Содержание
К. Бальмонт «Осень | План-конспект урока (литература, 5 класс) по теме:
Тема. К.Д. Бальмонт. Стихотворение «Осень»
Цели: совершенствовать выразительное чтение стихотворного произведения; учить выразительному чтению; развивать наблюдательность, чуткость к поэтическому слову; воспитывать эмоционально-эстетическую отзывчивость на произведение; формировать у школьников способность воспринимать красоту родной природы, способствовать развитию у школьников памяти, внимания, связной речи, мышления.
Оборудование: цветные полоски, учебники, артикуляционная гимнастика, портрет К.Д. Бальмонта, картины осенней природы, грамзапись П.И. Чайковского «Времена года» — «Октябрь», напечатанные тексты стихотворения Бальмонт К. Избранное, зеркала, слово «метафора» В. Даль Толковый словарь.
Ход урока
Организационный момент
Психологический настрой
Прозвенел уже звонок
Значит, начался урок
Сели все за парты дружно
Нам теперь работать нужно.
Речевая разминка.
1)Артикуляционная гимнастика
Язычок гулять выходит,
Домик он кругом обходит.
Кто же тут, кто же там?
Он глядит по сторонам.
Смотрит, как расческа-зубы
Нам причесывает губы.
Видит: губки очень гибки.
Ловко тянутся в улыбке.
А теперь наоборот:
Губки тянутся вперед.
Язычок стал маляром.
Аккуратно красит дом.
На качелях оказался.
Вверх взлетал и вниз спускался.
Догадался кто бы мог.
Язычок наш как грибок.
Язычок гармошкой стал.
Поиграл и не устал.
То иголка, то лопата.
Язычки у вас, ребята.
Надоели превращенья
Лижет язычком варенье.
Любит он покушать сладко
После скачет, как лошадка.
2) На доске.
Речевая разминка.
Под ногами в листопад
Листья желтые шуршат.
Учитель: Что написано на доске?
Дети: скороговорка.
Учитель: прочитайте ее выразительно.
Дети читают.
— О чем эта скороговорка?
Дети: О листопаде, об осени.
Учитель: Какие слова главные?
Дети: листья, листопад.
Учитель подчеркивает на доске опорные слова.
Учитель: произнесем скороговорку с радостной интонацией… а теперь с грустной.
Дети выполняют задание.
Проверка домашнего задания
Чтение по цветным полоскам. «Золотая осень» по И. Соколову-Микитову.
— Почему осень золотой?
4. Постановка темы урока
Учитель: Ребята, сегодня мы продолжим читать стихотворения об осени и познакомимся со стихотворением Константина Дмитриевича Бальмонта «Осень».
На доске:
К.Д. Бальмонт (1867-1942)
«Поэт с утренней душой»
(А. Блок)
Учитель читает эпиграф к уроку.
— Ребята. Сейчас я вам расскажу о поэте Бальмонте.
5. Рассказ учителя о поэте
Учитель: Константин Дмитриевич Бальмонт родился 15 июня 1867 года в деревне Гумнище Владимирской области. Мать Бальмонта, «высокообразованная, умная и редкостная женщина», ввела поэта в мир музыки, словесности, истории, языкознания.
В пять лет Костя уже научился самостоятельно читать, подсматривая за старшим братом, которого учила мать. Отец был необыкновенно тихим, добрым, молчаливым человеком, любил природу и охоту. Гуляя с ним, маленький Костя еще в детстве глубоко проник в красоту лесов, полей, болот, лесных речек. Это радостное ощущение детства и родных мест «среди цветов и песнопений» отражено в поэзии Бальмонта.
Александр Блок навал Бальмонта «поэтом с утренней душой». Когда слушаешь Бальмонта – всегда слушаешь весну. Никто не опутывает души таким светлым туманом, как Бальмонт. Его стихи очень певучи и музыкальны.
6. Знакомство со стихотворением
6. Знакомство со стихотворением
Учитель: А сейчас я вам прочитаю стихотворение К. Бальмонта «Осень»
Стихотворение Бальмонта «Осень» учитель читает под музыку П.И. Чайковского «Октябрь. Осенняя пора».
— Понравилось ли вам стихотворение? Что особенно понравилось?
Выслушиваются советы детей.
— Какие картины осени рисует нам автор?
Дети находят нужные строки в тексте.
