Островский стихи: Короткие стихи Островского Семена

Геннадий Островский. За весенними птицами. Стихи из книги. 1981

ГЕННАДИЙ ОСТРОВСКИЙ

ЗА ВЕСЕННИМИ ПТИЦАМИ
Стихи из книги

ПОХОЛОДАНЬЕ

Дождливо, холодно в июле,

И осень ранняя близка.

Пчела порожняя,

Как пуля,
Прошла у самого виска.

Упругий вихрь берёзу треплет,

И, содрогаясь до корней,

Корявый куст вцепился в землю,

Как в юбку матери своей.

Глухие поскрипы лесные

Меня тревогой обдают,

Когда гудят ветра сквозные

И птицы петь перестают.

Но страха нет

И нет печали,

Как нету в небе журавля…

И, как в весеннем изначалье,

Тепла зелёная земля.

РАБОТА

Я не любил работы грубой,

Я не о том совсем мечтал.

Но так таскал кирпич и трубы,

Что всё на свете забывал.

Еще до самой первой строчки

Меня трудом не обнесло

И на отбойном молоточке

Как лист осиновый трясло.

А бригадир и в деле нашем,

И в домино соображал,

И в ряд одиннадцать костяшек

В ладони запросто держал.

Работа, ночь…

А утром жарким —

Зимой — на радость снегирю —

Густой огонь электросварки

К земле приваривал зарю.

А дом широкими плечами

Теснил худые небеса,

И сто ветров меня качали,

И звёзды сыпались в глаза.

ПОСЛЕ НОЧНОЙ СМЕНЫ

Ветвистый клён

Стекло царапал.

А я, как в истинном раю,

Заснул в бытовке, бросив на пол

Фуфайку теплую свою.

Конец зимы, конец недели…

Катился смех по этажу.

Какие сны во мне гудели —

Я никому не расскажу.

РУКАВИЦЫ

Не то чтоб малая беда,

Не то чтоб разозлиться,

Но не заметил я, когда

Протёрлись рукавицы.

О них неделю напролёт

Тяжёлыми часами

Толстухи бочки — взад-вперёд —

Бока свои чесали.

Хоть рукавицы раза три

Из рук летели в лужи,

Но были чистыми внутри —

Не важно, как снаружи!

А там внутри, я точно знал,

Как оттиск на картоне,

Врубились в грубый матерьял

Следы моей ладони.

И в светлый миг,

И в трудный час,

И даже между строчек

Не выставлял их напоказ:

Смотрите, я рабочий…

Работаю не за пятак —

Есть для чего трудиться!

…А дело, в общем-то, пустяк —

Протёрлись рукавицы.

КОТ

Кто-то в цех принес кота.

Кто? Не в этом дело.

Словно тряпка на костях,

Шерсть на нём висела.

Был он чёрный, как беда,

Страшно, если глянет…

(Ну а черных, как всегда,

Против шерсти гладят!)

Знать, досталось нелегко

Та бродяжья верность…

Получал он молоко,

Что дают за вредность.

Без просыпу спать любил —

Хоть реви сирена. ..

Но зато мышей ловил

Он в ночную смену.

Весь — стрела!

Глаза горят.

Ловкий, быстрый, хваткий!

И шарахались к дверям

Наши лаборантки.

И совсем не детвора,

Но когда смотрели —

Улыбались мастера,

Молчуны добрели.

Так и жил он. И живёт

В ласке — не в сиротстве…

Кто сказал: не нужен кот

В нашем производстве?

* * *

Я видел только раз, как плачет мама,

Я помню обнажённую печаль!

…Сверкнул глазок зелёный из тумана,

Электровоз протяжно прокричал.

Играла где-то старая гармошка,

Качнулся мир, продутый сквозняком,

И начал отправляться понемножку

Зелёный эшелон призывников.

В скупой улыбке (всё ещё вернётся!)

И отвечая что-то невпопад,

Припали к запотелому оконцу

Матросы — без тельняшек и наград.

А мама часто-часто заморгала

И губы как-то странно развела,

И так в толпе рукою мне махала,

Как будто бы назад меня звала. ..

И, не внимая яростному гаму,

О чьи-то плечи робко опершись,

Я всё смотрел на маленькую маму,

На руку, запрокинутую ввысь…

РАКЕТНЫЕ СТРЕЛЬБЫ

Такой порыв! Я содрогнулся,

И ветер взвился над водой,

И катер вздыбленно рванулся,

Как заарканенный гнедой…

Дуга крутого разворота —

И подаёшься весь вперёд,

Когда волна в лицо с налёта

Медвежьей лапой навернёт.

И с качкой невозможно сладить,

И пропасть синяя страшна…

— Держись, подкильные салаги! —

Кричит угрюмый старшина.

Мишень у горизонта где-то,

И видимость совсем плоха.

Но, словно молнии, ракеты

Со свистом режут облака.

Далекий гром

Волну пришпорил.

Хотелось крикнуть: «Не могу!»

…Я проклинал в походе море

И клял себя на берегу.

ДОМОЙ

Рукопожатье моряков…

Ноябрь.

Ветра подули.

По доброй горсти медяков

Мы в море сыпанули…

Мы отслужили, как могли,

Но так смогли, как надо.

Ещё светились корабли

В мерцанье звездопада.

Огней полуночный мираж.

Отбили наши склянки…

Всё громче, громче, громче

Марш «Прощание славянки»!

И только море в поздний час

Привычно не шумело,

Как будто знало, что без нас

Оно осиротело…

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Я бегу, где раньше бегал,

Я щекой к двери припал…

Здравствуй, Людка, я приехал,

Я тебя не забывал!

Всё осталось, всё осталось,

Даже имя на стене!

Кто бы видел эту радость —

Руки Людкины на мне.

(Это мичман надоумил:

Не пиши — езжай…)

Дела!

Если б я от счастья умер —

И она бы умерла…

В голове — как будто эхо,

Словно памяти провал.

Здравствуй, Людка, я приехал,

Я тебя не забывал!

ТЕТКА ФРОСЯ

Глухая будка.

Стоны сосен.

Да эти струны-провода.

Па переезде тётка Фрося

Флажком встречает поезда.

Смолёных шпал

Морозный запах.

