Содержание
«Душа любви, как Рим, бессонна»
Он уже в начале пути открыл ту истину, что образное изощрение, стилевая судорожность могут поразить и ошеломить читателя, могут на время захватить его своей экстравагантностью, но участвовать в строительстве души человека они не могут, поскольку весь строительный материал они израсходовали на самоутверждение…
Николай Иванович Рыленков родился 2(15) февраля 1909 года в деревне Алексеевка Рославльского уезда Смоленской области. В поэзии Рыленкова Алексеевка живёт под именем Ломжи – так называли свою деревню сами жители. В повести «Сказка моего детства» Николай Рыленков вспоминает: «Деревня Алексеевка, где крестьянствовали мои родители и где рос я, была одним из самых глухих углов лесного Рославльского уезда… В годы моего детства в ней не насчитывалось и полсотни дворов. Почти у самой ее околицы начинались дремучие леса…» Отец запомнился «идущим с обнаженной головой и с севалкой на груди вдоль нивы, окруженным золотистым сиянием разбрасываемого зерна».
С раннего детства Рыленков осваивал «хитрую науку, как строить хаты, как сажать деревья, в какую пору начинать посев». Судьба «упорно приучала ходить босым по жесткому жнивью». К трудностям сельской жизни прибавилось личное горе: в 1916 умер отец Рыленкова, в 1919 умерла любимая мать.
Пять классов начальной школы Рыленков окончил за четыре года и поступил в среднюю школу в селе Тюнино, где участвовал в выпуске школьного рукописного журнала «Искорки». Отец, деревенский грамотей и книголюб, мечтал, чтобы сын стал сельским учителем, и Рыленков поступает в Смоленский педагогический институт. В Смоленске жил трудно, перебиваясь случайными заработками, но продолжал литературное творчество. К стихам тянулся с детства. Рыленков рос в той среде, где фольклор присутствовал в повседневном быту, а в доме Рыленковых звучали стихи великих русских поэтов.
В 1926 году девятиклассник Коля Рыленков принес стихи в редакцию газеты «Смоленская деревня», а в 1929 году уже начал печататься в местных газетах «Наша деревня», «Путь молодежи», «Брянский рабочий».
В 1933 году Николай окончил факультет языка и литературы Смоленского педагогического института, работал учителем, затем редактором в книжном издательстве, вёл отдел критики в смоленской газете «Рабочий путь».
Первую книгу стихов “Мой герой” Николай Рыленков опубликовал в 1933 году в Смоленске. Второй книгой, также в Смоленске, стал сборник «Встречи». В конце 30-х были изданы «Стихи о зажиточной жизни», поэма «Земля», за ними последовал «Березовый перелесок». С первых книг Рыленков заявил о себе, как о певце родного края.
Поэт Рыленков создает стихи об истории Смоленска: «Мастер Фёдор Конь», «Кутузов в пути», «Памятник 1812 года в Смоленске» и другие. Его стихи получают признание, о них одобрительно отзывается Максим Горький.
С 1936 года Николай Иванович возглавляет Смоленскую писательскую организацию. Становясь мастером эпического жанра, пишет поэмы на темы русской истории «Большая дорога» (1938), «Скоморох Овсей Колобок» (1939), «Великая Замятия» (1940).
В первые дни Великой Отечественной войны Николай Рыленков ушел на фронт добровольцем, хотя не подлежал призыву по состоянию здоровья.
Командовал саперным взводом, а по ночам при свете коптилки в землянках продолжал писать стихи, к тому же, взяв с собой на фронт книги Блока и Гейне. Все более значительным содержанием наполняется тема России. В стихах военных лет появляются публицистические призывы, ранее для него не характерные.
Рыленков становится военным журналистом, и написанные им листовки со стихами-призывами сбрасывали с самолетов во вражеском тылу партизанам и жителям временно оккупированных Смоленщины и Белоруссии. В архивах имеются данные о том, что Николай Иванович Рыленков был награжден медалью «Партизану Великой Отечественной войны».
Военная лирика Николая Рыленкова была такой же негромкой, «домашней», как и его лучшие довоенные стихи. И это делало её куда более слышной, чем сотни и сотни «фанфарных» стихов, наполненных «шумом битв», «яростью атак» и «скрежетом металла». Он увидел на войне то, что проглядели многие другие поэты, замечавшие лишь «масштабное» и «героическое». Он увидел, как комбат читает в землянке «Илиаду», как кукушкин сон и зверобой беззаботно растут у фронтовой переправы.
Он услышал сладкий запах костра на холоде и плач мальчишки, только что совершившего взрослый подвиг.
В эту пору поэт работает в разных жанрах, пишет стихи, песни, баллады, поэмы «Апрель», «Лесная сторожка», «Возвращение», «Сотворение мира», «В родном краю». Стихотворение Рыленкова «Отомсти, товарищ» пели, как народную песню.
