Содержание
БРОДСКИЙ — ДЕТСКИЙ И НЕ ОЧЕНЬ
Стараниями двух петербургских издательств стало больше иллюстрированных книг Иосифа Бродского. Одна детская («6+»), другая — для думающих подростков и взрослых. Любопытная деталь: художники, оформившие эти книги, явно отдают предпочтение «наивному» стилю.
Иосиф Бродский. Самсон — домашний кот
«Акварель» повторяет собственное издание 2014 года. И это радует: стихи Бродского не могут быть лишними, особенно если их сопровождают талантливые иллюстрации.
В книгу вошло восемь стихотворений, что не так уж и мало, ведь произведения, адресованные детям, занимают скромное место в поэтическом наследии Иосифа Александровича. Но только по количеству стихов (чуть больше двадцати, включая переводы) судить нельзя. Исследователь русской детской литературы Евгения Оскаровна Путилова считала, что они очень важны для поэта, поскольку их появление «вызвано творческой потребностью автора», который хотел рассказать «о жизни, о себе самом, о своём младшем современнике».
С другой стороны (практической), именно детские стихи дали Бродскому возможность печататься: первая публикация «взрослого» поэта — это детская «Баллада о маленьком буксире», увидевшая свет на страницах журнала «Костёр» в 1962 году.
Детские стихи Бродского не про детей, а для них. Поэт словно возвращается в собственные юные годы и говорит с читателем-ровесником об интересных и важных для них обоих вещах. В этих стихах нет назидательности, а есть игра и фантазия, динамичный сюжет, юмор и неожиданные — с точки зрения «взрослой» логики — выводы. И не беда, что написаны стихи полвека назад! Нынешние дети с удовольствием прочтут о путешествии вокруг света на слоне, ките, орле; о том, что бывает, когда теряешь бдительность, купая пса; чем отличается мышь белая, дрессированная, от обычной серой…
Иллюстрировала книгу известная грузинская художница Тинатин Чхиквишвили.
Бродский, И. А. Самсон — домашний кот / Иосиф Бродский ; художник Тинатин Чхиквишвили.
— Санкт-Петербург : Акварель, 2018. — [32] с. : ил. — (Волшебники кисти). 6+
Иосиф Бродский. Откуда к нам пришла зима
Издатели нередко следуют простой логике: наступает лето — даёшь книжки про дачу, путешествия и природу; зачастили осенние дожди — самое время начать разговор о Новом годе, ёлке и подарках. В данном случае примитивная «cезонность» совершенно ни при чём. У Бродского зима — не время года, это аллегория душевной глухоты и безразличия:
И ты, входя в свой тёплый дом,
взбежав к себе, скажи на милость,
не думал ты хоть раз о том,
что где-то здесь она таилась.
<…>
Быть может, там, в ночных дворах,
на чердаках и в пыльных люстрах,
в забитых досками дверях,
в сырых подвалах, в наших чувствах,
в кладовках тех, где свален хлам…
Но видно, ей там тесно было,
она росла по всем углам
и всё заполонила.
Страницы в книге серого цвета, будто холодный и плотный питерский туман. На них очень логично ложатся силуэтные рисунки, похожие на обработанные фотографии, и ярко вспыхивают акварели, на которых оживают заснеженные улицы и тепло светятся насыщенные краски обжитых интерьеров.
«Дом детской книги», выпустивший это стихотворение Бродского отдельным изданием, в качестве иллюстраций использовал рисунки Сергея Дрейдена, петербургского актёра, обладателя серьёзных театральных премий (включая две «Золотые маски») и очень интересного художника. Издатели говорят, что книгу не планировали. Графические миниатюры и акварели, часть которых стала иллюстрациями к «…Зиме», были экспонатами выставки художественных работ Дрейдена, посвящённой его семидесятилетию. А когда актёр начал читать любимого Бродского, присутствующим в галерее стало ясно, что многие рисунки будто специально созданы для этих стихов.