Ветра сквозные холодны.

В сорок втором

На фронт — на запад —

Уехали её сыны.

И не вернулись больше… Оба…

И не прислали письмеца…

За будкой горбятся сугробы,

А тетка Фрося у крыльца

Стоит с флажком, лицом к метели,

Лицом — на дальние огни.

Не все составы пролетели —

Порожняки пока одни…

СЛЕЗА

За то, что я в вагон проник

Без спросу, без копеечки —

Меня дубасил проводник,

Грызя при этом семечки.

Он бил рукою, бил флажком —

В нём сила окаянная!

Я падал под ноги мешком

С башкою деревянною.

Я зубы стискивал на нет,

Приняв такие «почести». ..

Двенадцать зим,

Двенадцать лет

Мне было в этом поезде.

…Висели тучи в синеве

Большими караваями.

Я горько плакал на траве

За дальними сараями.

По-над закушенной губой

Слеза сползала долгая,

Что разделила мир собой

На злое и на доброе.

ЛИПОВАЯ РОЩА

Промчится вихрь,

Пурга взыграет,

Бензопилы взревёт мотор —

И роща с трепетом взирает

На леденеющий простор.

Но я войду в неё такую,

Всё выносящую как мать,

И до потёмок потолкую,

Мне есть о чём потолковать…

ИЮЛЬ

Сухой земли горячий дух

И раскалённая природа,

И жирный жарится петух

На сковородке огорода.

Теперь и птицы не вольны

В наплыве солнечной лавины,

И докрасна раскалены

Большие уголья малины.

О ослепляющие дни

С развеянными облаками,

Когда на собственной тени

Стоишь обеими ногами.

В себе самом спасенья нет,

И так невыносимо жарко,

Что мирно дрыхнет злой сосед,

Как разомлевшая овчарка!

ВЕСЕННЕЕ УТРО

Как птаха крохотная свищет!

Какое чудо — мы живём!

Нет ничего светлей и чище

Дороги, вымытой дождём.

Снега великие скосило —

Сгорели в солнечном огне…

Весна, распутица и сила

Сегодня буйствуют во мне!

В сто петухов поёт деревня.

Я ветром солнечным объят!

И как могучие деревья

Земные запахи стоят.

А небо влажное высоко

И просыхает не спеша.

Береза набухает соком,

Как будто нежностью душа.

Сгребу подснежники в охапку.

Эгей, воробушек, свисти!

И я бегу, срываю шапку,

Лёд перламутровый хрустит.

А солнце выкатилось выше —

На руки сгорбленной ольхи…

Шумит весна!

Деревня дышит!

В деревне хрипнут петухи!

ПТИЦЫ

                         Анатолию Логвинову

Уже давно не видно голубей,

Хотя светло от солнечного звона.

Слети ко мне, весёлый воробей!

Слети ко мне, красивая ворона!

Что делать мне, когда белым-бело,

Когда, поверив радости и блеску,

Так хочется отдать своё тепло,

Не получая холода в отместку;

И жить как есть, и вовсе не гадать

О расстояньях близких и далёких,

Легко ли просто по небу летать

Среди собратьев, равных и высоких?

Завидую, как птицы надо мной

Легко несут с великим постоянством

Простые песни (только по одной!)

И крылья, обожжённые пространством!

А ВЫ ЛЮБИЛИ?

А вы когда-нибудь любили,

Совсем не ведая о том?

А вы когда-нибудь ловили

Полночный снег горячим ртом?

А вы на окнах рисовали

Её лицо, излом бровей?

А вы хоть чем-то рисковали

Во имя женщины своей?

Не говорите «нет».

Соврите.

Но только после — полюбите

Неведомую. ..

А потом —

Ловите снег горячим ртом!

УЕХАЛА…

Она уехала в Сухуми —

К медузам, к синей глубине.

Как бы пощёчину сухую

Отчаянно влепила мне.

Она растаяла в тумане…

Я тёмной ночью,

Зол и смел,

С последней трёшкою в кармане

Между вагонами висел.

Не знал я адреса.

Лавиной

Неслось молчание моё.

Я ехал, чтоб сказать любимой,

Как ненавижу я её!

*  *  *

Сквозь косую полосу,

Дождевую, лобовую,

На руках тебя несу,

Словно птицу, чуть живую.

…Говорю, что это есть,

Не скажу, что это было.

Грома радостная весть

Снова с неба привалила.

Снова, душу осеня,

Ничего не сочиняя,

Память высветит меня,

Словно молния ночная…

*  *  *

Ты думаешь, это легко —

С любовью расправиться силою,

Когда ты стоишь далеко,

Чужая, моя, некрасивая.

Ты думаешь, верность храня,

Я тоже умру под колёсами,

Когда ты зарежешь меня

Глазами своими раскосыми.

Смотри, как меж мной и тобой

Снега ядовитые кружатся…

Разрушится боль и покой,

Пространство одно не разрушится,

Где, все забывая слова,

Уже не умея отчаяться,

Дурная моя голова

Над правдой высокой печалится.

ПЕРВЫЙ СНЕГ

Календари сбивая с толку,

Деревья повергая в дрожь,

Снег падал медленно и долго

И на январский был похож.

Но к полдню

Солнца лучик слабый

Взглянул на ранние дары —

И снежные рыдали бабы

На все окрестные дворы.

СВАДЬБА

Если это все понять бы,

Я бы плюнул — не гадал.

За твоей весёлой свадьбой

Я спокойно наблюдал.

— Счастья! — рюмку об пол третью

Грохнул тесть навеселе.

Счастья? Дудки! Хоть разбейте

Всю посуду на земле!

Обнесли, пообходили —

Денег в блюде до краёв…

Да с ума вы посходили —

Вы ж не знаете её!

Я-то знаю и такое:

Неподкупна и нежна,

Над единственной строкою

Ночь проплакала она!

Да вы знаете, как было?

— Ты сбежишь со мной?

— Сбегу! —

Те слова, что говорила,

И не снились жениху.

Что он там вприсядку рубит!

Я хоть руку отрублю,

Но она его не любит —

Это я её люблю…

*  *  *

Я в одиночестве всё злее

Шутил над нашею бедой,

И ветви ивы, словно змеи,

Переплетались надо мной.

