Варлаам опровергал тысячелетнюю практику молитвенных состояний монашества, назвав их фантазиями. Между человеком и присущим ему чувством Божественного присутствия возводилась стена из основанных на разуме конструкций. Живой опыт веры подвергся скептическому анализу, практика молитвенных и таинственных созерцаний Божественного света представлялась в виде описания различных человеческих ощущений. Способность души проникаться Божественной любовью уходила в прошлое, во времена апостолов и великих боговидцев, или в неопределенное будущее, в настоящем же истина сосредоточивалась в человеке, в науке и знании, созданных его разумом. В гуманистическом пафосе этих взглядов просматривалось уничижительное отношение к человеку, которому было отказано в способности к богообщению. Святитель Григорий Палама исходил из того, что «человек в большей степени, чем ангел, наделен образом Божиим»[153]. Сущность Бога непостижима, но Его действия, Его энергии проницают этот мир своим несотворенным светом (или в образе света). Представление о них заключено не в понятиях рационалистического знания, а дано в достоверности опыта, в откровении, в общении с Богом на пути исполнения Его заповедей, восстанавливающих в человеке образ Божий, в совершенном безмолвии чувств и помыслов, в непрерывной молитве и очищении души, в «умном делании». Истина дана не в разуме, а в порыве верующего сердца. Бог открыт человеку в созерцании нетварного света. Видеть этот свет, видеть Бога - цель и смысл человеческого существования, поэтому век таинственных созерцаний не закончился, а продолжается в тех, кто их достоин. Знание мертво, оно бесполезно в богопознании, в постижении высшей сущности бытия.