Стихи ахматова для детей: Ахматова. Стихи для детей

Ахматова Анна Андревна Стихи. лирика, стихотворения, поэзия

ПОЭЗИЯ

Биография Анны Ахматовой

• Библейские стихи: Рахиль
• В зазеркалье
• «В каждых сутках есть такой…»
• «В последний раз мы встретились тогда…»
• «Все отнято: и сила, и любовь…»
• «Всё расхищено, предано, продано…»
• В Царском Селе
• «Ведь где-то есть простая жизнь и свет…»
• Вечером
• «Вижу выцветший флаг над таможней…»
• «Все мы бражники здесь, блудницы…»
• «Господь немилостив к жнецам и садоводам…»
• Гость
• «Двадцать первое. Ночь. Понедельник…»
• «Древний город словно вымер…»
• «Заплаканная осень, как вдова…»
• Защитникам Сталина
• Летний сад
• Любовь
• Многим
• «Мурка, не ходи, там сыч…»
• «На шее мелких четок ряд…»
• «Не с теми я, кто бросил землю…»
• Он любил
• «Проводила друга до передней. ..»
• Прогулка
• Реквием Поэма
• Сероглазый король
• Согражданам
• «Сразу стало тихо в доме…»
• Стихи о Петербурге
• «Столько просьб у любимой всегда!..»
• «Тот город, мной любимый с детства…»
• Учитель
• «Хочешь знать, как все это было…»
• «Что войны, что чума? — конец им виден скорый…»
• Эпиграмма
• «Я пришла к поэту в гости…»
• «Я спросила у кукушки…»

Любовь

То змейкой, свернувшись клубком,
У самого сердца колдует,
То целые дни голубком
На белом окошке воркует,
То в инее ярком блеснет,
Почудится в дреме левкоя...
Но верно и тайно ведет
От радости и от покоя.
Умеет так сладко рыдать
В молитве тоскующей скрипки,
И страшно ее угадать
В еще незнакомой улыбке.

В Царском Селе

           I
По аллее проводят лошадок.
Длинны волны расчесанных грив.
О, пленительный город загадок,
Я печальна, тебя полюбив.
Странно вспомнить: душа тосковала,
Задыхалась в предсмертном бреду. 
А теперь я игрушечной стала,
Как мой розовый друг какаду.
Грудь предчувствием боли не сжата,
Если хочешь, в глаза погляди.
Не люблю только час пред закатом,
Ветер с моря и слово "уйди".
            II
...А там мой мраморный двойник,
Поверженный под старым кленом,
Озерным водам отдал лик,
Внимает шорохам зеленым.
И моют светлые дожди
Его запекшуюся рану...
Холодный, белый, подожди,
Я тоже мраморною стану.
             III
Смуглый отрок бродил по аллеям,
У озерных грустил берегов,
И столетие мы лелеем
Еле слышный шелест шагов.
Иглы сосен густо и колко
Устилают низкие пни...
Здесь лежала его треуголка
И растрепанный том Парни.

Сероглазый король

Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.
Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:
"Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли.
Жаль королеву. Такой молодой!..
За ночь одну она стала седой".
Трубку свою на камине нашел
И на работу ночную ушел.
Дочку мою я сейчас разбужу,
В серые глазки ее погляжу. 
А за окном шелестят тополя:
"Нет на земле твоего короля..."

* * *

Проводила друга до передней,
Постояла в золотой пыли.
С колоколенки соседней
Звуки важные текли.
Брошена! Придуманное слово, -
Разве я цветок или письмо?
А глаза глядят уже сурово
В потемневшее трюмо.

* * *

На шее мелких четок ряд,
В широкой муфте руки прячу,
Глаза рассеянно глядят
И больше никогда не плачут.
И кажется лицо бледней
От лиловеющего шелка,
Почти доходит до бровей
Моя незавитая челка.
И непохожа на полет
Походка медленная эта,
Как будто под ногами плот,
А не квадратики паркета.
А бледный рот слегка разжат,
Неровно трудное дыханье,
И на груди моей дрожат
Цветы не бывшего свиданья.

Прогулка

Перо задело о верх экипажа.
Я поглядела в глаза его.
Томилось сердце, не зная даже
Причины горя своего.
Безветрен вечер и грустью скован
Под сводом облачных небес,
И словно тушью нарисован
В альбоме старом Булонский Лес.
Бензина запах и сирени,
Насторожившийся покой.. .
Он снова тронул мои колени
Почти не дрогнувшей рукой.

Май 1913

Вечером

Звенела музыка в саду
Таким невыразимым горем.
Свежо и остро пахли морем
На блюде устрицы во льду.
Он мне сказал: "Я верный друг!"
И моего коснулся платья...
Как не похожи на объятья
Прикосновенья этих рук.
Так гладят кошек или птиц,
Так на наездниц смотрят стройных...
Лишь смех в глазах его спокойных
Под легким золотом ресниц.
А скорбных скрипок голоса
Поют за стелющимся дымом:
"Благослови же небеса -
Ты первый раз одна с любимым".

Март 1913

* * *

Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам.
Ты куришь черную трубку,
Так странен дымок над ней.
Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться еще стройней.
Навсегда забиты окошки.
Что там, изморозь иль гроза?
На глаза осторожной кошки
Похожи твои глаза.
О, как сердце мое тоскует!
Не смертного ль часа жду?
А та, что сейчас танцует,
Непременно будет в аду. 

1 января 1913

Он любил

Он любил три вещи на свете:
За вечерней пенье, белых павлинов
И стертые карты Америки.
Не любил, когда плачут дети,
Не любил чая с малиной
И женской истерики.
...А я была его женой.