И, отрешённый, сбитый с толку,

Когда совсем уже невмочь,

Я на траве лежал,

И долго

Земля проваливалась в ночь.

ПРИЗНАНИЕ

Нет, ты меня молчаньем не обидишь.

Ты отвернись от тёмного окна:

На чёрном небе птицу не увидишь,

Пусть даже будет белая она.

Как птица, ты жила на вольной воле

И не считала вычерпнутых дней.

Тебе и так своей хватает боли!

Зачем ещё ты делаешь больней?

*  *  *

Заходи, садись ко мне поближе,

Говори о прошлом веселей…

Я тебя ни взглядом не обижу,

Ни жестокой памятью своей.

Не сигналят годы-пароходы…

Восемь лет — полосочка, провал.

Я скажу: «Хорошая погода».

Ты ответишь: «Дождик перестал».

Время проплывёт златою рыбкой.

Ты уходишь? Что ж, я не держу.

Даже улыбнусь пустой улыбкой,

Даже аккуратно провожу.

*  *  *

Ты придёшь и сядешь робко

У морозного окна,

И заметишь, как неловко

В том окне отражена.

Не проронишь и полслова

О себе самой. И лишь

Долго-долго про Рубцова

Грустно-грустно говоришь.

И страшней любого крика

Этот голос, и в конце

Отрешённая улыбка

Вдруг проступит на лице.

*   *   *

— Не пиши о ней, —

Говорят друзья.

— Уходите прочь, —

Отвечаю я.

Я живу тобой,

Я на слово крут.

А друзья молчат,

А друзья не врут.

*  *  *

Мне скажет друг: «Забудь обиду».

Скажу: «Забуду!» Не для виду.

Мне скажет враг: «Прости вину».

Прощу. И глазом не моргну.

Мне скажет сердце: ты нечестен.

Я в тот же миг сгорю на месте.

Однажды сердцу так скажу я:

Забудь давнишнюю, чужую!

А сердце нас не бережёт:

Забуду — скажет.

И солжёт.

*  *  *

Дай же руки твои бесстрастные,

Что судьбу мою в пыль крушат!

Что же варежки ярко-красные

На снегу молодом лежат?

Что же волосы так разветрило

Из-под шапочки меховой?

Почему же ты мне не верила,

Что я всюду живу тобой?

Видишь, варежки подморозятся —

Их сейчас украдёт пурга.

Почему так легко проносятся

Годы быстрые, как снега?

*  *  *

Ничего за тучами не видится,

Сумрак опустился тяжело.

В небо, словно в мутную чернильницу,

Самолёта пёрышко вошло.

Молния! — и небо режет трещина,

Даль загрохотала, пролилась…

Где ты, неприкаянная женщина,

Что однажды счастья дождалась?

НАЕДИНЕ С СОБОЙ

Нас ничего уже не мучит,

Что мы хотели уберечь:

Ни новый день, ни добрый случай,

Ни рассудительная речь.

Ты отошла в такие дали,

Откуда видно хорошо,

Как птицы к небу улетали,

Как снег навстречу им пошёл…

Нас ничего уже не мучит,

Но посмотри сейчас со мной,

Как ветер вздыбился над тучей

И крутит пыль, как шар земной!

Да неужели это было,

Да неужели вовсе зря

Нас тьма полночная слепила

Горячим светом января?. .

Я не пишу стихов «на тему»,

Я перед Богом не солгу!

Я напишу тебе поэму —

Потом на площади сожгу.

А ты пройдёшь и взгляд уронишь,

Страшась весёлого огня,

И даже мыслью не догонишь

Того, далёкого, меня.

*  *  *

Ты помнишь, как всё было просто?

Упало солнце в глубину

Большой реки,

И месяц острый

Порвал гитарную струну.

Как сосны пели над травою,

Одним костром озарены!

Как были мы перед собою

И беззащитны, и сильны!

Мы знали: солнце нас разбудит.

Не веря мраку и словам…

Ты поняла теперь, что люди

Неправду говорили нам?

*  *  *

А в Москве шумит листва!

Я в Москву приеду

Ради

Дорогого существа,

Что живёт в Зеленограде.

И пойду я не спеша

Полем выжженным, а в поле —

Как пропащая душа,

Ветер бесится на воле.

Сквозь высокие кусты

Проберусь к тебе нелепо…

— Ты откуда? — спросишь ты.

Я скажу:

— Свалился с неба!

Красноватая едва,

Обозначенная резче,

Сумасшедшая листва

За окошком затрепещет.

Нам ли годы заметать?

Нет у нас таких привычек.

Будет в окна залетать

Резкий голос электричек.

Подоспеет вечер злой —

Скажешь тихо: — Убирайся!

Что ты делаешь со мной?!

Уезжай!

Пиши!

Останься!

*  *  *

Катилась под ноги дорога,

Прохожая терялась речь.

А счастья было столько много,

Что не хватало наших встреч.

Я говорил тебе: «Не надо!

Не надо же!»

И видел сам,

Как било белым снегопадом

По золотым твоим глазам.

Я тряс тебя: да не реви ты!

И был глупей со стороны…

А руки — снегом перевиты,

А пальцы переплетены.

Катилась под ноги дорога,

Прохожая терялась речь.

А счастья было столько много,

Что и двоим не уберечь!

ДАВАЙ ПОРАДУЕМСЯ ОСЕНИ…

Мы в озерцо букеты бросили —

Остались запахи в горстях…

Давай порадуемся осени,

О пыльном лете не грустя!

Давай порадуемся холоду

И помолчим,

И всё потом —

Про эту муть над Белым городом,

Про свет в карьере меловом.

Ты посмотри, как удивительно

Мерцает даль и высота,

Как бескорыстно и невидимо

Живёт на свете красота!

Хвостом ударит рыба в озере —

И камыши зашелестят…

Давай порадуемся осени,

О бесконечном не грустя.

И, не пытая птиц гитарою,

За перекатистым ручьём

Присядем мы на землю старую

И песню старую споём!

ЛЮБИМАЯ

Сбежать по берегу крутому,

Обнять в речушке облака. ..

Всегда близка дорога к дому

И лишь от дома — далека.