В 1943-44 годах были изданы книги стихов Николая Рыленкова «Синее вино», «Прощание с юностью», «Смоленские леса». Участвовали в войне и довоенные строки Рыленкова: на тайных сходках молодые смоляне-подпольщики читали призывные строки поэмы Рыленкова «Великая Замятня», посвященной борьбе жителей Смоленска против интервентов в прежние времена. В стихах 1945 года родная страна предстает в ореоле победительницы.
В 1946 году Рыленков издал книгу с записями партизанских песен «Живая вода».
После Великой Отечественной войны Рыленков обращается к прозе, осмысливая пройденный народом путь. Так возникают повести «Великая Росстань», «На старой Смоленской дороге», выстраивается автобиографическая трилогия «Сказка моего детства», «Мне четырнадцать лет», «Дорога уходит за околицу».
Чист и емок язык этой прозы – «русский язык со всеми присущими только ему прелестями, со всеми оттенками – скромности, простоты, застенчивости, ясности, улыбки, душевности».
Пятидесятые и шестидесятые годы были важнейшими в творческой биографии Николая Рыленкова. Он вступил в эти годы зрелым мастером, располагавшим богатым арсеналом поэтических средств для решения творческих задач, многогранным жизненным опытом и большой эрудицией, позволявшей ему легко ориентироваться в океане мировой поэзии.
С особой силой талант Рыленкова раскрылся в его любовной и пейзажной лирике. Такие его книги, как «Корни и листья», «Жажда», «Рябиновый свет», «Пятое время года», «Снежница», отмечены печатью подлинной самобытности и высокой поэтической культуры. Он воспел срединную Россию, родную ему Смоленщину с удивительной лирической проникновенностью
Привкус соли остался на многих лирических стихах Николая Рыленкова, той соли, без которой поэзия превращается в пресное, сухое «печево». Мастерство зрелого Рыленкова включало в себя и основательное знание жизни, и основательное знание ремесла.
«В последние годы, – писал поэт в своей «Автобиографии», – я вернулся к своим прежним, мирным лирическим темам, но вернулся уже с другим подходом – обогащённый суровым опытом».
В адрес Рыленкова раздавалась и критика: упрекали за якобы пассивное любование природой, за отсутствие гражданственности в стихах о ней. Действительно, поэт чутко слышит «яблони знобкую дрожь», среди его героев «ива, ивушка зеленая», калина и рябина (характерно название одной из его книг «Рябиновый свет»). К природе Рыленков подходит с позиции народного миропонимания, именно в духе народной поэзии обращается он к березке, как к живому существу: березка и впрямь одушевлена, она повторяет «девичьи запевки у окна», она «переходит вброд» «белый-белый плес», «кивает с холма» поэту; где б ни был он, «в душе березки русые», родную Смоленщину называет он краем березовым. Образы природы в творчестве Рыленкова глубоко гражданственны и патриотичны. В прозаических этюдах «Синие глаза зимы», «Моя бессонная весна», «Как пахнет лето», «Осенняя радуга» Рыленков соединяет опыт поэта и крестьянина.
«Журавлей путеводная нить» проходит сквозь все творчество поэта – свою последнюю книгу он назвал «Журавлиные трубы».
Важнейшую часть послевоенной лирики Николая Рыленкова составляют его песни. Если бы даже Рыленков не написал ничего другого, кроме этих песен, он по праву входил бы в число наиболее самобытных современных лириков. Читателю хорошо известны ставшие, по сути, уже народными песни Николая Рыленкова «Ходит по полю девчонка», «То ли гречка цветёт, то ли речка течёт», «Под окном шумит рябина», «Мы с подружкой жили дружно», «Мне не жалко полушалка», «Отцвела черемуха» и другие. Учась у Михаила Исаковского и Александра Прокофьева искусству лирической песни, Рыленков сумел создать свой неповторимый песенный мир, в котором молодое чувство любви выражено с какой-то стыдливой решительностью и угловатой прямотой. Незатёртость песенного языка, естественность лирического чувства, наивное лукавство тона, близость к народной этике и эстетике обеспечили песням Рыленкова завидное долголетие.
К песенным стихам Рыленкова обращались многие композиторы – М.Фрадкин, А.Флярковский, И.Массалитинов и другие.
Рыленков создал собственный стихотворный пересказ «Слова о полку Игореве».
Последнее десятилетие жизни поэта было особенно продуктивно: вышли книги прозы «Волшебная книга» (1964), «На озере Сапшо» (1966) и другие, книги стихов «Корни и листья» (1960), «Жажда» (1961), «Пятое время года» и «Избранная лирика» (1965), «Снежница» (1968), «Книга времени» (1969).