* * *

Столько просьб у любимой всегда!
У разлюбленной просьб не бывает...
Как я рада, что нынче вода
Под бесцветным ледком замирает.
И я стану - Христос, помоги! -
На покров этот, светлый и ломкий,
А ты письма мои береги,
Чтобы нас рассудили потомки.
Чтоб отчетливей и ясней
Ты был виден им, мудрый и смелый.
В биографии словной твоей
Разве можно оставить пробелы?
Слишком сладко земное питье,
Слишком плотны любовные сети...
Пусть когда-нибудь имя мое
Прочитают в учебнике дети,
И, печальную повесть узнав,
Пусть они улыбнутся лукаво.
Мне любви и покоя не дав,
Подари меня горькою славой.

1913

* * *

В последний раз мы встретились тогда
На набережной, где всегда встречались. 
Была в Неве высокая вода
И наводненья в городе боялись.
Он говорил о лете и о том,
Что быть поэтом женщине - нелепость.
Как я запомнила высокий царский дом
И Петропавловскую крепость -
Затем, что воздух был совсем не наш,
А как подарок Божий - так чудесен,
И в этот час была мне отдана
Последняя из всех безумных песен.

Январь 1914

Стихи о Петербурге

           I
Вновь Исакий в облаченьи
Из литого серебра...
Стынет в грозном нетерпеньи.
Конь Великого Петра.
Ветер душный и суровый
С черных труб сметает гарь...
Ах! своей столицей новой
Недоволен государь.
            II
Сердце бьется ровно, мерно.
Что мне долгие года!
Ведь под аркой на Галерной
Наши тени навсегда.
Сквозь опущенные веки
Вижу, вижу, ты со мной -
И в руке твоей навеки
Неоткрытый веер мой.
Оттого, что стали рядом
Мы в блаженный миг чудес.
В миг, когда над Летним Садом
Месяц розовый воскрес -
Мне не надо ожиданий
У постылого окна
И томительных свиданий.
Ах! любовь утолена. 
Ты свободен, я свободна,
Завтра лучше, чем вчера, -
Над Невою темноводной,
Под улыбкою холодной
Императора Петра.

1913

* * *

                      Александру Блоку
Я пришла к поэту в гости.
Ровно полдень. Воскресенье.
Тихо в комнате просторной,
А за окнами мороз.
И малиновое солнце
Над лохматым сизым дымом...
Как хозяин молчаливый
Ясно смотрит на меня.
У него глаза такие,
Что запомнить каждый должен,
Мне же лучше, осторожной,
В них и вовсе не глядеть.
Но запомнится беседа,
Дымный полдень, воскресенье,
В доме сером и высоком
У морских ворот Невы.

Январь 1914

* * *

Заплаканная осень, как вдова   
В одеждах черных, все сердца туманит... 
Перебирая мужнины слова, 
Она рыдать не перестанет. 
И будет так, пока тишайший снег 
Не сжалится над скорбной и усталой... 
Забвенье боли и забвенье нег - 
За это жизнь отдать не мало.
Есть в близости людей заветная черта,
Ее не перейти влюбленности и страсти, -
Пусть в жуткой тишине сливаются уста,
И сердце рвется от любви на части. 
И дружба здесь бессильна, и года
Высокого и огненного счастья,
Когда душа свободна и чужда
Медлительной истоме сладострастья.
Стремящиеся к ней безумны, а ее
Достигшие - поражены тоскою...
Теперь ты понял, отчего мое
Не бьется сердце под твоей рукою.

1915

* * *

Ведь где-то есть простая жизнь и свет,
Прозрачный, теплый и веселый...
Там с девушкой через забор сосед
Под вечер говорит, и слышат только пчелы
Нежнейшую из всех бесед.
А мы живем торжественно и трудно
И чтим обряды наших горьких встреч,
Когда с налету ветер безрассудный
Чуть начатую обрывает речь.
Но ни на что не променяем пышный
Гранитный город славы и беды,
Широких рек сияющие льды,
Бессолнечные, мрачные сады
И голос Музы еле слышный.

1915

* * *

Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.
И от лености или со скуки
Все поверили, так и живут:
Ждут свиданий, боятся разлуки
И любовные песни поют. 
Но иным открывается тайна,
И почиет на них тишина...
Я на это наткнулась случайно
И с тех пор все как будто больна.

1917

Согражданам

И мы забыли навсегда,
Заключены в столице дикой,
Озера, степи, города
И зори родины великой.
В кругу кровавом день и ночь
Долит жестокая истома...
Никто нам не хотел помочь
За то, что мы остались дома,
За то, что, город свой любя,
А не крылатую свободу,
Мы сохранили для себя
Его дворцы, огонь и воду.
Иная близится пора,
Уж ветер смерти сердце студит,
Но нам священный град Петра
Невольным памятником будет.

1920

* * *

         
Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.
Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключенный, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой.
А здесь, в глухом чаду пожара
Остаток юности губя,
Мы ни единого удара
Не отклонили от себя. 
И знаем, что в оценке поздней
Оправдан будет каждый час;
Но в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.