Любимая!

Я сам в ответе

За каждый шаг,

Случайный след…

Пока ты есть на белом свете,

Он будет белым, этот свет.

*  *  *

                              А.Л.

Не верящие ни во что

Среди доступного, но лживого

Как презирают нас за то,

Что мы хотим непостижимого!

Так будет нашею виной

Та женщина — с печалью истинной, —

Оставшаяся не одной,

А самой что ни есть единственной…

АПРЕЛЬСКИЙ ДОЖДЬ

Вдруг ударило водою,

Чтобы вишни зацвели:

Дождь стоял передо мною,

Словно вырос из земли!

Он хлестал, большой, отвесный,

Он цветы весне учил,

До травинки поднебесной —

Всё в округе промочил.

Он хлестал, крутой, могучий,

Ветки хрупкие ломал.

Словно кто-то в небе тучу

Вековую выжимал.

Дождь промчался над садами,

Поливая вкривь и вкось,

Чтоб над белыми цветами

Небо шире раздалось!

Дождь безумствовал, смеялся,

Завывая веселей,

И до вечера топтался

У распахнутых дверей…

ВОРОБЬИ

Ваши песни не украдены,

Ваши посвисты — ничьи.

Словно чиркаются градины

О горячие ручьи!

Как зайду весёлым вечером

В гущу звонких тополей —

После вас и делать нечего

Соловьям в душе моей!

*  *  *

Очередною ложью огорошен,

Подумаю, обиду затая,

Как мало я встречал людей хороших,

Как много подлых встретили меня!

Мне скажут: не о том ты откровенен —

Людей хороших больше на веку.

Стань над собой — и будешь современен…

Подите прочь! Не трогайте строку!

Я жизнь люблю! И не ищу покоя —

Я зло самодовольное терплю…

Послушай, мама, что это такое,

Когда я ненавижу, но люблю?

Быть может, как в театре — за кулисы

Я вдруг зашёл, где не было огня?

Иль слишком долго мальчик белобрысый

Сидит во мне и мучает меня?

Сейчас его огрею хворостинкой!

А чтобы не болела голова —

Поставлю голосистую пластинку,

Где глупые-преглупые слова,

Где кто-то одиноко разомлеет

И про любовь с три короба наврёт. ..

Подумаю: он лучше не умеет,

Хотя, конечно, весело поёт.

И разве он хотел кого обидеть

За ту любовь, что вздумал промотать?

Тебе бы лишь грядущее увидеть,

Ему же — современность скоротать.

НОЧНОЙ ВЕТЕР

О чем шумишь ты, ветер поздний,

О чем поведать хочешь нам

Среди холодной ночи звёздной,

Скитаясь дико по холмам?

Я выйду в ночь, где шум тревожный,

Где листья липы и трава,

И у деревьев придорожных

Услышу вещие слова —

О том, что в сердце отболело,

О первой радостной любви.

И пусть моё застынет тело,

Как руки белые твои, —

Я буду знать, что будет в мае,

Зачем темно по сторонам,

О чем шумят, не умолкая,

Ночные ветры по холмам…

НА РЕКЕ

Дымит река, в тиши шурша,

Течёт спокойно в сине море.

Лягушка в шатких камышах

Зеленым брюхом светофорит.

У пня на корточки присев,

К воде протягиваю руки,

И рядом пара карасей

Выпрыгивает с голодухи.

С надеждой роюсь в пиджаке,

А за душою — ни горбушки.

А рыбаки идут к реке,

Несут рыбачьи погремушки.

Один блесною зазвенел,

Другой подсак заводит снизу…

Глядит в реку пенсионер

Упорно, будто в телевизор.

Его немые поплавки

Уж полчаса не копошатся.

Ишь, карасята-шустряки…

Счастливо, дядя, надышаться!

*  *  *

Летели утки дикие

Над речкой,

Подставив ветру

Крылья-паруса.

А солнце,

Как погаснувшая печка,

Едва-едва дышало в небесах.

Кричали утки,

Плакали так близко,

Кружили у густого камыша,

И снова опускались

Низко-низко…

Наверно, потеряли малыша.

Случайный всплеск

Тревожил эту стаю,

Утиный крик

Летел по кедрачу.

…Я даже в тире уток не стреляю,

А всё по самолетам колочу!

В ГЛУШИ

Как ночь густа!

И сном мертвецким

Деревья спят,

А с вышины —

На землю льётся

Свет вселенский

Через оконышко луны.

*  *  *

Спросили, как мои дела.

Я говорю: не грязные…

— А говорят, жена ушла

И всё такое разное, —

Я тут узнал у одного…

Вы не обескуражены?

Глаза чернели у него

Как две замочных скважины.

И ничего он не хотел —

Ему плевать на истину.

Я долго с горечью глядел

На солнечную лысину.

Ведь может лысину носить —

Весёлым быть прохожим.

Ведь может солнце отразить!

А другом быть не может.

СТИХИ,

НАПИСАННЫЕ НА БОРТУ САМОЛЕТА

                            Н. К.

Хорошо лететь за дали,

Разрывая мрак тягучий,

Если солнечными стали

Книзу брошенные тучи!

Хорошо лететь по свету,

С содроганьем понимая,

Что над нами неба нету —

Только бездна мировая!

И хотя в сию минуту

Без меня земля большая,

Все равно я там кому-то

Обязательно мешаю. ..

Как земное — небезгрешен,

Как земное — небездушен,

Все равно я — груб и нежен —

На земле кому-то нужен.

А земля проступит снова

Под живыми небесами,

Как отзывчивое слово,

Не утраченное нами…

* * *

Предвечерней метелью густою

Погасило луну, как свечу.

Я забыл твоё имя простое,

Я теперь ничего не хочу!

Только стоны метельные слыша,

Ужасаясь, что юность прошла,

Я смотрю, как на тёмные крыши

Опускается снежная мгла,

Как она, отрешённо и грозно,

Посылает на землю покой…

И, отпрянув от стёкол морозных,

Я глаза закрываю рукой.

*  *  *

Как электричка вдаль летела!

Качался тамбур и скрипел.

Ты сквозь меня назад смотрела,

Я сквозь тебя вперёд смотрел.