Значительным вкладом в литературу стали книги Рыленкова по истории поэзии «Традиции и новаторство» (1962), где русская поэзия развернуто предстает от М.Ломоносова до В.Бокова, «Душа поэзии» (1969), в которую включены статьи о Пушкине, Крылове, Сурикове, Шевченко, Блоке и многие другие. Многим поэтам посвящены и стихи Рыленкова. Его стихи о М.Глинке и Бетховене вошли в антологию «Музыка в зеркале поэзии». Проявлением «доброй души» поэта (так названа книга о нем) явились и переводы поэтов соседней Смоленщине Белоруссии – Я.
Коласа, П.Бровки, М.Танка, А.Кулешова, П.Панченко, А.Велюгина, А.Зарицкого, Ф.Пестрака, П.Труса, К.Киреенко, а также статьи об их творчестве. Переводил Рыленков стихи и поэтов других народов, часть переводов собрана в книге «Журавлиные трубы» (1972).
Скончался Николай Иванович Рыленков 23 июня 1969 года, похоронен в Смоленске на Братском кладбище.
Ныне имя Рыленкова носят в Смоленске улица, библиотека и школа. Его строки начертаны у Смоленской крепостной стены на могиле погибших во время Великой Отечественной войны.
По материалам сайта www.liricon.ru
Просветительский онлайн-проект «Они прошли по той войне. Писатели-фронтовики»: Николай Рыленков
Николай Рыленков
(15 февраля 1909 – 23 июня 1969)
Сегодня исполняется 112 лет со дня рождения Николая Ивановича Рыленкова, советского поэта, писателя, переводчика.
Николай Рыленков родился в деревне Алексеевка Тюнинской волости Рославльского уезда Смоленской губернии.
Николай рано остался без родителей. Учился в селе Тюнино Рогнединского района Брянской области, закончил среднюю школу в городе Рославле в 1926 году. Окончил в 1933 году Смоленский педагогический институт. Работал учителем, затем в редакции смоленской областной газеты «Рабочий путь», а затем – в смоленском областном издательстве.
Писать стихи Николай начал еще в тюнинской школе, где имелась хорошая библиотека. В 1926 году девятиклассник Рыленков принес стихи в редакцию газеты «Смоленская деревня», в 1929 начал печататься в местных газетах «Наша деревня», «Путь молодежи», «Брянский рабочий». В 1933 году в Смоленске вышел первый поэтический сборник Николая Рыленкова «Мои герои». Второй книгой (также в Смоленске) стал сборник «Встречи». В конце 1930-х были изданы «Стихи о зажиточной жизни», поэма «Земля», за ними последовал «Березовый перелесок» (1940).
С первых книг Рыленков заявил о себе, как о певце родного края. Он создал стихи об истории Смоленска «Мастер Федор Конь», «Кутузов в пути», «Памятник 1812 года в Смоленске», написал поэмы на темы русской истории «Большая дорога» (1938), «Скоморох Овсей Колобок» (1939), «Великая Замятия» (1940).
В первые дни Великой Отечественной войны Рыленков ушел добровольцем на фронт. Взял с собой книги Блока и Гейне. Командовал взводом в саперном батальоне, был военным корреспондентом армейской печати, а по ночам в землянках при свете коптилки продолжал писать стихи.
Листовки со стихами-призывами Николая Рыленкова сбрасывали с самолетов во вражеском тылу партизанам и жителям временно оккупированных Смоленщины и Белоруссии. Писатель был награжден медалью «Партизану Великой Отечественной войны». В это время он писал стихи, песни, баллады, поэмы: «Апрель», «Лесная сторожка», «Возвращение», «Сотворение мира», «В родном краю». Стихотворение Рыленкова «Отомсти, товарищ» пели, как народную песню.
С 1943 по 1945 года Рыленков опубликовал четыре сборника стихов: «Прощание с юностью», «Синее вино», «Отчий дом» и «Смоленские леса». В 1946 издал книгу с записями партизанских песен «Живая вода».
После освобождения Смоленщины от фашистских оккупантов вернулся в родной город. В 1948 году народной песней стало стихотворение Рыленкова «Ходит по полю девчонка».
К его напевным стихам обращались многие композиторы: Марк Фрадкин, Александр Флярковский, Константин Массалитинов и другие.
В середине 50-х годов Рыленков обратился к прозе, написал повести «Великая Росстань», «На старой смоленской дороге», автобиографическую трилогию: «Сказка моего детства», «Мне четырнадцать лет», «Дорога уходит за околицу».
В 1962 году Николай Рыленков завершил работу над литературным переложением «Слова о полку Игореве». В 50–60-е годы плодотворно занимался переводческой деятельностью. Значительным вкладом в литературу стали книги Рыленкова по истории поэзии – «Традиции и новаторство» (1962), где русская поэзия предстает от Михаила Ломоносова до Виктора Бокова, «Душа поэзии» (1969), в которую включены статьи о Пушкине, Крылове, Сурикове, Шевченко, Блоке. В 1969 году были опубликованы последние прижизненные сборники «Снежница» и «Журавлиные трубы».
Николай Иванович Рыленков умер 23 июня 1969 года в Смоленске.