Реквием

                Нет, и не под чуждым небосводом,
                И не под защитой чуждых крыл, -
                Я была тогда с моим народом,
                Там, где мой народ, к несчастью, был.
                                        1961
Вместо предисловия
   В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев
в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то
"опознал" меня. Тогда стоящая за мной женщина, которая,
конечно, никогда не слыхала моего имени, очнулась от
свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на
ухо (там все говорили шепотом):
   - А это вы можете описать?
   И я сказала:
   - Могу.
   Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что
некогда было ее лицом.
                               1 апреля 1957
Посвящение
Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними "каторжные норы"
И смертельная тоска. 
Для кого-то веет ветер свежий,
Для кого-то нежится закат -
Мы не знаем, мы повсюду те же,
Слышим лишь ключей постылый скрежет
Да шаги тяжелые солдат.
Подымались как к обедне ранней,
По столице одичалой шли,
Там встречались, мертвых бездыханней,
Солнце ниже и Нева туманней,
А надежда все поет вдали.
Приговор... И сразу слезы хлынут,
Ото всех уже отделена,
Словно с болью жизнь из сердца вынут,
Словно грубо навзничь опрокинут,
Но идет... Шатается... Одна...
Где теперь невольные подруги
Двух моих осатанелых лет?
Что им чудится в сибирской вьюге,
Что мерещится им в лунном круге?
Им я шлю прощальный свой привет.
                Март, 1940
Вступление
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском качался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки,
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.
1
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла. 
На губах твоих холод иконки.
Смертный пот на челе не забыть.
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
                1935
2
Тихо льется тихий Дон,
Желтый месяц входит в дом.
Входит в шапке набекрень,
Видит желтый месяц тень.
Эта женщина больна,
Эта женщина одна,
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.
3
Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
Я бы так не могла, а то, что случилось,
Пусть черные сукна покроют,
И пусть унесут фонари...
                        Ночь.
4
Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случится с жизнью твоей -
Как трехсотая, с передачею,
Под Крестами будешь стоять
И своею слезою горячею
Новогодний лед прожигать.
Там тюремный тополь качается,
И ни звука - а сколько там
Неповинных жизней кончается...
5
Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой.
Кидалась в ноги палачу,
Ты сын и ужас мой.
Все перепуталось навек,
И мне не разобрать
Теперь, кто зверь, кто человек,
И долго ль казни ждать.
И только пыльные цветы,
И звон кадильный, и следы
Куда-то в никуда. 
И прямо мне в глаза глядит
И скорой гибелью грозит
Огромная звезда.
6
Легкие летят недели,
Что случилось, не пойму.
Как тебе, сынок, в тюрьму
Ночи белые глядели,
Как они опять глядят
Ястребиным жарким оком,
О твоем кресте высоком
И о смерти говорят.
                1939
7
Приговор
И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.
А не то... Горячий шелест лета,
Словно праздник за моим окном.
Я давно предчувствовала этот
Светлый день и опустелый дом.
                Лето, 1939
8
К смерти
Ты все равно придешь - зачем же не теперь?
Я жду тебя - мне очень трудно.
Я потушила свет и отворила дверь
Тебе, такой простой и чудной.
Прими для этого какой угодно вид,
Ворвись отравленным снарядом
Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,
Иль отрави тифозным чадом.
Иль сказочкой, придуманной тобой
И всем до тошноты знакомой, -
Чтоб я увидела верх шапки голубой
И бледного от страха управдома. 
Мне все равно теперь. Клубится Енисей,
Звезда Полярная сияет.
И синий блеск возлюбленных очей
Последний ужас застилает.
                19 августа 1939
                Фонтанный Дом
                Ленинград
9
Уже безумие крылом
Души накрыло половину,
И поит огненным вином
И манит в черную долину.
И поняла я, что ему
Должна я уступить победу,
Прислушиваясь к своему
Уже как бы чужому бреду.
И не позволит ничего
Оно мне унести с собою
(Как ни упрашивай его
И как ни докучай мольбою):
Ни сына страшные глаза -
Окаменелое страданье,
Ни день, когда пришла гроза,
Ни час тюремного свиданья,
Ни милую прохладу рук,
Ни лип взволнованные тени,
Ни отдаленный легкий звук -
Слова последних утешений.
                4 мая 1940
                Фонтанный Дом
10
Распятие
                Не рыдай Мене, Мати,
                во гробе сущу.
I
Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: "Почто Меня оставил!"
А матери: "О, не рыдай Мене..."
II
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел. 
                1940 -1943
Эпилог
I
Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводит на щеках,
Как локоны из пепельных и черных
Серебряными делаются вдруг,
Улыбка вянет на губах покорных,
И в сухоньком смешке дрожит испуг.
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною,
И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною ослепшею стеною.
II
Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что, красивой тряхнув головой,
Сказала: "Сюда прихожу, как домой".
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
В канун моего поминального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем - не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов. 
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.

Март, 1940

* * *

 Что войны, что чума? - конец им виден скорый,
Их приговор почти произнесен.
Но кто нас защитит от ужаса, который
Был бегом времени когда-то наречен?

1961

* * *

Хочешь знать, как все это было? -
Три в столовой пробило,
И, прощаясь, держась за перила,
Она словно с трудом говорила:
"Это все... Ах нет, я забыла,
Я люблю вас, я вас любила
Еще тогда!"
- "Да".

1911

Многим

Я - голос ваш, жар вашего дыханья,
Я - отраженье вашего лица.
Напрасных крыл напрасны трепетанья,
Ведь все равно я с вами до конца.
       
Вот отчего вы любите так жадно
Меня в грехе и в немощи моей,
Вот отчего вы дали неоглядно
Мне лучшего из ваших сыновей. 
       
Вот отчего вы даже не спросили
Меня ни слова никогда о нем
И чадными хвалами задымили
Мой навсегда опустошенный дом.
И говорят - нельзя теснее слиться,
Нельзя непоправимее любить...
Как хочет тень от тела отделиться,
Как хочет плоть с душою разлучиться,
Так я хочу теперь - забытой быть.