И город в сумраке светился

И выплывал из темноты,

И встречный ветер проносился

Туда, куда смотрела ты.

Я думал с грустью: нам обоим

Понятен мир, как никогда…

Лишь электричка с хриплым воем

Неслась неведомо куда.

*  *  *

Ещё не улетели птицы,

Ещё тепло сквозит во всём.

И снова чистая страница

Белеет на столе моём.

Приди из песни, что не помню,

Приди из сумрачной дали —

Мне душу радостью наполни,

Тепло неверное продли!

*  *  *

Как хорошо, что ты придёшь

Сквозь долгий свет зари багровой,

Сквозь эту утреннюю дрожь

Под шелест осени суровой.

Мрачнее лес, но даль синей,

И не бывать в душе печали,

Коль песни юности моей

Во мне ещё не отзвучали.

И словно радостную весть,

Что ты нечаянно забыла,

Я расскажу о том, что есть,

И помолчу о том, что было…

Источник: Г. Островский. За весенними птицами: Стихи. — М.: Современик, 1981. — 46 с. — (Первая книга в столице).

Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2011


Следующие материалы:

  • Геннадий Островский. Ночной ветер 1981
  • Геннадий Островский. А вы когда-нибудь любили? 1981
  • Геннадий Островский. И звёзды сыпались в глаза. 1981
  • Снег на базаре. Подборка для трёхтомника. 2014
  • Автобиография. 2004
  • Геннадий Островский. На единственной земле. 2000. Подборка стихотворений
  • Борис ПРИМЕРОВ. Предисловие к книге «За весенними птицами».
  • Виталий ВОЛОБУЕВ. О Геннадии Островском в Сети и в жизни
  • СТАРИННЫЕ СНЕГА. 1995. Подборка стихотворений.
  • БЕЛЫЙ ХОЛМ.1989. Книга стихов

Предыдущие материалы:

  • БИБЛИОГРАФИЯ ГЕННАДИЯ ВЛАДИМИРОВИЧА ОСТРОВСКОГО
  • Геннадий Островский
  • Александр Гирявенко. «И сами превратимся в звезды…» (Г. Островский). 2010
  • Геннадий Островский. Фотографии и обложки книг

 

Стихотворение «СНЕГУРОЧКА ( по мотивам пьесы Островского А.

Н.)», поэт VESTA

Из солнечных лучей и снега,

Белей холста иль полотна,

С глазами, синими, как небо,

Была Снегурка рождена.

 

Мороз ей был отцом любимым,

А матерью Весна-красна,

C желанием неистребимым

В мир берендеев шла она.

 

— Вернись, красавица! — тревожно

Взывал ей вслед отец Мороз,

Но это было невозможно:

Вернуть Снегурочку из грёз.

 

Ведь непослушная беглянка

Его услышать не могла.

Вперёд по солнечным полянкам

Она упорно к людям шла.

 

Лес всё редел, а на опушке

Одна, подальше от села,

Стояла старая избушка,

Так неказиста и мала.

 

В сугробах снежных увязая,

Смотрела окнами на свет.

Пыхтел и охал, вылезая,

Из той избушки старый дед

 

И обомлел, увидев чудо –

Снегурки дивную красу.

— Ах, дитятко, да ты откуда?

И почему одна в лесу?

 

— Снегурка я — зимы творенье,

Чьё я дитя – я умолчу.

И убежав из заточенья,

Я к людям, дедушка, хочу.

 

Хочу обычной быть девицей

И жить хочу среди людей.

Хочу к тебе я попроситься —

Дозволь мне внучкой быть твоей. 

 

Расцвёл дедок от просьбы этой,

(Жил со старухой он вдвоём),

— Вот внучки-то у нас и нету,

Давай скорей в избу пойдём!

 

Уж как обрадуем старуху,

Не дал нам с нею деток Бог,

(Она чуток туга на ухо),

Ох, осторожнее, порог.

 

Входи, Снегурочка, скорее,

Взгляни, как с бабкой мы живём,

Тебя накормим, обогреем,

Любимой внучкой назовём.

 

Без страха ноженьки шагнули

В избушку ту через порог.

Дед закричал: — Ты где, бабуля?

Смотри, кого послал нам Бог!

 

Кряхтя и охая, бабуля

Тихонечко сползла с печи.

— Смотри, какая красотуля,

 Ставь, бабка, в печку калачи.

 

Чего горячего быстрее

Неси, замёрзло ведь дитя!

Водицы, что ли, ты согрей ей,

Чтоб не простыла вдруг, шутя.  

 

— Не надо, дедушка, горячей,

Снежком лицо я оботру!

Сказала так, улыбку пряча,

Снегурка: — Завтра поутру

 

Я приберу хоромы ваши,

Вам буду рада услужить.

И мне самой милей и краше

У бабушки и деда жить.

 

Вот так Снегурка внучкой стала

У двух бездетных стариков,

Она стирала, убирала,

Благодаря за хлеб и кров.

 

Любили старики безмерно

Снегурочку за доброту.

И жили б долго так, наверно,

Благословляя красоту,

 

Большое сердце, нрав весёлый

И широту её души…

Но что поделать – рок тяжёлый

Навстречу часто нам спешит.

 

И часто всё решает случай,

Нам жизнь меняя вновь и вновь…

Что может быть на свете лучше –

Снегурка встретила любовь.

 

Своею дудочкой пастушьей,

Что самогудкою дудит,

Смятенье внёс девчонке в душу

И запалил огонь в груди

 

Красавец Лель, пастух кудрявый 

Весёлый парень озорной,

Любитель шутки и забавы.

Вскружил девице не одной

 

Он голову теплом и лаской,

Но ждал, как-будто лишь её,

Красавицу из снежной сказки

И счастье тихое своё.

 

Любовь их вихрем закружила

Зелёной теплою весной,

Но был парнишка этот милым

Красавице ещё одной.

 

Купава – гордая девица

О нём страдала, не таясь

Хотела своего добиться,

И на Снегурку обозлясь

 

Она, Купава, на Купалу

Взялась Снегурку извести.

Воистину змеиным жалом

Сбивала девицу с пути.

 

— Идём подружка дорогая.