Уважаемые читатели! С произведениями Николая Рыленкова вы можете познакомиться в читальном зале нашей библиотеки или взять их на дом в Центре книги и чтения.
Светлана Коробова,
главный библиотекарь универсального читального зала
Литература о жизни и творчестве писателя
Аннинский Л. Смоленье Пегаса : Исаковский, Рыленков, Твардовский… // Родина. – 2013. – № 9. – С. 132–138.
Макаренков В. О поэте // Юность. – 2016. – № 9. – С. 60–61 : фот.
Рыленкова И. Поэт и его время : очерк // Юность. – 2016. – № 11. – С. 45–50 : фот.
Уважаемые читатели! Предлагаем вашему вниманию выпуск киножурнала «Наш край» № 23 (1968). Поэт Николай Рыленков. г. Смоленск.
Стихотворение Николая Рыленкова «Всё в тающей дымке»
15.02.2021
Николай Гумилев | Фонд «Поэзия»
Разносторонний критик, переводчик, прозаик и теоретик поэзии, Николай Степанович Гумилев был новаторским, творческим и влиятельным поэтом, пользовавшимся особой известностью в России в годы, предшествовавшие революции 1917 года. Гумилев родился в 1886 году. , в Кронштадте. С 1906 по 1908 год он жил в Париже, Франция, где посещал университетские лекции.
Позже он учился в Санкт-Петербурге, Россия, но не получил степени. В студенческие годы он познакомился с Анной Андреевной Горенко, ставшей впоследствии известной поэтессой под именем Анны Ахматовой, на которой женился в 1910. В 1905 г., будучи еще подростком, Гумилев опубликовал свой первый сборник стихов « Путь конквистадоров » («Путь конкистадоров»), на который сильно повлиял французский символизм. Критики обычно считают этот объем незначительным. Например, граф Сэмпсон, писавший в «Русской литературе три четверти» , отмечал, что, хотя Гумилев начал писать стихи в подростковом возрасте, его художественное развитие было «медленным, почти мучительно медленным». Sampson описал Поставил конквистадоров как «определенно, раздражающе подростковый» и «крайне производный», и добавил, что «сам Гумилев позже сожалел, что опубликовал его».
Гумилев последовал за Путь конквистадоров такими поэтическими сборниками, как Романтические цветы («Романтические цветы», 1908) и Жемчуга («Жемчуг», 1910), которые, хотя и написаны в традициях символизма, произвели впечатление на современников.
критики своей богатой, экзотической, смелой образностью. Эти работы, как отмечает Сэмпсон в своих Русская литература Трехквартально оценка, «показать взросление и развитие».
Гумилев был активным участником литературной жизни Петербурга как поэт и критик. Особо интересуясь поэтикой — теорией поэзии — Гумилев сыграл важную роль в создании нового литературного течения — акмеизма. Гумилев основал «Гильдию поэтов», а в 1912 году вместе с поэтом Сергеем Городецким изобрел термин «акмеизм», основанный на греческом слове akme , означающем «вершина», для обозначения новой направленности в поэзии.
Реакция на мистический подход к поэзии, предоставивший многим современникам Гумилева возможность обращаться к метафизическим и духовным предметам, акмеизм с его акцентом на поэтическую технику, а также на приемы, способствующие ясности выражения, не только получил широкое одобрение критиков , но и оказал значительное влияние на русскую поэзию. Образцом этой поэзии ясности и лаконичности является собственное произведение Гумилева Cuzoe nebo («Чужое небо», 1912).
Здесь Гумилев совершенно отказывается от символизма с его мистикой и музыкальностью, обнаруживая пристрастие к прямому поэтическому выражению. Тем не менее, как писали критики, Гумилев продолжал упиваться экзотикой, свойственной его ранней поэзии.
Когда началась Первая мировая война, Гумилев ушел добровольцем и вскоре оказался в кавалерии. В конце концов он сражался на передовой, где проявил себя как солдат с выдающимся мужеством. За свои старания он получил две медали, в том числе заслуженный Георгиевский крест.
В последующих сборниках — в частности, Колчан («Колчан», 1916) — Гумилев показал свое мастерство поэта о войне. Н. Елена Русинко писала в Славянском и Восточно-Европейском Журнале , «Военные стихи Гумилева обычно экзальтированы и риторичны по тону. Он трактует «поэтические» аспекты ситуации (честь, мужество, самопожертвование), мало заботясь об объективной реальности». Таким образом, Гумилев, несмотря на свои акмеистические идеи, остался верен поэзии как выражению фантазии.
Рассказывая о «Солнце духа» («Солнце духа»), Русинко отмечал «риторическое изобилие» Гумилева и его «патриотический пыл». Марк Слоним описал Колчан в Современная русская литература: от Чехова до наших дней как наполненный «ожесточенными боями, дикими туземцами и пейзажами Восточной Африки». Слоним добавил: «В лесах и пустынях Черного континента [Гумилев] нашел не только гордых бойцов, которые великолепно умирают… но и буйство красок, силу и спонтанный и великолепный порыв жизненного инстинкта».
