не успела грубость времени рука стерта, Все еще льют журчащие воды Свои потоки, раздавая печаль вокруг, Как матери больше не плачут о сыновьях, В нескончаемых печалях утонули.
Утром прекрасные девы (и сумерки поздние) Бродят там, где появляется этот памятник, И, жалея судьбу бедной Марии, Называют его ИСТОЧНИКОМ СЛЕЗ!
* * *
Моя родина давно покинута, я искал это царство любви и песни. По дворцу Бакчесарии бродил, Над исчезнувшим величием размышлял; Безмолвны теперь эти просторные залы, И пустынные дворы, когда-то такие веселые, С пирующими, толпящимися в их стенах, Гуляющими после битв. И теперь каждая заброшенная комната И разоренный сад дышит роскошью, Играют фонтаны, цветут розы, Виноградная лоза незаметно вьет свои венки, Золотом блестит, кусты источают аромат. Разбитые оконные рамы все еще там, Внутри которых когда-то, в дни минувшие, Их янтарные бусы избрали прекрасную И вздохнули незамеченные; Там я нашел кладбище, Последнее пристанище ханов-победителей, Столбы с мраморными чалмами увенчаны, Их место упокоения указал путник, И словно произнес судьбе суровый указ: «Какие они теперь, такими все и будут!» Где теперь эти вожди? гарем где? Увы! как грустная сцена когда-то так справедливо! Теперь бездыханная тишина сковывает воздух! Но не этим был полон мой ум, Дыханье роз, журчание фонтанов, Последний луч солнца, бросающий свое сияние Вокруг, все служило моему сердцу, чтобы убаюкать В забвение, когда вот! Тень девичья, краше снега, По двору промчалась быстрокрылая, — чья тень, о друзья! затем поразил мой взгляд? Чей прекрасный образ, парящий рядом, Наполнил меня удивлением и страхом? Видел ли я образ Марии? Или это был несчастный Зарем, Который ревнивый пришел снова, Чтобы бродить по опустевшему гарему? От этого нежного взгляда я не могу убежать, Эти прелести еще земные я все еще вижу!
* * *
Тот, кого муза и покой обожает, Забыв славу, любовь и золото, Снова твои вечно цветущие берега Скоро, Салгир! радостно будет смотреть; Бард извьет твои каменистые пути, Наполненный нежным сочувствием, жадным и восторженным взором взглянет на ясное небо Таврического и волны синие.