Там девки водят хоровод,

И веселятся, и пускают

Венки в волнах прозрачных вод,

 

Веселье там идёт по кругу,

Порой до третьих петухов

И там, любимая подруга,

Находят девки женихов

 

Жених Снегурочке не нужен –

От Леля кругом голова.

Собрав бабуле с дедом ужин,

Дождавшись вечера, едва

 

Зажглись на небе звёзды часты,

И зазвенел от смеха луг,

Пошли красавицы за счастьем

Купальской ночкой в круг подруг.

 

А там веселье и раздолье:

Все развлекались, кто как мог.

Кто хоровод водил на поле,

Кто по воде пускал венок,

 

К костру Купава подбежала,

Насмешкой, острой как игла,  

Как будто бы змеиным жалом

Она Снегурку обожгла.

 

— Что побледнела ты, подруга?

Так напугал тебя костёр?

Смотри, как пляшет он по кругу,

А ты боишься, вот позор!

 

Горел огонь, бросая искры,

Смутившись на словце острОм,

Снегурка разбежалась быстро

Взвилась как птица над костром.

 

От жара вспыхнуло вдруг тело,

И занялась огнём коса,

Белёсым облачком взлетела

Снегурка к синим небесам…

 

А там, где ночь играла скерцо

На флейте северных ветров

Отца Мороза прямо в сердце

Иголкой острой уколов,

 

Вдруг непонятная тревога

В душе отцовской занялась.

А мать Весна дождём надолго

Как горьким плачем залилась.

 

Увы, печальна сказка эта,

Тоски и горечи полна.

Но ходит до сих пор по свету

Среди людей мирских она.

Островский Александр | Encyclopedia.

com

Александр Островский (1823–1886) был одним из самых уважаемых российских драматургов девятнадцатого века, хотя его произведения редко исполняются на Западе в современную эпоху.

Историки литературы считают Островского основоположником русской национальной драматургии, ибо он первым изобразил на сцене простых купцов, чиновников и других мещан Москвы и Поволжья. До него было мало прославленных русских драматургов, но когда Островский начал свою карьеру в 1840-х годах, «русский театр был скорее развлечением, чем искусством», — утверждал Лондон.0007 Sunday Times писатель Джон Питер. «Мысль о том, что в нем должны быть представлены жестокие комедии неизвестного молодого государственного служащего, клеймят ужасное поведение и бездонные моральные устои этих столпов русского общества, купеческого сословия, казалась немыслимой».

Островский родился 31 марта 1823 г. в семье юриста, занимавшего должность в Московском городском суде. В семье его матери была пекарня, где пекли хлеб для причастия к церковным службам. Островские жили в 9-й части Москвы.0007 Замоскворечье (что означает «за Москвой-рекой»), район, который был коммерческим районом, а также домом для многих семей мелкой буржуазии. Это было соседство борцов, менее образованных людей, которые казались молодому Островскому всецело занятыми наживой. Его первые пьесы язвительно изображали этот мир и его беспринципных персонажей.

Поступил в Эксклюзивную Академию

Островский был первым из четырех детей в семье, и его мать умерла, когда ему было восемь лет. В возрасте 12 лет он поступил в Первую Московскую гимназию, престижную академию, в которой обучались мальчики из более элитных семей города. Там он провел пять лет, а в 1840 г. поступил в Московский университет на юридический факультет. Хотя он хорошо учился в течение первого года в колледже, после этого он, казалось, потерял интерес к учебе. Он начал проваливаться на курсах и проводил непропорционально много времени, посещая спектакли в Московском Императорском театре. В то время это было популярное развлечение для студентов университетов, но будущий драматург пошел дальше и в свободное время начал общаться с актерами, рабочими сцены и другим персоналом.

Бросив Московский университет в 1843 году, Островский с помощью связей отца поступил на государственную службу. Сначала он работал переписчиком в судебных учреждениях у Красной площади и располагавшейся там в этот период знаменитой долговой тюрьме Яма. Из окна своего кабинета он мог видеть ворота Иамы и был прикован к ежедневной процессии торговцев, игроков и хулиганов, которые входили и выходили из этого места. Около 1845 г. Островского перевели в Московский коммерческий суд, который официально рассматривал дела о долгах и банкротстве заключенных Ямы. Опять же, он был очарован историями о том, как были нажиты, растрачены или украдены состояния. Он также все еще находил время для посещения московских театров и сформировал артистическую группу.0007 кружок , или кружок, с двумя друзьями. Их глубоко интересовали работы англоязычных авторов по переводу, в том числе Чарльза Диккенса и Джеймса Фенимора Купера, но они также были посвящены славянской народной культуре и обычаям.

Островский начал писать свои первые пьесы примерно в 1846 году. Эти ранние произведения были основаны на районе Замоскворечья, хотя его отец поднялся профессионально, и теперь семья владела несколькими жилыми домами в более зажиточном квартале города, известном как Никола-Воробьин. В его ранних драмах фигурировали персонажи, взятые из бесчисленных классов клерков и государственных служащих Москвы. Судебным писцам заведомо недоплачивали, а взятки были обычным явлением, что Островский изобразил для сцены. Его первая законченная пьеса изначально называлась «9».0007 «Исковое прошение » и была прочитана вслух на одном из вечеров литературного салона в доме профессора словесности Московского университета Степана Петровича Шевырева. Он был хорошо принят присутствующими в тот вечер, и Островский вскоре опубликовал его под названием « Картина семейного счастья». Картины московской жизни (Картина семейного счастья. Картины московской жизни). Однако, когда позже в том же году он попытался поставить ее, она была официально запрещена цензорами царского правительства и не исполнялась до 1855 года. 0005

Осужден государственными чиновниками

Островский приступил к работе над второй пьесой, Банкрот (Банкрот), которая была опубликована в мартовском выпуске 1850 года Москвитянин (Москвич) и имела большой успех. Его сюжет вращается вокруг жадного купца Башова, который с помощью своего клерка и мошеннического адвоката подает мошенническое заявление о банкротстве. Сообщники действительно сбегают с активами Башова, а клерк забирает руку дочери Башова, что приводит к профессиональному и психологическому разорению мужчины. Эту пьесу также иногда называют Свои люди—сочтемсия! («Дело семейное — сами уладим!») — название, под которым Островский представил его в цензурную комиссию. Он был отклонен на том основании, что персонажи были «первоклассными злодеями», по словам Пола Тейлора в лондонском Independent . «Диалог грязный», — было далее оценено. «Вся пьеса есть оскорбление русского купечества».