— Какой литературный прием он использует?
Дети: метафоры: «Солнце реже смеется», «Осень проснется и заплачет».
Учитель: найдите в словаре Даля объяснение слова «благовонье».
Дети – благовонье – приятный запах.
Учитель: – это слово старое и сейчас уже не употребляется.
7. Работа над выразительным чтением стихотворения
Учитель: возьмите в руки карандаш, составим «партитуру» стихотворения.
Определите и подчеркните опорные слова, обозначьте паузы, выберите темп чтения.
Дети выполняют задание на листках.
— А теперь прочитаем стихотворение.
Учитель ведет за собой. Он читает одну строку, а дети – другую с учетом пауз и интонаций.
— Какие краски возьмем, чтобы нарисовать осень.
Выслушиваются предложения детей.
— Вы достаточно хорошо подготовились к выразительному чтению. Послушаем, что у вас получится.
Прослушивается выразительное чтение стихотворения тремя-четырьмя учениками, анализируется их выразительное чтение.
8. Коллективное чтение стихотворения об осени (проба пера)
Учитель: Ребята, Бальмонт писал, что стихи у него рождаются сами.
«Рождается одна строка, за ней встает другая…»
Сейчас мы попробуем тоже сочинить стихи. Закройте глаза, представьте, что вы входите в кабинет поэта. На столе лежит раскрытая тетрадь, а в ней только одна строчка: « Листья падают в лесу….»
Учитель пишет строчку на доске.
Давайте подберем рифмы к слову.
Дети предлагают рифмы: несу, лису принесу, красу.
Учитель: Появляется строчка: «Я домой их несу».
Продолжаем придумывать другие строчки.
Дети: «Прячут рыжую лису», «Вижу рыжую лису».
Учитель помогает дальше.
Учитель: «А когда зима завьюжит…»
Опять подбираем рифму и сочиняем строчки.
Образец стихотворения, составленного детьми.
Листья падают в лесу,
Я домой их принесу.
А когда зима завьюжит
И метелями закружит,
Я дворец зимы разрушу –
Листья мне согреют душу.
9. подведение итогов урока
Учитель: С произведением какого поэта вы познакомились сегодня? Что вы о нем узнали? Понравилось ли вам его стихотворение? Почему? Научились ли вы читать его выразительно? Что больше всего понравилось на уроке?
Ответы детей.
10. Домашнее задание
Выучить стихотворение наизусть, нарисовать рисунок.
Осень. Константин Бальмонт
Поспевает брусника,
Стали дни холоднее,
И от птичьего крика
В сердце стало грустнее.
Стаи птиц улетают
Прочь, за синее море.
Все деревья блистают
В разноцветном уборе.
Солнце реже смеётся,
Нет в цветах благовонья.
Скоро Осень проснётся
И заплачет спросонья.
К Бальмонт стих «Золотое слово»🌻 — текст и анализ содержания
Стихи Константина Бальмонта, анализ Дмитрия Кубракова
Текст
Осень обещала: » Я озолочу»
А Зима сказала: «Как я захочу»
А Весна сказала: «Ну-ка, ну, Зима».
И Весна настала.
Всюду кутерьма.
Солнце золотится. Лютик — золотой.
Речка серебрится и шалит водой.
Родилась на воле, залила луга,
Затопила поле, стёрла берега.
Там, где не достала, — лютик золотой,
Жёлтый одуванчик, — будет и седой.
Осень обещала. Помогла Весна.
Ну, Зима пропала, хоть была сильна.
1912 год.
🌻 Написанное в 1912 году, стихотворение «Золотое слово» относится к классике Серебряного века и раскрывает сразу две темы – приход весны и необходимость уметь держать данное слово. Стих нацелен сразу на две аудитории – на детей и взрослых, первым достаточно прочитать сами строки, вторые могут поискать интересное в междустрочии.
История стиха
Впервые стих опубликован в 1912 году в сборнике «Зарево зорь», сам же Бальмонт почти весь этот год провел в путешествиях. Он побывал в разных частях света, посетив Австралию, Африку, Индию и Канарские острова. Вот что говорит о поездке сам Константин Дмитриевич:
«Мне хочется обогатить свой ум, соскучившийся непомерным преобладанием личного элемента во всей моей жизни».
В отсутствии Бальмонта весной 1912 года прошло заседание Неофилологического общества Питера, на котором Константин Дмитриевич признан великим русским поэтом. Вот что написал про Бальмонта его друг и во многом наставник Брюсов:
«Стих Бальмонта — это стих нашего прошлого, усовершенствованный, утончённый, но, по существу, всё тот же».
На этом победном фоне и написан стих, который вошел со временем в золотую коллекцию русской лирики, написанной рукой поэта-символиста.
Анализ строк
☝ Первый катрен рисует нам поэтическую зарисовку прихода весны и знакомит с главными героями стихотворения – Осенью, Зимой и Весной. Первая обещала озолотить в своей час и слово сдержала, вторая хотела поспорить и имела на это право, присыпав землю снегом, но пришла Весна и взяла бразды правления в свои руки.
А Весна сказала: «Ну-ка, ну, Зима».
И Весна настала. Всюду кутерьма.
☝ Вторая строфа целиком посвящена торжеству весны, когда солнце начинает набирать силу, даря позолоту цветам, а речка освободилась от оков льда и стирает контур берегов, перетекая на заливные луга.
Родилась на воле, залила луга,
Затопила поле, стёрла берега.
☝ Финальный аккорд, он же последний катрен, продолжает тему весны, которая исполняет волю осени – золотит природу, только избрав для своей картины не осеннюю листву, а цвет одуванчика. Весна исполнила обещание Осени, а колючка Зима спряталась сначала на дно оврагов, а после и вовсе до поры исчезла.
Осень обещала. Помогла Весна.
Ну, Зима пропала, хоть была сильна.
Стих показывает приход солнечной весны и учит держать обещания, даже если тебе хочется сделать потом по-другому (природа в лице осени обещала золото и дала его не только в осеннюю пору, но и весной.
Тропы, рифма, жанр
💕 Стихотворение написано в жанре пейзажной лирики, состоит из трех авторских строф и имеет смежную рифмовку, при которой рифмуются соседние строчки (озолочу – как я захочу – Зима – кутерьма). В первом катрене рифмы открытые, в остальных открытые и закрытые.
Стихотворный размер – трехстопный амфибрахий.
Средства художественной выразительности:
- ✔ Метафоры (речка стерла берега, река шалит водой, разлилась на воле).
- ✔ Эпитеты (желтый одуванчик, лютик золотой, солнце золотится, речка серебрится).
- ✔ Олицетворения (осень обещала, зима сказала, весна сказала, речка шалит, речка родилась, одуванчик будет седой).
💔 Красивое лирическое стихотворение Бальмонта, которое придется по нраву и детям и их родителям, так как при всей простоте она наполнено глубоким смыслом.
Если вам покорило золото осени и весны, то почитайте стих «Золотая рыбка», который написан на 9 лет раньше (1903) и переносит нас в сказочную атмосферу бала возле пруда с золотой рыбкой.
Слушаем стих вживую
ТОП русской поэзии
- 💔 Анна Ахматова
- 🍷 Александр Блок
- 👀 Борис Пастернак
- ☝ Владимир Маяковский
- ✨ Зинаида Гиппиус
- ✔ Иосиф Бродский
- 🩸 Николай Гумилёв
- 💕 Николай Заболоцкий
- 😢 Марина Цветаева
- 🩸 Осип Мандельштам
- 💕 Сергей Есенин
- 🍂 Иван Бунин
- 📝 Федор Тютчев
- ✨ Игорь Северянин
- 👼 Константин Бальмонт
- 💕 Афанасий Фет
«Симфония света» Александра Покидченко на Орфей Видео
К 150-летию со дня рождения А.
Н. Скрябин. «Симфония света». Моноспектакль Александра Покидченко
Уникальный проект на стыке жанров декламации и музыки и личного видения Александра Покидченко на основе стихов, писем и эссе Константина Бальмонта (1867-1942).
Программа:
Сочинение А. Покидченко на стихи, прозу, письма и очерки К. Бальмонта.
Музыка Д. Букстехуде, Д. Мийо, Э. Сати, А. Скрябина, С. Рахманинова, П. Чайковского.
«Меня интересует, как Бальмонт слышит мир — проникновенно, раздвигая границы акустического пространства. Это макромышление современного человека!» – рассказывает Александр Покидченко о своем проекте, который уже успел завоевать любовь зрителей на Международном фестивале «Московская осень».
«В центре спектакля личность Поэта, который с годами отдаляется от легкости, от некой «поп-культуры», к которой он иногда приобщался, как баловень поэтической моды. И есть трагедия ухода Бальмонта в аритмии бесконечной тоски, утратившего родину и собственный поэтический мейнстрим.
«Никогда бы не подумал раньше, что приду на спектакль по Бальмонту, тому пафосному и самовлюбленному поэту, стихи которого я знал по сборникам, где собрано его «лучшее». Но я неожиданно нашла книгу о нем, увлекательную и удивительно талантливую. Это был автобиографический роман «Под новым серпом», изданный в Берлине в 1924 году. И в нем показан другой Бальмонт, совсем другой. «Я вернусь ко многому из того, что составляет меня настоящего, к тому, за что вы полюбили меня», — писал он в 1914 своей жене. И это случилось. Всегда бегая, он останавливался и «разворачивался», преодолевая себя.
Конечно, все суетные и поверхностные черты не исчезли из его характера вдруг. Но оно отступило, когда в 1920 году Бальмонт был вынужден навсегда покинуть Россию. Невероятная тоска, отчуждение, боль прорывают плотину прежних красивых слов в полный голос. После этого, как метко заметил Салтыков-Щедрин, «…физика торжествует; легкие тела поднимаются вверх; плотные и тяжелые тела остаются в низинах».
И, отдаляясь от некой «поп-культуры», с которой иногда скомпрометировал Бальмонт как баловень поэтической моды, он неизбежно вступает в более сложные отношения со временем и людьми. Этот спектакль жил и менялся вместе со мной».0003
Александр Покидченко — Заслуженный артист России, композитор и пианист, член Союза композиторов России. Окончил Московскую государственную консерваторию им. П. И. Чайковского как композитор.
Среди произведений Покидченко драматическая сценка «Лабиринт» по трагедии М. Цветаевой, «Ариадна» для солистов, органа и симфонического оркестра, мюзиклы «Дама
Акулина», «Школа Снегурочки», «Снежная Королева. Глобальное потепление», музыка к сказкам «Сон в зимнюю ночь», «Лукоморье», «Сказочный город», камерные композиции, песни и романсы. Он также является автором моноспектаклей по произведениям А. Пушкина, К. Бальмонта, Н. Гумилева, Р. Шумана, Г. Форе и С. Франка.
Является автором, ведущим и исполнителем концертных программ, посвященных
выдающимся мастерам русской песни: А.
Цфасману, О. Фельцману, Ю. Френкелю, А. Островскому, Е. Крылатову, Е. Колмановскому, Ю. Саульскому. , И. Шаферан, Е. Евтушенко.
Александр Покидченко — победитель Международного конкурса эстрадной песни в Варне, Болгария (2005).
Художественный руководитель ансамбля «Творческое содружество музыкантов».
Участник Культурной программы Олимпийских игр
Пекин 2008, Ванкувер 2010, Лондон 2012, Сочи 2014
Приглашенный преподаватель Молодежной оперной программы Большого театра.
С 2007 по 2016 год занимал должность ведущего педагога и концертмейстера Благотворительного фонда «Мир искусства».
С 2006 года Александр Покидченко – ведущий педагог и концертмейстер фонда «Белый пароход».
Рецензия на «Бельмонт» Стивена Берта: самый неразборчивый поклонник поэзии
Среди тех из нас, кто читает новую поэзию со страстью и часто с разочарованием, я подозреваю, что я далеко не единственный, у кого эссе и рецензии Стивена Берта почти каждый раз вызывают обе эмоции.
Я читаю их. Мои реакции также расстраивают меня, в чем я виню эссе и рецензии Берта. Позволь мне объяснить.
В свои сорок лет Берт хорошо написал о большем количестве поэтов, чем кто-либо, кто не вдвое старше его. Он также написал превосходное исследование Рэндалла Джаррелла и три сборника стихов, а также три сборника, которые по сути представляют собой сборники эссе: один о сонетах, один о подростковом возрасте в поэзии двадцатого века и еще один, в котором собрана часть примерно двух сотни критических замечаний, которые он написал для таких площадок, как Boston Review и Times Literary Supplement за последние двадцать лет. Он последовательно пишет о поэтах, о которых иначе вы, возможно, и не слышали бы, всегда с достаточным количеством информации, чтобы вы могли вникнуть в их творчество — как раз достаточно биографии и истории, и отчет о влиянии и тенденциях столь же подробен, как и Берт в своем чтении — и почти всегда с хорошим настроением и благо сомневающихся в предметах трудно не сомневаться категорически.
Куда уходит поэзия, там и Берт, и вы можете использовать этот незаменимый и чрезвычайно позитивный ресурс для знакомства с новой поэзией. Что не любить?
Берт хорошо написал о большем количестве поэтов, чем кто-либо, кто не моложе его вдвое.
Берт на высоте с новыми поэтами, заслуживающими похвалы; и в меньшей степени с выдающимися людьми, у которых было слишком много этого. Его эссе об Уильяме Карлосе Уильямсе, например, показывает многое из того, что сводило с ума его метод. Мы узнаем, что Уильямс «изобрел совершенно новый способ сочинять и слышать стихотворные строки… без обычных размеров, рифм и строф, потому что он изобрел свои собственные инструменты». Этот «звуковой набор инструментов», разработанный «между 1914 и 1923… позволили ему изобразить само восприятие… показать, как мы замечаем вещи». Мягко говоря, это одни из самых пыльных клише в гостиной. Они пренебрегают тем, насколько слух Уильямса обязан таким поэтам, как Фунт имажинизма и Cathay (1915), чей отказ от ямбов привел к нетрадиционным «метрам, рифмам и строфам» его собственных; и они не упоминают неуклюжую манеру, с которой ритмы Уильямса иногда проходят через его реплики («танцоры ходят по кругу, они ходят по кругу и / кругу»), или насколько дешева эта формальная ловкость (ритм движется, как танцоры) по сравнению с с настоящими лирическими достижениями, такими как плавные скульптурные линии Cathay («И я опускаю хрустальный занавес / И смотрю на луну сквозь ясную осень»).
Я предоставлю читателю судить, показывает ли Вильямс «то, как мы замечаем вещи», когда он пишет: «две серо-голубые птицы, преследующие / третью борьбу кругами, под углами, / стремительно сходящиеся к точке, которая разрывается / мгновенно !” или просто рассказывает нам, как он заметил их, с наречием, чтобы еще раз рассказать вам, и восклицательным знаком, чтобы ткнуть вас.
Берт не возражает против Уильямса, потому что его забота состоит в том, чтобы показать, как работают стихи, а не оценивать их — указать своим читателям на эффекты в стихах, а не судить об этих эффектах. Берт относится к Уильямсу так, как если бы он и его прочтения были новыми, и делает то же самое с такими поэтами, как Джон Эшбери. Это может способствовать хорошему пересмотру относительно недооцененных поэтов, таких как Рэндалл Джаррелл и Ричард Уилбур, но по большей части способность Берта к критике испорчена его стремлением представить. Проблема не только в том, что трудно показать ценность без оценки.
Дело также в том, что Берт так стремится заставить людей читать, что я иногда задаюсь вопросом, действительно ли он верит в то, что пишет. О стихотворении, в котором Уильямс говорит, что «лучшая часть» лука-лука «то, что он растет повсюду» — в городе или деревне, в богатом или бедном районе, — Берт пишет, что Уильямс «утверждает равное достоинство людей — и разделяет дешевое, полезный рецепт». Потенциальные пародии слишком очевидны. Берт явно хочет показать, как для Уильямса тактильное и повседневное может воплощать грандиозное и абстрактное, но как Берт может даже не упомянуть об антиинтеллектуализме, который подразумевает, что утвердить человеческое достоинство так же просто, как поджарить лук на гриле? Уильямс написал длинный ответ The Waste Land , названный Spring and All , в котором он попытался создать американскую версию великого бессвязного холста Элиота об исторической преемственности и моральной апории. С сотнями строк вроде «ЭВОЛЮЦИЯ ПОВТОРИЛАСЬ С НАЧАЛА.
/ Боже мой!», «Весна и все » утверждает, что лучший урок западной цивилизации — искать «непосредственный контакт с миром». Вот почему я беспокоюсь, что Берт, который читал все на свете, ведет себя бойко до недобросовестности, когда пишет, что Уильямс «знал свои пределы» и «продемонстрировал весь необходимый ему интеллект».
Этот неразборчивый позитив, радостное приветствие помогает объяснить чувство вины, которое я иногда испытываю, читая Берта, — что со мной не так, если я не могу испытывать такой же восторг от поэта, как он? — а также снять эту вину, поскольку один можно ожидать, что Берт пропустит даже серьезную критику. Его всеобъемлющий энтузиазм начинает выглядеть как просто энтузиазм по поводу всеохватности, поскольку он напрягает достаточно превосходных степеней, чтобы его похвала казалась дешевой. Стихи Мэри Лидер «предсказывают заманчивый и очень личный путь ищет ». «Немногие поэты после Уильяма Карлоса Уильямса сделали для штата садов больше [чем Август Кляйнцалер]».
«Возможно, ни один из ныне живущих поэтов не использует анафору лучше [чем Хуан Фелипе Эррера]». «Я рекомендую всю [Лиз] Уолднер». В этой похвале есть вся критическая проницательность рекомендательного письма, что, я полагаю, не случайно. Почти все испытуемые Берта — профессора — он часто упоминает, где они преподают или учились; и в своем нежелании кого-либо обидеть (чтобы вы не столкнулись с кем-нибудь на конференции) и в своей озабоченности стилем, абстрагированным от качества (чтобы научить студентов тому, как работает поэзия), Берт является явным продуктом университетской системы, в которой он учился и которая он сейчас учится.
Справедливости ради следует отметить, что большая часть сочинений Берта удивительно ясна и свободна от академического жаргона, а также превосходно технична для жанра, который часто снисходит до своих читателей риторическими вкусными звуками. Но грызущая снисходительность, лежащая в основе эссе и рецензий Берта, заключается в предпосылке, что критика гораздо менее важна, чем похвала, потому что мало кто читает стихи, как будто стихи слишком деликатны, чтобы кричать.
«Я писал обзоры, которые считал негативными, — пишет Берт, — но такие произведения делают свое дело при первом появлении, достаточно часто теряя свою ценность после того, как волны, которые они отслеживают, достигают берега». Берт должен знать, что история вкуса работала по-другому, с негативом стимулируя предпочтения и поэтов от Т. Э. Халма о романтизме до Лэнгстона Хьюза о «негритянском искусстве-хокуме» и Эдриенн Рич о ловушке женщин-поэтов в патриархате, от от высокого модернизма до Гарлемского Возрождения и феминистской поэзии второй волны. Вкус должен не только включать, но и исключать; и когда он включает, это должно быть с оговорками, а также безусловной любовью. Если бы Берт «помогал вам наслаждаться» новой поэзией, это имело бы большое значение, если бы он помог вам сформулировать, почему вам не нравятся некоторые из них, вместо того, чтобы оставлять вас с неприятным ощущением, что с вами что-то не так, если вы это делаете. нет. Такое отношение больше подходит педантизму, чем удовольствию, и лучше быть недовольным человеком, чем довольным педантом.
Это облегчение, когда Берт упоминает о своей критике, часто как оговорки, но почти всегда как проницательные, такие как его заметка о «разъедающем несерьезном» влиянии Дина Янга или о «слабо сентенциозных или слащавых» поздних стихах Уильямса. (в последнем абзаце этого эссе). Тем не менее, его стремление избегать конфликтов делает его слепым к некоторым из более сильных эмоций в стихах или равнодушным к ним. Подобно многим представителям «школы критики лимонной выжимки», как Элиот называл новых критических предков Берта, Берт может объяснить строку, слово или аллюзию, но не может проследить контуры конфликта, спровоцировавшего стихотворение. Стихи в его руках кажутся статичными, умными, аккуратными, решенными; они делают заявления и извращают вещи, утверждают достоинство и делятся рецептами; они не показывают красоту, вытекающую из артикуляции постоянной «споры с самим собой», из которой, по мнению Йейтса, состоит поэзия. Берт — великий объяснитель, и лучше всего он пишет о поэтах, которые в основном пишут для объяснения, таких поэтах, как Пол Малдун и Д.
А. Пауэлл, чье творчество представляет собой световое шоу стилизации и формальных ухищрений. Но метод Берта увеличивает шестерни в худших машинах и меньшие шестерни в лучших. Он имеет тенденцию соскребать сияние с таких шедевров, как «Молитва» Джорджа Герберта. («Конечно, самый совершенный сонет в английском языке, где нет основного глагола». Ха-ха.) Конфликты существуют, но всегда в стороне, а не внутри вас; и, как можно было предсказать, это также проблема с Belmont , Новая книга стихов Берта.
Бельмонт — место якобы счастливого финала Венецианского купца , счастливого придуманного города, где главные герои, удачно объединившись в пары, возвращаются к теплу, богатству и беззаботности. Это также место несвоевременной двойственности, поскольку Джессике, чтобы выйти замуж за Лоренцо, пришлось оставить своего разорившегося отца, еврея Шейлока; и с тех пор, как Порция, которая помогла погубить Шейлока, выйдя замуж за Бассанио, разлучила его с Антонио, его любимым, хотя и непревзойденным другом.
Это беспокойство является предметом Belmont (минус антисемитизм). В книге примерно раздел за разделом рассматривается двойственное отношение Бёрта к его устоявшейся семейной жизни, его тоска по некоей ушедшей чудаковатости, хотя его переодевание в одежду другого пола — мужчина-женщина, а не женщина-мужчина из шекспировской пьесы с современные женщины-актеры и его двойственное чувство места. Как и жену Лоренцо, жену Берта зовут Джессика, и они живут в уютном пригороде Кембриджа, штат Массачусетс, под названием Белмонт.
Джон Фелан
Леонард Стрит в Бельмонте, Массачусетс.
«Приезжайте, — начинается эпиграф к Бельмонт от Торговца , — мы с вами сейчас туда / И рано утром мы оба / Лечем в Бельмонт». В свою очередь, спикер пускает в ход вступительное стихотворение книги, стихотворение, действие которого происходит ранним утром — «Поэма о девяти утрах». (взрослое время: для работы, а не для игр). С эпиграфами и названиями, установленными в качестве надежных указателей, первый раздел начинается с эпиграфа о том, что «дети [могут] определить разницу между реальным миром и воображаемым миром .
.. [но] не видят никаких особых причин для того, чтобы предпочесть жить. в настоящем». Итак, вы знаете, что Берта беспокоит контраст между детским воображением и взрослой практичностью. Как вы делаете захватывающее личное искусство, когда последнее занимает всю вашу жизнь, особенно если ваша жизнь спокойна и во всех отношениях счастлива? «Спой для нас, — просит он музу в «Поэме о девяти утрах», — чьи проблемы / — это проблемы, с которыми нам повезло». Берт колеблется между искусным обращением с бесхитростными вещами, такими как Subaru и пригород, и постоянным дискомфортом от своих удобств. «Мы никогда не должны смотреть свысока, — пишет он, — на то, что утешает незнакомцев, / на то, что мы узнаем слишком поздно и что нам может понадобиться».
Проблема в том, что Берт не приводит никаких доказательств того, что он действительно о чем-то сожалеет. Ни одно стихотворение в этом разделе даже не претендует на рассмотрение того, что он должен был сделать по-другому. «Как только мы почувствуем себя в безопасности, наша природа / состоит в том, чтобы сказать, что мы неудовлетворены, и притвориться, что ищем большего», — пишет он с прискорбной точностью.
«У меня нет права жаловаться, — пишет он в «Поэме о шести утрах». Это хорошо для него, но отсутствие противоречивых эмоций делает обертоны сожаления или, по крайней мере, неуверенности в себе похожими на учтивое удовлетворение, вежливый способ избежать вины злорадства и привилегий. С его манерным сомнением, заменяющим настоящее сомнение, он никогда не сталкивается в себе с тем, что сделало бы его пригороды неинтересными для искусства. Он просто беспокоится о том, что они есть — «Да, еще одно стихотворение о цветах и детях», — пишет он в седьмом стихотворении книги, — заполняя раздел безрисковыми эмоциями.
Некоторые стихи — чистая прелесть. «Owl Music» на самом деле начинается с «Who who» и «Poem of Seven A.M.». включает такие строки, как «Неутомимый и бесконечный мусор на обочине и у обочины» / «похоже, был продуктом желчного режима». Это не остроумие и не правдоподобная реакция. Это должно быть худшее почасовое стихотворение, когда-либо написанное. Некоторые стихотворения читаются так, как если бы они были написаны для шестилетних детей гениального уровня, например, «Первый астрономический глобус», написанный с точки зрения первого астрономического глобуса ребенка: «Он не находит на этом небосводе / никаких признаков человеческого намерения.
” Шестилетки любят вирши больше, чем стихи? («В этом мире есть носки, которые слишком старались вписаться в него.» / «Однако ни один носок не верит в первородный грех».) Стихи часто используют формальные приемы только для того, чтобы прикрыть свою сентиментальность, как в «Натане», о рождении сына Берта, в одном из разделов которого есть надстрочные слова, имитирующие схватки («Мы принимаем схватки, когда они приходят»). Другой раздел состоит из предложения из девятнадцати строк, синтаксис которого извилист, как дорога домой из больницы; другой дезориентирован, как родители после рождения. Все это достаточно умно, но конечными результатами являются такие строки, как «Размером с буханку хлеба и примерно такой же теплой / вы серьезно интересуетесь грудью». Проблема не в предметах, о которых Берт решил написать — вы могли бы заполнить хорошую антологию стихами только о младенцах, взятых из 9 плат Плат.0049 Ариэль на «Ecce Puer» Джойса, но что Берт пишет о них с сентиментальностью, остроумием и драгоценностью, которые являются очищенными версиями драмы, остроумия и красоты соответственно.
Если Берт не занимается своими сожалениями, он может время от времени поразительно описать чувство беспокойства с оттенком сожаления. «Когда сладкий ветер нежно целовал деревья» — вторая строчка Лоренцо в Бельмонт — одно из немногих стихотворений в первой части, которые не обещают вам причастия и не подают виноградного сока:
Вы не просто решаете
стать другим человеком,
но осознаете, что стали тем, кто вы есть —
не тем, кем вы были, не тем, кем вы хотите быть,
чем-то близким
новые уличные фонари низкой интенсивности приближаются к Луне.
Мягкий свет уличных фонарей и лунный свет: похожие, порой неразличимые, но совершенно отдельные и разные по своему характеру, как ваше я и ваше самоощущение. Это достаточно мило, но не будет ли это так же хорошо читаться в прозе? Поэзия Берта способна во многом постольку, поскольку она похожа на его эссе: объяснительная, абстрактная и безличная.
Некоторые из этих отрывков менее афористичны, чем другие. «Мы… поощряем наших друзей и партнеров, будучи взрослыми, становиться или оставаться более детскими, чем мы думаем о себе… потому что мы чувствуем вину за свои собственные желания, а не за их». Это проницательно — хотя мне интересно, кого на самом деле включает в себя множественное число, — и нет ничего необычного в том, что он понимает как чувство сожаления о старении, так и представление себя кем-то другим. Эти двое являются предметом 9Второй, лучший раздел 0049 Belmont , объединенный в фигуре его переодевания.
«Оранжевый нейлоновый воротничок, чашечка А-образной формы с фестонами, потертые черепаховые пуговицы, отстегивающиеся от платья»: так Стивен Берт изображает «Стефани». Одеться как она — это для него способ примерить другую жизнь, не жалея о своей собственной, — представить себе мир, «в котором [он] мог бы получить и отвергнуть еще один шанс». Этот мир «Парафилии», нетипичных сексуальных желаний, вызывает самое веселое в книге («О, мои спутники в микрофибре и коже» / «О мои спутники в блестках и тюле»), а также самую психологическую точность, но осмысленные конфликты.
охватывают лишь несколько стихотворений. Он действует как зритель в большинстве стихотворений об идентичности, от «Драфт Лагеря», его стихотворения о WNBA («Мы своего рода специалисты или не в своем роде») до «Для Аврил Лавин» («Папа, я хочу скажите спасибо / за то, что заставили меня практиковаться») и «Душа» («Респектабельные люди нашли ее в гитаре»). Третий раздел книги состоит в основном из несерьезного остроумия («Есть два замаскированных Иса» — понимаете?) и наблюдения («Триумф, спрятанный в каждом пандусе для инвалидной коляски: / такие тяжелые неудобства преодолены / после стольких терпеливых лет, что, хотя и похвально с политической точки зрения, звучит как речь конгрессмена). За исключением нескольких стихов, другие его сборники ненамного лучше. Все они намного хуже его критики.
Это достаточно легко объяснить для большинства критиков, пишущих стихи: в разных видах письма задействованы разные навыки и таланты; но для Берта это не главное. Его проблемы одинаковы в каждом жанре.