1922

Учитель

         Памяти Иннокентия Анненского
А тот, кого учителем считаю,
Как тень прошел и тени не оставил,
Весь яд впитал, всю эту одурь выпил,
И славы ждал, и славы не дождался,
Кто был предвестьем,
                 предзнаменованьем,
Всех пожалел, во всех вдохнул
                          томленье -
И задохнулся...

1945

* * *

Древний город словно вымер,
Странен мой приезд.
Над рекой своей Владимир
Поднял черный крест.
Липы шумные и вязы
По садам темны,
Звезд иглистые алмазы
К богу взнесены.
Путь мой жертвенный и славный
Здесь окончу я,
Но со мной лишь ты, мне равный,
Да любовь моя. 

1914, Киев

Защитникам Сталина

Это те, что кричали: "Варраву
Отпусти нам для праздника", те,
Что велели Сократу отраву
Пить в тюремной глухой тесноте.
Им бы этот же вылить напиток
В их невинно клевещущий рот,
Этим милым любителям пыток,
Знатокам в производстве сирот.

* * *

Господь немилостив к жнецам и садоводам.
Звеня, косые падают дожди
И, прежде небо отражавшим, водам
Пестрят широкие плащи.
В подводном царстве и луга и нивы,
А струи вольные поют, поют,
На взбухших ветках лопаются сливы,
И травы легшие гниют.
И сквозь густую водяную сетку
Я вижу милое твое лицо,
Притихший парк, китайскую беседку
И дома круглое крыльцо.

1915

Библейские стихи: Рахиль

            И служил Иаков за Рахиль семь
     лет; и они показались ему за несколько
     дней, потому что он любил ее.
              Книга Бытия
И встретил Иаков в долине Рахиль,
Он ей поклонился, как странник бездомный. 
Стада подымали горячую пыль,
Источник был камнем завален огромным.
Он камень своею рукой отвалил
И чистой водой овец напоил.
Но стало в груди его сердце грустить,
Болеть, как открытая рана,
И он согласился за деву служить
Семь лет пастухом у Лавана.
Рахиль! Для того, кто во власти твоей,
Семь лет - словно семь ослепительных дней.
Но много премудр сребролюбец Лаван,
И жалость ему незнакома.
Он думает: каждый простится обман
Во славу Лаванова дома.
И Лию незрячую твердой рукой
Приводит к Иакову в брачный покой.
Течет над пустыней высокая ночь,
Роняет прохладные росы,
И стонет Лаванова младшая дочь,
Терзая пушистые косы,
Сестру проклинает и Бога хулит,
И Ангелу Смерти явиться велит.
И снится Иакову сладостный час:
Прозрачный источник долины,
Веселые взоры Рахилиных глаз
И голос ее голубиный:
Иаков, не ты ли меня целовал
И черной голубкой своей называл?

25 декабря 1921

В зазеркалье

          O quae beatam, Diva, tenes
          Syprum et Memphin. ..
                                           Hor. *
Красотка очень молода,
Но не из нашего столетья,
Вдвоем нам не бывать - та, третья,
Нас не оставит никогда.
Ты подвигаешь кресло ей,
Я щедро с ней делюсь цветами...
Что делаем - не знаем сами,
Но с каждым мигом нам страшней.
Как вышедшие из тюрьмы,
Мы что-то знаем друг о друге
Ужасное. Мы в адском круге,
А может, это и не мы.
* О богиня, которая владычествует над
счастливым островом Кипром и Мемфисом...
Гораций (лат.).

5 июля 1963, Комарово

Эпиграмма

Могла ли Биче словно Дант творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить...
Но, Боже, как их замолчать заставить!

1958

* * *

Мурка, не ходи, там сыч
На подушке вышит,
Мурка серый, не мурлычь,
Дедушка услышит.
Няня, не горит свеча,
И скребутся мыши.
Я боюсь того сыча,
Для чего он вышит?

1911

* * *

Сразу стало тихо в доме,
Облетел последний мак,
Замерла я в долгой дреме
И встречаю ранний мрак. 
Плотно заперты ворота,
Вечер черен, ветер тих.
Где веселье, где забота,
Где ты, ласковый жених?
Не нашелся тайный перстень,
Прождала я много дней,
Нежной пленницею песня
Умерла в груди моей.

Июль 1917, Слепнево

* * *

Тот город, мной любимый с детства,
В его декабрьской тишине
Моим промотанным наследством
Сегодня показался мне.
Все, что само давалось в руки,
Что было так легко отдать:
Душевный жар, молений звуки
И первой песни благодать -
Все унеслось прозрачным дымом,
Истлело в глубине зеркал...
И вот уж о невозвратимом
Скрипач безносый заиграл.
Но с любопытством иностранки,
Плененной каждой новизной,
Глядела я, как мчатся санки,
И слушала язык родной.
И дикой свежестью и силой
Мне счастье веяло в лицо,
Как будто друг, от века милый,
Всходил со мною на крыльцо.

1929

* * *

Вижу выцветший флаг над таможней
И над городом желтую муть.
Вот уж сердце мое осторожней
Замирает, и больно вздохнуть. 
Стать бы снова приморской девчонкой,
Туфли на босу ногу надеть,
И закладывать косы коронкой,
И взволнованным голосом петь.
Все глядеть бы на смуглые главы
Херсонесского храма с крыльца
И не знать, что от счастья и славы
Безнадежно дряхлеют сердца.

Осень 1913

* * *

В каждых сутках есть такой
Смутный и тревожный час.
Громко говорю с тоской,
Не раскрывши сонных глаз.
И она стучит, как кровь,
Как дыхание тепла,
Как счастливая любовь,
Рассудительна и зла.

1917

Гость

Все как раньше: в окна столовой
Бьется мелкий метельный снег,
И сама я не стала новой,
А ко мне приходил человек.
Я спросила: "Чего ты хочешь?"
Он сказал: "Быть с тобой в аду".
Я смеялась: "Ах, напророчишь
Нам обоим, пожалуй, беду".
Но, поднявши руку сухую,
Он слегка потрогал цветы:
"Расскажи, как тебя целуют,
Расскажи, как целуешь ты".
И глаза, глядевшие тускло,
Не сводил с моего кольца.
Ни один не двинулся мускул
Просветленно-злого лица. 
О, я знаю: его отрада -
Напряженно и страстно знать,
Что ему ничего не надо,
Что мне не в чем ему отказать.

1 января 1914

* * *

Все отнято: и сила, и любовь.
В немилый город брошенное тело
Не радо солнцу. Чувствую, что кровь
Во мне уже совсем похолодела.
Веселой Музы нрав не узнаю:
Она глядит и слова не проронит,
А голову в веночке темном клонит,
Изнеможенная, на грудь мою.
И только совесть с каждым днем страшней
Беснуется: великой хочет дани.
Закрыв лицо, я отвечала ей...
Но больше нет ни слез, ни оправданий.

1916, Севастополь

* * *

                  Наталии Рыковой
Всё расхищено, предано, продано,
Черной смерти мелькало крыло,
Все голодной тоскою изглодано,
Отчего же нам стало светло?
Днем дыханьями веет вишневыми
Небывалый под городом лес,
Ночью блещет созвездьями новыми
Глубь прозрачных июльских небес,-
И так близко подходит чудесное
К развалившимся грязным домам. ..
Никому, никому неизвестное,
Но от века желанное нам.

Июнь 1921

* * *

Я спросила у кукушки,
Сколько лет я проживу...
Сосен дрогнули верхушки.
Желтый луч упал в траву.
Но ни звука в чаще свежей...
Я иду домой,
И прохладный ветер нежит
Лоб горячий мой.

1 июня 1919, Царское Село

Летний сад

К к розам хочу, в тот единственный сад,
Где лучшая в мире стоит из оград,
Где статуи помнят меня молодой,
А я их под невскою помню водой.
В душистой тени между царственных лип
Мне мачт корабельных мерещится скрип.
А лебедь, как прежде, плывет сквозь века,
Любуясь красой своего двойника.
И замертво спят сотни тысяч шагов
Врагов и друзей, друзей и врагов.
А шествию теней не видно конца
От вазы гранитной до двери дворца.
Там шепчутся белые ночи мои
О чьей-то высокой и тайной любви.
И все перламутром и яшмой горит,
Но света источник таинственно скрыт.

9 июля 1959, Ленинград1 июня 1919, Царское Село

А Ахматова стих «Памяти Вали» 😢 из военной тематики, текст и анализ

Стихи Анны Ахматовой, Анализ Дмитрия Кубракова

 

Текст (2 части)

1

Щели в саду вырыты,
Не горят огни.
Питерские сироты,
Детоньки мои!
Под землей не дышится,
Боль сверлит висок,
Сквозь бомбежку слышится
Детский голосок.

2

Постучи кулачком — я открою.
Я тебе открывала всегда.
Я теперь за высокой горою,
За пустыней, за ветром и зноем,
Но тебя не предам никогда…
Твоего я не слышала стона.
Хлеба ты у меня не просил.
Принеси же мне ветку клена
Или просто травинок зеленых,
Как ты прошлой весной приносил.
Принеси же мне горсточку чистой,
Нашей невской студеной воды,
И с головки твоей золотистой
Я кровавые смою следы.

---

Находясь в эвакуации в Ташкенте, Анна Ахматова сердцем вместе с блокадными ленинградцами, ведь этот город для неё ближе вытянутой руки, даже под палящим узбекским солнцем. Находит отражение переживание за Питер, и его осаждённых жителей, и в стихах поэтессы.

😢 Стихотворение «Памяти Вали» написано в 1942 году и вышло в сборнике «Родной Ленинград» под оригинальным названием «Памяти мальчика, погибшего при бомбежке Ленинграда».

История стихотворения

До войны Ахматова жила на Фонтанном в одном доме со Смирновыми, у которых были дети – два мальчика Вова и Валя (Валентин). Последний и умер от голода во время блокады Ленинграда фашистами, ему и посвящено стихотворение.

Ахматова в этом стихе пытается показать особую уязвимость детей во время войн и вооруженных конфликтов, перед лицом которых они особенно беззащитны.

Перенося мысль в наше время, дети и сегодня становятся заложниками власти, только раньше угрозу им создавал фашизм, а сейчас собственный президент, который готов платить дорого за мифический русский мир, в том числе и жизнями детей.

Разбор текста

Стих «Памяти Вали» состоит из двух частей – в первой показан трагизм детей в блокадном городе, где они вынуждены прятаться по щелям (специальный окоп, в который прячутся при бомбежке). Во второй части произведения Ахматова обращается непосредственно к умершему ребенку, как бы извиняясь перед ним за собственное бессилие.

Постучи кулачком — я открою.
Я тебе открывала всегда.

😢 Героиня обращается к мальчику, объясняя ему, что она сейчас далеко хотя сердце её рядом, сердце не предаст никогда. Она просит мальчика Валю принести ей, как прошлой весной, зеленых травинок или студеной невской воды, которой она с заботой матери обмоет от крови его головку (.

И с головки твоей золотистой
Я кровавые смою следы.

Вот так вот… умирая простой русский мальчик думал не об игре Word Of The Tanks, а о куске хлеба, который был в блокадном Ленинграде синонимом жизни. Подумайте…

Анализ троп и рифмовки

☝ Стихотворение состоит из двух частей, первая имеет классическую перекрестную рифмовку (вырыты – огни – сироты – мои), во второй части рифмовка сложная комбинированная (A – C, С – D, B – E или открою – горою, горою – зноем, всегда – никогда).

✔ Инверсии – «щели в саду вырыты», «хлеба ты у меня не просил».

✔ Метафора – «Я теперь за высокой горою».

✔ Эпитеты:

1. Питерские сироты.
2. Детский голосок.
3. Высокая гора.
4. Травинки зеленые.
5. Студеная вода.
6. Золотистая головка.

Стихотворение показывает незащищенность детей перед лицом войны и двойную ответственность тех, кто её развязывает в угоду своим царским желаниям завоевателя.

☝ Рекомендуем также стих Ахматовой «Мужество», который также посвящен военной тематике и тоже написан в Ташкенте в 1942 году.

---

Читает С Панёвкина (лицей №6)

1942 год.

---

 

---

 

ТОП русской поэзии

• 💔 Анна Ахматова
• 🍷 Александр Блок
• 👀 Борис Пастернак
• ☝ Владимир Маяковский
• ✨ Зинаида Гиппиус
• ✔ Иосиф Бродский
• 🩸 Николай Гумилёв
• 💕 Николай Заболоцкий
• 😢 Марина Цветаева
• 🩸 Осип Мандельштам
• 💕 Сергей Есенин
• 🍂 Иван Бунин
• 📝 Федор Тютчев
• ✨ Игорь Северянин
• 👼 Константин Бальмонт
• 💕 Афанасий Фет

 

Возьми своего поэта на работу: Анна Ахматова

Одно дело начинать каждый день со стихотворения. Но совсем другое, чтобы начать свой день с поэта. Приближается один из наших любимых дней в году, когда мы призываем людей со всего мира взять на работу своего любимого поэта.

День «Возьми своего поэта на работу» приближается 15 июля 2015 г.

Чтобы помочь вам играть и праздновать вместе с нами, мы каждую неделю выпускаем поэтов в компактном удобном формате, который можно положить в карман, на пояс для инструментов или в коробку для завтрака. . Мы начали наше празднование два года назад с Сарой Тисдейл, Пабло Нерудой, Т. С. Элиотом, Руми, Эдгаром Алланом По и затворницей Эмили Дикинсон (для людей, которые работают дома). Мы даже выпустили полную коллекцию «Мастера хайку: Мацуо Басё, Йоса Бусон и Кобаяси Исса». А в прошлом году к нам добавились Лэнгстон Хьюз, Эдриенн Рич, Джон Китс, Уильям Батлер Йейтс, Кристина Россетти и любимая американская поэтесса 20-го века Сильвия Плат.

Поскольку в коробке для завтрака (или в ящике стола) никогда не бывает слишком много поэтов, в этом году мы выпускаем новую коллекцию поэтов, в которую входят бард из Avon Уильям Шекспир, любимая поэтесса Майя Энджелоу и культовая американская поэтесса. Роберт Фрост. Сегодня мы приветствуем Анну Ахматову  в сборник поэтов ко Дню «Возьми своего поэта на работу».

Возьми своего поэта на работу: Анна Ахматова

Получите собственную загружаемую версию книги «День возьмите своего поэта на работу» для печати «Анна Ахматова», которую вы сможете распечатать, раскрасить и вырезать для важного дня.

Русская поэтесса-модернистка Анна Ахматова родилась в 1889 году на территории современной Украины в семье с аристократическими корнями. Она начала писать стихи в возрасте 11 лет, а позже поступила в юридическую школу. Урожденная Анна Горенко, она взяла псевдоним своей бабушки Ахматовой, чтобы отдалить семью от работы.

Ее первый сборник, Вечер ( Вечер ), вышел в 1912 году и сразу же имел успех. Хотя творчество Ахматовой было довольно популярным, она столкнулась с цензурой сталинских властей. С первым мужем, Николаем Гумилевым, развелась в 1918. Позже он был казнен за участие в антибольшевистском заговоре. Ахматова снова выйдет замуж; ее третий муж умирает в трудовом лагере. Ее сын Лев также некоторое время находился в заключении.

Со своей стороны, Ахматова решила остаться в России и стать свидетельницей зверств через свои стихи, которые в свое время были запрещены. Позже ей разрешили опубликовать свои стихи, но вскоре после этого их снова закрыли. Ахматова считается одним из самых знаменитых поэтов Серебряного века. Она умерла в 1966.

Муза

Все, что я есть, висит сегодня на волоске
, пока я жду ту, которой никто не может приказать.
Все, чем я дорожу больше всего — молодость, свобода, слава —
меркнет перед той, кто несет плод в руке.

И смотри! она приходит . . . она откидывает вуаль,
глядя на меня сверху вниз, безмятежная и безжалостная.
— Ты тот, — спрашиваю, — кого Данте слышал,
диктует строки своего Инферно? » Она отвечает: «Да».

—Анна Ахматова

Узнайте больше о том, чтобы взять свой поэт к рабочим дню и наши избранные поэты

Откройте для себя больше поэтов и стихов

Исследуйте больше Анны Ахматова

Post и Illustrations LW Lindquist.

_____________________________

 

Берите поэта на работу каждое утро буднего дня с подпиской на «Стихи на каждый день» — самый красивый и удобный способ читать по стихотворению в день

КУПИТЕ СТИХИ НА ГОД КАЖДОГО ДНЯ, ВСЕГО 5,99 $

 

• Автор
• Последние сообщения

Уилл Уиллингэм

3

3

3

3

3

3

3

; Старший редактор, дизайнер и иллюстратор в Tweetspeak Poetry

Раньше я работал специалистом по урегулированию убытков, помогая людям и страховым компаниям понять смысл убытков. Теперь я учу других людей с лестницами и рулетками идти и делать то же самое. Иногда, когда я не карабкаюсь по небольшим зданиям и не вычисляю числа голыми руками, я читаю Китса вверх ногами. Мой первый роман — «Коррекция».

Последние сообщения Уилла Уиллингема (посмотреть все)

Страница любителей поэзии — Анна Ахматова: Реквием

Вы здесь: Главная » Русские поэты » Анна Ахматова » Реквием

Поделиться
|

АННА АХМАТОВА: Реквием

1935-1940

 Не под защитой чужого неба
 Или спасительные крылья чужого рождения –
 Я был тогда там – со всем моим народом –
 Туда, где мой народ, увы! был.
  1961 
 ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
 В страшные дни ежовщины я провел семнадцать месяцев во внешней очереди тюремных посетителей в Ленинграде. Однажды меня там «опознали». Потом женщина, стоявшая позади меня в очереди, которая, конечно, никогда не слышала моего имени, очнулась от оцепенения, характерного для всех нас там, и спросила меня, шепча мне на ухо (там все говорили только шепотом): :
 — А это ты можешь описать?
 И я ответил:
 "Да, я могу. "
 Потом слабое подобие улыбки скользнуло по тому, что когда-то было ее лицом.
  1 апреля 1957 г.; Ленинград 
 ПРЕДАННОСТЬ
 Высокие скалы склоняются перед этим горем,
 Великая река не течет вперед,
 Но крепки - замки тюремные, каменные,
 А за ними – кельи, темные и низкие,
 И смертоносная сосна раскинулась.
 Для кого-то где-то дует свежий ветер,
 Для кого-то где-то просыпается заря —
 Мы не знаем, мы здесь всегда одинаковы,
 Мы лишь слышим шквал ключа, угрюмый,
 И тяжелый шаг часового один;
 Встал рано, как к обедне к Пасхе,
 Прошел пустую столицу вдоль
 Чтобы создать толпу полумертвых людей.
 Солнце село, Нева завела господина,
 Но наша надежда пела вдали свою песню.
 Есть приговор... Моментально слезы текут...
 Теперь отделены, отрезаны от нас,
 Как будто сердце вырвали и бросили
 Или столкнули ее на уличный камень –
 Но она идет… Катится… Сразу одна.
 Где теперь друзья невольные те,
 Те друзья моих двух лет, скотина?
 Что видят в сибирских снегах,
 В кругу луны выставлены?
 Им я посылаю свой прощальный привет.
 ПРОЛОГ
 В это время только мертвый мог наполовину справиться
 Слабая улыбка – при умиротворенном состоянии радости.
 И, как какой-то тяжелый, ненужный придаток,
 Посреди его тюрем качался серый Ленинград.
 И, обезумев от череды пыток,
 Шла армия обреченных,
 Пропели двигатели последнюю разлуку
 Своими свистками сквозь дымящийся мрак,
 И смертоносные звезды нависли над нашими головами.
 И наша Россия корчилась под сапогами –
 Кровью невинных полных покрытых –
 И колеса на черных маршрутах Черных Марий.
 1
 Тебя увезли на мягкости рассвета.
 Я сопровождал тебя, как мое мертворожденное дитя,
 Дети плакали в полусерой темноте комнаты,
 И лампада у иконы погасла.
 На губах твоих холодный поцелуй иконы
 На лбу — холодная сладость… Не забудь!
 Как жена старого повстанца
 На Красной площади я буду плакать без конца.
 2
 Тихий Дон несет тихий поток,
 Полумесяц входит в хижину.
 Он входит с шапкой на голове,
 Он видит женщину как тень.
 Эта женщина абсолютно больна,
 Эта женщина абсолютно одинока.
 Ее мужчина мертв, сын – в тюрьме,
 О, помолитесь за меня – бедную женщину!
 3
 Нет, это не я, это кто-то страдает -
 Я никогда не был в состоянии терпеть такую ​​боль.
 Пусть все, что было, будет черной тканью закутано,
 И пусть фонари потухнут... и царствуют
 просто Ночь.
 4
 Вы бы видели, девушка с какой-то насмешливой манерой,
 Из всех твоих друзей самый любимый питомец,
 Вся Царская Деревня грешная, самая веселая —
 Что должно быть потом в твои годы послано.
 Как с посылкой, Крестами, вот,
 Вы стоите в очереди с брендом «Трехсотый»
 И, твоей горячей от горечи слезой,
 Прожигай лед Нового года, ужас.
 Тюремный тополь склоняет чело,
 Не слышно ни звука – Но сколько там,
 Невиновные сейчас гибнут…
5
 Я плакал семнадцать долгих месяцев,
 Я позвал тебя домой,
 Я пал в ноги палачам — не раз,
 Мое чрево и ад, откуда ты родом.
 Всё смешалось на все времена,
 И теперь я не могу определить
 Кто зверь или человек, наконец,
 И когда они убьют моего сына.
 Остались только цветы под пылью,
 Шквал кадильницы, следы, отливки
 В пустой рынок…
 И смотрит прямо в мои красные глаза
 И нити со смертью, которая приближается быстро,
 Огромная пылающая звезда.
 6
 Светлые недели здесь летят быстрее,
 Что случилось, я не знаю,
 Как в твою темницу, камень,
 Заглянули ли белые ночи, сын мой, родной?
 Как они смотрят на тебя, иначе,
 С их горячим глазом сокола,
 Говорите о высоком кресте, вы держитесь,
 Медленно приближающейся смерти?
 7
 ПРИГОВОР
 Слово, как тяжелый камень,
 Упал на мою еще живую грудь.
 Я был готов. Я не стонал.
 Я постараюсь сделать все возможное.
 У меня много дел для себя:
 Чтобы забыть эту бесконечную боль,
 Заставь эту душу стать камнем,
 Заставь эту плоть снова жить.
 Лишь бы не… Шорох лета
 Пиры за моим окном продают.
 Задолго до того, как я увидел во сне
 Этот ясный день и пустая клетка.
 8
 ДО СМЕРТИ
 Ты все равно придешь — почему бы и не сейчас?
 Я жду тебя – мое напряжение наивысшее.
 Я погасил свет и оставил открытой дверь
 Для тебя, такой простой и такой чудесной.
 Пожалуйста, просто возьмите любой прицел, который вы предпочитаете иметь:
 Вонзаются – в маскировку орудийных снарядов,
 Или пролезть с ножом, как опытный плут,
 Или отравить меня курящим сыпным тифом,
 Или процитируй сказку, выросшую в твоей памяти
 И известное каждому человеку до болезни,
 В котором я увижу, наконец, синеву верхушек шляп,
 А домоуправитель «по-прежнему бесстрашный».
 Для меня это одно и тоже. Холодный Енисей лежит
 В густом тумане Северная звезда — в блеске,
 И голубой блеск любимых глаз
 Покрыта последним страхом-мраком.
 9Уже безумие своим крылом,
 Охватывает половину моего сердца, беспокойного,
 Напоил меня пламенным вином
 И тянет в юдоль черноты.
 Я понимаю, что только к этому
 Моя победа должна быть отдана,
 Услышав бред моего припадка,
 Теперь подходит к жизни незнакомца.
 И ничего из моего прошлого
 Это позволит мне взять с собой отсюда
 (Независимо от того, в какие мольбы я вкладывал
 Или как часто они появляются):
 Не страшны глаза моего дорогого сына –
 Бесконечное страдание и терпение –
 Не тот черный день, когда грянул гром,
 Не тот тюремный час посещения,
 Не та сладкая прохлада его рук,
 Не тот липовый оттенок в волнении,
 Не тот светлый звук из дальних стран –
 Слова последнего утешения.
 10
 РАСПЯТИЕ
  Не плачь обо мне, Мать,
 увидеть меня в могиле. 
 я
 Ангельский хор прославил великий час,
 И небеса расплавились в огненном бреду.
 Он сказал Богу: «Почему Ты оставил меня, Отец?»
 А своей Матери: «Не плачь над моей могилой…»
 II
 Магдалина корчилась и рыдала в муках,
 Лучший ученик превратился в камень,
 Но никто не посмел – даже на мгновение –
 Увидеть Мать, молчаливую и одинокую.
 ЭПИЛОГ
 я
 Я умею, как сразу сжимаются лица,
 Как страх выглядывает из-под век,
 Как страдания создают страницы Священных Писаний
 На бледных щеках царит жестокая его середина,
 Как сияющий ворон или прекрасное колечко
 Сразу покроется серебряной пылью,
 И на губах вянет улыбка, послушная,
 И смертельный страх в сухом хохоте шелестит.
 И не только за себя молю Господа,
 Но для них всех, кто стоял в той очереди, тяжелее всего,
 В летнюю жару и в зимнюю стужу,
 Под стеной, такой красный и такой незрячий.
 II
 Снова поминальный час близок,
 Теперь я вижу тебя, чувствую тебя и слышу:
 И ее, которую в припадке на воздух вывели,
 И ее – которая больше не касается земли ногами.
 А она, встряхнув прекрасной головою,
 Она говорит: «Я прихожу сюда, как в свою усадьбу».
 Я желаю, чтобы их всех называли своими именами;
 Но как я могу это сделать? У меня нет рулона.
 Широкое общее покрывало, которое я соткал для их жребия —
 >От многих слов, что от них я уловил.
 Эти слова я буду помнить, пока жив,
 Я не забуду их ни в новом благоговении, ни в печали.
 И если заткнут мои многострадальные уста –
 Сквозь которую всегда кричат ​​наши народные мессы –
 Пусть молятся за меня, как за них я молился,
 До дня моей памяти тихо и грустно.
 И если однажды, когда бы то ни было в моей родной стране,
 Подумают поставить мне памятник,
 Я даю разрешение на такой хороший пир,
 Но с одним условием – они должны его разместить.
 Не у моря, где я когда-то родился —
 Все мои теплые связи с ним оборвались,
 Не в царском саду у того пня, блаженного,
 Где меня ищет заунывная тень,
 Но здесь, где я простоял триста долгих часов
 И где не была открыта для меня трудная дверь.
 Поскольку еще в благословенной смерти я не должен забывать
 Оглушительный рев черной полосы Черных Марий,
 Мне не забыть, как хлопала та ненавистная дверь,
 И завыла старуха, как зверь, перед ней.
И пусть из бронзы и неподвижных век,
 Словно тающий снег течет по слезам,
 И пусть тюремный голубь воркует где-то вдалеке
 И пусть по Неве плывут немые корабли.