Банкрот причинил Островскому чрезмерные неприятности. Его не только запретили к производству, но он получил официальный выговор и попал под надзор полиции. Через год он потерял работу в суде. Однако его литературная карьера к тому времени уже шла полным ходом, и официальная реакция только закрепила за ним репутацию нового драматурга-индивидуалиста. Даже Николай Гоголь, самый известный российский драматург того времени, присутствовал на одном из тайных гостиных чтений 9-го века.0007 Банкрут и дал свое согласие. Следующее произведение Островского, Бедная невеста (Бедная невеста), также обеспокоило правительственных цензоров, и поэтому Островский, наконец, решил написать что-то, что они должны были принять за исполнение. Получилось Не в своих сани не садись! (Следите за своими санями! или, попеременно, Не откусывайте больше, чем можете прожевать). В центре сюжета молодой нечестный горожанин, который отправляется в сельскую местность, чтобы найти богатую невесту. Он чуть не обманом заставляет одну из них жениться, но терпит неудачу и получает возмездие. Пьеса была поставлена ​​в Большом Петровском театре в январе 1853 года и вышла на петербургскую сцену, где ее увидел царь Николай и даже через несколько дней дал хвалебные отзывы о ней.

Следующее произведение Островского, « Бедность не порок », вызвало острые литературные дебаты по поводу своих тем после премьеры в Малом театре в январе 1854 года. фабрикант, стремящийся к прибыли, который хочет стать менее русским и более европейским. Это ставит его в противоречие со «своим пьяным, беспомощным братом Любимом, положительной фигурой, олицетворяющей русскую искренность и неподдельность», — отмечал Роберт Уиттакер в Dictionary of Literary Biography 9.0008 . «Спектакль принес на сцену русские народные обычаи празднования Рождества с песнями и танцами, что усилило национальный, домашний характер его пророссийского, патриотического послания», — продолжил Уиттекер. Культурная элита Москвы и Санкт-Петербурга разделилась во мнениях относительно достоинств пьесы и того, был ли Любим героической или трагической фигурой, и полемика еще больше повысила известность Островского.

Элементы фольклора включены в драмы

Царь Николай умер в 1855 году, и театры в России были закрыты на шестимесячный траур. Через год Островский вошел в состав экспедиции, исследовавшей северные истоки реки Волги. Это был официальный проект Морского министерства, и Островский должен был написать о своем опыте. Поездка на север дала ему богатый литературный кладезь народных обычаев, которые он использовал в своих последующих пьесах. Многие из этих работ будут установлены в усадьбах у великой реки, где усадьбы принадлежали московской элите. Позже он приобрел собственное имение, имение Щелыково, расположенное в Костромском районе на севере. Первоначально им владел его отец, а Островский и его брат в конце концов купили его у своей мачехи. Островский был белой вороной в семье, несмотря на свою известность. Его гражданская жена, вероятно, была крестьянкой по происхождению — в эпоху, когда русские крестьяне формально были собственностью своих помещиков. Известно только, что ее звали Агафья Ивановна и что они жили вместе после 1849 г. .

Критики считают Гроза одной из лучших пьес Островского. Впервые он был поставлен под своим первоначальным названием « Гроза » в Московском Малом театре в ноябре 1859 года. Действие произведения происходит в поместье на Волге, и в нем фигурирует ужасная коварная вдова и помещица Кабаниха, которая терроризирует свою кроткую невестку. -закон, Катерина. Гроза стала коммерческим триумфом, но и личным триумфом Островского: он влюбился в исполнительницу роли Катерины, Любовь Павловну Косицкую-Никулину, и роман продлился год, прежде чем она двинулась дальше.

В течение многих лет Островский часто ездил между театральными районами Москвы и Петербурга, а также в Щелыково. В 1862 году он впервые выехал за границу, посетив несколько стран Европы. В этот период своей карьеры у него было гораздо меньше проблем с цензорами, так как новый потомственный правитель Александр II был гораздо более либеральным царем, проведшим много важных реформ. На какое-то время в середине 1860-х Островский обратился к написанию исторических драм, но их было трудно поставить, и они не считались одними из лучших его произведений.

Объявленный сатирой

На всякого мудреца довольно просто вернул его на знакомую почву: лживого социального борца. Впервые поставленный в Александринском театре в Санкт-Петербурге в 1868 году, он был поставлен в Малом театре, где восторженная публика на премьере фактически остановила спектакль на полпути, чтобы вызвать Островского для аплодисментов. Пьеса иногда называется «На всякого мудреца достаточно глупостей», «Негодяй 9».0008 , или Дневник негодяя . Его главный герой — Егор Глумов, который пренебрежительно пишет о богатых и со связями на страницах своего личного журнала, но льстит им лично; его возмездие наступает, когда публикуется язвительный дневник.

Гражданская жена Островского, Агафья, умерла в начале 1867 г. Через два года он женился на Марии Васильевне Бахметьевой, актрисе, от которой у него уже было трое детей, двое из которых родились, когда он еще жил с Агафьей. Он писал по крайней мере одну новую пьесу в год и одержал еще один триумф в Les (Лес) в 1871 году. Спектакль был впервые поставлен в Александринском театре в Санкт-Петербурге и остается одним из самых популярных произведений Островского. Опять плохо себя ведет жадная вдова: Гурмыжская распродает куски земельного удела племянника, а племянницу держит в доме в качестве прислуги, отказывая ей в браке с женихом. Приезд племянника, актера, вместе с его попутчиком помогает разрешить кризис.

В 1870-х годах пьесы Островского несколько потеряли популярность в Петербурге, хотя и оставались популярными в Москве. Сказка, Снегурочка (Снегурочка) во многом опиралась на русский фольклор, и композитор Петр Ильич Чайковский написал музыку для ее постановки в Московском Большом театре в 1873 году. Волки и овцы (Волки и овцы), первая постановка 1875 года. , — еще одна известная работа, вышедшая из-под его пера. К этому времени он писал уже почти 30 лет. «Однако вкусы изменились под влиянием легкой оперы и сентиментальной мелодрамы, и рецензенты Островского становились все более пренебрежительными», — писал Уиттакер. «Они обвинили его в том, что он повторяется и исчерпал свой талант».