Бродский, И. А. Откуда к нам пришла зима / Иосиф Бродский ; художник Сергей Дрейден. — Санкт-Петербург : Дом детской книги, 2018. — 24 с. : ил.
Лариса Четверикова
Баллада о маленьком буксире. Остров поэзии. Стихи для детей.
Восстание декабристов
СПО-ФДО — 25 лет!
У истоков книги
Викторина о Фернандо Соррентино
Сила воображения
Язык одежды
Слово о настоящем капитане
Стихи дождем стекают с крыш
Тайны поэзии.
РАЗГОВОР НАПОСЛЕДОК
Путешествие не кончается
Шерлок Холмс и Шерлок ХАРМС
КОГО СЧИТАТЬ БЛАГОРОДНЫМ?
Не боги горшки обжигают
О чем рассказал ТУСИТАЛА?
ЛЬВИНАЯ ДОЛЯ
ЛЕТАЮЩАЯ ЧЕТА
Случай на концерте
С ЛЮБОВЬЮ ко всему живому
За лучистым камнем
Конфетный десант
Салат Оливье
Петербургский сезон в Норинской
Баллада о маленьком буксире
Музей-макет «Петровская Акватория»
И. Бродский. 500 одеял. Мастер-класс Е. Эргардт
Путевые заметки из Норинской
Иосиф БРОДСКИЙ («Костер» № 11, 1962 г.) Баллада о маленьком буксире Это — я. Я — буксир. Я — буксир. Облака проплывают На рассвете в порту, |
| Он явился сюда из-за дальних морей, там, где мне никогда не бросать якорей, где во сне безмятежно побережья молчат, лишь на пальмах прибрежных попугаи кричат. Пересек океан — и теперь он у нас. Добрый день, иностранец, мы приветствуем вас. Вы проделали путь из далекой страны. Вам пора отдохнуть у причальной стены. Извините, друзья, без меня вам нельзя. Хоть, собравшись на бак, вы и смотрите вниз, но нельзя вам никак без меня обойтись. Я поставлю вас здесь, средь других кораблей, чтоб вам было в компании повеселей, слева — берег высокий, а справа — Нева. Кран распустит над вами свои кружева. …А потом меня снова Так тружусь я всегда, Так тружусь я всегда, …И, когда я плыву До свиданья, ребята, Отплывайте из дому Не впервой расставаться, Кто-то должен остаться |
| Это я, дорогие, да, по-прежнему я.  Перед вами другие возникают края, где во сне безмятежно побережья молчат, лишь на пальмах прибрежных попугаи кричат. И хотя я горюю, что вот я не моряк, и хотя я тоскую о прекрасных морях, и хоть горько прощаться с кораблем дорогим, НО Я ДОЛЖЕН ОСТАТЬСЯ ТАМ, ГДЕ НУЖЕН ДРУГИМ. И когда я состарюсь |
Следующая страница
| Иосиф Бродский | Художник Елена Болгова | |
| Страничка автора | Страничка художника |
Конкурсы в 2022 году
«Дело было в январе.
..»
Стихи о зиме
Академия художеств журнала «Костер»
Аптека для души
Беседка. Загадочный русский язык
Будущее уже здесь
Будь здоров!
В гостях у дедушки Мокея
Викторина
ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ
Вот в чем вопрос
Герои неземных стихий
Герой ли… литературный герой?
Год открытых дверей
Голоса исчезнувших времен
Живая классика. Конкурс
Зеленые страницы
История вещей
История исторических изречений. Жизнь замечательных слов
Кино, видео
Клуб «Полководец»
Конкурс юных детективов
Копилка заблуждений
Кто первый?
Кукольные истории
Нам знаки знаки подают
Магический кристалл. Волшебный источник. Тайны поэзии
Мастерская Эдисонов
Маша-искусница
Морская газета
Необычные музеи
На клетчатой доске
Советы Мэри Поппинс, искусство общения и мода
Остров поэзии
Творчество твоих ровесников
Театр
Толерантность
Фокус-покус
Уголок веселого архивариуса
Эрмитаж для детей
Три стихотворения Иосифа Бродского | Иосиф Бродский
ПРИМЕЧАНИЕ: Иосифу Бродскому сейчас двадцать восемь лет.
И его сочинительство, и его политический статус сделали его ярким представителем молодых русских поэтов. Его арест в феврале 1964 года, суд над ним и приговор (к пяти годам каторжных работ за Полярным кругом) довольно подробно освещались в западной прессе. Судебное разбирательство против него по обвинению в «социальном тунеядстве» — в том смысле, что он зарабатывал на жизнь переводом стихов и не имел достаточно постоянной или прибыльной работы, чтобы удовлетворить некоторых приверженцев закона и порядка его собственного общества — можно рассматривать как один из первых незначительных триумфов на волне антиинтеллектуализма и ястребиных репрессий, которая к настоящему времени может похвастаться серией мрачных процессов над писателями и вторжением в Чехословакию. На самом деле он был освобожден после того, как отбыл менее двух лет своего срока, — обстоятельство, которое делает некоторую честь либо его похитителям, либо некоторым оказавшим на них давление. Говорят, что он заявил, что ему нравится жить в деревне среди крестьян, — утверждение, которое делает честь его собственному остроумию.
Когда его арестовали, он не был членом Союза писателей, что не только помешало ему издать книгу, но и доказало, по мнению его судьи, что он вовсе не поэт. «Кто включил вас в число поэтов?» — спросила она его в какой-то момент во время слушаний. «Никто», — ответил он, добавив: «А кто включил меня в ряды рода человеческого?» Судья спросил, учился ли он на поэта, и он ответил: «Я не думал, что это можно получить в школе». Откуда тогда взялось? Его ответ в 1960-х годов, поразил бы другие суды, кроме судьи Савальевой. Он сказал: «Я думаю, что это… исходит от Бога».
В то время он был уже хорошо известен в русских литературных кругах. Его стихи ходили в рукописях и читались на поэтических чтениях. После суда томик его стихов был вывезен контрабандой из России и издан как на русском, так и во французском переводе. Сразу бросается в глаза разница между его поэзией и поэзией других представителей его поколения, таких как Евтушенко и Вознесенский. Он заявляет — с каким высокомерием можно себе представить в России, — что он консерватор.
Он читает и переводит по-английски, а его любимым современным американским поэтом, по его словам, является Робинзон. И он сознательно петербургский поэт в традициях Ахматовой, в то время как большинство других его всемирно известных современников выходцы из московской литературной сцены. Слухи о новом сборнике стихов, готовом или почти готовом к публикации, дошли до Запада, но не сами стихи, по крайней мере, не в каком-либо общедоступном виде.
—В. С. Мервин
ЕВРЕЙСКОЕ КЛАДБИЩЕ
Еврейское кладбище под Ленинградом
хромая ограда из гнилых досок
и лежащие за ней рядышком
юристы, бизнесмены, музыканты, революционеры.
Пели для себя,
разбогатели для себя,
умерли для других.
Но всегда сначала платили налоги;
прислушивались к полиции,
и в этом неизбежно материальном мире
изучали Талмуд,
остались идеалистами.
Может быть, они видели что-то большее,
может быть, слепо верили.
В любом случае они учили своих детей
толерантности.
Но
упрямство. Они
не сеяли пшеницы,
никогда не сеяли пшеницы,
просто легли в землю
как зерно
и уснули навсегда.
Земля навалилась на них,
свечей им зажгли,
и в день их мертвых грубые голоса голодных
стариков, холод в горле,
кричали им: «Мир вечный!»
Которые нашли
в распаде материи,
ничего не помня
ничего не забывая
за хромым забором из гнилых досок
в четырех километрах от трамвайной остановки.
ГЛАГОЛЫ
В тишине окружают меня глаголы
как лица незнакомцев,
глаголы,
голодные глаголы, голые глаголы,
глаголы основные, глухие глаголы,
глаголы без имен, простые глаголы,
глаголы живые в пещерах,
говорят в пещерах,
под смещающимся уровнем
всеобщего оптимизма.
Каждое утро они ходят на работу,
смешивают цемент, таскают камни,
строят город… Нет, они воздвигают
памятник своему одиночеству.
Они отступают, как мы исчезаем в памяти
чужой, они шагают рядом со словами,
и с их тремя временами в ряд,
глаголы взбираются на гору Голгофу.
Небо над ними
как птица над кладбищем.
Они стоят прямо
как будто перед закрытой дверью
и мужчина поднимает руки и вбивает гвозди
в прошлое
в настоящее
в будущее.
Никто и никогда не явится свидетелем.
Удары молота
становятся ритмом вечности.
Под глаголами простирается гипербола, земля,
и небо, метафора, дрейфует над ними.
ПАМЯТНИК
Поставим памятник
в городе, в конце длинного проспекта,
или в центре большой площади,
памятник
, который будет выделяться на любом фоне
, потому что это будет
довольно хорошо сделанный и очень реалистичный.
Давайте поставим памятник
, который никому не будет мешать.
Мы посадим цветы
вокруг пьедестала
и с разрешения отцов города
разобьем небольшой садик
где наши дети
будут моргать
на большом оранжевом солнце
и возьмут сидящую над ними фигуру
за известный мыслитель
композитор
или генерал.
Я гарантирую, что цветы будут появляться
каждое утро
на пьедестале.
Давайте поставим памятник
, который никому не будет мешать.
Даже водители такси
будут восхищаться его величественным силуэтом.
Сад будет местом
свиданий.
Поставим памятник,
пройдем мимо него
спешим на работу,
иностранцы сфотографируются
стоя под ним,
забрызгаем его ночью бликами
прожекторов.
Поставим памятник Лжи.
Future Tense — Los Angeles Times
«Английский хочет быть односложным», — любил повторять Иосиф Бродский, объясняя свою любовь к языку приемной страны. Бродскому, поэту, поселившемуся в США в 1972 году после изгнания из Советского Союза, нравился язык с острыми краями, который застревал в горле, язык, доходивший до грубой точки, без заминок («Горе коротко», — говорит он. однажды объявлено как способ проиллюстрировать точку зрения). Бродскому нравилась телесность английского языка, его густая тернистость и серьезный вкус к осязаемым согласным над прозрачными гласными.
Современный английский — это что-то вроде шавки, и Бродский, как и его возлюбленный У.Г. Оден предпочитал его англо-саксонское происхождение. Никакой роскоши и сладострастия для Бродского; он предпочитал «шататься в городском автобусе, прихватив с собой пару баксов». Так же, как человек, рожденный при диктатуре, больше всего ценит демократию, так и иностранец может лучше всего распознавать и наслаждаться качествами нового родного языка.
Будучи русским, Бродского, получившего в 1987 году Нобелевскую премию, часто сравнивают с Осипом Мандельштамом и Анной Ахматовой, но мерой его гениальности являются также его англоязычные эссе и поэзия. Родившийся в Ленинграде в 1940 году, он был арестован КГБ в 1963 году по обвинению в «декадентстве и модернизме» и в том, что он был «полуграмотным тунеядцем», чья «порнографическая и антисоветская поэзия» развращала молодежь. Он был приговорен к пяти годам заключения в арктическом трудовом лагере, позже сокращенному до 18 месяцев из-за внутренних и международных протестов.
Сослан в 19В 72 года он поселился в Америке, где в 1980 году стал гражданином. Когда он умер в 1996 году, он почти половину своей жизни прожил на английском языке.
В 1977 году он написал свое первое стихотворение на английском языке — элегию Роберту Лоуэллу, — хотя выбор языка, по-видимому, во многом зависел от человека, которому адресовано стихотворение (в этот момент английский Бродский еще не был так силен, как позже им станет, и писать на новом языке, должно быть, было непросто). Но в последнее десятилетие своей жизни Бродский не только переводил свои стихи с русского, но иногда и писал стихи прямо на английском языке. Его английские стихи уникальны по своей интонации и языку, что-то вроде гибрида русского высокого стиля и американского сленга. Наибольшее влияние на них оказала английская баллада, поскольку в этой лаконичной и ритмичной форме он нашел идеальное выражение языка. Если некоторые из его английских стихов не очень хороши, то отчасти потому, что их строки, натянутые на размер и рифму, иногда сливаются в джинглы.
«Вот они на всеобщее обозрение, / плоды самодовольства. / Остерегайтесь любви, AD, B.C. / и туристического агентства». Но самые прекрасные из этих стихотворений входят в число его лучших, как, например, прекрасное северное «Торнфаллет», стихи которого одновременно строги и изящны. «Я взял ее замуж / в гранитный приход. / Снег придавал ей белизну, / сосна была свидетельницей». Эти стихи — никогда не бывают простыми — Бродский никогда не писал простых стихотворений, — но экономия их поразительна, особенно на фоне его словесно более сложных русских произведений. Сравните, например, переводную первую строфу «Литовского ноктюрна» («Воды взбудоражив, / Ветер рвется громкими ругательствами из кулачных истерзанных губ / В холодном сверхдержавном / внутренностях, сжимая пошлое колебание / до-ре -ми от закопченных труб, которые шепелявят») с первой строфой «Песни» («Желаю, чтобы ты был здесь, дорогой, / Я хотел бы, чтобы ты был здесь. Я хотел бы, чтобы ты села на диван / А я сел рядом. / платок мог быть твоим, / слеза могла быть моей, завязанной под подбородком.
/ Хотя могло быть, конечно, / наоборот»).
В русском языке Бродский был поэтом-классиком, чей часто возвышенный язык выражал сложные образы и идеи. Но в своих английских стихах (и некоторых более поздних русских, испытавших сильное влияние английского) он предпочитал урезанный язык, устное чувство и, когда не был строго серьезен, какую-то шутку. Так что неудивительно, что он в конце концов попробовал свои силы в детском стихотворении; и его решение написать это на английском языке, который он нашел более подходящим для того, чтобы добраться до сути (у детей мало терпения), и, возможно, учитывая его собственные ассоциации с русским языком, более беззаботным.
«Открытие» вполне может быть его последним новым стихотворением, которое будет опубликовано. Он написал его в 1995 году вместе с другим, «Императором», с намерением опубликовать их вместе. «Открытие» сопровождается яркими примитивными иллюстрациями Владимира Редунского и рассказывает об открытии Америки. Он служит своего рода подставкой для книг, эхом того первого стихотворения на английском языке «Элегия: Роберту Лоуэллу».
Элегия начинается словами: «В осенней синеве / вашей Новой / Англии с капюшоном церкви», затем панорамируется назад, чтобы увидеть церковь, вид на Бостон, саму республику, наконец, заканчивающуюся на уровне неба на верхней ноте. «Открытие» описывает хронологическую, а не визуальную последовательность: Америка наедине с ее погодой до прибытия рыб, птиц и, наконец, людей, чтобы сделать «Америку законной». В «Элегии» Бродский пишет о «косяках трески и угря, / которые открыли эту землю раньше, / варяги или испанцы до сих пор / окружают берег»; в «Открытии» он переходит к делу: «Америку впервые открыли рыбы» (проясняя замешательство детей, разрывающихся между верностью Колумбу и индейцам).
Но «Открытие» — это не детская природная история Америки, как ясно показывает интерпретация поэмы Редунским. Книга открывается белой страницей, на дне которой тонкий уступ голубой воды поддерживает на горизонте пароход, вроде лодки, которая перевозила бы груз иммигрантов, а на титульном листе изображена статуя Свободы в детском исполнении.
Мы сразу знаем, что «открытие» относится не только к первоначальному прибытию (трески или чаек, американских индейцев или европейцев), но и к каждой последующей миграции. Стихотворение построено по образцу Книги Бытия: «Вначале были только волны», оно начинается и на семи страницах описывает семь стадий заселения, пока в конце Америка «не имеет всех своих карт и схем», которых достаточно, чтобы «заполнить ваш сарай или шкаф». Если бы американский поэт написал такое стихотворение в стиле Дня Благодарения для всех возрастов, он бы рисковал оказаться сентиментальным или клише, потому что патриотические праздничные джинглы наиболее популярны в классах начальной школы. Но биография Бродского бросает трезвый железный свет на эти строки, линии, грозящие свернуть за угол и выйти в необъятную страну одиночества. В 60-х и начале 70-х, находясь в Советском Союзе, Бродский писал детские стихи для журналов. Хотя у него не было доступа к этим стихам, когда он писал «Открытие», он, должно быть, думал о стихотворении под названием «Тринадцать пунктов об открытии Америки»; как увлекательно было бы сравнить их, чтобы увидеть, насколько воображаемая Бродским Америка соответствует реальной.
*
В эссе «О горе и разуме» есть отрывок, который Бродский написал о Роберте Фросте, которого он называет «типичным американским поэтом», объясняя, что «мы, однако, должны найти из чего. . . термин «американец» означает применительно к поэзии и, может быть, вообще». О том, что означает «американец», Бродскому приходилось задумываться больше, чем другим изгнанникам, потому что опыт его юности резко контрастировал с его опытом в Америке и потому что ему нужно было научиться жить среди американцев. Он был назван поэтом-лауреатом этой страны в 1991, а в своей инаугурационной речи он быстро оценил состояние поэзии в Америке: «Стандартное количество экземпляров первого или второго сборника любого поэта в этой стране составляет от 2000 до 10 000 экземпляров (и я говорю о торговых домах). Только). Последняя перепись, которую я видел, показывает, что население Соединенных Штатов составляет примерно 250 миллионов человек. Это означает, что стандартное коммерческое издательство, печатающее первый или второй том того или иного автора, нацелено лишь на 0,001 всего населения.
Для меня это абсурд». Считая, что поэзия издается крайне редко, он предложил искусный план решения этой проблемы. Он предложил, чтобы дешевые сборники стихов были доступны в большом количестве, продавались в супермаркетах и ставились в каждом номере мотеля рядом с Библией. «Американская поэзия — величайшее достояние этой страны, — утверждал он. «Требуется незнакомец, чтобы ясно видеть некоторые вещи».
Бродский лихо носил свои лавры. «Меня интересует влияние времени на человека и моя собственная автономия», — сказал он в интервью Би-би-си в 1985 году, резюмируя основные темы своей поэзии. А в своем эссе о Фросте он описывает, как поэт «стоит снаружи, отказываясь вернуться, возможно, вовсе не желая этого», а затем добавляет: «Эта особая поза, эта полная автономия кажется мне особенно американской». Поэтому легко представить его, даже когда он стоял на трибуне Библиотеки Конгресса в Вашингтоне, без сомнения, под широкой тенью американского флага, настаивая на собственной автономии, на своем статусе чужака.
По словам Одена, он видел мир «таким, каким его видит ястреб или летчик в шлеме». В этом положении, подвешенном где-то в стратосфере, он чувствовал себя наиболее комфортно, несмотря на свое одиночество.
Так что, даже если Бродский считал себя чужаком, он также считал себя американцем, что было не столько признаком принадлежности, сколько признаком независимости. Рассказав историю открытия Америки, Бродский, у которого часто что-то было в рукаве на конец стихотворения, задает последний вопрос:
Но верите ли вы в глубине души
, что Америка была открыта?
Тебе не кажется, что в этой земле все еще есть несколько
секретов? Тот, огромный и тихий,
он ждет, пока вы их обнаружите,
так как природа на задании?
Придавая этому заключению зловещий тон, Бродский быстро напоминает нам, что с открытиями приходят темные секреты и возможность того, что за любым простым представлением об Америке может скрываться что-то ужасное. Понятие ужаса, как указывал Бродский в своем эссе о Фросте, связано с ожиданием, с тем, что может произойти (а трагедия — это свершившийся факт).