Гумилева в итоге перевели с боевой службы на административные должности, но когда в 1917 году в России грянула революция, он вернулся домой. Он нашел работу лектором, но также продолжал выпускать сборники стихов. Среди других публикаций Гумилева Костер («Костер», 1918), еще один том, в котором он продемонстрировал свою любовь к экзотике. Когда появился « Костер », Гумилев был относительно хорошо известен в русской литературной среде. Он читал лекции в различных учебных заведениях и работал в редакции газеты «Всемирная литература», занимавшей видное место в издательском деле.
По словам Дмитрия Оболенского, поэтическое творчество Гумилева достигает своего апогея в период после 1918 года. Усматривая в поэзии Гумилева некоторую двойственность, двойственность, которая, по его мнению, характеризует творчество Ахматовой, Оболенский писал, что в стихах, написанных между 1918 и 1921 г. Гумилев «добился замечательной эмоциональной напряженности и провидческой силы — как в «Шестом чувстве» или навязчиво-наводящем «Трамвае, заблудившемся»».
В отличие от многих своих коллег, Гумилев не был сторонником большевиков. власть в России. Фактически он открыто провозгласил себя монархистом. Кроме того, он выразил свое презрение к революции, опубликовав « Огненный столп » («Огненный столп», 1921 г.), сборник фантастических, даже кошмарных стихов, отвергающих торжество коммунистов. Здесь Гумилев глубоко выражает свою ненависть к революции и свое презрение к тому, что коммунизм делает упор на коллективное, а не на индивидуальное. Следующий том, Шатер («Палатка», 1921), так же язвителен в своих рассуждениях о революции.
В 1921 году Гумилев был арестован, обвинен в соучастии в антикоммунистическом заговоре, известном как заговор Таганцева, и расстрелян без суда. В течение нескольких лет советский истеблишмент считал его не человеком.
Тем не менее, советский режим не смог предотвратить посмертную публикацию «К синей звезде » («К синей звезде», 1923 г.), поэтического сборника, который Эрл Сэмпсон описал в Russian Literature Triquarterly как «лучшее и наиболее значимое произведение Гумилева». В отличие от Огненный столп и Шатер, К синей звезде восходит к более лирическому стилю ранних стихов Гумилева.
В годы после смерти Гумилева его труды и репутация погрузились в безвестность. После выхода в свет « К синей звезде » и сборника очерков « Письма о русской поэзии » более 60 лет в Советском Союзе не появлялись новые тома его сочинений, хотя некоторые из его произведений фигурировали в советских антологиях. Только в середине 1980-е годы советская власть разрешила издание произведений Гумилева.
Таким образом, после очень долгого перерыва русские читатели получили возможность возобновить знакомство с писателем, которого Самсон назвал необыкновенным поэтом, чья поздняя поэзия «говорит нам, что он находился в самом разгаре своего творческого развития, что у него были еще новые творческих путей, если бы так распорядилась судьба».
Дневники Марины Гриценко. Дни войны в записях внучки Павла Третьякова
Наталья Буянова
Артикул:
ЭКСКЛЮЗИВНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ
Выпуск журнала:
№2 2015 (47)
В ОТДЕЛЕ РУКОПИСИ ТРЕТЬЯКОВСКОЙ ГАЛЕРЕИ ХРАНИТСЯ УНИКАЛЬНЫЙ ДОКУМЕНТ ГОДОВ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ: ДНЕВНИКИ МАРИНЫ ГРИЦЕНКО (1901-1971), ВНУЧКИ ПАВЛА ТРЕТЬЯКОВА, ХРАНИТЕЛЬ МУЗЕЯ. ПРАКТИЧЕСКИ ВСЯ ЕЕ ЖИЗНЬ БЫЛА СВЯЗАНА С ИСКУССТВОМ. СЛЕДУЯ СЕМЕЙНОЙ ТРАДИЦИИ, ОНА БЫЛА ДЛЯ ХУДОЖНИКОВ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ПРОСТО ДРУГОМ: ОНА ПОМОГАЛА ИМ ПЕРЕСТРЕТЬ ТЯЖЕЛЫЕ ВРЕМЕНА ВОЙНЫ.
ДНЕВНИКИ, КОТОРЫЕ ОНА ПИСАЛА В ТО ВРЕМЯ, ЯВЛЯЮТСЯ ЖИВЫМ СВИДЕТЕЛЬСТВОМ О ПОЛОЖЕНИИ СТРАНЫ В ЭТОТ ПЕРИОД.
Во время войны Марина Гриценко жила и работала в Москве. Дневники, которые она вела в течение четырех лет (с 1943 по 1946 год), многое говорят нам об этом периоде. Как по долгу службы, так и от души, Гриценко переписывалась со многими артистами-ветеранами боевых действий и поддерживала их всеми доступными способами. Она помогала им с жильем, бытом и организацией выставок, а также давала художникам уверенность и силы своими словами ободрения. Она была другом многих известных советских художников, в том числе Павла Соколова-Скаля, Георгия Верейского, Якова Ромаса, Иосифа Серебряного, Ивана Титкова, Соломона Телингатера, Алексея Пахомова, Владимира Кудревича, Владимира Серова, Виктора Прошкина, Владимира Малагиса, Валентина Курдова и многих других. другие. В воспоминаниях 1 , Титков отзывался о Марине Гриценко как о добром сердечном человеке, оказавшем ему неоценимую поддержку в те тяжелые времена.
Гриценко писала, что «родилась и выросла в мире искусства» 2 . Мать — Любовь Третьякова, дочь Павла Третьякова, отец — Николай Гриценко, художник-маринист.
В раннем детстве Гриценко в основном жила за границей или в Петербурге. В 1918 году она переехала в Москву, окончила Московскую народную школу и поступила на работу в Главное управление текстильной промышленности при Совете народного хозяйства СССР. Но, верная семейным традициям, Марина оказалась сотрудницей Союза работников прикладного искусства. В 1927 лет она перенесла тяжелую болезнь, которая длилась несколько месяцев и вызвала серьезные осложнения, которые будут беспокоить ее в течение многих лет.
В 1929 году она перешла на другую работу в издательство Госплана и с этого времени ее жизнь будет связана с организационно-издательской деятельностью. В 1930 году открылось издательство ИЗОГИЗ, и она стала секретарем редакции журнала «Коллектив художников». Одновременно с конца 1932 года она занимала должность ответственного редактора журнала «Искусство» при Московском отделении Союза советских художников (САХ).
В 1936, по состоянию здоровья Гриценко был вынужден оставить обе должности и устроиться на работу старшим редактором-менеджером в издательство «Искусство». В 1939 году она стала сотрудником Оргкомитета Союза художников СССР и проработала там советником до конца жизни.
В годы Великой Отечественной войны Гриценко находился в Москве в составе исполнительной группы Оргкомитета. Участвовала в подготовке выставки «Героический фронт и тыл», проходившей в ГТГ; она также ездила в Киев для организации 5-го Пленарного заседания Союза художников Украины. Летом 1943 года она провела неделю в Ленинграде, разбирая найденный в Эрмитаже архив Третьяковки.
Свой первый дневник Гриценко начала 1 января 1943 года. Ежедневно она записывала события по мере их развития: писала о встречах, поездках, телефонных разговорах и полученных письмах, о делах ОК, о событиях на фронте и, конечно, , ее мысли и чувства. ее личный архив включает 12 тетрадей, написанных мелким почерком. иногда, когда у нее не было под рукой тетради или блокнота, ей приходилось склеивать отдельные листы.
Возможно, она думала использовать эти дневники в качестве основы для своей книги «Деятели искусства в годы Великой Отечественной войны». Гриценко много времени уделяла этой работе, собирая обширный материал, но книга так и не была издана. Кроме дневника записи, в блокноты были вложены пригласительные билеты на выставки, концертные программы, вырезки из газет, билеты в театр и черновики9.0009
Дневники Марины Гриценко никогда ранее не публиковались и не использовались исследователями Великой Отечественной войны. Однако в этих материалах содержится информация, проливающая свет не только на культурную жизнь России в годы войны, но и на повседневную жизнь простых россиян со всеми тяготами и невзгодами военного времени.
Эти выдержки из двух тетрадей публикуются здесь впервые. Они рассказывают о жизни многих известных художников Москвы и Ленинграда, о работе Оргкомитета ГАУ, о подготовке различных выставок и конференций, но описывают и военное положение в стране: отсутствие товаров первой необходимости, раздача еды и одежды, разрушение и бомбардировка разных городов.
Размышления автора об ужасах войны, о ее последствиях и значении для каждого человека, о цене победы и о будущем сопровождаются записями реальных событий.
Дневники издаются с соблюдением современных правил орфографии и пунктуации. Авторский стиль сохранен.
Ленинград.1943 3
19.08. Последние дни были холодными и дождливыми. А сегодня один из тех погожих дней, предвестников приближающейся осени, с прекрасной погодой, прекрасным воздухом и легким свежим ветерком. Высокие кистевые облака отбрасывают внизу четкие, замысловатые тени. Воды Москва-Волга блестят в свете и тени. Как прекрасна природа в этой части Подмосковья: лиственные и хвойные леса живописно перемежаются с причудливой формы «морями», озерами, протоками, реками и заводями. Вся страна покрыта серебряными водами-«жилами», напоминающими уникальную нервную систему. Время жатвы прошло, а колосья пшеницы на полях стоят, как шашки на доске, правильно выровненные.
Большинство деревьев все еще сохраняют свой зеленый «одеяние», но иногда то тут, то там вспыхивает небольшая осина или желтеет береза.
По мере продвижения на север цвета становятся проще и бледнее, а ландшафт меняется. Редеют леса, расширяется болотистая местность, появляются торфяные болота. Церковные постройки также претерпевают трансформацию, теряя свои мягкие округлые формы, свойственные стилю ампир. Как прекрасна русская природа, сверху красота ее еще замечательнее.
И вот мы видим еще более характерные следы, оставленные войной: сожженные и разрушенные дома, поваленные деревья.
Через 45 минут полета к пулемету, установленному на платформе в середине самолета, подходит солдат (солдат не сходит с места, пока мы не подъедем к Ленинграду). Наш самолет снижается, и полет продолжается на высоте 300 метров. Большая темная тень самолета следует за нами над верхушками деревьев и болотами.
Неожиданно ландшафт меняется и становится холмистым, испещренным [с — Н.
Б.] редкими оврагами и поросшим елями и соснами. Самолет резко набирает высоту, а затем резко снижается, совершая посадку на аэродроме «Хвойная». Перелет из Москвы занимает у нас час и 45 минут.
Молодой капитан, похожий на «настоящего» офицера действительной службы и отвечающий за командный пункт, сопровождает нас в блиндаж, где мы получаем талоны на питание. Мы идем к ближайшей палатке в лесу; в палатке подают чай, хлеб (!), масло и шоколад!!!…
Холодно, моросит дождь, под ногами лужи. Вдалеке гремят зенитные орудия — видимо, на Ленинград идет авианалет. Приземлились на Смольнинский аэродром в 30 километрах от города.
Но какое зрелище! Над городом парят три ракеты — огромные, ярко-оранжевые, яйцевидной формы, испускающие фосфоресцирующее свечение. Мне рассказывали, что они парили на автоматических парашютах, медленно покачиваясь. Наши пушки стреляют по ним, но ракеты трудно поразить, так как из-за автоматического сжатия парашюта, вызванного ударной волной, ракета движется: легкое, плавное подпрыгивающее движение — и вот она снова зависает в другом месте, медленно покачиваясь.
Свечение ракет и выстрелы иногда превращают ночь в день, и благодаря этому свету мы можем добраться до диспетчерской за 15-20 минут, идя по грязи и лужам… Уже второй час ночи, подъезжает автобус и его пассажиры, направляющиеся в Москву, заполняют комнату. Мы вчетвером садимся в автобус и едем в Ленинград. Светит луна, делая шоссе ослепительно белым. Эта ночь напоминает августовские ночи в Крыму. Мы собираемся покинуть зону аэродрома, и последний стрелочник проверил водительское удостоверение. По мере того, как мы движемся через пригородные деревни и приближаемся к городу, разруха увеличивается и становится все более заметной. Трудно принять окружающие нас сцены за реальность, за то, что существует на самом деле. Чувствуешь себя зрителем грандиозного трагического спектакля. Лунный свет и контрастные огни и тени превращают глыбы фантастических кружевных развалин и груды щебня, оставшиеся после рухнувших зданий, в театральные декорации… Нет ни звука, ни людей… Все улицы и площади вычищены, а тишина города делает его еще более замечательным.
Это создает атмосферу великой античной трагедии… О, мой город, как прекрасен ты даже в бедствии, с таким достоинством и стойкостью переносишь свою нелегкую судьбу! И хотя ночью вы кажетесь лишенным жизни, все же чувствуется ваш стоический, неукротимый дух!
Едем через Охту, Суворовский проспект и видим масштабы разрушений, которые настолько велики, что я едва ориентируюсь. Здания большей частью повреждены и уж точно не осталось ни одного целого окна. По мере продвижения к центру мы видим, что все фасады замурованы, а окна забиты фанерой. С улицы Жуковского поворачиваем на проспект Володарского и останавливаемся у дома 48 — Аэрофлот.
Мой Литейный проспект!! Здание напротив было построено, когда я был ребенком — в нем располагался магазин «Наука и знание», чуть дальше — цветочный магазин, в котором продавались карликовые растения — моя детская страсть! Сейчас здесь все выглядит мертвым, заброшенным, странным…
20.08. Поселился у Серебряного ателье 4 , у Серова 5 ; Я [осиф] А[лександрович] обычно сплю в мастерской в[ладимира] А[лександровича].
Прежде чем расстаться, В.А. снимает затемнение и открывает световое окно студии: «Посмотрите на город!» Вместе мы взбираемся на высокий подоконник. Время после пяти утра, город просыпается. Мойка прямо под нами; на его противоположном берегу стоят почти целые кварталы зданий. Здания, однако, выглядят ветхими; краска на стенах слезает. Повсюду видны осколочные повреждения; все окна зашторены. С набережной не слышно ни звука, но прямо под нами слышен звук шагов одинокого прохожего. Посередине реки стоит полузатонувший буксир. Восходящее солнце прячется в сизом утреннем тумане… Прифронтовой город начинает новый день. Сохранится ли наше здание невредимым до конца этого дня?…
О, город мой, город, наполнивший мою жизнь радостями и печалями… Сегодня ты воплощаешь страдание, принося тысячи жертв и переживая презренные ужасы в искупление грехов моего поколения — поколения, которое, по словам моего друга Николая Рыленков 6 , «Бог отверг». Велико твое очищение, обретенное смертью и лишениями, слезами и страданиями.
Велики ваши защитники, подарившие вам мужество и стойкость и возродившие вашу волю и Веру. И ваше возрождение — каким прекрасным и величественным оно будет. Но еще впереди день, когда ваши героические подвиги будут полностью признаны и оценены. Сегодня человеческий разум только делает первые попытки прорваться к вам, фиксируя какие-то факты и поверхностно документируя события.
В ту ночь мне многое стало ясно: перемены в людях и новизна в творчестве почти каждого художника — каждому приходится пройти через страдания, боль и переоценку ценностей, чтобы возродить свой творческий дух, который иногда вызывает новые желания и желания. вдохновляет на изучение незнакомых трендов…
Москва. 1945 7
29 апреля
В эти дни меня переполняло столько эмоций! События на фронте иногда заставляют вас чувствовать, что все, что вы пережили, это просто сон; и то, что мы пережили в те тяжелые времена — неужели это было на самом деле?! Контраст между сегодняшним днем и воспоминаниями о прошлом настолько ошеломляющий, что временами вы не можете поверить, что ваша жизнь охватывает обе реальности.
Радость?! Но прошлое наполнено такой скорбью — забыть невозможно. Может ли чувство радости, как бы велико и всеохватывающе оно ни было, заменить это горе или компенсировать наши потери? Мне эта радость кажется наигранной, как будто мы пытаемся ее искусственно имитировать. Но… как горько, но честно говорят годы, житейская мудрость и жизненный опыт: «Время — лучшее лекарство» — оно облегчает все тяготы, избавляет от всех печалей и восполняет утраченное счастье. Мы накануне великих событий. Так трудно пережить самого себя. Ждать нечего, иллюзий больше нет. О, роднейший и роднейший, покинувший этот мир… Иногда милой кажется мне твоя судьба. Иногда одиночество становится слишком тяжелым бременем и кажется невыносимым. Но… соберемся и постараемся смело идти по жизни, как прежде.
Сегодня опубликовали приказ о снятии светомаскировки. 1480 дней в Москве было темно. Какая радость! — Больше не нужно отгораживаться от мира; можно будет дышать летом, наслаждаться светом и воздухом и жить по-человечески, а не по-кротски.
Сегодня уже зажгли огни на Театр[альной] площади, перед Большим театром. Свет, яркий и ослепительный (по крайней мере, так казалось), освещал площадь и собравшуюся там огромную толпу; люди растерянно смотрели вверх, и это чувство, казалось, охватило их всех!
2 мая
…Будет фейерверк в память о падении Берлина. Голос Левитана, когда он читал Приказ по Армии и Флоту, был торжественнее обыкновенного. Я не чувствовал возбуждения, так как теперь этот уже свершившийся факт не вызывал каких-то необычных эмоций — тех, которые я ожидал испытать, ожидая этого дня. Я подошел к углу улиц Тверской и Огарева и, стоя на разрушенной стройке возле «Родина-мать зовет!» панно (автор Ираклий Тоидзе), слушали, как диктор снова и снова читает приказ. Толпа была не очень плотной — люди ждали фейерверка; прогуливаясь группами по Тверской, они не казались ни слишком возбужденными, ни радостными… Улица была ярко освещена; лампы и глобус у входа в здание Телеграфа горели, и глобус вращался.
Люди молча стояли вокруг. Я посмотрел на их лица — они устали; было много молодых людей, в основном старшеклассников — девочки разодетые, мальчики крикливые со своим недавно обретенным пониманием ценности мужественности. Пожилые женщины, явно заплатившие за эту войну слишком высокую цену, стояли серьезно, каждая из них погрузилась в собственное горе. Тот, кто стоял рядом со мной, плакал. Какой контраст, какие моменты настоящего — в такое время цена, которую мы все заплатили, кажется особенно горькой и болезненной! Я стоял на месте, которое имело историческое значение для всех нас, переживших осаду Москвы… В последние месяцы 1941, а в начале 1942 года… это был центральный оперативный пункт в Москве, место, где собирались все наши ветераны боевых действий, так как большинство из них не знало города… «У Главного телеграфного корпуса». Днем там стояла зенитная артиллерийская установка; кругом стояли военные машины, окрашенные в зеленый или белый камуфляж, в зависимости от сезона. Какие типы характеров можно было там увидеть! Нельзя забыть лица воинов того времени, особенно сибиряков, наших спасителей.