Очередной шестимесячный траур после убийства Александра II в 1881 году закрыл театры Императорской России, и на этот раз Островский понес большие финансовые потери. Его брат Михаил, однако, был к тому времени высокопоставленным правительственным министром и помог обеспечить государственную пенсию Островскому в 1884 году. После 1886 года он был директором репертуара Московских Императорских театров и администратором Театрального училища. Однако к тому времени ему было за шестьдесят, и тяжелая работа и график поездок непоправимо подорвали его здоровье. Он умер за своим письменным столом в Щелыковской резиденции 2 июня 1886 года. Хотя Островский, как правило, неизвестен за пределами России, он является уважаемой фигурой в литературном наследии своей страны, особенно в ее националистической драме. Премьера столь многих его произведений состоялась в Малом театре в Москве, что даже спустя столетие после его смерти его все еще называли «Домом Островского». Его статуя стоит за пределами ориентира.

Книги

Литературно-биографический словарь , Том 277: Русская литература в эпоху реализма . Алисса Данега Гиллеспи, изд., Гейл, 2003.

Международный словарь театра, том 2: драматурги , St. James Press, 1993.

ПЕРИОСИКАЛЫ

BACK , 901.

Independent (Лондон, Англия), 27 января 1999 г.

New York Times , 31, 19 марта62.

Sunday Times (Лондон, Англия), 18 октября 1992 года. , или ecphrasis, происходит от греческого письменного описания произведения искусства, созданного в качестве риторического упражнения, часто используемого в прилагательной форме ekphrastic. Это яркое, часто драматическое словесное описание визуального произведения искусства, реального или воображаемого. Это ваше впечатление от творения другого художника, то, что оно заставляет вас думать и чувствовать, это ваша интерпретация того, что вы видите в творчестве этого художника.



Некоторые из вас могут помнить меня как соведущего «Поздних ночей с полуночным бомбардировщиком и капитаном Б2». «Нейтронная бомба» в настоящее время находится в перерыве по состоянию здоровья, поэтому ее вечернее шоу — это план ожидания. Тем не менее, мне было так весело создавать конкурсы для нашего шоу, что я не хочу останавливаться! И с ответами, которые мы получим с некоторыми из самых выдающихся, чертовски блестящих стихов, которые только можно себе представить, я собираюсь продолжать проводить конкурсы, связанные с произведениями искусства. (Видите, что вы, ребята, сделали со мной?) Итак, если вам нравится экфратская поэзия, и некоторые из вас чертовски хороши в ней, пожалуйста, прыгайте на борт одного из моих предстоящих конкурсов, который я надеюсь продолжать до тех пор, пока у меня не закончатся художники (например, ЭТО СЛУЧИТСЯ…)


Итак, добро пожаловать на открытие моих конкурсов «Исследуя Экфрасис», и с моим первым конкурсом такого рода я делаю все просто с художником Эндрю Островским.

О художнике, От художника
Я родился в 1964 году в Одессе, Украина, сейчас живу в Порт-Анджелесе, штат Вашингтон, США. Я занимаюсь графическим дизайном полный рабочий день с конца 1990-х годов. По той или иной причине я всегда воспринимал вещи, предметы и произведения искусства как имеющие собственную душу. Цвета, формы, текстуры волнуют меня почти так же сильно, как человеческая драма. Взаимодействие и слияние научного, неживого и гуманного служит концептуальной основой значительной части моей работы.

Ресурс: https://agsandrew.myportfolio.com/



Правила конкурса (на этот раз в начале, а после этого в конце)


Мои правила ПРОСТЫ:

  • Первое правило — — ПОЖАЛУЙСТА, ПРОЧИТАЙТЕ ПРАВИЛА!!
  • Ничего грубого или насмешливого по отношению к кому-либо или чему-либо
  • Никакого ЯВНОГО, никакой непристойности, никакой порнографии, никакого прозелитизма, никакого плагиата 
  • Допустимо для взрослых; Пожалуйста, пометьте соответствующим образом
  • Разумное количество слов; никаких мега-новелл или микро-краткостей
  • Номер выбранной вами подсказки ДОЛЖЕН появиться в ваших примечаниях для авторов (AN). Ни номера подсказки, ни комментария, ни награды.
  • Резервы разрешены и ДОЛЖНЫ быть выполнены в течение 24 часов после окончания соревнования
  • Предварительно написанные записи, если они разрешены, СЛЕДУЕТ также упомянуть выбранную подсказку в своем AN и удалить ссылки на предыдущие соревнования.
  • Это ОНО (достаточно…)


    *****Важное примечание******

  • Мы не можем читать ваше стихотворение или воспроизводить вашу запись в шоу
    без письменного разрешения

  • Если вы не давали общего разрешения на шоу Late Night Poets, сообщите мне о своем разрешении и укажите название стихотворения и название шоу в своем сообщении по адресу https://allpoetry.com/Captain_B2

    .

  • Наше первое шоу состоится в субботу, 5 марта 2022 г.
    с 22:00 до 00:00 по восточному времени США (с 22:00 до 24:00)
    Приглашаем всех желающих звонить и читать
    или сделайте запись собственного стихотворения в SoundCloud
    Пожалуйста, сделайте запись и прикрепите ее к стихотворению
    или отправьте мне по электронной почте до 22:00 по восточному времени США (22:00) 4 марта 2022 г.



PROMPT 1


PROMPT 2


PROMPT 3


PROMPT 4


PROMPT 5


PROMPT 6


PROMPT 7


PROMPT 8


Приглашение


Приглашение 10


.0131


PROMPT 12


PROMPT 13


PROMPT 14


Приглашение 15


. 0131


PROMPT 18


PROMPT 19


PROMPT 20


Приглашение 21


Приглашение 22


.0131


PROMPT 24


PROMPT 25


PROMPT 26


Приглашение 27


Приглашение 28


.


.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *